В двухстах метрах от площади Советской Конституции, незаслуженно прозванной 'площадью советской проституции' (опасаясь названия, проститутки на ней почти не появлялись), в тихой улочке, оканчивающейся шведским консульством, стояло обшарпанное темно-зеленое здание с белыми пластиковыми буквами на карнизе 'Гостиница Шахтер'. Там я и поселился, в самом дешевом четырехместном номере. Сначала 'Ту-154', а потом 'ЛиАЗ' утомили меня настолько, что, даже не познакомившись с двумя сидевшими за столом подвыпившими мужиками, я лег на указанную мне свободную кровать и уснул.

Пока я сплю, послушайте, откуда в портовом городе без каких-либо шахт в окрестностях появилась гостиница 'Шахтер'.

Не знаю, когда Советский Союз заинтересовался Шпицбергеном как важным стратегическим пунктом. Неизвестно также, какими мотивами руководствовалось правительство Норвегии – экономическими, политическими или военными, но Шпицберген был сдан Советскому Союзу в аренду якобы для добычи имеющегося там угля. Уголь на Шпицбергене советские шахтеры, действительно, добывали. Во-первых, для конспирации, а во-вторых – чтобы обеспечить энергией расположенную на одном из островов секретную военную базу. О наличии базы Норвегия, конечно, знала, но официально делала вид, что понятия не имеет. Видимо, пункт о базе стоял в каком-то секретном приложении к договору об аренде. Уголь же добывался такого низкого качества, что транспортировать его было невыгодно, и излишки, остававшиеся от внутреннего потребления, сваливали тут же в море. Раз в полгода из Донецка или другого шахтерского города привозили новую партию рабочих взамен возвращавшихся домой. А гостиница 'Шахтер' была перевалочным пунктом для тех, кто уже приехал и еще не уехал. В паузах между заездами рабочих в гостинице всегда были свободные номера, и в них селились искатели приключений разного калибра. Поселяли с условием: перед заездом шахтеров место освободить. Под такой заезд я тоже попал, и пришлось десять дней жить нелегально на лыжной базе. Вернувшись в гостиницу, я с удивлением увидел многих из прежних жильцов, неизвестно где и как промотавшихся эти десять дней.

За достоверность истории со Шпицбергеном не ручаюсь. Во-первых, как узнать, где правда во всех этих секретных договорах и несекретных слухах, а во-вторых, я спал, пока вы историю слушали.

Через двенадцать часов я проснулся, посмотрел на вновь сидящих за столом все тех же мужиков, сказал им как старым знакомым:

– Жрать-то как охота! – и, не предпринимая никаких попыток к выполнению своего желания, уснул снова. На этот раз на тринадцать часов.

Когда я проснулся, мужиков было уже трое.

– Смотри-ка, – сказал один из них и показал на меня, – живой!

– Мы уж беспокоиться стали, подходили проверять, дышишь ты или нет, – добавил другой.

Проснулся я не оттого, что выспался, а от того, что около тридцати часов не был в туалете. Но выйдя оттуда понял, что проснулся все-таки от голода. Есть хотелось так, что нормы приличия для меня уже не существовали.

– Угостите чем-нибудь, никогда еще таким голодным не был, – сказал я, обращаясь сразу ко всем.

– Ты вот палтуса возьми, – дружелюбно ответил мне жуткого вида мужик с мясистым рябым лицом и красным носом-картошкой. – Палтус, он как арбуз – досыта никогда не наешься.

– А что такое 'палтус'? – наивно спросил я.

Палтусом оказалась крупная, похожая на камбалу, рыбина холодного копчения и необыкновенной вкусноты. Я обсасывал сладкий жир с плавниковых костей, и от наслаждения у меня кружилась голова.

Форд Гранада

– Слушай, давай возьмем машину в подарок, – сказал Андрей.

– Как это 'в подарок'? – не понял Сашка. В отличие от многоопытного Андрея он всего месяц назад сбежал из туристической группы в Германии и попросил политического убежища. Как здесь говорят: 'Сел на азиль'.

– Очень просто, – пояснил Андрей, – каждый четверг выходит бесплатная газета с объявлениями, 'Экстра'. Там есть рубрика 'Цу фершенкен', что значит, отдается просто так, в подарок.

