Путешествие выдалось трудным, но не лихие люди мешали, а погода, решившая отыграться за все теплые зимы. Вьюжило, и не сбиться с пути им позволило только невероятное чутье Ли. Хозяйка словно и не замечала, что охранники ее коченеют от холода. Она вообще едва их замечала, потому что все нянчилась с этим своим, а в карете ее даже жаровня была, маленькая, да ведь и места немного, согреться можно. А их насквозь продувало, так что на кучерском месте они сидели по очереди, один мерзнет, а второй на запятках греется, где ветер не достает. Март простудился, кашлять начал, а эта словно и не слышала, ну да ладно, не впервой. Ли кренился на порезанный бок, хотя и рана вроде не воспалилась, а все одно застудил, и это Марту не нравилось куда больше, чем собственный кашель. Правда, хозяйка не только расплатилась, как обещала, но добавила за скорость и отсутствие проблем. Будто это Март и Ли своим видом распугали всех разбойников, а не скверная погода. Да еще и этот, со сломанной рукой, от себя пять золотых добавил. «Не к добру», – мрачно возвестил Ли, взвешивая на руке свою долю. У Марта защемило сердце, но Ли, к удивлению, не отправился тотчас за бутылкой.

Они привычно сняли крохотную каморку под крышей, однако в большом городе и постоялые дворы были приличные, так что ниоткуда особенно не дуло, а труба, занимавшая чуть не треть комнаты, давала ощутимое тепло, хоть голым ходи.

Ли наотрез отказался ходить по лавкам, и Март потащился один: позарез уже нужно было одежку подновить… Одежку Ли, потому что когда режут бок, куртка и рубаха тоже целыми не остаются. Март ходил исключительно по старьевщикам, отчаянно торговался, вызывая уважение даже самых записных скряг, но снарядился неплохо, вещи были, конечно, ношеные, но крепкие и теплые.

Он тянул с возвращением, потому что снова не хотелось заставать Ли невменяемым, но так или иначе шляться по городу до бесконечности на станешь. Да и жрать хотелось отчаянно. Он купил большой кусок сыра, круг теплой еще колбасы, несколько булок и кувшин молока, заплатив впятеро меньше, чем стоил бы ужин в трактире.

Против ожидания Ли был совершенно трезв, хотя и сидел перед бутылкой. И взгляд у него был нехороший. Неприятный и тяжелый. Примерно так смотрела когда-то принцесса Маэйр, чтоб ее тигры съели. Март распаковал покупки, заставил Ли примерить куртку – великовата оказалась, да большое не маленькое, ремень затянет потуже, выставил еду. Ли чуток оживился и заготовленный разговор оставил на потом.

И все равно это «потом» наступило. Ли налил в кружки вино, не позаботившись о том, чтобы сполоснуть их после молока, сделал пару глотков и начал насмешливо, однако сбился уже на третьем слове.

– Ну что, дружище, давай разберемся, как я дошел до такой жизни.

– А чего разбираться? – пожал плечами Март. Вино было горячее, хотя довольно долго простояло на столе. Любопытно.

– Ну почему вдруг я спиваться начал?

– А ты не знаешь?

Ли уставился в кружку.

– Мне интересно, знаешь ли ты.

Март пожал плечами, не озаботившись о том, что Ли его не видит. За столько лет и видеть было не надо, и так оба знали друг друга насквозь. В мелочах. В жестах. А по большому счету?

Март привычно прогнал плохую мысль. Кому охота думать, что порой ты ловишь себя на том, что совершенно не понимаешь друга, рядом с которым провел чуть не четверть века.

– И кто же в этом виноват?

И чего столько сарказма?

– Я, конечно.

Ли дрогнул, почти незаметно для кого-то другого. Ух ты… похоже, что и он не понимал друга, рядом с которым провел четверть века.

– Объяснись, будь любезен.

Март хватил свою кружку залпом, и Ли не отпустил ни единого ехидного замечания. Он уже не на вино смотрел, а на Марта.

– Да брось, – сказал он, – очевидно же. Тебя пугает сила Дарси, ты и жить с ней не хочешь, и умереть боишься, и знаешь, что рано или поздно это случится. Потому и пьешь, потому и в драки ввязываешься, что ждешь от кого другого, чтоб это все кончили… и дерешься отчаянно, потому что не хочешь, чтоб это кончалось.

– А… так насчет твоей вины сарказм, – пробормотал Ли. Март удивился:

– Какой сарказм? Это по твоей части. Забыл, что ли, как призвал эту силу? Меня ж пожалел.

– Я позволил себе то, чего не должен был позволять, – успокоенно сообщил Ли. – Никто из Маэйров не должен себе позволять… – Голос его снизился до простого шевеления губами, а Марту даже и по губам не надо было читать.

– Ты позволил себе слабость, – вздохнул он.

Лицо Ли, такое насмешливо спокойное, вдруг поплыло, расслабилось, из-под маски выглянул кто-то не то чтоб совсем уж незнакомый, но основательно забытый, виденный-то всего пару раз в жизни. Ли. Дружище. Совсем за дурака держал, что ли?

Слабость. Нельзя было слабость проявлять, нельзя было призывать мощь, с которой и сам совладать не можешь, а в случае смерти все совсем плохо, она вырывается наружу, сметая леса и деревни, а твою страну и твой народ просто стирает с лица земли…

– Нам стоило умереть там, на арене, – снова вздохнул Март. – Но мы не умерли, а повернуть вспять время не могут даже Игроки.

