Лена не стала даже задумываться, действительно ли ее слезы помогли, или на самом деле повреждения, которые нанес мозгу Кайла допрос, оказались не столь уж серьезными. Все были уверены в первом, она, скорее, во втором. Слишком красивой бы получалась жизнь, если б исполнялось все, чего ей особенно бы хотелось. Тогда бы кругом наступили рай и благоденствие, то есть скука неземная. А что? Пусть бы и скука. Это в книжках о ней читать невозможно до зевоты, зато жить при ней хорошо. Нет, бесспорно, имеются люди, которые любят искать приключений на свою голову – или на свою задницу, что, в сущности, в данном случае одно и то же. Только Лена была не из их числа. Ее вполне устраивало спокойное обывательское существование, особенно сейчас. Ей не было скучно рядом с шутом и с Маркусом. И рядом со щенком, который был ростом с иную взрослую собаку, а умом – чистый младенец. И рядом с эльфами. Как можно скучать, если ее старательно развлекают: шут не без удовольствия играет на аллели и поет, и пусть он говорит о своих способностях что угодно, Лене нравилось его слушать, нравился его голос – действительно не тянущий на здешнего менестреля из-за некоторой то ли хрипотцы, то ли сипловатости, но удивительно приятный, богатый и сильный. Нравилось, как он перебирает струны аллели – Лена как-то пересчитала, о ужас, их было десять штук, оттого гриф был короткий, но широкий, и музыкант должен был обладать очень длинными пальцами. Аллель, похожая то ли на лютню, то ли на гитару, то ли на мандолину, давала звук чистый и продолжительный.

Маркус научил ее играть в несколько местных игр, она, конечно, чаще всего проигрывала, потому что игры были сложные, требующие тактики, стратегии и умения блефовать, а Лене это никак не было свойственно. Ей хотелось выпросить у кого-нибудь плотной бумаги, схематично нарисовать карты и научить их играть в «дурака» – игру уж точно не требующую никаких умственных усилий. Милит показал ей основы игры в те самые нарды, но это было и вовсе уж сложно, поэтому она даже и не пыталась, а вот смотреть, как играют мужчины, любила.

Шут скучал без книг, поэтому Карис втихую таскал ему толстые тома то ли из дворца, то ли из Гильдии магов. В здешних библиотеках книги на вынос не давали. Лена привыкла к занудству и однообразию здешнего стиля, и они с шутом чаще всего читали вместе: в основном лежа на животе. Уж на что Лена славилась скоростью чтения, угнаться за шутом было почти невозможно; правда, он, закончив страницу, никогда Лену не торопил, а терпеливо ждал, только вот мешать начинал: или смотрел на нее, или начинал волосы перебирать, или, того хуже, целовать висок или плечо. Вот и почитай с ним…

Маркуса книги интересовали мало. «Ну и что мне это даст? Что изменится от того, что я буду знать, какой король и когда и какой закон принял? А философия эта ваша – для тех, кто нос из дома не высовывает. Так что я лучше пойду с Милитом выпью».

А Лену вдруг осенило: Маркусу хочется в дорогу. Он, правда, это категорически отрицал и даже сам верил, но природу не обманешь. И такая радость мелькнула в его глазах, когда Лена задумчиво предложила:

– А не потратить ли нам пару месяцев на то, чтоб попутешествовать? Странница я или нет? Пройти, поулыбаться, поблагословлять, раз население в этом так нуждается?

И на следующий день они уже были готовы. Лошадей им дал Лиасс («Да, Аиллена, тебе совсем не помешает немного осмотреться»), да и все остальное собрали тоже эльфы: маленькую и легкую палатку, легкие и теплые одеяла, гибрид котелка и чайника (вроде котелок, но с носиком и крышкой) и прочие нужные в дороге мелочи.

Так путешествовать было вообще замечательно. Мелкие бытовые трудности начисто уничтожались мужчинами. Они для Лены при необходимости даже кустики погуще выбирали и лопушки помягче. Палатка была крохотная, вполне похожая на привычную туристскую. Было тепло, но Маркус на каждой ночевке упорно ставил эту палаточку, а сам уверял, что предпочитает спать на свежем воздухе, Лена краснела, шут хихикал, а Маркус искренне не понимал, что ее смущает? Разве он не знает, что они наедине делают? Разве она не знает, что он знает? Разве это не нормально для мужчины и женщины? Разве это, черт возьми, не правильно? И разве нет у них амулета, позволяющего Маркусу спать спокойно и не терзаться эротическими фантазиями под соответствующие звуки?

Они то верхом ехали, то, когда Лене надоедало, шли пешком, ведя лошадей в поводу. В деревнях и на фермах их встречали с искренней радостью, и с той же искренней радостью Лена желала хорошего урожая и теплой погоды. Сбудется – не сбудется, неважно. Заодно они проводили некоторое социологическое обследование: интересовались реакцией аборигенов насчет решения короля пустить эльфов из другого мира. Реакция Лене понравилась. Попадались, конечно, и клинические ксенофобы, но Лена таких и по прежней жизни помнила: один знакомый так страстно ненавидел евреев, так яростно обвинял их во всех смертных грехах, что, казалось, ему ружье в руки – и пойдет всех с подозрительными носами отстреливать. Но этот жуткий антисемитизм благополучно сочетался с тем, как крепко он напивался в компании однокурсника-еврея и как ударно вкалывал в компании другого еврея. Получалось, что он ненавидел евреев вообще, но уж никак не конкретных, просто потому, что нужно было кого-то ненавидеть. Лене думалось, что и эльфоненавистники были примерно такие же. А в общем аборигенам было все равно. У них землю не отобрали, им налоги не повысили, ну живут эльфы в проклятом месте, пусть живут. Кто-то и вовсе не слышал о поступке Родага, хотя объявляли везде. Все правильно. Это было далеко – целые две недели ехать. Не война ж. Послушали – и благополучно забыли.

