— Анна, что за бред? — обратился Итель к Богине. — Ты знаешь этого типа?

— Он приглашает нас в Поющий Замок, — отозвалась она нараспев, точно в полусне.

— Чертовщина… Чем вы ее опоили? — Итель сердился и не знал, что предпринять. — Как вы попали в дом?

— Идите оба сюда! — приказал Лоцман. — Смелее, господин Итель.

— Какой Итель? — удивилась Богиня. — Это Пауль Мейер. Идем, раз зовут. Такие сны бывают не каждый день. — Она с шальной улыбкой кинулась в проход из мира в мир. На пороге споткнулась, ахнула — и вывалилась из Зазеркалья Лоцману на руки.

Бородач насупясь прошел следом.

— Я не понимаю, — начал он брюзгливо, — ты что, затеяла пристройку?.. — Он осекся, оглядев комнату, слишком непохожую на ту, которую он покинул, чтобы оказаться легко объяснимой пристройкой: огромное окно, резная дверь с росписью в медальоне и тяжелым засовом, непривычная глазу мебель — не то старинная, не то выполненная на заказ и стоящая кучу денег. — Что это значит? — Итель с глупым видом повернулся к Лоцману.

— Какой простор… — Богиня рассматривала высокий лепной потолок. — Пауль, здесь как в королевском дворце! Просто чудо.

— Это Поющий Замок, — хмуро сообщил Лоцман, поскольку до гостей никак не доходило. Победа не радовала: Великая Богиня оказалась стареющей, поблекшей женщиной, а грозный Итель едва доставал ему до подбородка. Впрочем, не во внешности дело, а в том, что эти двое изрядно попортили жизнь Лоцману и его актерам.

Богиня прилипла к окну:

— Пауль! Да глянь же! Точь-в-точь мой замок. И башни такие же…

Как по заказу, ветер развернул над башней флаг с золотыми буквами: «ПЛЕННИКИ ПОЮЩЕГО ЗАМКА». Богиня близоруко сощурилась:

— А что там по-латыни?

— «Se non e vero, e ben trovato», — прочел более зоркий Итель. — Я всегда говорил, что твой подзаголовок никуда не годится… Я не понял — это кино? Ты что, продалась на студию? — В маленьких, окруженных сеткой морщин глазках загорелось недоброе любопытство. — Анна, я этого не понимаю. — Он повысил голос.

Лоцман отметил, что сбитый с толку враг твердит о своем непонимании, однако в нем чувствуется сила и уверенность в себе, которые скоро возьмут верх над растерянностью.

— Пойдем же, поглядим! — Богиня не слушала Ителя. — Это чудесно — всё в точности как я представляла… Совсем моя книга! Господин Лоцман, здесь можно походить? Нас не погонят?

— Думаю, нет. — Он поднял засов на двери. — Прошу.

— Я не понимаю! — возопил Итель. — Анна, куда ты меня завела?

— Потом узнаем. — Она устремилась в коридор. — Ох какая красота! — донесся ее голос. — И всё как настоящее… Ой, ну слов нет! Какое можно снять кино…

Итель смерил охранителя мира настороженным взглядом.

— Странные сюрпризы, — протянул он. — Я не понимаю такой самодеятельности.

— Я тоже попросил бы вас кое-что объяснить. Позже, — отозвался Лоцман. — Идемте.

— Пауль! — призывала Богиня. — Ну, скорей!

Охранитель мира проводил их к главной лестнице, вывел на ту террасу, где начинались съемки. Итель был мрачен и, кажется, слегка напуган, Богиня ошалела от изумления и восторга.

— Мы сделаем фильм, непременно сделаем фильм, — повторяла она; лицо разгорелось и помолодело, глаза сияли. — Ведь вы позволите, правда? — Она в порыве чувств схватила Лоцмана за руки. — Это всё — ваше, верно? У нас достанет денег заплатить, так ведь, Пауль?

Богиня явно считала, что попала в продолжение собственного мира и в нем действуют привычные законы. Лоцман не стал разубеждать, наблюдая за ней и еще пристальней — за Ителем. Враг мрачнел всё больше, жевал нижнюю губу.

— Я всё равно не понимаю, — объявил он в конце концов. — Это студия или что?

— Конечно нет! — Богиня залилась счастливым смехом. — Разве не видишь — всё натуральное. И слышишь, как поет? Это ж тебе не запись гонят через динамики. Чудо, просто чудо! — Она перебежала к краю террасы, свесилась через перила, пощупала вьющиеся по камню цветущие лозы. — Господин Лоцман, а можно пройти на галерею? — Задрав голову, Богиня уставилась на колоннаду, откуда появлялся рассвирепевший от молчания Замка Серебряный Змей.

— Милости прошу.

Он всё еще не мог определиться, как воспринимать Богиню: то ли просто как женщину, малость несуразную и чуточку жалкую, но безобидную, то ли как всемогущую создательницу миров, повинную во всех их бедствиях, — а это уже совсем другое дело. А ведь она понятия не имеет о том, что творится в Поющем Замке, пришло ему в голову. Если она и создала этот мир, то помимо своего желания — он зародился сам собой и живет по собственным, неведомым ей законам. Что же, она вовсе ни при чем — не повинна в измывательствах кино над актерами, не виновна в их перерождении? Раз она не знала, что книга, которую пишет, отражается в иномирье и порождает нечто живое, способное радоваться и страдать?

Он глядел на взбирающуюся по ступеням Анну. Допустим, она не знала, что делается в мире, зародившемся в параллель ее книге, — однако Лоцмана-то она продала; и, к слову, не она одна. Что это значит, еще предстоит разобраться.

Отчего-то кругом было очень тихо. Охранитель мира вдруг осознал, что упал вечно дующий над Замком ветер.

— А Серебряный Змей у вас водится? — Итель попытался за усмешкой скрыть нервозность.

