В эту теплую ночь Мордред стоял на одной из наблюдательных башен. Его абсолютно холодный взгляд был направлен куда-то вдаль. Дальше, чем простирался лес перед Камелотом, или горы, находящиеся за многие мили от замка.
Он смотрел в небо.
Точнее в то место, где небо с землей соединялось, образуя горизонт.
Столь далекий и прекрасный горизонт, за которым юноша любил наблюдать еще с «детства». Первое, что он увидел в своей жизни, была каюта корабля. Второе — ночной горизонт. Именно он полюбился молодому человеку больше всех других пейзажей, и за слиянием неба и земли, если это происходило ночью, он мог смотреть вечно.
Гомункул, у которого нет будущего…
Существо, созданное только для того, чтобы умереть ради создателя…
Кто мог подумать, что ему будут доступны эмоции.
Любовь.
Честь.
Привязанность.
Ненависть.
Возбуждение.
…страх.
Вряд ли Моргана предполагала, что ее совершенное оружие познает чувство страха. И не просто познает, а по настоящему подастся ему. Словно это бурная река, уносящая за собой любого, оказавшегося в ней.
Но Мордред узнал…
Внутри него все сжалось, когда Гавейн использовал шесть совершенно разных по своей форме и размеру оружий, комбинируя их с диковинными техниками боя. Не было ни единого повторения. Каждый удар был непохож на все остальные как своей силой, так и углом нанесения. Многие нельзя было предугадать.
Они и стали фатальными для тела гомункула целых шесть раз.
Уже во время третьей смерти Мордред почувствовал ту самую бурлящую реку страха. Тогда он еще сопротивлялся ей, но это не могло происходить вечно, и бушующий поток буквально смыл его, оставив Гавейну на растерзание уже после четвертой смерти тела.
— «Этот горизонт… он делит землю и небо надвое», мама. «Проводит черту, не давая им соединится». Таковы ведь были твои первые слова, сказанные мне, да?
Неосознанно разговаривая сам с собой, Мордред оперся локтями на каменный зубец.
Черта, которая не дает соединится…
Соединиться, слиться, сравняться…
Это характерно не только для неба и земли, но и для людей.
Мордред понимал, что никогда не сможет сравниться с настоящим человеком. Люди способны проявлять куда больше эмоций, чем любовь, честь, долг, возбуждение и ненависть.
Им доступно много больше чувств.
И гомункула это не то, чтобы раздражает. Скорее он проявляет эмоцию, ранее ему недоступную.
Зависть.
Назвать ее человеческой сложно, но все же это зависть. Та самая, которая сподвигла множество монархов на воины, и столь же много женщин и мужчин на преступления. Кто-то завидовал богатству, кто-то красоте. Другие — одаренности человека.
Это кажется столь ничтожно по сравнению с тем, чему завидует Мордред.
Маленький котенок, которому едва исполнилось три месяца, резво пробежал по коридору замка. Навострив ушки, он неуклюже мчался вперед, пытаясь найти своего хозяина.
Не сразу у него это получилось, но все же он видел своего хозяина, одиноко стоящего на смотровой башне.
Рыцарь в золотых доспеха о чем-то размышлял.
Котенок был глупенький, не понимал забот своего хозяина. Да и вряд ли поймет, когда вырастет. Пусть животные и многое чувствуют, сами по себе они лишь глупые создания.
Увидев котенка, Мордред улыбнулся, взял его за шкирку, и приподнял вверх. Небольшой комок шерсти чуть испугался, но брыкаться не стал. Не стал и вырываться, когда его лапы коснулись кольчужной подперчатницы юноши.
Даже не разведав территории, как подобает любому котенку, этот просто свернулся клубочком на ладони рыцаря.
— Такое простодушие… — удивился Мордред, смотря на серую шерсть жалкого животного. — С чего ты так уверен, что я не раздавлю тебя немедля?
Котенок не понимал, что говорил юноша. Да если бы и понимал, ответить не смог бы. Все, что он сейчас мог сделать — поднять голову, известив своего хозяина о том, что его все же слышно.
Стеклянные глаза котенка не показывали никаких эмоций. В них виднелось разве что спокойствие, но эмоцией это чувство назвать нельзя.
