Знакомство с вампиром не прошло незамеченным: Дана при следующей встрече устроила скандал. Пришла она сама, разгневанная и чертовски хорошенькая, когда Дан сидел на кровати и, задрав длиннющую штанину трусов, изучал собственную ляжку. Стежки шва выглядели жутко, а вот сам шов – вполне. Полковой лекарь дал мазь и полкилометра бинтов, и все за ту сотку.

Дана наорала с порога и, продолжая ругаться, занялась перевязкой. Дан неуверенно оправдывался: Гай его не покусал, а судить и тем более карать за намерение нельзя. Дана считала, что можно и нужно, и на пятой минуте Дан перестал спорить. Он вообще не спорил с женщинами, за что они его и любили. Или ненавидели. Когда Дана закончила перевязывать и ворчать, Дан ее поцеловал (ну не смог устоять), получил крепким кулачком в челюсть, смиренно извинился, надел штаны и подвергся допросу первой степени.

Девушка чувствовала за него ответственность и поэтому считала своей собственностью. Обычное дело. То есть для женщин. Хорошо, что у Дана иммунитет к заботе и привычка к скрытности. С полчала она доказывала, что врать нехорошо, потому что справиться со сторожевым драконом невозможно, потом еще полчаса со всем соглашавшийся Дан слушал страшилки про вампиров и думал, сколько времени бы ушло у кровососов, чтоб постепенно опустошить город темпами, наличествовавшими в повествовании Даны. Получалось не более двух лет. Впрочем, указывать ей на явные несуразицы он, разумеется, не собирался. Слушал местный городской фольклор и думал, что же такое могут вампиры, если способны действительно опустошить город с населением, раз в тридцать превышающим их численность…

Ему не понравился Фин Гласс, но понравился Гай Лит. Нравились Дана Стамис и ее папа. Не нравился город и хотелось к маме, бабуле, тетке Даше и даже к боссу, не желавшему запомнить его фамилию. Лучше бультерьер, чем сторожевой дракон. Лучше олигархово виски, чем водка Гласса. Лучше дома, чем черт знает где. Лучше одна луна, чем две.

И за все десять дней – ни одного перемещенного лица и ни одного упоминания о них. Дан расспрашивал и в трактирах, и солдат расспрашивал – пожимают плечами. Вроде, есть такие в городе, мельтешат, а кто, где, сколько… В огромной, на полсотни топчанов, казарме он был один.

– Ты меня вроде и не слушаешь, – обиделась Дана, и даже дословное повторение последнего «ужастика» ее не убедило. – Не надо так глубоко уходить в себя, можно ведь и не вернуться. Я понимаю тебя, тебе плохо, но раз уж так сложилось, раз ты здесь, так и живи здесь. Привыкай.

Она понимает, надо же… Главное, не улыбнуться, а то снова в челюсть. Она – понимает. Девочка, подросток, живет себе при папе и паре старших братьев, знает, что вампиры – жуткое зло, а сторожевика не одолеть, дальше городской стены нос не высовывала, но понимает. Что у Дана шизофрения, или, скорее, психоз какой-нибудь, или просто отчаянное желание вернуться домой, найти мага и с наслаждением поотрывать ему все, за что можно ухватиться.

А если найти мага-авантюриста и подбить его зафигачить Дана обратно? Ага. Умный. Больше ну никому в голову не приходило.

Ждать? Адаптироваться? Мимикрировать под аборигена?

Нет, под аборигена определенно не выйдет, потому что ничего полезного Дан не умеет.

– Дана, а пришельцы из одного мира или из разных? – перебил он жалостливый монолог. – Обмен только с моим миром?

– А я откуда знаю? Интересны мне, что ли, пришельцы?

Это-то понятно. Никому они тут неинтересны. Дана никто ни о чем не расспрашивал, даже в трактире, даже соседи по «военному городку», даже Гай. И даже Дана. Удивительно нелюбопытный народ. Бесполезных знаний не любят? За «диковинки» платят, хотя какой, скажите мне, толк от мобильника…

Дана погладила его по голове.

– Ты такой мягонький. И кудрявый. Знаешь, ты красивый мужчина, может, какая приличная невеста с состоянием. Или там вдова…

Только и мечтал стать жиголо. Или жениться на пожилой миллионерше.

– Сама придумала или кто подсказал?

– Жена брата, – вздохнула Дана. – Мамы у нас нет. Ее вампиры высосали, когда мне всего-то два года было. Так что не люблю я их.

Дан промолчал, потому что сказать было нечего. Мама Сашки Симонова чеченца ни одного в глаза не видела, а ненавидела люто всех поголовно. И Дан тоже не любил. Не за Норд-Ост или Буденновск с Бесланом, а так узко – за Сашку.

В утешение Дан повел ее на ярмарку. Ей ужасно хотелось, но папа не велел, нечего девчонке там делать в одиночку. Дан объявил себя защитником, и они отправились на площадь.

Как в кино на средневековые темы. Орут менестрели, прыгают разноцветные акробаты, молотят друг друга палками марионетки в мини-театрике, шустрят карманники. Когда Дан поймал за руку третьего и отпустил, пока Дана озиралась в поисках стражи, его пообещали не трогать больше. Законопослушная девочка ворчала, пока он не купил ей какое-то лакомство, стоившее полторы сотки, то есть очень дорогое. И она не устояла. Карманных денег у нее не было вовсе.

Дан устал, болела нога, но он улыбался, таскаясь за девочкой до наступления темноты, а потом потащился провожать ее домой и, конечно, по дороге встретил Гая без шляпы и перчаток. И вряд ли случайно. Гай раскланялся, ну а Дана повела себя вполне ожидаемо: расфыркалась и поволокла Дана вперед. И даже он не заметил, каким образом Гай снова оказался перед ними. Глаза фосфоресцировали. «Ночной дозор» тут снимать.

– Скажи мне, девушка, чем я так обидел тебя? – спросил он, бархатно улыбаясь. Дана вздрогнула и вцепилась в Дана поосновательнее. – Ты даже не позволила мне поговорить со знакомым.

– Гай, твои сородичи убили ее мать.

– Это был я?

– Это были неизвестные вампиры. Она вправе подозревать и тебя.

– Верно, – кивнул тот, – а я вправе подозревать ее мать в разжигании войны с вампирами. Это ведь было семнадцать лет назад, да, девушка? Когда толпы добрых людей вламывались в наши дома с серебряным оружием в руках и убивали даже младенцев, которые вообще ничего не пили, кроме материнского молока. Гама Стамис, ведь так ее звали? Не стоит нам считаться, девушка. Ты ведь ровным счетом ничего не знаешь о том времени.

Дана тряслась. Пришлось обнять и укоризненно сказать:

– Ну и чего наехал? Не любит она вашего брата. А ты нашего – любишь?

– После ужина разве что, – пожал плечами Гай. – Пару глоточков. Не бойся, девушка, не трону. Я хотел два слова сказать твоему спутнику.

Он наклонил голову, и Дана вдруг ослабла и повисла в руках Дана.

– Разбужу через минуту, – успокоил Гай. – Хотя если укушу сейчас, она и не запомнит. Как и все.

– Я тебе укушу, – пригрозил Дан.

– Не буду. Не ночуй сегодня в казарме. Гласс хочет устроить тебе какое-то испытание. А ты пока слабоват.

– А где ж…

– Хоть под забором. Или к шлюхам иди. Или ко мне. Тебе рано ввязываться в здешние дела. А хочешь – приходи в тот подвальчик и сиди до утра. Будь на виду.

– Гай…

– Не веришь? Твое право.

– Нет. Я верю. Зачем я… Вот что. Я провожу Дану и вернусь. Подождешь?

Очередное чудо: Гай отступил в сумрак и исчез. Зато Дана, как ни в чем не бывало, защебетала и пошла дальше. Встречи с вампиром как не было. И снова липкий страх пополз за воротник. Один в мире. Чисто психологический фактор, конечно, потому что и дома помощь в лице милиции или даже Олигарха в подобной ситуации была бы весьма уклончивой. «Вот убьют, тогда и обращайтесь», – это милиция. «Да ну, старик, брось, кому ты нужен», – это Витька. Так что защищать его со всем пылом кинутся только три его домашние грации и пожилая полуболонка Тяпа. А все же дома стены, кои просто обязаны помогать, привычные законы и столь же привычное небрежение ими. Вампиров вот еще нет. И корпорации киллеров вкупе с соответствующими спецслужбами не рвутся заманить его в свои сети. И покруче ребята есть.

О чем он говорил с Даной, осталось ее секретом. Он не запомнил. Попрощался и побрел обратно. Ногу хотелось бережно нести на весу, а приходилось давить на нее всеми килограммами, и ей это сильно не нравилось.

Гай вынырнул из тени.

– Плохо выглядишь. Ну, куда?

– Может, ты меня загрызешь? – мрачно пошутил Дан. – Чтоб я не мучился.

– Пойдем лучше ко мне. И не дергайся, невеликая редкость. Случаются у нас приятели-люди. Особенно те, что отпускают.

Дану было все равно. Лишь бы лечь. Вампирий дом ничем не отличался от жилища Муна, разве что поизящнее был обставлен. Побогаче. Ну да, не регистраторами служат. В полуподвале кухня, внизу, то есть относительно кухни вверху, – гостиная, три двери на втором этаже. Большая спальня с кроватью и диваном, похожим на дерматинового монстра с валиками по бокам и полочками на спинке, которым очень гордилась бабуля, когда еще жила в Закаменке.

– Не бойся, – в сотый раз повторил Гай. – Гостей мы не едим. То есть не пьем. Никогда.

Дан меланхолически кивал, разуваясь, раздеваясь и умываясь в большом тазу. Рукомойника изобрести не могут, дикари. Прямо как Западная Европа сравнительно с матушкой Русью.

Как же приятно было лечь и вытянуть ногу… Гай, правда, покайфовать не дал: повязку снял, шов осмотрел, головой покачал и принес какое-то густое вкусно пахнущее снадобье, намазал, перебинтовал.

– Сейчас болеть перестанет, – пообещал он. – Спи.

Он отошел к дивану, на котором постелил себе, разделся, и, прежде чем он погасил лампу, Дан увидел у него поперек живота впечатляющий шрам.

– Ого…

– Серебро. Раны плохо заживают. Серебро вступает в реакцию с нашей кровью… таким образом.

– А убить вас можно?

– Конечно. Голову отрубить. Проткнуть сердце или печень серебряным кинжалом. Есть еще несколько способов, но трудоемких. Эти самые простые. Нас убивает серебро. Арбалетный болт в затылок или стрела с серебряным наконечником в спину.

– Этот шрам – семнадцать лет назад? Младенца в колыбели?

– Младенца? Хм… Ну, младенцем я не был, мне было девятнадцать лет. Мы долго живем, Дан. Но шрам – оттуда. Люди тогда убили сто двадцать шесть наших. Поверь, без повода. Тогда – без повода. Просто потому что мы вампиры.

– А сколько людей убили ваши? – зевнул Дан. В резне не бывает правых и виноватых.

– Несколько тысяч, – улыбнулся Гай. Дан эту улыбку услышал в темноте. – Тогда они запросили пощады. И мы пощадили. У девушки убили мать. У меня – сестру. Шестилетнюю. Ее голенькую выбросили на солнце. У детей ожоги почти не заживают. Она умерла уже после подписания мирного соглашения.

– Почему все же вы живете среди людей?

– Мы живем везде, – пожал плечами Гай. – И отдельными поселениями, и рядом с людьми, и рядом с эльфами… Но реже. Больно уж ни зловредные. – Он лег, повозился под одеялом, потянулся и добавил: – И невкусные. Расстройство желудка от них бывает.

Дан еще немного повоображал, на кого похожи невкусные эльфы: на толкиеновских благороднейших мудрецов, на фольклорных духов природы или же на воинственных чужаков Сапковского… потом мысли плавно перетекли к расе вампиров. Гай в натуральном виде (спал он голышом) был совершенно человек. То есть не знай Дан, что это не так, не обратил бы внимания на мелочи вроде полного отсутствия волос на теле, младенчески тонких невесомых волос на голове и чуть странноватого сложения: плечевой пояс напоминал перекладину креста, так резко сужалась грудная клетка к осиной талии и узким бедрам. И руки-ноги были девчачьи тонкими и модельно длинными. Нет, руки – не модельно. Просто длинные. И пальцы длинные, как у музыканта. Дан не удивился бы, если б суставы у него во все стороны прогибались. В кого там положено оборачиваться вампирам? В летучих мышей? С этой загадкой он и заснул, а утром, умываясь и причесываясь (бритв у вампиров не имелось, потому что не имелось бород), старался не смотреть на шею. Гай засмеялся и подсказал:

– Руки. Несколько глотков удобнее сделать из запястья. Не красней. Это естественный испуг. Мне не обидно. Ты согласился переночевать у меня, а это знак доверия.

– А выбор был?

– Конечно. Мог бы попроситься к Стамисам. Мун бы не отказал. Мог действительно до утра просидеть в трактире, взял бы на несколько грошей вина, и никто б тебя не выгнал. Ты мне не веришь, и, в общем, правильно. Значит, и Глассу не веришь.

– Он что-то вроде тайного агента?

– Не что-то вроде, а тайный агент. И хоть бы короны, а то… Он может тебя проверить пару раз. Ты уж лучше дай себя побить, что ли. Мне кажется, ты не хочешь делать карьеру убийцы.

– А откуда…

Гай усмехнулся.

– Мы знаем всех потенциально опасных людей в городе. Чтобы не повторились события семнадцатилетней давности. Ты же не думаешь, что тогда было стихийное народное возмущение.

Дан бы еще так думал, как же… или какой-то другой русский…

Выглядят почти как люди. Едят то же, что люди. А метаболизм такой, что нуждаются в приеме гемоглобина перорально. Свеженького.

– Гай, а кровь вам нужна или просто вкусно?

– Нужна. Оставь вампира без свежей человеческой крови на месяц – получишь убийцу. На полгода – получишь чудовище. Человеку трудно представить себе наш голод. Нас поэтому не заключают в крепость. Крепко бьют или ставят под солнце… потом в постели пару месяцев можно провести, пока ожоги заживут.

– Потому ты со мной и возишься.

– Потому.

– Но я же не здешний, просто не знал.

Гай присел на подоконник, уставленный цветочными горшками.

– Ты и сейчас можешь пойти и донести. Оклеветать вампира человек не может: тот же Гласс проверит правдивость обвинения. И я получу солнечный день. Я от этого не умру. Но болеть буду сильно.

Дан смутился.

– Но ты мне ничего не сделал.

– Собирался. Нам, конечно, нельзя пить вашу кровь, но не пойман – не пил. Так и сосуществуем. Принимая друг друга. Кстати, укус вампира даже полезен. Повышает сопротивляемость болезням. К тому же не больно. Знаешь, у матери была подруга, человек, так она позволяла иногда немного попить. Втихомолку. Конечно, люди бы ее не поняли.

– Знаешь, мы все-таки не бурдюки с питательной смесью. Ты рассуждаешь с позиции клопа. Только что говорящего.

– А с какой позиции рассуждает свинья, которую ты вчера ел?

– Свинья неразумна!

– Откуда ты знаешь? Что есть признак разумности? Умение говорить и что-то делать руками? Русалки не говорят и домов не строят, но все признают их разумность.

– Русалки? – протянул Дан растерянно. – А драконы?

– Эти говорят. Если хотят. Даже договор имеют с людьми. Отписка. Позволяют людям себя кормить, а взамен не трогают. И это не худший договор, потому что десяток драконов – это то же самое, что полторы тысячи вампиров. Если не хуже.

– Ты не любишь драконов.

– Они нас тоже.

– Почему?

– Потому же, почему мы не любим эльфов. Невкусно. Несварение желудка.

– Драконы едят людей?

– Они едят все, что движется. Люди кормят их бараниной. Одному дракону нужно две-три овцы в неделю. Накладно. Зато без жертв. Хочешь кофе?

Хотел ли Дан кофе! Кофе ему не хватало больше, чем всего остального. Он не был кофеманом – три-четыре чашки в день; но без кофе… ну вот как вампир без крови. На сторожевых драконов кидается.

Кофе был хорош. С пенкой холодных сливок и кусочком сахара. Дан, только что не мурлыча, выпил две большие чашки. Гай понимающе улыбнулся.

– В заведениях для вампиров всегда есть кофе. А люди его не любят.

– Мне странно.

– Что?

– Что ты не человек.

– И тем не менее я не человек, – пожал плечами Гай. – Смотри.

Он взял нож, которым только что резал хлеб, и располосовал себе ладонь. Дан даже вздрогнуть не успел. Кровь была красная, но тут же, шипя, начала испаряться, а рана – исчезать.

– Реакция с кислородом, – прокомментировал Гай. – В кислородной среде мы практически неуязвимы. Все. И мне не больно. Наши нервные окончания реагируют на серебро и ультрафиолет.

Вошла пара. Немолодая дама с крайне интеллигентным лицом и черноволосый пожилой джентльмен. Оба – с терракотовыми глазами. Мама с папой. И получасовые выражения признательности за благородное поведение, так редко встречающееся среди людей. Дан не знал куда деваться, поэтому засобирался домой. Домой… в казарму, что ли?

– Ты можешь жить у нас, – предложила мама. – Спишут на странности пришельца. Я буду рада.

Дану стало заранее тошно при мысли о сцене, которую ему непременно закатит милая тезка… которой, кстати, девятнадцать лет, по средневековью в самый раз. Средневековью? Где в ходу словечки «эквивалентный обмен», «потенциально опасный», «ультрафиолет» и даже, кажется, «иммунитет». Интересно все же, из разных миров появляются пришельцы или только с матушки-Земли? И куда уходят скупленные «диковинки» и одежда?

Ему велели приходить, и вообще если что не стесняться. Каждый вампир ему поможет, Правда, могут и укусить, но совсем чуточку, он даже не запомнит. Обнадеженный славной перспективой и совершенно обалдевший Дан плелся по улицам, погруженный в себя выше ушей. Никто не обращал на него внимания. Даже на не так чтоб мастерски заштопанные штаны. Мало было попасть в другой мир, надо еще стать пешкой в чужой игре, и кто играет, Гласс или Лит, большой вопрос. Нутро говорит, что Гласс, а нутру противоречит умение вампиров манипулировать сознанием…

Дан остановился у витрины со всякими дамскими фитюльками. Сухой нос ткнулся ему в ладонь, и Дан автоматически погладил, далеко не сразу сообразив, что под пальцами вовсе не мягкая собачья шерсть. Он гладил крокодилью морду сторожевого дракона. Морда закатывала красноватые глаза и шумно дышала. Толпа наоборот затаила дыхание. Дан юркнул внутрь лавки, игнорируя обиженный свист. Подарок Дане он выбирал обстоятельно, мощно, но холодно, без азарта, торговался, снискал уважение и бесплатное приложение: красивую коробочку, в которую упаковали брошку в виде эмалевого трилистника с сверкающим, прямо как алмаз, камнем посередке. Дан заплатил корону и две сотки и осторожно выглянул. Толпы не было: рассосалась не без помощи стражи. Дракон засвистел, натянул поводок и с неумолимостью парового катка затопотал к Дану, без напряга волоча за собой обоих стражников.

– Я не виноват, – жалобно сказал Дан. – Я не знал, что их нельзя гладить.

Совершенно по-собачьи дракон подбросил носом Данову руку и засвистел. Стражник почесал пышнющие усы.

– Не то чтоб нельзя, – пробасил он, – вот не видал никогда. Он, тварюка, и кормящую руку цапнуть может, а тут гляди ж ты – ластится, ровно кошка. Это не ты на нем верхом катался?

Дан повесил голову. Дракон зато задрал свою и лизнул его в нос слегка раздвоенным языком.

– Мама, – проинформировал второй стражник и только потом изумленно выкатил глаза. Кое-как отделавшись от троицы, Дан направился к Стамисам. Нога не болела. Совсем. Чем же намазал рану кровосос Гай? А швы надо снимать. Завтра. Или сегодня? В голове путалось. Дан исследовал запястья, даже браслет сдвинул – нет, следов укуса не обнаружилось.

Даны не было – ушла на рынок, а Мун был выходной и требовательно заявил, что хочет поговорить. Дан честно рассказал обо всем. Даже о подарке. Можно?

Мун присвистнул.

– Две короны отдал?

– Одну и две сотки.

– Удачно сторговался. Дорогая штучка. Тебе нравится Данка?

– Нравится.

– Ну дари. Девка она решительная. А насчет всего прочего… Гласса я б за милю обходил, темный он человек. Вампиры… ну и вампиры. Жена моя, Гама, прости меня бог, дура фанатичная была, так что я не скорблю. Твой приятель правду рассказал. Так и было. Люди начали. Гама вдохновила. Считала, что мир только для человека. Знаешь, из тех, что на русалок сети ставят, с вервольфов шкуры снимают, эльфов жгут. Ладно, хоть дети не в нее уродились. А Данка молодая, пылкая. Не обращай внимания.

– А дракон?

– Не слыхал о таком. Не знаю. Вижу, что ты не такой простой парень, каким хочешь казаться. Брось, не красней. Правильно. И с вампиром – правильно. То есть вроде бы унизительно, что кто-то из тебя, как из штофа, отпивает помаленьку, да ведь и вправду безвредно. И жить без свежей крови они не могут. Пусть лучше он глоток сделает, чем озвереет и всего высосет.

– Многие думают так, как ты?

– Многие вообще не думают, – усмехнулся Мун. – А уж так – и подавно. Как же, человек – венец творения. А почему венец? А потому, что нас больше. И все тут. Ладно, у нас еще тихо, а в больших городах, говорят, истребители вампиров появились. Ходят по ночам и потихоньку, по одному их и режут. Плохо это кончится. Вампиры почему-то не любят, когда их режут.

– Наверное, тоже считают себя венцом творения, – вздохнул Дан. И тут скины разгулялись, вместо таджиков да заезжих негров режут вампиров. Надо Гаю сказать. Не зря же Мун об этом помянул. Мун – регистратор у главных ворот.