Если понимали, что с этими эльфами Странница и ее спутники знакомы, донимали вопросами: Лену деликатно, мужчин понавязчивее. Что делают, спрашивали, и узнавая, что дома строят, землю пашут и картошку садят, успокаивались: ну, раз картошку садят, то свои… Да и Светлая. опять же, вроде как о них хорошо говорит. Ну, наверное, нормальные эльфы. Да и то: что они, редко же воевать ходят, вот вояки они хорошие, только злые очень, даже пленных совсем не берут, всех, как есть, вырезают. Да войн еще и при покойном короле не бывало, а при нынешнем – и подавно.

Их охотно кормили, охотно давали еду с собой, но в таких количествах, что приходилось отказываться. Конечно, Лена брала хлеб и сыр, кувшин молока или маленький жбанчик сметаны, а в одной деревне дорвалась до творога: за целый год пребывания в Сайбии она творога ни разу не видела. «Вот проблема? – удивился Маркус. – Сказала бы, сварили б, делов-то. Я думал, тебе не нравится». Мясо добывалось с помощью силков или лука. Шут даже попробовал поучить Лену стрелять. Куда там, она не смогла даже натянуть тетиву, и шут страшно засмущался: забыл, что у эльфийских луков тетива тугая, не женская.

Они не спешили. Мужчины во время привалов. когда надоедало отдыхать, устраивали тренировки на палках, и бедный шут периодически потирал бока: доставалось от Маркуса. Маркус и Лену хотел поучить, но тут шуту пришла в голову гениальная мысль, и с тех пор они оба старательно обучали Лену владеть кинжалом. Тоже на примере палки. Просто на всякий случай. Их даже не смущала полная необучаемость Лены, смеялись, поддразнивали, но тренировок не прекращали. Кроме того в какой-то деревне шут купил у кузнеца пару небольших метательных ножей и старался, чтоб Лена научилась попадать в дерево хотя бы с трех метров, и желательно не рукояткой.

Какое удовольствие, граничащее с умилением, чувствовала Лена, глядя вокруг себя… Природа была по-настоящему девственной. Стоял, наверное, июль – буйство цветов, таких разных, ярких, одуряюще пахнущих, и то шут, то Маркус обязательно срывали для нее несколько, так что черное платье Странницы было непременно украшено каким-то ярким цветком, а шут еще умудрялся вплетать ей в волосы цветы так, что они не падали. Крестьян это приводило в состояние, граничащее с эйфорией. Почему? Неужели все Странницы настолько нейтральны, что даже цветочек к платью приколоть не могут? В одной деревне, большой и такой… справной, с чистыми улицами, по которым не бродили свиньи, к ним подошел жутковатого вида мрачный мужик, заросший волосьями и бородой – ну чисто снежный человек, долго смотрел на Лену, потом покопался где-то в недрах огромных карманов и протянул ей вырезанную из дерева фигурку лисы, да такую чудную, что Лена ахнула от восторга. Мужик хмыкнул, гукнул и ушел. Оказалось, местный бирюк, то ли глухонемой, то ли прикидывающийся, то ли колдун, то ли нет, но в общем, боялись его страшно, так даже он Светлую признал. В этой деревне Маркус разжился бутылью медовухи – Светлой предлагать было совестно, а мужчинам – в самый раз, и на следующей ночевке в чистом поле они этой медовухи нажрались так, что даже испугали бедного щенка. Лене хватило одной кружки, а шут и Маркус допили остальное, чтоб большую и тяжелую бутылку за собой не таскать… Напиток был вкусный и обманчиво легкий, но Лену с этой кружки повело так, что она смутно помнила, кто ее спать укладывал и одеялом укутывал. Мужчины этого не помнили тоже… Маркус даже предположил, что сделать это мог единственный трезвый – то есть пес.

Гару вымахал со здоровенную дворнягу, но Лена понимала, что у него еще все впереди, что он еще щенок, которому и полугода не сравнялось. Он иногда уставал от путешествия и начинал отчаянно рыдать, так что шуту пришлось сплести для него этакую корзинищу, и ехали весело: Лена с шутом, а Маркус – с собакой. Правда, мужчины его не баловали и Лене не давали. Они точно знали, когда он действительно устал или действительно проголодался. Ел он все. То есть вообще. Как-то они напекли картошки в золе: Гару раскопал и сожрал больше половины. При этом он картошку остудил вполне по-человечески – покатал лапами по траве. Сколько было земляники – сказать страшно. Поляны краснели. Гару лопал и землянику. И мышей, если они опрометчиво ему попадались. И птиц. Однажды поймал кролика, очень удивился, но тоже слопал.

