Инге выключила посудомоечную машину, но не стала ее разгружать, а только приоткрыла дверцу, чтобы выпустить пар. В замке было очень тихо: отца не было слышно, Ури, пристроившись у бюро в ее спальне, углубленно чертил что-то на большом розовом листе миллиметровки, принесенном недавно Вильмой. Мимо окна, небрежно приминая опавшие листья, прошла фрау Штрайх, направляясь к своему фольксвагену. Почувствовав на себе взгляд Инге, она полуобернулась и сверкнула в сторону кухонных окон то ли испуганными, то ли просто настороженными стеклами очков.

     "Это она из-за вчерашнего! - сообразила Инге. - Вся деревня, конечно, уже знает. К чему они, интересно, нас уже присудили - к смертной казни, к остракизму, или, наоборот, тихо радуются унижению Дитера-фашиста? Ведь они недаром так его прозвали..."

     Сегодня трудно было поверить в правдоподобие вчерашнего вечернего представления, так стремительно и беспощадно срежиссированного Ури. Выслушав рассказ Клауса о событиях в кабачке, Инге еще по дороге домой мудро решила не заводить разговора с Ури о его дикой выходке, если он не заговорит с ней об этом сам. А он не заговорил, и вчерашний инцидент застрял между ними необсужденным и неприрученным чудовищем.

     Обманчивый покой в замке не мешал Инге остро чувствовать всю зыбкость ее маленького мирка, готового в любую минуту рассыпаться, словно карточный домик, под натиском внешних и внутренних сил. Не говоря уже о реальной угрозе, произнесенной на прощание Рупертом Вендеманном, были и другие - менее очевидные, но не менее реальные. Инге была уверена, что Ури от нее что-то скрывает. Он так избегал смотреть ей в глаза, так неумело увиливал от прямых ответов, так многословно, почти заискивающе болтал о всякой ерунде, что у Инге не было сомнения в какой-то непонятной, идущей у нее за спиной тайной игре. Она не могла бы сказать, что это за игра, против кого ведет ее Ури и кто его союзник. Она только знала, что все пространство заполнено туго натянутыми нитями невидимых паутин, в которых очень скоро, - может быть, прямо сейчас, - кто-то, - может быть, именно она, - обречен запутаться и пропасть.

     Она не могла ни о чем спросить Ури: с той минуты, как она рассказала ему всю правду о Карле, он стал для нее непроницаем. Он и свиней умудрился забить собственной рукой, и удрал на рассвете, не дождавшись, пока она проснется, и все это только для того, чтобы тайно от нее плести свою паутину. Инге дошла уже в своих подозрениях до такого безумия, что готова была вообразить, будто вчерашний фарс с газовой камерой Ури разыграл специально для того, чтобы скрыть от нее то, чем он был занят весь вчерашний день. "Что за глупости! - мучительным усилием воли остановила она опасный разбег собственных мыслей, - как он мог бы такое спланировать? Тем более, что еще неизвестно, чем за это удовольствие придется расплачиваться."

     Словно торопясь ответить на ее вопрос, внезапно зазвонил телефон. Инге секунду помедлила, прежде, чем снять трубку, тревожно перебирая в памяти тех, чьи голоса она не хотела бы сейчас услышать - Карл, Руперт, Зильке Кранцлер, Марта, Гейнц, Дитер-фашист... Но голос в трубке не принадлежал ни одному из них - это был кабатчик Вальтер, хозяин "Губертуса". О нем она как-то не подумала, и напрасно: его звонок тоже не сулил ей ничего хорошего. Впрочем, был он крайне любезен и, если за его словами и таилась угроза, то она была хорошо упрятана за елейной мягкостью его голоса:

     - Добрый вечер, фрау Инге. Надеюсь, у вас все в порядке? - начал Вальтер издалека. - Как чувствует себя господин Губертус? Ну, слава Богу, слава Богу! - счастливо откликнулся он на сообщение, что господин Губертус чувствует себя хорошо. И уж совершенно благолепно стал благодарить Инге за внимание в ответ на ее вопрос о здоровье его и супруги. "Ну давай уже, давай, выкладывай, чего тебе надо!" - мысленно поторопила его Инге, не решаясь прервать приторный поток его вежливостей.

