В тот же день Борис увез Маринку к себе в загородный дом. Почти месяц она приходила в себя после пережитого стресса: сначала пыталась сбежать, плакала, на коленях умоляла Бориса отпустить ее и не ломать себе жизнь. Она знала, что ради нее он отказался от подписанного уже контракта с одной из ведущих германских клиник и остался в России, поскольку Маринка категорически не хотела никуда уезжать.

Постепенно нежная, заботливая любовь Бориса одержала верх над всеми жизненными перипетиями: Маринка стала приходить в себя. Наблюдая, как оживают снова ее огромные, лучистые глаза, не оставившая ее Таша не могла сдержать радости. Первым очевидным признаком выздоровления стал тот факт, что Маринка взялась за ремонт дома. Проявляя чудеса дизайнерской изобретательности, она на свой вкус переделала гостиную и второй этаж.

— А вот здесь у нас будет детская! — выпалила она однажды, показывая просторную комнату наверху, и покраснела до ушей. Таша переглянулась с Борисом и увидела на его лице блаженную улыбку абсолютно счастливого человека.

Их свадьба состоялась в старинном замке на юге Франции. В роскошном платье, с белыми цветами в длинных волосах, она казалась похожей на принцессу. Тогда Таша впервые уверилась в том, что в жизни есть место сказке.

Когда она бывала потом в их огромном гостеприимном доме, ей всегда казалось, что сказка здесь не окончится никогда. Борис занялся организацией собственной кардиологической клиники в Москве, дел у него было по горло, но всегда оставалось время, чтобы привезти любимой жене, а также ее бестолковой подруге охапку свежих цветов или билеты на концерт.

У Маринки появились дорогие наряды, новенький джип, но она продолжала оставаться той же Маринкой, какой все ее знали в предыдущие годы. Хотя нет, не совсем такой. Она становилась женственнее, свободнее, ярче, как спящая красавица, разбуженная в один прекрасный день негаданным поцелуем принца.

Лишь однажды Таша застала Маринку в слезах: вдень, когда она впервые вернулась из детского дома.

— Таша, ты не представляешь! — плакала она в трубку. — Их хочется всех забрать оттуда, всех! Они смотрят такими глазами, что выдержать невозможно!

Так с согласия Бориса в их доме оказался сначала девятимесячный Андрюшка, а потом двухлетняя Дашка. Ее сразу предупредили, что у детей, которых она сможет взять, будут страшные диагнозы вроде отставания в умственном развитии. Но Маринка ничего не испугалась: взяла малышей и выходила. А потом в один прекрасный день живущий отдельно Илюшка, смущаясь, поставил Маринку перед фактом, что она вот-вот станет бабушкой. Поскольку молодой маме едва исполнилось семнадцать и ей надо было поступать в институт, а Илья как раз к этому моменту в очередной раз окончательно разочаровался в любви, то совершенно естественным путем черноглазый и горластый Владимир Ильич тоже очутился на руках у Маринки. Она не делала никакой разницы между детьми, и все трое через некоторое время стали называть ее мамой.

Приезжая к ней и видя, как она справляется не только со своими, но и соседскими детьми, с энтузиазмом организуя для них красочные утренники, спектакли и концерты, Таша убеждалась, что дети — это и есть ее истинное призвание… Потом Маринка загорелась идеей создания семейного детского дома. Через Бориса она списалась с какими-то благотворительными фондами в Германии, которые обещали финансовую поддержку.

— Это должен быть большой, уютный дом на несколько квартир, — взволнованно рассказывала она о своих планах. — И чтобы в каждой три — пять детишек. И у всех мамы и папы!

Таша отнеслась к этому ее начинанию с изрядной долей скепсиса, но неожиданно администрация одного из районов в Подмосковье выделила для детского дома участок, германские фонды перечислили средства, и началось строительство. За считанные месяцы жизнь Маринки перевернулась, стала счастливой и наполненной, и о болезненном прошлом, как тогда казалось близким, ей уже ничего больше не напоминало.

