Франк продержал их в гостинице еще три дня. Отказа они ни в чем не знали, хотя ничего особенного никто не требовал. Сытная еда и теплая постель – больших удовольствий Диль не знал многие годы. Сам так решил, уходя из цирка. Никто бы не помешал ему через год или два устроиться в другой цирк, в другой стране, он был очень хорошим акробатом. Но не хотел. Сам себя наказал. Хотя разве ж это наказание… Как-то Илем сказал ему, что сочувствует – ведь Дилю крайне больно было отношение бывших товарищей. А Диль удивился: почему ж больно? Он и не помнил толком. Общее презрение обошло его стороной, потому что было совершенно справедливым и естественным. Больно было другое – смерть Аури. Он презирал себя куда больше, чем бывшие товарищи.

Диль не отдал Илему свои ножи. Франк ничего не сказал. Ему давали свободу выбора. Что умеет выбирать опавший лист?

А вечером третьего дня заглянула Лири и сказала, что Франк зовет всех в комнату, которую делил с Каем и Ори. Она помогла Дилю справиться с рубашкой, набросила ему на плечи куртку – он все еще мерз, хотя погода стояла отличная и в гостинице было тепло.

Комната была раза в два больше, чем та, которую занимали Илем и Диль, кровати стояли в нишах с задергивающимися пологами, что создавало ощущения отдельных спален, посередине красовался большой стол со следами присутствия мужчин – большущей полупустой бутылью вина и стаканами. Лири провела Диля к одному из трех больших кресел, усадила, а сама примостилась на подлокотнике. Илем присел на подоконник.

Франк впустил в комнату незнакомого мужчину лет то ли сорока, то ли шестидесяти, невысокого, смуглого, темноглазого, показал ему на свободное кресло, а сам опустился в третье.

– Мы слушаем тебя, Сандурен.

Диль вздрогнул и во все глаза уставился на человека, который преследовал их. Илем насмешливо присвистнул.

– Я благодарен тебе за эту встречу, – спокойно сказал Сандурен. Человек, который осмеливался приказывать дракону. Интересно, а он тоже видит, что Франк в ярости? – Тем более благодарен за то, что ты принял меня не наедине.

Франк не ответил. Диля пробрала дрожь. О боги, да я бы от такого взгляда умер на месте и рассыпался в прах, а этот хоть бы что.

Кого-то он Дилю напоминал. Крепко сложен, похоже, силен. Небрежно остриженные волосы, черная запыленная одежда… Даер. Вот кого он напоминает. Невнимание к внешнему виду плюс уверенность в себе. В обществе дракона истинного уверен в себе может быть только маг из сильнейших.

– Мы слушаем, – повторил наконец Франк. Сандурен оглядел их всех поочередно.

– Принцесса, – он склонил голову, – Ра Кайен, Ори-тал. Встреча с вами – честь для меня. Илем Ветер, наслышан о твоих многочисленных талантах. Дильмар.

Для Диля слов не нашлось. И верно – и встреча невеликая честь, и талантов многочисленных нет, и вообще пустое место, только именем и обозначенное. И только тут он сообразил, что не ответил на кивок человека, явно стоящего выше по положению. Следовало бы встать и поклониться, но на плече лежала ладошка принцессы. Очень потяжелевшая ладошка. Диль подумал, что все равно упустил момент и кланяться, когда на тебя не смотрят, просто смешно.

– Я прошу тебя, защитник, прекратить миссию.

– А еще что?

– Только это. Остановись. Вернись назад, распусти команду. Больше ничего.

– Или что?

– Или ничего. То есть все как обычно. Ты будешь стараться прорваться к Серым горам, я буду стараться помешать тебе. Я рад, что все присутствуют здесь. Я обращаюсь и к вам тоже. Дракон решил за вас, что вам следует делать, и вы послушались. Почему?

Илем хмыкнул.

– А был выбор?

– Определенно. В любой момент. Любой из вас мог уйти.

– И прожить так мало, что и говорить не хочется?

Темные глаза уставились на Франка.

– Ты все же обманул их, защитник.

Франк промолчал. Тогда Сандурен продолжил:

– Любой из вас прожил бы столько, сколько отпущено судьбой. Неделю или сорок лет. Мы бы точно не стали никого преследовать.

