Они шли из мира в мир, просто так, не ставя никаких целей. Мужчины быстро смекнули: если Лена накидывает петлю от поводка Гару на запястье, стоит готовиться к переходу, и готовились – крепко брали ее за руки. Шаг – и все. Лена ощущала легкую вибрацию воздуха, а они и того не замечали. Маркуса это приводило в восторг, сопоставимый с впечатлениями шута от моря. Конечно, если всякий его переход сопровождался такими трудностями, как их первое попадание в Трехмирье, то восторг был вполне понятен. Миры были с эльфами или без, но нигде не было мира без людей, но с эльфами. Повстречались им и орки, совсем не похожие на голливудских, но куда страшнее и выразительнее, и тем более впечатляющими были их низкие поклоны и почтительные интонации, когда они обращались к Лене. Были они похожи – и не похожи на людей, и уж точно вовсе не похожи на эльфов: огромные, вроде Милита, но куда более широкие, особенно в плечах, с мощными ручищами, в которых двуручные мечи казались кинжалами, волосатые настолько же, насколько были безволосыми эльфы: темные или огненно-рыжие космы начинались у них чуть не от самых глаз, огромных, провально-черных и почти лишенных белков, а ниже глаз начинались бороды, короткие, жесткие, подстриженные куда аккуратнее, чем волосы. Ну а глядя на женщин орков, Лена только убедилась в своей неописуемой красоте, стройности и изяществе.

Прав был дракон: особенных различий не обнаруживалось. Где-то верили в единого бога, где-то имелся пантеон на каждый случай жизни, где-то ни во что не верили. Где-то одевались вычурно и, с точки зрения Лены, смешно, где-то так одинаково, что никакой домашний юнисекс не годился в сравнение. Отличить мужчин от женщин было и вовсе затруднительно, потому что женщины утягивали грудь, а мужчины носили под просторными туниками штаны с пышными буфами. Где-то магия практиковалась на каждом шагу, где-то магов сжигали на кострах по славу науки, которая была той же магией, а костры были всего лишь способом избавиться от конкурентов. Неизменно было одно: приветливость и уважение, с каким встречали Лену. На еду и ночлег они почти не тратились, в чистом поле ночевали нечасто, потому что миры попадались довольно густозаселенные и за день вполне можно было дойти от одной деревни до другой. Миры были нищие и богатые, мирные и воюющие, но ни один Лене не захотелось проклясть, даже тот, где наука боролась с магией. Ее везде узнавали, потому что простоты ради она надевала все-таки черное платье Странниц, немнущееся, не пачкающееся, удобное, а драконова пряжка и ветвь любви все-таки немножко его оживляли.

Сколько времени прошло в Сайбии, никто не знал. По их личному времени прошло не менее полугода, но каким-то чудесным образом они никогда не попадали в зиму, плавно переходили из лета в лето, потом в раннюю осень, потом просто в осень. Лена уже не снимала плаща, а мужчинам все еще было тепло, однако если ночевать приходилось в поле или в лесу, Лена настаивала, чтобы они спали в палатке втроем. Ночами все-таки было уже холодно. Маркус посопротивлялся недолго, но сдался, и теперь они согревали друг друга ночами, как в то самое первое путешествие между мирами.

Им было хорошо. Правильно. То ли они дополняли друг друга, то ли, что называется, совпадали по фазе, но ведь, если разобраться, между ними не было ничего общего. Никогда не увидел бы ее у памятника Ленину этакий мачо, никогда бы книгочею шуту не пришло в голову сдружиться с Проводником, никогда Лена и не помышляла бы о любви умницы и симпатяги Роша Винора. Судьба? А какая разница, если любой мир кажется замечательным, когда рядом друзья?

А беда, как ей и положено, пришла неожиданно. Они только-только выбрали место для привала – небольшую поляну неподалеку от дороги. Мир был новый, но с самого утра они не увидели никаких признаков жилья. Как ни принюхивался шут, ниоткуда не тянуло дымом, но дорога была, не самая разъезженная, но и не самая заброшенная, так что рано или поздно привела бы их к людям, или эльфам, или оркам, а нет – Пути Странницы всегда открыты.

Лена даже не успела снять свой рюкзачок, когда из-за кустов вдруг посыпались вооруженные люди. Зарычал Гару, шут сбросил с плеча лук и невидимым движением наложил стрелу. Маркус толкнул Лену за толстый ствол, а меч словно сам вылетел из ножен в его руку – и схватка началась.

– Уводи! – крикнул Маркус. – Рош, уводи ее!

Нападавшие отлетали от пропеллера, на который был похож меч Маркуса, отлетали целиком или частями, но их было много, так много, что Лене они казались сплошной массой, переселяющимися термитами, даже не замечающими, что по их тропе движется слон. Шут бросился к Лене, и на него тоже навалилось скопище муравьев, и замелькал в воздухе его кинжал, и сам он вертелся с невозможной для человека скоростью. Сзади в левое плечо Маркуса вонзился метательный нож, сбивший его с ритма. Маркус отступил на полшага, снова закрутил мечом. Мимо лица Лены, едва не задев, свистнула стрела, вторая, третья, и Маркус отбивал эти стрелы в полете, рубил их, но не успевал, и сначала одна вонзилась ему под ребра, потом вторая – в живот.

Он опустил меч, невольно оперся на него, но лезвие ушло в землю, и Маркус упал сначала на колено, а потом навзничь. Карие глаза смотрели вверх почти без выражения. Целитель. Ему нужен лучший целитель, какого можно найти во всех доступных мирах, потому что стрела в живот – случай, трудный даже для Арианы. Значит, нужен кто-то лучше Арианы.

Лена даже не поняла, как оказалась возле Маркуса, как вцепилась одной рукой ему в плечо, как шут схватил ее за другую руку, и уж совсем было непонятно, как оказался рядом с ними Гару, которого никто не держал.

Трава была высокой, ровной, будто подстриженной. Лес чуть в стороне уже был тронут осенью, но на траве это никак не отразилось: она была сочно-зеленой и мягкой.