     - А у нас в "Губертусе" сегодня выходной! - со все возрастающим радушием сообщил Вальтер, явно приближаясь, наконец, к сути звонка. - Мы с Эльзой занялись уборкой после вчерашних безобразий.

     "Ага, это уже ближе к делу", - промелькнуло у Инге в голове после упоминания о вчерашних безобразиях.

     - У нас тут сейчас тихо, чисто, никого посторонних нет. Вот мы с Эльзой и подумали: может, вы сегодня вечером заедете к нам на полчасика?

     - Я к вам? Зачем?

     Голос Вальтера внезапно перестал источать мед, "словно туда плюхнули ложку дегтя" - отметила про себя Инге:

     - Мне кажется, нам есть что обсудить, пока не поздно. Разве не так, фрау Инге?

     Возразить на это было трудно, тем более, что сквозь статичеcкий треск на линии откуда-то издалека прорвался прокуренный голос Эльзы:

     - Она что, все еще из себя целку строит? Хватит с нею миндальничать, скажи ей все как есть.

     В ответ на эту полную доброжелательства реплику Вальтер заблеял в трубку что-то невразумительное. Инге вспомнила болтовню Клауса о том, что кабатчик всегда норовит сделать все назло своей супруге, и решила прекратить эту ненужную комедию - пожалуй, ей и впрямь, пока не поздно, следует поговорить с владельцами кабачка. Хоть она смутно представляла себе, что именно может быть "поздно", она быстро прервала блеяние Вальтера прямым вопросом:

     - Вас устроит, если я подъеду к вам через полчаса?

     Положив трубку, она окликнула Ури, который, мурлыкая что-то на иврите, сосредоточенно водил карандашом по миллиметровке.

     - Мне сейчас придется уехать на пару часов, - сказала она как можно небрежней, чтобы он не забеспокоился, что она едет улаживать последствия его проказ. Но он ничуть не обеспокоился, а даже как будто обрадовался. Или ей это просто показалось? Ее сбивало с толку, что она вдруг потеряла способность распознавать оттенки его душевных движений с той легкостью, с какой ей удавалось это раньше. Она дошла уже до того, что не поверила его несомненному удивлению по поводу ее поспешного отъезда:

     - Сейчас? Куда?

     Услышав эти вроде бы искренне недоуменные вопросы, Инге некстати вспомнила, что Ури, как оказалось, подслушал ее разговор с Рупертом Вендеманном. Можно ли поверить, что сейчас он, сидя в соседней комнате, не слышал через отворенную дверь, как она обещала Вальтеру приехать через полчаса? Зачем же он притворяется удивленным? Или она просто помешалась и подозревает его ни за что, ни про что?

     Впрочем в данную минуту было неважно - она ли помешалась, он ли притворился. Важно было, что ей все равно придется сейчас поехать к Вальтеру и, как это ей ни противно, принять тот ультиматум, который он намеревается ей предъявить. Потому что хитрюга-Вальтер уж, конечно, пригласил ее приехать в такой час не для того, чтобы распить с нею бутылочку местного вина по случаю благополучного завершения Дня Охотника. Инге невольно усмехнулась своей неожиданной фантазии назвать жестокий спектакль, разыгранный Ури во дворе замка, благополучным завершением Дня Охотника. Вошедший в этот момент в кухню виновник переполоха, заметив ее усмешку, полюбопытствовал:

     - Почему ты смеешься?

     - Чтобы не плакать! - быстро отпарировала она и попросила, - Ты тут покорми Отто ужином и уложи в постель, ладно?

     - Я уже вчера его укладывал. Не слишком ли часто? - попробовал уклониться Ури.

     Чуткое ухо Инге немедленно уловило в его возражениях какую-то фальшивую нотку, - вроде как, если бы был он рад, что она навязывает ему заботу об отце, а пытался изобразить, будто недоволен. В такой игре вовсе не было смысла - может, ей это просто почудилось? Выяснять, в чем тут собака зарыта, все равно было сейчас некстати, так что она не подала виду и только напомнила ему кротко:

     - Вчера, насколько я помню, мне пришлось уехать по твоим делам.

     - Сегодня, впрочем, тоже, - закончил он за нее и глянул, наконец, ей прямо в глаза, - Ведь правда?

