Энергии Бруна хватило и на инвентаризацию артефактов днем, и на попытки взлома ночью. При одной из таких попыток решетка заходила ходуном, настолько сильно, что показалось: сейчас отвалится и придавит навязчивого поклонника. Пациентов, раздавленных решетками, в моей практике пока не было, и я начала лихорадочно одеваться и припоминать, что там нужно делать в первую очередь. Но тут к Бруну спустился Штаден и что-то резко сказал. Решетка успокоилась, а вот Брун – нет. Он начал возмущаться отсутствием компанейского духа моего «жениха» и договорился до того, что улетел прямиком в отвратительный розовый куст. И вот тут он взвыл. Не просто взвыл, а ВЗВЫЛ. Я даже поначалу решила, что в гарнизоне сработала сирена, возвещающая об опасности, и выскочила наружу. И не только я – буквально через минуту возле пострадавшего стояли всклокоченный Циммерман в незастегнутом мундире, заспанный Вайнер и пара дежурных офицеров. И это не считая Штадена, который выглядел так, словно не дрался только что, а просто вышел прогуляться перед сном. Хотя какое перед сном – прошла уже добрая половина ночи.

– Брун! – заорал полковник. – Это уже переходит все границы! Я вас под трибунал отдам за создание паники среди гражданского населения в мирное время! Какого орка вы ночью вопите словно пожарная сирена?

– Инор полковник, чего сразу под трибунал-то? – смутился Брун. – Я случайно упал на розы, вот и все.

И посмотрел совершенно честными глазами на начальство, которое ничуть не размякло и не успокоилось.

– А орали вы так оттого, что задели за куст?

– Там же шипы ого-го, инор полковник. Мне показалось, они меня насквозь проткнули. И я не задел, я на розы свалился.

– Брун, если бы вы на них свалились, куст бы непременно сломался, а он стоит целехонек. Вам бы все шуточки шутить! – продолжал возмущаться Циммерман. – Придумайте что-нибудь поубедительнее.

– Он действительно свалился на розы, – с неохотой подтвердил Штаден, не уточняя, что помог приятелю в этом сложном деле.

– Это не цветы, инор полковник, это оружие массового поражения, – пробурчал Брун, – их необходимо удалить из гарнизона. Вернуть герцогу. Все равно та, кому это дарилось, больше здесь не живет и подарок с собой не забрала, выходит, мы присваиваем герцогское имущество, а это ни в какие рамки.

Розы стояли совершенно целые: стебли воинственно торчали, ощетинившись не только шипами, но и листьями, крупные цветы одуряюще пахли и не радовали ни одним свалившимся лепестком. Да, эти розы могли за себя постоять. Полковник наверняка подумал о том же, когда на них взглянул.

– И что вы предлагаете? Выкопать и отправить герцогу? Сами возьметесь?

Брун шарахнулся от куста, словно ему предложили взять лопату в руки прямо сейчас. Но быстро сделал вид, что просто подошел поближе к собеседнику, чтобы точнее донести свое мнение.

– Зачем сам, инор полковник? – уверенно пробасил он. – Дело тонкое, требует подхода специалиста по растениям, который аккуратно извлечет отсюда и перенесет туда. Герцогский садовник с этим справится куда лучше любого офицера в гарнизоне. Нам доверять такое нельзя – непременно повредим герцогское имущество.

– Вот и договоритесь с ним, – решил полковник, – а пока, чтобы я вас не видел ни у роз, ни у целительского отделения. Попадетесь на глаза – выкапывать и возвращать будете сами. Причем выкапывать сразу, а возвращать – по окончании карантина. А до того времени этот замечательный цветок будет стоять у вас.

– Инор полковник, вы пытаетесь лишить меня доступа к целителю. А если буду умирать, тоже нельзя к Вайнеру или леди Штрауб? – деловито уточнил Брун, разом взбодрившись.

– Можно, – порадовал его полковник. – Но как только они признают вас здоровым, сразу начнете выкапывать розы.

Брун посмотрел на куст с огромным отвращением и потер бок, наверняка тот самый, который свел с розами близкое знакомство, поэтому теперь сама мысль о любых контактах с растениями вызывала у Бруна не слишком приятные чувства.

– У меня аллергия на розы, – сделал он последнюю попытку.

И чихнул. Не менее громко и выразительно, чем до того убеждал окружающих в своей невиновности.