— Как же без него?.. Анна, назад! — заорал Лоцман, срываясь с места. Не хватало, чтобы чудовище самолично пожаловало приветствовать свою Богиню. Что там согласно последнему сценарию? Ядовитая слюна попадает в раны, и люди уподобляются Змею — проще говоря, становятся садистами. Надо думать, Итель переродится с легкостью… — Анна, стойте! Назад!

По галерее уже текло серебро чешуи, торопилось навстречу Богине. Она застыла, испуганно оглянулась на Лоцмана. Не соображает, что попала во всамделишный Замок!

Звонкое эхо надрывалось, захлебывалось, звало. Из галереи показалась остроконечная морда, и Змей заструился вниз по ступеням. Анна взмахнула руками и села; ее зеленая блуза поднялась пузырем и опала, прильнув к спине. Богиня беспомощно сидела, вцепившись в край ступеньки, вывернув шею. Тварь скользила к ней. Внизу что-то вопил Итель, а на боковой галерее справа Лоцман скорее почувствовал, чем увидел, несшихся со всех ног северянина и виконта.

Последний рывок — и охранитель мира встал над Богиней. Заслонил ее, напружинился — и сотворил огнемет. Чуть не выронил тяжелую емкость, поставил у ног, обеими руками схватил черный шланг с раструбом на конце, направил в блестящую морду. Не успев подумать о существовании какой-нибудь кнопки или рычажка, Лоцман усилием воли послал навстречу Змею струю жидкого пламени. Оранжевые, неяркие на солнце языки пронеслись в воздухе и растаяли, оставив после себя неприятный запах. Змей зашипел, заморгал быстро и обиженно.

— Пошел вон! — рявкнул охранитель мира. Из раструба с шелестом вылетела новая порция огня, прочертила воздух и угасла.

— Пошел!

Анна завизжала, Замок откликнулся вдесятеро. Змей с укоризной — Лоцман мог бы поклясться — качнул мордой и начал не спеша втягивать шею за колоннаду. Видать, и впрямь желал всего лишь выразить почтение — а его так неласково встретили.

Лоцман обернул шланг вокруг стоящего на ступеньке резервуара с напалмом — или чем там заряжают огнеметы — и улыбнулся синевато-бледной Анне.

— Сегодня обошлось малой кровью. Это потому, что нет кино. Познакомьтесь: это Ингмар, — он взял за локоть подбежавшего северянина, поставил его перед Богиней, — и Рафаэль, — поставил виконта рядом. — Вы их хорошо знаете. А это наша Богиня.

Она продолжала сидеть, подняв перепуганное лицо. Дрожащие губы шевельнулись.

— Здравствуйте. Очень приятно, — выдохнула она. — Анна.

Актеры опустились на колени, склонили головы в торжественном приветствии.

— Боже. — Анна пораженно на них уставилась. Охранитель мира был оскорблен. Его актеры — на коленях! После всего, что она с ними учинила.

— Встаньте, — велел он, краем глаза следя за торопящимся вверх по лестнице Ителем. Не пришло бы им на ум грохнуться еще и перед этим мерзавцем. — Встать, кому сказано.

Ингмар повиновался первым. Он был бледен и весь дрожал. Затем поднялся Рафаэль. С низким поклоном он подал Богине руку и помог встать со ступеньки.

Анна всхлипнула.

— Я уже ничего не понимаю, — пожаловалась она. Снизу наконец добрался Итель: на лбу испарина, курчавая борода шевелится — нижняя челюсть так и ходит.

— Пауль! — потянулась к нему Богиня. — Что тут творится?

— Как вы смеете нас пугать? — накинулся Итель на охранителя мира. — Ваша тварь слишком похожа на настоящую! У меня… у Анны слабое сердце — а ей из-за вас сделалось дурно. — Он на глазах раздувался — пережитый страх вырождался в злобу. Взгляд упал на огнемет. — Немедля уберите эту хреновину, чтоб духу не было.

— Не хамите Лоцману, — надвинулся на коротышку Ингмар. — С вами я потолкую отдельно, господин Итель.

Плечом к плечу с Ингмаром стал виконт. Точно так же они встречали Режиссера, мелькнуло у Лоцмана в мыслях. Он придвинулся и встал сбоку от Ителя. Враг у них в руках, они в два счета заставят его пойти на попятный. Пусть он отступится от Богини, прекратит навязывать ей свою волю, а уж с ней одной Лоцман столкуется, убедит навести порядок в мирах.

— Эй, парни, — занервничал Итель, — вы чего?

— В Замке всё настоящее, — чужим, глуховатым голосом проговорил Рафаэль. — И Серебряный Змей, и боль, и смерть. — Голос подымался, обретал звучность. — Вы заставили нашу Богиню продать Лоцмана, из-за вас тут…

— Перестаньте! — взвизгнула Анна. — Я сойду с ума! Подите прочь, прочь! — Она протиснулась к Ителю, толкнула виконта в грудь. Он отступил. — И вы отойдите! — Ингмар подчинился ее натику. — Не сметь! — бушевала она. — Не трогайте Пауля! Что за сумасшедший дом?!

— Это Поющий Замок, — напомнил Лоцман в который уже раз.

— Тем более. Я не позволю. На колени! — крикнула Богиня, внезапно став как будто выше ростом. — На колени, кому говорю!

Северянин с виконтом подчинились. Рабы, с негодованием думал Лоцман, делая шаг к огнемету; подобрал конец шланга и потянул его, разворачивая черную кишку. Он не собирался пускать оружие в ход, но огнемет был знаком его власти. Он, Лоцман, — охранитель и защитник этого мира.

Итель вытаращил глаза на усмиренных актеров. Затем осознал движение Лоцмана.

— А ну отойди! — заорал он, ощутив силу Анны в Поющем Замке.

— Отойдите! — вслед за ним приказала Анна. Лоцман не шелохнулся. Веления Богини для него — пустой звук, и уж тем более он не подчинится воплям Ителя. Его неповиновение испугало Богиню. Анна в один миг успела уверовать, что Поющий Замок — ее собственный замок и она в нем всесильна. Персонажи книги ей покорялись, но этот непонятный Лоцман… А, собственно говоря, кто такой Лоцман?

