Июль 1940 года. Москва

К полигонному полю научно-исследовательского института связи одна за другой подкатывали черные, лоснящиеся на солнце «эмки». Из них выходили военные и штатские и направлялись к двум темно-зеленым ЗИСам с эллиптическими фургонами, на которых возвышались антенны, напоминающие букву «Т». Машины были развернуты радиаторами в противоположные стороны, но стояли на одной линии метрах в двухстах друг от друга. Между ними застыл еще один зеленый фургон — в нем размещался силовой агрегат. Собравшиеся с любопытством поглядывали на необычную технику.

Разгорающийся день обещал быть жарким. К тому же руководитель испытаний — молодой, с проседью на висках военинженер, с тремя малиновыми шпалами в петлицах гимнастерки, объявил:

— Товарищи! Сейчас позвонили из Управления ПВО. Сюда едут комдив Блажевич и дивизионный инженер Бордовский. Придется ждать.

Полковники Лобастов и Соловьев отошли подальше. Разговор настолько поглотил их, что им словно и дела не было до жалящих лучей солнца.

— Неважнецкие новости привез ты, Дмитрий Васильевич, из Ленинграда, неважнецкие. Правда, мы знали о недостатках в институте после его проверки комиссией, но не думали, что это настолько серьезно.

— Честно скажу, Михаил Михалыч, лучше бы комиссию не посылали. От нее все беды…

— Позволь, как прикажешь тебя понимать? — недовольно перебил Лобастов Соловьева. — Это мнение командования округа или твои собственные соображения?

— А если мои? Что ж, к начальнику службы ВНОС округа можно не прислушиваться? Разве вы, инженеры, не для воздушного наблюдения мастерите вот эти штуки? — Соловьев вскинул руку в сторону развернутой на поле установки. — Только извини, Михаил Михалыч, за резкость, чешетесь долго. А мне ждать некогда — воевать придется, наверное, скоро!

— Ты вот что, говори, да не заговаривайся. Если придется воевать, то не тебе одному. Думаешь, у нас в наркомате об этом меньше твоего пекутся? — сухо обронил Лобастов. — Давай разберемся без эмоций. Ты вот упрекаешь нас. А знаешь, сколько времени прошло с того момента, когда мы вплотную подошли к решению проблемы радиообнаружения самолетов по отраженной волне?.. Мало сделали?.. Верно, мало. Но мы работаем не покладая рук. Кто не мечтает о том, чтобы заранее распознавать местонахождение самолетов противника? Ведь скажи честно, ты бы, наверное, и сегодня уповал на своих «слухачей» и визуальных наблюдателей, если б не пригласили мы тебя в прошлом году в Киевский округ на войсковые испытания установки «Ревень»? — Тонкие губы Лобастова чуть тронула улыбка, в его глазах засветились лукавые огоньки, и строгое, сухощавое лицо представителя Технического управления Красной Армии сразу преобразилось, стало приветливым и добродушным.

Соловьева вопрос смутил. Он снял фуражку, подставляя слипшиеся редкие волосы легкому ветерку. Как бы оправдываясь, пробасил:

— А что, разве мои парни плохо поработали в финскую кампанию?

— Дмитрий Васильевич, воевали твои наблюдатели отменно. И ты свою Красную Звезду не зря получил. Но и наши экспериментальные станции пришлись ко времени. Не потому ли ты теперь меня за горло берешь, требуешь в округ установки? Стало быть, понимаешь их преимущество!

— Еще бы. Хоть я и дилетант в вашем радиоделе, — признался Соловьев, — но услышал впервые о возможности использования радиоволн для обнаружения самолетов еще в тридцать втором. Был у нас в полку шустрый инженер-одногодичник. Ощепков его фамилия. Потом он ушел от нас, назначили его руководить каким-то конструкторским бюро. Вот он этой идеей просто бредил. Только я не очень верил тогда…

Так ты и Ощепкова знаешь? — оживился Лобастов. — Значит, тебе легче будет понять меня — все-таки ты был, можно сказать, свидетелем зарождения того, что сейчас имеем. Ну, а что не верил в его идею — так это простительно. В нее многие не верили. Ощепков, безусловно, одаренный, талантливый инженер. Помыкался он, пробивая свое детище…

Лобастов вздохнул и замолчал на некоторое время, задумавшись.

— Хорошо, что параллельно к этой же идее подошли и некоторые наши ведущие ученые-физики. Сообща, при поддержке Кирова, Ворошилова, а теперь и Жданова, они убедили сомневающихся. Вот так, уважаемый Дмитрий Васильевич. Заниматься столь насущной проблемой поручили двум ленинградским институтам. И чтобы тебе было понятно, почему мы потом направили в НИИ комиссию, я коротко поясню самую суть развернувшихся изысканий. Интересно?

— Да, да, Михаил Михалыч, — порывисто шагнул ближе к щуплому Лобастову Соловьев, словно хотел прикрыть его от солнца своей исполинской фигурой.

— Поначалу поводов для беспокойства не возникало. В тридцать четвертом году инженеры института создали установку «Рапид». Кстати, на ее основе и разработана известная тебе линейная система «Ревень». А когда ученых института возглавил Бонч-Бруевич, то изобретения и авторские свидетельства посыпались как из рога изобилия. Многие управления нашего наркомата начали заключать с НИИ договоры…

Лобастов вздохнул:

— Между тем в институте профессора Иоффе дело продвигалось медленней, — сказал он. — Там долго решали: идти ли за коллегами, используя в основном непрерывное излучение радиоволн, или взять на вооружение метод импульсной посылки мощных сгустков энергии. Наконец остановились на последнем. Инженер Кобзарев сконструировал вот этот самый «Редут», испытания которого мы сейчас ожидаем. Скажу, что Бонч-Бруевич начисто отвергал импульсный метод, о чем впоследствии и заявил комиссии. И физтех Иоффе обогнал в исследованиях «Девятку». А у Бонч-Бруевича заказы и договоры не выполнялись. Вот и пришлось направлять к нему комиссию. Теперь понятно? Или опять скажешь, что не так поступили? — испытующе спросил Лобастов.

Соловьев, нахмурившись, ответил металлическим басом:

— Выходит, во всем повинен Бонч-Бруевич?!

— Ничего ты не уразумел, — сухо отчеканил Лобастов. Его маленькие глаза сузились, а лицо стало отчужденным. — В честности Бонч-Бруевича никто никогда не сомневался. Только за радиофикацию, осуществленную им в масштабах всей страны, ему памятник нужно поставить. Не говоря уж о его других заслугах. Только, уважаемый Дмитрий Васильевич, еще раз повторяю: комиссия в НИИ была направлена из-за плохого выполнения им своих обязательств, — снова отчеканил Лобастов и рубанул рукой.

Но Соловьев с присущей ему напористостью ответил:

— Что толку от этой комиссии! Руководителей лабораторий переставляют, как оловянных солдатиков, инженеры слоняются по коридорам, не зная, чем заняться… А то, что среди них есть умницы — сам подтвердил только что: с их помощью установку «Ревень»— первую нашу, бо-е-вую запустили, — теперь что, не в счет?.. Был у меня один из них на приеме, Червов…

— М-да… Неважнецкие новости, неважнецкие. Буду докладывать руководству, — мрачно сказал Лобастов. — Вон, кстати, оно едет, легко на помине…

Вдали показались два лакированных ЗИСа…

Берлин

Будто очнувшись от дремоты, развалившийся на заднем сиденье белого лимузина толстяк в светло-сером кителе вскинул мясистую руку к обрюзглому лицу. Протирая глаза, рявкнул шоферу:

— В Потсдам не поедем, сразу на виллу!

Геринг, набычившись, уставился в окно, но было совершенно очевидно, что его мало интересуют помпезные усадьбы с аккуратно подстриженными газонами.

Он был зол и досадовал на себя за то, что поддался уговорам представителя фирмы «Телефункен» и согласился на эту поездку. «А все из-за свиньи Митке, старого болвана, черт бы его побрал, — в который раз мысленно клял он начальника радиотехнической службы. — Инженеришка несчастный… Шарлатан, лизоблюд, выродок, — задам же я тебе трепку! Еще набрался наглости вводить меня в заблуждение, нашептывал, скотина: «Мой фюрер, примите господина Фрайзена. У него очень ценное для «люфтваффе» изобретение. Это такое оружие, которое возвеличит Германию. А вместе с этим и вас!»… Паршивая овца…»

Откинувшись на сиденье, он закрыл глаза, пытаясь расслабиться и с раздражением отметил, что опять думает об этих проклятых машинах с четырьмя громоздкими прицепами, напичканными аппаратурой, которые он увидел утром на испытательной площадке фирмы. На кабинах уставились в небо три антенны. Фрайзен, длинный и тощий очкарик, тыкая указкой, пояснял:

— Первое антенное устройство осуществляет запрос, второе работает на передачу радиоволн, третье — на прием отраженных сигналов…

Писклявый, монотонный голос Фрайзена раздражал, пришлось резко оборвать инженера:

— Короче, что вы хотите от меня?

— Видите ли, установка еще далека от совершенства… — Фрайзен замялся, подбирая слова. Наконец выдавил: — Нужны деньги…

— Ха-а, и вы думаете так легко заполучить их?! Что дадут моим асам неуклюжие махины, за которые надо платить, видимо, не одну сотню тысяч марок?

— Неужели вам не ясна перспектива применения новой техники? — искренне удивился Фрайзен. — Ведь она позволит с успехом противостоять налетам авиации противника.

— Что-о?! Об отражении каких налетов идет речь?! Кто мешал, хотел бы я знать, моим ребятам в Польше? А во Франции? Да я за такие слова…

Фрайзен, пятясь, лепечет:

— Простите, ради бога, простите… Вы не так поняли, господин Геринг. Все знают, что ваши пилоты лучшие в мире. Я только хотел… Но ведь аналогичная техника может появиться в других странах. Она причинит вам излишнее беспокойство!

— У кого могут оказаться эти чертовы антенны?

— У англичан, например… Наконец, у русских.

— Вы предполагаете или имеете определенные сведения?

— Нет, нет. Это лишь мои соображения, вытекающие из оценки уровня развития современной радиофизики…

— Тогда придержите язык.

…Он уже усаживался в машину, когда его окликнул маленький тщедушный человек с физиономией фискала.

— Господин Геринг, моя фамилия Рунге, я всего лишь скромный служащий фирмы. Позвольте сделать небольшое сообщение. Думаю, оно может заинтересовать вас.

— Слушаю.

— В этом портфеле лежат особой длины ленты, нарезанные из фольги. Если сбросить эти полоски с самолета, развеять их в воздухе, то сигнал на приемное устройство станции, которую вы осматривали, будет отражаться и от них. Индикатор покажет множество ложных целей. А самолет спокойно тем временем продолжит полет прежним курсом, уже неразличимый с земли. Как видите, аппаратура, которую вам предлагают, совершенно не страшна для летчиков фюрера, — осклабился Рунге.

— И что же, так можно бороться со всеми подобными станциями?

— Разумеется, достаточно знать длину волны.

— Хорошо, Рунге, давайте ваш портфель. Вознаграждение вы получите по заслугам.

— Благодарю вас, благодарю, господин Геринг, — застыл Рунге в почтительном поклоне.

«Еще один идиот! Что за день…» Пришлось тут же приказать штандартенфюреру СС:

— Чтобы и духа этого иудея Рунге здесь не было. И не приведи господь, если он когда-либо снова попадется мне на глаза…

…Геринг встряхнул головой, как бы отгоняя раздражавшие его воспоминания. Прошуршав колесами по мосту через канал, лимузин въехал в душный Берлин. Вскоре автомобиль остановился у высокого, обвитого плющом особняка с колоннами. Геринг, несмотря на одышку и тучность, энергично поднялся по лестнице в свой кабинет. Открыв несгораемый шкаф, он брезгливо бросил в него портфель Рунге. Набрав код, защелкнул замок, выдохнул:

— Может, когда и понадобится. А пока — к черту этот блеф.

Лондон

— …Послушайте, Мрэй, ваша самоуверенность в конце концов сыграет с нами злую шутку. Премьер лично облетел побережье и выразил крайнее недовольство по поводу ваших радаров. Их антенны видны вдоль береговой линии за десятки миль. А машины и прицепы возле них напоминают цыганские таборы. Одного массированного удара с воздуха будет достаточно, чтобы все надежды, которые мы возлагаем на радиолокационную технику в предстоящей битве за Британию, потерпели полный крах, — военный министр нервно забарабанил пальцами по массивной, глянцево отполированной столешнице и выжидательно уставился бесцветными глазками на расположившегося в кресле напротив дородного адмирала.

Тот не спеша пыхнул сигарой и не без иронии заметил:

— Но, сэр, я впервые слышу, что мистер Черчилль еще является и специалистом по радиолокации.

— Оставим, Мрэй, обсуждение достоинств премьера до другого раза, — осадил его министр. — Вы прекрасно понимаете, что меня интересует.

— Антенны видны?.. Так что же мне, перепилить пополам вышки, на которых они укреплены? — саркастически улыбнувшись, парировал адмирал. И жестко добавил: — Но тогда радары ослепнут! Сэр, пока еще я не могу запрятать их под землю. Они действительно громоздки.

— Что же вам мешает улучшить их технические характеристики? Неужели это так сложно, коль известен основной принцип радиообнаружения, который, по вашему утверждению, не доступен никому, кроме нас, англичан?

«Он ничего не смыслит, оказывается! — подумал адмирал о министре. — Прекрасно, есть возможность свести наконец счеты с этим выскочкой Брайтоном. А то он только и знает, что пыжится да отпускает в мой адрес ядовитые шутки». Мрэй, потупив взгляд, елейно сказал:

— Вы правы, сэр, сложности здесь нет. Если, конечно, наше техническое ведомство сумеет сконструировать новые магнетроны.

— Опять вы, Мрэй, пытаетесь свалить свои проблемы с больной головы на здоровую. При чем тут Брайтон и его ведомство? Он и так делает все возможное, уж я лучше вашего знаю, — снова недовольно забарабанил пальцами по столу министр.

— Но, сэр, наши лампы настолько огромны, что для достижения требуемых качеств радара — один лишь магнетрон понадобится размером с трехэтажный дом. И позиция будет напоминать не табор, в чем вы сейчас меня упрекаете, а целый город!.. Даже русские, судя по проскочившим в печати сообщениям, видимо, имеют магнетроны небольших размеров. А ведь они и близко не подошли к созданию радиолокационной техники, в чем я нисколько не сомневаюсь.

— Русские?! Вы меня удивили, Мрэй…

— А мистер Брайтон не хочет этого понять!

— Хорошо, я переговорю с ним. Но вы-то чего ждете? — с заметным раздражением накинулся на адмирала министр. — Разве трудно было у русских секрет позаимствовать? В конце концов, выкрасть этот чертов магнетрон!.. Неужели мне самому нужно обращаться в «Интеллидженс сервис»?!

— Сэр, я сам посоветуюсь со специалистами из секретной службы. Вы совершенно правы — нечего ждать у моря погоды, — ответил адмирал.

— О, кэй, — одобрительно пристукнул ладонью по столу министр и поднялся. Стрелка часов подвигалась к четырем. Ему не хотелось нарушать привычный распорядок дня: в это время он всегда пил чай.

Москва, испытательный полигон

Антенны крутились вместе с фургонами. Они вот-вот должны были остановиться: самолет, за которым велось наблюдение, произвел посадку. Руководитель испытаний, отдав последние команды, положил телефонную трубку и теперь листал журнал, бегло просматривая донесения, полученные от оператора установки.

— Что получается, Шестаков? — с нетерпением спросил его смуглолицый комдив Блажевич, начальник Управления ПВО.

— Неплохая картина, товарищ комдив, — поднялся из-за стола, заставленного пультами, подполковник. — «Редут» обнаружил цель на удалении шестидесяти километров и «видел» ее практически в течение всего полета.

— Однако мне показалось, что дважды радиоулавливатель терял самолет из виду? — спросил стоявший рядом дивизионный инженер, начальник Технического управления наркомата Бордовский, всматриваясь в руководителя испытаний цепким взглядом, от которого тот смутился.

— Но позвольте, товарищи, я пояснял, что цель в эти моменты входила в «мертвую зону», — с нотками нервозности в голосе вмешался в разговор молодой человек в светлом костюме и парусиновых туфлях. — Такова физика распространения радиоволн, что я могу поделать!

— Не горячитесь, товарищ Кобзарев, — усмехнулся див-инженер. — Вы — разработчики, ваша задача быстрее спихнуть изобретение. Ну а нам, военным, надо четко уяснить в чем его слабость, а в чем сила. Не так ли?..

Разгорелась полемика. Высказаться хотел каждый: кто-то пытался опровергнуть оппонента изысканными научными выкладками, а иные вообще отказывались «все это понимать», имея на сей счет свое особое мнение. В конце концов комдив раздосадованно воскликнул:

— Да прекратите, наконец, балаган! Мы не на диспуте. Будем говорить по существу. — И уже спокойно добавил — Простите… Меня интересует вопрос: расчет установки знал о маршруте полета самолета?

— Что вы, товарищ комдив! Его знали только я и летчик. Я докладывал… — начал было пояснять подполковник.

— Хорошо, хорошо, — остановил его комдив. — Предлагаю пройти к установке. Познакомимся с испытателями, а? Их мнение тоже интересно знать…

В тени фургона прямо на траве расположилось человек шесть в комбинезонах. Увидев приближающееся начальство, они вяло поднялись, стряхивая пыль и прилипшие соломинки. Лишь двое, надев шлемофоны, застыли, вытянувшись. Наверное, поэтому к ним первым подошли комдив, дивинженер и Лобастов. Те, отдав честь, поочередно представились:

— Стажер командного факультета Военно-электротехнической академии связи старший лейтенант Бондаренко!

— Стажер инженерного факультета академии воентехник второго ранга Осинин!

— Михаил Михайлович, еще установку на вооружение не приняли, а ты уже кадры готовишь? — с удивлением спросил Лобастова начальник Технического управления.

— Так точно, товарищ дивизионный инженер. Мы и в Баку на войсковые испытания «Редута» двух стажеров направили…

— Кстати, а есть ли предварительные данные о ходе войсковых испытаний? — поинтересовался начальник Управления ПВО.

— «Редут» проявляет себя блестяще, товарищ комдив, — ответил Лобастов. — Налицо его преимущества по сравнению с установкой «Ревень».

— А если по существу, по-кон-крет-ней?.. Лобастов, в несвойственной ему манере — взволнованно, чуть ли не с вызовом, заговорил:

— Во-первых, «Ревень» громоздок: в центре передающее устройство, а по бокам, на удалении тридцати километров от него — два приемника. Следовательно, обслуживающего персонала требуется больше. Во-вторых, непрерывно излучая радиоволны, установка создает лишь электромагнитную линию, своеобразный «забор», пересечение которого целью — и фиксирует. Но в какую сторону полетел самолет, мы не узнаем. Например, к границе или, наоборот, от границы… А «Редут» компактен, «видит» почти на сто километров вглубь. Раз! — Лобастов загнул палец на руке. — Может определить дальность до цели. Два! Наконец, точно выдает нам азимут, то есть курс ее полета. Это три!.. Так имеем ли мы право затягивать с принятием такой установки на вооружение? Ее надо срочно запускать в производство! — неожиданно закончил Лобастов.

