13 января 1988 г. скончался Цзян Цзинго. Еще, казалось, совсем недавно, неделю тому назад, представитель официального Тайбэя объявил: «президент» находится в добром здравии. Заявление, носившее чисто политический характер, не отражало реального положения дел. Много лет Цзян Цзинго мучил диабет, он страдал болезнью сердца, глаз, а с конца 1987 г. уже не расставался с креслом-коляской. «Президент» олицетворял собой в последние годы скорее символ власти, нежели реальное руководство на Тайване, что столь характерно для лидеров, опирающихся на стойкие традиции своих политических организаций.

После восьми часов вечера радио и телевидение прервали свои программы, и на экране со скорбным выражением лица появился «премьер-министр» Юй Гохуа — телезрителей и радиослушателей познакомили с траурным сообщением о кончине главы Гоминьдана…

После сообщения Юй Гохуа слово взял «вице-президент» Ли Дэнхуэй. Его призыв был обращен к духовным братьям. Необходимо «объединиться и закончить миссию, — заявил он, — которую Цзян Цзинго не сумел завершить». 14 января улицы Тайбэя будто бы замерли, закрылись двери некоторых магазинов, на многих зданиях были приспущены гоминьдановские бело-красно-голубые флаги. Телевидение вело передачи в чернобелом изображении. Размещенные недалеко от канцелярии «президента» артиллерийские орудия каждые полчаса разрывали тишину траурным салютом. По городским улицам началось молчаливое движение в сторону госпиталя ветеранов, где в специальном зале должна была состояться траурная церемония. К полудню примерно 2 тыс. человек отдали дань уважения покойному Цзян Цзинго перед его портретом, убранным цветами, обрамленным двумя белыми свечами. Наблюдатели все же отметили: в 1975 г., когда скончался Чан Кайши, люди на улицах не скрывали своих слез, на этот раз церемония носила в большей мере, нежели тогда, официальный характер.

Среди провожавших в последний путь Цзян Цзинго было немало недовольных политическими нововведениями в Тайбэе. Армия заскорузлых чинуш боялась реформ. Они не могли простить покойному легализации политических партий, предоставления органам информации прав, хотя и ограниченных, на «свободу маневра», отказа от военного положения на Тайване. Сын Чан Кайши не мог поступать иначе. Он благословил линию на выживание в сфере экономики и принял на вооружение идею политической модификации режима. Но путь к новым решениям преграждали завалы, оставшиеся от политического наследства Чан Кайши.

Еще 26 декабря 1978 г. Цзян Цзинго услышал обращение властей КНР к «соотечественникам на Тайване». В нем, в частности, отмечалось:

«Наши государственные руководители твердо заявили, что будут принимать в расчет сложившуюся реальную обстановку при достижении великой задачи объединения отечества и будут уважать статус-кво на Тайване… Мы надеемся, что обе стороны добьются в скором времени налаживания транспортного сообщения и почтовой службы, чтобы соотечественникам с обеих сторон было легче вступать в прямой контакт друг с другом, писать друг другу, посещать родственников и друзей, обмениваться визитами и осуществлять научный, культурный, спортивный и технический обмены». Цзян Цзинго не без удивления обнаружил, что авторы послания обращались к нему в весьма вежливой форме. После многих лет торжества догматизма времен «культурной революции» китайские руководители вырабатывали новый взгляд на мир. Консервативные соратники «президента» с порога отвергли тогда идею развития контактов между обеими сторонами Тайваньского пролива. Время, однако, указало Цзян Цзинго на новые координаты внешнеполитической деятельности.

