Шли они уже несколько дней. Не прячась, но и избегая больших дорог. Мужчины честно пытались заработать, но стоило крестьянам увидеть Лену, они немедленно начинали тащить ей разнообразную еду, молоко и даже что-то вроде бражки – сладкий хмельной напиток, который очень понравился мужчинам. Не возникало и проблем с ночевкой – Лену устраивали с полным комфортом, мужчины без проблем высыпались где-нибудь на сеновале. Для них топили бани – ну совершенно такие же, как было у половины знакомых дачевладельцев, обязательно приносили попробовать что-нибудь нового урожая и с трепетом ждали ее реакции.

Но, как ни странно, ночевать под открытым небом ей нравилось больше. Наверное, просто потому, что она не оставалась одна. Плохо было, когда на несколько дней зарядили дожди, и даже замечательный эльфийский плащ промок и стал тяжеленным, как тулуп. Как назло, ни одной деревни не попадалось, ночевать приходилось в наспех сооруженных шалашах. Дождь в них почти не проникал, но одежда все равно была мокрой, Лена отчаянно мерзла. Поэтому когда тучи наконец разошлись и солнце быстро высушило траву, они устроили грандиозный привал, отмылись в озерце, развесили по кустам одежду, развели костерок, а Маркус взял лук шута и в одних трусах отправился охотиться.

– Лена, – сказал шут, – ты сними платье, пусть просохнет.

Лене стало грустно. И обидно. Все это время шут к ней не притрагивался, и она по старой привычке по всем винить себя думала, что он все-таки не может забыть красавца-эльфа. Что бы он ни декларировал, мужчины – собственники… А она сдуру сама призналась, что было хорошо. И вот результат: сними платье, только чтоб просохло. А и в самом деле…

Шут покачал головой и начал расстегивать мелкие пуговки. Его холодные пальцы сильно дрожали

– Замерз? – невольно спросила Лена.

– Замерз? Нет, – усмехнулся он. – Думаешь, мне так легко каждый день видеть тебя и не иметь возможности прикоснуться? Ты простишь меня? Ну хоть когда-нибудь?

– Так, – сказала Лена, отстраняя его руку. – Давай подробнее. Я думала, мы уже с этим разобрались, кто кого и за что прощает. И что… тебе мешает? Эльф?

Он опустил глаза.

– Эльф. Я знаю, что такое магия... в этом случае. По себе помню. А у женщин это… ну, куда сильнее. Я понимаю, что я после…

Вообще-то Лена никогда не имела привычки драться, но шут получил такую полновесную затрещину, что у нее заболела ладонь. Он сидел перед ней на корточках и не удержал равновесия, смешно свалился на бок, недоуменно помотал головой. Лена отвернулась. Ну и черт с ним. Без океана она вполне бы обошлась, но так спокойно было чувствовать его руку на талии, так умиротворяли легкие, почти неуловимые прикосновения губ к волосам. Жаль. Впрочем, на что могла рассчитывать тетка в ее возрасте, да еще и не особо симпатичная. Конечно, шут не был писаным красавцем, особенно если сравнивать его с эльфами: лицо у него было слишком худое и бледное, нос длинноват, носогубные складки резковаты для его возраста, но мужчине красивым быть и не надо. А женщине – надо. Тогда мужчины не ищут дурацких оправданий, не списывают ничего на магию и…

Шут осторожно прикоснулся к ее шее губами. Лена сунула назад локтем, как тогда, на площади, чтоб Маркус заткнулся, и тоже попала. Шут крякнул, но вместо того чтобы отстать, просто опрокинул ее на спину и прижал руки к земле.

– Не дерись, – предупредил он, – я лучше подготовлен.

Крапинки в глазах посветлели и заискрились.

– Отстань!

– Ну уж нет…

Он легко переместился, не отпуская ее рук, легонько поцеловал в нос.

– Лена, я дурак. Самый настоящий. Ну прости, а? Я привык мерить по себе, а ты совсем другая. Я… Лена, я просто боюсь, что ты будешь сравнивать меня с эльфом.

– Буду! – злорадно пообещала Лена, но он не поверил, засмеялся счастливо, начал ее целовать, не забывая расстегивать пуговки на платье. А потом их унес океан. И ни с каким эльфом сравнивать она не собиралась. Потому что это было ни с чем не сравнимо.