– Врать нехорошо, – назидательно сообщил Илем. – Франк, как же тебе не стыдно было обманывать таких замечательных спутников? Я бы непременно сбежал, если бы ты не запугал меня скорой и неотвратимой смертью. То ли дело наше путешествие – тихо, мирно, никаких приключений…

– То есть ты не поверил? – удивился Сандурен. Илем усмехнулся.

– А я похож на доверчивого мальчика из храмового хора? К тому же я знаю арифметику. Даже два и два сложить могу. Логика проста: нас преследуют, чтобы не дать закончить миссию, если кто-то или все удирают, миссия закончена не будет. Так что нас не убивать надо, а спасибо говорить.

– Меня никто не вынуждал присоединиться к миссии, – сказал Кай довольно высокомерно. Ра Кайен. Приятно познакомиться. – Я счел честью предложение Франка.

– Ну да… то есть это… мир же надо спасать, правда? И чего это я бы отказался? Или вообще остался? Орки не отступают.

– У каждого свое предназначение, – еще более надменно произнесла принцесса Лирия Кандийская. – У кого-то спасать мир, у кого-то – мешать этому случиться.

Сандурен повернул голову к Дилю.

– А ты, Дильмар? Ты тоже исполняешь свой долг?

– Как могу, – смущенно ответил Диль. До чего ж неприятно чувствовать на себе подобный взгляд. Очень неприятно… куда лучше быть бродячим акробатом, на которого никто не смотрит так.

Слава потерянным богам, Сандурен потерял к нему интерес, потому что заговорил Франк.

– Я не обманывал их. Отставшие действительно долго не живут. По крайней мере, мой опыт и изучение Серых хроник свидетельствует об этом. Почему – не знаю. Болезни, несчастные случаи, войны.

– Как обычно. Люди всегда умирают от болезней, несчастных случаев или войн. Впрочем, это даже неважно. Я не хочу развенчать тебя, защитник. Вовсе нет. Я взываю к твоему разуму.

– Взывай, – разрешил Франк. – Пока я не услышал никаких доводов разума.

– Для чего эта миссия?

– Ты слышал. Спасти мир. Я не знаю, почему это происходит, но когда концентрация зла в мире становится слишком высокой, в Серых горах открывается дверь. Брешь в границе между мирами. Как хочешь, так и называй. То, что из нее выходит, абсолютно враждебно нашему миру. Твари из бездны убивают всех без разбора – людей, эльфов, русалок, кармелей. Ты не считаешь, что это следует остановить? Или я лгу?

– Нет. Ты не лжешь. Но я не считаю, что это следует останавливать.

– Ого, – восхитился Илем. – И пусть погибнет мир? И чего ради?

– Почему ты уверен, что мир погибнет?

– Я цитирую вообще-то. «И внесу я разлад в души людей, чтобы стали все души одинокими, и да будет так, и да погибнет мир». Отрывок из священной книги храма одиноких душ. Не слыхали? Жаль. Поучительное чтение. Особенно лет в десять.

– Я не интересуюсь мелкими верованиями, прости, Илем. Мир не погибнет.

Франк не выглядел удивленным, но Диль отчего-то знал: он удивлен. И немного растерян. Шестая миссия – и впервые такое.

– Ты произвел впечатление, Сандурен. Теперь излагай. Убеди меня прекратить миссию. Найди доводы.

Сандурен сосредоточенно оглядел их всех. Покусал губы. А он искренен. Он верит в то, что говорит.

– Потому что мир не погибнет, а лишь изменится. Потому что вы тормозите прогресс. Ты долго живешь, защитник, ты не можешь не замечать, что мир вырождается. Медленно, постепенно, но становится хуже, чем раньше. Умирает магия. Я считаюсь великим магом, но ты знаешь, что представляет собой величие нынешних магов. Я только слабая тень магистров прошлого. Регресс налицо. Люди не продвинулись вперед, орки не могут выбраться из колыбели, за последнее тысячелетие вымерли три малые расы. Даже эльфы деградируют. Нет великих открытий, а былые достижения забыты или даже преследуются. Кто знает сейчас строение небесной сферы, кто помнит о паровом двигателе, кто слышал о прививках против чумы и оспы? Ты можешь опровергнуть это?

Пока Франк молчал, Диль пытался понять, что значит прививка против чумы. Против чумы – только удача. Либо повезет и болезнь тебя минует, либо боги отвернутся и ты умрешь. Или выживешь, и тогда жрецы решат, что ты заключил сделку с силами зла, и помогут умереть. Правда, на памяти Диля не было эпидемий чумы, а вспышки быстро пресекали, и он не хотел знать, какими способами.