– То-то вы у них постоянно ходите, – едко отметил полковник. – Странная такая аллергия, затрагивающая исключительно мозговую деятельность.

– На что не пойдешь ради прекрасных глаз? – Брун гулко вздохнул и укоризненно посмотрел почему-то на меня.

– Нет у него никакой аллергии, – Вайнер зевнул, намекая, что пора расходиться. – Одна дурь и куча нерастраченного здоровья. Розы покопать ему даже полезно. Может хоть сейчас начинать, главное, чтобы молчал. А то перебудил всех. Вон, даже леди Штрауб подскочила. Наверняка решила, что нападение орков.

– Ночью вообще-то спать надо, – Брун недовольно взглянул на целителя. – Я как раз и шел, но упал в розы. А какой в них сон, сам подумай, Томас? Уверен, до утра они без меня обойдутся.

И исчез с такой скоростью и, главное, почти незаметно, что появилась уверенность, что при необходимости он может действовать четко, быстро и бесшумно, а значит судьба Гарма при нападении потенциального противника не такая уж печальная, как казалось в последнее время…

Штаден потянул меня в целительский корпус. Его желание избежать объяснений с полковником, который теперь непременно найдет новую жертву для высказывания претензий, было понятно, поэтому я позволила себя увести и бурчание полковника на оставшегося Вайнера слышала уже издалека.

– Не надо было вам выходить, Фридерика.

– Когда раздался этот ужасный звук, я решила, что на нас напали, – смущенно призналась я.

– Да, вопит Брун занимательно. Со сна еще не то может показаться.

– Не могу этим оправдаться – я не спала.

– Брун разбудил?

– Не только. Почему-то, стоит лишь уснуть, сразу начинает сниться что-то такое странное, что я в страхе просыпаюсь.

– Что именно?

Голос Штадена прозвучал спокойно, но в глубине глаз промелькнула тень тревоги. Настолько быстро, что я засомневалась, не показалось ли.

– Не могу сказать. Совершенно не помню, что снилось, остается лишь ощущение чего-то липкого и противного. И страх, что в следующий раз не проснусь. Я и прошлую ночь почти не спала.

– Я заметил, что вы не выспались, но отнес это на Бруна и раннюю побудку. Почему вы не сказали раньше? Придется с вашим страхом бороться доступными методами. Сегодня спите в моей постели, – неожиданно заявил Штаден.

– Ну, знаете ли! – возмутилась я. – Фиктивная помолвка не дает вам права на такие заявления. Я не Ульрика, если вы не забыли, у меня нет привычек шастать по чужим кроватям.

– Придется вырабатывать, – нагло ответил он, – поскольку в вашей комнате спать нельзя, несмотря на выданный амулет. Похоже, он полностью не экранирует влияние роз, поэтому меняться комнатами с вами я не буду.

– Даже если мне нельзя спать в своей комнате, это не значит, что я буду спать с вами. То-то вы мне так старательно сегодня ручки целовали. Я думала – выполняете просьбу Вайнера, а оказывается, это была подготовка!

И какая подготовка, по всем правилам! Нежные прикосновения, почти незаметные окружающим, заставляли сердце биться чаще, зато голову отключали напрочь. Ничем другим я не могла объяснить то, что не торопилась забирать у него свои руки, а наслаждалась каждым мгновением. Не в моем положении позволять подобные вольности, вот он и решил, что может рассчитывать на продолжение. Я так на себя разозлилась, что чуть было не дала Штадену по нагло ухмыльнувшейся физиономии.

– Инорита, делить с вами постель я не собираюсь, – неожиданно сухо сказал он. – Мне не нужны проблемы ни с вами, ни с Циммерманом. Он при моем появлении в гарнизоне сразу заявил, что женит при первой возможности. Ни брак с вами, ни конфликт с ним меня не прельщает.

– Но…

– Вы будете спать на моей кровати, я на полу. Устраивает? Мысли у вас, конечно, идут в интересном направлении, но я ничего подобного не предлагал. Я не Брун, с кем попало не сплю.

– Извините.

Я порадовалась, что не успела его стукнуть. Все же бить охранников за собственные странные мысли, – неправильно. Но тут же пожалела, что извинилась: его слова, что я – кто попало, не слишком приятны. Можно сказать, даже оскорбительны. Но возмутиться вновь я не успела.

– Принято, – кивнул Штаден. – И закончим на этом. Забирайте из своей комнаты одеяло, подушку и что там еще вам нужно для спокойного сна.

