Она ухаживала за ранеными, что очень им не нравилось. Как Милиту. И даже напоминания о том, как она проболела целую неделю на первобытном острове, не помогали. «У нас выбора не было». Ариана потешалась над ними от всей души, а Лена, глядя на нее, невольно думала: а ведь она стара, ей, может быть, осталось всего лет двадцать, я вернусь – а ее уже нет, и было от этой мысли особенно тоскливо. Может, взять с собой хоть раз и Ариану? Сколько раз надо сделать с ней Шаг, чтобы продлить жизнь?

Гарвину смотреть на это надоело, и он обычным своим малоприятным ленивым тоном сообщил:

– Уймись, а? Во-первых, рано или поздно она все равно умрет. И я. И ты тоже. Вечной жизни не бывает. Даже Кристиан когда-нибудь да умрет. А Ариана проживет еще достаточно долго. Ты хоть замечаешь, когда даешь силу? Или только когда даешь жизнь? Она сейчас моложе, чем до войны, Аиллена. Уж поверь. Ну хочешь, возьми ее с собой на радость Маркусу. Только это не ее путь.

– Даже один раз?

– Ей этого не нужно. Понимаешь? Она пойдет, потому что этого хочется тебе, но ей совершенно не хочется. Лена, ты так щедро расходуешь себя, что…

Он вдруг замолчал и замер. Лена переполошилась, а оказалось, это всего лишь Мур. Было странно, что он говорит не с ней, а с кем-то другим в ее присутствии. Лена решила подслушать – и получилось, а как только получилось, она ушла из разговора. Гарвин даже не заметил. Правда, потом он передал ей содержание беседы. Вкратце и весьма язвительно. Дракон прочищал ему мозги, объясняя, что термин «расходоваться» к ней ну совершенно неприменим. Нельзя вычерпать океан. Гарвин возражал, что, мол, при известном терпении можно, и Мур уточнил, что нельзя его вычерпать наперстком, потому что столько терпения нет даже у него.

Лена подошла к окну. Тауларм был красив. Гармоничен. Это был город, в котором хотелось жить. Выросли деревья, появились сады и парки – без всякой магии. К воде спускался сад, которому позавидовал бы любой ландшафтный дизайнер. Бог знает, каков он был летом, но сейчас, пламенеющей осенью, он был просто сказочно хорош.

– Погуляем? – предложил Гарвин. Лена, конечно, согласилась. Гарвин заставил ее надеть плащ, но было довольно тепло, и она откинула плащ за спину – пусть эльфийки позавидуют роскошному платью. Гарвин усмехнулся, но обижаться на него Лена перестала лет сто назад.

А ведь когда-нибудь фигуральное «сто лет» станет реальностью…

Эльфы приветствовали ее радостно, а Гарвина – по-прежнему сдержанно, а он по-прежнему не обращал на это особенного внимания. Эталонный эльф-одиночка.

Парковые дорожки были засыпаны мелкой каменной крошкой удивительно золотого цвета, может, поэтому не хотелось называть ее гравием. Практичные эльфы посадили здесь вовсе не только декоративные деревья и кусты, но и полезные – яблони, вишни, смородину, рябину и что-то среднее между рябиной и черемухой, и из этой ягоды делали совершенно изумительное вино. Кстати, виноградники у них уже тоже были, но Лиасс признавал, что вино получается гораздо хуже, чем то, которое они делали в Трехмирье: почва эльфийских территорий не особенно подходила для винограда.

Скамейки были похожи на те, что стояли в парках времен Лениного детства, только, конечно, изящнее. Не лень же было эльфам делать это удивительное литье и резные спинки. Каждый, кто мог сделать что-то для города, делал. А еще там стояли скамейки-качели, которые Лена вообще-то видела только в кино, в буржуйских дворах. Они сели именно на такую.

– Этот город не похож на Ларм, – сказал Гарвин. – Совсем не похож. Ларм остался в прошлом. Удивительные слова я услышал вчера от Марта. Он сказал, что ему нравятся люди в Сайбии.

– Почему удивительные?