Пожалуй, Лена была прозаично счастлива. Одинокие Пути Странниц ее привлекали мало… то есть совсем не привлекали. Что за радость – топать одной по дорогам? Не страшно – при местном-то уважении, переходящем в поклонение. Но ведь скучно же! Одиноко. Лена раньше любила побыть одна, закрыть двери, шторы поплотнее задернуть, а последний год ее от этой привычки отучил. В палатке их всегда было трое. В доме у нее была своя комната, но в ней неизменно ночевал и шут. То же самое и в Сайбе. И что удивительно, уединяться не тянуло. Даже Маркус, не говоря уж о шуте, ей никогда не мешал. Если от настроения Странниц так много зависит, как говорят, этот год должен быть в Сайбии очень удачным, подумала однажды Лена. Они сидели у костра, уже молчали, шут обнимал ее за плечи не столько для тепла, сколько для уюта, Маркус думал о чем-то своем, Гару не отводил взгляда от огня, и его глаза светились. Лене было так хорошо, что она даже, наверное, согласилась бы умереть здесь и сейчас с этим ощущением полной гармонии.

– Знаешь, – вдруг произнес Маркус, – а та Странница меня с собой звала.

– То есть? – не поняла Лена.

– Сказала, что если я хочу, то могу пойти с ней. По Пути.

– Разве ты не об этом мечтал? – поинтересовался шут. Маркус кивнул:

– Мечтал. Об этом.

– А чего ж не пошел? Мечтать перестал?

– Не знаю. Не перестал. Четко понял: не хочу я с ней идти. И ни с какой другой. А вот с этой: хоть в соседнюю деревню, хоть в другой мир, хоть в палатку Лиасса. Делиена, как думаешь, это судьба?

– Или любовь, – хихикнул шут. Лена щелкнула его по носу, а Маркус не обиделся:

– Нет, любовь – это у тебя. Что-то другое. То есть ты мне нравишься, конечно, Делиена, только это не главное. Может, дело в том, что я тебе нужен?

– Нужен, – согласилась Лена. – Очень даже. А про судьбу меня не спрашивай. Не знаю. У нас принято было провозглашать, что судьбу каждый делает сам…

– Конечно, сам, – удивился Маркус. – Судьба только предоставляет возможность, а мы уж решаем, что делать. Я мог тебя с площади уволочь силой, а не шута спасать, мог вообще к тебе не привязываться… Вообще в любой момент мог уйти. Так ведь не хочу. Суждено мне еще раз по Пути пройти, не суждено – уже неважно, наверное. Только тебя я уже не оставлю. То есть вас обоих. Пропадете без меня.

– С голоду помрем, – кивнул шут с самым серьезным видом.

Вскочил и заворчал Гару, озадаченно оглядываясь по сторонам, напряженно вслушался в ночную тишину шут и ахнул:

– Оборотни!

Взлетел Маркус, и обнаженный меч уже был в его руке. Шут без разговоров метнул нож в темноту – раздался чей-то взвизг, мелькнула когтистая лапа…

А дальше Лена уже вообще ничего не соображала. Костер разгонял тьму на очень небольшое расстояние, поэтому четко она видела только шута и Маркуса, сражавшихся с невнятными бесформенными тенями. Сама она на всякий случай вытащила из огня пылающую ветку и повернулась к костру спиной. Удержать Гару, рвавшегося в бой, не удалось…

Пожалуй, Лена ничего и не запомнила. Просто в какой-то момент вдруг стало тихо… Мужчины перевели дух и тут же начали раскладывать небольшие костерки по периметру, на каждый Маркус плескал из маленькой фляжки, и Лена потом уже поняла, что костерки, несмотря на малое количество веток, не гасли до рассвета. И уже только потом, без сил попадав на землю, начали считать раны и товарищей. Товарищи были все на месте. Раны тоже были у всех. У шута было прокушено предплечье, у Маркуса имелась рваная рана на ляжке, Гару с чавканьем зализывал лапу и никому не давал посмотреть.

– Ерунда полная, – резюмировал шут, помазал укус какой-то мазью и передал ее Маркусу. – Мне даже и перевязывать не надо, сейчас затянется – и все. Лошадей жалко… Ну ничего, других купим. Лена, лошадей они все-таки сожрали.

– Оборотни?

– Ну да. А что?

– То есть днем люди, ночью звери?

– Так говорят, – пожал плечами Маркус, обматывая ляжку бинтом. – А я думаю, круглые сутки – звери. Они вообще редко вылезают, живут обычно в глуши, а уж чтоб нападали… почти и не помню.

– Бывает. В здешних краях болото есть, там они водятся. Мы, наверное, близко подошли. Лена, все, не волнуйся, они огня боятся больше, чем железа. И справиться с ними не так уж трудно, видишь, мы вдвоем… – Гару обиженно заворчал, и шут поправился: – Втроем справились и даже не очень устали. Они неповоротливые. Спать, правда, не рекомендую, с рассветом они уберутся, потом и поспим.

– Оборотни, – повторила Лена. До нее постепенно доходило, и, конечно, тут же начала бить крупная дрожь. Мужчины обняли ее с двух сторон, Гару подкатился под ноги. – А вампиров у вас тут нет?

– Есть, – удивился Маркус. – А что тебе вампиры? Они тоже живут далеко от людей.

– Еще бы, – хмыкнул шут, – ты б тоже далеко от людей жил с такими-то клыками. Лена, а почему тебя пугают вампиры? Ну нужна им кровь, что тут такого? Мы мясо жарим, они сырое едят.