С трудом открыв глаза, Лена увидела над собой лицо шута – близко-близко, а позади сияло солнце и получалось, что вокруг его встрепанной головы – сияющий нимб.

– Иначе, – прошептал он. – В этот раз – иначе… хотя я все равно ничего не помню. Мы здесь были или нет? Или я просто с ума схожу? Почему я ничего не помню? Но знаю, что… что… словом, я точно знаю, что хочу повторить!

– Маркус сейчас вернется, – пробормотала Лена. – Успеешь еще.

Ох как нравились ей его легкие прикосновения… вроде и не целует. Словно ветер задевает разгоряченную кожу. И странное-странное чувство…

А ведь все, наверное, просто. Впервые шут снял с нее платье, впервые был полностью раздет сам. Их тела соприкасались. Чем больше площадь соприкосновения, тем больше силы она дает, но никто не может взять больше, чем способен вместить – так, может быть, он возвращает силу, а она снова отдает, и этот вихрь и оказывается океаном?

Издалека донеслась песня, которую старательно горланил Проводник. Шут сморщился.

– Не вовремя…

– Ты лучше ему спасибо скажи.

– Скажу, – пообещал он, отстраняясь. – Ну вот, а платье не просушили… Погоди. Я тебе сейчас свою рубашку дам, она уже сухая. Солнце жаркое, и платья твои высохнут. Наденешь потом зеленое, а?

– А ты Маркуса прямо так встречать собрался?

Шут хмыкнул и молниеносно впрыгнул в трусы. Лена торопливо натянула белье, надела сверху тонкую рубашку. Шут покачал головой:

– Да, бедный Маркус… Ты знаешь, что у тебя красивые ноги?

Его голова опять закрывала солнце, и опять сиял нимб. Лене внезапно стало холодно и страшно.

– Не стой там, – попросила она, и шут сел напротив. Синяки на лице прошли, царапина на шее исчезла, а следов казни не осталось вовсе. Гладкая теплая кожа.

– Откуда у тебя ожог? – удивилась Лена.

– От амулета, – поморщился шут. – В эльфийском лагере был очень сильный маг… может, даже не один. Амулет реагирует на магию. Светится и сильно нагревается. В какой-то момент… я чуть не заорал, так больно стало. Перед тем как мы тебя увидели. Видно, кто-то применил Высшую магию.

В это время Лена видела казнь юного эльфа. Магия это была или боль отца?

Появился Маркус. Выглядел он смешно: в трусах, сапогах, с луком за плечами и парой крупных куроподобных птиц в руке. Шут заметно оживился.

– О, это вкусно!

– Пока нет, – отрезвил его Маркус. – Ощипи-ка для начала!

– Может, я? – предложила Лена. Маркус фыркнул:

– Позволь усомниться в том, что ты можешь ощипать и выпотрошить птицу. Нет уж, сиди. Пусть этот отрабатывает свой кусочек.

– Непременно отработаю! Лена, это такая вкуснятина… Сколько стрел потратил?

– Две. И обе вернул. Я не самый лучший в мире лучник, но с десяти шагов попасть во влюбленную парочку могу.

Шут расхохотался.

– Да их можно было голыми руками брать!

– Лук хотел проверить, – объяснил Маркус. – Я, честно говоря, предпочитаю арбалеты.

– У арбалета точность не такая, – покачал головой шут, резко ощипывая птицу. – И бьет не дальше длинного эльфийского лука. Я даже с этим точнее выстрелю на двести шагов.

Лена поджала ноги, чтоб не смущать Маркуса. Он давненько обходится без женщины, да еще их деликатно оставляет… Она потянулась и поцеловала его в щеку. Маркус заворчал, как старый пес, которого хозяин разбудил чесанием уха. Шут снова засмеялся.

– Ну и ладно, – улыбнулся Маркус. – Помирились, я вижу.

– А хотелось бы мне знать, почему ты так озабочен нашими отношениями? – выдергивая длинное перо из птичьей гузки и втыкая его себе в волосы, спросил шут. Маркус пожал плечами и сделал вид, что чрезвычайно озабочен проверкой высыхания штанов. Шут ткнул его длинной ногой в бок. – Не увиливай от ответа. Если мне хочется что-то знать, я могу потратить на выяснение много времени. Очень много времени. Лучше уж сразу скажи.