Между континентом и Тайванем быстрыми темпами развивалась, в основном через Гонконг, торговля. Около 1,8 млн человек, включая гоминьдановцев, осевших после 1949 г. на Тайване, мечтали посетить своих родственников и друзей в КНР. Постепенно начала рушиться стена отчуждения, первые кирпичи которой были заложены еще в годы гражданской войны. Цзян Цзинго на примере своего отца, возможно в большей мере на своем собственном опыте, стал понимать, что кнут и палка не могут быть основным средством решения назревших проблем. Он согласился наконец начать пересмотр политики изоляции; стали смягчаться строгие запреты на посещение жителями Тайваня (кроме государственных служащих) родственников, находящихся в континентальном Китае. Благодаря этим мерам к 1988 г. на материк с Тайваня стало ежедневно прибывать в среднем до 265 человек. В пекинском аэропорту Шоуду их встречает плакат: «Приветствуем тайваньских соотечественников, приезжающих посетить своих родственников». Гостям с Тайваня оказывается предпочтение при оформлении документов на пограничных пунктах, таможнях. В КНР установлен льготный режим для большинства инвесторов с Тайваня, особой популярностью среди них пользуются предприятия в прибрежных провинциях Фуцзянь и Гуандун.

В обращении ЦК КПК по случаю кончины лидера Гоминьдана отмечалось, что Цзян Цзинго неизменно придерживался позиции «существует один Китай», выступал против попыток, направленных на осуществление планов по созданию «независимого Тайваня», приложил определенные усилия к смягчению отношений между двумя берегами Тайваньского пролива.

Цзян Цзинго еще только готовился уйти в иной мир, а в печати различных стран обсуждался вопрос: что может означать смена руководителей на Тайване?

К присяге в качестве «президента» был приведен «вице-президент» Ли Дэнхуэй. Это первый «президент» из числа политических деятелей — уроженцев острова. При вступлении в должность ему было 65 лет. Ли Дэнхуэй вырос на ферме на севере острова. В то время, когда Чан Кайши, выступая от имени гоминьдановского Китая, действовал под знаменами антигитлеровской коалиции, Ли Дэнхуэй, закончив с наградой среднюю школу, удостоился большой по тем временам для уроженцев Тайваня чести: был принят в императорский университет в Киото. Свою специализацию по экономике сельского хозяйства он продолжил в Тайваньском университете. В 1952 г. Ли Дэнхуэй продолжил образование в университете сельскохозяйственного штата США — Айова. Прежде чем стать в 1984 г. «вице-президентом», он побывал в должности министра без портфеля, мэром Тайбэя и губернатором провинции Тайвань.

С назначением на пост «президента» представителя коренного населения острова проблема Тайваня приобрела несколько иное звучание. Ведь сначала надежду на возвращение к власти на материке гоминьдановцы поддерживали лишенными здравого смысла планами «освобождения континента», а после смерти Чан Кайши — обращением к трем принципам: «национализму, демократии, экономическому процветанию» как основе объединения. Некоторые выходцы с материка давно уже горели желанием возвратиться на родину, повинуясь призывному голосу предков и предложениям руководства КНР.

Гоминьдановские лидеры в своем большинстве противостояли идее «один Китай — один Тайвань», которую с конца 50-х годов активно отстаивали тайваньские сепаратисты. Подобная идея развивалась вопреки давним традициям гоминьдановцев, грезивших созданием единого Китая. Приверженцы концепции «двух Китаев» расплачивались за свое упрямство свободой.

Все громче, особенно в оппозиции, звучат голоса, ставящие под сомнение идею объединения с материком. Многие дети гоминьдановской гвардии стали считать своей родиной Тайвань, они пополнили население коренных жителей острова. Вопросы в связи с этим возникают самые различные: могут ли сосуществовать социализм и капитализм в рамках единого государства? Нужно ли ставить под угрозу свой жизненный уровень (все же на Тайване ВНП на душу населения составляет 3600 долларов, а в КНР — 500)? В КНР на такого рода вопросы отвечают вполне определенно. Китайские руководители, выдвинув лозунг «одна страна — две системы», исходят из возможности тесного сосуществования различных социальных систем, при этом они подразумевают сохранение на длительное время на Тайване всех государственных институтов. Китайские эксперты, признавая более высокий уровень развития Тайваня, Гонконга, Макао, нежели КНР (выше среднего уровня континентального Китая), не скрывали и не скрывают воздействия западного опыта на китайскую экономику.

