За то время, что Анна находилась на даче, она передумала обо всем: о прошлом и настоящем. Не думала она только о будущем. Во-первых, потому что она никогда о нем не думала вообще, и, как говаривала когда-то о ней покойная подруга Варвара – жила одним днем, на что сама Анна отвечала: «не одним днем, а настоящим днем»; а во-вторых, что думать о будущем, когда неясно настоящее. Анна относила себя к натурам не таким уж серьезным, какой она всегда казалась окружающим. Действительно, была бы серьезной и предусмотрительной – ни за что бы не попала в такой переплет. То, что это переплет серьезный, она уже осознала, когда погибла Варвара, а потом и во время пожара; здесь же – на даче – она осознала и другое – по всем законам жанра, она заслуживает высшей меры. Вадим – а она была теперь в этом уверена абсолютно – слов на ветер не бросает и ничего никому не прощает. А уж ей тем более – в знак особого расположения. И она грустно улыбнулась.

Анна решила больше не думать о том, что будет. Как там, в Коране? Что будет, то и будет, даже если будет не так? А пока – хорошо бы принять меры к освобождению. И она приняла – обшарила каждый закуток этих помещенией, пощупала каждый гвоздик и потрогала каждый шовчик. И сделала неутешительнвый вывод – сбежать отсюда так же сложно, как, вероятно, было сложно узникам Петропавловской крепости. Хотя, возможны варианты, подумала Анна и стала думать о вариантах.

А в пятницу – ближе к вечеру – приехал сам хозяин дома – Вадим.

– Вадим Борисович Н-ский, доктор наук, профессор, член-корреспондент АН. Надеюсь, вы меня помните? – Четким и строгим голосом произнес он и переступил порог ее «пыточной».

– Да уж, не забыла. Хоть и старалась. – Негромко ответила Анна.

– Старались? – Удивленно вскинул брови Вадим, с интересом разглядывая ее. – Так меня следовало забыть? А я думал, что вы живете воспоминаниями обо мне? И это греет вашу душу.

– Не греет.

– И давно? Давно не греет? – Без тени улыбки переспросил он, холодно окидывая ее взглядом.

– Я думаю, что этот вопрос не по существу. Потому что вас это никогда не интересовало.

– Вы правы, не интересовало. Хотя признаться, я часто вспоминал вас, особенно то, как вы меня здорово кинули. Да, да, кинули. Именно в тот момент, когда я нуждался в вашем участии.

– Чтобы в очередной раз подняться с земли и плюнуть в душу своему спасителю?

– Так вы же знаете, – расхохотался он, – о друзьях вспоминаешь, когда мордой в грязь, а ни до этого, ни после – они и ни к чему. Это реалии. Тут уж ничем помочь не могу – все люди таковы и я не исключение. Когда мы нуждаемся в помощи и поддержке, то готовы призвать на помощь даже недруга. Но только встаем с земли – уже ненавидим того, кто помог подняться. Попробуйте подать нищему. Вы думаете, что он вас любит в этот момент? Ненавидит. Он ненавидит вас за то, что вы видите его унижение. Он не может быть вам благодарен – вы свидетель его падения. Падения – мордой в грязь. Так за что же ему вас любить? Никогда и никому не подавайте. Никогда и никому.

– Помню все ваши назидания и вашу учебу. Но сейчас мне не хочется вступать с вами в какие-либо дискуссии.

– А почему бы и нет? Вы были моей лучшей ученицей, и мне казалось, кому ж, как не вам, применять мою теорию на практике. А вы – неблагодарная. – И он с какой-то откровенной укоризной посмотрел на Анну.

– Давайте лучше всего объяснимся. Мне кажется, что здесь какое-то недоразумение. Я совершенно не понимаю, в чем дело? Почему вы меня преследуете? Что вы хотите? И как вы меня вообще нашли?

– Так вы поняли, что это я вас преследую? И когда же это произошло?

