Ярмарка состоялась в удивительно погожий свежий денек. Снимать плащ не хотелось, но если он распахивался при ходьбе, холод не пробирал до костей. Нормальная поздняя осень. Господи боже, какая осень, ведь на дворе начало декабря… кажется. Календаря и часов не было, а дни Лена не считала. Полгода! Уже полгода в новом мире… Или еще полгода – и ощущение, что вся жизнь должна была пройти здесь, а Новосибирск, телевизор, институт, метро, компьютер и лучшие от Парижа до Находки колготки «Омса» – просто совершенное недоразумение, ошибка, непонятная прихоть судьбы.

Шла оживленная торговля, местами – обыкновенный натуральный обмен. Лена видела, например, как одна эльфийка обменяла свой браслет на огромный воз крупной морковки, а крестьянка, толстенная тетища неопределенного возраста, еще добавила в придачу бочонок меда килограммов на десять. «Продешевила Магин, – прокомментировал таскавшийся за ними Милит, – браслет эльфийской работы стоит дороже овощей». – «А детей зимой она браслетом кормить станет?» – поинтересовался Маркус.

Возле телеги, с горой нагруженной яблоками, Лена невольно притормозила. Запах стоял одурительный. Не признав в ней Странницу, крестьянин начал нахваливать свой товар, клялся, что все яблочки отборные, что сохранятся до весны, что крепкие да сладкие, а ежели вдруг гнить начнут, то он зараз всю плату вернет… В итоге Милит поменял эту телегу на амулет, отпугивающий вредителей. «Где взял?» – поинтересовался Маркус. «Кайл сделал несколько штук. В Трехмирье наши амулеты были очень популярны среди людей, – отозвался Милит, – а яблоки и правда неплохие и до весны долежат». – «Не долежат, – авторитетно заявил шут, – их съедят раньше».

Лена присмотрелась. Люди и правда охотно меняли свои товары на амулеты. Милит объяснил, что хороший маг за день-другой может создать отличный амулет, действующий лет десять, а у Кайла это хорошо получается, он сделал несколько штук для Милита и Арианы – ну что делать, нет у них золота, золотом семьи распоряжается Владыка, а он знает, что нужнее эльфам сейчас. Но яблоки тоже не лишние.

Яблоки были до того вкусные, что Лена слопала аж две штуки. Они были огромные, красные, сияющие и сочные. Дома такие не росли.

Между рядами возов кроме покупателей ходили и эльфы-полицейские, на корню гасившие ссоры: если возникала перепалка, они останавливали своих, но никогда – людей. Правда, если торговец был груб или высокомерен, к нему просто больше никто не подходил, потому грубых и высокомерных становилось все меньше и меньше: то, что предлагали эльфы, людям было нужно не меньше, чем то, что предлагали люди, – эльфам.

– Никогда такого не видел, – признался Милит. – Не скажу, что на лицах людей написана нежная любовь к эльфам, но ненависть тоже не написана. Может, и правда есть у нас возможность жить рядом, а люди?

– У нас с тобой – вряд ли, – пробормотал шут. Милит засмеялся. Весело им. Ведут себя как молодые петухи. Лена демонстративно взяла шута под руку и, конечно, наткнулась взглядом на советника. Что его так беспокоит облико морале Светлой?

Весь день они провели на воздухе, и только когда начало темнеть, Лена и шут вернулись в дом, а Маркус с Карисом остались с какой-то веселой компанией. Двери в комнаты советника были плотно закрыты, а вот в комнате мужчин сидела женщина средних лет, довольно полная, похожая на учительницу младших классов. Шут замер. Увидев их, женщина приветливо улыбнулась:

– Ваш сосед позволил мне обождать здесь. На улице все же холодновато. Ну, здравствуй, сестра. Здравствуй и ты, полукровка.

На ней было черное платье – точно такое же, какое висело на крючке в комнатке Лены. Она надела сегодня серое шерстяное платье, чтобы поменьше узнавали на ярмарке. Это была Странница. Лена немножко растерялась. Она совершенно не знала, что делать.

– Здравствуй, Светлая, – неохотно произнес шут. Спохватившись, Лена тоже поздоровалась.

– Ты не приготовишь нам чаю, полукровка? – попросила женщина. – Здесь есть и вода и травы, но я не решилась хозяйничать.

Шут кивнул, снял с огня чайник и занялся священным ритуалом заваривания: почему-то здесь травы засыпали в кипяток поочередно. Правда, получалось вкусно. Лена сбросила плащ и села напротив Странницы. Та снова улыбнулась.

– Я рада тебя видеть, сестра. Ты ведь сделала первый шаг на Пути, да? Как тебя здесь зовут?

– Делиена.

Только не Лена. Лена – это для шута.

– А твое истинное имя тоже означает «свет»?

– Да. Говорят, это обычное дело.

– Верно. Мне это до сих пор кажется удивительным. Мне хотелось бы с тобой поговорить. Полукровка, ты позволишь мне поговорить с сестрой наедине?

– Нет, – коротко откликнулся шут. Странница явно не ожидала такого ответа, да и Лена, признаться, тоже.

– Он решает за тебя? – удивилась Странница.

– Ты меня спросила, Светлая, – сухо сказал шут, – а не ее, и ответил тебе я, а не она.

– Вот как… Хорошо. Сестра, я бы хотела поговорить с тобой наедине.

– Нет, – почему-то ответила Лена, – у меня нет секретов от него… сестра.

– Он твой мужчина?

– Да. А разве нельзя?

Она засмеялась.

– Ну что ты, почему же нельзя? Можно и даже нужно! Мы живые женщины, нам тоже хочется мужского внимания и мужской любви. Только стоит помнить, сестра: мы не нравимся мужчинам и не вызываем в них желания, зато пользуются они нами с удовольствием.

Шут окаменел. Лицо стало совершенно неподвижным. Он с трудом проговорил:

– Вам действительно лучше поговорить наедине, – и быстро вышел, Лена не успела его остановить и только растерянно посмотрела вслед.

– Не переживай, сестра, он обязательно вернется, – улыбнулась Странница. – Ты вправе выбрать себе любого мужчину, и поверь мне, ни один никогда не откажет. Ты сделала хороший выбор: он молод, симпатичен и силен.

– Почему ты считаешь, что он мной пользуется? – агрессивно спросила Лена.

– Потому что ты старше его, ты некрасива, хотя и довольно мила… впрочем, как и все мы. Но ты даешь ему жизненную силу, которой ему хватит на много лет. Даже полукровка не откажется прожить на двадцать лет дольше. Ты ничего о себе не знаешь, сестра. А люди не скажут, даже если и знают.

– Скажи ты.

– Для этого я и пришла. Ты по незнанию совершила очень серьезную ошибку. Нет, я не имею в виду полукровку, успокойся. Ты нарушила Равновесие. Ты привела в мир Владыку эльфов, и мне даже представлять не хочется, к какой катастрофе это может привести. Не надо пугаться. Все мы делаем ошибки, особенно поначалу. Очень трудно научиться не вмешиваться в естественный ход вещей. Всегда хочется кому-то помочь, а кого-то покарать. Ты научишься. У тебя еще все впереди.

Тетка прямо лучилась доброжелательностью, и что самое страшное, вызывала в Лене доверие. Она чувствовала явное родство с этой заурядной толстушкой, а уж о Равновесии и сама не раз думала.

– Для чего же мы приходим в мир, если не имеем права вмешиваться?

– Почему же не имеем? Мы имеем все права. Не стоит вмешиваться – вот и все. Вмешательство может привести к тому, что в следующий раз, когда ты придешь в этот мир, он изменится до неузнаваемости. Возможно, в нем не останется людей.

– Как в Трехмирье не осталось эльфов, – сердито сказала Лена. – Тоже нельзя вмешиваться?

– Можно. Ты можешь делать все, что считаешь необходимым. Больше того: ты можешь сделать. Ты можешь изменить мир. Причем очень просто: дав свою силу человеку, который готов мир изменить. Или эльфу.

– Ну знаешь, если ты о Владыке, у меня просто не было выбора.

– Был. Ты могла отказать ему.

– И эльфы убили бы моих друзей.

– Но сохранилось бы Равновесие.

Лена встала, походила по комнате, зло пнула свернутую постель.

– Для чего мы приходим в мир? Чтобы ничего не делать? Чтобы ходить и благостно улыбаться всем и никому, позволяя разбойникам убивать детей, а людям – жестоко казнить эльфов за неправильную форму ушей?

– История жестока. Сколько цивилизаций исчезло без следа? Вспомни школьный курс истории. Ты ведь образованная женщина из развитого мира, как и все мы. Не знала? Нам нет места в наших мирах. У вас развита техника, наука, вы плаваете под водой и летаете в воздухе. Но нет магии. Только не спрашивай меня, что такое магия, я понятия не имею. Когда меня выбросило в мир магии, я растерялась, как и ты, несколько раз пыталась вернуться, а потом вдруг подумала: а зачем? Что меня держит? Детей у меня нет, мужа нет, подруги погорюют да перестанут…

– У меня родители…

– Это жизнь, сестра. Ты ведь не хочешь возвращаться к ним. И не возвращайся. И поверь: они утешатся легче, чем ты думаешь. Такова уж наша особенность: нас легко забывают даже самые, казалось бы, родные люди. Моя родная сестра не вспоминала обо мне через полгода. Словно меня никогда и не было. Знаешь, как мне было обидно поначалу… А потом я увидела, как радуются люди моему появлению – люди, эльфы, гномы.

– А также хоббиты и орки, – буркнула Лена.

– Таких не видела. Но и они бы радовались. Понимаешь, наши слова, наши чувства имеют силу реальности. Ты сгоряча пожелала фермеру, чтоб у него корова сдохла, – и корова непременно сдохнет. Ты пожелала ему хорошего урожая – и у него обязательно будет хороший урожай. Только если твое пожелание искренне. Любое, независимо от того, добра или зла ты желаешь.

– Проклятие Светлой?

– Это страшная сила. Действительно, страшная. Это может повлечь стихийное бедствие невиданной мощи, или моровую болезнь, или опустошительную войну. Хотя бы техногенных катастроф здесь не бывает.

– Трехмирье случайно не Светлая прокляла?

– Я не знаю. А оно проклято? Может быть, и одна из наших сестер.

– А как же Равновесие? – съязвила Лена. Странница разлила чай по кружкам и грустно вдохнула.

– Мы уходим из мира и возвращаемся в него. Мы видим, что происходит в течение лет, десятилетий, столетий. И видим, что нарушается Равновесие. Может быть, так было и с Трехмирьем.

– Там не осталось ни одного эльфа, – сообщила Лена. – Чисто антропогенная катастрофа, ты не находишь?

– А до этого там не осталось ни одного гнома, и это тоже антропогенная катастрофа, – согласилась Странница, – и люди там подвержены массовому безумию. Может быть, именно это и стало причиной проклятия.

– А почему бы не благословить мир, в котором что-то идет не так, как должно? Потому что проклясть – легче? Потому что ненависть ярче любви?

Странница отпила из кружки и одобрительно кивнула.

– Увы. Мы не боги, мы всего лишь обыкновенные женщины. Ключевое слово – обыкновенные. Понимаешь? Мы смотрим на мир, так сказать, усредненно. С точки зрения мирного обывателя, которого, как ты сама понимаешь, свои удобства волнуют куда больше, чем большая политика, макроэкономика или достижения генетики. Для него война в другом конце света – всего лишь яркая картинка в газете. Нет, он искренне посочувствует жертвам, ужаснется разрушениям…

– И переключится на футбол, – уныло продолжила Лена. – Я и сама такая.

– И я. И все мы. Но ты уж пойми: мир и создан для таких, как мы, – для обыкновенных и ничем не выдающихся людей. Для тех, кто отчаянно торгуется за лишний мешок репы, для тех, кто вырастил эту репу. Для твоего милого полукровки. Даже для того дурака, который впустил меня в дом и старается подслушивать под дверью. Он ничего не услышит, эльфы – прекрасные строители. Я вообще люблю эльфов. Ты слышала их менестрелей? Это ж чудо что такое! А какие они строят города – сказка. Ты еще не видела? Я тебе даже завидую: у тебя так много впереди! Но только представь себе: город словно естественное продолжение земли, светлый, легкий, кажется, что колонны нужны не для того, чтобы подпирать крыши, а чтобы не дать дому улететь. Какая чудная резьба…

– Тогда почему ты считаешь дурным то, что я спасла больше сорока тысяч эльфов?

Странница всплеснула руками:

– Да упаси меня высший разум! Разве я упрекнула тебя в том, что ты спасла эльфов? Да разве я в чем-то тебя вообще упрекнула? Каждая из нас строит свою жизнь так, как считает нужным. Ты вспомни, что я сказала. Твоя ошибка не в спасении этих чудесных созданий, а в том, что ты привела Владыку – эльфа, способного перевернуть мир.

– Ну так ты прокляни его, и Равновесие восстановится, – зло сказала Лена.

– Не вижу повода. Пойми, сестра, это был не упрек. Только совет. Никогда не принимай опрометчивых решений. Помни: у тебя впереди десятилетия, чтобы сделать выбор. Ты имеешь время, чтобы тщательно все обдумать.

– У меня – да. А у эльфов Трехмирья?

– Ты могла прийти к ним сама и предложить переселиться сюда. И никакой король или кто там здесь правит не посмел бы усомниться в правильности твоего решения. Но только самих эльфов. Строители, маги, ткачи и менестрели. Не Владыка. Ты знаешь, какую роль может играть в истории личность? А что такое Владыка для эльфов, даже вообразить себе трудно.

– То есть я должна была сказать Лиассу: приводи своих людей, а сам оставайся в Трехмирье и иди на крест?

– Должна? Ты никому ничего не должна. Но возможно, это был бы оптимальный вариант. Странница никогда не приходит в мир просто так. Всегда с определенной и близкой целью.

– А ты тоже?

– Да. И я сделала неправильный выбор. Как и ты.

– Хорошо. Давай я попробую порассуждать логически, хотя у меня это получается плохо.

– У нас у всех так, – улыбнулась Странница. – Потому мы и тратим так много времени на выбор и решение. Ты пей чай. Замечательный чай заварил твой полукровка.

Лена решительно отпила замечательного чая и продолжила:

– Владыка Лиасс признал Родага королем людей и эльфов. Как говорит Проводник, он никогда о таком не слыхал. Владыка дал клятву верности королю, причем истинную клятву, хотя я и не очень понимаю, что это такое. Он скрепил договор своей магией и своей кровью.

– Истинная клятва крайне серьезна. Ее почти невозможно нарушить. И Владыка будет ее соблюдать. Только для него всегда важнее всего будут интересы эльфов, и если ради этих интересов ему понадобится уничтожить людей, он это сделает. Не нарушив клятвы. Он ведь клялся в верности королю, но не короне. Король – человек, и через двадцать или пятьдесят лет он умрет, а у Владыки добавится одна мелкая морщинка. Да и то вряд ли. Что будет тогда, кто знает? Сами по себе эльфы всегда разрозненны. Они большие индивидуалисты. А человек – он общественный. Потому эльфов становится все меньше, а людей все больше. Но Владыка – единственный, кто способен объединить их и повести за собой. Ну, может быть, Лиассу это не понадобится, может быть, людям и эльфам удастся найти общий язык и мирно сосуществовать с людьми, подчиняясь законам короны. Я ведь говорю о ситуации, если король захочет изменить законы. Если появился дискриминация эльфов…

– Да стерпят они дискриминацию, если их за малейшую провинность не будут отправлять на эшафот.

– А если будут?

– Тогда пусть будут прокляты люди, которые на это способны!

– Как же ты молода… Завидую! Знаешь, правда, завидую. Сколько ты прожила до того, как сделала первый Шаг?

– Тридцать восемь. Из примерно семидесяти пяти.

– Нормально. Как и все мы. Я – сорок шесть из девяноста. Но здесь я уже так давно, что… Сама же понимаешь, молодость измеряется не годами, а отсутствием опыта. Не обижайся, что я сразу сказала тебе об отношении к нам мужчин. Это – по опыту, и не только моему. Ничего страшного, собственно, я тут и не вижу. Ну пусть пользуются, это объяснимо, тем более что они с нами особенно ласковы, особенно о нас заботятся… ну просто пылинки сдувают. И относятся к нам хорошо. Только не любят. Главное тут – помнить об этом и не особенно увлекаться. Полукровка очень милый, и он к тебе привязан, но ты же видела его реакцию. Он все правильно понял. У тебя здесь больше не было мужчин?

– Ну… если не считать Владыку.

– А почему его не считать? Он ведь не скрывал, что воспользовался тобой? Однако наверняка был очень нежен. Мы отдаем много силы во время любви. А уж сколько – в момент пика наслаждения! Вот они и стараются, чтобы нам было как можно лучше. Наша сила не становится меньше. Знаешь, у меня впечатление, что она неисчерпаема и уж точно не иссякнет, если мы будем отдаваться мужчинам. Только помни, что ему на самом деле нужна не ты, а Светлая. Вот и все. Когда все становится на свои места, жить намного легче… Ты привыкнешь.

Лена перевела разговор на другую тему, потому что эта ей категорически не нравилась. Ну совсем.

– А все эти страсти средневековые: слезы Светлой, кровь Светлой?

– Это серьезно. Старайся не плакать и не проливать кровь. Ты думаешь, у нас случайно нет месячных? Оно и хорошо: хлопот меньше.

– А как это – ходить?

– Только сила твоего желания. Ничего другого. Ты не пробовала еще? Я могу тебе показать, но ты и сама научишься без труда. Сначала стихийно, а потом ты уже точно будешь знать, куда хочешь попасть.

– Я пробовала.

– Ты про эльфа? Красивый жест, но напрасный. Не сердись. Но разве он сам уже не смирился с тем, что должен умереть? И тем самым уже умер.

Без стука открылась дверь и вошел Маркус, а следом за ним Лиасс. Оба поклонились.

– Светлая…

– Маркус, ты ли это? Приятная встреча, – обрадовалась Странница. – Владыка, рада познакомиться с тобой. Ты позволишь им присесть, сестра?

На лице Маркуса не было никакого почтения, и Лену это насторожило. Лиасс опустился на хлипкий стульчик, поблагодарил Лену за предложенный чай. Маркус постоял еще минуту, словно раздумывая, потом обошел стол и встал за спиной у Лены, положил руку ей на плечо и хмуро спросил:

– Что ты наговорила ей, Светлая?

– Не дипломат ты, Проводник, – сокрушенно покачал головой Лиасс. – Я думаю, не только о подлости мужчин, но и о том вреде, какой может принести мое присутствие в этом мире.

– Ты мудр, Владыка.

– Иначе я бы не был Владыкой. Аиллена, у меня есть к тебе просьба. Ну-ка, посмотри на меня, девочка. – Лена заглянула в теплую синеву. – Забудь все, что услышала. Выкинь из головы. Словно и не было.

Странница очень удивилась.

– Владыка?

– Прости меня, Светлая, за такую дерзость. Поверь, я ничуть не сомневаюсь в твоей мудрости и твоем опыте. Тем более я не сомневаюсь в твоей искренности и желании помочь Аиллене. Но это твоя мудрость и твой опыт. Пусть она накапливает свой.

– Ты назвал ее Аилленой?

– Как каждый эльф. Поверь и ты моей мудрости и моему опыту. Она – другая. Я говорю это тебе не как Владыка эльфов, а как сильнейший из магов.

– Ты уже не так силен, Владыка. Я понимаю твое желание…

– Светлая! – оборвал ее Маркус. – Оставь ее. Или во мне ты тоже подозреваешь желание получить силу, в которой я не нуждаюсь? Ты знаешь, что я Проводник и не нуждаюсь в продлении жизни? Я не маг, потому в усилении Дара тоже не нуждаюсь…

– Ты наконец нашел свою Странницу, Маркус, – тепло улыбнулась сестрица. Родство родством, но не нравилась она Лене. То есть не нравилось то, что она говорила. Потому что это могло быть правдой. Очень даже могло. А могло и не быть.

– Она не Странница, – отрезал Маркус. – Да, я поначалу так думал: нашел, теперь буду около нее, может, она научит меня чему-то, я а просто буду рядом – согласись, если ночуешь в чистом поле, лучше, когда дрова для костра и дичь для ужина приносит мужчина. Но она – не ты. Не такая.

– Она просто очень молода. Это ее первый Путь, Маркус. Успокойся, я верю в чистоту твоих помыслов.

– Да? – хохотнул Маркус. – А напрасно, между прочим. Она мне нравится именно как женщина, и я бы точно от нее не отказался, так что ты насчет чистоты промахнулась.

– Нет, дорогой мой. Она нравится тебе как Странница, которая оказалась рядом с тобой и в какой-то момент может оказаться в твоей постели. Я верю, что ты будешь счастлив и сделаешь все, чтобы сделать счастливой ее. Но это именно так.

– Странно, – задумчиво проговорил Лиасс. – Я думал, что Светлым присуща доброжелательность. Что Светлые не ищут двойного смысла в самых простых вещах. Я воспользовался Аилленой и признаю, что никаких угрызений совести не испытываю. Но почему ты приписываешь свойства Владыки всякому мужчине?

– Потому что она не особенно молода и не особенно хороша собой.

– А я резвый юноша и неописуемый красавчик? – удивился Маркус. – Грязная ты какая-то, хоть и Светлая. Я раньше над этим не задумывался, пока вот в ней не познакомился. Нет, она полукровке тоже не верит: дескать, и молодой, и симпатичный, и обаятельный…

– Остановись, человек, – укорил Лиасс, – со Светлой разговариваешь. Извинись. Ну?

Маркус неохотно встал на одно колено:

– Прости мне мою грубость, Светлая.

– Конечно, прощаю, Маркус. Ты ведь искренен. Хотя и ошибаешься. И если тебе так хочется защитить мою сестру, сядь возле нее. Не маячь.

Маркус послушался и под столом положил руку Лене на колено. Без всякого сексуального подтекста. Лена положила свою сверху. Лиасс являл просто чудеса дипломатии.

– Ты позволишь мне продолжить, Светлая? Ты во многом права. Появление Владыки в одном мире может нарушить Равновесие…

– А исчезновение в другом? – некультурно перебил Маркус. – Не может?

– Может, – согласилась Странница. – Продолжай, Владыка Лиасс.

– И речь не обо мне. Если она потребует, я покину этот мир. Если понадобится, я покину… любой мир. Я прожил достаточно долго, чтобы эта мысль меня пугала. Ты, Светлая, была осознанно жестока, и не с полукровкой, а с Аилленой. Мужчины очень часто всего лишь пользуются женщинами, просто чтобы получить удовольствие, чтобы расслабиться. Ты думаешь, я помню имена всех женщин, с которыми ложился в постель? Или Проводник? Или какой-то другой мужчина, если он не урод и прожил достаточно долго? А нередко мы пользуемся женщиной, чтобы всегда иметь чистую рубашку и горячий обед и возможность без долгих предисловий просто опрокинуть ее на спину в любое время, не особенно интересуясь, есть ли у нее настроение для любви. Обычной женщиной. Собственной женой. А женщины точно так же используют мужчин – чтобы кто-то защитил от диких зверей, построил дом, принес дрова и наловил рыбы на ужин. Или чтобы получить красивые серьги или новое платье. Чтобы пройтись рядом с мужчиной и вызвать зависть своих подружек – вот какой у меня муж. Мир на этом стоит, Светлая. Но случается так, что двое находят друг друга – и оказывается, что это правильно, что так и должно быть.

– Только среди этих двоих никогда не бывает Странницы, – грустно улыбнулась женщина. Лиасс поправил:

– Никогда раньше не бывало Странницы. Вы настолько недоверчивы, что и представить себе не можете, будто мужчина может пожелать просто вас, а не вашей силы. Мне нужна была сила, но полукровке нужна именно Аиллена. Не ты, хотя ты тоже можешь давать силу. Не другая Странница. Не какая-то эльфийка.

– Как ты можешь это знать, Владыка?

Лиасс засмеялся.

– Я маг, Светлая. Я понимаю, что ты не доверяешь мне, но ты можешь спросить любого достаточно сильного мага, будь то эльф или человек. Маги видят то, что, увы, не можете видеть вы, ваша магия совсем иная.

– О чем ты, Владыка? Я действительно не могу понять, к чему ты клонишь.

– Клоню? Не вноси недоверие в душу Аиллены. Она еще неопытна и достаточно наивна, но чиста душой и отзывчива. Пока она не способна оставить умирать, если может спасти. Со временем это пройдет. Но дай ей это время.

– Я лишь хочу, чтобы она не наделала ошибок, которых можно избежать.

– Пусть наделает. Но это будут ее ошибки.

– А мне сказать можно? – осведомилась Лена.

– Лучше помолчи пока, – посоветовал Маркус. – Владыка дело говорит.

– Но он обо мне вообще-то говорит. Я не имею права голоса?

– Сестра, ты имеешь больше прав, чем любой из них. Разве не так, Владыка?

– Истинно так, – подтвердил Лиасс. – Говори, Аиллена.

– Знаешь, сестра, – сказала Лена с удовольствием, – иди ты к черту со своим рационализмом, всеми правами и великими возможностями. Я не хочу оставлять умирать, если могу помочь. Я не хочу наблюдать десятилетиями за гибелью целого народа, потому что цивилизации, видишь ли, исчезают бесследно. Маркус, в тот день, когда я этого захочу, зарежь меня, пожалуйста. Или сверни мне шею.

Маркус благоразумно промолчал. Лицо Лиасса было обыкновенным, не сказать – непроницаемым, не сказать – бесстрастным, но очень спокойным и понимающим. Словно он всего этого ждал.

– Ты горячишься, сестра. Ничего, это нормально. Так скажи, Владыка, что такого особенного увидел ты, чего не можем видеть мы?

– Ауру.

– Моей сестры?

– И твою. И других Светлых.

– И что? Ты можешь мне сказать? Очень интересно. Никто никогда не видел моей ауры.

– Конечно, могу, – улыбнулся Лиасс. – У тебя хорошая аура. Светлая. Может, вас именно поэтому Светлыми и называют. И у остальных тоже. Твоя розовато-серая.

– А что это означает?

В ее карих глазах светилось детское любопытство. «Ходят, смотрят, вопросы задают…»

– Умеренность, уравновешенность, стремление к упорядоченности. Еще, как мне кажется, ты любишь маленьких детей, особенно девочек.

– Да, когда-то я мечтала о дочке. И у остальных Странниц тоже такие?

– В общем – разные. Розовые реже. Обычно цвета последних фиалок или речной воды. Светлые и прозрачные. Это тоже хорошие ауры. Потом поспрашивай других магов.

Маркус усмехнулся как-то зловеще, и Лиасс строго на него посмотрел, а Лена ущипнула за руку, так и лежавшую на ее колене, и Проводник немедленно опустил глаза.

– А у нее – другая?

– У нее – другая, – кивнул Лиасс. – У нее – яркая. Спроси у кого-нибудь другого, что это означает. Но я снова не об этом. У нее и у полукровки одна аура. Это бывает только при искренности чувств. Он – не пользуется. Он – любит. Ты в основном права: мужчины обращают внимание на красивых, на ярких, стройных и юных. Я и сам такой, признаю честно: если бы не великая нужда, я вряд ли захотел бы лечь с ней. Но бывает и иначе. У тебя не было, вот ты и не веришь, что может быть у нее.

– Или хочешь, чтобы у нее тоже не было, – дерзко бросил Маркус. – Ты парня с ума свела, Светлая. Ты посеяла сомнение там, где нельзя… Понимаешь, Странница, нельзя перевязывать рану грязными руками. Да сиди, Делиена, за ним Карис присмотрит, в случае чего эльфов позовет, никуда он не денется.

– Если он уйдет, – отчетливо произнесла Лена, – ей-богу, я тебя прокляну, сестричка. Со всей искренностью.

Странница растерялась. Она никак не могла взять в толк, почему ее не понимают. Она ведь хотела только добра. Хотела, чтобы все было как надо. Как ей надо. Черт возьми, неужели долгая жизнь в атмосфере массового поклонения приучает к мысли о собственной непогрешимости?

