Почти через две недели, в пятницу, во Внуково меня встретила Кэт. На сей раз волосы ее блестели никелем, круглый зад обтягивало ужасное серебристое мини (крашеная кожа павиана), перламутровые сапоги тянулись к нему изо всех сапожиных сил и почти касались. Шубка была знакомая, по пояс.

Катюха нетерпеливо переминалась у турникета.

— Бежим скорее! — схватила она мою руку, как только дотянулась. — Долли в палате сидит, никуда, говорит, не пойду, пока Ленка не приедет. Места платные, следующая пациентка в коридоре квитанцией трясет, негритянка, грозит международным скандалом. А Долли к врачу надо идти на собеседование: результаты обследования должны сказать, и все такое. Она, видно, трусит, — на бегу тараторила «бергамотка» по пути к машине. — Все равно она молодец, я бы сразу умерла, если б такое о себе узнала, — последнюю фразу она проговорила, перейдя на шаг, потом совсем остановилась и рухнула мне на плечо — порыдать.

— Будешь реветь при Долли — убью, — ласково успокоила ее я, похлопав по пушистой спинке. — Пошли, она ждет.

Кэт взрыднула еще разок и с новыми силами поволокла меня на стоянку. Мы вскочили в оранжевый «BMW» и припустили к больнице. Нервная музыкантша браво рулила одной рукой, выдергивала из пачки сигарету за сигаретой и давила на газ. Пару раз мы кого-то переехали, не обошли вниманием и нас. Сигареты не выдержали темпа и закончились. Мадам крепилась, грызла «Орбит», потом тормознула у мини-рыночка. Я сидела в машине и наблюдала, как она несет свои шикарно обутые ноги к ближайшему киоску, не обращая внимания на трепет местного мужского контингента и завистливое восхищение женского. Она склонилась к окошку, оттопырив минизированный зад, ткнула длинным ногтем в стекло, показывая нужный сорт, и тут на нее какнул голубь. Прицельно. На голову. Он мимо по делам пролетал, торопился. Но какнул точно. Кэт ощутила нежное прикосновение к волосам, машинально провела рукой, понюхала влажные волосы. Посмотрела вверх. Летать она, видно, не умела, а достать обидчика иным способом было невозможно. Отмщенные красотки более местного масштаба ехидно хихикали. Мадам купила-таки пачку, гордо развернулась и понесла добычу и обиду в машину.

Села за руль, зашипела яростно и принялась тереть оскорбленную шевелюру носовым платком, поглядывая в зеркальце.

— Еще есть? — она нагнула голову мне под нос.

— Порядок. Серебристое на серебристом не заметно. Мы едем?

Кэт вдруг уронила обкаканую голову мне на колени, затряслась и забормотала:

— Нет, не могу, не могу, не пойду с тобой, не выдержу, ты иди одна, а? Я тебя доведу, покажу, куда, они ей что-нибудь страшное скажут, а я так люблю эту дурочку, пусть это не при мне случится, а?

Подожду в машине, покурю, потом вместе к Долли поедем, а?

Меня тоже стало потряхивать. Чтобы не пропасть, взяла валяющуюся под ногами бутылку с остатками газированного «Нарзана», открутила пробку, отхлебнула. Холодный! Остатки вылила Катюхе на голову. Та взвизгнула, вскочила, треснулась макушкой о крышу «BMW», пала на сиденье, выпучила косые глазищи.

— Ты чего?

— Смываю помет. Давай без истерик? Ты нужна Долли, и ты пойдешь. И будешь вести себя как следует. Закуривай и жми на газ.

Кэт коротко вздохнула, запалила сигарету и рванула. Вместе со мной и автомобилем.