— Кто вы такой? — спросил Итель, которому пришел в голову тот же вопрос.

По лестнице скользнули Эстелла и Лусия — со склоненными головами, воплощение покорности. Тоже опустились на колени: Эстелла возле Ингмара, Лусия рядом с Рафаэлем. Застыли, не поднимая глаз. Лоцман был готов их убить.

— Инг, встань. У вас на севере не принято валяться в ногах у первых встречных.

Новая роль одолевала Ингмара труднее всего, и в прошлый раз он скорее других вырвался из ее тисков. Однако сейчас он не двинулся, хотя Лоцман поймал брошенный исподлобья взгляд. Богиня не совсем забрала над ним власть, до северянина еще можно докричаться.

— Инг, — охранитель мира рванулся к нему, встряхнул за плечи, — опомнись. Как ты можешь? Вставай, Ингмар!

Безнадежно. Мускулы северянина точно свело судорогой, и ни тело его, ни воля ему не принадлежали. Лоцман заглянул в лицо Эстелле, Рафаэлю, на Лусию не стал и смотреть. Безнадежно. Впору хоронить актеров в той же роще, где они хоронили Лоцмана.

— Итак? — Итель приосанился. — Не слышу ответа. Это — герои Анниной книги, а вы кто?

Лоцман промолчал. Нетрудно объяснить, чем занят и за что отвечает охранитель мира; но если актеры появились в параллель литературным персонажам, то в параллель чему возник Лоцман? И если он неподвластен Богине, как она могла его продать? Над этим следует поразмыслить отдельно. Он повернулся к Анне, указал на коленопреклоненных, словно выставленных на продажу актеров.

— Эти люди — не ваши рабы. Они не должны стоять на коленях. — Спокойно говорить было нелегко: до смерти хотелось рявкнуть, а еще лучше отхлестать Богиню по щекам.

Анна смутилась.

— Встаньте, пожалуйста, — она протянула руку к Ингмару. — И вы тоже, — указала на Рафаэля. — Девочки, вставайте, не надо так. Только не нападайте на Пауля, ладно? Это мой издатель.

На лицах актеров появилось сосредоточенное выражение: они улавливали информацию о том, кто такой издатель и чем он занимается. Охранитель мира сообразил первый, от досады прикусил губу. Ну, еще бы! Ингмар с. такими муками пытался сообщить, кто хочет смерти Лоцмана, заикался: «И…т-тель». Издатель, кто же еще.

— Анна, — Итель схватил Богиню за руку, — скажи им, пусть слушаются меня так же, как тебя.

— Не вздумайте. — Лоцман подобрал шланг огнемета, раструб словно невзначай уставился на Ителя. — Я не позволю ему командовать.

Он поймал молящий взгляд Эстеллы, северянин и виконт тоже с тревогой глядели на охранителя мира. Они не желали подчиняться Ителю и просили о защите, одна Лусия лукаво улыбалась, как будто замыслив собственную игру. Лоцмана передернуло от внезапного озарения: девчонка намерена соблазнить издателя и вертеть им как заблагорассудится.

— Лусия, — он хотел дружески назвать ее «Лу», но язык не повернулся, — проводи господина Ителя в столовую. Анна, прошу вас. — Он взял Богиню под руку, пока она не успела воспротивиться.

— Инг, будь другом, занеси огнемет в гараж. Если нам что-нибудь не понравится, я сотворю парочку новых, — добавил Лоцман с улыбкой, как бы желая сказать: «Если потребуется, я сумею защитить нашу Богиню». Или же: «Я смогу защитить своих актеров и Замок». Кому что больше нравится.

Лусия сделалась само очарование. От обещающего взгляда ее зеленых глаз Итель растаял, как поднесенное к жару масло. Необъявленная война между ним и Лоцманом была отложена, он заулыбался, подал девушке руку, и они направились вниз по лестнице на второй этаж, к столовой.

Ингмар подхватил огнемет, подбросил на руках. Шланг болтался, чиркал раструбом по ступеньке.

— Помоги, — обратился северянин к виконту. Рафаэль потрясенно смотрел вслед уходящей с Ителем Лусии. Она прижималась к спутнику бедром, заливалась смехом — очевидно, в ответ на его любезности.

— Помоги, слышишь? — Ингмар готов был уронить тяжесть другу на ноги, чтобы отвлечь его, прогнать из глаз выражение брошенной хозяином собаки.

— Рафаэль, вы слышите, о чем вас просят? — резко проговорила Анна, уязвленная тем, что Пауль позабыл о ней.

Виконт очнулся.

— Это всё из-за сценария, — промолвил он, ни на кого не глядя. — Раньше она бы никогда… — Он умолк, махнул рукой.

Лоцман повел раздосадованную Богиню за беспечной парой. Надо полагать, северянину достанет сообразительности вручить тяжеленную штуковину Рафаэлю и прогнать его с ней до самого гаража, чтобы виконт немного успокоился.

— О каком сценарии шла речь? — осведомилась Анна равнодушно, из желания поддержать светскую беседу.

— О вашем.

— Вы шутите? Я не пишу сценариев. Пауль предполагает договориться со студией, но пока еще ничего…

— А мы их получаем.

Лоцман оглянулся. Ингмар нагрузил-таки Рафаэля огнеметом, и они оба спускались по ступеням, а Эстелла двинулась за охранителем мира и Богиней. Заботливая: кому же подавать на стол, как не ей? Он продолжал:

— Пневмопочта приносит сценарий, затем прилетает киношный вертолет и начинаются съемки. Я бы сказал, очень натуральные, жизненные. Серебряный Змей крушит кости всерьез, и у Ингмара с Рафаэлем клинки — настоящая сталь. А действо идет точно по сценарию, отклониться в сторону нельзя. Вы не представляете, какие страшные раны наносит Змей Рафаэлю, как он терзает Лусию. А последнее, что вы придумали? Ингмар с Рафаэлем уподобляются Змею, преследуют Эстеллу и мучают ее, пока она может кричать. — Лоцман цитировал по памяти. — Ингмар режет ее кинжалом, Рафаэль колет шпагой. Поглядите на Эстеллу. — Охранитель мира остановился, заставил Богиню обернуться. — Вы можете вообразить, как двое мужчин станут истязать такую женщину? Каково ей, каково им?