– Не так давно я прочитала в одной газете об аварии на Дмитровском шоссе и увидела номер вашего автомобиля. Именно тогда я и вспомнила вдруг о вас. – Как можно небрежней ответила Анна.

– Ах, вот как. Я с удовольствием вас послушаю – это действительно интересно, но сначала мы спустимся вниз и чего-нибудь перекусим. Вы не возражаете? Надеюсь, вас здесь кормили? Ах, да, я же забыл распорядиться. И вы, конечно, так и спали голодная здесь на полу, в этой убогой клетушке, как паршивая собачонка? А ведь у меня здесь простор. Да вы сейчас и сами в этом убедитесь. Я покажу.

* * *

Дом действительно поражал воображение. Там, в Германии близ Биелефельда, у нее был дом. Но ее дом был скромен: на первом этаже – кухня, столовая, холл средних размеров, две спальни, ванная, туалет; на втором – кабинет с библиотекой, две спальни, ванная да туалет. Такой минимум предусматривал обыкновенное проживание, но отнюдь не шикарное. Здесь же – в этом громадном доме – все было сделано так, чтобы поражать воображение: дубовые двери, лестницы, оконные переплеты… витражи на площадках между этажами, изразцовые печи, камин… Пол с подогревом, кондиционер, встроенная бытовая техника. От ванной комнаты Анна была просто в легком шоке – такого великолепия сантехники она не видела даже в дорогом европейском отеле. Хотя, может быть, есть что-то и пошикарнее, подумала она, но то, что так может жить бывший ученый, она никак не ожидала.

– Я предпочитаю английский стиль – это достойно, а потому не тороплюсь с мебелью – интерьер должен быть тщательным образом продуман дизайнером.

– Да, разумеется, вряд ли вы способны придумать что-то оригинальное, а, главное, самостоятельно придумать. – Сказала Анна.

– Вы на что-то намекаете? – Оживился Вадим Борисович.

– Нет.

– Вам не следует говорить со мной так. – Сказал он с ударением на последнем слове. – Я всего лишь хочу показать вам свой дом.

– Джакузи? – С иронией спросила Анна.

– Нет. Зимний сад, бассейн с подогревом, солярий… – С оттенком небрежности ответил он.

– Зимний сад – оставим до зимы, солярий я уже видела, а в сушилке я живу вот уже вторые сутки. Кстати, меня как-то мало интересует уровень вашей жизни. Хотя, не совсем так, и я хочу задать вам всего один вопрос по теме: вероятно, вы женились на женщине с большим приданым? Отсюда такое богатство?

– Вы не сможете меня унизить так больно, как бы вам хотелось. Однако отвечу и на этот вопрос – все, что вы здесь видите, я достиг благодаря своим способностям.

– Очень рада за вас. Однако вернемся к нашим баранам, так, кажется, вы любили говорить? Меня очень интересует совсем иное – истинная причина вашей неприязни ко мне.

– Неприязни? – И он нервно засмеялся. – Я отношусь к вам прекрасно. И даже могу это вам сейчас продемонстрировать. Пойдемте. – И он жестом пригласил Анну следовать за ним. … Минут через десять два дюжих охранника с непроницаемыми лицами накрыли стол в уже обставленной комнате – с зеркалами, камином, барной стойкой, мягкой мебелью. Если Вадим хотел поразить Анну, то он этого достиг: стол ломился от деликатесов.

– Мне помнится, что вы придерживались в еде аскетизма? Что-то изменилось в вашей жизни? – Задала вопрос Анна.

– Пожалуй, ничего. Разве что уровень дохода. Потому я могу позволить себе настоящую диетическую пищу. Диета – вещь достаточно дорогая.

– А как понять это? – И она обвела рукой все это великолепие на столе.

