В городе они застряли надолго. Здесь хватало наемников, а репутация пары Ли – Мартел была уже широко известна. Марту-то работу предлагали, не то чтоб шикарную, как тот неизвестный в заснеженном трактире, обычную, за стандартную плату, но только Марту. А этого он принять никак не мог.
Жили экономно, правда, гостиницу сменили на комнатку в доме купеческой вдовушки, и спал в этой комнатке только Ли. Марту и самому было противно, что вот так приходится за постель постелью расплачиваться, но вдовушка была еще весьма, бойкая, несколькими годами моложе Марта, так что вроде и ничего. Ли не то что не насмехался или попрекал, вообще слова не сказал, с вдовушкой был обходителен, даже байки какие-то рассказывал, в камни пару раз сыграл – она большая охотница была. И не пил.
Март был почти счастлив. Если Ли всерьез завязал, то образуется все со временем, и работа найдется, и репутация восстановится.
А потом к вдовушке бывший свекор в гости заявился, и не понравилось ему присутствие квартирантов, пришлось сматываться. Оно и понятно, возможное наследство поважнее мимолетной любви, ладно будь Март красавчиком, как в молодости, а то ведь уже не тот кавалер, чтоб ради него рисковать.
Нашли клетушку под крышей, да почти чудом нашли. Парень, что с ними под Сторшей бился, Марта на улице узнал, несмотря на седину и шрам… Парень, в общем, был годами старше, ему уж за пятьдесят перевалило, да руку при Сторше потерял, крестьяне его подобрали, от хартингов спрятали, выходили, он у них и прижился, вместо сына стал, а когда померли, продал дом да надел и подался сюда, купил гостиницу и с тех пор неплохо управлялся. Денег с боевых товарищей наотрез брать отказался, за что, говорит, тут брать, чулан, считай, мебель старая, одеяла-подушки тоже приличному постояльцу не предложишь, живите сколько надо. Иногда еще и пивом угощал. Но про жизнь после войны не расспрашивал, словно чуял, что не станут они правду говорить, а вранье, поди, слушать не хотел.
Комнатушка была маленькая, окошко крохотное, но из щелей не дуло, древние на вид кровати оказались крепкими – а если б и нет, разве ж на полу спать нельзя?
Деньги все равно кончались, как отчаянно ни экономил Март. И ели они раз в день, и свечку обычную ухитрялись на четыре дня растягивать, то есть не зажигали почти, либо в темноте сидели, довольствуясь отсветами уличного фонаря или вообще луной, либо спать укладывались ни свет ни заря. Несколько раз Март дебоширов помогал выкидывать, Ли как-то пару дельных советов дал, но хозяин, слава богам, не стал за это деньги предлагать, и так уж облагодетельствовал – дальше некуда.
А потом Ли сорвался. Нет, он не нажрался до отключки, не затеял драку, а медленно и последовательно выдул две бутыли крепкого. Где только взял? А ведь спер наверное. Отлично. То есть отлично, что не поймали, за кражу могут просто вздуть по первое число, а могут и страже сдать, и там как уж получится. Говорят, кое-где руки рубят. Ну спер и спер, с кем не бывает, Март и сам, случалось, воровал – и еду, и деньги, куда деваться-то, если работы нет, а жрать хочется, да еще Ли с очередным порезом или переломом…
В общем, Март даже с ним посидел за столом – вдруг поговорить захочет, но молчал, и Март не навязывался. Было больно. И отчего – непонятно. То ли угнетал вид того, кто когда-то был образцом для подражания, то ли эхом отдавалась в душе боль самого Ли, то ли грызла собственная вина… а у вины, как известно, зубы крепкие.
Когда Ли отрубился, Март привычно его разул и уложил в постель. Раздевать не стал, иногда Ли спьяну на раздевание реагировал бурно, не хотелось по носу схлопотать. Ничего, пусть проспится. Может, это случайность. Всякий мужчина порой напивается. Всякий ищет потом оправданий для себя. А некоторые дураки – для других. Ли пропадает. А Март позволяет ему пропасть, потому что не умеет остановить. Наигрались боги и оставили свои игрушки…
Поутру Ли встал сам, даже и умылся, молча сжевал черствый хлеб, и Марта это обрадовало – он обычно с похмелья почти не ел. Потом уронил голову на скрещенные руки и то ли снова уснул, то ли просто разговаривать не хотел. Март уселся на свою кровать и занялся починкой куртки, зацепил где-то за гвоздь и приличный клок вырвал, надо бы этот треугольник аккуратно приладить, мелкими стежками пришить, авось да сойдет, не принц, чай, можно и в штопаном походить… И не забыть еще с принца штаны снять и подштопать.