– Сказал бы, если б знал. Вижу, что вы не такие, как обычные влюбленные парочки. Даже не уверен, что влюбленные. Связывает вас что-то, и крепко. Я ведь чуток вижу… ну, ауры, например, если кто-то сильные чувства испытывает – гнев, ярость… А вы… знаете, ребятки, когда вы рядом сидите, тоже вижу. Только она у вас одна на двоих. Когда порознь – нет, а когда вместе – есть. Я не знаю, что это значит, не обучался. И не видел раньше, хоть и живу немало. Особенные вы.

– Лена – точно, – кивнул шут, – А я обыкновенный парень. Честно. Если бы во мне что-то было, Верховные маги заметили бы. Карис бы увидел, он умеет немножко просматривать будущее, а уж мое он не мог не посмотреть, мы все ж приятели.

– А почему тебя так хотел убить Крон?

– Ты б тоже захотел, – усмехнулся шут, – если б я тебя несколько раз на посмешище выставлял и в лужу усаживал с громким плюхом. Что может шут – только смеяться. Вот я и отводил душу.

– У нас шут – тот, кто должен веселить, – вздохнула Лена. – А правду говорить – это так, побочный эффект.

– У нас тоже, – удивился шут. – Думаешь, я веселить не умею? Я и потешные истории знаю, и насмешить могу, и колесом пройтись…

– Ну-ка! – оживился Маркус. – Давай-ка колесом.

Шут бросил в него недоощипанную птицу и лихо, как олимпийский чемпион по гимнастике, прошелся колесом, сначала плавно, потом прыжками на руки на ноги и закончил потрясным сальто, Лене даже померещилось, что двойным. Возвращался он на руках, смешно дрыгая длинными тонкими ногами. Подойдя, он свернулся в двойной морской узел, выглянул из-под левой ноги и сообщил:

– Я и жонглировать умею. И акробатом могу, как видишь. С фокусами хуже, только мелкие всякие, которые без магии. А если начну истории рассказывать – животы со смеху заболят.

– Не знал бы, что ты шут, сроду б не поверил, – покачал головой Маркус, хлопая его по заду. Шут развинтится в нормальную позу и грустно сказал:

– Мы встретились не в лучшее время… Я вообще-то веселый… был раньше.

– Я чувствовала твой взгляд там, на площади. Физически. Будто ты мне волосы поправлял или щеки касался. Даже когда спиной стояла.

– Точно, – подтвердил Маркус. – Все дергалась и оглядывалась, когда ты на нее смотрел.

– А тебя я и не заметил, – улыбнулся шут. – Честно. Лену увидел – в голову стукнуло: она. А что «она» – не знаю… И сейчас не знаю.

– Зануда, – констатировал Проводник. – Все тебе надо знать. Зачем? Вот ты, вот она – ну что тебе еще? Лена, посмотри, там у нас еще хлеб остался?

– Остался. Даже вы не способны сожрать каравай зараз.

– Не способны? – усомнился шут. – Плохо ты нас знаешь. Я, как все худые, любого толстяка переем. Лена… дальше мы куда?

– Это не ко мне. Это к Маркусу. Где он Путь найдет. Я ведь ничего такого не чувствовала ни около Пути, ни на нем, ни даже на границе.

– Это потому, что у нас пути разные, – пожал плечами Маркус. – Тебе и не нужен Путь. Ты ходишь как-то иначе, но нам этого не дано. Мы к вечеру… ну, может, к ночи доберемся до одного моего знакомца… Он мне должен… в общем, довольно много должен. Заглянем. Купим лошадей, а там… Есть еще Путь, я направление чувствую, но вот сколько до него ехать, не скажу. Довольно далеко.

– А мы не подведем твоего знакомца?

– Вряд ли столичные новости сюда уже дошли. Да и… я все ж не государственный преступник. В крайнем случае пара лет в крепости, а скорее изгнание. Даже Стража, не приведи ветер столкнуться, сквозь пальцы посмотрит.

– А если столкнемся? – испугалась Лена. Шут пожал плечами.

– Если повезет, не обратят внимания. Я не думаю, что Родаг распорядился оповестить Стражу. Я ведь… ну вроде как покаялся. Немногие знают, что произошло на самом деле, и даже догадываются немногие. А уж тебе точно бояться нечего. Ты можешь ходить везде.

– Он же сказал «уходи»…

– Мало ли что он сказал, – лениво-лениво протянул Маркус. – Если я сейчас солнцу скажу «уходи», что-то изменится? Оно послушается? Делиена, нет у людей над тобой власти. Ни в одном мире, о котором я хотя бы слышал. Я думаю, Родаг просто хотел, чтоб мы не появлялись в столице… Знаете, там, на опушке такой земляничник… Шут, ты только штаны надень.