– Смотрю я на тебя и думаю: вроде и соображать научился, но не до конца, – заехидничал Ли. – Ну, умерли бы там. И что, по-твоему, Лумис и Берт прошли бы весь путь до конца? На Лумиса бы колодцев не хватило, потому что Берта непременно кто-то бы да прикончил. И принцессу бы нашел император. И Элении все равно бы не было.

– Поче…

– Потому что эльфы не сдаются, – перебил Ли. – Совсем. Кто не погиб бы, был бы повешен. И никакие грамматические изыски бы не спасли, потому что с чувством юмора у нас… не скажу, что проблемы, но вот хихикать с головой в петле точно никто не стал бы. Все были бы озабочены тем, чтоб умереть как можно достойнее. Вот пару лозунгов бы выкрикнули… типа того, что Лумис орал. Помнишь? Смерть немецким оккупантам, получи фашист, гранату, враг не пройдет и так далее. Даже я. Даже Маэйр.

– Игра бы кончилась, – беспомощно пробормотал Март. – Рано или поздно. Ну не Лумис бы победил, победил бы император… и ушел бы. Просто ушел. Как всегда уходят Игроки, когда им скучно.

– Но Элении бы все равно не было.

– И виноват бы в этом был не ты.

– Вот именно. Знаешь, как приятно думать, что ответственность не на тебе? Нет, не знаешь. Потому что никогда ее на тебе и не было. То есть эта мысль для тебя настолько естественна, что ты ее даже не формулируешь.

Март промолчал. Не хотелось признаваться Ли, что ответственность он как раз чувствовал. Давным-давно, когда уже четко осознал, кто такой Лумис, он осознал заодно, что исход миссии зависит и от него. В том числе он него, простого охранника, не короля и не принца, который даже в баллады не попадет именно потому, что простой. И думать нечего, чтоб стать героем легенды.

Сто раз передумано, перемусолено, хватит. Март налил себе еще вина и только сейчас заметил, что Ли так двумя глотками и ограничился. Хорошо б так надолго. И нехорошо, потому что взгляд тяжелый и неприятный, словно ввинчивает в сознание Марта ужасные эти мысли насчет слабости… Негоже принцу привязанности иметь, особенно те, что мешают выполнять свой долг. Например, умирать от когтей огромной кошки на глазах собственной матери. Нет. На глазах – это не то. Это б еще ничего.

Для удовольствия собственной матери.

Ли надолго замолчал, а Март и не приставал. И так все было ясно. И усложнять не надо.

Март привел в порядок оружие, мельком подумав о том, стоит ли покупать новый лук, и решил, что не стоит: для охранника вещь не самая необходимая, тем более что от обычного лука Ли воротит свой эльфийский нос, а на хороший денег точно не хватит. Плохим мечом драться еще можно, уже от увертливости твоей зависит, а из плохого лука стрелять – мука мученическая. Лучше уж арбалет, но Ли их презирает, так что и мечтать не стоит – засмеет. А мечи справные, надежные.

И рунный кинжал. Единственное, что осталось с тех времен. Когда они повторяли собственный путь, отыскивая по пути огурцы на розовых кустах, то больше всего жалели, что оружие да доспехи отдавать придется. Ничего, отдали…

Тогда именно Марту пришло в голову попробовать поговорить с чудовищами. Поэтому, когда поперли скелеты, они просто ломанулись вперед, надеясь на прочность доспехов, и повезло, прорвались вниз, в ту самую комнату, где женщина с телом ящерицы была… Ли на нескольких языках, в весьма изысканных выражениях, сообщил, что они как раз с миром пришли и вовсе даже с извинениями, хотя близко к красотке не подходил. И чудо – она остановилась, складка между бровей разгладилась, она что-то ответила – Март отродясь такого языка не слышал. Ему показалось, что и Ли тоже: очень уж недоверчиво он на нее посмотрел, а потом ясно стало, что Ли просто остерегался… Но и меч свой волшебный положил на пол, и щит тоже; Март последовал его примеру. Подумал, надо ли доспехи отдавать – штаны-то тоже из кожи дракона были, но не потребовалось, она только мечи потребовала и амулеты защитные.

А взамен дала один на двоих, неказистый такой, ровно бантик девчачий, вот и топали они с этим бантиком наперевес, обмирая от страха, когда чудища поближе подходили. Как сквозь строй шли. Март всерьез опасался обделаться, так живот крутило, а ничего, обошлось.

У последнего заколдованного места они переоделись в обычное, все сложили возле сундука – первого же, что попался, почему-то никто его не охранял, оружие, кольца – все оставили. Март кинжалами полюбовался напоследок, погладил и, как ни жалко было, добавил к кучке. Ушли они из развалин, и только Ли собрался запечатывать вход последним свитком, как из полуразрушенного оконного проема вылетели эти самые кинжалы.

Лет семь назад один утонул. Вместе с разбойником, напавшим на караван, который они тогда охранять нанялись. А второй цел. Вот его продавать ни разу даже мысль не мелькнула, даже у Ли, когда он голову заложить был готов за кувшин вина.

Ли выкладывал сложный узор из крошек. Стакан возле него был пуст. «Ну все, – обреченно подумал Март, – теперь неделю не остановится».