– Жарят они мясо. Кровь только всю сливают и выпивают. Они без этого болеют, Лена. Даже умирают.

– Гемоглобинозависимые, – пробормотала Лена. – Кто тут у вас еще есть? Чтоб заранее знать?

– Чтоб заранее? – почесал в затылке Маркус. – Ну не знаю. Таких, чтоб опасными были, и не припомню. Ну, разве что драконы.

– А ты видел хоть раз?

– Я даже не раз видел, – усмехнулся Маркус, – но сама понимаешь, издали. А вот в одном мире твари водятся – вроде люди, только какие-то недоделанные. Мозгов мало, а зубов много. Одно хорошо, живут они на острове, откуда их просто не выпускают. Что у нас еще? А, вот, черные медведи есть, попадется такой зимой, о драконе просто мечтать будешь.

– Медведям зимой положено спать.

– Положено. Они и спят. Бурые. А черные никогда не спят, даже, говорят, ночью. Огромные… просто чудовищные. Клыки – как кривые ножи. Когти…

– А ты видел? – перебил шут.

– Шкуру, – признался Маркус. – В юности. Они редко попадаются и намного севернее. Сюда не забредают. Еще зверюги такие есть, кошки полосатые, но величиной с лошадь. И зубы, как у черных медведей. Клыки – во!

– Саблезубые тигры. Пещерные медведи. Драконы. То есть птеродактили. Может, у вас и водные чудовища водятся?

– В реках? Нет. Они в реки не заплывают, им мелко. А в морях – водятся. Тоже, правда, редко, и я не видел.

– Я скелет видел, – сказал шут. – Только это не рыбы, а животные. И правда, огромные. Намного больше человека. И зубы… Лена, здесь, в наших краях, самый опасный зверь – медведь да волк, да только они на людей не нападают. Разве что зимой, да и то так редко, что потом долго рассказывают. Оборотни – ерунда. У них слюна такая, что их же укусы залечивает. Вот, посмотри, уже затягивается. – Он повертел у Лены перед носом рукой. Укус и правда выглядел так, словно не час назад появился. – И между прочим, почти не больно. Маркусу хуже, его когтем зацепили.

– Чепуха, – отмахнулся Маркус. – Делиена, чем хочешь поклянусь: чепуха. Плохо, что пешком идти придется и барахло на себе тащить.

– А у тебя нога, – чуть не расплакалась Лена. Маркус внимательно пересчитал:

– Вообще-то две. Ну, я буду страдать и хромать, и весь груз потащит шут.

– Я пса навьючу, – засмеялся шут. – Лена, ну не переживай. Отбились, и это главное.

Оборотни действительно не вернулись, подвывали издалека, пока это не надоело Гару и он не разразился для начала впечатляющим лаем, а потом показал всем, как надо выть. Оборотни устыдились, и после этого в округе наступила тишина. Когда рассвело, они даже поспали немножко, хотя Лене казалось, что спать она не будет неделю. Потом шут, как ни в чем не бывало, сбегал к ручью умыться и сел бриться: бритва у них с Маркусом была одна на двоих, чтоб таскать поменьше.

– Туда не смотри, – посоветовал Маркус, отворачивая Лену от того места, где вчера были лошади. и начиная собирать вещи. – Позавтракаем потом, хорошо?

Недоволен решением был только пес, который был готов завтракать всегда и везде. Обедать, ужинать и полдничать – тоже. Груз легко разместился в двух заплечных мешках, Лене, конечно, ничего нести не доверили, и даже Гару не навьючили. Маркус практически не хромал, но груз у шута был все равно заметно больше. Правда, шагал он легко. Лена понимала, что десяток килограммов для молодого и сильного мужчины – ерунда. Даже больше десятка. Просто привыкла она к другой действительности, когда мужчина не погнушается флиртовать с женщиной, которая сумки с базара тащит, но помочь поднести не предложит.

В первой же деревне они купили лошадь. Сначала вообще продавать не хотели, но потом выяснили, что для Светлой, и начали отдавать даром, насилу Маркус всучил деньги. Светлая на лошадь, правда, садиться отказывалась, зато мужчины сложили на нее весь груз и бодро топали рядом налегке. След от укуса исчез к следующему вечеру, а Маркус снял повязку – рваная рана казалась обыкновенной царапиной. Гару больше не чавкал, зализывая свою рану, а бодро носился за птичками, взлетающими прямо из-под ног.

Ночью небо заволокло тяжелыми тучами, так и висевшими над головой еще несколько дней, а прорвало из как-то сразу: хлынул даже не дождь. Даже не ливень. Лена промокла практически мгновенно. Мужчины начали ставить палатку, но дождь хлестал так, что удалось им это не сразу. Правда, с такой дикой силой он перестал хлестать довольно быстро, плавно перешел в нормальный летний ливень, мокнуть под которым все равно не хотелось.

– Лена, давай-ка разденься, – скомандовал шут, – а в палатке наденешь сухое платье, у нас мешки непромокаемые. Давай-давай, мы отвернемся.

Лена послушалась. Платье липло к телу, так что на процесс снимания ушло неожиданно много времени. В палатке (а она была с дном, как и положено хорошему туристскому снаряжению) она быстренько обтерлась полотенцем и вытащила из мешка платье. Оно было влажное, как и все прочее. Непромокаемость мешков не была рассчитана на такой напор. Мужчины залезли уже в одних трусах – тоже совершенно мокрых, поспешно натянули штаны и рубашки. Гару зарыдал снаружи. Лена немедленно начала его жалеть, но шут остановил:

– Врет: я ему тент натянул, на него не капает. Ему просто скучно. А ты представь: ведь первое, что он сделает, если мы его впустим, – вытрясется. Поскулит и перестанет.