– Иди за помощью, – крикнула Лена. Шут огляделся, должно быть, увидел что-то и легко и стремительно побежал, словно по гаревой дорожке, а не по траве, доходившей ему почти до пояса. Лена наклонилась к Маркусу, положила ладонь ему на грудь, но он вдруг взял ее за руку.

– Не надо, – тихо, но отчетливо сказал он. – Не надо, Лена. Поверь старому солдату… Ты мне уже не поможешь. Пришло время умирать, Лена. Ничего. Это не страшно. Я хорошо пожил… и тебя встретил. Ты не можешь исцелить меня, но можешь дать силу, которая только продлит умирание. Я не хочу. Ты молчи. Я знаю, что такое стрела в кишки. Что такое стрела в печень. Мне осталось-то с полчаса… Ты только побудь со мной, хорошо? Просто… просто побудь.

Жизнь уже уходила из его глаз. Господи боже, он был прав. Пробитую печень не под силу исцелить даже Ариане. А значит, никому не под силу. У Лены не было с ним такой связи, как с шутом, но уже умом она понимала: умирает. Действительно умирает. Несокрушимый и такой земной Маркус… Лена встала около него на колени, взяла за руку. Побыть с ним. Подержать его руку и подождать, пока разожмутся пальцы… пока они похолодеют. Просто подождать, когда он уйдет. Совсем. Безвозвратно.

Заворчал Гару. Лена подняла глаза. Высокий подтянутый мужчина стоял рядом, склонив к плечу голову. Лица его Лена не видела – слепило солнце, но по общему облику, по длинным волосам, по тому, что подошел он неслышно даже для собаки, она поняла – эльф.

– Он умирает, – сообщил мужчина негромко. Маркус часто и трудно дышал, глаза его были закрыты, но пальцы стискивали руку Лены. Отчаяние захлестнуло ее.

– Я понадеялась на себя, – сказала она без голоса, – так была уверена, что приведу его к лучшему целителю, какой вообще есть во всех мирах, и так промахнулась. И теперь он умирает.

– Привела? – Мужчина наклонился и заглянул ей в глаза. – Светлая? Неужели – Светлая? Ты просто подумала, что ему нужен самый лучший целитель, и сделала Шаг? Так?

Шел бы подальше. Своей дорогой. Без всяких Путей. Оставил бы их. Он им не нужен. Маркусу не нужен. Лицо Маркуса серело на глазах. Лена погладила его по щеке. Она не знала, что отчаяние бывает таким острым и таким горьким. Почему Маркус? Почему сейчас? Все было так хорошо, так естественно, так правильно… Ты нужен мне, Проводник, не уходи… Как я без тебя?

– Надо же… – пробормотал мужчина. – Ну, ты и не ошиблась.

Он вдруг отстранил Лену, не без труда разжал пальцы Маркуса и толкнул ее в плечо, усаживая на землю. Потом присмотрелся к чему-то, выдернул одну стрелу – Маркус только слабо дернулся, потом вторую и, не касаясь тела, сложил ладони над ранами крест-накрест, как медики, когда собираются делать непрямой массаж сердца, и сосредоточенно нахмурился. Маркуса подбросило в воздух, выгнуло. Эльф поднял руки повыше – и тело Маркуса потянулось за ними, повисло над травой. Руки держали его, словно магнит держал тонкий металлический прут: голова и ноги Маркуса касались земли. Эльф ничего не говорил, даже смотрел куда-то в сторону. Маркус вскрикнул, захрипел, судорожно сжались кулаки, но глаза оставались закрытыми. Лене так хотелось прикоснуться к нему, но она боялась помешать магии и просто сидела, не сводя глаз с его лица, искаженного мукой, какую не под силу выдержать человеку.

Это продолжалось недолго. Эльф убрал руки, и Маркус довольно сильно ударился о землю. Он дышал. Трудно, часто, хрипло, но лицо уже расслабилось, и Лена не знала, что это означает: жизнь или смерть.

– Ну все, – обыденно сообщил мужчина. – Выживет. Поболеет какое-то время, может, две недели, может, три. Больно будет, пока ткани не приживутся, но никаких трав не давай, кроме укрепляющих, нельзя ни снотворного, ни обезболивающего. Ничего, он крепкий, стерпит. А теперь забирай его и уходи, быстро.

Лена нашла силы только удивиться:

– Почему?

– Не будь въедливой, Странница. Забирай и уходи, пока еще есть время.

– Почему? – повторила Лена. Мужчина ответил раздраженной скороговоркой:

– Потому что это мир эльфов. Потому что его убьют, как только увидят. Хочешь, чтобы он жил, – убирайся отсюда вместе с ним.

– Но я не могу, – растерянно сказала Лена, – нас трое, третий пошел вон туда, за помощью.

– Туда? Значит, его уже убили. Здесь люди долго не живут. Уходи, Светлая, пока можешь.

– Убили? Но он полукровка…

Эльф засмеялся.

– Тогда и не раздумывай. Уводи своего Проводника, а потом возвращайся за полукровкой, он дождется. Хватит у него ума не уходить далеко от этого места. Уходи… – Он прислушался и как-то поник. – Впрочем, поздно.

Откуда они взялись, Лена не поняла, ведь ни кустов не было поблизости, ни деревьев. Возникли словно из воздуха – тоже против солнца, группа высоких, тонких и гибких, двигающихся так лениво-легко, как могли двигаться только эльфы.

– Человечек, – с удивленной радостью произнес один.

– Дохлый, – уточнил второй.

– Не слышишь, что ли? Дышит, – усмехнулся третий.

– Это ненадолго, – утешил друзей четвертый, доставая из ножен кинжал.

– А еще и женщина.

– Это тоже неплохо. Хочешь?

– Чур, я первый!

– Ты чему радуешься, дурак? Не настолько ж она молода, чтоб быть девственницей, так какая разница – первый или пятый? Человечка прикончи для начала.