– Потому что Март – черный эльф. Обученный убивать людей, и только людей, разнообразнейшими способами. Не думаешь же ты, что Владыке грозила опасность от эльфов? Что, никогда не приходило в голову? Март людей даже не ненавидел, как, например, я. Для него люди – просто возможная опасность для Владыки, которую надлежит устранять быстро и аккуратно. Как, например, ядовитые змеи, или скорпионы, или медведи.

– Гарвин, в Сайбии уже выросло поколение, для которых вы свои. Не пришлые. Понимаешь?

Гарвин оттолкнулся ногой. Лена положила голову ему на плечо. Вдоль реки строили набережную из того же золотистого камня, каким были облицованы дома. Красиво. В воду уходила лестница, и ведь наверняка летом они не стесняются раздеваться на этих ступеньках и купаться. Это не тот парк, в котором играет духовой оркестр и гуляют чинные старушки с собачками, кавалеры с лорнетами и барышни с кружевными зонтиками. Тут смеются, целуются, пьют вино, купаются и рвут с деревьев яблоки. И никому не приснится, что надо ставить таблички с грозным «По газонам не ходить», потому что это совершенная глупость: для чего ж тогда еще нужны газоны, если нельзя на травке поваляться или с детьми поиграть в мяч? Естественная жизнь, лишенная привычных Лене условностей. У них были свои правила, но тоже естественные. Простые и незатейливые. Не расположится влюбленная парочка там, где ее могут увидеть, но ходить в обнимку и целоваться не постесняется. Никто не будет запрещать детям кричать, бегать и баловаться. Сами покричат, побегают и побалуются вместе с ними. Никто не погонит мальчишку, объедающего с куста спелую вишню. И даже если кто-то вдруг сорвет несколько цветов с клумбы, протеста это не вызовет, потому что парк-сад сделан для людей… то есть для эльфов. С движением качелей меняла цвет река, становясь то светлее, то темнее. Работавшие на набережной эльфы распевали что-то громкое и не так чтоб очень музыкальное.

– Слышал новую балладу, – произнес Гарвин. – О том, как Аиллена подарила магию вождю эльфов, и он победил врагов и помирил две расы.

– Погоди, а откуда здесь знают об Дарте?

– Ну конечно, Маркус – единственный Проводник, – усмехнулся Гарвин. – Их не так чтоб особенно много, однако не особенно мало. Среди них даже эльфы порой попадаются, но редко. Мы нелюбопытны.

– И дураки.

– Дураки, – согласился он, думая о чем-то своем. Прибежал гонец – Владыка хотел поговорить с сыном, и Гарвин отправился обратно, а Лена осталась. Место, где никто не угрожает. Пристанище. Дом. Свой уголок. Пошлялись по новым местам – и домой, отлеживаться, зализывать раны.

А это еще что такое?

К ней направлялась незнакомая женщина в знакомом платье.

– Здравствуй, сестра.

– Привет, – сквозь зубы буркнула Лена.

– Так и хочешь оставаться единственной Светлой в Сайбии? – засмеялась Странница. – А я рада, что застала тебя. Я уже собиралась уходить, когда узнала, что ты пришла сюда. Этот мир стал твоим домом.

– Ну и стал. Нельзя?

– Почему же нельзя? Конечно, можно, раз тебе этого хочется. Я бы не хотела привязываться к месту. Со временем поймешь. Тебя ведь это уже беспокоит, правда? Но давай не будем о грустном. Расскажи, где бывала.

Лена начала рассказывать и незаметно увлеклась. Странница особо пристрастно расспросила ее о мире, где не уважали женщин, зато начало сбываться пророчество – черт его знает какое. Она бывала там. Так давно, что Лене об этом лучше и не знать. Плохой мир, недобрый, Странниц чтят, как и положено, но с женщинами обращаются чуть получше, чем с животными, и то с иными породистыми собаками больше разговаривают, чем с женами и матерями своих детей.

– Странно, – сказал голос Гарвина сзади, – никогда не думал, что увижу тебя еще раз.

Странница сжалась и пожелтела. Так.

– Проклинать, стало быть, хорошо умеем? – ласково спросила Лена, а Гарвин положил руки на плечи Странницы. Очень близко к шее.