Анна повесила голову. Двинулась дальше, тяжело опираясь на руку Лоцмана.

— Не возьму в толк, как это может быть, — призналась она шепотом. — Я ничего такого не хотела… не знала… Да если б… — Она подавилась, шмыгнула носом. — Господи, ужас какой! Да я бы к компьютеру не подошла. А то я набираю текст, а у вас творится Бог весть что.

Она набирает текст, а у нас появляется сценарий — итог ее работы, размышлял Лоцман. Компьютер… Что еще за компьютер? Он сосредоточился, улавливая информацию. Ясно: это вроде пишущей машинки. Хотя нет, компьютер малость посложнее… Змей с ним, сейчас не до этого.

— Последний эпизод у вас получился? Где режут на куски Эстеллу, а потом гоняются за Лусией?

— Нет. Не пошло. Текст взбунтовался, я двух слов связать не могла. Сидела над клавиатурой, сидела… Господин Лоцман, — Анна подняла бледное лицо, — поверьте: я ничего не знала.

— Верю.

— Простите, — шепнула она.

— Прощенья надо просить не у меня. Скажите: вам нравится сочинять эту историю?

— Какое «нравится»!.. Всё это не мое — и герои, и дворцы-замки, и бои с чудовищами. Самой неинтересно. Тем более когда надо мучить людей. Мне гораздо ближе другое — что-нибудь космическое. Инопланетные цивилизации, звездолеты…

— Ловец Таи, — подсказал Лоцман.

— Простите?

— Ловец Таи. Начальник службы безопасности в дарханском поселке.

— А-а, вот вы о чем… «Последний дарханец». Это моя самая первая повестушка. Кроха, на один блокнот рукописного текста. К тому же брошенная на полдороги.

— Повестушка? Я читал полновесную повесть, хоть и недописанную.

Анна хмыкнула:

— Даже нет сил удивиться, откуда вы ее взяли. Может, вы читали чью-то чужую книгу? С той поры столько воды утекло — кто-нибудь мог и написать. Случайно совпало название, имя героя…

Не верю я в такие совпадения, сказал себе Лоцман. Однако и впрямь странно: у нее — кургузая повестушка, а у нас — две трети полноценной книги. Неужто авторские произведения Большого мира так сильно меняются, когда появляются в наших мирах?

— Ну вот, — продолжала Богиня. — За последние годы я опубликовала несколько космических повестей — и с удовольствием писала бы и дальше. Но Пауль уверяет, что на рынке такое сейчас не раскупается. Читателю приелось, спрос упал.

Охранитель мира остановился на террасе. Лусия с Ителем скрылись за дверью, ведущей во внутренние покои второго этажа.

— Иди в столовую, — попросил Лоцман нагнавшую его с Анной Эстеллу.

Она тревожно глянула на Богиню, однако беспрекословно прошла мимо.

— Какая красавица. — Анна залюбовалась ее драгоценностями и платьем с золотым шитьем. — Поразительно: как оно всё так получилось?

— Значит, вы отказались от космической темы, — охранитель мира вернулся к прерванному разговору. — А приключения в замках идут нарасхват?

— Пауль утверждает, что да. Сейчас все только о том и пишут.

— Что вы продали ему за пять тысяч долларов? — Богиня глянула недоуменно:

— Ничего. Я ничем не торгую. Откуда у вас такая мысль?

— Здесь, в наших мирах, бытует выражение — «продать своего Лоцмана». Меня уверяли, будто вы продали Лоцмана Ителю… господину издателю за пять тысяч долларов.

С выражением величайшей озадаченности Анна потерла нос. Нос у нее был тонкий, ровный, суховатый — лучшее, что можно было отыскать на отцветающем лице.

— Я считала, Лоцман — ваша фамилия… Я вас продала? Ерунда какая-то, ей-богу. Пять тысяч… А-а! — Она хлопнула себя по лбу и засмеялась. — Ну конечно! Мы с Паулем подписали контракт: я сдаю книгу про Поющий Замок, а он платит гонорар. Пять тысяч. Это деньги, плата за работу, — пояснила она, видя, как у Лоцмана сосредоточенно сдвинулись брови.

— Я понимаю, спасибо. — Он старался осмыслить новые сведения. Богиня подписала договор с издательством — святое дело, писателям без этого не жизнь. А в здешних мирах в разгаре охота на Лоцманов, их продажа и вымирание. Нет, не складывается: съемки без Лоцманов не могут быть результатом подписания договоров. Надо будет потрясти Ителя, вызнать еще что-нибудь. — Анна, зачем вы мучаете своих героев? — Охранитель мира толкнул дверь и придержал ее, пропуская Богиню вперед.

Она с виноватым видом прошмыгнула внутрь.

— Если б я знала, что у вас это происходит взаправду… Самой тошно, поверьте. Книга не идет, не пишется. Не сдвинуться с первого эпизода. — Анна подняла на Лоцмана свои серые, с рыжими лучиками, глаза. — Простите меня.

— Вы не ответили: зачем вы это делаете?

Она прикусила губу, отвернулась. Выговорила невнятно:

— Сейчас все… так пишут. — Казалось, она вот-вот заплачет.

— Ладно, — сказал Лоцман. — Идемте в столовую. В погребах Поющего Замка отличные вина — советую попробовать.

Анна двинулась по коридору. Однако шла она неохотно, и роскошь убранства ее больше не трогала.

— Господин Лоцман… — На ее губах появилась дрожащая улыбка. — Как по-вашему, эти люди — они могут на меня обидеться? Посчитают, будто я нарочно им пакостила, сочиняла садистские истории. Я имею в виду… Мне никто не подсыплет в вино яду? — Анна вроде бы шутила, но обеспокоена была всерьез.