Сейчас его жизнь в самом прямом смысле этого слова находилась в руках Мордреда. Одно усилие, и маленькое тело животного разломится, будто это и не живое существо вовсе, а изгнивший сучок старого дерева. Кости переломаются, вопьются в кожу и внутренние органы. А когда ладонь будет разогнута, скелет будет виднеется и снаружи.
Но юноша не делает этого. Вместо того, чтобы убить котенка, он опускает его на бойницу достаточно толстую, чтобы животинка смогла там расположиться и не упасть.
Убивать это маленькое, недавно появившееся на свет существо, Мордред не хотел.
Да и зачем это?
Какой смысл от смерти никчемной крохи?
Пусть он и маленький, котенок радовался жизни. А Мордред этого лишен.
Возможно это покажется банальным, но жизнь прекрасна лишь тогда, когда ты живешь беззаботно и не ведаешь страха перед завтрашним днем. Некоторые люди пытаются продлить мгновения детства, оставаясь беззаботными еще несколько лет после того, как вырастут из детского возраста. Однако, рано или поздно каждый ломается и поддается общественному мнения, становясь «выросшим», пересмотрев свои моральные ценности. Некоторое время, пока они хранят детство, эти люди являются самыми счастливыми на планете. А вот когда приходит время осознания, то их впору назвать сумасшедшими, ибо они проваливаются в глубокую депрессию.
Но уж лучше так, чем вечно корчить из себя «выросшего», и в итоге отказаться от абсолютно всех своих принципов, идеалов и убеждений.
Так считал и Мордред, который был создан не так давно. Отведено ему было пять лет. Часть этого времени уже улетела в небытие. И поэтому он пытается сохранить каждое из мгновений своей жизни.
Тех самых мгновений, которые столь опрометчиво тратят Артурия и ее рыцари.
* * *
Два человека…
Только двое избрали местом своей встречи небольшую лодку посреди пустыни. Миниатюрное судно буквально слилось с песком, впитывая в себя его неимоверный жар.
Мужчина и девушка…
Оба черноволосые, оба голубоглазые…
Оба рыцаря.
Они сидели друг на против друга, а меж ними стояла бутылка прекраснейшего вина. В руках каждый держал бокалы.
— Так было нужно, Артурия, — отхлебывая, произнес мужчина. — Не уйди я тогда, все королевство было бы поставлено под угрозу.
— А дальше что? Что с того, что Камелот ВНОВЬ оказался бы в опасности? — рявкнула девушка, ярко выделяя слово «вновь». — Не в первый раз это произошло бы.
— В этот раз все могло быть иначе. Тут уже не саксы бы нападали…
— Мы бы вытерпели. Камелот не такое беспомощное королевство, как тебе кажется?
Ланселот поморщился.
В его понимании беспомощность заключалась в абсолютной неспособности защитить себя.
Беспомощными были крестьяне, которых он любил.
Животные, что оберегала его мать, Владычица Озера.
Но Камелот — твердыня королевства — уж точно не была беспомощной. При желании, лучные маги Британии могли выступить против того, что ворвалось бы в наш мир.
Могли бы, и полегли. Все, как один.
Угроза, которую представляла воронка, образовавшаяся при уничтожении врат Гинунгагапа, могла стать реальной, если бы Ланселот не сбежал оттуда.
И, если бы он погиб тогда, кто знает, что могло бы произойти.
— Не кажется. Вы можете себя защитить. Но вот только против изначальной бездны вам не выстоять.
— Выстояли бы, — парирует Артурия. — Выстояли бы, как и всегда.
— НЕ БУДЬ ТИРАНОМ, АРТУРИЯ!!!
Вскрикивает мужчина, явно взбешенный словами своего бывшего господина.
— Ты хоть понимаешь, что могло бы произойти!? Сколько людей погибло бы, если бы вернулся к тебе, а не последовал наказу Найтстаэ!? Чего стоит правитель, который не может защитить слабых!? Ты должна все взвешивать и осознавать, какую ответственность понесешь…
Рыцарь выкинул бокал с вином. Красноватая жидкость разлилась по песку, и от пекла почти мгновенно испарилась. Сам Ланселот встал.
Но ни он, ни девушка не чувствовали жару. Словно им было не до нее.