– Не могу, – ответил наконец Франк. – Это так. История идет по кривой вниз. Но заметно это именно в масштабе тысячелетий. Так было и раньше. И я верю, что когда-то это изменится.

– Это изменится сейчас, если ты остановишься. Не при твоей бесконечной жизни, но при их жизни.

– Жизни? – сухо переспросил Франк. Сандурен смешался, но не так чтоб очень заметно. – При моей бесконечной жизни не было случаев, чтобы миссия не была исполнена, но до меня – были. И тогда двери открывались по всему миру, стихийно, и не было рядом приграничной стражи, обученной драться с тварями из бездны. Ты знаешь, сколько людей погибло? Было уничтожено просто так? Даже не для еды?

– Разумеется. Знаю. Цифры лишь приблизительные, но около трехсот тысяч. Потом миссия удалась. – Он снова посмотрел на всех и пояснил: – Провести ритуал можно только в Серых горах. Там, где первые врата.

– Послушай, о великий, – не без язвительности начал Илем. – Я не отличаюсь нежной любовью к людям, исключая себя самого, циничен и равнодушен к чужим страданиям. Но даже мне кажется несколько странным твое предложение. Остановитесь, позвольте злу завладеть миром, а заодно умрите в пасти тварей из бездны. Остановитесь, чтобы умереть. Забавно, не находишь?

– Почему ты думаешь, что умрут все? Защитник, ты его в этом убедил?

– Я не думаю, что умрут все, – пожал плечами Франк. – Твари смертны, и люди научатся с ними воевать, смогут победить, но какой ценой? Полмиллиона? Миллион?

– Когда случилось извержение Черной горы, с лица земли исчез целый город с населением около миллиона. Великий Девиллий, город ста рас.

Лицо Франка посерело, словно его коснулись боль и ужас миллиона людей. Нет. Представителей ста рас.

– Мы не смогли остановить извержение вулкана, – с трудом проговорил он. – Стихия не по силам даже властелинам огня. Но закрыть дверь мы можем. Пока ты не убедил меня. Почему ты уверен, что драконы стоят на пути прогресса?

– О боги, нет! – взмахнул руками Сандурен. – То есть да, но вы делаете это неосознанно. Ваше стремление защитить столь велико, что вы видите только одно: люди умирают…

– А чего, этого мало? – удивился Ори.

– Иногда – да, – очень серьезно ответил Сандурен. – Поймите, я преклоняюсь перед драконами. Иметь такие возможности и неизменно использовать их во благо – поверьте, это достойно преклонения. К сожалению, через определенные стереотипы не могут преступить даже драконы.

– Чего? – не понял Ори. Диль слова такого тоже не знал, но, кажется, догадался, что имел в виду маг.

– Я слушаю, – подбодрил Франк. Сандурен сосредоточился. Похоже, парад-алле закончен, начинается представление.

– Скажи мне, защитник, вы пытались как-то договориться с созданиями бездны?

– Пытались, – сухо ответил Франк. – Они не идут на контакт. Я не сомневаюсь в их разумности, но разум этот совершенно чужд здешнему миру. Они не хотят договариваться. Или не считают разумными нас.

– Вам удавалось поймать создание бездны?

– И не раз. Неделями изучали, пытались понять.

– Потом убивали?

– А что надо было делать – держать в клетке и показывать за деньги? Так они клетки разносят, прутья в руку толщиной гнут. Слишком опасно. Не для нас. Для вас.

– Значит, неделями. Я думаю, что не больше двух месяцев.

– И почему ты так думаешь?

– Мы продержали одного четырнадцать недель. Потом он изменился.

Глаза Франка вспыхнули и погасли. Он не знал. Сандурен смотрел уже не сосредоточенно, а, пожалуй, грустно. Участливо. На дракона?

– Как?

– А как меняешься ты? Они становятся людьми.

– Говори, – потребовал Франк.

– Главное я уже сказал. Прошло около трех месяцев, и он изменился. Раз и навсегда. Еще через неделю начал говорить. А дальше развивался с такой быстротой, что мне и самому не верится.

– И почему вы не показали его драконам?

– Мы сделали больше. Мы показали его всему миру.

– Что? – рявкнул Франк так, что звякнули на столе стаканы. Илем подумал секунду и беззастенчиво налил себе вина. – Вы выпустили тварь из бездны на свободу?