– Что, там и машины есть? – не поверил Сашка.

– Сколько угодно. Иногда сломанные, но чаще на ходу. Если подошло время нового техосмотра, но по каким-то причинам машина техосмотр не проходит, то владельцу проще отдать ее кому-то бесплатно, чем вкладывать в ремонт полторы тыщи, а после ремонта она все равно больше тысячи не стоит. На свалку сдать – тоже двести марок платить надо.

– Здорово! – обрадовался Сашка, но тут же добавил – А как же мы будем без техосмотра ездить?

– Сядем и поедем. Ты что, думаешь, мы будем на учет ее ставить? Во-первых, азилянтам машина не положена – лишают социала. А во-вторых, налоги и страховки здесь такие, что никаких денег не хватит. Мы что, сюда приехали их дурацкие законы соблюдать? Пошли они подальше! Автомобилей здесь столько, что ни один полицай не заметит, наш на учете, или нет. Бензин, правда, дорогой. Полторы марки литр. Но мы ночью с других машин сольем. Шланг с канистрой у меня уже есть. А в крайнем случае, пополам скинемся и разок-другой заправимся на танкштелле. Ну что, согласен?

– Согласен, – ответил Сашка и, хихикнув, потер ладони.

Жили Сашка с Андреем на хуторе в километре от поселка и в десяти километрах от города. Дом был небольшой, двухэтажный, на четыре квартиры. Первый этаж делили хозяин, которого Андрей почему-то звал хаусмайстером, и многодетная семья косовских албанцев. На втором этаже в одной квартире жили три индуса, в другой – Андрей с Сашкой. Третья кровать у них пока была свободной, но хаусмайстер обещал при первой возможности найти среди поступающих беженцев русского парня и к ним подселить.

Как вскоре выяснилось, индусами были только двое, а третий – непалец. То ли из-за каких-то национальных различий, то ли просто из принципа 'третий – лишний', но непалец с индусами не особенно дружил и часто приходил к русским поболтать на малопонятном английском или просто посидеть, молча улыбаясь, и наблюдать, как русские разглядывают принесенные им порнографические журналы. Журналы эти покупал не он, а индусы, после чего дома аккуратно лезвием вырезали у всех фотографий изображение мужского члена. Сашка ругался, листая страницы, сплошь в прямоугольных дырах, а Андрея забавлял вопрос – что они делают с десятками, а то и сотнями вырезанных членов. Имя у непальца было такое, что нормальному человеку ни запомнить, ни выговорить. Поэтому, по предложению Андрея, он откликался на кличку 'Непали'. Была еще одна причина, почему Непали охотно ходил в гости к русским. В первую же неделю Андрей с Сашкой придумали простой, но безотказный способ 'уводить пузыри' из винных отделов супермаркетов, а к концу второй недели они уже собрали большую коллекцию бутылок самых разнообразных форм и очень интересного содержания. Надираться по-свински оба любителями не были и по вечерам, к ужину, экспериментировали с коктейлями, смешивая различные компоненты в разных пропорциях и добавляя колу или швеппес. Непали приходил испытывать результаты экспериментов и всегда давал одинаковую оценку 'гут-гут'. Впрочем, точно такую же оценку он давал и простой рюмке шнапса, когда Сашка не выдерживал и говорил:

– Непали, не стой над душой, возьми сто грамм.

В четверг утром друзья привычно автостопом доехали до города и пошли на вокзал. Во-первых, там по четвергам лежала пачка бесплатных 'Экстр', а во-вторых, вокзал – одно из последних мест в городе, где еще сохранились старые телефон-автоматы, и можно было позвонить за три десятипфенижковые монетки. Для современных автоматов приходится покупать специальную карту сразу за шесть марок.

В рубрике 'Цу фершенкен' автомобилей оказалось целых четыре. Позвонили по первому номеру. Краткий ответ:

– Шон вег.

– Что он сказал? – спросил Сашка.

– Уже ушел, – перевел Андрей.

На следующем номере никто не поднял телефонную трубку. На третьем – удача. Андрей торопливо записал адрес – Шиллерштрассе 17а – и сказал, что подойдем через десять минут.

Где находится эта улица, они не знали, но на вокзале стоял стенд с планом города, и через десять минут друзья, в самом деле, уже шли быстрым шагом по Шиллерштрассе, выглядывая нужный номер дома.