– Ну, вы то не на диете. К тому же, мне сказал охранник, что вас действительно не кормили. Я дал всем этим ребяткам нагоняй, ну не могут они обращаться с дамами. Так вы голодны? – Он пододвинул к ней блюдо с рыбным ассорти – розовой и красной лососиной, белорозовыми креветками, горкой красной и черной икры, с нежнокремовыми лепестками сливочного масла. – Попробуйте вкус настоящего – камчатского – лосося, вот эта – яркокрасная – нерка. Именно эту рыбу отправляли за границу, а не какого-то там бледно-балтийского лосося, которым так гордятся ваши холоднокровые латыши. Кстати, у вас сохранилась квартира в Риге? Кажется, туда вы сиганули от меня? – Закончил он свою длинную речь и пытливо посмотрел на свою собеседницу.

– Не думаю, что это вам необходимо знать. – Довольно холодно ответила Анна.

– А кстати, отчего вы так неказисто выглядите? – Перевел разговор Вадим, делая вид, что не замечает ее холодности. – Мне помнится, вы чрезвычайно следили за своей внешностью. Что-то случилось? – С участием спросил он, слегка улыбаясь и даже заглядывая ей в лицо. – Эта ужасная куртка, кроссовки? – Продолжал он, лениво ковыряя вилкой в тарелке и вертя между пальцами кудрявую веточку петрушки. – Вы нуждаетесь в средствах? И ваши волосы – они же вульгарны. Что за цвет? вас ведь не узнать… Вот лицо – оно в порядке и даже стало как будто намного моложе. Вы, что, регулярно делаете подтяжку? Да, время, время, – произнес он нараспев, – оно никого не щадит, – вот и вы – такая прекрасная женщина и вот уже никому не нужны. Вы ведь коротаете жизнь в одиночестве? Не так ли? – Задал он свой вопрос, который, по всей видимости, уже давно вертелся у него на языке.

– А вот здесь мне придется вас огорчить – не коротаю я жизнь в одиночестве. – Подняв на него глаза, ответила Анна и вдруг увидела, как дернулось его лицо после ее ответа.

– Я вам не верю. Вы мне лжете. Вы никому не нужны. – Отрывисто произнес он и отбросил вилку так, что она со звоном ударилась о тонкую ножку рюмку. Вино – светлым пятном – разлилось на белоснежной скатерти. – Только я мог быть таким дураком, который позволял вам столько времени находиться рядом с собой.

– Но, вообще-то, у меня нет желания обсуждать свою личную жизнь, внешность и уровень моих доходов. Впрочем, так же как и ваших. Да и все то, что хоть как-то касается вас, меня тоже уже не интересует..

– Да, я помню, что вы всегда пресекали даже всякое упоминание о возрасте или внешности – вы что, по-прежнему комплексуете? – Делая вид, что не обращает внимание на ее предыдущие фразы, усмехнулся Вадим.

– Вадим Борисович, давайте так, или мы говорим о делах, или…

– Вы объявляете голодовку? Нет, моя прелесть, – деланно расхохотался он, – здесь командую я, а не кто-то другой. Я, и только я, определяю: кто и что говорит в этом доме. Вы поняли? Так что, продолжайте ужинать, а я сейчас распоряжусь, чтобы несли кофе. – Он нажал кнопку звонка, что находилась под скатертью, и надолго замолчал, глядя, как только что вошедший охранник ловко расставляет кофейные приборы. До конца ужина он не произнес больше ни слова, всем своим видом подчеркивая, кто хозяин положения.

После ужина, длившегося довольно долго, Вадим Борисович пригласил Анну в свой кабинет, который был тоже полностью укомплектован мебелью и производил впечатление давно обжитого помещения. Она осмотрелась. Все стены – от пола до потолка – в книгах, широкий дубовый стол, темно-вишневая кожа на кресле и диванах.

– У вас хорошая библиотека. – Только и сказала Анна.

– А вы помните, что у меня когда-нибудь была плохая библиотека? – С иронией заметил Вадим.

– Нет, не помню, вы всегда отличались хорошим вкусом. – Не нашла лучшего ответа Анна и села в кресло напротив. – Я готова слушать.