— Вряд ли. До сих пор в Поющем Замке яды не водились.

Слова Лоцмана произвели впечатление, Анна приободрилась. Он же втайне обеспокоился, Кто знает, не всплывут ли навязанные Богиней роли, не подомнут ли актеров. Впрочем, все четверо ей послушны, да и охранитель мира начеку. Глядишь, обойдется.

— Ах! — У двери в столовую Анна подскочила, точно наступила на что-то живое. — Смотрите. Какая прелесть! — Она проворно нагнулась и подобрала с пола диадему.

Кровавыми каплями переливались рубины, пересверкивали усыпавшие золотой ободок алмазы. Лоцман узнал диадему Хозяйки. Екнуло сердце. Обронила, выбросила? Напоминает ему о себе?

Анна крутила украшение в пальцах, упиваясь игрой камней:

— Наверное, Эстелла потеряла. Какая красота, с ума сойти… Это всё тоже настоящее? Ах, Боже мой…

Она никак не могла расстаться с сокровищем. Лоцман сжалился.

— Я сделаю вам похожую. — Он забрал переливающийся ободок, поискал, куда бы спрятать, не нашел подходящего кармана и сунул диадему на живот, под свитер и рубашку, затянул потуже ремень на штанах. Богиню шокировала его непосредственность, но он решил не смущаться. — Вы предпочитаете синий цвет или зеленый?

— Зеленый, — машинально ответила Анна, глядя на его свитер.

— Тогда делаем изумруды. — Он вдохнул, задержал дыхание, напружинился, до боли сжимая кулаки, — и понял, что не сможет. Творить на взлете чувств, при острой необходимости — еще куда ни шло, а так баловаться — нет. — Извините. Не выходит.

Анна не сразу сообразила, о чем речь.

— Вы… хотели сделать мне диадему? Вот прямо из воздуха?!

— Все Лоцманы это умеют. Кроме проданных, конечно. Прошу вас. — Он открыл дверь в столовую.

Здесь было пусто, одна Эстелла хлопотала, убирая посуду и обветрившуюся с вечера еду.

— Господин Итель с Лусией будут позже, — объявила она. — Помоги, а? — попросила она Лоцмана, имея в виду, чтобы он сотворил роскошный сервиз и королевское угощение.

— Прости, не сейчас.

— Я помогу, — вызвалась Богиня, взялась за блюдо с кусками рыбы. — Эстелла, у вас украшения умопомрачительной красоты, — проговорила она с завистью. — Господин Лоцман хотел подарить мне диадему, но почему-то не вышло.

— Если позволите, я подарю. Можно? — Эстелла торопливо расстегнула сапфировый браслет, взялась за ожерелье.

— Что вы, что вы! — Глаза у Анны так и загорелись.

Актриса вынула из волос переливающиеся самоцветами заколки. Хитро уложенные локоны рассыпались, заструились по открытой груди и плечам, прикрыли нежную кожу, которая без украшений казалась совсем беззащитной.

— Ну что вы, право? — Богиня не осмеливалась коснуться драгоценной россыпи на столе, хотя пальцы так и тянулись.

— Ты еще платье предложи, — посоветовал Лоцман. Взволнованные женщины не уловили яд в его словах.

— Конечно же! — спохватилась Эстелла. — Ах я глупая… Пойдемте, я вам самое лучшее… Ведь вы не откажетесь, правда? Идемте, пожалуйста. Выберем, примерите. Ну пожалуйста! Вы не побрезгуете?

Анна сконфуженно повернулась к Лоцману:

— Ничего, если я схожу посмотреть?

— Идите, кто вам запретит?

— Я умру, если не померяю, — жарким шепотом призналась Богиня, сгребая драгоценности в горсть.

Ушли. Лоцман невесело рассмеялся. Да уж, создательница мира. Пожалуй, пять тысяч долларов казались ей сказочным богатством.

Он собрал грязную посуду в корзину, которую выставил за дверь; к завтрашнему дню посуда исчезнет вместе с остатками еды, а в буфетах образуется новый сервиз. Затем он снял со стола тканную серебром и лиловым шелком скатерть, встряхнул, избавляясь от крошек, и постелил обратно левой, чистой стороной наверх. Кто из гостей разоблачит его маленькую хитрость? Разве что Анна обратит внимание на подрубочный шов. Ну и пускай.

Он поймал себя на том, что ему жалко расходовать на гостей запасы Поющего Замка, и рассердился. Что им тут — королевский прием? Президентский банкет? Перебьются. Лоцман решил, что не подаст на стол ничего, кроме сыра, вина и фруктов. Не кормиться сюда пожаловали. Он водрузил на стол вазу со вчерашними персиками. Их нежные бока помялись, кожица над «синяками» сморщилась. Негоже. Лоцман выбрал два самых пострадавших персика и съел, остальные повернул поврежденными боками вниз и отправился в кладовую. Принес, нарезал и разложил по тарелкам пять сортов сыра, заодно и сам наелся, после чего с двумя кувшинами двинулся в винный погреб.

Дверь в погреб была открыта настежь, из проема тянуло холодом и винным запашком. Лоцмана всегда удивляло: если бочонки не подтекают, откуда берется винный дух? Он шагнул на ведущую вниз лестничку.

— Ха! Они уже здесь, вперед меня поспели.

На полу светился фонарь, а на нижней ступеньке сидели северянин и виконт. Возле Ингмара стоял кувшин и кружка, Рафаэль держал кружку в руках. В его понурой позе читалось такое горе, что у Лоцмана защемило сердце. Он спустился, поставил на земляной пол свои кувшины.

— Что пьем?

— Что покрепче, — ответил Ингмар.

Виконт не сводил взгляда со сцепленных вокруг пустой кружки пальцев. Северянин поднял кувшин, налил кружку доверху:

— Хлебни-ка еще.