— Это… это истинные обязанности правителя!
В отличии от своего вспыльчивого собеседника, Артурия рассуждала куда более хладнокровно.
Если сравнивать ее поведение в замке Кале и сейчас, посреди бесконечной пустыни, то создается впечатление, что она и Ланселот поменялись местами.
Теперь, вместо того, чтобы поддаваться эмоциям она выслушивает бывшего своего собрата спокойно, не прерывая его истерику. Ланселот же наоборот, стал более агрессивным, нетерпеливым… и эмоциональным.
— Так ты, Ланселот, всего лишь раб этой справедливости? — задает она вполне логичный вопрос.
Ведь в словах Ланселота есть лишь служению справедливости, и ничего более.
— Мне все равно, как ты это называешь.
Отвечает он.
— Я готов умереть за свои идеалы и за ТВОЙ народ, если этого потребует судьба.
Но Артурия, лишь опустив голову, тихо произнесла:
— Человек не должен так жить.
Тем более не должен так жить король.
— Не я, и не ты должны жертвовать жизнями ради людей. Это люди должны служить и умирать за своего повелителя. Стоит понимать это так, как есть.
— ЧТО!?
Ланселот не собирался сдерживать свой гнев, из-за чего еще громче прежнего вскрикнул.
— Ты стала тираном, Артурия! Я тебя не узнаю! Где та девчушка, которая управляла страной по справедливости, не желая жертвовать народом!?
— И то верно. Я тиран. Но одновременно с этим люди идут за мной, — ответила Артурия тем же тоном, не меняя выражения лица. — Не из страха… ни Кей, ни Гарет не отправились бы за мной. Они могут уйти из-под моей опеки. И ушли, было бы желание. Но они не уходят. Они остаются со своим королем в любые времена!
— Думаешь, простым людям по душе твое правление? Поставь себя на их место!
— Король не должен жить так, как живут простые люди. Король должен обладать сильнейшим желанием среди всех. Он должен быть самым величественным, и впадать в гнев легче, чем другие! Он должен быть и чист, и хаотичен. Он должен быть человеком, который более реален, чем все остальные. Только так ты можешь донести что-то до народа, только так послание «если бы я был королём, это было бы чудесно» будет запечатлено в людских сердцах.
— Такой путь короля… где справедливость?
— Да не должно быть в пути короля никакой справедливости. По этому не должно остаться и сожалений.
Она была так упёрта, настаивая на своём, что Ланселотом овладел неудержимый гнев.
Хотя они оба были рыцарями, их убеждения слишком отличались друг от друга.
Одна сторона мечтала о мире.
Другая сторона мечтала о процветании.
Один рыцарь пожертвовал всем, чтобы сдержать хаос…
Другой готов принять его как неизбежное.
— Я все понимаю, Ланселот. Ты у нас святой рыцарь. Воплощаешь в себе все идеалы и добродетели рыцарства. Воистину, это благородный и неприкосновенный образ. Но скажи мне, кто будет восхищаться тернистым путем мученика, отдавшем жизнь за идеалы? Кто захочет такой жизни? И кто пойдет за королем, если он станет идеалистом?
«Неужели она и есть та Артурия?..», — пронеслось в голове Ланселота.
Одновременно с этим эмоции отчаяния отчетливо запечатлелись на его лице.
Король же лишь улыбнулся и продолжил.
— Понимаешь… именно потому, что король всегда идет впереди, алкает больше всех, и гневается так, что аж воздух трясется… потому, что король воплощает все крайности добра и зла… именно поэтому его подданные завидую ему и восхищаются им. Именно поэтому в сердце каждого человека, подвластного королю, горит желание походить на своего владыку.
Ночь опустилась на пустыню.
Воздух стал холоднее прежнего, но это вновь ощущалось только природой, не рыцарями.
Точнее, лишь Артурия не чувствовала ничего.
Холодок, пробежавшийся по спине Ланселота, вызвал неприятный озноб.
Да и от ветра ли был он?
Возможно из-за ветра. А может и из-за того, что слова Артурии пусть и жестоки, но верны.
Ни один человек добровольно не пойдет за королем, которого не уважает он и его близкие… к которому питают отвращение, но никак не зависть и благоговение.