– Где папка? – Как-то буднично и без обиняков спросил он.

– Не понимаю, о чем речь? – Передернув плечом, ответила Анна, разглядывая развешанные на стенах гравюры – отлично выполненные работы неизвестного мастера.

– Не прикидывайтесь овечкой, вы прекрасно знаете, о чем речь. – Довольно грубо ответил он.

– Да объясните, какую папку вы хотите от меня?

– Ту, что вы украли из моего сейфа. – Холодно, глядя Анне прямо в глаза, ответил он и встал из-за стола.

– Действительно, когда-то я имела наглость забрать папку. – С ударением произнесла Анна, – но это была все-таки моя папка. Моя папка и с моей рукописью. Да, были там и кое-какие ценные бумаги. Но ценны они только мне одной.

– Нет смысла вести бестолковый разговор. Мои условия таковы: я вам – ваши документы, вы мне – мою папку.

– Какие документы? – Анна с изумлением взглянула на Вадима. – Мои документы у вас? Ах, так, значит это вы подожгли дачу? Чтобы забрать мои бумаги, паспорт, кредитные карточки?

– Глупости. Дачи горят по другим причинам. А документы я мог просто у вас отобрать.

– Как отобрали кейс в руках у Варвары? Вы думали, что я несу в нем свои документы? Так?

– Не понимаю, какая связь – Варвара, кейс, документы… Ах, вспомнил, Варвара. Да, да, была у вас подруга – шумная, крикливая и бестолковая. Бедная Варвара, дура, которая любила наряжаться в чужие вещи. Да, у Варвары был какой-то кейс. И, кажется, она его не хотела просто так отдать. Да, да, печальная история. Но кто же в ней виноват? Я же не монстр. Мне совершенно не нужны кровавые жертвы. Да и тюрьма мне ни к чему. А у вашей подруги – больное сердце. Вы не знали? Прочтите заключение врача – смерть от инфаркта. Так называют теперь разрыв сердца.

– Мне страшно даже подумать, что вы могли убить. Так низко вы пали?

– Нет. – Почти взвизгнул он. – Я вам уже второй раз повторяю – это досадная случайность. И хоть мне действительно, никого и никогда не жаль – такой уж я жесткий человек, – но до убийства я еще не дошел и вряд ли дойду. Запомните это. – Уже спокойно закончил он и поправил очки. – Я хотел лишь вас запугать, увидеть вас униженной, просящей, нищей…

– Просящей милостыню? У вас? Да никогда. Я лучше отравлюсь, чем что-то попрошу. Да и что у вас можно попросить? Денег? Вы жадны. Любви? Да вы даже не знаете, что это такое, так что же можете вы дать?

– Ну это – старый разговор. Вы могли взять все, но в последний момент, – сам до сих пор не знаю, почему – отступили. – Деловито произнес он, положив руки на стол и глядя ей в глаза, мгновенно становясь холодным и надменным.

– Итак. Условия все те же: от меня – документы, от вас – папку. Говорите, где вы храните ее и мы расстаемся. – Он привстал из-за стола, поправляя шнур от настольной лампы. – Расстаемся почти друзьями. – Но заметив, что Анна с удивлением подняла бровь в ответ на его последнюю фразу, тотчас же поправился. – По крайней мере, не врагами.

– Зачем вам нужны какие-то старые бумаги? Я даже не помню, что там было.