– Уходила бы ты, Светлая, – проворчал Маркус. – Клянусь ветром, так лучше будет. Ты странствуй себе, наблюдай, а ей дай жить так, как ей хочется.

– Чтобы Владыка направлял ее жизнь? Или ты, Маркус?

– Ты знаешь меня, – взвился он, – насквозь видишь. Как я могу направлять ее? Да чем хочешь поклянусь… – Он вдруг резко выбросил руку, полоснул себя кинжалом по запястью (Лена ойкнула) и со страстью выкрикнул: – Пусть будет проклята кровь моя навек, если я лгу!

Капли крови, темные, густые, закапали на стол и, не долетая до поверхности, исчезали в воздухе. Лена здорово испугалась. Лиасс покачал головой.

– Ты способна не поверить и клятве крови, Светлая? Принятой клятве?

– Ты тоже дашь такую клятву, Владыка?

– Я? Нет, разумеется. Да, я буду направлять ее жизнь, если в этом возникнет необходимость. Я буду вмешиваться в ее жизнь, если возникнет необходимость в моем вмешательстве.

– И как ты будешь решать, когда возникает необходимость?

– А как решаешь ты? – усмехнулся эльф. – Я живу не меньше, чем ты, а опыт имею намного больший, потому что я знаю любовь, ненависть, жизнь и смерть. Я любил, Светлая, и был любим, ненавидел и был ненавидим, я убивал и умирал. Я наделен Даром. Я Владыка эльфов и могу влиять на историю. Почему ты считаешь, что у тебя есть право решать, а у меня нет, Светлая? Почему ты можешь направлять ее жизнь, а я нет?

– Потому что она – Светлая, Владыка! Как и я!

– Ну и что? Проводник, пожалуйста, объясни послу, что даже моему терпению может прийти конец. Нехорошо в его возрасте пытаться подслушивать.

Маркус, несколько ошарашенно следивший за тающими каплями, послушно встал и распахнул дверь. Советник не удержал равновесия и свалился в комнату.

– Фу, как некрасиво. – поморщилась Странница. – Шел бы ты к себе, посол, да ложился спать. Не твоего ума это дело.

– Я должен знать, что происходит в моем доме!

– Мы можем перейти в мою палатку, – пожал плечами Лиасс, – но там намного холоднее. Разве ты хочешь, посол, чтобы Светлые страдали от холода? Если Аиллена захочет, она расскажет тебе, о чем мы говорим.

– Перебьется, – бросила Лена. – Маркус, пусть он уйдет отсюда.

Посол торопливо попятился, припомнив тяжесть Маркусова кулака, и захлопнул дверь. Что с шутом? Господи, что с шутом?

Лиасс обошел стол и успокаивающе положил руки ей на плечи.

– Аиллена, все в порядке. Все будет хорошо. Никому не верь – ни ей, ни мне. Верь только себе и своим ощущениям.

– Некрасиво себя ведешь, Владыка, – заметила Странница.

– Некрасиво? В чем? В том, что стараюсь не дать ей расплакаться? Ты разве не видишь: она на пределе? Проводник, привел бы ты полукровку.

– Не стоит. Он не в себе. – мрачно сказал Маркус. – Может не удержаться. Ушла бы ты, Светлая. Не вноси смуту. Пусть она сама разбирается, кто ей пользуется, а кто ее любит, что она зря сделала, а что не зря.

– Ты тоже прогоняешь меня, Владыка Лиасс?

– Нет. Он тоже тебя не прогоняет. Он просит. А я даже и не прошу. Решай сама. Только вот смущать Аиллену не нужно. Если ты будешь продолжать, я просто погружу ее в сон – и все.

– На нас не действует магия.

– Действует, Светлая. Если с любовью – действует. А враждебная – нет. Прости за нескромный вопрос, ты не была в постели с магом? Рекомендую. На тебя обязательно подействует магия, и тебе понравится. Тем более что ты отдаешь себе отчет в том, что тобой пользуются.

– Сестра, ты задума…

Больше Лена ничего не слышала. Ей так захотелось спать, что она начала падать со стула, и последнее, что она почувствовала, это сильные руки Лиасса, подхватывающие ее.