– Мы выпустили на свободу человека. Его знает весь мир. Ты тоже его знаешь. Инмер Беспалый.

Диль смутно вспомнил, что так звали какого-то великого человека древности. Илем поперхнулся вином, Лири и Кай ошеломленно ахнули. Ори сохранил обычную безмятежность. У него с образованием было так же плохо, как и у Диля. Франк смотрел неподвижными немигающими глазами, в которых играло пламя. Или Дилю мерещилось.

– Врет, – заявил Илем. Франк медленно покачал головой.

– Нет. Он верит в то, что говорит. Невозможно обмануть дракона.

– Но то, во что веришь, необязательно правда.

– Необязательно. И сколько раз вы повторяли свой эксперимент?

– Сорок два. Результат был неизменным. Сигмар Танд, Миреос Кавлин, Энай Даблитиур, Тормин Макнуит, Филлар Терендис, Ламир Тиэррел… Да, Ра Кайен. Ты потомок создания бездны.

– Подождите, – беспомощно сказала Лири, – но это же величайшие люди. Это же творцы истории. Или книги врут.

– Книги не врут, принцесса. Это умнейшие, благороднейшие создания. Трудно, почти невозможно поверить, но они впитывают лучшее, что было у тех людей, которых они убили. Самый яркий свет разгорается во тьме.

Стало очень тихо. Правда, ненадолго, потому что Илем вдруг засмеялся.

– Ты хочешь сказать, о великий, что ежели эта тварь слопает нашу дружную команду, то из нее выйдет этакий герой, сочетающий в себе благородство Кая, силу Ори, доброту Диля и мою изворотливость?

– Твой ум, вор, – поправил Сандурен. – Да. Так.

– Спасибо, – отказался Илем. – Я лучше останусь беспринципным, недобрым и изворотливым собой, чем стану частью великого человека.

– Они творят историю, – негромко сказал маг. – Принцесса верно заметила. Каждый из них внес неоценимый вклад в развитие мира. Ты знаешь истинную историю, защитник, ты наверняка знаком с некоторыми из них. Были среди них беспринципные недобрые подлецы?

Под смешок Илема Франк покачал головой. Кай спокойно заметил:

– Я не верю тебе, маг.

– Я понимаю. Но дракон знает, что я не лгу. И он может поговорить с кем-то, кто намного старше. Драконы ведь не обманывают друг друга. Недоговаривают, но на прямые вопросы отвечают.

Франк молчал. Если выпустить эти создания в мир, они его не опустошат – люди научатся драться, но облагородят. Соберут в себе все лучшее, что было у убитых ими людей. Станут творить историю, будут великими полководцами, учеными, королями. Построят прекрасные города, откроют школы, придумают лекарства. Мир начнет быстро развиваться.

То, что от него останется.

– Вы не могли не провести эксперимент. Разве вы не держали тварь в клетке и не скармливали ей людей?

– Да. Было. Во времена эльфийских войн. Следующие поколения от этого отказались. Мы не чудовища, защитник. Ты читал Серые хроники, но не читал Белых.

– Белый орден, – понимающе кивнул Франк. – Наслышан. И что показал эксперимент?

– То же самое. Они получали приговоренных к смерти. Мы выкупали убийц, насильников, разбойников. И от них создания тоже забирали самое лучшее. В каждом человеке есть хорошее. Но распределено это хорошее неравномерно. Кто-то умен, но жесток и беспринципен. Кто-то добр, но слаб и бесхарактерен. У кого-то в конце концов просто хороший вкус. Создания неизменно берут лучшее. И никогда не берут худшего.

– Я понял. Это может быть правдой, друзья.

– Ну и что? – удивился Илем. – У меня нет желания пойти на корм будущему великому человеку.

– Процесс не будет бесконечным. Я бы сказал, что это воля богов, если бы в богов верил. Этого хочет сама природа. Это регулирование, понимаете? Естественный процесс. Мир станет лучше…

– Какой ценой? – перебил Франк. – Строить светлое будущее на крови? На крови невинных? Я не готов. – Он сумрачно оглядел своих спутников. – Я даю вам полную свободу выбора. Решайте сами.

– Спасибо, защитник, – поклонился Сандурен. – Вы всегда лишаете их права выбора, всегда вынуждаете идти за собой. Это мужественный шаг.

– Меня никто не вынуждал, – возразил Кай. Ори согласно кивнул.

