Порталы его утомили, потому, выйдя из очередного, он охотно принял предложение магов попить сладкого чаю с булочками. Суетились маги как-то очень уж несерьезно. Конечно, представитель властителя, так сказать, чрезвычайный и полномочный посол, но ведь не могут же не понимать, что по сути – шестерка. Собственность. Перчатка. Дан изображал сосредоточенную важность, съел две булочки, от третьей отказался, и ее вместе с десятком других завернули с собой. Ехать было еще пару дней, но уже вполне по-средневековому – верхом. Лошадь Дан купил хорошую, не торгуясь, то есть свято выполняя путевые наказы властителя. Надо производить впечатление. Ладно хоть научился разбираться в четвероногом транспорте.

В общем, получилось представительно. Дан бросил косой взгляд на роскошную стеклянную витрину какого-то магазина – собственное отражение ему понравилось. Хоть сейчас на обложку под название серии «Магия и меч». Весь такой в черном…

Одному было не страшно, но неуютно. Привык к постоянному присутствию друзей, да и они расставались с ним очень неохотно, а Шарик так даже закатил целый возмущенный монолог, вот понять бы еще, что он говорит… Очень хотелось взять его с собой, но воспротивился властитель: сторожевой дракон не собачка, воспринимается не как домашний любимец, а как охранник, надо соблюдать политес, вот Дан и соблюдал. В дороге к нему присоседились, мелко и низко кланяясь, несколько торговцев, которых очень впечатлил меч, а разбойники водились на всех торных дорогах Траитии. А у торговцев запил нанятый охранник, они два дня ждали, не дождались, а тут такой кавалер, что разбойники от одного его вида разбегутся. Дан милостиво принял заботу о себе: при ночевке в чистом поле ему поставили отдельную палатку, костерчик разожгли, горячим ужином накормили, а когда и в самом деле объявились разбойники, Дан даже размяться не успел, разбежались, едва он мечом взмахнул. Тоже интересно. Поймать бы одного да расспросить, с чего вдруг мирный путник вызывает такой ужас, ну и пусть с мечом, тут только очень ленивый меча не носит, торговцы вон тоже не безоружны.

В общем, два дня пути растянулись в три, потому что Дан предпочел комфорт скорости. Властитель же сказал, можно не спешить. На прощание ему, кланяясь еще ниже, чем при первой встрече, подарили забавную штучку, прообраз зажигалки, хитроумно совмещенные в одном агрегате огниво и трут. Дан свернул на боковую дорогу – к поместью информатора, а торговцы поехали дальше, нервно шарахаясь от каждого куста.

Битый час он любовался океаном, открывшимся с вершины холма. Искупаться захотелось так, что Дан решил себе не отказывать в удовольствии, добрался до берега, разделся догола и с наслаждением поплавал, поглядывая на берег. Поместье было недалеко, его Дан увидел в очень выигрышной позиции: в лучах предзакатного солнца. Светило отсверкивало багровым от немногих окон замка, не столь красивого, как Нирутово владение, но уж точно не хуже многих других, уже виденных здесь.

Приняли его еще лучше, чем торговцы. Хозяин в пояс не кланялся, зато держался с достоинством, не то чтоб как с равным, на это его наглости не хватало, однако не вился мелким бесом, и Дану это скорее понравилось. Он хоть и представитель, но не властитель же. Дан предъявил верительные грамоты в виде сияющей черной татуировки на предплечье, представился, и его имя произвело неизгладимое впечатление по причине совпадения с фамилией властителя. «Это судьба», – без пафоса констатировал хозяин замка, благородный в графском звании и уморительнейшим для ушей Дана именем Кондрат.

Принимали по-царски. Дан подумывал, не шокировать ли немногочисленную публику, затребовав, например, картошку в мундирах, но не стал, потому что его поручили заботам… нет, не женщины. Богини? Ангела? Небожительницы – точно. Горькие воспоминания о Тике Тури выветрились из души, едва Дан встретился с ней взглядом.

Владеть собой он умел и раньше, но местная жизнь отточила это умение, так что он и глазом не моргнул, сказал положенный в таких случаях банально-изысканный комплимент и принял эти самые заботы: ел то, что она советовала, пробовал вина, которые она рекомендовала, поддерживал беседу, увязая все глубже и глубже и стараясь контролировать выражение лица. Стало совершенно ясно, что глаза Тики не будут впредь смотреть на него из каждого куста сирени. И запах перестанет преследовать. И исчезнет тоска. Уже исчезла.

Кондрат поинтересовался, сколько времени Дан намерен у него погостить, и неопределенные «несколько дней» его очень обрадовали. Ну пусть хвастается перед соседями косвенным знакомством с властителем, если обещанная информация окажется пустышкой, ему мало не покажется, и не понимать этого он не может. Конечно, в кустах обнаружился рояль, то есть на послезавтра приглашены гости, ну совершенно случайное совпадение, и он, Кондрат, будет безумно счастлив, если Дан почтит своим присутствием… Дан обещал почтить.

Он ничего не знал об этом Кондрате, как ничего не знал и властитель. Общие слова: богат, влиятелен, решителен, имеет связи и заводит новые, балуется магией, маг неплохой, но не выдающийся, умен и самостоятелен. Может, именно потому Дан не расслаблялся. Впрочем, излишнего пиетета Кондрат не выказывал, был не столько почтителен, сколько приветлив и любезен – ну как с равным, плебейское происхождение Дана его не волновало, в конце концов человек, обладающий талантами, имеет право на восхождение. Это было высказано ненавязчиво, скорее для окружающих, чем для Дана.

Кроме того, Кондрат был образован, и Дан возблагодарил всех богов за дружбу с вампиром-книгочеем. Ему хотя бы не стыдно было, а когда он не понял какой-то особенной аллегории, то честно признался: пришелец я, так что на глубинные знание местной истории и литературы не рассчитывайте. Это, естественно, произвело фурор, но расспрашивать его не рискнули.

Весь следующий день хозяин занимался подготовкой к званому ужину, а Дана развлекала Кайя, и он увяз окончательно. Напрочь. Умопомрачение. Кайя не прилагала к этому никаких усилий, ни единого признака кокетства, скромная естественность, даже, пожалуй, застенчивость и скованность. Удивительно для женщины, красивой настолько. Совершенно и абсолютно. Никакая Лара бы не придралась ни к чему, потому что было не к чему придираться. Дан смутно вспомнил чью-то сентенцию из прежней жизни: в женщине важна не красота, а шарм. В Тике Тури был шарм, а в Кайе – то и другое. Удивительные были глаза – тенистые какие-то, цвета бутылочного стекла, темные и грустные. Удивительные были волосы, словно подернутые сединой, разноцветные, как у Лары, только не яркие, светло-пепельные, словно даже голубоватые, и серебристый оттенок создавал вокруг ее лица сияние. Удивительным было лицо. Кожа. Улыбка – тоже грустная. Фигура. Походка. Голос. Ни намека на вульгарность, чем все-таки отличалась Лара. Ни намека на кукольность, свойственную Фрике. Ни намека на неправильность Тики.

И с ней было интересно. Она рассказывала местные легенды, хорошо знала историю замка и рода Кондрата, знала огромное количество стихов и баллад, даже тихонько спела одну, и Дан заслушался. Она завораживала, пусть и не хотела этого. Больше того: мужским своим чутьем Дан понимал, что она не хочет ему понравиться. И что он нравится ей.

Он держался, и давалось даже почти без труда. Кайя попросила разрешения посмотреть катану поближе. Дан посетовал, что у меча до сих пор нет имени, и впервые услышал, что так и должно быть, если меч и его владелец составляют одно целое: им не нужны имена. А неизвестный черный камень в навершии оказался чрезвычайно редким, называли такие Око Тьмы, уничтожали в течение веков… то есть уничтожить-то его труднее, чем бриллиант или солнечник, можно только выбросить, так выходили подальше в море и выбрасывали. Потом-то суеверие сошло на нет, никакой тьмы в камне содержаться, конечно, не может, так, страхи примитивные, а все потому, что один из величайших магов древности украшал свой посох именно этими камнями, а маг он был зловредный, походя уничтожил не одну сотню разумных существ без разбора расы, вот и приписали силу – камню. А на самое деле магия содержится внутри мага, а посохи или еще какие предметы просто служат обладателю дара средством концентрации. Только властители не нуждаются в костылях такого рода. Кондрату помогает амулет – кольцо с самым что ни на есть светлым камнем солнечником. У главы местного отделения Гильдии магов – затейливый резной жезл старой эльфийской работы. А у одного из магов и вовсе маленькая кукла, многие смеются, а зря, потому что маг очень сильный и очень добрый…

Наверное, если бы она задавала вопросы, Дан рассказал бы о Квадре и вообще обо всем, что ей бы захотелось узнать, но она не спрашивала. Так, мелочи. Любит ли он музыку, нравится ли смотреть на акробатов и жонглеров, бывал ли он в столице и видел ли императора, читал ли он «Сердце мира» Карина Боста (ох, спасибо Гаю – читал!), умеет и любит ли танцевать, стоит ли завтра бал устраивать (стоит! стоит!), вдруг он противник танцев… обычный разговор малознакомых людей. Дан понимал, что таким образом утверждается развлекательная программа на время его пребывания здесь, и ни от чего не отказывался. Можно и менестрелей послушать, и на акробатов посмотреть, и потанцевать – если, конечно, здесь танцуют то же, что и в столице. И Кайя прямо на берегу дала ему пару уроков популярных здесь танцев.

Он научился быстро, потому что когда-то в другой жизни Лика Одинцова, отставная балерина, таскала его в танцевальный клуб, так что двигаться и запоминать последовательность шагов он умел, хотя великим танцором не был. Он осторожно спросил, согласится ли она танцевать с ним на этом балу, и она улыбнулась: «Почту за честь».

Спал Дан странно. Вроде спал. Но все время видел Кайю и думал о ней. Наваждение? Нет. Вряд ли. Через несколько дней он уедет, скорее всего навсегда, и не окунется больше в эти печальные глаза. Почему так не везет, почему тянет влюбляться в замужних женщин… Утром он поставил себе задачу держать себя в руках несмотря ни на что, и сумел. Он разговаривал с Кайей и ее мужем, он танцевал с ней и другими дамами на балу и уделял другим дамам поменьше внимания только из вежливости, потому что гостил именно у Кондрата, он поддерживал общество, просившее Кайю спеть, и слушал ее удивительный голос и удивительную песню, едва не умирая от удушья.

И разговор о деле он завел только еще через день, и Кондрат выразил ему благодарность за выдержку и поклялся завтра предоставить письменные свидетельства, долженствующие заинтересовать властителя; он, конечно, может и на словах передать, но разве… и прочие ля-ля. Дан кивнул: письменные так письменные, фотографии прилагаются, подпись и печать, три ксерокопии, заверенные нотариусом. К тому же лишний день можно смотреть в глаза Кайи. Собственно, ничего страшного, если Кондрат, будучи, например, хорошим физиономистом, поймет это. Не у одного Дана Кайя вызывала такую реакцию, не хочешь, чтобы мужчины засматривались на твою жену, женись на страшиле. Ничего выходящего за рамки он не говорил и тем более не совершал. И дай бог чтобы это прошло, потому что невозможно существовать вне этих глаз.

Дан сознательно давил в себе чувства. Все. На всякий случай. Только они все равно победили.

Кайя показывала ему удивительно красивый гобелен эльфийской работы, в первый момент Дан даже подумал, что это картина, и только вблизи увидел переплетение нитей.

– Похоже, граф Кондрат ценитель эльфийского искусства, – сказал Дан, – как и властитель Нирут.

– Ценитель, – очень грустно согласилась Кайя, поднимая библейски трагические глаза. И Дан даже не сообразил, каким образом его руки оказались на ее талии, а ее руки – на его плечах. Не понимая, почему всего лишь поцелуй дарит такое ощущение счастья, он стремился это счастье продлить, чувствуя, что оно взаимно… и кратко.

– Ну знаете ли, Дан…

Кайя отстранилась и смертельно побледнела. Именно – смертельно. Дану показалось, что у нее остановится сердце… а у него так почти остановилось. Он твердо посмотрел на Кондрата и склонил голову:

– Приношу свои извинения, граф. Я не имел цели оскорбить вашу жену, но не сдержал чувств.

– Жену? – с какой-то брезгливостью переспросил Кондрат. – Эту эльфийскую подстилку вы называете моей женой?

У Дана сработали рефлексы, выработавшиеся уже в этом мире: рука рванулась к эфесу, и катана радостно засияла. Кайя ухватилась за его руку и посмотрела с такой мольбой, что он остановился. Или его остановили.

– Поди вон, Кайя.

Она повиновалась. Эльфийка. Из заложников.

– Удивительно, как вы вообще могли заподозрить меня в женитьбе на эльфийке, Дан, – дружелюбно сказал Кондрат, вытаскивая катану из ножен. Сердце рванулось следом, а вот руки остались в том же положении. Было ощущение, что Дана залили герметиком: немножко дышать он мог, но вот шевелиться – нет. – Она не жена мне, она – моя собственность. То, что вы совершили, не адюльтер, а вульгарная кража. Но я охотно прощаю вас, Кайя действительно потрясающе хороша, и если бы вы просто попросили меня, то я охотно велел бы ей спать в вашей постели. Только вот в чем беда, сударь: сейчас я боюсь предоставить вам свободу. У вас глаза убийцы, а мне, знаете ли, очень хочется прожить еще лет тридцать. Вы ведь Меч Квадры, если я не ошибаюсь. Уж простите, но вам придется подождать властителя или кого-то, кого он пришлет за вами. Я приложу все усилия к тому, чтобы это произошло как можно скорее, обращусь в Гильдию, чтобы связаться с властителем. Но вам придется ждать здесь.

Он положил катану на комод, толкнул Дана в грудь обеими руками, и Дан не упал, а проехал по ковру, как по полированному льду, до стены. А на стене под драпировками обнаружились вульгарные кандалы, и через минуту Дан был прикован – и освобожден от магии. Дышать стало легко.

– Я думаю, властитель не будет гневаться на меня, – поразмыслив, сообщил Кондрат. – Я слышал, он справедлив, а вы нарушили закон. Вы ведь понимаете…

– А вы не нарушили? Я тоже собственность… властителя.

– Я не причиню вам никакого вреда. Вы молоды, физически развиты, сильны, вы сможете простоять несколько дней… думаю, не больше трех. Руки, возможно, станут затекать, но вы наверняка знаете упражнения при неподвижности. Да и массаж не даст крови застояться.

– Вы выбрали не лучший способ увидеться с властителем.

– Не надо мне угрожать, Дан. Не я выбрал способ, а вы вынудили меня. Как я должен реагировать на мужчину, хватающегося за меч? За использование магии прошу прощения, но выхода у меня не было, иначе я ни за что не смог бы с вами справиться. Вам уже легче дышать? Может быть, открыть окно?

Дан не ответил. Кондрат долго смотрел ему в глаза, а Дан старательно держал никакое выражение лица. Ну нет тут никаких графьев. Вообще. А Дан просто притомился, вот и прислонился к стеночке. Привычка у него такая – отдыхать в чужих спальнях. Не рвался в гости, сами звали, так понравился, что вон цепями приковали…

Больше часа Дан думал о своем дурацком поведении и крыл себя последними словами. Потом слова кончились. Он начал представлять себе те слова и взгляды, которыми наградит его властитель за удачно выполненную миссию, но воображение тоже иссякло быстро. И мысли тоже. Одно осталось: трагический взгляд темно-зеленых глаз. Ведь говорил Аль: глаза чистого цвета бывают только у эльфов, да и в том самом поселении, неподалеку от которого они свершали свой геройский подвиг, насмотрелся и на голубизну разных оттенков, и на синеву, и на зелень. Даже темно-фиолетовые глаза были. Как в мультиках рисуют, без полутонов. Кайя…

Она пришла так незаметно, что Дан ее не услышал, увидел только, когда она приблизилась и прошептала:

– Простите.

– Кайя… – начал Дан пропавшим голосом. – Кайя, простите меня.

– Вы сожалеете, я знаю…

– Я не сожалею, Кайя. Я буду помнить этот поцелуй всю жизнь.

– О, Дан, – вздохнула она. – Не стоит. Постарайтесь забыть. Я принадлежу Кондрату, я его собственность. Он обращается со мной хорошо, правда. Вы даже приняли меня за его жену. Мне повезло с ним… Мне так жаль, Дан!

Горло сдавило крепче, чем магией. Дан молча смотрел на женщину своей мечты… нет, даже не мечтал никогда. Любовь? А черт ее знает. Но что с сердцем делалось, как прерывалось дыхание, как больно было… так больно, как никогда в жизни.

– Кондрат велел мне заботиться о вас, Дан. Вам что-нибудь нужно?

Дан покачал головой. Бог знает сколько времени они простояли, молча глядя друг на друга. Наверное, именно это называется «не судьба». В этом мире – не судьба. И как было бы здорово, если бы властитель поскорее оторвал ему голову…

Дан думал, что хуже не бывает, и очень сильно ошибся. Эта комната была спальней Кондрата, и мразь эта благородная заявилась ночевать в собственной постели. Не в одиночку.

Он не обижал Кайю, не был с ней груб, но и нежен особенно не был. Велел раздеваться, уложил и приступил к делу. Как с резиновой куклой. Пара дежурных ласк и сам процесс. Он явно заботился только о себе.

Дан хотел смотреть в другую сторону или зажмуриться, но не получалось, наоборот, даже почти не моргал, глаза резало. Он словно окаменел, и магия тут была ни при чем. Такого шока он не испытывал никогда. Легче было оказаться в этом, тогда еще чужом мире. Куда легче было перенести первое свое унижение – о боже, поротую задницу он считал унижением! а каково сейчас Кайе? и уж сущей мелочью было соседство в темнице с крайне несвежим покойником…

Кайя старалась не встречаться с ним взглядом. Когда Кондрат наконец отвалился, небрежно чмокнул ее в плечо и тихонько засопел, она робко глянула в сторону Дана – и все, ни он, ни она не смогли отвести глаз. Обе луны настойчиво светили в окна, так что Дан прекрасно видел страдальческое выражение ее лица.

Утром Дан окаменел уже физически. Руки онемели так, что упражнения для неподвижности не помогали, он не мог напрячь мышцы, ноги гудели. Кондрат велел Кайе накормить Дана и сделать ему массаж. От еды он отказался, а прикосновения маленьких, но удивительно сильных рук едва не довели его до безумия. Не хотелось думать, зачем нужны в спальне наручники.

Она ушла, только когда у Дана невыносимо заболели руки. Ушла только для того, чтобы притащить ему высоченный табурет, неудобный, крохотный, невеликая Данова задница была вдвое шире сиденья, но хоть ноги могли отдохнуть. Движение так не утомляет, как неподвижность. И черт подери, как же ему нужно было в сортир! И именно Кайя, и именно по приказу Кондрата подставила ему горшок и расстегнула штаны. Никого Дан так не ненавидел, ни Фрику, ни ее придворных, ни тем более бородатого кастрата… Убью. Обязательно. Не сейчас – властитель не позволит, но непременно убью. Просто задушу голыми руками, даром что маг. Не постесняюсь из-за угла. А сначала яйца оторву и в рот запихаю. Порка казалась унижением? Как же прав был Гай…