Рафаэль поднес кружку к губам, но не сделал ни глотка. Охранитель мира присел перед ним на корточки, заглянул в лицо, освещенное снизу желтым фонарем. Черные глаза казались слепы и как будто затянуты льдом. Бедняга.

— Пей, — Лоцман коснулся его руки. Пусть уж напьется до беспамятства — глядишь, полегчает.

Лед в глазах Рафаэля подтаял. Виконт глотнул вина и опустил кружку. Вымолвил глухо:

— Это всё сценарий. Сама Лусия не стала бы… так бесстыдно…

— Не сценарий, а Богиня, — поправил Лоцман. — Издевается над героями книги, калечит вас…

Вино плеснулось ему в лицо. Рафаэль взвился, пнул его в грудь. Лоцман опрокинулся на земляной пол, задыхаясь, смаргивая щиплющее глаза вино.

— Не смей! — Новый удар, под ребра. — Не смей порочить Богиню!

Лоцман вскочил. Разъяренный актер наступал, целя в живот кинжалом. Бронежилет! Не сотворить. Лоцман метнулся под левую руку противника, сделал подсечку и оказался у него за спиной, заламывая и выворачивая руку с кинжалом. Счастье, что виконт успел уговорить кружку доброго вина — иначе бы с ним так легко не справиться. Северянин! Лоцман кожей ощутил, что Ингмар придвигается, что роль берет над ним верх.

— Рехнулись оба! Не сметь бить Лоцмана! — рявкнул охранитель мира.

Ингмар остановился, опустил занесенный кулак. Однако виконт Лоцмана будто не слышал: он вывернулся и с рычанием снова кинулся в драку. В сумраке погреба Лоцман не различал его лица, зато отлично разглядел кинжал: острие метило в горло. Бросок, подсечка, рывок — виконт летит через голову. Охранитель мира содрогнулся от хруста, с которым шарахнул Рафаэля о днище бочки с вином. Он невольно замер, глядя, как актер сползает на пол. Затем Лоцмана подбросил в воздух могучий кулак северянина, и в то же мгновение раздался истошный крик:

— Пощади Лоцмана! Пощади-и-и! — Так может кричать женщина, у которой убивают любимого или ребенка.

…Лежа в смутной мгле на холодном полу, вдыхая земляной запах — свидетельство того, что он еще жив, — охранитель мира мысленно перебирал имена: Эстелла, Лусия, Анна. Еще раз: Анна, Эстелла… Лусию отбросим. Анна… Она занята с Эстеллой. Хозяйка. Это она его спасла — больше некому. Он ощупал живот — проверил, цела ли диадема. Драгоценный ободок был на месте.

Ему приподняли голову, край кружки коснулся губ. Раздался голос Ингмара:

— Глотни.

Он глотнул. Крепкое вино побежало внутри, окончательно приводя в чувство. Лоцман открыл глаза, заморгал от ударившего в лицо сгустка света. Северянин отставил фонарь.

— Ты оскорбил Богиню, — бросил он обвиняюще, когда Лоцман кое-как сел, привалившись спиной к винной бочке.

— Вздор. — Охранитель мира пытался взглядом отыскать Хозяйку. Красавицы в погребе не оказалось, зато он увидел недвижное лицо Рафаэля со вздернутым к потолку подбородком и перепугался до смертного пота. Что с ним?! — Рафаэль! — позвал он. — Раф, дружище! — Он с трудом повернулся на бок, стал на карачки и пополз к светлеющему в сумраке лицу, обрамленному черными кудрями. — Рафаэль! — Что-то очень мешало ползти; Лоцман не сразу сообразил, что это резкая боль в животе и в ребрах.

Взяв за плечо, Ингмар отбросил его назад.

— Ты оскорбил Богиню! — рыкнул он, и Лоцман ужаснулся, осознав, что для актера сейчас нет ничего важнее. Не одно, так другое: если не отнимающая разум роль, то фанатичное поклонение создательнице мира, которая до сегодняшнего дня и знать про этот мир не знала. — Ты ответишь за свои слова.

Лоцман тяжело дышал, и с каждым вздохом боль ножами взрезала тело. Досталось от друзей — дальше ехать некуда…

Какими словами Хозяйке удалось обуздать северянина? Неужто одним-единственным воплем «Пощади Лоцмана»? Он пригляделся. Нет, тут не в воплях дело: физиономия у Ингмара располосована, точно он схватился с бешеной тигрицей.

Посторонние мысли, как часто бывает, помогли — под их вроде бы ненужным течением зародился ответ на вопрос «Как выпутаться?».

— Пощади Богиню, — велел Лоцман, наблюдая, как Ингмар заносит руку, чтобы вмазать ему в лицо. Рука актера замерла в воздухе. — Если ты вышибешь из меня дух, я не смогу выпустить Анну в Большой мир. Наш мир схлопнется и погибнет, и она умрет вместе с ним.

Проняло. Северянин отдернул руку и спрятал за спину, словно испугавшись, что она может ударить помимо его воли. Подался к Лоцману:

— Я тебя не зашиб? Ты сумеешь выпустить отсюда Богиню?

Охранитель мира мысленно выругался — и от облегчения, и от гнева на Богиню, которая превратила нормальных людей Змей знает во что. Он провел ладонью по левому боку, здесь болело всё сильней.

— Помоги добраться до Рафаэля.

Ингмар шагнул к виконту, подсунул под тело руки и перенес его, как ребенка, положил возле Лоцмана. Тихо промолвил:

— Он мертв. Ты убил его. — Ни тени упрека, негодования, печали — только смирение и покорность судьбе, которой повелевает Ясноликая и Непогрешимая Богиня. Северянин с трепетом добавил: — А теперь ты отпустишь ее в Большой мир?

Лоцман едва сдержал проклятие:

— Если сумею оживить Рафаэля, выпущу и ее. — Молоть что угодно, лишь бы актер оставался союзником. — Сними с него куртку и рубашку. — Собственная боль делала неповоротливым язык, стесняла дыхание, сковывала всякое движение.