– Меня вообще-то тоже, – пожал плечами Илем. – Это был лучший вариант на то время. Да и принцессу с Дилем никто за шиворот не волок. Насчет Хантела и Бирама…

– Их вынудили, – прервал его Франк. – Он прав, мы вынуждаем идти, когда избранный не решает сделать это добровольно. Маг может даже привязать ко мне любого, хотя этого, как правило, не требуется. По зову сердца идешь только ты, Кай. Не возмущайся, Лири, твой выбор большей частью связан с тем, что ты не хотела расставаться с Дилем, а ему можно было и приказать, он привык повиноваться. Илему действительно некуда было деваться. А Ори…

– Чего Ори-то? Когда я узнал, что… того… избран, я вовсе не сомневался. Значит, надо. Так что тоже… по зову.

– Я знаю, – мягко улыбнулся Франк. – Если вы готовы платить такую цену за будущее процветание мира, я не стану вас удерживать. Соберу другую команду. Время еще есть. Мне Сандурен ничего сделать не может.

– А если мы не согласимся? – спросил Диль у Сандурена.

– Все будет по-прежнему. Мы будем стараться вас остановить. Дракон будет стараться вас защитить и совершить ритуал. Закрыть врата и снова задержать прогресс.

Лири вцепилась в его руку, словно он уже собрался бежать подальше от миссии.

– Я не знаю, о чем тут можно рассуждать, – спокойно сказал Кай. – Строить счастье мира на крови нельзя. Я иду с тобой, Франк.

– Само собой, – поддержал Ори.

– А я уже говорил. Я лучше останусь плохим собой, чем стану частицей чего-то хорошего.

– Я не готова платить такую цену, – отрезала Лири. Взгляд Сандурена уперся в Диля. Илем захохотал.

– Противника надо знать, о великий. Диль не хочет убивать даже тех, кто его самого убивает, а ты ему предлагаешь такое будущее.

– Нельзя такое позволить, – сказал Диль. – Даже если точно знать, что из миллиона плохих и несовершенных получился двадцать тысяч замечательных и выдающихся. Кровь не годится для строительства. Простите.

– А вот извиняться не надо, – хмыкнул Илем. – А получается, ты был прав, когда говорил, что Сандурен хочет помочь… на свой лад.

Франк встал.

– Ты слышал. Я не принуждал их. Можешь ответить на мой вопрос?

– На любой, защитник.

– Я могу прочитать Белые хроники?

– Разумеется.

– Даже если закрою врата?

– Да. Мы не хотим зла…

– Вы только хотите нас поубивать. От избыточной доброты.

– Да заткнешься ты? – взревел Франк, и Илем поспешно заткнулся. – Но учти, Сандурен, если против нас будет использована серьезная магия, вы лишитесь защиты драконов.

– Я знаю правила. Эта миссия ничем не отличается от других. Просто я… я думал, что мы сможем хотя бы поговорить.

– Мы поговорили. Можешь идти.

Сандурен встал, слегка поклонился всем и уже у дверей сказал:

– Если кто-то все же решит уйти, уходите. Мы не тронем.

Тишина была гнетущей. Илем не выдержал первым, слез с подоконника и налил еще вина.

– Приехали… Я всегда знал, что у меня извращенное мышление, но до такого я бы не додумался. Франк, мне по-прежнему плевать и на мир, и на миссию, я просто хочу выжить, но даже мне такая идея кажется дикой. А об этих, – он описал искалеченной рукой круг, – и говорить нечего.

Улыбка дракона согревала.

– Я не сомневался ни в ком из вас. Ни в ком.

– Но похоже, – задумчиво продолжил Илем, словно не слыша Франка, – в этом Белом ордене не знают о том, что общее у нас у всех. О нашей вине. И потому не понимают, что еще одну нам на себя брать не захочется. Ведь получится, если мы разбежимся, могут погибнуть… в общем, очень много народу. И главное, ради чего! Ради селекции сверхчеловека. Не пойдет.

– А чего это – секлекция?

– Помолчите все, – то ли попросил, то ли приказал Франк. Ори от усердия даже рукой рот закрыл.

Кто бы согласился на такое? Усовершенствовать человечество, из миллионов обыкновенных получить тысячи замечательных. И полагать, что так правильно, потому что мир не развивается и магия хиреет. И никто не помнит строение небесной сферы. Какое горе! Жить, не зная, как устроены звезды и луна, и умереть, чтобы уцелевшие – или улучшенные? – это знали?