Отчаяние уступило место медленно растущему гневу. Неожиданно для самой себя низким голосом Лена сказала:

– Проклятия Странницы захотел попробовать?

Эльфы остановились.

– Светлая? – удивился один, кланяясь не так чтоб очень глубоко, но достаточно вежливо. – Прости, Светлая, я не понял сразу. Прости нас за вольности, которые услышала. Отойди от этого человечка, чтобы я тебя не забрызгал его кровью.

– Ты не понял? Еще шаг – и будешь проклят.

Эльф даже растерялся.

– Светлая, это закон нашего мира. Наш мир тих и спокоен только потому, что в нем нет людей.

– А есть другой мир, в котором нет эльфов, – сообщила Лена чуть ли не басом. – Уже нет эльфов. Потому что его прокляла Странница. Хочешь получить пустой мир?

Эльфы оторопели. Наверное, раньше им попадались более сговорчивые Странницы. Позволяющие резать своих спутников и отодвигавшиеся, чтоб их кровью не забрызгали. Один так и поигрывал кинжалом.

Раздался топот копыт, но Лена не оглянулась, пока не услышала отчаянный и тихий вскрик:

– Лена!

Шут рванулся к ней, но эльф успел, обогнал, не хуже Брюса Ли взбрыкнул ногой, и шут налетел на удар, охнул, падая.

– Мы человечка поймали, – радостно сказал другой эльф, соскальзывая с коня. – Убегал еще, смешной такой. Но шустрый. – Он крепко поддал шуту ногой под ребра. – Вставай, человечек.

Шут, кривясь, поднялся. Лицо его украшала пара свежайших синяков. Тот, с кинжалом, засмеялся.

– Какой же это человечек? Самый настоящий полукровка. Ты на уши-то посмотри, дурачина!

Эльф дернул шута за волосы и сконфуженно буркнул:

– Правда, полукровка… А убегал-то чего? Вот по морде получил за просто так.

– Иди ко мне, Рош, – скомандовала Лена. – А ты стой где стоишь, эльф!

– Светлая? – традиционно удивился тот. Наверное. Странницы сюда захаживали очень редко. – Этот полукровка твой? Прости, он не сказал.

Шут шагнул было к ней, но снова встретил удар в грудь, не такой жестокий, но выразительный.

– Прости, Делен, но человечка тебе придется оставить нам, – примирительно сказал один из эльфов, – а полукровку своего забирай и уходи. Или оставайся, посмотри наш мир. Уверяю тебя, ты не видела ничего подобного, и он таков именно потому, что в нем нет людей. Этот человечек ничего даже и не почувствует, он без сознания, а я убью его быстро и безболезненно.

Шут усмехнулся. Очень неприятно усмехнулся. Конечно, это все было безнадежно и глупо, но угроза Лены все-таки держала их на некотором расстоянии. Верят в проклятия?

Лена вдруг поняла, что она – верит. Что она действительно проклянет этот благополучный мир без людей, и постепенно он опустеет, станет стерильным и, возможно, никогда больше в нем не появится никакой разумной жизни. Но убить Маркуса она не позволит. Пусть и такой ценой. Мир – это прекрасно, это замечательно, но какое ей дело до мира эльфов, если они собираются сломать ее собственный маленький мир, лишив ее лучшего друга, какой у нее когда-то был?

Она так и стояла на коленях возле Маркуса, держа его руку, Сцена затягивалась, словно актеры дружно забыли все слова. В конце концов эльф все-таки решился.

– Ты не сможешь проклясть целый мир из-за одного человечка, Делен. Не сможешь, потому что ты Светлая.

– Ты так уверен?

– Уверен, – вовсе не уверенно кивнул эльф. – Меня проклясть ты сможешь…

– И всю твою кровь, – согласилась Лена, – родителей, сестер, детей. Легко. Если ты сделаешь еще один шаг – так и будет. Готов рискнуть?

По старой, уже забытой привычке, она поднесла левую руку горлу: всегда, волнуясь, она так делала. Волнения, правда, особого не было, но рука сама потянулась к шее – и нащупала цепочку. Лена стиснула каплю застывшей магмы. Эльф улыбнулся и сделал шаг:

– Я одинок, Светлая.

Что-то прорвалось. Может, проклятие, может, отчаяние или гнев. Эльф отшатнулся, словно испугавшись ее, а рядом замерцала слепящая полоса, раздвинулась, и в проход прыгнул Милит. По-солдатски быстро оценив обстановку, он как-то странно тряхнул кистями рук, словно сбрасывая с них воду, тихо что-то проговорил – и эльфы отступили на шаг.

– Я держу их, Владыка, – бросил он назад, и Лиасс шагнул меж светящимися линиями. Несколько секунд он смотрел на эльфов, обычно бесстрастное лицо меняло выражения слишком быстро, чтобы Лена могла понять, что это означает. Потом он наклонился к ней, взял под руку, поднял, отрывая от руки Маркуса.

– Идем, Аиллена, – мягко сказал он. – Пора возвращаться. Полукровка, иди сюда и бери Проводника.

– И дергаться не надо, – сладко улыбнулся Милит, – ты узнал заклинание. Рискнешь? Топай сюда, полукровка, не жди.

– Владыка? – забормотали эльфы. – Аиллена?

Лиасс слегка кивнул, не сводя с них меняющегося взгляда, а как выглядит она сама, Лена не знала. Знала одно: шаг – и сила ее проклятия вырвется наружу. Верила в существование этой силы. Шут поднял Маркуса, взвалил на плечо, умудрившись подхватить и меч, и первым шагнул в проход, за ним отступил Лиасс, продолжая обнимать Лену за плечи, прыгнул Гару, ничуть не испугавшийся прохода. Милит выкрикнул что-то жутковатым голосом и сиганул следом, там рвануло не хуже атомной бомбы, и взрывной волной его швырнуло на несколько шагов вперед, он упал и проехался носом по впечатляющей весенней грязи – и тут проход захлопнулся с треском и искрами.

