—Brook and road                 Were fellow-travellers in this gloomy Pass,                 And with them did we journey several hours                 At a slow step. The immeasurable height                 Of woods decaying, never to be decayed,                 The stationary blasts of waterfalls,                 And in the narrow rent, at every turn,                 Winds thwarting winds bewildered and forlorn,                 The torrents shooting from the clear blue sky,                 The rocks that muttered close upon our ears,                 Black drizzling crags that spake by the wayside                 As if a voice were in them, the sick sight                 And giddy prospect of the raving stream,                 The unfettered clouds and region of the heavens,                 Tumult and peace, the darkness and the light —                 Were all like workings of one mind, the features                 Of the same face, blossoms upon one tree,                 Characters of the great Apocalypse,                 The types and symbols of Eternity,                 Of first, and last, and midst, and without end.

                               Дорога и река                       Сопутствовали нам. Мы шли часами                       Неторопливым шагом. Из лесов                       К нам доносился тяжкий запах тленья,                       Но жизнь торжествовала здесь повсюду;                       Гремели, низвергаясь, водопады;                       В теснине узкой воевали ветры                       И выли, побежденные, протяжно;                       Потоки изливались — с ясной выси;                       Невнятными глухими голосами                       Чернеющие — все в слезах — утесы                       Пытались нам поведать о себе;                       Безумствуя, речная быстрина                       Нам головы кружила; в небесах                       Парили облака свободной стаей.                       Покой и непокой и тьма и свет —                       Все словно одного ума творенье                       И словно одного лица черты.                       О, грозные, таинственные знаки!                       Своей рукой их начертала вечность:                       Начало, и конец, и бесконечность.

               Though the bold wings of Poesy affect                The clouds, and wheel aroud the mountain tops                Rejoicing, from her loftiest hight she drops                Well pleased to skim the plain with wild flowers deckt,                Or muse in seldom grove whose shades protect                The lingering dew-there steals along, or stops                Watching the least small bird that round her hops,                Or creeping worm, with sensitive respect.                Her functions are they therefore less divine,                Her thoughts less deep, or void of grave intent                Her simplest fancies? Should that fear be thine,                Aspiring Votary, are thy hand present                One offering, kneel before her modest shrine,                With brow in penitential sorrow bent!

                     На мощных крыльях уносясь в зенит,                      Пируя на заоблачных вершинах,                      Поэзия с высот своих орлиных                      Порой на землю взоры устремит —                      И, в дол слетев, задумчиво следит,                      Как манят пчел цветы на луговинах,                      Как птаха прыгает на ножках длинных                      И паучок по ниточке скользит.                      Ужель тогда ее восторг священный                      Беднее смыслом? Или меньше в нем                      Глубинной мудрости? О дерзновенный!                      Когда ты смог помыслить о таком,                      Покайся, принося ей дар смиренный,                      И на колени встань пред алтарем.