Когда дверь резко распахнулась, Март подскочил. Замка здесь не было, да и смешно запираться – ни взять у них нечего, ни покушаться на них никто не будет, кому они нужны, кроме как друг другу…
Ух ты, эльф. Вряд ли бы Март определил так легко, если бы волосы у него не были по-женски стянуты в хвост, густой, как у лошади, открывая острые уши. Какое-то время он смотрел на Ли (по Марту лишь скользнул глазом, как по незначащему предмету мебели), потом воззвал:
– Принц Линнар!
Ли продолжал настойчиво спать. Даже демонстративно. Тогда эльф повысил голос, и без того напряженный, даже звенящий:
– Принц Линнар!
А говорил он, в общем, и негромко совсем, внимания, видно, привлекать не хотел. Зря старался. К комнате вела одна шаткая лесенка, а на площадке было всего три двери, причем две – в чуланы без окон. Ни одной живой души тут не было, даже голубей. Хозяин сеткой чердачные оконца затянул, чтоб эти твари жирные не гадили.
– Стучаться не учили? – буркнул Ли, не шевелясь. – А здороваться? Так что пошел вон.
Эльф постоял несколько секунд, потом аккуратно притворил за собой дверь, для того чтобы тут же в нее постучаться и снова войти. И поздороваться. Даже Марту поклон отвесил, весьма такой небрежный. Март кивнул в ответ. Ли не отреагировал.
– Принц Линнар, мне необходимо с вами поговорить.
Принц наконец соизволил поднять голову. Эльф нервно вздрогнул. Ну да, к такому надо привыкнуть. Всклокоченные серые волосы, опухшие серые глаза, обведенные темными кругами, серая помятая кожа… Крепковато винцо оказалось.
– Фарам? – странным тоном уточнил Ли. – Ну и какого черта тебе надо?
– Мне надо поговорить с вами, мой принц.
– Мой принц! – фыркнул Ли со всей возможной презрительностью. – Надо же… Ну давай, говори.
Даже сесть не предложил, нахал. Март придвинул эльфу шаткий табурет. Авось да выдержит, под Мартом скрипит да раскачивается, а этот в кости потоньше, в плечах поуже, так что не должен развалиться на радость Ли. Эльф, однако, садиться не стал, пока Ли с брюзгливой физиономией не позволил этаким царственным жестом… Разве что рука тряслась, очень не по-королевски. Переигрывает малость, но откуда это эльфу знать, если только он не был когда-то собутыльником непослушного юного Линнара.
– Эления ждет вас, мой принц.
Ну держись… Сей час услышишь много хорошего и об Элении, и о себе лично, и обо всех своих родственниках по женской линии. Возможно даже о способах зачатия от самых неэльфийских созданий.
Ли, однако, лишь подпер подбородок кулаком и задумчиво уставился на соплеменника. Тот был не на шутку взволнован, рука, вроде бы спокойно лежавшая на колене (а штаны мало того что целые, еще и отменного качества, Март и забыл, когда они такие носили), иногда вдруг сжималась в кулак, да так, что кожа белела. А на ладони наверняка следы от ногтей останутся. Марта он словно и не видел. Ли, правда, тоже. Пришлось уткнуться в заплатку прикинуться белошвейкой.
– Да ну? – наконец изволил отозваться Ли. – Так уж и ждет?
Эльф на минуту опустил глаза, сосредоточился и не без воодушевления начал:
– Страна близка к гражданской войне. Принцесса… ну что я буду рассказывать вам о Маэйр, мой принц, вы сами знаете, какова она. В королевстве разброд, законы не выполняются, на королевские указы обращают все меньше внимания…
Март навострил уши, а Ли искренне удивился:
– Королевские? Неужто на прелестную матушкину головку возложили Дарсиар? И она это пережила?
Эльф смутился.
– Нет, принц Линнар. Это так… фигура речи. О коронации Майэр и не помышляет, ее вполне устраивает и регентство. Но она растеряла остатки уважения, ее перестали воспринимать всерьез…
– А при мягкости ее характера, полагаю, это чревато неприятностями вплоть до отделения туловища от головы, – насмешливо подхватил Ли. – Март, душа горит, неужели ничего не осталось?
Март отложил свое рукоделие и без слов поставил перед Ли оставшуюся с вечера кружку с чаем. Неполную. Ли присосался к ней с блаженным видом закоренелого пропойцы, шумно выпил, икнул и расслабился. Икать не стоило – перебор. Неубедительно.