– У тебя с головой все в порядке, Милит? – обыденно осведомился Лиасс. Милит перевернулся на спину и скривился.

– Уффф! Не меньше трех ребер… Владыка, а тебе хотелось, чтобы они могли проследить, откуда был открыт проход? Ты, может, и знаешь другой способ стереть все следы, но я не знаю… Аиллена, ты цела?

Лена поняла, что ее держат не ноги, а Лиасс. Она прижалась щекой к мягкому синему сукну и чуть не разревелась в голос. Во избежание грядущей катастрофы Лиасс так тряханул ее, что Милит сочувственно сморщился.

– Все уже позади, милая, – совсем уж ласково произнес Лиасс. – Ты уже дома. Ты в Сайбии. Успокойся. Сейчас я немного передохну и открою проход в Тауларм… Милит, ты долго будешь валяться в грязи?

– Долго, Владыка, – пообещал Милит. – Пока искры из глаз лететь не перестанут. Я перестарался немножко… Отвык от боевой магии.

Лиасс одним движением высушил землю и сделал знак шуту. Тот опустил Маркуса и перетащил под мышки преувеличенно жалобно стенающего Милита. Владыка сел сам и усадил Лену. Ее трясло.

– А что вы оба делали здесь? – удивился вдруг шут. – Почему вы не в Тауларме? Что-то произошло?

– Охотились мы, – кряхтя и охая, сказал Милит. – Отдыхали, когда Светлая позвала Владыку… Тут где-то мой лук должен валяться… Не ищи, пусть валяется… Неважно… Что там с Проводником? Он жив?

– Жив, – кивнул Лиасс, – и, похоже, исцелен. С тобой что, полукровка?

– Пошел за помощью, – неохотно сказал шут, – напоролся на этих…

– Решил убежать от всадников? – хмыкнул Милит. Шут пожал плечами.

– Увести всадников? – уточнил Лиасс. – Неглупо.

– Все равно ж догнали и наподдавали, – сокрушенно произнес шут. – Эльфы, может, не убивают друг друга, Владыка, но ты уж прости, я не эльф.

– Ты кого-то убил? – равнодушно спросил Лиасс.

– Постарался бы.

– А ведь твой враг из этого мира, Лиасс, – вдруг тоненько, словно в компенсацию к недавнему почти басу, сказала Лена. Уверенность возникла. Лиасс кивнул.

– Похоже.

– И он хочет, чтобы в Сайбии началась война с эльфами.

– А я мешаю, – согласился Лиасс.

– И значит, Милит зря устраивал там взрывы.

– Не зря, – усмехнулся Лиасс. – Не торопись с выводами, Аиллена. Вспомни: они были поражены, услышав, как обращается ко мне Милит и как я обращаюсь к тебе. А наш враг прекрасно знает, что я Владыка, а ты Дарующая жизнь. Эльфы свободны и разрозненны. Это личное.

– Сколько ж своих ты поубивал этим взрывом, Милит? – спросил шут. Эльф обиделся:

– Я, что, больной? Нисколько. Так, синяками отделались… может, пара-тройка переломов.

– А чем ты их держал? Мне показалось, они были всерьез испуганы?

– Ага, – захохотал и тут же скривился, хватаясь за грудь, Милит. – И ты б боялся. И даже Владыка… Есть одно такое заклинание… старое и забытое. Зато мгновенно лишающее мужской силы на срок, долгий даже для эльфа.

Шут не выдержал и засмеялся. Улыбался и Лиасс, но глаза у него были грустные. Целый мир эльфов. Мир, где нет людей, нет войн и нет казней. Эльфийский рай.

– Ты можешь увести туда своих. Они примут.

– Могу. Примут.

Шут и Милит притихли, даже Гару перестал шумно дышать и со стуком захлопнул пасть. Лиасс посмотрел на них по очереди.

– Я не поведу туда эльфов, Аиллена.

– Истинная клятва?

– Не только. Нарушения клятвы не будет, потому что я не предам короля… но я обещал ему порядок и поддержку… И даже не это важно. Я хочу, чтобы люди и эльфы жили в мире. Хотя бы здесь. Я сделаю все возможное, чтобы этого добиться. – Он крепко обнял Лену. – И если бы не ты, вряд ли у меня была такая возможность… и такая цель. Успокойся, милая. Все прошло. Сейчас мы отправимся в Тауларм. Хочешь домой, Гару?

– Гав! – согласился пес и яростно завертел хвостом. Милит задумчиво спросил:

– Зачем ты тратил магию на просушивание земли? Вот этот бы тут хвостом помахал – и все бы высохло…

Насчет охоты они врали, поняла Лена. Не охотились эльфы ни в такую грязищу, ни в такое время года, разве что ради еды, но не ради развлечения или отдыха. Ради развлечения эльфы вообще не охотились. А Лиасса на охоте Лена и вовсе не представляла. Пусть хитрят сколько угодно. Они пришли. Пришли за ними. Маркус жив. Владыка смог открыть проход в другой мир – и вот сейчас Лена окончательно простила Милита. Если бы не та его выходка, у Лиасса не хватило бы сил на проход, а Лена наворотила бы дел в эльфийском рае. Она не ушла бы без шута и без Маркуса. А ведь эльфы не убивали своих, когда у них не было такой необходимости. Необходимость возникла – и Лиасс получил стрелу в спину. Традиции для того и существуют, чтобы их нарушать.

Гару поставил грязные лапы на колени Лиасса и начал усердно, с чавканьем вылизывать Лене лицо. Милит сдавленно захихикал и кое-как сел.

– Я открою проход, Владыка. Со мной ничего страшного…

Лиасс отмахнулся, сосредоточился – и Лена увидела знакомую площадь Тауларма. Оттуда их тоже увидели. Немедленно пара эльфов подхватила Милита, еще двое – Маркуса, Лиасс поднял Лену, и через минуту она почувствовала себя дома…

Милита и Маркуса резво тащили к бревенчатому дому, а не к палатке. Господи, сколько же прошло времени?