Ингмар повиновался. Когда он раздел виконта и по указанию Лоцмана перевернул спиной вверх, в лице проступило нечто не связанное с Богиней — беспокойство за друга.

— Ты поможешь ему?

— Постараюсь. — Охранитель мира прощупал Рафаэлю позвоночник. Так и есть: раздроблен позвонок выше лопаток. — Принеси кувшин… нет, кружку. — Надо сотворить целебное зелье; на большой кувшин Лоцмана не хватит, хоть бы в кружке на донышке получилось. — Ставь сюда. — Он поднялся на колени, Ингмар поддержал его.

— Сам еле дышишь. Дать вина?

— Не надо. — Лоцман глубоко вдохнул, и воздух сейчас же вырвался обратно со стоном. — Приподыми меня. Возьми под мышки.

Бесполезно: боль малость притихла, но едва он напружинился, боль взорвалась вдесятеро, сокрушила и подчинила себе. Лоцман обвис на руках северянина, актер опустил его на пол.

— Инг, беги в мою комнату… найдешь куртку. В кармане белый коробок. Принеси его. Скорей.

Ингмар сорвался с места, взлетел по лестничке и исчез. Лоцман свернулся в клубок, пытаясь унять боль. Если им не помогут, Богиня погубит всех.

Лишь бы северянин сыскал заветный коробок да не повредил по пути обратно. Только бы вовремя подоспела помощь. Не опоздать бы с Рафаэлем. Если актер пролежит мертвым слишком долго, охранитель мира уже ничем не поможет — виконт возродится к новым съемкам, но это будет другой виконт. И никто не скажет заранее, сколько в нем сохранится от прежнего Рафаэля, как много он будет помнить.

Где застрял северянин, почему не идет? Давно пора возвратиться. Неужто наткнулся на Богиню и от лицезрения божественной особы позабыл обо всём на свете? «Ингмар! — позвал Лоцман мысленно. — Где ты?»

— Иду. — Актер вихрем скатился по ступенькам, протянул белый коробок. — Это?

— Открой. Достань вертолет — осторожней! Дай сюда. — Охранитель мира взял игрушку, передвинул красный рычажок на брюшке.

— Мир Поющего Замка; Лоцману нужна помощь.

Подаренный Девятнадцатым пилотом вертолет связи застрекотал, закрутились винты. Ингмар завороженно глядел на крошечное чудо. Модель вспорхнула с ладони и унеслась в сияющий ярким светом дверной проем. Охранитель мира со стоном опустил голову, прижался щекой к твердой земле. Зачем наболтал лишнего? Нет чтобы просто сказать: «Срочно нужна помощь», дернуло его назваться. Никто не поручится, что диспетчер в Кинолетном вышлет помощь сбежавшему от командира летного отряда, проданному Лоцману. Впрочем, теперь ничего не изменишь, вертолет связи не вернешь.

— Лоцман, — над ним наклонился Ингмар, — прости, я тебя чуть не убил.

— Не беда.

Он вяло обрадовался. Северянин становится прежним Ингмаром, Богиня выпускает его из лап.

Боль затихала, но вместе с ней угасала и жизнь. Как же так? Всего-навсего удар кулаком — и Лоцман погибает? До чего хрупок и уязвим мир, возникающий в параллель сочиняемой книге, как легко его разрушить…

— Не умирай, — тревожно сказал Ингмар. — Ты уж держись, ладно?

— Держусь, — отозвался Лоцман, а про себя подумал, что смерти зубы не заговоришь. Хоть бы вертолет скорей прилетел — не то концы отдашь, не дождавшись. — Инг…— Язык не желал повиноваться, засыпал во рту.

Охранитель мира перешел на мысленный разговор: «Давай попросим Богиню сочинить врача. Эту… как ее… реанимационную бригаду?»

Северянин подумал и отрицательно покачал головой: «Она же не Лоцман — чтоб здесь творить. Только из Большого мира».

Вот как. Командовать актерами, ставить их на колени — пожалуйста, а породить врача ей не под силу. Эх, Ингмар, Ингмар… Было бы кому поклоняться. И чего ради ты так отметелил своего Лоцмана?

Он вздрогнул и весь обратился в слух. В погреб вползло еле слышное гудение. Летит! «Встречай!» — мысленно велел Лоцман. Ингмар выбежал вон. Гудение превратилось в рокот, однако он приближался невыносимо медленно. Ну вот, еще чуть ближе, еще толику громче. Что они тянут?! Сдохну ведь, пока расшевелятся. Или же… Ему пришло на ум измерить скорость приближения вертолета количеством вздохов, и тогда оказалось, что не помощь ползет еле-еле, а секунды растягиваются в минуты, один удар сердца следует за другим через год, а вдох-выдох длятся целую вечность.

Рев вертолета ворвался в открытую дверь, обрушился со всех сторон, прижал Лоцмана к полу. От вибрации зашлось сердце, а винные бочки, казалось, вот-вот спрыгнут с подставок и раскатятся по полу. Затем стало чуть тише, и сквозь грохот всегдашнего эха охранитель мира различил голос:

— Привет, недопроданный!

Шестнадцатый пилот вытащил из сумки диагностер. Щуп с датчиками лег Лоцману на запястье, затем на шею, под ворот свитера. Лоцман повернул голову, чтобы видеть выражение лица приятеля. Шестнадцатый хмурился, глядя на экран прибора. Видать, дело дрянь. Летчик отложил щуп, задрал Лоцману свитер и взялся расстегивать рубашку.

— А это еще что? — Он наткнулся на диадему. — Это что, я тебя спрашиваю! — заорал он, словно уличил охранителя мира в преступлении.

Стоявший возле пилота Ингмар положил руку ему на плечо:

— Не кричи на Лоцмана.

— Где ты ее взял?

— Подобрал. Хозяйка потеряла, — пробормотал охранитель мира заплетающимся языком.

За шумом еще гулявшего по Замку ветра Шестнадцатый ничего, не разобрал и сердито тряхнул головой. Держа диадему двумя пальцами, он поднес к ней щуп, глянул на экран диагностера и забросил украшение в щель между бочками.