– Тут еще только его не хватало, – проворчал Маркус, – и так тесно. Черт, все мокрое… Холодно будет. Вот это одеяло чуток посуше. Делиена, давай-ка в серединку, еще простудишься.

Так и спали в обнимку, и все равно мерзли. Дождь постепенно стих, капли уже не барабанили по круглой крыше палатки, а легонько постукивали, потом уже просто шуршали, когда сквозь плотную ткань стал проступать солнечный свет, Лена проснулась окончательно. Маркус тихонько похрапывал, обняв ее. Лена осторожно сдвинула его руку со своего бедра, и он тут же открыл глаза.

– О, солнышко! Шут, вставай, сушиться будем.

Шут побормотал, но просыпаться не стал. Маркус вылез наружу, а вместо него внутрь немедля просочился Гару и полез с мокрыми поцелуями сразу к обоим. Грязен он был – ни в сказке сказать, ни пером описать, Лена насилу его прогнала и выбралась следом. На небе не было даже намеков на облака, раннее солнце уже поджаривало. Маркус развешивал по кустам их вчерашнюю одежду и мокрые одеяла.

– Дрыхнет? Ну и здоров он спать, а?

– А я не здорова, – проворчала Лена. – Всю жизнь было любимое занятие: поспать, сны посмотреть…

– А зачем тебе сейчас? Ты и так в сон попала. Разве нет? Маги, оборотни, мечи… Кстати, перестань бояться оборотней, практически безвредные существа, ну не виноваты же они в том, что заболели. Это просто болезнь такая. Как у вампиров. Не бойся, не заразная. Мы оборотнями не станем. Шут – уж точно. Никогда не слышал, чтобы эльфы становились оборотнями или вампирами.

– Почему ты так хорошо понимаешь меня, Маркус? – спросила Лена. В сером платье было жарко и противно: оно было все-таки влажное. Маркус порылся с мешке и кинул ей рубашку шута.

– Переоденься. Твои ножки я уже видел, так что стесняться не надо. А платье посушим. – Он отвернулся и продолжил: – Сам не знаю, почему я тебя понимаю. Сроду женщин не понимал. А тебя – понимаю. Ты естественная, что ли… Делиена, а ты в принципе флиртовать или кокетничать умеешь?

– Нет, наверное.

– Ваш мир жесток к женщинам, – вдруг заявил Маркус. – Ну где ж это видано, чтоб женщина должна была целый день работать, а потом еще домашними делами заниматься?

– Ну да, – кивнула Лена, – то-то я смотрю, травницы да белошвейки сплошные бездельницы. Горничные, кухарки…

– Замужние женщины редко работают, – удивился Маркус. – Других дел хватает. Дети же, а с ними столько хлопот. Ну, случается, что белошвейка, выйдя замуж, оставляет пару заказчиц, но это больше для души. Муж-то для чего нужен, если он не может обеспечить жене и детям нормальную жизнь. А у вас, ты говорила, все работают. Да еще так: целый день… Да еще на такой работе. До сих пор не верится: женщина – на стройке… Тяжести таскать – мыслимое дело? А потом домой прийти и начать мужу суп варить. А муж лежит отдыхает, потому что он видите ли, устал… Странный мир.

– Странный, – согласилась Лена. – Каждый третий брак распадается. Не хотят жить вместе.

– А то ж, – кивнул Маркус. – Ты переоделась, поворачиваться можно? Нет, ножки у тебя точно красивые. Ну чего ты, я ж правду говорю. Если женщина сама может заработать себе и детям, зачем ей еще муж нужен? Для постели? Ну, тут, я думаю, в твоем мире тоже проблем нет. Делиена, а почему… то есть прости, конечно, а почему ты сама замуж не вышла?

– Да как-то не звали особенно. И сама не рвалась. Хотелось, чтоб по любви, а не чтоб бумажка была…

– Нормально, – пожал плечами Маркус. – Слушай, я разденусь, ладно, а то на мне штаны дольше сохнуть будут, чем на кустах.

– Я твои ножки тоже уже видела, – фыркнула Лена. – Догола только не раздевайся.

Маркус ухмыльнулся, скинул штаны и рубашку и тоже раскинул на кустах.

– Замуж надо по любви. Во всяком случае, в молодости. А то так бывает, что… Я вот от своей жены ушел.

– Ты был женат? – удивилась Лена. –А не говорил.

– Случая не было. Был я женат. Я на Пути-то ушел, мне уж тридцать было, в тридцать почти всякий мужчина женат. Ты на шута не смотри, он не пример, у шутов детей не бывает, какая ж женщина за такого пойдет… Да и вообще, быть женой шута… Вот ты бы смогла, я думаю, тебе плевать, что кругом скажут.

– Не плевать.

– Ну, как хочешь. Только со стороны-то виднее, кому на что плевать. Отец меня жениться прямо-таки заставил. Сказал, если сам не выберу, то выберет он, ну я и выбрал. Нет, она хорошая женщина была, славная, симпатичная такая. Только не любил я ее. Совсем. Уходил, даже не оглянулся.