Король Артур никогда не был ненавидим народом. Всегда будучи мудрым и справедливым, он вел людей за собой.
Но самый благородный из его рыцарей принял последние перемены в его душе как изменение характера и образа правления своего господина. Внушив себе иллюзию, что людям стало хуже, он стал намного хуже относиться к своему королю.
Когда она приперла его к стенке и разбила лицо, Ланселот осознавал, что ее изменило, и ничуть не жалел о собственном выборе. Остаться в подчинении такого человека не позволяла завышенная совесть.
Вот только максимализм не позволял Рыцарю Озера увидеть самое главное: как бы не поменялся характер Артурии и ее отношение к Ланселоту, люди все еще идут за ней. И не из страха, как могло показаться сначала, а по своей воле. Потому, что считают действия короля правильными.
И даже не просто считают…
Они верят в это. В то, что Артурия Пендрагон ведет их в светлое будущее, избавленное от всех треволнений этого мира.
То, что она их именно «ведет», куда более верно, чем то, чего хочет Ланселот.
Рыцарь хочет, чтобы король «спасала» своих подданных, слепо вела за собой, не показывая истинного пути.
Возможно, это самое «спасение» защитить Британию на некоторое время. «Спасет» ее, как этого хочет Ланселот.
Однако…
…всем известно что происходит с тем, кого все время лишь спасают.
— Ты хочешь спасти людей, но не желаешь направляет их. Ты никогда не показывал им, каким должен быть настоящий рыцарь. Ты бросил свой заплутавшийся народ! Один, не тревожимый ничем, ты просто преследовал свои идеальчики!
— Что… ты сказала?..
Неконтролируемый гнев в полной мере отразился на лице Артурии.
— Именно поэтому ты — не настоящий рыцарь! Ты просто не выросший мальчишка, погрязший в мечте о рыцаре, который служит другим, а не себе!
Ланселот много чего хотел сказать в ответ. Но каждый раз, когда он открывал рот, осознавал, что каждое слово, сказанное Артурией — правда.
* * *
Она проснулась в холодном поту.
Подушка была мокрая от пота Артурии, а ее левая рука, облаченная в золотую перчатку, болела неимоверно сильно. Впервые за долгие годы она чувствовала эту боль, которая начинается в запястье и расходится по всей поверхности покрытия Экскалибура, не задевая при этом остальные участки кожи.
Вызвать такую бурую гнева Экскалибура и Гае Булга могла лишь сильная вспышка энергии. Вероятно, именно она и навязала Артурии этот сон, где она спорила с Ланселотом.
Их спор так и не был закончен, но что Артурия могла знать наверняка: все то, что она сказала в этом сне, было истинной правдой в ее понимании.
— Экси, что случилось? — вскрикнула она, резко вскочив с кровати и принявшись одевать синее платье на голое тело.
— Не знаем мы! — раздался хриплый голос в ее голове. — Гае?
— Это… чужеродная магия влияния на окружающую среду и сущность мира…
Второй голос был более взволнован и отрешен, чем первый. В отличии от Экскалибура, Гае Булг явно осматривал пространство замка Кале на возможность магической активности.
И заметил такую, которую не мог воссоздать ни один из рыцарей Камелота или обычный чародей.
Магия пространственного искажения, влияющая на человека. Вызывает галлюцинации и в некоторых случаях паралич.
Непосредственное влияние на нервную систему чистой энергии обычно смертельно, но в данном случае она использована так, чтобы вызвать бредовые галлюцинации.
— Морга… ахх… гхаа…
Голос Экскалибура исказился до неузнаваемости. Будь он человеком, могло показаться, что в его горло кинули заточенные деревянные щепки.
В эту же секунду Артурия упала на колени. Она так и не успела надеть платье, и, спотыкнувшись об него, упала лицом на пол.
Из носа хлестнула кровь. Тело почти перестало слушаться, даже дышать тяжело стало. Легкие как будто сжались в чьей-то стальной хватке. Все, что могла контролировать девушка — левую руку, которой она, с неимоверными усилиями, оттолкнулась и перевернулась на спину.
Не менее тяжело ей дался наклон головы. Она хотела убедиться, что с ее телом все в порядке.
Однако, это было далеко не так.