Шут надел штаны, Лена, заставив Маркуса отвернуться, натянула платье – еще влажное черное, не ползать же по траве в светло-зеленом. Проводник выдал им маленькую корзинку и велел без полной не возвращаться.

Они честно набрали корзину земляники, крупной, одуряющее ароматной, посидели на поваленном дереве, обнявшись и ничего не говоря, и так это было хорошо, что ничего другого и не надо… Эльф говорил: должно получиться кольцо. Кольцо из его рук, например. То есть из их рук. Может, действительно эта сила курсирует между ними произвольно, превращаясь в океан. Ведь с эльфом все было, так сказать, традиционно. Как в книжках пишут, в кино показывают, девчонки говорят… то есть говорили. Нормальное проявление чувственности. К тому же эльф очень постарался. Наверное, стихия выплескивается в самый пик, вот он из кожи вон лез, чтоб этот пик обеспечить. А вот как ему с замороженными жизненными процессами удалось себя до нужной стадии довести? Маркус вон на Пути не смог… или наврал, что не может. С него станется. Впрочем, эльф – маг, может, просто приказал одной части тела: восстань, мол, а то так навек и… того. Кто их разберет…

Если быть честной с собственной персоной, то Лена бы осталась у эльфов еще, несмотря на все неприятные воспоминания о приятном. И не ради прекрасных синих глаз Лиасса. От синих глаз ее как раз в дрожь бросало. Ей хотелось узнать побольше, хотя бы о себе, но эльф так скоропостижно их выставил. То ли и правда чтобы спасти, то ли какие другие причины имел, разве ж теперь узнаешь. Что вообще теперь узнаешь… Что там? Как идет эта кровавая война? Если у эльфов перспектива такой казни, драться они будут безрассудно и вряд ли очень гуманно. И весьма вероятно, с помощью магии. Что может Лиасс, если Великие маги – его ученики? Может, он просто разнесет вдрабадан столицу безумного короля с библейским именем? А может, Лиасс навешал ей лапши на уши и насчет войны, и насчет Лота, и насчет всех этих безумных обычаев. Не узнать. Лена погладила каплю лавы на груди.

Шут вздрогнул и ахнул.

– Что? – испугалась Лена.

– Что это было?

Кольцо! Шут обнимал ее за плечи левой рукой, правой держал ее за руку, а она левой прикоснулась к амулету.

– Тебе было больно?

– Нет… Странно. Будто… Лена, это твоя сила?

– Наверное, – вздохнула она. – Эльф говорил, что никто не может взять больше, чем способен вместить. Даже он.

– Зачем тогда надо было… с магией… – проворчал шут. Лена вывернулась, слезла с дерева.

– А ты не помнишь, что мне в сарае говорил? «Ты дала мне силу, я могу только подарить тебе радость». Может, он тоже…

Шут легко (куда легче и изящнее, чем она) спрыгнул на землю, взял ее за плечи и заглянул в глаза.

– Ну прости. Это было глупо. Я просто ревную.

Лена высвободилась.

– А ты уверен, что до сих пор не просто «хочешь подарить мне радость»?

– Что не просто – уверен. Но хочу. Ты мне нужна… больше, чем я тебе. Лена, это не просто… – Он медленно опустился на колени. – Чем хочешь клянусь. Ты моя судьба, счастливая или проклятая, но я с тобой.

– Встань, – испугалась Лена, – я ж не бог, чтоб передо мной на коленях стоять.

– У нас перед богом на коленях не стоят, – покачал головой шут. – Это знак подчинения. Покорности. Я в твоей власти. Я приму от тебя все. Пусть это кажется тебе диким, ну что ж, у нас такие нравы. Ты помнишь, когда я Родагу в верности клялся, я на одно колено вставал, а когда смерть принять был готов, – на оба? Я хочу, чтоб ты знала: ничего, кроме тебя, нет. Никого. Скажешь умри – умру. Скажешь убей – убью. Скажешь – нарушу клятву верности, пусть даже это меня убьет.

– Не надо, – прошептала Лена. Он снова покачал головой:

– Тебе – нет. Это нужно мне. Может быть, и ты поймешь потом, что значит слово шута. Лена, я знаю, что ты не попросишь сделать что-то дурное. И тем более не прикажешь. Маркус основательно прочистил мне мозги. Но я хочу чтобы ты знала – я сделаю все. Не сомневайся во мне, пожалуйста.

