Гостиница 'Шахтер' мне казалась похожей на Ноев ковчег. Каждой твари по паре. Две еврейки-учительницы, мама с дочкой. Возраст – примерно двадцать пять и пятьдесят. Похожие на лягушек – лица в бородавках, глаза выпученные. Приехали в Мурманск на поиски счастья, которое описывалось двумя словами: квартира, мужик.

Почему жизнь устроена так, что даже таких мелочей на всех не достается, и бесхитростные естественные желания становятся недоступной мечтой?

Еще две женщины. Обоим около тридцати, эффектные. Их мечту можно описать одним словом – деньги. Бросили в мою сторону быстрый опытный взгляд и равнодушно отвернулись – молод и беден. В то время у меня было всё, кроме денег и страха, но это интересно только девушкам моложе двадцати.

Два парня. Матросы. Володька с выбитым передним зубом. Охотно рассказывает о своих любовных похождениях. Серега. Я ему чем-то симпатичен. Говорит, что имел неосторожность получить в тещи доктора каких-то наук и профессора Харьковского университета. Не выдержал интеллектуального напора и бежал. Надеется заработать денег и устроить жизнь без постороннего вмешательства.

– Она, хоть и умная, – говорит он мне про тещу, – но дура. Не может понять простой вещи – ее дочь любит меня, я отвечаю взаимностью, и нечего в нашу жизнь лезть.

Мне нравится слушать 'про взаимность', и Серега рассказывает всё. О первом свидании, о первом поцелуе, о том, как он ночью пробирался к своей будущей жене в комнату. Серега смуглый, симпатичный и добрый. Фамилия у него Черный, и когда он ее назвал, я не поверил. Думал, что шутит. В доказательство он показал свой паспорт. Да, действительно, Чёрный Сергей Иванович, пятьдесят пятого года рождения, украинец. Привет, Сергей, сто лет тебя не видал. Ну как, помирился с тещей? Я думаю, ты давно уже понял, что она просто завидовала своей дочери. Ее лысый хрыч даже в лучшие годы таким орлом, как ты, не был.

Несколько одиночных персонажей. Девушка. Свеженькая, но не очень симпатичная. Зовут Таня. Окончила с красным дипломом экономический факультет ЛГУ. Пригнали по распределению в какую-то контору. Контора платит за койку в двухместном номере 'Шахтера' и обещает через месяц дать комнату в общаге. Улыбается Таня часто, а зря. Зубы кривые. Через пару недель рядом с ней появился коренастый парнишка с лихо закрывающей правый глаз челкой. Белая ночь. Они сидят в парке на скамейке, целуются и смотрят на меня – вижу ли, как они счастливы? Вижу и рад за вас.

Инженер Юра. Матрос Володька сказал про него – 'Тощёй, как жертва Бухенвальда'. Я думал, может, больной, язва там или рак. Да нет, жрет всё, и помногу. Смотрит на нас недружелюбно. Специалист в командировке. Одет, как последний нищий – темно-серые холщевые штаны и помазелевая рубашка. Куда он деньги девает? К нему приходят коллеги, разговаривают с уважением. Хороший специалист.

Пал-Палыч. Нос картошкой, губы толстые, лицо рябое. Добрейший человек. Тот самый, кто меня палтусом угощал. Отработал контракт в Антарктиде, на какой-то станции. Приехал за новым назначением. Профессия более редкая, чем космонавт – завхоз полярной станции и по совместительству повар. Но тоже не ресторанный, а с учетом специфики полярных зимовок.

Были еще: проводник винного вагона из Молдавии, пожилой учитель музыки (зачем он приехал?), искатели приключений обоих полов в возрасте от двадцати пяти до сорока, командировочные. Но я, пожалуй, на этом остановлюсь, а то можно и до меня дойти.