– Полтора года, – улыбнулся Лиасс. – Всего полтора года. Сущая ерунда. Ну что, идем?

– У нее ноги не идут, – сообщил шут. – Как всегда после сильных переживаний.

– Не беда, – засмеялся Лиасс, подхватывая ее на руки. – Рош, ты как? В порядке? У тебя ноги идут?

– Конечно, – даже удивился шут. – А она – не в порядке. Я чувствую.

Лиасс размашисто зашагал – и тоже не к палатке и не к дому посла, а к строго-прекрасному каменному строению. Милит закончил свою работу. Дом был великолепен. Одно слово приходило на ум: гармония. Он был облицован золотистым мрамором или чем-то похожим на мрамор, прост и безупречно красив. Наверное, в эльфийском рае все дома такие.

– Любуется, – удовлетворенно заметил шут, – оживает. Гару, не прыгай, тебе нельзя в дом.

– Можно, – покачал головой Лиасс. – Он ей нужен.

Он бросил пару слов, и эльфы ухватили бедного пса за бока и принялись отмывать от грязи. Гару возмущенно орал и даже пытался кусаться, да держали его крепко и ловко, и он, как ни вертелся, никого цапнуть не сумел, пока его поливали из ведра и терли тряпками.

В небольшой комнате Лена увидела свой старый туалетный столик, на котором стояла аметистовая друза, а на крючке висел роскошный эльфийский плащ. Словно она и не уходила. Правда, вместо дохлых стульчиков было кресло, в которое ее и усадил Лиасс, а шут, будто только этого и дожидался, принялся снимать с нее плащ, стаскивать с плеч рюкзачок, стягивать сапожки… Лиасс открыл незаметную дверь, за которой оказалась самая настоящая ванна. И два крана – для горячей и холодной воды. Смесителей здесь пока не изобрели. Шут, ничуть не смутившись присутствием постороннего мужчины, приступил к расстегиванию пуговиц на платье, и Лена шлепнула его по руке.

– Нет уж позволь, – нахмурился он. – Ты на ногах не стоишь, а Владыка отвернется. Ты отвернешься, Владыка?

– Я даже уйду, – улыбнулся тот, – полотенца в шкафу. Сделай воду погорячее, пусть она расслабится. Аиллена! Помни – все хорошо.

Шут хлопотал возле нее лучше любой горничной…. Наверное, лучше, потому что горничной у нее никогда не было – и слава богу, до сих пор с дрожью вспоминалась та решительная дама в Сайбе, которую прислала к ней Рина в тот давний первый раз. Полтора года? Это сколько ж мне лет? А какая разница?

– Рош, неужели мы полтора года…

– Я считал и сбился. Но где-то так. А что? Зато смотри, сколько удобств появилось… Давай я тебе голову вымою. И не брызгайся. Владыка велел расслабиться, так что расслабляйся. Ну что ты, Лена, разве ж я тебе посторонний?

Она смирилась, потому что в его голосе прозвучала обида пополам с испугом. Классный бы из него получился актер. Страсти в клочья при полной невозможности врать. Нет, он не посторонний. Он – это я.

Он принес чистое белье, зимний костюм, чулки и домашние тапочки на рысьем меху, тщательно вытер ей волосы сухим мягким полотенцем, так же тщательно и бережно начал их расчесывать, и тут, конечно без стука, вломился Гарвин.

– А в ванную ты так же ворвешься? – осведомился шут, не отрываясь от своего занятия. Глаза его смеялись – Лена видела в зеркале.

– В ванную – тем более, – пообещал Гарвин, отстранил шута и пару раз провел ладонями по длине волос. Фен. Волосы мгновенно высохли и даже распушились. – Теперь расчесывай. Аиллена, ты в порядке?

Лена ухватила его за прядь волос, подтянула поближе и чмокнула в щеку.

– Я в порядке. А вот…

– Там все нормально, – отмахнулся Гарвин. – А Милит и вовсе сам виноват: прежде чем взрывать что-то на близком расстоянии, можно и о щите позаботиться. Проводник твой… Ариана очень удивляется, потому что никогда не видела такого исцеления, но он тоже в порядке, хотя и без сознания. Так что меня куда больше волнуешь ты. Она здорова, полукровка?

– Она здорова, – проворчала Лена, – зато едва не прокляла целый мир.

Гарвин непочтительно фыркнул.

– Ты? Мир? Расскажи кому другому. Не можешь ты проклясть мир. Человека какого-то – можешь.

– Эльфа, – поправил шут.

– Эльфа так еще проще, – усмехнулся Гарвин. – Так значит, тебя изукрасил эльф? Держишься скованно. Сними-ка рубашку, я посмотрю. Давай, не девица, чтоб стесняться.

Синяк на груди шута впечатлил даже Гарвина. Он поцокал языком, осторожно поводил пальцами по контуру здоровенного чернеющего на глазах пятна и покачал головой.

– Кости целы. Иди-ка и ты полежи в горячей воде. А то могу исцелить, если хочешь.

– Само пройдет, – отмахнулся шут. – Лена, кости целы, он же сказал. А это…

– Иди уже, – Гарвин развернул его лицом к ванной и легонько поддал коленом под зад. – Я ее посторожу, не бойся. Аиллена, ты можешь мне рассказать, что случилось? Владыка как-то странно выглядит.

Лена рассказала. Собственно, она только рот открыла, а дальше слова полились таким потоком, словно ее допрашивал десяток крутейших магов. Она была дома. Господи, она наконец была дома, и все были в безопасности, и Маркус, и шут, и Гару…

Пес, словно услышав, что она думает о нем, поднял голову, осклабился и постучал хвостом по полу. В комнате было тепло, но печки Лена не видела. Кто знает этих эльфов, может, они проложили трубы внутри стен или под полом и пустили по ним горячую воду. И что, котел в подвале дровами топят? Или магией? Или в Силире есть угольный разрез?

Гарвин кивнул.