– Но…

Я не знала, как объяснить, что у меня нет много чего для спокойного сна. Например, ночной сорочки. Не посчитала Ульрика нужным вложить мои вещи в свой чемодан. Возможно, они ей показались слишком скромными. Или не соответствующими графской дочери. Или она их просто куда-то засунула и забыла. С Ульрикой всегда так, не проконтролируешь – получишь непредсказуемый результат.

– Я поставлю в той комнате артефакт, имитирующий вашу ауру, а вас у меня мы, напротив, замаскируем, – неправильно понял мою заминку Штаден. – Не бойтесь, вашей репутации урон нанесен не будет.

Репутация – это последнее, о чем я сейчас беспокоилась. Глупо беспокоиться о том, чего нет у Ульрики, чью роль сейчас играю пусть не перед Штаденом, но перед другими. Не зря же Брун так рвался ко мне.

– И все же не слишком прилично в одной комнате. Мы с вами совсем посторонние…

– Почему неприлично? Моей матери пришлось на практике делить одну комнату с однокурсником, и никто ничего плохого не подумал.

– Да? И чем это закончилось? – подозрительно уточнила я.

– Хорошо закончилось, – ответил он после короткой паузы. – Вы мне не доверяете?

И посмотрел так, что сразу вспомнилось, как он ко мне относился поначалу. Однако, какой опасный тип. За сегодня я уже почти забыла, как возненавидела его по приезде в Траттен. Не лучше ли ночевать у себя? Пусть с кошмарами, но одной. Я опять на себя разозлилась. Можно подумать, он только тем и занимается, что пытается затащить меня к себе в постель. То есть пытается, но совсем не для того, о чем я сначала подумала, а чтобы защитить. Пожалуй, лучше все объяснить, чтобы опять невзначай не оскорбить Штадена.

– У меня нет ночной сорочки, – честно призналась я. – То есть есть, но у Ульрики. Она мои вещи не заложила, хотя мы договаривались.

– То-то меня так удивили ваши покупки, – неожиданно сказал он. – Не волнуйтесь, инорита, я не смущаюсь при виде голых дам.

Слова сопровождались весьма ехидной усмешкой. Подозрения затопили меня с новой силой. Кто-то недавно говорил, что он не Брун? Возможно, это ограничение только при Циммермане, чтобы ненароком не женили…

– Зато я смущаюсь.

– Хорошо, я вам дам свою рубашку и обещаю не смотреть.

Мне почему-то казалось, что он не договаривает, что за его предложением стоит еще что-то. Тем более что с меня обещания не смотреть он не взял. То ли доверяет, то ли ему все равно, то ли, напротив, считает, что ему есть что показать. Но пусть не надеется, он мне совершенно неинтересен.

– Инорита, решайтесь. Скоро вернется Вайнер, еще заметит ваш переезд ко мне, пойдут разговоры. Да и время позднее, в конце концов, действительно пора спать.

– И все же, может, лучше я останусь у себя?

– Не лучше. Я не знаю, как на вас действуют розы, и не хочу рисковать. Если Брун все-таки выкопает эту гадость, в чем я сильно сомневаюсь, вернетесь к себе. Можете поверить, на полу мне спать не нравится.

И так посмотрел, словно хотел добавить, что здесь ему не нравится вообще все, и я в том числе. Вот ведь! Мог бы свою неприязнь оставить для Ульрики: ей все равно нет никакой разницы…

– Вы так и не объяснили, что не так с розами, хотя обещали, – попыталась я оттянуть решение, хотя и понимала, что все равно придется согласиться.

– Объясню, как только окажетесь в моей кровати. Инорита, я не могу вас бесконечно уговаривать. В конце концов, я отвечаю за вашу безопасность.

И он без дальнейших церемоний вломился в мою комнату и, пока я мучительно вспоминала, не валяется ли там чего неподходящего на виду, вытащил из кармана небольшой артефакт, немного над ним поколдовал, затем смел все с кровати и направился на выход.

– Но я еще не согласилась, – запротестовала я довольно жалко.

Штаден остановился на пороге и к чему-то прислушался, чуть склонив голову набок.

– Вайнер возвращается, – сообщил он. – Будем ругаться при нем?

Потом прошел и распахнул дверь уже к себе этаким приглашающим жестом, насколько это было возможно с постельными принадлежностями в руках. Привлекать внимание целителя не хотелось, поэтому я молча прошла в чужую комнату.