Лисия отчаянно брыкалась, пока Верган нес ее вниз по лестнице.

— Отпустите! Я сама пойду!

— Пол холодный, а ты голышом, — резонно отметил маг. — Ты не нужна мне больной и ослабшей.

«Катитесь к бесам со своей заботой!» — чуть не крикнула девушка… но что-то внутри сдержало ее. Какой-то импульс закрыться от мага, завернуться в невидимый кокон. Тот, что надежно укутал бы ее душу, пусть тело обнажено перед ним нараспашку.

Сама толком не сознавая, что происходит в ее разуме, Лисия смолкла и прекратила дергаться. Позволила Вергану донести себя на руках до спальни. Не брыкалась и не кричала, пока он заносил ее внутрь и усаживал на кровать. — с той внезапной бережностью, едва ли не ласковостью, которая то и дело поражала ее. Особенно по контрасту с другими жестокими поступками и унизительными речами.

Усадив ее, он отшагнул к двери. Лисия по-прежнему не шевелилась, не издавала ни звука, кроме неровного дыхания. Маг смерил ее взглядом от макушки до кончиков пальцев. И в этом взгляде, помимо откровенной похоти, просвечивало удивление.

Кажется, он ждал иной реакции. Безмолвие и неподвижность Лисии обескуражили его. Но он не стал задерживаться и выяснять, что с ней. Наверно, ему было плевать, раз получил свое.

— Отдыхай, — негромко промолвил он. — Не забудь одеться. В башне не жарко.

И вновь Лисия не сказала и не сделала того, что само рвалось с языка. Раньше она не преминула бы заорать в ответ — в гробу она видала его башню и его одежду. А сейчас тот самый внутренний голос приказывал ей держать язык за зубами. И маг удалился, не получив ожидаемой порции гнева и криков.

Когда за Верганом закрылась дверь, Лисия ощутила, как ее бьет озноб. Хотя холодно вовсе не было вопреки предупреждению мага. Напротив — в окно лился свет яркого полуденного солнца, и черные стены спальни вовсю нагрелись.

Странное опустошение охватило ее. С момента, когда в ее жизнь вошел «Эрдан», ее раздирали бурные, отчаянные чувства. В первую очередь — злость и протест против его бесцеремонного, уничижительного обращения с ней. Она не ведала ни минуты покоя, ни минуты внутренней тишины.

И теперь весь этот безостановочный ураган эмоций вдруг стих. Осел на землю серым неосязаемым пеплом.

Она в полной мере осознала безнадежность сопротивления. Что бы она ни сказала своему всевластному хозяину, это ничего не изменит. Ее слова, ее беспомощные взбрыкивания были такими по-детски глупыми.

Он ухитрился раздеть не только ее тело, но и душу. Она была перед ним не просто раскрытой книгой, а книгой с полупустыми страницами. Он читал ее и вписывал между строк то, что желал сам. Для этого он достаточно поднаторел в искусстве играть чужими душами.

А Лисия позволяла ему. Наивно велась на провокации, которые лишь забавляли этого игрока и манипулятора. Она злилась — а он веселился. Она дралась — а он сковывал ее и шалил с ее телом — таким же наивным и отзывчивым, как душа.

Хватит. Пора положить этому конец. Нет, конечно, она не сможет его остановить. И не сможет переубедить жесткого черствого кукловода относиться к ней как к живому человеку, а не игрушке. Она не в силах даже убить себя, лишив его бессердечных игр таким ужасным способом.

Все, что ей под силу, — перемениться самой. Взять под контроль собственные чувства, переживания, мысли. Не давать ему желанную пищу по щелчку пальцев.

Конечно, он не перестанет терзать и насиловать ее. Ее неизбежно ждут новые эксперименты и надругательства. Не в ее воле пресечь их, выбраться из этой преисподней. Но будь она тысячу раз проклята, если продолжит кормить ее хозяина.

Лисия толком не представляла, что и как она должна изменить в своем поведении. Она не умела контролировать чувства, играть ими, пряча лишнее и выпячивая нужное. Ее лишь накрыла ледяная, непримиримая решимость. Отныне все должно стать иначе.

Она должна отыскать тот заветный оберегающий кокон, заползти в него и затаиться. Делать так каждый раз, когда Верган начинает свои измывательства. Спрятаться и выжидать… чего?

Она не знала. Она даже толком не сознавала, что сейчас с ней случилось. Что Верган не просто порвал ее девственную плеву, забрал ее телесное девичество. Он трансформировал ее душу. Заставил сделать семимильный шаг из детства во взрослую жизнь — без искренности, прямоты, непосредственности и откровенности. В ту жизнь, где человек должен прятать и утаивать себя, чтобы выжить.