Илем подвинул стул и сел рядом.

– Дует, – пояснил он шепотом, когда Лири строго на него глянула. – Слушай, принцесса, отпусти Диля, ты ему руку сломаешь. Нет, меня поражает этот великий. Выбор он нам предоставил! Выбор!

– Кто бы пошел на это?

– Ой, Лири, не надо. Сандурен же пошел, например. И не только он. До чего ж я не люблю фанатиков! Еще больше, чем братьев из храма одиноких душ. И, как всякий фанатик, он не продумывает ситуацию до конца. Ты посмотри, что получается. Он предлагает обычным людям, пусть они даже орки с эльфами, улучшить породу. И при этом умереть с очень большой степенью вероятности. Или не улучшать ее и умереть примерно с такой же степенью.

– Я бы лучше умерла, чтобы не допустить такого улучшения.

– У тебя еще все впереди, – утешил Илем.

– Ты простой вор, Илем. Откуда ты вообще знаешь такие слова – фанатик, селекция?

– Книжки читать люблю, – усмехнулся Илем. – С детства. Часто даже ворую. Но в университетах не учился, если ты об этом. Только самообразование.

– А что это такое? – спросил Диль. Илем отмахнулся:

– Всего лишь умные названия для простых вещей. Не бери в голову. Знание заковыристых слов не сделает тебя лучше, чем ты есть. Нет, надо же, не верится, что такие великие люди были… не совсем людьми. Интересно, а Кай начнет переживать по поводу подобного предка?

– Ты бы начал?

– А у меня нет предков, кукла. Я не родился от папы с мамой, я появился из ниоткуда. Возле дверей храма одиноких душ. И с моралью знаком куда хуже, чем со строением небесной сферы. Желающим могу рассказать. Про сферу. Читал пару запретных книжек. О чем думает Франк?

– О том, что прожил две тысячи лет и столько не знал, – дернула плечом Лири. – И у драконов тоже – политика недоговаривания. Спросишь – скажут, не догадаешься спросить – промолчат. Омерзительно.

– Нормально. Для недоразвитого человечества, – хихикнул Илем. Франк тяжело посмотрел в их сторону, и вор сделал успокаивающий жест: молчу.

Значит, вот кто их преследовал. Вот кого приходилось убивать. Выводить из строя? Диль не очень поверил в утешения Илема, да и какая разница – убить самому или подставить под топор Ори. Убивать приходилось людей, стремящихся улучшить породу. Залить мир кровью, чтобы потом…

Хватит. Даже думать об этом было страшно. И озноб начинался, только сквозняк тут ни при чем. Это изнутри.

Франк решительно встал.

– Вы уверены?

– А ты нас не знаешь? – удивился Илем. – Ты вообще мог только во мне сомневаться…

– Не надо недооценивать дракона, – слишком мягко сказал Франк. – Как раз в тебе я не сомневался. Все. Расходитесь по комнатам. То есть идите все отсюда куда хотите, мне нужно побыть одному.

Собрались в комнатушке Илема и Диля, но не разговаривали. Илем смотрел в окно, сидя на подоконнике, Ори привычно насвистывал, словно и не предлагали ему поучаствовать в преобразовании мира, мрачен был Кай. Лири забралась с ногами на кровать Диля и обхватила руками колени. Именно она и прервала молчание:

– Как они могли такое предложить…

– …Такой благородной компании! – немедленно подхватил Илем. – Легко. Великая цель, благие намерения, а средства достижения цели никого не волнуют. Кай, ты, часом, в себе не следы монстра ищешь? Не старайся. Не найдешь.

– Ты совсем не знаешь меня, Илем, – обронил Кай. Вор поморщился.

– Не считай меня идиотом. Даже если у тебя в предках был людоед, твои моральные принципы победят. Их тебе так крепко вколотили, что даже не в голову, а в кишки и кости. Ты не можешь быть неблагородным, даже если захочешь.

Диль молча согласился с ним. Любой поступок, любой жест или взгляд Кая только доказывали его благородство. А если Франк не сомневался в Илеме, то сомневался в ком? Кай исключается. Ори, пожалуй, тоже, слишком прям и незатейлив, чтобы даже понять идею улучшения породы посредством уничтожения половины населения. Лири? Да ну, смешно, девочка – и такое. Значит, Диль? О потерянные боги… получается, его можно в подобном заподозрить? Что ж он такое сказал или сделал?

