Две недели назад я брал интервью у слепого от рождения молодого человека, которому в тридцать четыре года вернули зрение. Это была очень интересная, глубоко взволновавшая меня встреча. Для слепого от рождения человека обрести зрение равносильно полету на другую планету. Теперь, чтобы узнать предметы, которые он видел впервые, ему приходилось прикасаться к ним руками. Молодой мужчина не имел отчетливого представления о пропорциях и расстояниях и часто ударялся и натыкался на предметы даже с открытыми глазами. Он, например, не знал, что чем дальше находится какой-нибудь объект, тем меньшим он кажется. Он признался мне, что в первое время ему было трудно привыкнуть жить зрячим, потому что он чувствовал себя совершенно потерянным в нашем мире. Практически он должен был начать жить с начала. Он, например, еще не видел моря. Мы обменялись номерами телефонов, я обещал ему отвезти его на море сразу же после того, как родит Франческа. Кто знает, какие чувства он испытает, увидев море в первый раз.

Я хотел узнать у него, как слепые могут догадаться, что они уже подтерлись, если они не видят результата на туалетной бумаге. Этот вопрос, касающийся жизни слепых, однажды заинтриговал меня с Федерико, но я не решился об этом спросить. Разве я мог задать такой вопрос?

На следующий день после встречи с Тиной моя жизнь заметно изменилась. Словно я второй раз родился. Пробуждение в то утро стало для меня незабываемым. Я чувствовал удивительную легкость. Мне никогда еще не было так хорошо. Как и мужчина, которому вернули зрение, я видел привычные вещи в новом свете, под другим углом зрения. У меня появилось ощущение, что в этот миг я на самом деле начинаю новую жизнь.

Я обрил себе голову наголо, после того как Сади состриг мои волосы машинкой. Я хотел начать новую жизнь, и бритье головы показалось мне символическим жестом, который надолго сохранится в моей памяти. Я не знал, сколько времени я еще пробуду в Кабо-Верде. Я не думал оставаться в этой стране до конца своей жизни, безусловно, рано или поздно я вернусь домой, но в тот день мне было безразлично, когда это произойдет. Я еще не поборол свои страхи, но после встречи с Тиной что-то уже сдвинулось с места. Быть может, через какое-то время на меня вновь нахлынут тоска и тревога, но тогда меня это совсем не волновало, в те дни я упивался своими новыми, бесподобными ощущениями. Мое восприятие мира стало более тонким и глубоким. Каждое утро, проснувшись на рассвете, я наслаждался тишиной и дивным теплом восходящего солнца. Лучи солнца, как ласковые пальцы подруги, касались моей кожи. Прикосновения лучей были мягкими и нежными. Часто рано утром я завтракал, а потом, всегда в одиночестве, надолго уходил к морю. Когда после прогулки я возвращался назад к началу рабочего дня, мне казалось, что прошло уже очень много времени. В девять утра мне казалось, что я уже прожил весь день целиком. Я гулял, думал, наблюдал. Я жил с удовольствием. По вечерам читал в постели. Я с радостью ложился спать и с радостью просыпался. До приезда на Боавишта я пользовался не только будильником, но и мобильным телефоном, установив функцию «повтор», чтобы он подавал повторный сигнал через пять минут после первого. Целых полчаса я издевался над собой, а телефон безжалостно звонил и звонил. Я выключал его и снова засыпал с ним в руке. Это была настоящая пытка. Я помню, как мы с Федерико часто разыгрывали друг друга, когда я оставался ночевать у него или он оставался на ночь у меня. Мы переставляли стрелку будильника на более ранний час. Как-то утром я собрался выйти из дому, думая, что уже половина девятого, но на улице было почему-то слишком темно: я проверил время, и оказалось, что часы показывали только половину седьмого. Сколько раз после этой дурацкой шутки я просыпался в надежде, что кто-то опять меня разыграл: тогда я мог бы еще немного полежать в постели. Но, к своему разочарованию, я замечал, что стрелка стояла на своем месте. Часы вновь и вновь обманывали мои надежды.

