Оставшийся вечер Клементия провела у телефона – рассказывала подруге Лильке о том, что случилось в агентстве. Они обе решили, что это обычное хулиганство, ну кому нужен в наши дни частный сыщик со всеми его делами, если вместо сыска он занимается обучением охранников. Такое заключение сделала мудрая подруга Лиля.

– Кстати, Клементия, а почему твой «комиссар» не учит тебе взрывать, стрелять? Может у него самого и пушки нет?

– Может, и нет пушки, – ответила любопытной подруге Клементия, – он всех убивает свои интеллектом.

– То-то я и смотрю вокруг столько убитых валяется, – съязвила подруга, – шагу ступить некуда. Сегодня иду через парк, а там – под кустом – лежит такой убитый. Только потом я видела, как того убитого разбудил участковый и погрузил его в воронок. Оживлять его повезли – убитого, в вытрезвитель. Так что твой комиссар его наверняка только ранил. Хотя, мне кажется, вытрезвителей сейчас нет, а повез он этого раненого бойца с одной целью – подбросить на соседний участок.

– Грубая ты девушка, Лиля.

– Нет, я реалист. Только я тебе вот что скажу, Клементия, бросай ты заниматься глупостями. Тоже мне, стоящее дело – сыск, ты бы лучше в ларек села и то выгодней было бы. Ты хоть знаешь, сколько он тебе платить собирается? А цену продуктов ты знаешь?

– Разве в деньгах счастье? – Укорила подругу странная девушка Клементия, которую интересовало в этой жизни все, а не только деньги.

– А в чем же, если не в них.

– Мы с тобой говорим на разных языках, Лилия. – Со вздохом обронила Клементия. – Потому что хоть мы учились и не в одном классе, но зато в одной школе, а вот учителя у нас были разные.

– У нас с тобой и родители разные. – Ответствовала разобиженная подруга Лилька и бросила трубку.

Ссорились подруги вот так по два-три раза на неделю. Лилька – человек практичный и суровый, называла себя мрачным реалистом, а Клементию, как особу совершенно непрактичную, эта же Лилька называла, к слову сказать, курицей. Клементию это совсем не обижало – обижало другое, как может лучшая подруга осуждать ее выбор относительно работы. Ведь она с детства мечтала быть частным детективом. И как она упрашивала своего отца – майора милиции – организовать вместе с ней частное детективное агентство, как ведь упрашивала. Глядишь, и был бы жив ее отец, если бы ушел вовремя из своего Угро. Поэтому, когда Лилька задевала святое, кроткая девушка Клементия становилась очень жесткой. И тоже бросала трубку. До следующего дня.

И она решила поскорее дочитать книжку, которую дала ей эта недалекая Лилька.

ПОНЕДЕЛЬНИК

А что же было потом?

Он летал как на крыльях. Еще бы, ведь к нему в дом пришла молодая цветущая женщина – легкая и воздушная блондинка. Она только что закончила институт и бросила мужа-студента, чтобы выйти замуж за член-кора – она была на двадцать лет моложе его. Что двигало ею? Может быть, любовь. И я верила, что это так и есть на самом деле. Большая разница в возрасте? Ну и что? Богатый мужчина не бывает старым. Правда, выглядел он прекрасно – гладкое холеное лицо и никаких признаков старения, да и что это за возраст для мужчины?…

Кстати, мне так и не пришлось ее увидеть. Я даже не знала кто она – знала о ней только по немногочисленным слухам, которые он, непонятно почему, всячески пресекал…. Однако меня все это уже не очень интересовало – была я как застывшая от льда река – никаких эмоций. По крайней мере, на виду у всех…

Сидела я в тот период в отдельной маленькой комнатке – в дальнем крыле – вдали от всех. И меня это устраивало, потому что у меня была уйма свободного времени и мне не хотелось, чтобы это как-то обнаружилось. Времени было много потому, что то дело, ради которого он упросил остаться, было выполнено мною за короткий срок, однако я не торопилась сообщать об этом и делала вид, что по-прежнему работаю над этими документами.

В этой комнате я поставила свой стол за шкаф, чтобы входящий не видел, чем я тут занимаюсь. Я же – оформляла свою книгу. Она не получилась большой: во-первых, мне некогда было дописывать ее до солидного объема – я очень торопилась, ведь дома у меня – ни компьютера, ни пишущей машинки; во-вторых, и это самое важное – я потеряла интерес к людям из ученого мира. Они перестали казаться мне недоступными и сколько-нибудь значительными.

Я сидела за столом, перелистывая рукопись и передо мной мелькали лица моих коллег, друзей, недругов и откровенных врагов… прошедшие дни, недели, месяцы…

И все это было связано с институтом и, разумеется, с самим В. Книга об особых людях – ученых. Честолюбцах, интриганах, завистниках… Впрочем, достойные в ней тоже были.