     - Правда, правда! - поспешно согласилась Инге, опасаясь его неожиданных реакций, которые никогда нельзя было предусмотреть, - Так я побегу предупредить Отто.

     Однако никаких особых реакций не последовало, так что Инге схватила с вешалки свой белый плащ и благополучно выскочила из кухни, пока Ури не успел ее остановить. Теперь предстояло еще ублажить Отто, который, конечно, вовсе не жаждал, чтобы вместо любимой дочери его укладывал спать ее ненавистный хахаль. Но, к счастью, отец в этот вечер был кроток и склонен к компромиссам, - Инге даже с некоторой теплотой подумала о несомненном благотворном влиянии порно-терапии этой лицемерной ханжи, Габриэлы Штрайх. Заручившись согласием Отто не слишком брыкаться, когда Ури придет укладывать его в постель, Инге вывела фургон и с удивлением заметила, направляясь вниз, в деревню, что на душе у нее не так уж скверно. Она даже разок засмеялась вслух, представив себе руку фрау Штрайх на колене Отто в тот упоительный момент, когда голые девушки катали голого учителя по траве.

     Хорошее настроение Инге не испортилось даже, когда Вальтер приоткрыл дверь черного хода и, пугливо озираясь по сторонам, не видит ли их кто-нибудь, впустил ее внутрь, всем телом выражая осторожную осмотрительность мудрого хозяина. Всей своей повадкой он давал ей понять, как важна и секретна их встреча, окутанная покровом тайны и темноты. Окна в кабачке были глухо зашторены, парадная дверь заперта на засов. Все лампы были погашены, кроме одной, стоящей на столике, притаившемся в тени игрового автомата.

     За столиком, на котором была приготовлена открытая бутылка вина - все-таки бутылку вина он ей выставил, притом вина неплохого, старого, из семейных подвалов! - и три бокала, сидела в напряженной позе Эльза с незажженной сигаретой в углу рта. Инге давно привыкла к ее странной манере постоянно посасывать незажженную сигарету, которая во рту любой женщины, кроме Эльзы, могла бы быть воспринята как эротический сигнал. Однако жесткий корявый рот Эльзы, напоминающий рты леших, вырезанных Гейнцем из еловых корней, никаких неприличных ассоциаций ни у кого не вызывал - весьма возможно, что напрасно: недаром она всегда клокотала от переполнявшей ее злости.

     Обычно эта бессмысленно торчащая из недоброго рта незажженная сигарета не раздражала Инге, но сегодня Эльза распространяла вокруг себя такое сильное поле настороженного недоброжелательства, что Инге в первый миг стало не по себе. Однако она усилием воли подавила захлестывающую ее волну неприязни и с любезной улыбкой стала спускать с плеча свой белый плащ с явным женским расчетом на то, что Вальтер, как хозяин, подхватит его налету. Вальтер поднял было руки, чтобы перехватить скользящий вниз плащ, но вдруг осекся под сверлящим взглядом жены и, беспомощно застыв с растопыренными в полувзлете ладонями, позволил плащу с шелестом упасть на пол. Когда Инге наклонилась поднять плащ, рука ее, однако, наткнулась на руку Вальтера, тоже поспешно наклонившегося для той же цели.

     После того, как злополучный плащ был, наконец, водворен на плечики и повешен на высунутый для этой цели деревянный язык прибитого возле дверей лешего, Инге в сопровождении Вальтера подошла к освещенному столику. Прежде, чем сесть, она на секунду приостановилась, словно ожидая, что скажет Эльза. Та махнула рукой в сторону бутылки и бокалов:

     - Садитесь, фрау Инге. Хорошо, что вы пришли.

     Не желая первой начинать неприятный разговор, Инге протянула руку к бутылке:

     - Можно? Умираю от жажды. Вы вырвали меня прямо из-за стола, я даже не успела допить свой чай.

     - Хотите еще чего-нибудь? Кофе? Пива? - рванулся к стойке Вальтер.

     - Нет, нет, спасибо. Вполне достаточно вина, - остановила его Инге и щедрой рукой плеснула в свой бокал прозрачную золотистую жидкость.

     - Отличное вино, - похвалила она после первого глотка и стала медленно цедить сквозь зубы содержимое бокала, давая хозяевам кабачка возможность перейти, наконец, к тому делу, ради которого они затребовали ее к себе.

     Вальтер бросил на Эльзу короткий вопросительный взгляд, та чуть опустила ресницы и кивнула: "Давай, начинай!". Вальтер глубоко вдохнул воздух и сказал:

     - Это правда, что вы собираетесь реставрировать замок и открыть его для туристов?

     Инге так удивилась этому вопросу, что со стуком поставила недопитый бокал на стол и недоверчиво уставилась на Эльзу, - хоть спрашивал Вальтер, ясно было, что парадом здесь командует она.

     - И из-за этого вы настаивали, чтобы я срочно приехала к вам именно сегодня?

     На этот раз Эльза ответила сама: не вынимая сигареты изо рта она припечатала ясно, без обиняков:

     - Мы пригласили вас, чтобы предупредить: вчерашние охотники собираются подавать в суд.

     На что Инге столь же ясно, без обиняков сблефовала:

     - На кого? На Гейнца?

     - Почему на Гейнца? - с притворным удивлением подняла свои жидкие брови Эльза.

     - Разве не он втравил их в этот сомнительный конфликт, бросающий тень на репутацию вашего уютного кабачка? - безоглядно продолжала блефовать Инге. Хоть роль Гейнца во вчерашней сваре была ей не вполне ясна, она достаточно хорошо его знала, чтобы предположить, что он-то и был заводилой.

     - При чем тут наша репутация? - заволновался Вальтер и, подсев к столу, стал нервной рукой наливать вино себе и Эльзе. - С нашей репутацией все в порядке: мы ничего не видели, ничего не слышали. А что видели, то можем забыть - если вы захотите, конечно... ну, и согласитесь...

     То ли от волнения, то ли от неяркого сияния затененной оранжевым абажуром лампы в его прозрачных глазах стали вспыхивать и мгновенно гаснуть спиральные радужные сполохи. Инге напряглась припомнить, на чьем лице она совсем недавно видела такие же прозрачные, почти бесцветные глаза, вдруг беспричинно вспыхивающие радужными сполохами и так же беспричинно гаснущие. На чьем-то очень знакомом и совершенно неуместном для этих глаз лице, ничем не напоминающем длинное и даже, пожалуй, красивое лицо Вальтера. Образ того, другого лица, смутно маячил перед ее глазами, то отдаляясь, то приближаясь, пока с неожиданной ясностью не завершился тонкогубым, вечно открытым слюнявым ртом в обрамлении рыхлых одутловатых щек - господи, да это же Клаус! Как она могла столько лет не замечать этой поразительной схожести глаз, замаскированной полной несхожестью остальных черт?

     Тем временем ничего не подозревающий о направлении мыслей Инге Вальтер что-то спросил и впился в нее глазами в ожидании ответа. А она - надо же! - потрясенная своим несвоевременным открытием, умудрилась его вопрос пропустить мимо ушей. Чтобы скрыть свое невнимание, Инге ответила Вальтеру бессловесным открытым взглядом в надежде, что он повторит свой вопрос. На ее счастье он принял ее молчание за попытку набить себе цену и пробормотал нечто абсолютно невразумительное:

     - Ну хорошо, пускай не ресторан, но хотя бы павильон для торговли пивом и бутербродами?

     Инге почувствовала себя актрисой-любительницей в спектакле театра абсурда, забывшей свою следующую реплику, и, не зная как быть, просто повторила за Вальтером:

     - Павильон для торговли пивом?

     Вальтер немедленно пришел в восторг и заговорил быстро и сбивчиво:

     - Да, да именно павильон! Я так и вижу его - красный камень и стекло! Проект уже почти готов! На площадке у ворот... сразу за мостом... Под угловой башней... Очень в стиле... так что нисколько не нарушит! Так и вижу - мраморные столики на витых металлических ножках! И такие же стулья... тоже проект... молодой художник, очень талантливый... Мы готовы платить вам за аренду двадцать процентов от прибыли!

     - Пятнадцать! - четко поправила его Эльза и выплюнула сигарету, - Пятнадцать процентов и никаких свидетелей не будет!

     Инге показалось, что она сходит с ума.