Проснувшись рано утром, Клементия начала названивать «комиссару Мэгре», чтобы объяснить ему, во-первых: причину своего вчерашнего отсутствия, а во-вторых: проинформировать его насчет испугавшего ее телефонного звонка и тех двоих. То, что она поступила правильно, – уклонившись от разговора со звонившим, – Клементия не сомневалась. Впрочем, она никогда не сомневалась в своих поступках. Не дозвонившись до «комиссара» она со спокойной совестью позавтракала и неторопливо стала собираться на работу.

В метро она конечно же раскрыла недочитанную книгу.

ПОНЕДЕЛЬНИК

Сегодня неожиданно он проявляет ко мне– несвойственное ему – подобие участия.

– Ты устала. Тебе надо отдохнуть. Посмотри как ты измождена. Брось все дела и уезжай куда-нибудь хотя бы на неделю.

Но во всем я слышу подвох:

– Ты не молодеешь.

Но я не так уж и права, потому что он дает мне кассету и просит послушать ее. Я тороплюсь домой и, не раздеваясь, ставлю кассету. Его голос говорит мне:

– Если тебе будет плохо, у тебя появится хоть тень испорченного из-за меня настроения, послушай эту кассету. Послушай и успокойся. Посмотри в окно. Ты видишь дом, что напротив? Я – такой же дом. Я буду стоять так до конца твоих дней. Знаешь ли, что такая женщина как ты – явление. Ты воплотила в себе лучшие качества женщины. Ни одна женщина не сделала для меня столько, сколько сделала ты.

Я плачу. Я верю ему сейчас, как не верила ему вчера.

Но во вторник он опять несправедлив – как всегда. А потом он вообще меня выгнал.

– Уходи. Пиши заявление. Ты мне не нужна. Ты сама плохо работаешь и мне мешаешь. На работе не должно быть каких-либо чувств.

Я молча пошла к выходу. Свое решение он мотивировал так: ему, видишь ли, показалось, что я приревновала его. Хотя, он не мог этого знать – мы никогда не говорили на эту тему. А он еще и крикнул мне вслед:

– Хочешь, я добью тебе вконец? Я женюсь на ней!

Пока я сидела за своим столом и обдумывала текст заявления, он подошел ко мне и молча забрал мое заявление.

– Ну что же ты с собой делаешь? Ты же сгораешь. Ты мой единственный друг, я в этом убеждался много раз. Я доверяю тебе и только тебе. Женщины меня интересуют только очень короткое время… Ты же будешь моим другом до конца дней. Я не представляю свою жизнь без тебя. И я не собираюсь терять тебя ни сейчас, ни после.

В тот момент мне не хотелось его ни видеть, ни тем более слышать. А он продолжал:

– Ты понимаешь, я – сволочь. Тебе нужно раз в неделю бить меня по морде. Может быть, я и стану лучше. Но ударить меня ты не можешь, ты на это не способна – слишком порядочна и мягка.

Да, он сказал правду – нельзя быть доброй, иначе об тебя начинают вытирать ноги. И я кинула взгляд в зеркало – на моей спине уже видны следы грязных ног…

Наши отношения непредсказуемы – они развиваются по синусоиде – вверх, вниз. Хуже, лучше. И никакого покоя.

* * *

Потом он купил автомобиль и я стала учить его водить. Сама же я водила все еще неважно и сказала ему об этом. Но он становился грубым и жестоким, если ему что-то было нужно, от кого бы то ни было. Меня он заставлял ездить с ним и в гололед, и при сильном снегопаде. Мне было страшно на льду, когда машину заносило, но он был всегда неумолим. В результате – я стала неплохо ездить. А он? Он слишком был нетерпелив и часто оказывался в сложной дорожной ситуации, кроме этого он оказывается путал правую и левую руку и если я – еще во время обучения – говорила ему «перестройся в левый ряд», то он мог вдруг панически закричать: «куда перестраиваться – слева лишь обочина дороги!». Меня это смешило, а его ужасно злило.