Но однажды поздним ноябрьским вечером Таше домой позвонил обеспокоенный Борис:

— Таш, привет! У тебя все в порядке? Маринка случайно не у тебя?

— Нет! — удивилась она и посмотрела на часы. — А разве она не дома?

— Ничего не понимаю! Я подумал, у тебя там что-то произошло… Я очень беспокоюсь… Няня сказала, что она поговорила по телефону, прыгнула в машину и срочно уехала куда-то. Велела передать, чтобы я не волновался. Но куда, куда она могла уехать на ночь глядя?

— Не знаю… — Таша отогнала мгновенно возникшее тревожное предчувствие и продолжила фальшиво-бодрым голосом: — Ты только не волнуйся, дядя Боря! Все скоро выяснится. Хочешь, я приеду к тебе, подожду вместе с тобой?

— Уже поздно, Таша. Да и неудобно, вроде… Но я не знаю просто, что делать, куда звонить!

В голосе Бориса послышалось отчаяние. Уверенный, сильный мужчина в мгновение превратился в растерянного ребенка. Времени сомневаться не оставалось.

— Жди! Я уже еду! — крикнула Таша в трубку., . Неужели Маринку опять занесло к этому ее… к Диме?..

Перебирая на ходу все варианты возможных происшествий, она помчалась к Борису. В стекла машины зловеще хлестал дождь. Дурное предчувствие усиливалось.

Напряженный, взволнованный Борис встретил ее у ворот дома. Он стоял в одной рубашке под проливным дождем и ждал…

— Никаких известий! Сейчас буду звонить в милицию, в больницы…

— Борис! — мягко остановила его Таша, выпрыгивая из машины. — Пойдем в дом. Скорее!

Борис замер и посмотрел на нее непонимающими глазами. Таша взяла его за руку и чуть ли не насильно потащила в дом.

— Да что происходит? — возмутился он только в какой-то момент. — Где она?

— Борис, налей мне выпить, и себе налей, — распорядилась Таша. — И сними рубашку. Ты весь промок! Как дети?

— Спят…

Борис плеснул в стаканы коньяк и залпом осушил свою порцию. Таша последовала за ним. Теперь она не знала, что делать, что еще говорить. Повисла напряженная тишина. Они старались не глядеть друг на друга. Настенные часы глухо отсчитывали минуты. Даже кошка Нифа, обычно дремлющая в ногах у Бориса, не спала, ходила по комнате, недобро вглядываясь в пространство голубыми глазами.

— Как ты думаешь, она снова с ним? — вдруг тихо спросил Борис, уронив голову на руки.

— Я не знаю, — соврала Таша и едва не расплакалась от отчаяния. — Нет, этого быть не может!

Борис покачал головой и налил еще коньяка. Похоже, к этому моменту они уже оба знали точно, что происходит.

— Помнишь, — сказал Борис, подняв на Ташу усталые, погасшие глаза, — ты говорила, что все ее проблемы в том, что просто рядом нет того, кто бы ее по-настоящему любил. Настоящего, сильного мужчины, который сделал бы для нее все! Видит Бог, я ее очень люблю! Чего я не сделал для нее?

— Тебе не в чем себя винить.

— Таша! Она вернется? — спросил Борис почти умоляюще.

— Вернется, обязательно…

Таша не знала, так ли все будет, — она просто погладила Бориса по взъерошенным волосам. Он, успокоенный этим материнским жестом, положил голову ей на колени и, кажется, ненадолго задремал. В окна гостиной продолжал ожесточенно хлестать ноябрьский дождь. Вот тогда Таша впервые подумала, что, быть может, на самом деле она очень мало знала о том, что происходит в душе у Маринки. А может, Маринка и сама не знала ничего о себе еще за мгновение до того, как снова сорвалась в дождливую холодную ночь, которой, казалось, никогда не будет конца…