Путь Империи

Воронков Александр Владимирович

Часть первая

ПОВОРОТ ВСЕ ВДРУГ

 

 

Кровавое Крещение

На набережной Невы в этот торжественный день было по-праздничному многолюдно, радостная толпа торжественно-возбуждённо наблюдала за тем, как возле вырубленной во льду крестообразной Иордани разодетый в золотошитые парчовые ризы церковный причт под хоровое пение призывал на воду Божье благословение. Распевно звучал хор, сменявшийся митрополичьей молитвой, стоявшие на невском льду благоговейно крестились… Люди, теснившиеся на набережной, любопытствуя вытягивали шеи, стараясь во всех подробностях разглядеть церемонию. Приблизиться к невской Иордани им не давали два ряда жандармского оцепления и гарцевавшие за жандармскими спинами кавалергарды: в первом ряду молящихся придворных у крестовой проруби обнажив голову, стоял на молитве Николай Александрович Романов, самодержец всероссийский.

Среди любопытствующего народа на набережной находился артиллерийский офицер лет двадцати семи с потускневшими погонами штабс-капитана на поношенной шинели. Это явно был фронтовой офицер, всем своим видом и поведением отличавшийся от лощёных «моментов» столичной гвардии. Бледный цвет лица и то, как осторожно он ступал на правую ногу давали основание предполагать, что ещё совсем недавно он находился в госпитальной палате, а новенький незатёртый анненский темляк на эфесе шашки — что пролитая на просторах далёкой Маньчжурии кровь его была по достоинству вознаграждена.

Толпа радостно гудела, зеваки всё сильнее напирали на оцепление: каждый стремился стать ближе к торжественной службе. Жандармы сдержанно покрикивали на самых настырных, но негромко, чтобы шум не помешал придворным и причту, да и рукам волю не давали. Тем не менее постепенно, шаг за шагом, зрители медленно приближались к Иордани. Вот седобородый архиерей, продолжая распевно читать канон, поднял распятие, дабы погрузить в освящаемую воду, а все присутствующие военные, включая Государя, облачённого в шинель полковника Лейб-гвардии Преображенского полка, вытянулись во фрунт перед ожидаемым салютационным залпом корабельных орудий. И залп грянул!

Но вместо радостного возбуждения его последствиями стали вопли испуга и боли. Одним из орудий расположенных близ биржи батарей был произведен, вместо холостого, выстрел картечью. Картечные пули попали в помост у Иордани и на набережную, а также в фасад Зимнего дворца, в четырех окнах которого посыпались разбитые стёкла. Одна из картечин ударила в шею царя, опрокинув того на спину, вторая разворотила ниже сустава плечо митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Антония. Ранен был также и один нижний чин петербургской городской полиции, находившийся в оцеплении.

Эта трагедия мгновенно изменила настроение толпы: из состояния благоговения и любопытства она мгновенно перешла в состояние паники. Так же, как минуту назад люди всячески стремились приблизится к мосткам у Иордани, так и сейчас почти все зрители с криками метнулись врассыпную от страшного места. Впрочем, бежать кинулись не только зрители, но и многие придворные и духовенство. Лишь немногие, сохранившие самообладание, побежали в обратном направлении, к реке. Одним из таких людей был и наш артиллерийский штабс-капитан. Оттолкнув растерявшихся полицейских, он, придерживая шашку и пригибаясь, как под японским огнём, добежал до лежащего на краю Иордани митрополита Антония и, упав возле него на колени, обеими руками разорвал простреленный рукав архиерейского саккоса, раздирая в кровь пальцы о жёсткую златотканную парчу. Сорвав со своей шеи шарф, штабс-капитан с помощью подоспевшего служки со знанием дела стал перевязывать рану.

Рядом на помосте уже хлопотали возле раненого Императора другие. Николай хрипел, кровь толчками фонтанировала из разорванной трахеи. Увы, но ни придворные, ни подбежавший врач уже ничего не могли с этим поделать. Тело самодержавного владыки шестой части земной тверди всё больше тяжелело, губы что-то пытались произнести, но из них не раздавалось ни звука. В глазах царя метались ужас и обречённость, с каждой минутой взгляд всё больше и больше мутнел, и вот, в конце концов, застыл…

Белый цвет льда причудливо смешался с кровавым, красным, будто у невской Иордани пали давние двуцветные хоругви польских мятежников приснопамятного восемьсот тридцатого года…

* * *

Потом был траур. Было дознание — кто виноват, кто допустил, кто и что в этот момент делал, почему именно так, а не иначе, почему оказался там, а не в ином месте… Карательно-дознавательная машина государева сыска заработала во всю мощь.

— Итак, прошу Вас, представьтесь!

— Штабс-капитан Кольцов, Шестнадцатый Сибирский полевой дивизион.

— Что Вы делаете в Петербурге?

— Находился на излечении в общине святой Татьяны, а по излечении — в краткосрочном отпуску.

— Хорошо, проверим. Где Вы проводили отпуск?

— Дома. Родители мои живут на Обводном канале, в доме четырнадцать.

— Как можно догадаться, ваш дивизион находится в воюющей армии. Когда Вы должны были вернуться в свою часть?

— Предполагал выехать числа десятого.

— А как Вы оказались у места происшествия?

— Как и все. Хотел присутствовать при водосвятии.

— Отчего же Вы пришли именно ко дворцу, а не в любой иной храм Петербурга?

…Вопрос — ответ, вопрос — ответ, вопрос — ответ… Первый, второй, третий час прокручиваются стрелки на циферблате тяжёлых кабинетных часов… То же самое происходит в десятках других кабинетов, где десятки чиновников опрашивают сотни свидетелей и подозреваемых. Наконец, чиновник пододвигает папку с исписанными листами: «Прошу Вас, Андрей Викторович, подпишите вот здесь и вот здесь», закрывает её и, поднявшись, произносит:

— Благодарю Вас, господин штабс-капитан. Не смею более задерживать! Вот ваш пропуск…

 

Регент говорит с народом

Российская Империя была погружена в траур. На кораблях до половины были приспущены андреевские флаги. Портреты покойного императора Николая II во всех казённых учреждениях, да и во многих магазинных витринах затянуты чёрным крепом. Над воротами домов бессильно треплет ветерок траурные ленты у трёхцветных флагов. Столица умолкла. Изредка прозвенит по рельсам конка, прошелестит шинами пролётка легкового извозчика, суетливо прошмыгнёт по панели пешеход.

Петербург насторожён. Позавчерашняя трагедия у Зимнего дворца испугала власти. Регентом при пятимесячном сыне покойного императора Алексее провозглашён Великий Князь Николай Николаевич, дядя покойного Николая II.

Своим авторитетом и железной волей Великий Князь быстро подавил попытки встать в оппозицию к нему, в первую очередь исходившие от вдовствующей императрицы Александры Фёдоровны. «Её Величество для меня — прежде всего немка, и лишь потом — мать наследника!»

Петербург накаляется. С седьмого числа в городе бастуют все заводы и фабрики. Из окрестностей вызваны войска для усиления гарнизона. Рабочие ведут себя спокойно. Великий Князь Николай Николаевич вчера отдал распоряжение об отмене военного положения в столице: «Мастеровые — не японцы, воевать с ними не годится!».

На заводских окраинах у помещений «Союза фабрично-заводских рабочих» скапливаются толпы манифестантов. Ещё три дня назад они собирались идти с петицией о своём бедственном положении к Николаю II. Сегодня же они должны будут молить о снисхождении пятимесячного не венчанного царя Алексея II. Разумеется, сам он сейчас ничем им не мог бы помочь, но, по слухам, оберегавший двоюродного внучатого племянника Николай Николаевич по широкой натуре своей был похож на своего покойного дядьку Александра III, и потому едва теплившаяся надежда в сердцах русских рабочих разгоралась всё жарче. Толпы сжимаются, строятся в колонны, идут, идут, идут… На перекрёстках сливаются в одну большую общую колонну. Впереди на расшитых полотенцах несут образа, высоко над рядами плавно в такт шагам шевелятся церковные хоругви. Во главе с несколькими активистами — священник Георгий Гапон. Сотни голосов торжественно и печально тянут:

«Спаси, Гооосподи, люююди твооояяяя…»

По сторонам толпы бегут дети. Полиция не только не препятствовала процессии, но сама без шапок шла вместе с рабочими. Два полицейских офицера, также без шапок, идут впереди колонны, расчищая дорогу и направляя в сторону встречавшиеся экипажи.

У Нарвской заставы цепь солдат по команде подскакавшего полковника разомкнулась и пехотинцы выстроились в две взводные колонны. Винтовки — «К ноге», шапки — «На молитву» сдёрнуты с голов, покоятся на сгибе руки. Вдоль проспектов центра столицы живыми монументами стоят парные верховые разъезды драгун и казаков. На перекрёстках — вооружённые полицейские.

Всё медленней движется многотысячная колонна. Затесавшиеся в толпе эсеровские дружинники стискивают потными пальцами в карманах пальто согретые живым теплом рукояти «велодогов» и «браунингов».

* * *

В Зимнем дворце Великий Князь Николай Николаевич вызвал к себе министра внутренних дел Святополк-Мирского.

— Павел Дмитриевич, Вы с Коковцовым сумели убедительно доказать необходимость отмены режима военного положения в столице. Надеюсь, это решение не окажется ошибочным. Однако, как мне доносят по телефону, рабочая манифестация уже вошла в центр Санкт-Петербурга и направляется ко Дворцовой площади. Однако ранее речь шла только о том, чтобы шествия проходили не далее окраин. Что происходит, потрудитесь объяснить.

— Ваше Императорское Высочество! Рабочие идут к Вам, чтобы подать петицию с верноподданническими мольбами о помощи и поддержке! Однако же в их среду затесались смутьяны из разного рода нелегальных кружков, которые и подбивают работников идти далее заранее отведённых для шествия мест.

— И что же это за «смутьяны»?

— Главным образом они принадлежат к организации социал-революционеров, есть и анархисты, и марксисты…

— Бомбист на бомбисте сидит и браунингистом погоняет! Чорт знает, что такое! Почему же их заранее не задержали?

— Так ведь, Ваше Императорское Высочество, формально-то не за что! Доказать бомбизм большинства из них пока что не удаётся, а по одному только подозрению хватать — так ведь сразу и отпускать пришлось бы. От этого полиции толку нет, один лишь позор и поношение…

— Ладно. Чорт с ними: после разберётесь. А что за петицию несут манифестанты?

— Так что не могу знать!

— Ну, так узнайте! Кто назначен принять у них петицию?

— …

— Тааак… Раз так — то извольте-ка, Павел Дмитриевич, самолично и толпу остановить, и петицию у работников принять, и тотчас мне её доставить! Думается, много времени это у Вас занять не должно: вон, пение уже в моём кабинете слыхать! А от Невского через Дворцовую площадь до дворцового здания не более, чем за пять минут скорым шагом дойдёте! Ступайте же!

* * *

«Мы, рабочие и жители города С.-Петербурга разных сословий, наши жены, и дети, и беспомощные старцы-родители, пришли к тебе, государь, искать правды и защиты. Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей, к нам относятся как к рабам, которые должны терпеть свою горькую участь и молчать. Мы и терпели, но нас толкают все дальше в омут нищеты, бесправия и невежества, нас душат деспотизм и произвол, и мы задыхаемся. Нет больше сил, государь. Настал предел терпению. Для нас пришел тот страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых мук.»

«Нас здесь многие тысячи, и все это люди только по виду, только по наружности, — в действительности же за нами, равно как и за всем русским народом, не признают ни одного человеческого права, ни даже права говорить, думать, собираться, обсуждать нужды, принимать меры к улучшению нашего положения. Нас поработили, и поработили под покровительством твоих чиновников, с их помощью, при их содействии.»

«…Это-то нас и собрало к стенам твоего дворца. Тут мы ищем последнего спасения. Не откажи в помощи твоему народу, выведи его из могилы бесправия, нищеты и невежества, дай ему возможность самому вершить свою судьбу, сбрось с него невыносимый гнет чиновников. Разрушь стену между тобой и твоим народом, и пусть он правит страной вместе с тобой. Ведь ты поставлен на счастье народу, а это счастье чиновники вырывают у нас из рук, к нам оно не доходит, мы получаем только горе и унижение. Взгляни без гнева, внимательно на наши просьбы: они направлены не ко злу, а к добру, как для нас, так и для тебя, государь! Не дерзость в нас говорит, а сознание необходимости выхода из невыносимого для всех положения…»

— Ну-с, Павел Дмитриевич, и что Вы об этом думаете?

— Работать не желают, вот и мутят воду, Ваше Высочество! Давно пора разогнать смутьянов, а главных заводчиков — в «Кресты» да в Сибирь!

— Разогнать-то не штука… Да вот будет ли польза от того? Вон, Коковцов третьего дня докладывал, что в мире курс рубля упал, как никогда за всё время войны, акции российские только продают и сбыть никто не может — покупателей нет! А каждый удар нагайки в Питере на лондонской или берлинской бирже на пару пунктов наши позиции уронит… Европе только повод дай…

— Так что же делать-то?

— Племянник мой покойный, Николай Александрович, — земля ему пухом — пожалуй, приказал бы за такое разогнать всю толпу, может, и до залпов бы дошло… А сам укрылся бы от всех проблем подальше: в Царском, допустим, или в Петергофе… Так ведь любители «разгонять» тогда всё по-своему сделали бы… Не годится это! Придётся, пожалуй, мне самому с жалобщиками этими потолковать. Так Вы уж, Павел Дмитриевич, окажите любезность: приведите сюда человека три-четыре выборных от них. Только постарайтесь, чтобы среди них какой новый Каракозов не затесался: уж Вам-то все браунингисты в лицо известны быть должны, иначе что Вы за министр дел внутренних? Врагам внутренним во дворце делать нечего, им бы самое место — напротив, через Неву, в Петропавловке!

— Слушаю-с! Сей же час предоставим выборных!

* * *

Спустя десяток-полтора минут в кабинет, занимаемый Регентом Российской Империи, дворцовые гренадеры в высоких медвежьих шапках и с «иконостасами» из крестов и медалей на груди впустили выборную делегацию от рабочих-манифестантов. Группой из троих празднично, но небогато одетых мужчин предводительствовал худощавый чернобородый священник в коричневой рясе, с накинутой на плечи тяжёлой бурой шубой.

Едва войдя в кабинет, выборные закрестились на икону Николая-Чудотворца в красном углу, а потом дружно принялись низко кланяться Великому Князю, сидевшему за столом под портретом деда, блаженной памяти Императора Николая Первого. Лишь священник, склонившись раз, старался в дальнейшем сохранить независимый вид. Впрочем, нельзя сказать, что делегаты оказались наедине с Регентом: тут же присутствовал адъютант Великого Князя, ротмистр Лейб-гвардии Гродненского полка (сам полк квартировал в Варшаве, но Николай Николаевич издавна был известен особой приверженностью к находившимся в Царстве Польском Отдельной кавалерийской бригаде и Третьей пехотной дивизии Гвардии). Кроме того, при встрече, естественно, присутствовали министр внутренних дел Империи Святополк-Мирский и двое гвардейцев с винтовками. Требования безопасности есть требования безопасности, тут уж ничего не поделаешь!

— Итак, господа народные представители, с вашей петицией на имя Государя я ознакомлен. Всем вам известно, что до достижения Алексея Николаевича совершеннолетия, я принужден был возложить на свои плечи заботы по управлению Российской Империей в качестве Регента. Прошло лишь три дня с той минуты, когда злодейская рука оборвала жизнь моего племянника, покойного Государя Николая Второго. В эти трагические дни все русские люди, от Великих Князей и до последнего водовоза в верноподданническом порыве обязаны теснее сплотиться вокруг престола Императора Алексея Второго! Что же делаете вы все?

Подстрекаемые недобросовестными людьми, которые воспользовались отменой мною военного положения в столице Империи, вы нарушаете порядок и спокойствие в городе, устремляетесь ко дворцу. И ради чего? Неужели же жизнь ваша столь невыносима, что вы решились по доброй воле рискнуть и ею, и свободой своей? Ведь за участие в беспорядках должна следовать кара?

А ты, отче! Отец Георгий Гапон, почто ты отвратился от молений Господу нашему к делам земным? Ты и идущие за тобою требуете отделения Православной церкви от государства Российского, а того не можете понять, что пока Святая Русь едина с верою Православной — она суть наследница Византии, а через неё и великого Рима. Достойно ли священнику ратовать за подобное?

Ты и идущие за тобою требуете выборов в Учредительное собрание! А зачем оно, что оно должно учреждать? Представители, в нём участвующие, ведь не смогут полезным трудом заниматься: ни за плугом ходить, ни сапоги тачать, ни фабрикой управлять, ни землю российскую от супостата защищать! А ведь их всех кормить требуется, одевать, крышу над головой тем, кто прибудет из иных губерний предоставить. Не в один миллион рублей ежемесячно казне такое народное представительство обойдётся. А откуда в казну деньги идут? Да с акцизов, а также с налогов, которые приходится с вас же взимать! ВЫ будете платить за то, что сами же и выбрали тех, кто, впустую сотрясая воздух речами, на деле ни за что не отвечают!

В Империи Российской от веку повелось, что Самодержец сам повелевает всем, но и ответ перед Господом Богом и Державой также несёт сам. Оттого поднялась Русь от Рюрикова городища в Старой Ладоге до Санкт-Петербурга и выросла от Польши до Камчатки!

Николай Николаевич встал из-за рабочего стола, нависая над рабочими посланцами с высоты своего почти саженного роста.

— Но, Ваше Императорское Высочество, ведь было некогда на Руси народоправство: то же Вече новгородское, да и в Европе ныне не одни самодержцы правят. Французы, к примеру сказать…

— Не то говорите, не то! Вот вы Францию с её Конвентами в пример ставите, а ведомо ли вам, сколько крови невинной там пролито, сколько голов под гильотины попало да в войнах бонапартовых сгинуло? Знаете ли вы, что после всех этих робеспьеров да бонапартов из каждой сотни французов только двое мужиков здоровых оставалось, остальные же либо увечные, либо старики да дети? Мало того, на каждого из них по четверо, а то и шестеро вдов приходилось? