Рука Фридерики оказалась одновременно и нежной, и твердой. Шелковистая кожа на тыльной стороне кисти, и жесткие подушечки мозолей на ладошке. Обманчивая рука. Рука инориты, привыкшей к физическому труду и рассчитывающей только на себя. Невольно вспомнились ловкие уверенные движения, когда она показывала нам с Вайнером, что чего-то стоит как целитель. И ее резкий удар, когда выливала на меня накопившуюся обиду и страх. Запугать ее оказалось не так уж и просто. Смелая девочка. И все же, каково это – остаться совсем одной, без единого родственника? Мои иной раз слишком назойливы, особенно тетя, но и она действовала исключительно из заботы о моем будущем. Разумеется, таком, каким она его видела. Жизнь без родных я себе не представлял. Без любящих родителей, хулиганистого младшего брата, упрямой сестрички. Только представить на миг, что их нет… Пустота. Пустота, которую ничем невозможно закрыть, Но что-то изменить я не мог, поэтому просто поцеловал руку Фридерики, чуть прикоснувшись губами к коже и опять почувствовав этот странный дразнящий аромат корицы. Почему-то вспомнилось ее лицо совсем рядом, глаза, пылающие гневом, и россыпь мелких золотистых веснушек на белоснежной коже. Веснушек, которые хотелось попробовать на вкус, словно неизведанное лакомство.

Фридерика выдернула руку так, словно прикосновение ей было противно. Еще бы, наверняка до сих пор вздрагивает, когда вспоминает, как ее допрашивал. Действительно, тогда ситуация получилась отвратительной. Сейчас же ее движение отрезвило. Не то, совсем не то у меня в голове: наконец-то появились факты, которые можно хоть как-то притянуть к поручению Лангеберга.

Об этом я и размышлял как по дороге в столовую, так и в ней. Выводы не нравились. По всему выходило, что ниточки ведут к герцогу. И если я уже начал подозревать, совершая обход Траттена, что если что-то и есть, то оно в герцогском особняке, то теперь подозрения превратились в уверенность. Герцогский особняк наверняка экранирован в достаточной степени, чтобы скрыть все следы незаконной волшбы. А что она была незаконной, я не сомневался – достаточно посмотреть на розовый куст. Пришлось ли герцогу Траттенскому влиять на расследование или он был уверен, что ничего не найдут? После смерти сестры Фридерики розы не уничтожили, несмотря на то что это улика, и очень серьезная. Не потому ли, что артефакт слишком сложен в изготовлении, а его собираются использовать еще? В такое предположение прекрасно вписывается то, что в гарнизон так и не прислали еще одного целителя – герцогу явно нужна целительница, которая заселится в комнату покойной и станет подконтрольной. Фридерика говорила, что сестра была сильной, но очень похоже, силы хватило только на то, чтобы удрать. Она не смогла ни написать о преступлении, ни пойти в Сыск с устным заявлением. Зато смогла покончить с собой. Сама или помогли? И еще… Розовый бутон – татуировка-печать? Предполагать можно что угодно, проверить уже никак – вряд ли что-то сохранилось за год.

И если герцог узнает, что вместо леди Штрауб в гарнизоне совсем другая девушка, не со столь значимыми родственниками, а точнее – вообще без них, Фридерика попадает в зону его интересов. Если, конечно, мои выводы правильны. Но в любом случае нужно ее как-то обезопасить. По-хорошему, отправить отсюда, но… Но я вспомнил гневный блеск ее глаз и понял, что рассчитывать на это не приходится. Но пока ей ничего не грозит.

Кто может выдать ее тайну? Имеем два слабых звена: Кремер и Фальк. В самом плохом случае они связаны с тем, что здесь происходит.

Мог ли подстроить Кремер замену Ульрики на нужную инориту? Запросто. Тогда Матильда приглашала нас, уже зная правду, и ее слова о цвете волос неслучайны. Конечно, Кремеру невыгоден такой спектакль – ведь в случае чего вылезает на свет проживание у него дочери лорда Штрауба, а тот ни за что не спустит подобное пренебрежение моралью. И в этом случае легкое развлечение закончится совсем нелегким браком, что не в интересах Кремера. И все же вычеркивать возможность, что он замешан, нельзя. Да и в свои интересы он меня не посвящал, разве что заявил, что хочет жениться на Фредерике.

Фальк… Этот инор к Фридерике явно неровно дышит, и не только дышит. С неожиданным раздражением я вспомнил, с каким собственническим видом он брал ее за руку и смотрел на нее, но она… она, пожалуй, относилась к нему ровно, как к приятелю. Впрочем, какое мне дело до того, как она относится к Фальку? Совершенно никакое. Важно, выдаст ли он любимую герцогу. Но вопрос риторический: я Фалька не знал и не знал, какие отношения на самом деле связывают этих двоих. Могли притворяться и он, и она. Она, пожалуй, нет – слишком легко удалось вычислить, что она не леди Штрауб.

Я не знал, за что браться в первую очередь и стоит ли сообщать инору Лангебергу о том, что обнаружилось. Пока все только на уровне предположений. Раньше расследованиями заниматься не приходилось, и поручение инора Лангеберга не так давно казалось не слишком серьезным, пусть и обязательным к исполнению, тем более что он предупредил: следователь сюда приезжал и ничего не нашел, хотя местные власти оказывали любую требуемую помощь. Но слишком тревожные ходили слухи о загадочных ритуалах подчинения, и главный королевский маг не успокоился. Очень похоже, что не зря.

– Гюнтер, как думаешь? – Брун не только прервал мои размышления, но и довольно сильно саданул в бок, совсем не по-дружески саданул.

– Головой, – недовольно ответил я. – А вовсе не ребрами, которые ты пытался сейчас сломать.

– От такого легкого толчка даже синьская ваза разве что покачнется. Леди Штрауб, обратите внимание, как хлипок ваш жених, – радостно переключился Брун. – Если от дружеского похлопывания у него трещат ребра.

– Боюсь, что от вашего дружеского похлопывания мои ребра точно сломаются, – ответила Фридерика.

– Что вы, леди! – запротестовал он. – Я никогда не позволяю себе похлопывать дам.

Фразу он не продолжил, но посмотрел на Фридерику настолько плотоядно, что она невольно отвела взгляд и покраснела, а мне захотелось стукнуть его гораздо сильнее, чем не так давно он – меня. Но тетя Эльза была хорошим учителем, так что я сдержался и даже смог пошутить.

– Во всяком случае, пока не похлопаешь подвернувшийся сейф, – усмехнулся я. – А что там бывает после, ты и сам сказать не можешь.

– Наглая ложь! – возмутился Брун. – Сколько там, в этом сейфе? На один глоток.

– Мне дважды пришлось тебя откачивать, – напомнил Вайнер.

– Это не потому что мне было плохо, а потому что ты решил воспользоваться моментом и сделать гадость, – нахально заявил приятель. – Я к тебе со всем доверием – а ты мне сразу промывать желудок. Нехорошо.

– Напиши заявление на имя полковника, в следующий раз промывать не буду, – предложил целитель. – Кто я такой, чтобы мешать инору самоубиваться?

– Как кто? – всполошился Брун. – Целитель.

– Кто собрался самоубиваться? – мрачно спросил подошедший полковник.

– Капитан Брун, – любезно ответил Вайнер. – Говорит, слишком скучно.

– Да, – подтвердил тот, – с этим дурацким карантином совершенно нечем заняться. Может, фейерверк устроим над гарнизоном?

И посмотрел на меня этак выразительно. Мол, в прошлый раз он проиграл только по случайности, и то только потому, что соревновались на дальность, а вот если на красоту… Я чуть снисходительно улыбнулся и подумал, а не поцеловать ли руку «невесты»? Исключительно, чтобы позлить Бруна.

– После которого опять придется отписываться, что это было сделано для устрашения потенциального противника? – ядовито уточнил Циммерман. – С нашим карантином еще примут за сигнал бедствия. Хорошо еще, если только вызовут целителей из столицы.

Вайнер чуть изменился в лице. Пожалуй, при таком развитии событий ему будет совсем нехорошо – выяснится, что нет никаких оснований для карантина, и встанет вопрос, зачем обманывать начальство, которое и так многое спускает.

– Может, напротив, осадят и попробуют уничтожить? – предположил Брун, глаза его мечтательно заблестели, и он даже на пару мгновений потерял интерес к Фридерике. – Все развлечение…

– Скучно вам, капитан, – ядовито протянул полковник. – Будет развлечение специально для вас. Инвентаризация всех артефактов гарнизона. Проверяете на работоспособность, износ и заполненность энергией. При необходимости заряжаете. Отчет предоставите в течение недели.

Брун мечтать перестал сразу. Возмущенно посмотрел на полковника, пытаясь найти хоть один аргумент в пользу невозможности подобного развлечения. Потом его взгляд упал на Фридерику, и он радостно предложил:

– Если леди Штрауб будет помогать, то результат превзойдет все ваши ожидания, инор полковник. А так – не могу обещать, очень уж у меня плохой почерк. Вдруг вы не поймете, что я написал, и это отразится на боеспособности гарнизона? Нет, так рисковать нельзя.

– Если я не пойму, что написано, капитан, отправлю вас на курсы каллиграфии. Боеспособность гарнизона не должна зависеть от вашего умения писать. Наставят крестиков, а потом утверждают, что это тайный никем не понятый шифр.

– Он и читать не умеет, – влез Вайнер. – Написано «Яд», так нет же, нужно выпить и проверить.

– Вам волю дай – на всем «Яд» напишете, – пробурчал Брун, – только чтобы не брали. Яды у целителей лежать не должны, я это точно знаю. И все же, инор полковник, неделя – это слишком короткий срок. Артефактов много, я один. Так что кого-нибудь в помощь непременно надо. Лучше с хорошим почерком. В идеале – леди Штрауб.