– А дети были?

– А как же. Двое. Мальчики.

– Их ты тоже не любил?

– Нет, Делиена, – вздохнул Маркус. – Не любил. Ничегошеньки не чувствовал. Мужчина любит детей любимой женщины, а женат он на ней или нет, неважно. Вот Эви-маленькую я любил, а сыновей… У них все благополучно было потом, я интересовался. Выросли, солдатами стали, как почти всякий Гарат, один погиб в приграничной стычке, уже лет под сорок ему было. Второй благополучно умер от старости… Сама понимаешь, у меня, как у Лиасса, где-то в Гарате правнуки или праправнуки бегают… Чужой я им, а они мне. А вот жена… Она молодец. Слова плохого обо мне не говорила ни детям, ни кому другому. Потом замуж вышла за моего младшего брата, когда он овдовел. Хорошая женщина. Только не моя, понимаешь? Я и не появлялся дома больше. Присылал с оказией деньги или подарки… подарки чаще, денег у них, хвала ветру, хватало, поместье-то прибыльное было. Слышал, что принимала подарки, расспрашивала обо мне и ни разу не попрекнула.

– Может, она тебя любила, Маркус?

– Может быть. А скорей всего, понимала хорошо. Я ж не сразу ушел-то, мы шесть лет прожили. Не ссорились никогда. Мне вся округа завидовала: жена такая мудрая такому оболтусу досталась… Знаешь, а ведь гвардеец тот, из Гаратов, вполне может быть мне не дальним родственником, а прямым потомком. Сыновья-то оба женаты были, детей имели. Когда жена умерла, я как-то и перестал справляться, что там и как.

Лена погладила его по горячему от солнца плечу, на котором остался шрам от той самой схватки в хижине.

– До сих пор тебе не по себе что ушел от нее?

– Ну, не то что не по себе. Я не мог не уйти. Просто… хорошая она была. Ей не надо было соглашаться за меня выходить. И позавиднее женихи были.

– Ага, – согласился шут, вылезая из палатки. – Позавиднее были. А если ей за тебя хотелось, любого, бестолкового и необузданного? Сам же говоришь, не попрекала, значит, понимала. Повезло тебе, дураку. Знаешь же, что искренние проклятия могут иметь силу. А чего ты голый? Сушишься? Мне тоже надо. Сыро и неуютно. – Он скинул одежду и потянулся. – Есть хочу. Еда вся намокла?

– Еду всю Гару съел, – сообщил Маркус. – Даже медовые пряники.

– Вот зараза! – восхитился шут. – Ну здоров жрать, хозяйку объел.

Гару обиженно гавкнул: дескать, а что мне тут одному снаружи было делать… Маркус засмеялся и начал вытаскивать еду из мешка. Шут оживился, мигом натаскал хвороста и умудрился разжечь костер из сырых веток. Лена не понимала, как им удается добыть огонь за минуту-другую, ведь, судя по тому, что она читала, древние тратили на это куда больше времени. Они согрели воду, Маркус заварил чай, раздал еду. Уже точно зная, сколько Лена способна съесть, он не предлагал лишнего. Хлеб был противно-влажный, и почти весь она скормила собаке, а сыр и пряники съела сама. Почти все. Выносить вечноголодный псиный взгляд было трудно, несмотря на все строгости мужчин.

В воздухе вдруг вспыхнула сияющая полоса прохода, и в узкую щель шагнул Лиасс. Гару разгавкался, скорее с испугу, чем от стремления защитить: Лиасса он узнал.

– Здравствуй, Аиллена. Здравствуйте и вы, люди.

– Надо же, – проворчал шут, – люди… прогресс – от полукровки к человеку.

Лиасс внимания не обратил. Лена попыталась натянуть рубашку на колени, но ничего, конечно, не вышло. Владыка небрежно повел рукой. Надо полагать, вся одежда высохла мгновенно.

– Ты можешь одеться, Аиллена, если чувствуешь смущение.

– Что случилось-то? – спросил Маркус без восторга.

– Не знаю. Меня впервые в жизни использовали в качестве посыльного, – усмехнулся Лиасс. – Король Родаг просил передать Светлой, что очень хотел бы видеть ее в Сайбе.

– Мы должны немедленно собраться и сломя голову бежать? – поинтересовался шут сухо.

– Нет. Светлая вообще ничего никому не должна. Я только передаю просьбу короля. Именно просьбу, и ничего другого. Он выглядел встревоженным. Мне показалось, что ты ему действительно нужна, Аиллена. Но если ты скажешь нет, я просто уйду, а король поймет. Если же ты скажешь да, я открою вам проход в Сайбу. А что такое с вашими лошадьми?

– Оборотни съели, – сообщил Маркус.

– А взять амулет от оборотней было никак нельзя? – удивился Лиасс.

– А еще амулет от черного медведя, от вампиров, от змей, – съязвил шут, – многовато таскать бы пришлось. Эльфы ведь для амулетов чаще камни используют?

– А почему, ты думаешь, эльфийские амулеты надежнее человеческих? – улыбнулся Лиасс. – Структура камня лучше держит заклинание.

– Отвернитесь все, – скомандовала Лена. – Ты тоже, Владыка. Не мальчик, чтоб подсматривать. Хоть один комментарий насчет ножек или фигуры – озверею, никакие амулеты не спасут.