– Ты права, наверное. Насчет врага… Ходили слухи об этом мире. Мне как-то не верилось, что люди не добрались хоть куда-то… Ты вообще знаешь, что поначалу людей здесь не было вовсе, даже не знаю, откуда они взялись, но когда-то давно произвольно открывались врата между мирами и люди появлялись там, где до этого жили совсем другие расы – мы, гномы, орки, драконы… Отец еще помнит времена, когда в Трехмирье пришли люди. Мы сдуру не воевали с ними: мир просторен, всем места хватит… А в общем, ты знаешь, эльфы равнодушны, нас раскачать очень трудно. Вот и прошляпили. Не учли, что люди размножаются чуть медленнее кроликов, что могут иметь и десяток детей, и всем нужна земля… Спохватились, когда поздно было… Когда люди впервые напали на эльфийские поселения. Чем хочешь поклянусь, Аиллена: люди начали первыми.

– И не клянись, – вздохнула Лена, получше Гарвина знавшая суетливость и агрессивность собственной расы и манеру решать конфликты силой оружия. От дубинки до атомной бомбы. Гарвин склонил голову и вдруг улыбнулся так, как не улыбался никогда раньше.

– Я рад тебя видеть, Аиллена. Никогда не думал, что буду так рад видеть человека.

– Что здесь было, пока мы… гуляли?

Гарвин пожал плечами.

– Да ничего особенного, хвала древним богам и королю Родагу. Даже недруг наш почти не объявлялся.

– Кто-то умер?

– Двое, – неохотно ответил Гарвин. – Человек и эльф. Ты их вряд ли знаешь обоих. Нас действительно хотят стравить…

– Вмешался Родаг?

– Не только. Балинт тоже.

– Ты научил Балинта?

– Всему, что знал. У него великий Дар, Аиллена. Мне его учить больше нечему. А вот он меня, может, когда чему и научит. Тебе можно это знать. Балинт научился проникать в мысли других. Я не умею и не уверен, что умеет Владыка. Чем бы тебя порадовать… А, есть чем! В Тауларме родились еще восемнадцать детей. За полтора года! Это очень много для нас, Аиллена. Четыре женщины родили уже по третьему ребенку. Было почти тридцать свадеб.

– Ты не женился?

– Нет. Я не хочу… Впрочем, тут полное совпадение: я не хочу жениться, потому что не могу забыть жену, и вряд ли кто-то хочет выйти за меня замуж… уже по другой причине.

– Что, весь город знает, что ты некромант?

– Кто не знает, тот догадывается, – пожал плечами эльф. – Ты не забыла: мы маги. Послушай меня, пожалуйста. Когда ты в следующий раз захочешь уйти, возьми меня. По двум причинам. Тебе вовсе не помешает маг. И мне лучше все-таки быть подальше… от всех.

– Ты так и ненавидишь людей?

– А что могло измениться? Возьми меня с собой в следующий раз. Тех, что на вас напали, я разметал бы в две минуты.

– Он прав, – вздохнул шут, выходя из ванной в одном полотенце вокруг бедер. – Не хочу грязное надевать, – пояснил он, – вы уж меня простите, а? Лена, он прав, тебе не помешает маг. Раз уж ты за полтора года два новых мира открыла…

– Два?

– Она всегда так туго соображает? – сочувственно спросил Гарвин у шута, и тот сокрушенно кивнул. – Где могли напасть на Странницу, как не в мире, который знает, что это такое?

– Там, где Странница прокляла мир.

– Ничего подобного. Проклятый мир не выглядит так, как тот. Можешь мне поверить, я насмотрелся.

– Гарвин, я пока никуда не хочу.

– Надо думать, – засмеялся шут и осторожно потер грудь. – Больно все-таки… Он хорошо приложил, да я еще навстречу пинку бежал… Лена, да перестань ты, синяк он и есть синяк, больно, но не так уж… Ты никуда не хочешь, значит, мы поживем здесь, или в Сайбе, или в лесу – где тебе понравится. Но рано или поздно ты захочешь пойти. Вот тогда… по обеим причинам. Эх, жалко, раковина там вместе с мешком осталась…

– Ага, как же, – хихикнула Лена. – В моем поройся, может, найдешь что…

Шут радостно кинулся к рюкзачку, едва не уронив полотенце, запустил в него руки и сразу вытащил свою раковину. Гарвин даже не улыбнулся, хотя Лена ожидала насмешек.

– Ты раньше не видел моря? Это то немногое, что действительно стоит увидеть.

Шут смущенно улыбнулся и сел на край кровати, поглаживая раковину кончиком пальца. Лена с ужасом смотрела на огромный синяк, вроде бы понимая разумом, что ничего страшного в этом нет, но взгляда отвести не могла. Гарвин встал, легко опрокинул шута на спину (тот осторожно забрыкался, боясь потерять полотенце) и прижал ладонь к его груди на несколько секунд, отпустил и вернулся на стульчик. Шут, невнятно ворча, сел. Синяк бледнел и исчезал.

– Я знаю, что это сущая ерунда, но она переживает, – пояснил эльф, – так что уж прости, походишь исцеленный. Ты так не любишь магические вмешательства?

– Не люблю, – огрызнулся недовольный шут. – У меня вообще с магией ничего приятного не связано. Подумаешь, синяк… ну не виноват же я, что чистая рубашка осталась… не знаю где.

Без стука вошел Лиасс с ворохом одежды.

– Я вовремя, – засмеялся он. – Что, Гарвин, ты его исцелил?

– Что там исцелять-то было… Аиллена переживает, ты ж ее знаешь.

Шут без всякого смущения скинул полотенце, правда, повернувшись спиной (на боках и пояснице тоже темнели синяки, но не такие впечатляющие), и быстро оделся. Лиасс погладил Лену по голове, как ребенка.