Когда приехали в клинику, выяснилось, что Дольку выставили-таки из палаты, она сидит у лечащего врача в окружении заботливой мамочки и отчима. Не тратя времени на посещение гардероба, мы влетели в кабинет в верхней одежде. Им владел (кабинетом, а не гардеробом) симпатичный такой доктор, Айболит, а не доктор. Седоватый, в очках, невозмутимый и добрый. Как кольцо с бриллиантом. Он сидел за столом. Родственники обладали двумя венскими стульями. Долька, являющаяся центром композиции, скорчилась на диванчике, склонив голову к коленям и демонстративно заткнув уши — протестовала. Мы поздоровались с публикой, я в шубе протопала к Долли, присела, заглянула в лицо. Ее глаза для верности были зажмурены. Чмокнула ее в нос, погладила по косичкам.

— Ты? — спросила она, не открывая глаз. Пальцы, правда, из ушей достала.

— Красный слон.

— Опаздываешь, — укорила Долька, открывая-таки громадные глазищи, красные и измученные, с достоинством разогнулась, снисходительно развернулась в сторону доктора и вежливо объявила, — Я готова вас выслушать.

Доктор слегка усмехнулся и предложил:

— Дамы могут раздеться и присесть.

Дамы избавились от верхней одежды (надеюсь, мы правильно поняли смысл предложения) и втиснулись по обе стороны от больной. Места на диванчике чуть-чуть не хватало на троих. То, что надо.

Кэт наклонилась к уху Долли и зашептала виновато и громко:

— Извини, что опоздали, по дороге сигареты кончились, выскочила купить, а подлец-голубь на голову нагадил. Пока оттерлась да отмылась, — она в доказательство поболтала мокрой головой.

Долька ткнулась мне в шею и прыснула. Умница-Катька делала глупую морду, хлопала блестящими ресницами. Доктор сообразил, что пора начинать доклад.

Вначале была изложена самая современная концепция русского вируса, от истории его появления и распространения, до существующих методов лечения. Оказывается, сия подлая разновидность, в отличие от европейской и африканской сосестер, развивается с рядом особенностей и в более сжатые сроки, но тоже в две стадии. Было констатировано, что, судя по результатам обследования, Долли находилась в начале второй стадии болезни. Имелось: повышение температуры до тридцати восьми градусов, обильное ночное потоотделение, стойкое увеличение размеров лимфатических узлов, расстройство деятельности кишечника, похудание. Доктор забросал нас цифрами анализов, тыкал пальцем в графики, диаграммы.

Короче, вкалывал на полную катушку. Мы впали в легкий транс и ритмично кивали головами, одобряя проделанную работу.

— Что меня ждет? — нетактично прервала извержение медицинской премудрости Долька, когда светило сделало в рассказе паузу для закачки в легкие порции воздуха.

Набравшееся воздуха светило окинуло взглядом аудиторию, оценивая степень нашей готовности получить в морду. Видимо решив, что публика достаточно загипнотизирована, оно изрекло:

— Знаете, современная медицинская школа считает, что больной должен все знать о себе, чтобы бороться за жизнь вместе с врачами. Поэтому мы говорим пациентам правду. У зараженных R-вирусом развиваются вторичные инфекции и опухоли, такие, как саркома Ренчи, появление которых связано с дефицитом клеточного иммунитета. У разных больных отмечают преобладание тех или иных симптомов: у одних поражаются легкие, у других — нервная система, третьих мучает водянистый частый стул и др. Не могу пока сказать, что достанется конкретно вам. Я буду вести вас, вы будете аккуратно соблюдать мои требования и…

— Да поможет мне Господь, — закончила Долли.

— Вынужден предупредить, что вы несете уголовную ответственность за распространение R-вируса.

Вам необходимо изменить отношение к себе, не допустить заражения людей по вашей вине. Теперь вы для них — источник опасности. Помните — кровь, влагалищные выделения, рвотные массы, которые тоже могут содержать кровь — яд. Следите, чтобы сексуальный партнер пользовался презервативом. Женские гигиенические пакеты, перевязочный материал обязательно складывайте в герметичный контейнер. Раз в неделю будет приезжать утилизатор из специальной службы и менять контейнер. Если кровь попадет на белье или одежду, необходимо прокипятить вещи в течение 20 минут. Вот брошюрка, тут подробно описаны меры безопасности.