– Казни уже начались, – замогильным голосом произнес эльф. – Несколько славных родов уже не существуют. Те, кто осмеливался не повиноваться открыто.
– Ну так свергните ее к черту, раз она уже мало кого устраивает, – предложил Ли.
– Элении нужен истинный Маэйр. Тот, на чью голову можно возложить Дарсиар.
– И что ж сталось с кузиной Филли и кузеном Риаром? – лениво осведомился Ли. Лицо эльфа дрогнуло, а ведь до того напоминало маску.
– Леди Филар умерла родами… и ребенок тоже не выжил. Риар погиб… при странных обстоятельствах.
Ли помолчал.
– Филли жалко. А кто Риара угробил… при странных обстоятельствах? Неужто Маэйр? Побоялась конкуренции… Ну ладно. Что ты ждешь от меня?
– Вы нужны Эле…
– Это ты уже говорил. Скажи, нужна ли Эления мне.
Ага, вот тут, кажется, до эльфа начало доходить, что принц Линнар не так уж отупел, как могло показаться. Ли это тоже сообразил и пригасил блеск в глазах. Эльф, похоже, к вопросу был готов.
– Вы нужны Элении, принц. Как объединяющее звено. Разброд может прекратить только истинный Маэйр, только кандидатура Маэйра устроит всех. Черт возьми, Линнар, мы предлагаем тебе Дарсиар!
Ли целую минуту изучал эльфа, потом перевел взгляд на Марта и удивился:
– Интересно, Март, а почему тебе никогда не приходило в голову щедро предложить мне мои штаны? – Март пожал плечами – я, мол, щедрый, не жалко, носи и так, и Ли продолжил: – Ты предлагаешь мне то, что и так мне принадлежит. Особенно сейчас. Но не хочешь объяснять, зачем это нужно мне. Произнесешь пафосный монолог насчет моего долга и грядущей гибели Элении? Да пусть гибнет. Плевать. Что я должен Элении? Что я от нее видел? Не просыхающего отца? Мать, которая со всеобщего одобрения забрала власть себе и не спешила ее отдавать, даже когда я достиг совершеннолетия? – Он встал и оперся сжатыми кулаками о стол. – Ты всерьез думаешь, что я забуду арену? Забуду ваши лица? Вас были сотни, лучшие семьи королевства, благороднейшие эльфы – и вы сидели и наслаждались зрелищем. Вы не то что не протестовали, вы даже не ворчали. Ведь и ты был там, Фарам? Был?
– Был, мой принц, – признал эльф. – Не стану клясться, но это был худший день в моей жизни.
– В твоей? Интересно…
– С этого и начался разброд. Маэйр перешла все границы разумного…
– Ага, – перебил Ли, – и вам хватило всего десятка лет для осознания мысли о том, что скармливать тиграм истинного Маэйра все-таки нехорошо…
– Принц, вы должны понять…
– Понять? – рявкнул Ли. Март принял позу, из которой проще было бы на разгневанного принца бросаться, чтоб не допустить смертоубийства. – Ты в сторону Марта даже посмотреть не соизволил, а он единственный из всех не думал и не остерегался, а просто прыгнул на арену! Чем кончилась бы тогда Игра богов?
Эльф молчал. А что уж тут скажешь. И правда, сидели и смотрели. Молча. Ну ладно, Март просто дурак, и поступок был глупый, но не смогла бы принцесса всех скормить тиграм или даже просто перевешать. А так для них это стало поводом для раздумий, достойна ли милая маменька целым королевством управлять…
– Вы правы, принц Линнар, – глухо сказал эльф. – Мне нечего возразить. И Элении нечего возразить. Вы просто… вы подумайте. Вот-вот начнется настоящая гражданская война. Эления может погибнуть.
– Может, – уже спокойно согласился Ли. – И если бы Март не прыгнул тогда на арену, Эления погибла бы намного раньше. По ней просто прокатилась бы армия Харта, а так как эльфы не сдаются, то их бы аккуратно перевешали. Так и передай Элении. Пошел вон.
Эльф встал, поклонился и повернулся к двери. Взгляд его упал на Марта и даже немного на нем задержался. И было эльфу очень плохо, стыдно, тошно и противно. И ведь не потому, что надежда Элении предстала перед ним в таком непотребном виде.
Ли опустился на свой табурет и почти жалобно спросил:
– А вина нету? Ну и ладно…
Март сделал последний стежок, оторвал нитку и полюбовался результатом. Аккуратно сделал, почти по-женски. Прилично выглядит, и носить не стыдно.
– Штаны снимай, – скомандовал он, – зашить надо, пока сильно не расползлось.
– И это единственное, что ты можешь сказать? – прищурился Ли. – И никаких комментариев?
Март пожал плечами. Этот жест Ли регулярно истолковывал чересчур усложненно, вот и сейчас решил почему-то, что Март вложил в него чрезвычайно глубокий смысл, а не обычное «а-что-тут-говорить». Обычно он разражался язвительными монологами, готовый взорваться в любой момент, так что приходилось следить за тем, чтоб не пожать плечами еще раз. Но сегодня лишь уставился заметно потяжелевшим взглядом. Неприятно. А главное, неизвестно, чего он ждет. В проклятые последние годы Март перестал понимать Ли.
– Ладно, – неожиданно мирно сказал Ли и принялся стягивать штаны. – Иголку дай, я и сам зашить могу не хуже тебя. И не косись на мои руки, не дрожат.
В доказательство он вытянул руки, и правда не дрожавшие, а штаны свалились на пол. Великоваты были. Ли уселся на кровати, замысловато подвернув под себя ноги, и принялся за работу. С комментариями.
– Принц Линнар за художественной штопкой. Эпическое полотно кисти дворцового художника. Как думаешь, Март, в Элении в ходу картины, где принц Линнар пригвождает императора Харта копьем к замызганному трактирному полу?
Март хмыкнул. Во всех легендах, даже самых завиральных, императора побеждал исключительно Лумис, пусть и при активном содействии короля и принца. Негоже смертному убивать бога, даже если бог всего лишь возносится в свои чертоги, теряя на какое-то время способность появляться среди людей. Богов надо чтить. А не хотелось. После Игры – особенно.
Картины они видали. Монстров принц Линнар, меньше всего похожий на себя, пригвождал. И к земле, и к стенам. Даже к гранитным скалам. Кто, спрашивается, рассказал? Ведь одно чудище они и в самом деле прикололи к скале. Март и приколол. Подхватил валявшееся тут же копье, а оно не то что в чудище вошло, как теплый нож в масло, но и в скалу воткнулось на добрый локоть. Они б копье, может, и забрали, да чудище почему-то не умерло, продолжало дергаться, пыталось дотянуться когтистыми лапами. Всеми шестью. Лапы были длинные, не получалось подойти на длину меча, чтоб голову снести, и они оставили чудище умирать. Нет, Март его особенно не жалел – оно едва Берту кишки не выпустило, но вспоминал.
В общем, картины были, а Марта на них не было. Его броскую внешность присвоили как раз недотепистому Лумису, и был тот красавец с широкими плечами и синими глазами. Когда блондин, а когда (чаще) брюнет, потому что золотистоволос и почему-то кудряв неизменно был принц Линнар.
Ладно. Что уж теперь, в самом деле.
– Что бы ты на моем месте сделал?
Март едва не пожал плечами.
– Не знаю.
– Врешь, – с удовольствием обвинил Ли. – Ты преисполнен романтических бредней о долге и прочем, ты бы принял предложение и отправился спасать эльфийское королевство.
Март удивился – он полон романтических бредней? Но спорить не стал, мало ли какой смысл Ли вкладывает в эти слова. И вообще он склонен к преувеличениям. Отправился бы? Ну, будь он принцем Мартелом, не исключено. Страну-то и правда жалко, весь цвет сам гибнуть в гражданской войне не захочет, он армии собирать начнет и посылать в бой других, попроще. Эльфийских Мартов Гаеров.
Подумав, он изложил незатейливую мысль. Ли только головой покачал.
– То есть я должен немедля отправляться в Элению, чтоб спасать мирных обывателей? А зачем? Я их, обывателей, знать не знал, видеть не видел. Сам понимаешь, дворцовая жизнь… э-э-э… несколько отличается от той, которой живут все остальные.
Март согласно кивнул. Ли подозрительно на него покосился и вздохнул.
– Март, дружище, а ты понимаешь, что умение управлять государством не врожденное? Ты думаешь, меня кто-то к этому готовил? Отцу было некогда, он пил, причем куда крепче, чем я. А Маэйр бы зачем? Ей и самой власть нравилась. Нет, ну конечно, прими я Дарсиар до того, как сбежал, научился бы. Эления процветает, мир и порядок, законы соблюдаются, королевский дом чтят и все такое. А сейчас? Сейчас они наконец рассмотрели Маэйр? Или раньше не знали, что она такое? Эльфийская знать, дружище, – поголовно снобы, но не поголовно дураки. Знали. И их это устраивало. А потом перестало. Ты думаешь, их потрясла готовность регентши убить собственного сына, истинного Маэйра? Нет. Плевать им было на меня. Недаром же так быстренько доставили в столицу, едва только увидели. Ведь никто не сказал – вали отсюда, твое высочество, пока голова на месте.
В нем говорила обида. Еще бы. Никто не возмутился, когда его заковали в цепи, никто не шевельнулся, когда его отправили на обед тиграм. Никто не попытался протестовать. Никто не попробовал хотя бы тигра пристрелить, а ведь сколько там было лучников, так ведь нет, следили, чтоб тигр кем-то другим не покушал. А принцем – можно. Приятного аппетита.
– Но ты ведь единственный законный наследник, – слабо возразил Март. – Ты, в общем, должен…
– Кому должен – Маэйр? Или вот этому? Ты вообще понимаешь, зачем я им сдался? Они куда лучше тебя понимают, что корона – это не все. Надо уметь. А я не умею и научусь нескоро. Что неприемлемо для государства, в котором разброд, шатание и бунт. Следовательно? – Он выжидательно помолчал, но Март не открывал рта. – Следовательно, им нужен ручной Маэйр. Которым можно вертеть по-всякому. Когда я еще научусь справляться сам! С меня будут сдувать пылинки, причем все, и не из уважения к моим несомненно выдающимся заслугам. Высшая знать станет подсовывать мне жен и дочек, меня завалят дарами, все дружно ополчатся против Маэйр, даже ее сторонники, и она вряд ли что-то предпримет… Впрочем, никто ее в живых оставить не рискнет, потому что знают ее непредсказуемость. С нее ж станется свалить подальше из Элении, а на меня натравить какого-нибудь наемного убийцу – авось да повезет… – Он отшвырнул недоштопанные штаны и обхватил руками голову. – Я из-за них призвал силу, с которой не могу справиться. Да я им этого никогда не прощу!
Март удивился, но промолчал. Вроде и договорились уже, что виноват в этом Март, а теперь вот «они»…
– А что ж тогда там будет? Я, конечно, в этом мало понимаю, но если нет законного короля, любого другого кто-то да не примет, пока ты жив. А убивать тебя смысла нет, потому что тогда новому королю править нечем будет.
– Он мало понимает! – воскликнул Ли. – Ты именно что правильно понимаешь. Им нужен я. Линнар Файер Дарси Маэйр. Или хотя бы кто-то, на кого можно возложить корону. Я уж не знаю, с каких времен это повелось, но Эленией может править только тот, чья голова стерпит Дарсиар. Он реагирует на кровь Дарси. Потому Маэйр и не помышляла о коронации. – Ли неожиданно хихикнул. – Имелись в истории казусы, когда на голову первого сына возлагали Дарсиар, а он тут же с ума сходил. И становилась на лицо неверность королевы. Смешно. И призвать силу Дарси может тоже только тот, у кого есть эта кровь, одного знания формулы мало. Ну а если ты решишь Дарсиар примерить, то тут же копыта отбросишь. Лучше, чем сумасшествие. Правда, у нас душевнобольных гуманно усыпляют… навеки. Особенно если они Дарси. Путано, да? Я тебя сейчас еще больше запутаю. Помимо формулы Дарси я еще кой-чего знаю. Единственный в мире. О как. Представляешь? Так что я нужен… не Элении. А тем, кто хочет побыть у власти вместо Маэйр.
Март подумал и все же сказал:
– Наверное, не только, потому что ты ведь и правда всех устроишь. Сам будешь править или тобой будут править, ты у них единственный законный король, и Дарсиар с тебя не свалится, и формулы, и еще что-то… Ты всем подходишь в Элении.
– Зато она мне не подходит! – отрезал Ли.
И что на это можно возразить?
Март пожал плечами и тут же спохватился: сейчас опять неправильно поймет и начнет придираться. Поэтому он спросил, не стоит ли купить, например, молока. Ли махнул рукой – покупай, мол, если есть на что, и Март торопливо вышел. Дурак. Только внизу сообразил: не стоило бы одного оставлять, мало ли, вдруг этот вернется или еще чего… Поэтому про молоко он спросил на кухне. Пообещали даже вскипятить с медом. Март постарался не заметить игривого взгляда кухарки и пообещал подождать в общем зале. А там его и подстерег Фарам. Без спросу сел за тот же стол и уставился тяжелым немигающим взглядом. Глаза у него странные были, не то серые, не то желтые. А волосы просто желтые. Как солома.
Прошли те времена, когда Март смущался под взглядами богачей. Так давно прошли, что он и не помнил, смущался ли хоть когда-то. Изображал – это да, само собой, зачем лишний раз дразнить тех, кто всяко тебя выше по положению. А тут просто в ответ уставился.
– Ты голоден, Март?
– Я завтракал, – коротко ответил Март, не уточняя, в чем завтрак заключался. Брюхо пока помалкивает, так что можно считать себя сытым. Эльф помолчал, подумал и продолжил:
– Я не знаю, как убедить Линнара. Не знаю, как убедить тебя мне помочь. Уже пять лет мы ищем его по всему свету…
– Уже? – непочтительно усмехнулся Март. – Я бы сказал – всего.
– Я не знаю, как убедить вас, – не дрогнул эльф, – потому что вы оба правы. Линнар мне не верит, но мне показалось, что поверил ты.
– В худший день жизни? Ну да, верю. А когда ты осознал, что день был худшим? Пять лет назад или когда тигр полосовал Ли когтями?
– Скорее, второе, – без паузы ответил Фарам. – Я не знаю, каков Линнар сейчас и каков был пятнадцать лет назад. Я знаю, каким он был в юности: взбалмошным, дерзким, даже наглым, лишенным уважения ко всему и всем. Когда истинный Маэйр пренебрегает основными уложениями королевства, это… Это не добавляет ему друзей и сторонников. Принцесса неплохо правила страной. Еще когда был жив король… Линнар говорил тебе, что он спился?
Эх, если бы Ли так и оставался взбалмошным, дерзким и наглым, вздохнул про себя Март. Отчаявшийся, преисполненный горечи и ненависти к самому себе, страха перед самим собой – это куда хуже.
– Нет существенной разницы, от чего погибнет Эления, – очень тихо сказал эльф, – от силы Дарси или от гражданской войны. Разница только в сроках.
– Это угроза?
– Что? А, нет. Конечно, нет. Можешь быть спокоен.
Буду, про себя согласился Март, непременно буду. И за Ли присмотрю. Для надежности. Он кивнул, сохраняя на лице обычное выражение. Фарам же рассматривал его с интересом, не как зверушку диковинную, а словно прежде людей не видал. Ну, пусть полюбуется.
– Так про Игры богов правда? – совсем тихонько спросил он. – И тогда с вами…
– Ага. Лумис. А только тебе ж чего, ты ж в наших богов не веришь, у тебя свой создатель.
Правильная, как на дорогой картинке, физиономия эльфа слегка сморщилась. Ясно. Ни черта он в создателя не верит.
– А что это тогда было? – только и спросил он. Март хотел пожать плечами, но сдержался. Сам думай.
– И Харт?
Ответа, в общем, не требовалось. Вот почему глаз не сводит: человек, запросто с Игроком общавшийся, да еще двоих других видавший… Это полюбопытнее, чем зверушка. Попадается намного реже.
– Как это было?
Март немножко подумал и решил сказать правду:
– Да обыкновенно. Он же свою сущность не показывал никак. Только если умирал, скоро возвращался. Ну, шли, дрались…
– И побеждали…
Он задумался. Март составил ему компанию. Шли, побеждали… мастерство росло с каждым монстром, оружие было – мечта, доспехи и вообще… Март был уверен, что с концом Игры все и кончится, а мастерство никуда не ушло, и если прежде он был всего лишь неплохим охранником, то стал настоящим мастером и с обыкновенным дешевым мечом мог творить настоящие чудеса, а уж что о Ли говорить с его природной ловкостью…
– Прости.
Март встряхнулся:
– Что? – Тут пришло в голову, за что именно простить надо, и он насторожился. А Фарам остался так же спокоен, только желто-серые глаза поблескивали.
– Я слишком погружен в свою задачу и не выказал тебе должного уважения. Не за Игру… за то, что ты без сомнений прыгнул на арену, а я не отважился. Подумал о жене, дочке… да и о себе тоже. У меня была такая отлаженная жизнь, и я не рискнул от нее отказаться. Так, собственно, часто бывает: мы не решаемся все менять, пока не становится поздно. Я был ошеломлен, когда Линнар призвал силу Дарси. И меня словно стукнуло… Не скажу, что я… Но через несколько месяцев мое существование стало невыносимым. Все шло, как прежде, я был в фаворе у Маэйр…
Март перестал слушать. Не особенно интересовали его муки эльфийской совести. Куда важнее казалось настроение Ли. Понятное, но неправильное. Нет, прежний Ли тоже вряд ли бы кинулся спасать родную страну. Встал бы в позу вздорного эльфа, поднял бровь, скривился… Но колебался бы. Или даже понимал, что неправ, и лишь из вредности и старых обид поволынил какое-то время…
А сейчас Март чувствовал в нем глубокую убежденность. Ли не хотел спасать не только Элению, но и мир. Начнись еще одна Игра богов, предложи ему снова в ней участвовать – пошлет куда подальше. Вместе с богами.
Это неправильно. Порой надо и мир спасать.
Март вздрогнул, потому что эльф, словно подслушав его мысли, спросил:
– Сейчас ты бы повторил свой путь? Даже зная, что молва сотрет тебя из истории?
Ох ты как красиво, внутренне поморщился Март. Думал он, что ли, об истории… Или думал? Уже забылось. Шел себе и шел, рубил нечисть. Вот героем себя порой ощущал, этаким настоящим героем, который не то чтобы без страха и колебаний, а преодолевая и страх, и колебания… Мелькала ли мысль, что он, простолюдин Март Гаер, может остаться в истории? Что о нем будут слагать песни и рассказывать легенды? А ведь и мелькала, наверное. Молод был, тщеславен. Но именно что мелькала, потому что он и не всегда помнил даже, что неуклюжий и забавный Лумис – Игрок. Не до того было.
– А ты сейчас Ли уговариваешь, чтоб войти в историю, как эльф, уговоривший принца Линнара спасти Элению? – мягко спросил он.
Рука Фарама судорожно сжала рукоять кинжала. Либо Март попал в цель… либо совсем наоборот. Скорее попал.
– Если что-то еще удерживает Ли в равновесии, – сказал он, – то лишь я.
Понял эльф или нет, неважно. Показалось, что понял. Пальцы расслабились, отпустили рукоять и вцепились в кружку с пивом. С одной стороны, именно Март не дает Ли забыть, ради кого он призвал эту чертову силу, а с другой – именно что Март. Живой и здоровый. И не маячь его вполне цветущая физиономия постоянно перед носом у Ли, неведомо, что бы он сотворил. Да, призвал страшную силу… и только потому эту физиономию и видит. Собственная жизнь для Ли уже давно ничего не стоила.
– Помоги мне, – сдавленно воззвал эльф. – Какие бы низменные мысли не появлялись в моей голове, это не меняет ситуацию. Эления гибнет. Страна всегда держалась на уважении к власти, но Маэйр это уважение растеряла. А власть она выпускать не хочет.
– Я слышал, что иногда даже королей свергают, – доверительно шепнул Март. – А она даже и не королева.
– Остатки уважения к власти. Она – Маэйр. Вдова короля. Мать наследника. А мы и правда раздроблены. Нам нужен лидер. И Линнар устроит всех.
Не лидер вам нужен, а знамя. Имя. И даже хорошо, что Ли – неуравновешенный пьяница, таким управлять легче.
– Ты не веришь в чистоту моих помыслов, – произнес эльф со смесью гнева, удивления и горечи. Март сокрушенно вздохнул:
– Не верю. Ты за нож-то не хватайся, вспомни, что я Игру прошел. Умею кой-чего. А на твое благородное происхождение мне, уж извини, наплевать. Сам посуди, с чего бы я тебе верил, если ты задумался не до того, как принцесса сына своего на корм зверям отправила…
Глаза Фарама метали молнии. Это обычно богам приписывают, но вот ни Лумис, ни Айрон, ни даже Харт не метали. Смотрели себе спокойно, с любопытством: ух ты, живые… надо же, как интересно…
Ли уселся на лавку рядом с Мартом.
– Уговаривает на меня повлиять в положительном смысле? Повоспитывать, воззвать к совести, рассказать о трудностях родины? – Март кивнул, и Ли хмыкнул в ответ. – Брось, Фарам. Без меня довели Элению до бунта, без меня и справляйтесь дальше. Не хотите слушаться Маэйр, соберите совет и выберите нового короля. Судя по летописям, именно так Маэйры пришли к власти.
Фарам молча смотрел на своего принца. Перед тем как выйти из комнаты, Ли даже причесался и выглядел вполне пристойно, хотя и забавно: высокомерное выражение плохо помещалось на помятом лице с опухшими глазами.
– Ты не изменился, Линнар, – тихо сказал он. – Целая жизнь для кого-то прошла, а ты все тот же капризный и вздорный мальчишка, не получивший игрушку, к которой он был не готов, и потому обиженно хлопнувший дверью…
– Образно, – оценил Ли. – Под игрушкой, надо думать, ты подразумеваешь Дарсиар.
– Ты хоть помнишь себя, Линнар? Хоть немного? Ты всерьез считаешь, что на твою голову можно было возложить Дарсиар?