– Ариана исцелила Милита, хотя я не советовал. В следующий раз бы подумал основательно, рассчитывая силу взрыва. С Маркусом все хорошо… насколько вообще может быть хорошо. Ариана не нашла никаких признаков заражения или внутреннего кровоизлияния. А вот рана в плечо беспокоит ее больше. То есть тоже ничего опасного, но еще одно исцеление сегодня он может и не выдержать, а завтра будет уже поздно. Возможно, у него будет хуже двигаться левая рука.

Лена вспомнила: да, в левое плечо ему попал короткий метательный нож. Почти в сустав. Там, в мире эльфов, ни целитель не заметил этого, ни она не вспомнила – не до того было. Ну что ж, значит, будет владеть левой рукой чуть хуже, чем правой, как и большинство людей… Главное – жив.

– Я его увидеть хочу.

– Смысл? – поднял брови Гарвин. – Он без сознания. Раздели, отмыли от крови, перевязали рану и уложили в кровать. Очнется, тогда тебя сразу позовут. Он не умрет, Аиллена.

Шут потоптался возле кровати, отнес мокрое полотенце в ванную и, вернувшись, решительно сел на пол у ног Лены. Пол был застелен пушистым ковром с растительным орнаментом. Эльфы занялись ковроткачеством?

– Подарок посла тебе, – пояснил Лиасс. – Специально заказывал в Сайбе. Именно потому, что у тебя все время мерзнут ноги. А этот вот любит сидеть рядом с тобой.

«Этот вот» положил голову Лене на колени. Волосы у него когда-то были темно-пепельными, а седина придавала им серый цвет. Эльфы улыбались. Почти умиленно. Рады. Они действительно мне рады. Нет, не мне – нам.

– Хочешь отдохнуть?

– А я разве работаю? – удивилась Лена. – Ты садись на кровать, Владыка, не стесняйся. Раз уж проблема со стульями. А я тут посижу, кресло удобное. Тоже от посла?

– От королевы. Король и королева сделали нам много подарков для этого дома. Пока мы не отвлекаемся на мебель, сама понимаешь. Ты, возможно, не заметила, но палаток в Тауларме уже нет. Лагерь становится городом. Как путешествовалось, Странница?

Наверное, целый час Лена и шут, перебивая друг друга, рассказывали о дорогах, городах и портах. Иногда Гару подгавкивал для поддержания беседы или общего впечатления – любил он поучаствовать в разговоре. А может, просто намекал, что собака с раннего утра не кормлена. Как, собственно, и ее хозяева.

Дома. Наконец-то дома. Маркус чуть не умер – дважды подряд, но все же целитель появился там, где она его искала. Как это понять, как объяснить, какая логика? захотелось к целителю – и перенеслась. Делов-то. Главное – сильно захотеть.

Так сильно она еще никогда ничего не хотела. В Трехмирье за Милитом ее привела скорее злость, за Гарвином – любопытство, то же самое любопытство водило ее по Путям – куда получится, бесцельно, для развлечения. Доразвлекалась… Мир у них, видишь ли, без людей. Воздух у них там свежий, потому что человечков убивают сразу. Гуманно убивают – им не больно… А Маркус и так на живого похож не был, крови столько, сколько в человеке и не поместится, печень пробита, кишки… Он же без сознания был, едва дышал, так нет, все равно – убить. Осквернил святую эльфийскую землю…

Прокляла бы. Определенно.

Шут гладил ее колено, а эльфы смотрели встревоженно.

– О чем ты думаешь, Аиллена?

– А догадаться слабо? – невежливо поинтересовался шут. – Очевидно же. Думает, прокляла бы тот мир или нет.

– А ты как думаешь?

– Ты совсем ее не знаешь, Гарвин? – усмехнулся шут. – Мир – нет, конечно. Эльфа – могла. И потом бы полжизни об этом жалела.

– Не жалела бы, – возразила Лена, только ее не услышали.

– А если б не Проводника убить хотели, а тебя?

– Мир – нет, – повторил шут. – Она не способна наказывать невинных, Гарвин. Странно, что ты этого не понимаешь. Ведь ты провел с ней много времени, верно? И так и не понял?

Гарвин только улыбнулся. Все он понял. Зато никто другого не понимает: она едва не потеряла Маркуса. И какое-то время была уверена, что теряет. Держала его за руку и ждала, когда разожмутся его пальцы и начнет остывать кожа. И могла только следить, как расплывается на коричневой куртке огромное темное пятно крови, видеть торчащие стрелы… Если бы он умер? Не от руки эльфа, просто от этих ран? Что делала бы она?

Гарвин покачал головой и вышел. Сейчас притащит вина и заставит Лену выпить на голодный желудок, ее мгновенно развезет, и будет полное безобразие. Как-то психологи это называют: остаточная реакция? Нет. Каким-то более умным словом. Не хочу больше видеть, как умирают друзья. Не хочу.

Глаза Лиасса слегка серебрились. Мечтательность пополам с горечью – так бы Лена сказала, если бы речь шла о ком-то попроще и попонятнее. Мир, где только свои. Пусть разрозненные, он ведь и объединил эльфов не просто так и не ради войны, а ради сохранения народа. Объединенные эльфы – сила, но ведь и пользоваться этой силой он не хотел.

– Что здесь было, Лиасс? Что вы с Милитом делали в чистом поле? Только не надо охотничьих баек, ты вообще не любишь охотиться.

Лиасс помолчал.

– Я люблю охотиться, Аиллена. Конечно, не в чистом… грязном поле и не в такое время. Мы с Милитом были там, потому что именно там крестьяне видели нечто, чего в этом мире быть не должно. Вот это и было основной проблемой в Сайбии: появлялось чужое. Или чужие.

– После того как в том же месте проходили эльфы? – спросил шут. – Стравливают нас, как петухов. Как тебе удавалось улаживать это, Владыка?

– Пока удавалось. С помощью короля. Он тоже понимает, что нас стравливают.

– Родаг умный, – серьезно сказал шут. – И Верховный охранитель тоже. Только что они против пришельцев из других миров? Или против болезней? Чудовищ? Владыка, может быть, тебе имеет смысл подумать о том мире?