– Зато я помню. – Жестко произнес он и резко встал из-за стола, давая понять, что разговор продолжать он не намерен. – Вот, что, Анна, я пока в хорошем расположении духа – тебя вот увидел – почти расчувствовался, – он перешел на «ты», – но ты знаешь, это ненадолго. Так вот, если я чего-то не добиваюсь, я свирепею, и ты это помнишь. Так что, отдай по-хорошему. Я сейчас уеду часа на четыре-пять, а может, и на всю ночь, но потом, если ты не изменишь свое мнение насчет принадлежности той папки, то пеняй на себя. Мои орлы – бандиты еще те, да ты и сама в этом убедилась – у них нет комплексов, так что подумай, пока есть время. Потом – его не будет. Времени, то есть. – Закончил он свою содержательную речь и притворно-ласково, с улыбкой взглянул на нее. – Да, кстати, – он поднял палец и многозначительно добавил, – если все твои действия направлены на то, чтобы подороже ее продать, то ничего у тебя не выйдет – я ничего не собираюсь у тебя покупать. Я собираюсь все взять бесплатно. Об этом тебе не следует забывать. Так что, подумай…

Как легко он переходил с обращения «вы» на «ты», а потом наоборот. Желая показать мне мое место, он мог сказать – ТЫ, но это не значило, что он приблизил меня – таким образом он дистанцировался, впрочем, точно такой же дистанцией могло служить и обращение на ВЫ. Я иногда думала, что ему надо было бы выбрать профессию актера – так замечательно он мог модулировать голосом, расставляя акценты.

– Да, и еще. Мне придется вас огорчить – дача-то не моя, так что не меня вы разорили… – Анна видела как дернулось его лицо. Огорчился, подлец, с удовольствием констатировала она.

– Не ваша? Ну это не меняет дела. Значит, придется возмещать убытки владельцу. И это даже интересней…

* * *

Через полчаса Анна была определена в свою «пыточную» – думать. Думать она пока не стала – все двери на замке, что ж думать тут. Четыре-пять часов – это, конечно, не время, вот о чем думала она, усаживаясь на раскладушку. Это будет уже утро. Так, значит, папка ему понадобилась. Столько лет прошло, думала Анна, а он помнит.

… Папка. Хорошая папка. Из натуральной кожи темно-коричневого цвета. Скорее, темно-вишневого… Фирмы «Boss». Множество отделений, перегородок… замочки, молнии, блестящие висюльки, ключик. Вернее, ключики. Один висел сбоку – на кожаном шнурочке, а другой – в крошечном целлофановом пакетике. Один – поменьше, другой – побольше. Ключики почему-то запомнились. Папочку эту подарила Вадиму Борисовичу сама Анна. На день рождения. А он? Он прореагировал на подарок как всегда – равнодушно. И сунул папку в стол. Равнодушно так сунул, даже не сказал спасибо, потому что кто-то как раз входил в его кабинет. Да, он не хотел, чтобы кто-то из сотрудников увидел ЕЕ подарок… У него тогда уже намечался роман со студенткой. Нет, тогда был роман с переводчицей. Да, с переводчицей, кажется, из института химии полимеров. Или нет, она работала в Интуристе. Точно, она еще тогда пришла в фирменном костюме от Армани и сказала, что этот костюм ей подарил какой-то крупный мафиози из Италии, за то, что обеспечивала ему хороший режим работы. Еще тогда секретарша Наташа съязвила, в постели, что ли обеспечивала?

А что было потом? Потом папка провалялась у него в сейфе и он никогда не пользовался ею. Анне он сказал, что она неудобна для работы – это «Boss» то! И что он будет хранить в ней ее письма, которые она ему посылала в Финляндию, и засмеялся. Письма, правда, действительно показал. А когда она хотела их взять, он бросил их в открытый сейф и сказал, «пусть лежат, это моя гарантия, что ты не сделаешь какой-нибудь глупости». «Какой?», спросила она тогда. И он ответил, что не хотел бы, чтобы я опустилась до шантажа. А я? Что делала я, подумала Анна. Я тогда сказала ему: «Но это ты можешь меня шантажировать моими письмами, а не я». Он с удивлением повернулся к ней и со смешком ответил, что не думает, что когда-то наступит такой момент, и что он подумает, как это можно шантажировать женщину, которая не представляет интереса ни для кого. «Ты что, политик?» – Сказал он. «Ты – большая личность, при деньгах и связях?» Нет, ответила тогда она и молча ушла… Папка осталась у него, а у нее засела мысль папку эту забрать. Но вскоре сама Анна была выселена в другой корпус, а потом и вовсе собралась уволиться. И уволилась. Кажется, так было дело…