Она надела черное платье, к которому совершенно волшебным образом не приставала грязь, расчесала безобразно спутанные волосы. Ужас на голове, а не прическа. Мужчины тоже оделись. Как-то и не возникло вопроса, возвращаться в Сайбу или нет. Вот если б Родаг приказал, они б дружно закочевряжились, но он просил, а в просьбе как-то отказывать не хотелось. Каков бы ни был король, он все же был другом. Просто не близким. Маркус упаковал все вещи, шут свернул палатку, которую Лиасс тоже одним мановением руки просушил основательно. Очень удобно для путешествий. Лиасс прочертил линию, и они вышли прямо у ворот Сайбы. Город не был окружен стеной: он был слишком велик для этого, при желании можно было пройти где угодно, но хорошим тоном считалось входить через ворота. Не обязательно главные, но мимо стражи.

– Не будете возражать, если я пройду с вами?

– Ну ты даешь, Владыка, – ухмыльнулся Маркус, – мы б еще тебе возражали. Делиена – куда ни шло, но она-то точно не будет.

– Идти с эльфом по улицам города – это тебя не смущает?

– Меня? – удивился Проводник. – А должно?

Лена поправила платье. Странно, но она уже настолько привыкла к неудобным длинным юбкам, что уже и не вспоминала такие комфортные джинсы. Вот бы смешно сейчас по улицам Сайбы пройти не просто в мужской одежде, а в джинсах… Или как та девчонка – последнее воспоминание из старого мира: в узеньких коротеньких штанишках, кургузом пиджачке и маечке, открывающей пузо. И в смешных шлепанцах на шпильках, но с загнутыми носами. Нет, здесь женщины существенно умнее: таких высоченных каблуков не носит даже маленькая и весьма следящая за модой Рина.

Они шли по улицам, провожаемые взглядами. В основном, надо сказать, косились на Лиасса. Он был уж очень вызывающе эльф. Картинный эльф. Хрестоматийный. Высокий, надменно-красивый, синеглазый, да еще волосы эти золотые, которым отчаянно завидовала каждая встречная женщина. Лена с Маркусом шли впереди, никем не замечаемые, даже черное платье никого на поклоны не провоцировало.

– Маркус, вот ты говорил о женщинах, – продолжила Лена прерванный разговор. – Почему ж вы взяли на себя все женские заботы?

– Это какие ж? – удивился Проводник.

– Стирку хотя бы. Готовку.

– Стирку? А разве мы твои платья или белье стираем? – изумился Маркус. – Или ты наше имеешь в виду? Вот уж чего не хватало, чтоб Светлая мне трусы да носки стирала! Ты чего, Делиена? Заболела? Ты ни мне, ни шуту не жена, ровно ничего делать нам не обязана.

– А вы обязаны мне еду готовить.

– Не обязаны. Только уж извини, я лучше сам приготовлю, а то у тебя вечно подгорает, – засмеялся Маркус. – И потом, неправда, ты нам как раз тоже готовишь. К тому же посуду моешь. Иногда. У нас, по-моему, все честно. Да и… чего уж там, в радость нам о тебе позаботиться. Не спрашивай почему, сам не знаю. Ты, конечно, уже приспособилась к нашей жизни, только не до конца. Да и не надо. Оставайся собой… Оп-па… кажется, наши красавчики влипли. Давай-ка посмотрим. Да не бойся ты, не понимаешь разве, что Лиасс со всей толпой махом справится и капли крови при этом не прольет. Интересно, как выкручиваться будут.

Лена повернулась. Шут и Лиасс были окружены компанией поддатых с утра пораньше придурков. Молодых, здоровых, интеллектом не отягощенных, зато обвешанных оружием до ушей. А у Лиасса даже кинжала не было. Он демонстративно не носил оружия, тем более при посещениях Сайбы.

– Эльфы. Надо же, какие гости. И какого же черта эльфам надо у нас в Сайбе?

– На людей посмотреть, – вежливо ответил шут, – может, все-таки умные появились. Пока не встретил.

– Нарывается, – радостно сказал Маркус. – Его впервые люди приняли за эльфа. Вот ведь смешно – столько лет здесь прожил, все человеком считали.

– Он и есть человек.

– Понятно, что человек. Как раз такой, о каких говорит, – дурак то есть. Подраться захотел, что ли?

– Маркус…

– Да не волнуйся ты за него. Если по шее получит, может, поумнеет… нет, вряд ли.

Лиасс спокойно выслушивал однообразные оскорбления и никак на них не реагировал. Даже высокомерия на лице не было. Равнодушное внимание и ничего больше. Шут старательно брал с него пример, но выглядел не в пример более скромно. На фоне людей и рядом с Лиассом он действительно выглядел эльфом, хотя Лена перед их путешествием лично (и, конечно, криво) остригла его буйную шевелюру, но так, чтоб не открывать заостренные уши.

Толпа наблюдала за ними с интересом. Никакой враждебности Лена не чувствовала. Более того, один мужчина, по виду, из богатых торговцев, посоветовал:

– Накостылял бы ты им, эльф, что ли. Они заслужили.

Лиасс посмотрел на него и слегка поклонился:

– Ты полагаешь, человек, они того стоят?

– И то правильно, – согласился мужчина под одобрительный рокот остальных, – руки еще марать об них. На базар идете или какие другие дела?

– Разные дела, – учтиво ответил Лиасс.

– Вы из новых наших эльфов?