– Запросто, – хихикнул Ли, невольно провожая глазами служанку, и ведь не фигура ее приковала к себе его взгляд, а поднос, уставленный кружкам с пивом. – Очень уж я был на папеньку похож.
– А почему нельзя было? – позволил себе вмешаться Март. – Нет, я понимаю, вздорный и капризный, но его же можно было как-то направлять, удерживать…
– Линнара? – вытаращил глаза Фарам. – Удерживать Линнара? Да для этого ваших богов не хватило бы. Он был совершенно неуправляем! Первым делом он бы удалил из дворца Маэйр, а ведь, какой бы она ни была, она вполне успешно справлялась с управлением Эленией!
Ли скромно улыбался. Март удивился:
– Неуправляем? Тогда на что же вы рассчитываете сейчас?
Фарам смешался, а Ли сдержанно поаплодировал.
– Отвечай же, Фарам!
– Он получил жизненный опыт, – глядя Марту в глаза, глухо проговорил эльф. – Не дворцовый… Он узнал жизнь… ее темные стороны. Он участвовал в Игре богов, и это не могло не придать ему мудрости.
Ага, подумал Март, и мудростью он должен был заразиться от Лумиса. Или от Харта. Эльф махнул рукой служанке, и на столе появилось пиво, к которому немедленно присосался мудрый Ли, бросив: «Душа горит!» Фарам, впрочем, тоже присосался – в горле, видно, пересохло от волнения.
– Он уже не избалованный мальчишка. – («И кто ж это меня баловал – маменька?» – осведомился Ли.) – Взрослый мужчина способен прислушиваться к советам. Он – Маэйр. Единственный Маэйр. Единственный, кто может спасти Элению.
– Зато не единственный, кто может ее погубить, – с удовольствием сообщил Ли. – И это меня определенно обнадеживает. Может, она и без силы Дарси сгинет.
– Почти восемьсот тысяч эльфов, – скорбно произнес Фарам. – Старики, женщины, дети. Счастливые или нет, удачливые или нет, не интересующиеся политикой… и все примут Маэйра. А он почти мечтает о гибели собственной страны и собственного народа.
Ну, может, когда-то Ли и был настолько капризным и вздорным, чтоб мечтать о гибели собственного народа, но с тех пор он явно изменился. Если б мечтал, не спивался бы в ужасе от того, что способна сделать его смерть. Но вот равнодушен – да. Трудно тепло относиться к народу, цвет которого наслаждался зрелищем на арене. Восемьсот тысяч? Говорят, в Игре богов погибло несколько миллионов, но что-то не видно, чтоб Фарам горько оплакивал их участь. Да и сам Март как-то не страдал по поводу недавнего землетрясения в Карении, от Миделли, говорили, мало чего осталось. Подумал мельком, мол, жалко, столько народу – и все. Не было у него родины. Давно уже. Столько пошлялся по свету, что и всех стран не упомнишь. Да и не умел Март мыслить в государственном масштабе, людей жалеть общо… абстрактно, как выражается Ли. А никого из Миделли он не помнил, чтоб пожалеть.
– А ты думаешь, – спросил он Фарама, – он не хочет возвращаться, потому что вы ему корону на башку не надели, когда ему приспичило?
– Приспичило! – проворчал Ли. – Не приспичило, а положено. Как единственному наследнику после совершеннолетия.
– Ты не изменился, – снова повторил Фарам. – А я – очень даже. Да, поздно, да, я виноват перед тобой, перед Эленией – за то, что позволил этому случиться.
– Этому – значит силе Дарси? – невинно улыбнулся Ли. – Будь честен, Фарам, скажи: если бы я этого не сделал, если бы тигры меня там и слопали, ты тоже изменился бы? Или начал усердно интриговать против Маэйр, продвигая кого-то на трон? Или сам бы претендовал?
– Я не знаю, мой принц. Случилось то, что случилось. И ты – наша единственная надежда.
– Надежда никогда не бывает единственной, – назидательно сообщил Ли. – Выбирайте другого короля. Велика беда! Смена династии – вполне обыденное явление в других государствах. Ну хочешь, я официально отрекусь? Сомнительно, чтобы здесь можно было раздобыть бумагу, а то…
Фарам шваркнул кружкой о стол, встал и стремительно направился к выходу. «А платить кто будет?» – крикнул вслед принц Линнар, и эльф швырнул трактирщику монету. А Линнар беззастенчиво допил Фарамово пиво и насмешливо уставился на Марта. На сердце потеплело. Это был взгляд прежнего Ли.
– Ну что, дружище? Долго мы еще будем здесь сидеть? Давай уже работу искать.