А потом? Потом она все-таки забрала папку. Заглянула после работы к Наташке, а той нет – пошла в туалет за водой для кофе – и кабинет нараспашку. Нет, не после работы, а это было перед отъездом из Москвы. Да, это было чуть ли не за три дня до отъезда, у нее уже вещи были упакованы… Тогда Анна вошла в этот кабинет и открыла сейф – ключ торчал в скважине. Вадим частенько так бросал сейф, да и что там ценного было? Печать, да его многочисленные дипломы? Нет, как раз не так это было – дверь сейфа была тогда распахнута… Что же там было? В папке-то? Она еще упоминала об этом в своей книге «Как не выйти замуж за негодяя», не о содержимом, а о факте существования папки, которую она ему, дура, подарила…. Кажется упоминала… Не помнит она в настоящий момент, книга-то писалась в прошлом году, даже в позапрошлом, а потом провалялась в комоде – под бельем, она не решалась ее опубликовать, а когда все-таки это произошло, то так и не удосужилась заглянуть в нее, то есть в папку. У нее вообще нет привычки читать свои же книги – она же не садист какой-то, да и зачем читать то, что сама же и написала. Резонно, подумала Анна, а вот теперь придется вспоминать одну из глав, чтобы вспомнить содержимое той папки. Кстати, папку эту она тогда отвезла тетке в деревню – под Владимир. Тетка еще хотела все выложить и отдать саму папку назад. А Анна? Она тогда сказала: «Не хочу даже видеть эту дрянь». Тетка тогда погладила папку и с удивлением сказала: «Такая гладкая кожа. Может, это лайка?» Потом тетка спросила, можно ли ей прочитать лежащие в папке письма? На что Анна ответила, читай, и что это уже пройденный в ее жизни этап, а сама она собирается ехать жить к другой тетке – в Ригу… Потом тетка долго молчала – плакала, жалела Анну – и спросила, будет ли та к ней приезжать… Нет, не так, потом тетка спросила ее, почему она оставляет папку у нее – прячет, что ли? Да, да, тетка тогда так и спросила. А что она? А она сказала, что скорее всего, будет жить не в Риге, а где-то в другом месте и ей не нужны свидетели ее старой жизни. Папка свидетель? – удивилась тетка. Нет, не так, папку она вынуждена была отвезти тетке, вот только почему?… Почему я не помню? Наверно, это мой мудрый мозг стер информацию, которую я не хотела помнить…

Да, все так и было, вот только не может вспомнить Анна содержимое той папки. Там еще были какие-то финансовые документы, то ли договора, то ли гарантийные письма, а, может, векселя. Или как там их – долговые расписки? Впрочем, ничего вроде бы существенного, потому она и особо не запомнила. Потом была такая карточка – глянцевая, красивая и на ней то ли название отеля, то ли магазина, а, может быть, это была телекарта, тогда их только вводили… Она плохо помнит, что это была за карточка, но то, что на ней – на обороте – от руки были записаны цифры, скорее всего, номер телефона, она помнит. С кодом города, кажется. На цифры у нее память плохая, также как и на фамилии, усмехнулась она про себя, так что она всегда понимает человека, у которого такие же проблемы. Правда, не было на той карточке, похожей на обыкновенную визитку, никакого имени… Она тогда хотела прийти еще раз и подложить все это ему в сейф, но потом передумала, не хотелось, чтобы он поймал ее за руку. А потом стало вообще не до папки… А визитку эту – карточку глянцевую – она, кажется, чуть позже выбросила в корзинку для бумаг. А, может, оставила в папке? Не помнит она такие мелочи. Да и зачем помнить их? Кажется, еще в Москве у нее возникала мысль этой папкой его подразнить, но потом она забыла об этом. Или Варвара ее тогда отговорила?