Дом оказался старый, одноэтажный, и стоял позади многоэтажки, во дворе. Вплотную к дому был прилеплен такой же старый гараж, а около него грелся на солнце огромный серебристый 'Форд Гранада'. Кстати, в объявлении указывалось, что отдается именно 'Форд Гранада'.

– Неужели этот, – ахнул Сашка.

– Ты что, – возразил Андрей. – Этот они, наверно, купили, а старый отдают.

На звонок вышли сразу двое – старушка и немолодой мужчина, скорее всего, сын. Андрей, как знающий немецкий, взял официальную часть на себя. К его удивлению отдавался тот самый, стоящий около дома, 'Форд', но дотошный немец сначала захотел увидеть паспорт будущего владельца. Опытный Андрей при сдаче на азиль паспорт 'скроил' и сейчас с гордым видом предъявил его немцу. Бабушка тем временем взялась Сашке что-то рассказывать.

– Чего бабуля-то хочет? – спросил он у Андрея.

– Неважно, – отмахнулся Андрей, занятый бумажными делами, – самое главное, улыбайся ей и головой кивай.

– Чем же мне еще кивать, – обиделся Сашка на неоказание помощи, но совету последовал.

Андрей написал расписку, получил документы с ключами на машину и, заметив, что немец хочет снять номера, попросил их оставить.

– Мы сделаем ТЮФ и зарегистрируем под тем же номером.

Немец без энтузиазма ответил 'окей' и спросил, когда они собираются забирать машину.

– Сегодня вечером или завтра утром мы приедем с транзитными номерами, – ответил Андрей, – а пока, если можно, пусть она постоит у Вас.

– Гут, – сказал немец. Улыбчивый Александр и деловой Андрей произвели на него хорошее впечатление.

– Пойдем, – дернул Андрей Сашку за рукав, и тот, последний раз невпопад кивнув старушке, побежал догонять быстро уходящего Андрея.

– Ну что, Форд теперь наш? – спросил Сашка уже на улице. – Почему мы его даже не посмотрели?

– Наш, – ответил Андрей. – А дареного коня нечего рассматривать. Тем более, смотри, какой конь – красавец. Мы его вечером заберем, когда будет не заметно, что у него с номеров эмблема постановки на учет сковыряна. Тогда и рассмотрим. Сейчас нельзя, немец уже интересовался, как мы его забирать будем. В случае чего, он сразу в полицию стуканет. Я таких знаю.

И друзья, теперь уже гордые владельцы большого 'Форда', зашагали к своим знакомым, живущим в городском общежитии для беженцев, который здесь все, независимо от языка и национальности, называют 'азилянтенхайм'. Поиграть в карты, обсудить последние азилянтские новости и, самое главное, поговорить на тему 'какие немцы дураки'. Короче, приятно провести время до вечера.

Как опытный автомобилист (у него в Союзе была 'восьмерка') машину решил вести Андрей. Сашка сел справа от водителя в удобное велюровое кресло и восторженно осмотрел шикарную переднюю панель.

– Смотри как, 'под дерево' и с хромом.

– Это мелочь, – важно ответил Андрей. – Бензин на нуле, до дома не хватит. Придется заправляться.

Он повернул ключ, и мотор, фыркнув, мягко заработал. Затем осторожно, привыкая к новому автомобилю, выехал на улицу, включил свет и аккуратно, соблюдая все правила, поехал в сторону бензозаправки.

– Даже радио не сняли, вот немцы! – сказал Сашка. Через минуту он нашел какую-то музыкальную программу. 'Пет шоп бойз' пели новую, популярную этим летом, песню. Сашка сделал чуть погромче, откинулся в кресле и посмотрел на Андрея.

– А мы нехреновые ребята!

– Не хреновые, – подтвердил Андрей и переключил на четвертую скорость.

Из динамиков бодро звучало 'Гоу вест'.

Позади дома, в котором жили друзья, была площадка для парковки четырех автомобилей. Как всегда, там стояла новенькая 'Субару Джасти' хаусмайстера. Остальные места – свободны. Андрей запарковал 'Форд' в противоположный от 'Субару' угол. Хаусмайстер встретил их в дверях.