– Я буду о нем думать, – просто ответил Лиасс. – До конца жизни. Но не уйду туда. Как бы ты относился к человеку, который при первой возможности сворачивает с избранного пути?

– Зависит от многого. Я не вижу препятствий для того, чтобы ты мог свернуть. Кроме твоей гордости.

– Это не гордость, Рош. Это Цель. Разве ты не хочешь, чтобы Сайбия стала страной людей и эльфов?

– Есть такие миры, – сообщил шут. – По крайней мере один мы видели. Полукровок больше, чем людей или эльфов. Смешанные браки…

– Значит, это мир эльфов. Или будущий мир эльфов, – отрезал Лиасс. – Ты отрицаешь это, но ведь знаешь, что ты человек только по воспитанию. Где находится твое сердце? Почему ты почти не потеешь даже в самую сильную жару? Почему двигаешься вдвое быстрее даже Маркуса? Потому что ты эльф.

Лена взяла обеими руками встрепанную голову и прижала ее к коленям, потому что шут собрался возражать, понимая, что все возражения – только иллюзия. Потому что гены эльфов сильнее, даже не доминируют – просто побеждают.

– Ты прав, Владыка, – признал шут через минуту. – Но я предпочитаю быть человеком.

– Будь, – пожал плечами Лиасс. – Взгляды у тебя гораздо шире, чем у любого человека. Ты удивительно терпим, особенно если вспомнить твое происхождение. Ты должен ненавидеть если не всех нас, то хотя бы тех, кто ведет себя…

– Как я, – хмыкнул Гарвин, ставя на туалетный столик бутыль вина, кружки, хлеб, сыр, пряники и приличный кусок мясного рулетика. Как он умудрился все это донести? – Ты должен ненавидеть хотя бы меня, потому что я наверняка похож на тех эльфов, с которыми ты встречался раньше. Или хотя бы Милита за то, что он использовал тебя, чтобы использовать Аиллену… Да еще и заменял тебя целых полгода.

Лена вцепилась в заостренные уши, но шут не выказал никакой агрессивности.

– Наверное, должен. Я не люблю ненавидеть, Гарвин. Лена сказала как-то, что ненависть непродуктивна. Она ничего не дает. Может быть, она полезна для мага или для солдата во время войны, но я не маг и не солдат. Я шут. Поэтому мне не хочется ненавидеть тебя или кого-то другого. И тем более Милита. Скверно, что он использовал Лену… но понятно. Я не могу его судить. И тем более не могу его ненавидеть за то, что он поддержал ее, пока я маялся дурью. Я не могу ненавидеть его за то, что он ее любит.

– Истина бесстрастна, – кивнул Гарвин, ровненько нарезая принесенную еду.

– Но я не бесстрастен, – возразил шут, – хотя да, я – истина. Не удивляйся, Лена, это не я с ума сошел, это из формулы посвящения. Я не смог быть больше шутом, потому что не был уже так уверен в том, что эта истина так однозначна.

– Какая? – тихо спросил Лиасс.

– Всякая кажущаяся очевидной, Владыка.

– Для тебя я не Владыка.

– Почему? Потому что я считаю себя человеком?

Лена стукнула его по макушке.

– Потому что он для тебя друг.

Лиасс улыбнулся.

– Друг? – усмехнулся шут. – Это вряд ли. Лена, если на благо его народа потребуется поджарить меня до золотистой корочки и скормить дракону, он это сделает. Даже маслом лично поливать будет. Не пугайся. Он пожертвует кем угодно ради блага эльфов. Собой так легче всего.

– Собой жертвовать всегда легче всего, – сообщил Гарвин. – И все же он тебе друг, насколько Владыка может быть другом. И даже я тебе друг, насколько другом может быть некромант.

– Не мне, – светло улыбнулся шут и потерся щекой о Ленину коленку, – ей. Сам по себе я ничего для вас обоих не значу. Для себя тоже.

– Мы поговорим об этом еще, – пообещал Лиасс, – и я постараюсь убедить тебя в другом. Сейчас еще рано.

– Слышал, – проворчал шут, – Зеркало, Отражение…

– Фу, – скривился Гарвин, подавая Лене кусок рулета и кружку с вином. – Отпусти ты его уши, он не станет ни на кого кидаться, а язык ему укорачивать бесполезно. Поешь и обязательно выпей. Это вино привезли нам эльфы Сайбии. Они были очень огорчены, что тебя не застали.

– Я не хочу вина, потому что опьянею.

Гарвин озадаченно посмотрел на нее.

– Ну да. А для чего еще вино пьют? Для чего я его и принес? Пей и пьяней. Тебе это сейчас нужно.

– Выпей, Аиллена, – кивнул Лиасс. – Я не знаю, о чем ты думаешь, но у тебя даже аура меняется.

– Ты действительно не умеешь проникать в чужие мысли?

– Не умею, Рош. Чувствую только отголоски… когда ты проникаешь в ее мысли.

– Я не проникаю, – удивился шут, – я просто знаю… и она знает, что я чувствую. А еще я могу ей ответить… иногда. У меня нет ни капли магии, Владыка. Иначе бы я не смог стать шутом. Ни один маг не выдержал бы коррекцию. Во всяком случае мне так говорили.

– Ага, Билант рассказывал о твоей коррекции. Даже он не понимал, зачем тебе надо было через это проходить.

Шут неохотно оторвал голову от Лениных колен и посмотрел на вино. Гарвин протянул ему кружку и хороший такой бутебродище.

– А горячего ничего нет? – невнятно спросил шут, вгрызаясь в хлеб и сыр. – Есть хочу смертельно.

– Готовят, – очень серьезно сказал Гарвин. – Это так, слегка перекусить и чтоб не пить на голодный желудок. Аиллена, хочешь, чтобы я в тебя силой вливал?

Лена испуганно откусила от рулетика и запила вином. Гарвин вовсе не был милым и даже не пытался таким казаться. С него станется…