Честно говоря, я и засыпать стал совсем по-другому. Раньше я часто не мог заснуть, даже если очень устал за день. Раньше, сидя на диване или за столом, я клевал носом, у меня слипались глаза, но едва я ложился в постель, как сон от меня уходил. На Боавишта я никогда не испытывал проблем со сном, иногда я был похож на куклу, у которой, едва ее положишь, глаза закрываются сами собой.

Вначале моим лекарством было простое стремление наладить свою жизнь, хотя мне и было понятно, что впоследствии это лечение окажется малоэффективным. Но в первый момент устоявшийся распорядок дня с неспешными походами к морю, когда я мог прислушаться к своим неторопливым шагам, помогал мне избавляться от легких приступов тревоги. Они теперь быстро исчезали. Я научился по-разному относиться к событиям своей жизни, потому что каждое из них имело свое собственное значение. Я стал более внимательным. Я радовался, когда у меня появлялось время подумать, прислушаться к себе, приглядеться к жизни. Раньше я был готов на все что угодно, лишь бы отвлечься от своих мыслей, не думать о своей жизни. Теперь же я старался поступать ровно наоборот. При первой возможности я уходил в себя, мне было приятно находиться в обществе с собственными мыслями и искать ответы на свои же вопросы. Я нашел в себе постоянного спутника и задушевного собеседника.

Большую пользу приносили мне чтение книг и попытки заняться литературным творчеством. Книги достались мне от Федерико. Иногда на страницах мне попадались подчеркнутые им фразы, и я вчитывался в них, словно это были его слова, обращенные ко мне. Первую подчеркнутую Федерико фразу я выучил наизусть: «Только отправляясь на поиски невозможного, человек может добиться возможного. Те, кто мудро ограничивал свои цели и усилия тем, что казалось им возможным, не сумели продвинуться вперед ни на шаг». Эти слова принадлежали Бакунину.

Мне нравилось оставаться одному, прислушиваться к тишине. Молчание стало для меня одним из самых чудесных и таинственных открытий того времени, так что и сегодня я не могу без него обойтись. Проводить время в безмолвии становилось привычкой в моей новой жизни. Только безмолвие, созерцание и непосредственное общение с природой помогли мне разглядеть потаенную часть самого себя. Ту, которая теперь стала моим собеседником. Это чарующая мелодия его голоса привела меня в мир сокровенного смысла. Он даже открыл мне, что я могу парить в глубокой тишине и с легкостью переноситься в пространстве, отдаваясь во власть таинственной силы, которую я только-только стал различать во всех творениях природы.

Каждый день ранним утром или ночью, когда все звуки умолкают, тишина становилась пленительным зовом, открывала бесконечные грани жизни. Тишина стала мне наградой. Тишина перестала быть отсутствием звуков, а наполнилась множеством переживаний. Текли дни, сменялись рассветы и закаты; они казались одинаковыми, но каждый раз приносили новые ощущения. Мне было хорошо. Хорошо в глубине души. Я вспоминал Федерико и все время ощущал его рядом с собой. Софи отдала мне его майки и шорты. Теперь я ощущал его и своей кожей.

Раньше я жил в страхе. Я боялся, потому был незрячим. Я был похож на ребенка, который ощупью пробирается по темной комнате. Теперь все стало намного яснее: был свет, была любовь. Я понял, что обратная сторона любви — это вовсе не ненависть. Ненависть — это отсутствие любви, так же как темнота — это отсутствие света. Антиподом любви является страх. Впервые в жизни я не испытывал страха, вернее, я научился жить так, чтобы больше не подчиняться страху. С той минуты, как я стал понимать, в чем причина моей тоски и моей тревоги, они начали терять власть надо мной. Когда-то мне казалось, что я не сумею добиться ничего значительного в своей жизни. Сейчас собственные возможности казались мне безграничными. Моя жизнь стала беспредельной. Моя семья больше не состояла только из моих родственников, теперь к ней принадлежал каждый человек, которого я повстречал в своей жизни, как Сади, например. Вместе с ними мне удавалось стать лучше, чем я был. Как мне об этом и говорил Федерико.