– Знаешь что… Достало меня ваше средневековье! Ваши позы, ваши клятвы, ваше легкое отношение к смерти… Ты вот эльфа вспомнил, а как ты думаешь, он еще жив? Жив еще тот мальчик, которого ты чуть взглядом не испепелил? А Ариана жива? Сколько крови там уже пролилось и сколько еще прольется?

Шут не стал вставать, потянул Лену вниз, обнял и крепко прижал к себе.

– Мы дикие, жестокие и привычные к крови и смерти. Я знаю. И там, наверное, действительно кровавая бойня. Эльфы… знаешь, эльфы редко сдаются. Чаще умирают. Но разве в твоем мире нет войн? Разве в твоем мире совсем недавно не придумали сжигать людей в печах? Какая разница, Лена, заживо скормить собакам или деловито заживо сжечь в печи? Это не зависит от мира, Лена. Это в природе людей, и случается, что приходит в мир массовое безумие, и людей гонят в печи или скармливают собакам, именно безумие, потому что не может человек в здравом уме совершить такого – и даже просто знать, что такое совершается рядом. Мы можем вернуться туда, можем ввязаться в эту войну, можем даже выжить. Мы с Маркусом. Но не ты. Потому что я не знаю, чем может обернуться война, в которой примет участие Светлая.

– Но Лиасс…

– Лиасс не случайно отправил нас именно в тот момент. Знаешь, маг, в присутствии которого мой амулет раскаляется, ничего просто так не делает. У него были немалые причины поступить так, а не иначе. И уверена ли ты, что он не рассуждал так же, как и я?

– Он не хотел, чтобы убили вас.

– Уверяю тебя, эту потерю он бы пережил легко. Даже не заметил бы. Нет, Лена, он хотел удалить из своего мира тебя. Может быть, чтобы спасти – тебя или свой мир. Может быть, не поэтому. Эльфы не самый простодушный народ. Я много читал о них…. ты понимаешь почему. Они даже не коварны. Они просто принимают в расчет только свои планы и свои мысли. Людей для них просто как бы и нет. Я не говорю, что это плохо, просто они такие и есть. Мы очень похожи – и мы совершенно чужие. Никогда человеку не понять эльфа, а эльфу – человека. Я думаю, Лиасс хотел сберечь тебя, и именно потому, что благодарен тебе. Я видел это в его глазах, понимаешь? Ты действительно спасла его жизнь и дала ему время…

Он замолчал так резко, что Лена без особенного труда продолжила его мысль: дала ему время подготовиться к войне, а что может наделать маг такой силы, вряд ли мог вообразить даже шут, который магии повидал все-таки больше.

– Я знаю, – шепнула Лена. – И все же они имеют такое же право на жизнь. И бороться за свою жизнь они тоже имеют право. Любой ценой.

– Любой, – согласился шут. – Но мы вряд ли узнаем, что там будет. И стоит с этим смириться. Наверное, ты в первый раз видела народ на пороге войны. Ты вспоминаешь эльфа и думаешь, жив ли он.

– Я думаю, убивает ли он.

– Убивает. Лена, на войне всегда убивают. Или ты, или тебя. Ты можешь вернуться в свой мир, только это уже не поможет. Ты увидела – и запомнила. Ты теперь все время будешь думать не о войне вообще, а о том, что эльф, который тебя целовал и был так ласков, теперь убивает. Или убивают его. Такая у нас жизнь, Лена. И я, если понадобится, пойду убивать и умирать. И Маркус. Это нормальная мужская работа – убивать себе подобных.

– Нормальная? – почти взвизгнула Лена и умолкла. У шута были тоскливые усталые глаза.

– Нормальная, – повторил он. – Так было. Так есть. И так будет еще очень долго. Всегда найдутся люди, готовые убивать эльфов за то, что они эльфы. Найдутся и эльфы, готовые убивать людей только за то, что они люди.

– Но когда-то не эльфы пришли в мир людей, а наоборот…

– А до эльфов это был еще чей-то мир. Это – история, Лена. Это – спираль. Как человек – приходит в мир, живет, умирает. Народ приходит в мир, живет, исчезает. Сколько народов даже следа о себе не оставили? Это – жизнь. Не стоит принимать так близко к сердцу.