В КНР, встретившей свое 40-летие, углубляются процессы, которые выдвинули страну на новую ступень в экономическом и политическом развитии, повысили ее международный авторитет. По мере дальнейшего продвижения вперед, упрочения экономических предпосылок демократии в КНР военно-политические предрассудки времен «холодной войны» в отношениях между странами Дальнего Востока так или иначе должны все больше уступать место доверию, взаимопониманию в делах, выходящих по своей значимости далеко за региональные рамки.

Судьба старшего Чан Кайши оказалась тесно связанной с милитаристскими кликами, с тайными шанхайскими обществами, с прогнившей гоминьдановской бюрократией, которой вынесла свой вердикт революция 1949 г. Политический курс китайского Бонапарта, расставшегося с революционным наследием Сунь Ятсена, игравшего идеей единого фронта, как картой в рискованной игре, полностью обанкротился. В условиях рождения нового Китая, в муках освобождавшегося от тяжкого феодального прошлого планы Чан Кайши и его гвардии, настаивавшей на использовании силы для объединения с материком, выглядели фантазией оторванных от политических реалий авантюристов.

Отец, опираясь на свой незаурядный опыт, помогал сыну овладевать нелегким искусством политического лавирования, прививал ему вкус к неограниченной власти, неизбежным ее атрибутам — особым привилегиям, поклонению соотечественников, угодничеству, лести окружающих. Тем не менее сын проявил и свой собственный почерк в делах управления экономикой и политикой. Цзян Цзинго, унаследовавший от Чан Кайши веру в непогрешимость, справедливость своего дела, в незыблемость доктрин военно-силового решения международно-политических проблем, столкнулся на закате своих дней с пробивавшим дорогу в мировой политике новым мышлением; он санкционировал в последние годы жизни немало реформ, на которые не мог, а скорее, не способен был пойти его отец. Политики, стоящие по разные стороны социальных водоразделов, освобождались — по желанию или вынужденно — от окаменелостей, ожесточенности времен «холодной войны». Соратники Цзян Цзинго уже не могли мыслить привычными для старой гоминьдановской гвардии категориями, следовать непримиримым амбициям, манипулировать без каких-либо ограничений сознанием соотечественников, потрясая мечом, сеять, как и прежде, семена озлобления, ненависти. Сын Чан Кайши вынужден был отступить, хотя и робко, от догматов, возросших нз почве полувековой конфронтации с КПК. Он не мог поступить иначе. Цзян Цзинго благословил линию на выживание в сфере экономики и принял на вооружение идею политической модификации режима.

Перед путником, оказавшимся в горах Тайшань, открывается чудесная картина природы: красивейший водопад — его называют заводью черного дракона — дает силу убегающему вдаль искрящемуся потоку. Очарованный красотой, он войдет в кипарисовый туннель и не заметит, как окажется перед воротами «На пол-пути к небу». Любой разумный человек, оказавшись здесь, где соединяются западные и восточные дороги, и находясь под впечатлением увиденного в этом райском уголке, невольно задумается о судьбах древнейшей в мире цивилизации, которую не могли разрушить ни кровавые бойни, ни грызня милитаристских клик, ни нашествия агрессоров.

Перед воротами «На полпути к небу» соединяются западные и восточные дороги. На китайском побережье Тихого океана соприкасаются социальные пути Востока и Запада, и точки этого соприкосновения становятся точками отсчета новых рубежей во взаимоотношениях Китая с иными странами. Китай стал одним из важнейших государств, он открыл двери для окружающего мира, что создало благоприятные условия для восприятия китайским обществом новейших методов управления, передовой технологии.

Возведением моста доверия через Тайваньский пролив китайские руководители надеются претворить на практике концепцию единого Китая. Они выражают надежду, что новые лидеры Гоминьдана внесут свой вклад в мирное объединение родины.