— Все? — спросила Долли, принимая книжицу.

— Вам нельзя беременеть.

— Еще чего!

— Просто предупредил. Не представляете, сколько людей пыталось увековечить себя подобным образом.

— Вряд ли найдется псих, желающий сделать мне ребенка.

Она обернулась ко мне.

— Ты уже написала песни для нашего альбома? Кэт шепнула по секрету о вашем договоре с Ильей Тимофеичем.

— Придумала парочку. Сегодня покажу.

— Мне ведь следует спросить у него, — она мотнула подбородком в сторону Айболита, — сколько я проживу? Я хочу записать альбом, я должна рассчитать силы и время. Спросить? — она ждала решения.

— Валяй. Понимаешь, реальная ситуация от этого не изменится: не станет ни хуже, ни лучше. Ты просто будешь знать.

— На сколько я могу рассчитывать, доктор? — спросила она, глядя по-прежнему на меня.

— Точно не скажу. Думаю, шесть-восемь месяцев могу гарантировать. Большую часть этого времени вы проведете в стационаре. Активную деятельность планируйте на первые три.

Мама Долли наконец-то забилась в истерике. Муж и эскулап галантно вились вокруг нее, булькая водой из графина и распространяя резкий запах корвалола. А на мою долю выпали: белое лицо Долли, полуоткрытый рот с синими губами, черные, почти без радужки глаза, во тьме которых плескался безграничный, всевластный ужас. Я сжала в руках ее ледяные пальцы, выгребла из пяток упавшие туда остатки мужества и наглости и рассмеялась.

— Фу ты! — надеюсь, прозвучало с облегчением. — Слава Богу, думала, эти скряги пожмотятся, дадут месяца два, а они ничего, молодцы. Восемь месяцев — прорва времени, можно Землю на камешки разобрать, не то что альбом состряпать. Мне бы кто пообещал, что я столько проживу, я б тому золотой унитаз бесплатно сваяла, а то хожу по улицам и только озираюсь — непременно кирпич норовит по макушке тюкнуть, или машина переехать, — несла я всякую чушь, лишь бы закидать бездонную черную пропасть в глазах Долли. Из-за ее спины выглядывала ошарашенная моей наглостью бледная Катюха. — Пойдем скорей, надо это дело отпраздновать по полной программе.

— Ты правда так думаешь? — долькин голос звучал недоверчиво.

— Честное унитазостроительное! — убежденно солгала я. — Сейчас заедем к тебе, переоденемся и рванем кутить, или как это теперь называется? Где у вас отдыхают такие придурки, как мы? Совсем Москву не знаю.

— Найдем местечко. Но сильно напрягаться не стоит, завтра с утра репетиция, вечером работаем в «Хромом льве», — несколько охладила мой псевдо-пыл дисциплинированная жена продюсера.

Мы взяли, да и ушли, бросив мамочку — рыдать, отчима — хлопотать, доктора — наблюдать за ними.

Уже в коридоре я вспомнила, что забыла перчатки на диванчике, оставила Долли на Кэт, вернулась, прикрыла дверь. Мизансцена не изменилась. Спектакль продолжался.

— Попрошу внимания! — рявкнула я командирским голосом. Мамочка, икнув, заткнулась от неожиданности, отчим присел. — Можете в отсутствии Долли выть, грызть вены, выбрасываться с горя из шкафа — ничего не имею против. Но если какая крашеная сука лет примерно сорока взрыднет при ней в ее адрес — выпотрошу к чертям на мелкие кусочки.

— Что вы себе позволяете! — исторг вдруг из себя культурный защитник отдельно взятой замуж дамы.

Ишь ты, разговаривает!

— Спасает рассудок вашей дочери, — ответил за меня доктор. — Вы же не хотите, чтоб она последние полгода жизни провела в психиатрической лечебнице?

— Не хотим.

— Тогда послушайте умный совет — заткнитесь.

Я подмигнула Айболиту и выскочила за дверь. Пора было начинать кутить. Часики тикали, долькино время убегало.