– А что стоит?

– Стоит – жить, – тепло улыбнулся шут. – Жить, любить, а когда придет время – умирать. Пока ты помнишь эльфа – он немножко жив. Пока он помнит тебя – жива ты. Не стоит из-за этого плакать.

Лена положила голову ему на плечо. Можно подумать, она этого не знала. Уж по крайней мере, в книжках читала, да и самой нечто подобное приходило в голову. Абстрактно, как пришло, так и ушло. Ужасала ее война в Чечне, ужасали теракты – только все это было далеко, только отзвуки долетали: а у Кати Морозовой сын из Введенского района не вернулся, а у Виктора Петровича вся родня из Гудермеса уехала в Россию, кто жив еще… Лично ей не приходилось разговаривать с человеком, который завтра пойдет на войну. Ей не приходилось видеть, как человека бьют кнутом на площади. Ей даже не приходилось ложиться в постель с одним, чтобы не дать умереть другому. Ей вообще ничего делать не приходилось. Так… на работу ходила, с друзьями общалась и книжки читала. Грядки на даче у друзей иногда еще полола, но неохотно. Очень насыщенная жизнь.

Шут прижимался щекой к ее волосам, легонько поглаживал по спине. Ей не приходилось стоять на коленях в обнимку с мужчиной, который готов защищать ее от любой напасти, даже от нее самой. Столько времени зря потеряно… Она обняла его за талию. Век бы так простояла, если б не проклятое ушибленное в метро колено.

– Пойдем? – спросил он. – Маркус уже заждался, наверное.

Маркус дегустировал птичье крылышко, причмокивая от удовольствия. Лене он выдал солидный кусок грудки. Птица и впрямь была вкуснейшая, нисколько не похожая ни на курицу, ни на индюшку, ни на гуся, а другой дичи Лена не ела. Разве что здесь, но такой замечательной – нет.

– Долго вы, – заметил Маркус, зашвыривая обглоданную косточку за спину. – Надеюсь, не зря время провели?

– Не так, как ты думаешь, – улыбнулся шут одними губами. – Говорили. О войне, мире и природе людей. Даже если они эльфы.

Маркус покачал головой.

– Печальная тема. Я постараюсь найти мир, где войны редки… как здесь. А можем попробовать выбраться из королевства… Только я не уверен, что в других местах так же спокойно, как здесь. Родаг – неплохой король.

– Рина – неплохая королева, – согласился шут. – А я их подвел. Погоди орать, Проводник. И короли нуждаются в поддержке.

– Да ну? А что ж привело тебя на эшафот?

Шут вздохнул.

– Он не хотел. Но короли не всегда делают то, что им хочется. А я действительно… нарывался. Королеву оттолкнул при людях. Советнику в челюсть засветил. Я ведь только говорить мог, что вздумается, но не делать.

– Бедный, бедный, – поддразнил Маркус. – Вот к чему приводит несчастное детство. Собаку бы завел.

– У меня была собака, – не поддаваясь на подначку, ответил шут. – Но закон защищает только шута, а не его собаку. Так что больше я не пытался найти того, кто будет меня любить.

– А о законе можно подробнее? То есть ты мог говорить что угодно, а тебе за это и в морду было нельзя?

– В морду было можно. Только назавтра король бы спросил, кто дал мне в морду, а я не смог бы соврать. Шут – собственность короны. Родагу не нравилось, если кто-то стремился повредить его собственность.

– А, скажем, на поединок тебя можно было вызвать?

– И признать равным себе? То есть да, можно. Вызывали. И Родаг даже разрешал драться. Только вот никто не стремился меня убить, чтоб не навлечь на себя его гнев.

– А уметь фехтовать тоже входит в обязанности шута?

– Конечно. Я ведь и защитить должен был уметь при необходимости.

– Ты неплохо дерешься, хотя бывает и получше, – признал Маркус. Шут запустил костью в ближайший куст.

– Я хорош в рукопашной. Стрелок неплохой. Меч – это не мое оружие.

– Ну да, ты ж фермер. Землю-то пахать умеешь?

– Нет, – засмеялся шут. – Косить умею, коров доить, стричь овец…Снопы вязать. Что мальчишке доверяли. Где там наша земляника? Люблю сладкое.

Лене захотелось шоколадку. Темную. С орехами… Но здесь такого слова никто и не слышал. Эх, и в том мире были свои приятности.