Он опять посмотрел на Фридерику. И я не выдержал. Взял руку невесты и поцеловал. Отпускать не стал, она же не вырывалась, лишь опустила взгляд на пол – наверное, подействовали увещевания Вайнера.

– Леди Штрауб есть чем заняться, – возразил полковник.

– Да, подтвердил Вайнер. – В ближайшее время она готовит зелья, которые могут понадобиться.

– Тогда дайте в подчинение Штадена, инор полковник, – предложил Брун. – У него прекрасный почерк. Вдвоем мы все сделаем очень быстро.

– У капитана Штадена уже есть задание.

– Мне вы никогда такие задания не даете, инор полковник, – обиделся Брун. – Хотя кому, как не вам, знать, как и кого можно использовать с большей пользой для гарнизона. Я бы охранял леди Штрауб ничуть не хуже, и даже лучше, поскольку собственнические инстинкты мне чужды.

– Отправьте его на гауптвахту за пререкания, – скучающе предложил Вайнер.

– Я не пререкаюсь! – оскорбился Брун. – Я хочу выполнить поручение наилучшим образом.

– Труд намного лучше способствует исправлению, чем лишение свободы, – возразил целителю Циммерман, чуть заметно поморщившись.

– Гауптвахту до сих пор не восстановили? – удивился Вайнер. – Там всего-то пара дыр в крыше.

– Обижаешь, – жизнерадостно заявил Брун. – Там крыша почти обвалилась. Дыра в стене. И требуется замена двери.

Выглядел он настолько гордым, что не приходилось сомневаться – гарнизон без гауптвахты остался из-за вполне определенного инора. Да, ломать – не строить, это Брун давно осознал. Неожиданно рука Фридерики дернулась освобождаясь, я с сожалением отпустил.

– Дверь заменили, – мрачно отметил полковник. – На остальное времени не хватило.

– А остальным пусть занимается тот, кто передал Бруну вино на гауптвахту, – предложил Вайнер и кивнул на лейтенанта, хищно кружащего неподалеку. Наверняка пытался произвести впечатление на леди Штрауб своим здоровым видом. – Все равно у этих оболтусов сейчас масса свободного времени. И капитану Бруну кого-нибудь в помощь дайте. Только не леди Штрауб. Не говоря уж о том, что в этом случае инвентаризация не закончится до отъезда леди, так сейчас из-за карантина скучающие служащие начнут чаще друг друга травмировать. Я не бесконечный, а помощь леди весьма кстати.

Полковник обрадованно согласился, и вскоре разочарованные Брун и недолевитированный лейтенант неохотно направились на выход, где и разошлись, перекинувшись парой слов. Очень надеюсь, что по делам, а не подготавливать очередное проникновение в целительский пункт.

– Инор полковник, Вайнер прав, нагрузка на него слишком большая. Странно, что до сих пор не прислали второго целителя, – заметил я. – Неужели вообще никого нет?

– Да предлагали, – раздосадованно ответил полковник. – Но только инорит, пришлось отказываться. Сами понимаете, пока здесь служит Брун, любая целительница – источник проблем в гарнизоне.

Итак, комната с решеткой все-таки ожидает новую жертву.

– Инор полковник! – радостно завопил лейтенант из гарнизонной канцелярии. – Еле вас нашел. Вам срочное письмо от лорда Штрауба!

Пока полковник обеспокоенно вскрывал письмо, оказавшееся довольно короткой запиской, Фридерика не менее обеспокоенно смотрела на меня. У предложения ее приятеля оказалось отнюдь не одно слабое звено, грозившее развалить всю игру.

– Ваш отец, леди Штрауб, очень встревожен карантином, – заявил Циммерман.

– Можете ему написать, что заболевших нет, – предложил Вайнер. – Да и карантин по подозрению, а не по выявленному больному. Леди ничего не грозит. Я рядом и позабочусь об этом.

– А не лучше ли будет, если это напишет леди Штрауб? Успокоит папеньку.

Фридерика вцепилась в меня сама. Успокаивать чужих папенек она явно не собиралась. Да и вряд ли тот успокоится, получив письмо, почерк в котором будет совсем не дочерний. Я положил свою руку на руку «невесты». Исключительно чтобы приободрить.

– Думаю, инор полковник, что письмо от вас скорее успокоит лорда Штрауба, – возразил я. – Вы лицо официальное, вам веры больше.

– Капитан Штаден, вам тоже пришло письмо с магической почтой, – вспомнил канцелярист. – От леди Эдин.

– Волнуется тетушка за вас, – участливо заметил Циммерман. – Может, ей тоже отправить официальное письмо, что оснований для беспокойства нет?

– Спасибо, инор полковник, я сам напишу.

Знаем мы, о чем волнуется тетя Эльза. Если полковник нечаянно проговорится о ненастоящей помолвке – пиши пропало, тетушка сделает все, чтобы помолвка стала настоящей, и мою дражайшую родственницу не остановит даже то, что леди – ненастоящая…