Наши отношения становились все более ненормальными – он старался использовать меня и мое умение все делать самостоятельно, а сам в результате становился все более зависимым от меня. И его это, между тем, ужасно злило.

Он был белоручкой. Ничего сам не умел. Он – теоретик, а я – практик. Правда, сам он говорил по-другому: он – стратег, а я – тактик. Я же все делала своими руками, обладала интуицией и всегда чувствовала, как нужно поступать в том или ином случае. Он же такими знаниями не обладал, а собирал немыслимые картотеки, чтобы потом использовать чужой опыт на практике. И меня он заставлял собирать всякие вырезки, которые я никогда не использовала, а задвигала в дальний угол стола. Узнав о моем методе работы и о том факте, что я его не следую его советам, он сначала разозлился, а потом сказал:

– Есть два метода написания научной статьи. Первый – это владение материалом. В этом случае ученый обкладывается книгами, справочной литературой, научными статьями и начинает анализировать чужой материал, чтобы написать свою собственную статью на основе чужого опыта.

– А второй? – С некоторой иронией, сама не зная для чего, спросила я, зная ответ.

– Второй – это владение темой. В этом случае ученый садится за чистый стол с единственным листом бумаги и пишет статью, основываясь на своем опыте владения темой.

– И какой же из них лучше?

– Какой лучше? – Повторил он за мной. – Конечно же – владение темой. Это подразумевает наличие таланта.

– И что же ты скажешь о моем методе?

– Ты владеешь темой. – Он похлопал меня по плечу. – Однако, это неженственно. – Тут же жестко добавил он, его взгляд стал холоден и он потерял ко мне всякий интерес.

Вот сволочь, – вслух произнесла Клементия, имея ввиду этого самого В. из женского романа, лежащего на столе, – и пошла варить себе кофе.

* * *

Клементия весь этот день просидела в ожидании «комиссара», но он не только не пришел, но даже не позвонил. Она постаралась вести себя так тихо, чтобы каким-нибудь звуком не обнаружить свое присутствие в агентстве – не включала приемник, телевизор. Даже кофе больше не пила, чтобы в коридоре ненароком не услыхали ее бряканья ложки о чашку. Она ожидала прихода «комиссара», чтобы он расставил все точки над i, тем самым успокоив ее. Еще раз пожалев, что он не застал ее в понедельник и теперь думает, что она вообще не ходит на работу, Клементия засобиралась домой. Но тут случилось еще одно небольшое недоразумение – пришел фининспектор. И хоть он пробыл в агентстве всего ничего, но успел задать Клементии столько вопросов, что она растерялась. Отвечала она совершенно невпопад и уже после первого ответа фининспектору загрустила, подумав, что, вероятнее всего, сболтнула лишнее, подпортив финансовую картину «комиссару», ведь неизвестно, какие налоги платит он, а какие – только имеет в виду. Когда же фининспектор ушел, то Клементия, к своему удивлению, обнаружила пропажу коробочки с дискетами, которая стояла на полочке, чуть выше компьютера. Сначала она подумала, что просто переставила ее сама в другое место, но когда обшарила все возможные места, то поняла – взял фининспектор. Клементии даже стало смешно – мелкий воришка, так строго и назидательно говорил об уплате налогов, а сам… Наверно подумал, что это новые дискеты, хотя коробочка прозрачная и видно, что на наклейках дискетных – надписи. Кстати, на первой же дискете Клементия сама написала красным фломастером – АННА. Эту дискету принес из дома сам «комиссар», после того, как внес в свой компьютер некоторые сведения об этой Анне, когда только познакомился с нею. Там совсем немного, так, какие-то мотивы, предположения, в общем, мало ценного и информативного. Но все-таки неприятно, что Клементия, такая ворона, расставила все на виду, вот этот жлоб и позарился на чужое – десять дискет. Или пять в этой коробке было? Ну, все равно жалко, хоть и пять… у комиссара, деньги нелишние, пожалела она своего начальника и надела плащ.