Беседа через головы страшно разозлила шпану. Один решил было стукнуть шута, но промахнулся и звучно грохнулся на мостовую, вызвав хохот зрителей. Конечно, этого ни он, ни его товарищи стерпеть уже не могли, зазвенели шпаги.

– Негоже, – покачал головой торговец, – на безоружных-то…

– Ну зачем нам оружие? – мягко улыбнулся Лиасс, и через минуту пятеро жаждавших свары были аккуратно разложены пентаграммой, причем двоих – Лена видела – успокоил шут. Тут тоже были развиты некие аналоги восточных единоборств, и в этой самой рукопашной шут был таким же признанным мастером, как Маркус – во владении мечом.

– А ты волновалась, – шепнул Маркус.

– Говорят, там у вас нашего посланника убили, – продолжил светскую беседу торговец, – как же так?

– Так случилось, – кивнул ничуть не запыхавшийся Лиасс. – Точно знаем, что это был эльф. Не из наших, но это неважно.

– Из наших старых? А зачем бы им? Чтоб вас с королем поссорить?

– Или с вами.

– С нами? – почесал в затылке мужчина. – Ну, может. Всяко бывает. Только ведь ваши в Сайбу не наезжают, только маг при короле служит… говорят, хорошо служит. Ну, ладно, эльфы, вы по своим делам шли – так и идите, а эти пусть полежат, остынут, стражи подождут. Набрались с утра, прямо за людей стыдно. А ты мне только вот что скажи, эльф, правду говорят, что ваш Владыка – великий маг?

– Правду.

– Сильнее любого человека?

– Сильнее.

– И если б захотел, мог бы Сайбу одним ударом уничтожить?

Лиасс осмотрелся. оценил крепкие каменные постройки.

– Нет, не смог бы. Городок поменьше – смог. Только зачем ему? Он ваш городок уничтожит, люди на него войной пойдут…

– Так эльфы дерутся здорово. Только что видели.

– Эльфов сорок четыре тысячи, – сказал Лиасс. – Вас только в Сайбе впятеро больше. А во всем королевстве? Думаешь, мы ушли от войны в Трехмирье, чтобы начать войну здесь? Войну, которая приведет к нашему уничтожению?

– Да ежели честно, не думаю, – признался торговец. – Глупо было бы. А ты самого Владыку-то знаешь?

После короткой паузы Лиасс улыбнулся.

– Ты тоже его знаешь.

Толпа ахнула. Валявшиеся на мостовой хулиганы начали тихонько отползать. Драться с Владыкой эльфов им уже не хотелось. Шут захохотал, а следом за ним захохотала и толпа. Торговец поморгал и вдруг дерзко спросил:

– А откажешься зайти с нами в трактир, Владыка? Вот просто так выпить с людьми?

– Почему откажусь? – удивился Лиасс. – Эльфы хорошего вина не гнушаются. Вот только с каждым – не смогу: даже Владыке столько выпить не под силу.

Толпа снова засмеялась. В трактирчик набилось народу столько, сколько, наверное, не набивалось даже в самые удачные ярмарочные дни. Сначала всех угостил торговец. Потом всех угостил Лиасс. Потом всех угостил хозяин трактирчика. А потом все начали угощаться сами, исправно расплачиваясь за выпитое. Уйти им удалось не раньше, чем через час. Договор о дружбе закреплялся как-то очень по-русски – обильной выпивкой.

– Вино было плохое, – не очень твердо сообщил шут.

– Плохое. И в таком виде идти к королю не стоит, – кивнул Лиасс, у которого тоже глаза блестели больше обычного. – Согласны потерпеть? Протрезвление – не очень приятная процедура.

– Придется, – мрачно вздохнул Маркус, видно, с процедурой знакомый. Шут тоже повесил голову. Через минуту оба убежали за угол – тошниться. Лиасс просто побледнел и оперся рукой о стену.

– Себя протрезвлять – еще неприятнее, – сообщил он Лене. – Хорошо, что хоть тебя не надо.

– Ты хотел пойти с нами к королю или просто пройтись по улицам?

– Ты проницательна, – засмеялся Лиасс. – Просто пройти по улицам. Если бы король хотел меня видеть вместе с вами, он бы так и сказал. Я хотел посмотреть, как поведут себя люди, увидев эльфа. Я не разочарован. Хотя вино было очень плохое. С хорошего их бы так не тошнило.

– Никогда больше белое вино пить не буду, – поклялся шут. – Особенно дешевое. Ну что, идем? Я проведу мимо ворот. Пойдем с нами, Владыка. Мне кажется, что ты никак не помешаешь. Ты же сам это понимаешь. Если что-то случилось, а ты предложишь помощь, разве станет хуже? Тем более что от тебя толку намного больше, чем от нас.

– К тому же видеть король хотел только Светлую, – поддержал Маркус. – Что ж, нам теперь тоже не идти? Пойдем, Владыка.

– Гав, – согласился Гару. В городе он вел себя на удивление прилично: шел, прижимаясь лохматым боком к ноге Лены, не реагировал на кошек или других собак и даже не оглядывался, когда они проходили мимо мясной лавки. Лиасс посмотрел на Лену.

– Конечно, – пожала она плечами. – От меня проку еще меньше, чем от них, разве что моральная поддержка. Просто в меня верят.

– Тебе мало? – хмыкнул Маркус. – Ну что, веди, проныра.