– Я к вам еще одного подселил, – сказал он Андрею. – Русский. Зовут Маркдебург.

– Как зовут? – переспросил Андрей.

– Маркдебург, – повторил хаусмайстер.

Маркдебургом оказался восемнадцатилетний парнишка с острым носом, испуганно хлопающий белесыми ресницами.

– Я – Стас, – представился он ребятам.

– А мы – Александр и Андрей, – ответил Сашка, показывая пальцем, кто есть кто.

Андрей вначале молча пожал Стасу руку, но потом все-таки не утерпел и сказал:

– Редкая у тебя фамилия.

– Это я, когда на азиль сдавался, придумал. Свою говорить не хотелось, какая немцам разница. Меня осенью в армию должны были забрать, а я купил турпоездку в Германию и в Мюнхене в полицию пришел. Попросил политического убежища. Сказал, что не хочу в Чечне воевать.

– Про убежище забудь, – махнул рукой Сашка. – Его немцы сейчас никому не дают. Особенно здесь, в Баварии. Думаешь, почему Гитлер свой пивной путч в Мюнхене сделал?

– Пойду курочку с риском поставлю, будем тачку обмывать, – сменил тему Андрей. Ругать немцев сегодня ему не хотелось.

'Курочка с риском' была у Андрея фирменным блюдом. После нее и нескольких экспериментальных коктейлей с тостами 'За знакомство', 'Чтобы тачка ходила' и даже 'За Менделеева!' друзья забыли сначала немцев, а потом и вообще всё.

На следующий день Сашка занялся автомобильными номерами. Попросил на часок у албанцев набор цветных фломастеров, аккуратно нарисовал ими эмблему, точно такую, как на номерах 'Субару', заклеил сверху рисунок прозрачным скотчем и лезвием бритвы вырезал скотч по кругу. Примерно с четырех метров уже нельзя было различить, подлинная эмблема или подделка.

Затем полдня Сашка со Стасом машину 'приводили в порядок', вымывая последнюю пылинку из всех возможных закоулков.

– Сразу видно, что у вас никогда своей тачки не было, – заметил Андрей, глядя на их старания.

– У меня батя три года назад 'горбатый' купил, – возразил ему Сашка. – Но он его больше ремонтировал, чем ездил. Как в анекдоте: 'Знаешь, почему у нас водителей-частников 'автолюбителями' называют? Потому что наши автомобили нужно 'любить' как жену.'

Вечером ребята сварили ужин позже обычного, потом несколько часов играли в карты. Стас оказался сильным игроком в 'дурака'. Профессионал Андрей, утверждавший, что свою 'восьмерку'он тоже в карты выиграл, терпел одно поражение за другим, удивлялся и предлагал еще и еще 'последнюю партию'. Стас смущался, не отказывался, но поддаваться не хотел и снова выигрывал. Сашка, глядя, как Андрей тасует карты, заметил:

– Мой батя, когда выигрывал у меня в 'дурака', всегда говорил: 'Сдавай. Не можешь работать головой, работай руками.' Я раньше думал, что это только к картам относится, но недавно сообразил, что он мне универсальный жизненный принцип объяснял.

Около двух часов ночи Андрей решил, что пора идти за бензином. Достал из-под кровати жестяную двадцатилитровую канистру, резиновый шланг и дал команду:

– Идем!

– Идем, – ответил Сашка, – я фонарик возьму и нож.

– Нож не надо, – сказал Андрей. – Машину поцарапаешь – убытка на тысячу. Тогда будет всё – и полиция, и суд.

Друзья пожелали Стасу спокойной ночи и ушли.

Вернулись часа через полтора.

– Ну как? – спросил проснувшийся Стас.

– Никак, – сказал Андрей. – Половину машин в поселке проверили – у всех бензобаки заперты. Канистру я в багажник 'Форда' бросил, может, в другой раз пригодится. Чего с ней по лестнице греметь. А сейчас спим, хватит на сегодня приключений.

Утром ребята проснулись поздно. Позавтракали, выкурили сигаретку на двоих, еще немного полежали, и стало скучно.

– Такой конь у нас во дворе стоит, а мы здесь на спине сидим, в потолок глядим, – сказал Сашка.