– Ты не понимаешь, – затараторила она, хватая Лену за платье, – проклятие мира – это не всегда зло. Конец одного мира – это начало второго.

– Да ну? И когда же на сушу выползет первый трилобит? Ты считаешь, что кто-то еще раз откроет Врата, чтобы впустить туда людей, эльфов или гномов? Ты хоть знаешь, что теперь с Трехмирьем?

– Конечно. Я была там недавно. Мы всегда следим за тем, что делаем. Пойми, сестра, Трехмирье было обречено. Эта безумная война только затянула бы его агонию!

– А тут не вовремя вклинилась Аиллена, – ласково проговорил Гарвин, – и увела эльфов… Ну так что там с Трехмирьем?

– Н-ничего… То есть Трехмирья больше нет. Пойми, эльф, пожалуйста, пойми! Проклятый мир умирает в одиночку, а мир, в котором идет война магов, может зацепить и другие...

– А тебе не приходило в голову, что война кончилась бы проклятием? – спросила Лена, не обращая внимания на то, как пальцы Гарвина поглаживают шею Странницы. Мастер пугать. Большой мастер. – Что великие эльфийские маги справились бы и без тебя? Или тебе просто захотелось попробовать свои силы? – Ее глаза метнулись в сторону, а Гарвин на секунду сжал пальцы. – Знаешь, мне искренне жаль, что Гарвин не удавил тебя еще там. Трехмирью терять было уже нечего.

– Он и сам бы погиб!

– А иначе я не погиб бы? – засмеялся Гарвин. – Владыка знает, что проклятие было твоим? Или хоть один эльф? Неужели боялась? Неужели сейчас меня боишься? Думаешь, что я задушу тебя сейчас, в этой славной Сайбии? Нет, дорогуша. Я просто скажу всем, кто ты есть. Тебя никто не обидит. Ни один эльф. Ну, разве что отвернутся при встрече или даже плюнут вслед. Но ведь это не принесет тебе никакого вреда? А хочешь, я сделаю так, что в любом мире эльфы будут знать, что ты прокляла мир – и вместе с ним десятки тысяч эльфов? А люди будут знать, что ты прокляла мир, в котором жили миллионы людей. Как тебя станут встречать? Не придется ли тебе бегать слишком быстро – нет, не от стрел или камней, только от взглядов?

Из желтой она стала синей.

– И никакой Корин Умо тебе уже не поможет, – сказала Лена. Хорошая вещь – интуиция. Она знала это имя. – Кстати, увидишь его, скажи, чтоб отвалил. Ведь надоедает, ровно осенняя муха. Прихлопну рано или поздно. Не ему противостоять мне, сестрица. Кишка тонка.

Гарвин захохотал. Ну вот, опять специфический эльфийский юмор.

– Двух часов на сборы тебе хватит? – приветливо спросил он. – Думаю, моего терпения хватит как раз на два часа. Зайди в дом Владыки, там сегодня таких замечательных булочек напекли, возьмешь в дорогу. Ноги-то идут?

Странница не вставала минут пять, даже когда он убрал руки, но все же встала и торопливо пошла в город. Ох ты господи, на платье у нее сзади было мокрое пятно!

– Фу ты, – поморщился Гарвин, – убирай теперь за ней. Интересно, а моча Странницы никакого вредного действия не оказывает?

Он провел рукой над скамейкой, потом нагнулся и повторил жест над землей и сел рядом.

– И что ты предлагаешь? – проворчала Лена. – Мне, например? Терпеть? Не сумею. Зачем тебя Владыка звал?

– Несколько вопросов задал о том чудовище. Представь себе, что может случиться, если Корин впустит его в другой мир.

– Тогда я его убью. Своими руками.

– Не убьешь. Кишка тонка, – он улыбнулся. – А я – убью. Владыка хочет подумать, что сможет сделать… Лена, он – сможет. Я рядом с ним вместе со всей своей запретной магией – щенок. – Он подумал и добавил? – Слепой еще, но уже не новорожденный. Уже сосать научился и даже ползать.