— Ишь ты… — одобрительно покачал головой комдив. — Серийное название установки продумали, полковник?

— А тут и думать нечего, — с готовностью пояснил тот. — «Ревень», вы знаете, запущен как РУС-1, то есть радиоулавливатель самолетов первый. «Редут», видимо, следует считать вторым.

— Значит, РУС-2. Та-ак… Ну а вы, будущие академики, что скажете? Нужен войскам ПВО этот радиоулавливатель? — с улыбкой спросил комдив стажеров. И шутливо заметил: — Ведь вам придется крутиться на этой карусели. Не укачает?

— Никак нет! Разве от такого вращения — один оборот в минуту — укачает? — браво щелкнул каблуками широкоплечий старший лейтенант, выпятив грудь. — Будет «Редут» неподступным редутом советского неба!

— Молодец, старшой, красиво излагаешь! — пророкотал густой бас Соловьева, для которого ответ стажера послужил как бы поводом для того, чтобы самому высказаться. — Нам, товарищ комдив, радиоулавливатели крайне необходимы, — провел он ладонью возле горла. — Хотя бы пяток «Ревеней»…

Комдив, разведя руками, сказал дивинженеру:

— Придется, видно, выделить ленинградцам кое-что из первой партии.

В это время к нему шагнул второй стажер, щуплый, на вид совсем еще юноша.

— Разрешите обратиться, товарищ комдив? — Он замялся, хотя начальник Управления ПВО смотрел на него доброжелательно. Потом выпалил: — Мы сегодня и часа не вертелись… Но если оператору придется дежурить за экраном длительное время — голова пойдет кругом. Вот вращались бы одни антенны, а фургоны оставались бы в неподвижности.

— Наконец-то высказано дельное замечание в адрес «Редута», — удовлетворенно сказал комдив. — Товарищи конструкторы, что вы думаете по этому поводу?

— В процессе производства придется многое совершенствовать, — неопределенно пожал плечами Кобзарев.

Осинин осмелел и, не обращая внимания на насупившегося Соловьева, добавил:

— А еще лучше, товарищ комдив, совместить передающую и приемную антенны. Их же согласовывать — морока! А так — одна антенна. С помощью переключателя она работала бы сначала на передачу, затем — на прием. Если и аппаратуру удастся разместить в одном фургоне — тогда станция станет действительно компактной.

— Ну, это уже фантазия! — разгорячился Кобзарев. — Да такой установки, как «Редут», и теперь наверняка нет нигде в мире! И потом, легко сказать «с помощью переключателя», «разместить»… А вы попробуйте это сделать. За короткий срок всего не решишь. Мы тоже головы ломаем над этой проблемой.

— Вот и хорошо, напрягитесь еще. Времени у нас в обрез. — И, как бы подводя черту, комдив повторил: — Времени в обрез…

Члены комиссии направились к машинам, и только полковник Соловьев задержался около установки.

— Ты чего наговорил? Кто тебя просил лезть со своими идеями? — накинулся он на Осинина. — Да если мне установки не дадут, я тебя… я тебе покажу! А вы, Бонда-ренко, наведите порядок, как старший группы. Развели демократию, понимаешь! Вернетесь в Ленинград — лично спрошу!..

— Сам получил на орехи, выскочка, и меня подвел, — зло сказал Бондаренко Осинину, глядя вслед удаляющемуся полковнику. — Забыл, что ли, от него зависит наше распределение после академии.

— Только и думаешь, как бы выслужиться, карьерист несчастный, — отмахнулся Осинин и взбежал по металлической лесенке в аппаратную установки…

Из специального решения НКО СССР:

«…Принять на вооружение частей ПВО радиоулавливатель самолетов РУС-2 («Редут»)… Сформировать для службы ВНОС отдельные радиобатальоны, вооруженные спецустановками РУС-1 и РУС-2, в войсках Дальневосточного, Закавказского, Киевского, Ленинградского и Московского военных округов…»