Я не могла написать эту книгу – так когда-то говорил мне В., но я написала ее… Вернее, дописала. И это несмотря на то, что когда-то В. забрал у меня ее. Я села за компьютер и стала набирать титульный лист. Чуть помедлив, я набрала свое имя и распечатала лист на принтере. Взяв этот лист, я положила его перед собой. В этот момент я подняла голову – надо мной высилась фигура В. и я не заметила как он вошел.

– Почему нет моего имени? – Он берет со стола титульный лист. – Я не согласен. – Жестко бросает он и взгляд его цепенеет. – Идея книги – моя, значит и автором должен быть я.

Потом он долго и назидательно говорит. Он говорит о нашей разнице в образовании, в происхождении…

– Ты наверно забыла, кто я и кто ты? Ты не помнишь, что кроме своего провинциального образования, ты не имеешь ничего за душой. И ты наверно забыла, что ты фактически создана мною?

Мне все это кажется смешным и нелепым.

– А вы не перепутали? – С издевкой в голосе произношу я, сразу переходя с ним на «вы». – Вы действительно так считаете? – Мне кажется, что он тотчас же засмеется и все обратит в шутку. Но он не смеется.

– Нет. Не перепутал. Я – автор. И тебя, и этой книги. Ты писала это по моей рекомендации, все это время тебе платили из кассы института, то есть, твоя работа оплачивалась мною, моими средствами, которые я привлек благодаря своему имени. Кроме того, без меня ты не написала бы и строчки.

– Но ведь написала же! И без вас! – Чеканю слова я. – Вы забыли об этой книге. Да, вы подали мне идею, но не написали после этого ни единой страницы. Ни единой. К тому же, писала я, в основном, дома.

– Это не имеет никакого значения, идея – это 90 процентов, а все остальное – лишь 10. Вы сделали всего навсего работу лаборантки, или как там ваша должность… кажется, ассистентка? И это все равно, что секретарша. А секретарша не умеет писать книги. Даже если она образована и очень умна. – Он тоже перешел в разговоре на «вы» и это всегда значило – он выставил барьер между нами.

Мне все это кажется каким-то дешевым спектаклем и я глупо улыбаюсь в ответ на его слова. А он между тем совершенно серьезно продолжает:

– Запомни, ты не сможешь напечатать эту книгу – ты никто. Это я – член-корреспондент. Передо мной открыты все издательства, а кто ты? – Опять переходит он на «ты», потому что не контролирует себя.

И тут я сделала первую ошибку.

– Вы ошибаетесь, у меня уже есть договор с издательством. – И я называю одно – очень известное – и достаю договор из своего стола. Колючим и недобрым взглядом он смотрит сначала на меня, потом на этот договор. Читает, а после этого мрачнеет еще больше.

– Тираж пятьдесят тысяч? И чем же ты смогла их так очаровать, что они подписались на такой большой тираж? – И он недвумысленно окидывает меня с головы до ног. И тут он делает то, что я никак не ожидаю – он рвет договор.

– Вот у тебя и нет никакого договора, а завтра я еду в это издательство и аннулирую и тот – второй экземпляр.

Мы сссоримся так бурно, так жестоко – он обзывает меня шлюхой и я понимаю, что мы навсегда теперь враги. Он уходит, хлопнув дверью так, что со шкафа на мой стол падают старые папки с архивными документами… Еще – он уносит с собой мою рукопись. Я выскакиваю из комнаты вслед за ним и делаю еще одну ошибку – кричу ему вслед:

– Это глупо – у меня все занесено в компьютер.

И тогда он возвращается, заталкивая меня назад в комнату, прижимает меня к стене креслом, а сам делает шаг к компьютеру и начинает искать нужную папку и это ему удается без всякого труда – она названа моим именем. Тогда он стирает ее…

Я собираюсь открыть рот, чтобы сделать очередную ошибку, но вовремя закрываю его. Не следует сообщать ему, что книга давно переписана на дискетку.

И он – очень довольный собой – уходит. Совершенно опешенная, я ничего не предпринимаю, а просто плюхаюсь в кресло и долго сижу, ничего не соображая от только что происшедшего. Потом я забираю сумку, дискеты и спускаюсь в вестибюль.

На дворе прекрасная погода и светит солнце. В моей же душе – кромешний мрак…

На другой же день я еду в издательство и объясняю ситуацию, почему не могу представить рукопись в указанный срок. Я не говорю, что у меня есть дискета – просто описываю ситуацию, в которой оказалась. Литературный редактор – пожилой, но очень подвижный мужчина, кажется, искренне сочувствуют мне и предлагают простой выход – плюнуть на этого член-кора и на злосчастную рукопись и… написать другую книгу. Эта идея кажется мне занятной.

Я ухожу, так и не сказав ему, что могу оставить в редакции всю книгу просто на дискете…

Дочитать Клементии не дали – звонила Лилька – мириться.