– Брось, – хмыкнул Илем, словно прочитав его мысли, – он просто меня утешил, потому что как раз ты последний, кто…

– Тогда кого он имел в виду? – перебила Лири. Илем довольно долго смотрел на нее, склонив голову и смутно улыбаясь, а потом все же сказал:

– А ведь тебя. Некий идеализм наблюдается, хотя и на уровне ахов и вздохов, а с мозгами проблемы, то есть способность не обращать внимания на средства достижения великой цели. К тому же на тебе уже столько крови, что лишние пара миллионов… Эй!

Диль все же сдернул его за ногу с подоконника, припечатал к полу и вежливо попросил прекратить. Ори захохотал. Глаза Илема несколько раз поменяли выражение, и если бы Диль знал его чуть хуже, то непременно подумал бы, что сию минуту получит нож под ребра.

– У него есть право так думать, – с надрывом произнесла Лири.

– У каждого есть право думать что угодно, – пожал плечами Кай, не теряя мрачности, – но разве это означает хоть толику правоты?

– Философ! – фыркнул Илем. – Слезь с меня, Диль, ты все равно драться не умеешь, так что и не пытайся бить мне морду. Твое желание защитить несчастную девочку так очевидно, что ты даже забыл о своей ране. Вспомнил? Встать-то сам сможешь или помогать?

Диль, конечно, смог. Даже больно было не так чтоб очень. Он сел на кровать рядом с Лири, и девушка прислонилась к его плечу. Илем вернулся на подоконник и снова хихикнул.

– Сколько же подобных мне твари надо убить, чтоб получить великого человека? Как там этот сказал: от каждого берет только лучшее? А если этого лучшего только малые крохи? Особенно в ситуации, когда зла в мире скопилось слишком много – и подобных мне развелось слишком много? Им бы появляться, когда все хорошо, все тихи, добры, благостны, не воюют, не…

– Так не бывает, – тяжело уронил Кай. – Даже эльфам нелегко далось решение уйти от войн.

– Помечтать не даст, – проворчал Илем. – Мне другое интересно. О чем может думать Франк? Насчет согласиться?

Согласиться? Франк? Это даже не было смешно. Душа дракона не позволит не защищать. Он может не любить людей, глупых, грязных, готовых убить за диггет, но не может не защищать их. Диль иногда самонадеянно думал, что понимает Франка, потому что ему отчаянно хотелось защитить Лири от опасностей, от мира и даже от самой себя. Как Илем может подозревать ее… или просто дразнит по вечной своей привычке? чем она так раздражает его? схожестью и полным несходством с Силли? Возраст один, но положение настолько уж разное, и это может злить его? почему? он не так уж и подвержен эмоциям, годы в храме не могли не выбить из него чувствительность.

– Надо было мне этому Сандурену голову оторвать, – обиженно пробурчал Ори. Диль отчетливо представил себе, как орк изо всей немереной силушки дергает мага за голову, как кровь бьет вверх, словно фонтан в праздник чистоты. Его затошнило. Почему-то применительно к Ори хотелось воспринимать все буквально.

– А что изменилось бы? Вряд ли он один такой в ордене… А раньше они не обращались к драконам напрямую?

Диль был почти уверен, что обращались. И что драконы отказались, как и Франк. И люди, их сопровождавшие, тоже. Только никому потом не рассказывали. Почему? Почему не попытались найти этот орден?

А потому что переубедить их, скорее всего, нельзя. Остается уничтожить. Но разве могут это сделать защитники…

Голова шла кругом. Как легко было не думать, а просто отмерять шаги от привала до привала, от упражнений к выступлениям, как просто было крутить обратное сальто или флик-фляк, не считать кульбиты и задумываться только о порядке каскадов. Как легко было не жалеть себя и все время помнить Аури. Как хочется обратно в свое одиночество, когда не нужно было защищать даже себя. Плыть по течению, лететь по ветру.

Быть опавшим листом.

Шуршать под ногами прохожих.

Высыхать под солнцем и гнить под дождем.

Никогда этого больше не будет. Даже если вдруг миссия закончится для него благополучно, он уже не сможет стать прежним.

Опавшие листья не умеют убивать. И даже подставлять под боевой топор орка. И даже подставляться под чужой арбалетный болт. И даже размышлять о судьбах мира. Опавшие листья пусты. У них даже души бродяги нет.

А у тебя – есть?