Ее соски лопнули, из них выливался жир, прямо на красные от жара груди. Из пупка выполз червь, весь покрытый кровью и густой желтой жидкостью.
— АААААААА!!!
Еще никогда ранее Артурия не испытывала подобный страх.
Хоть раньше она и была на краю пропасти, зовущейся смертью, впервые ее тело готово было умереть настолько отвратительным образом. Ей казалось, будто все внутри изгнило, и именно поэтому перестало работать как положено. Желудок — ладно, он никогда здоровым не был. Но легкие и сердце, буквально варящиеся в собственном соку, побуждали Артурию кричать еще громче.
Кричать, в надежде, что помощь придет.
Вот только приходит далеко не помощь.
В ее комнате появляется зеленая роба. Медленно, словно туман утренним днем, она просачивается сквозь стекла, и в течении нескольких секунд формируется в силуэт человека.
По комплекции невозможно узнать, кто это: мужчина или женщина. Ясно лишь одно: этот человек, или, может, существо… опасно настолько, что даже Экскалибур не сможет с ним совладать.
Роба медленно делает шаг вперед… затем еще один.
Она медленно, но настойчиво приближается к Артурии. Из-под одежды вытягивается рука, держащая посох.
Артурия узнала его. Похожий был у Мерлина. Разве что на посохе у колдуна был дракон, а не ворон, расправивший крылья.
Ворон… ЕЕ любимое животное.
— Ты… — простонала Артурия. — Зачем ты… сюда… явилась?..
— За тобой.
Женский голос ответил спокойно.
Он был хорошо знаком Артурии, и девушка сразу догадалась, кто стоит перед ней.
— Ваши корабли сожжены, и до Британии так просто не добраться.
Едва женщина произнесла эти слова, ее голове пронзил фальшион, метнутый со стороны входа. Капюшон запрокинулся, и лицо Морганы предстало перед Артурией.
— Артурия!!! Ты как!?
В ее комнату вбежали двое: сер Гарет и сер Кей. Последний уже вооружился буздыганом, готовым разнести любую вещь или часть тела; что первое попадется. Но как только они увидели обнаженную Артурию, корчащуюся от боли, оба немедленно возбудились, засмущались и отвернулись.
— Ну мы это… — пробубнил Кей. — Тебя спасаем…
Растолкав их, в комнату вошла уже девушка. Она что-то бубнила себе под нос, явно проклиная своего нерадивого мужа и его друга, сера Кея.
— Артурия! — вскрикнула она.
Линетта подошла к своему королю, села на корточки и попыталась помочь ей одеться.
— Ну а вы чего встали!? — обернулась она, и увидела все те же спины Гарета и Кея.- ****уйте по другим комнатам! Отгоните ее!
— Д… да!
Как будто ждавшие дозволения Линетты, Кей и Гарет рванули с места и побежали выполнять приказ жены Белоручки.
Сама она, в это время, вытянула синее платье из-под успокаивающейся Артурии, и помогла королю привстать.
— Надо быстрее вас одеть, ваше величество. Встать сможете?
— Да я и одеться сама смогу. Но от помощи не откажусь. Спасибо тебе, Линетта.
— Всегда пожалуйста.
Меньше чем через минуту платье было одето на Артурию. Она могла смело выдвигаться в путь.
Пока Линетта помогала ей одеться, она рассказала, что галлюцинации случились не только у нее. Сер Гарет и сер Кей тоже попались на уловку Морганы. На счет остальных Линетта не знала, поскольку они с Гаретом успели помочь только серу Кею. Если бы пришли чуть позже, Моргана бы его убила.
Точно так же, как чуть не убила Артурию.
Неужели Моргана так сильно ненавидит ее?
И за что?
За грехи отца?
За то, что Утер Пендрагон изнасиловал ее мать, в следствии чего и родилась Артурия?
Но почему в рождении короля она винит самого короля?
Дети не должны расплачиваться за грехи родителей. Если же расплачиваются, то родители трусы… бесхарактерные люди, и никто более.
Сопровождаемая этими мыслями, Артурия выбежала из комнаты, создав в левой руке Экскалибур. Линетта последовала за ней, надеясь, что прикрытием тылов, она сможет обеспечить королю безопасность.