— Слов нет… — Пилот провел щупом Лоцману по бокам, по груди. — Рано на тот свет собрался, распаковывай вещички.

Охранитель мира нежился во внезапном блаженстве. Боль стягивала ослабевшие щупальца, свертывалась в клубок, засыпала. Шестнадцатый тем временем колдовал над Лоцманом: полил кожу аэрозолем, затем нанес мазь и принялся сноровисто ее втирать.

— Достань лампу в сером футляре, — сказал он северянину. — Такая продолговато-округлая штука.

Ингмар выудил из сумки футляр-овоид, раскрыл, и обе половины засветились нестерпимо ярким светом.

— Это наше целебное солнышко, — пояснил Шестнадцатый, продолжая энергично втирать мазь. — Свети — сюда, на сердце. Пониже держи, вот так. Сейчас он у нас станет как огурчик.

Охранитель мира лежал смирно, отдавшись во власть умелых рук. А оживить Рафаэля летчик, наверное, не сможет — такие чудеса под силу только Лоцману. Скорей бы закончил, не то спасти виконта не удастся.

— Где побрякушку-то взял? — полюбопытствовал пилот. — Она тебя чуть не уморила.

Охранитель мира вздрогнул. Диадема излучает смерть? Если Хозяйка ее не обронила, а нарочно подбросила… Он ведь до сих пор не знает, умеет ли красавица в маске творить, как Лоцман. Похоже, умеет. Если она подбросила украшение, зная, что у Анны разгорятся глаза… Выходит, она желала уморить Богиню? Однако Лоцман диадему не отдал. Что же — Хозяйка, которой ведомо всё, что творится в Замке, не заметила, как он спрятал украшение на теле? Не верю. Значит, заметила и позволила ему умирать? На Ингмара обрушилась, выручила — а от диадемы пусть пропадет?

С какой стати Хозяйка вздумала извести Анну? Коварная красотка — она хуже Богини! Та всего лишь писала книгу, не подозревая о мучениях актеров, а Хозяйка замыслила прямое убийство. Непостижимо. А он-то, дуралей, увлекся, да еще как… От этих мыслей Лоцману сделалось больно. Ноющая боль зародилась в груди под горлом, поползла вширь.

— Эй! — Шестнадцатый чувствительно шлепнул его по щеке. — О чем задумался, недопроданный? Прекрати — не то помрешь. Ишь, мыслями вредными тешится — мотор так и затрепыхался. Никаких черных мыслей, — велел он, застегивая Лоцману рубашку. — Лежать и спать, больше ничего. Вот в спальню отнесу… Покажешь, где его комната? — обратился летчик к Ингмару.

— У нас Рафаэль погиб. — Охранитель мира одернул свитер и сел. Голова закружилась. — Посмотришь? У него позвоночник сломан.

— Да уж вижу твоего Рафаэля. — Шестнадцатый придвинулся с диагностером к виконту, посмотрел показания датчиков. — Нет, парни. Актеры не по нашей части, с этим надо к Лоцману… Да не к тебе — сам еле жив. Не тужи, к следующим съемкам Богиня вам сделает нового.

— Не сделает, — отозвался Ингмар. — Богиня у нас в Замке.

— В За… Ты смог?! — Лоцман кивнул.

— Нам нужен этот Рафаэль, наш. Это я его убил, — признался он, глядя в пол.

Шестнадцатый вскочил на ноги.

— Лоцман! — Голос пилота гулко отдался от стен. — Ты хотел добраться до Большого мира? Ты добрался. Ты хотел говорить с Богиней? Она здесь, у тебя. Ты много чего хотел сделать. Почему вместо этого затеял свару с актерами, ты, Лоцман Последнего Дарханца? А ну пошли к Богине. — Летчик поставил его на ноги.

Лоцман вырвался:

— Богиня подождет. — Он нагнулся над Рафаэлем, проверяя, не поздно ли его оживлять. Еще не опоздал — от актера исходит ощущение живого тепла. — Я должен…

— Ты должен заняться Большим миром. Тебя силой увести? Я уведу.

— Иди, — глухо сказал Ингмар. Он стоял — большой, сильный, — беспомощно уронив руки. — Пусть уж…

— Я не могу. Рафаэль — мой актер. Стоит хоть раз предать себя — и ты больше не Лоцман. Я ничего не сделаю для Большого мира, если сейчас… — Он бросил объяснять. И Шестнадцатый, и Ингмар понимают.

Лоцман отыскал глазами кружку.

— Инг, я сотворю зелье; вотрешь ему в кожу, и позвонок срастется.

Ингмар кивнул, облизнул пересохшие губы. Шестнадцатый мрачно ждал.

Охранитель мира сделал несколько медленных вдохов.

Напружинился, вложил все силы в ложку заветного зелья. И провалился в бездонную черноту…

Открыв глаза, он в окно увидел вызолоченные вечерним светом верхушки башен. Белый флаг обвис, тускло блестели несколько видимых букв.

— Ожил-таки! Я уж и не надеялся. — Шестнадцатый со щелчком закрыл сиявшую целительным светом лампу-овоид.

Лоцман обвел взглядом потолок и стены. Это не его комната — ни знакомых картин на стенах, ни росписи в медальоне на двери. Лепнина на потолке едва намечена, и это серый гипс, не покрытый слоем штукатурки.

Летчик устало потер глаза.

— Тот актер занялся Рафаэлем, я тебя занес в первую попавшуюся дверь… Ва-ах, — он зевнул. — Умаялся. Уж не знал, что и делать. Сколько раз говорил: не надо лоцманить, не то хуже будет. Как в воду глядел.

— А где все? — охранитель мира приподнял голову. Он лежал на постели в одних трусах, и кожу пощипывало от воздействия чудесной лампы.

Шестнадцатый прикрыл его одеялом.

— Ушли они. В Большой мир. Рафаэль ожил, и Богиня увела всех четверых. А в Замке без конца кто-то плачет.