– У меня в Нюрнберге знакомый аусзидлер есть – поехали к нему, – сказал Андрей. – Он давно уже в Германии. Хорошую коллекцию видеофильмов набрал. 'Джентельмены удачи', 'Бриллиантовая рука', 'Полосатый рейс' и так далее. Всего штук двадцать.

– 'Полосатый рейс' – полная дурь, – возразил Сашка, – а таких фильмов, как 'Джентельмены удачи' в советском кино двадцать штук не наберется. Но съездить можно, посмотрим, что у него есть. Как ты думаешь, сколько нам на бензин надо?

– Тридцать марок хватит, – сказал Андрей. – Скинемся по десятке – и мы в Нюрнберге.

– Я не поеду, – испугался Стас. Он очень тяжело переживал 'синдром чужой страны', и ему страшно было представить, как это можно куда-то поехать.

– Значит, по пятнадцать сложимся, – сказал Андрей Сашке. – У аусзидлера спросим, может, кому 'Форд' нужен. Загоним его марок за сто, а вернемся автостопом.

– Идет, – согласился Сашка. – Собираемся?

– Собираемся, – сказал Андрей.

Через десять минут друзья уже выходили, пообещав Стасу вернуться в понедельник.

Но вернулись они только в четверг. Их привез из города хаусмайстер на своей новенькой 'Джасти'.

– В полиции мы были, – с порога начал рассказывать Стасу Андрей.

– Из-за тебя туда попали, – добавил Сашка. – В Нюрнберге выехали на улицу, где чего-то строили. Тут же полицейский стоял, движение регулировал. Ну, Андрей и подвалил к нему: 'Заген зи битте, как нам на Зальцштрассе проехать'. А он нашими документами поинтересовался, и мы 'проехали'. Только не туда, куда хотели.

– Они мне всё кражу бензина пытались повесить, – сказал Андрей. – Говорят: 'У тебя шланг с канистрой в багажнике был, рассказывай, где бензин воровал'. А если я его нигде не воровал. Пытался, но не получилось. Им сказал, что даже и не пытался.

– Что вам теперь будет? – спросил Стас. Последние два дня болезнь у него прогрессировала.

– Ничего не будет, – ответил Андрей. – Преступлений мы не совершали, а за то, что машина не на учете, какой-нибудь штраф выпишут. Но и его не получат, потому что мы на социале, и нам выдают тот минимум, без которого нельзя. Жалко, 'Форд' отобрали. Такая тачка была! По автобану двести шел без напряга.

– Больше никаких машин 'в подарок' не берем, – перебил его Сашка. – Как найдем работу – купим какую-нибудь подешевле, но чтобы с ТЮФом. А пока автостопом поездим – дёшево и спокойно.

Андрей возражать не стал, выдержал паузу, а потом оскалившись, почти сквозь зубы, произнес:

– Вчера другу звонил, в Казань. Он там 'Форд Эксплорер' купил. А я тут за немцами шрот собираю.

Два года спустя, воскресным солнечным утром, я предложил жене прокатиться сегодня по ленинским местам.

– Это по каким? – спросила она.

– По тем, где я жил, когда ты ко мне еще не приехала.

– Поехали. Я фотоаппарат возьму, – все-таки, часть нашей истории. И потом, может, там пейзажи красивые будут.

– Конечно, будут, – сказал я. И мы поехали.

Хутор, в котором жили Андрей и Сашка, был одним из главных пунктов нашего путешествия. Знакомая 'Субару' стояла всё на том же месте. Я припарковался рядом и с некоторым волнением вошел в открытую дверь. Два года назад она запиралась.

По коридору бегали неумытые дети неясной национальности. Я нажал кнопку звонка хаусмайстера. До того он видел меня всего один раз, предупредив Андрея, что чужим у них ночевать запрещено, и, конечно, сейчас не узнал. Но Андрея с Сашкой помнил хорошо.

– Они уже больше года здесь не живут, – сказал он мне. – Александр добровольно вернулся в Россию, а у Андрея были неприятности с полицией (по-немецки это звучало 'Он имел много проблем с полицией'), и его депортировали.

Про Стаса Маркдебурга я не спрашивал. Он еще тогда, в период обострения болезни отчуждения, сказал, что уж лучше в Чечне воевать, чем в чужой стране всю жизнь маяться, и попросился назад. Но кто этого не испытал, его не поймет.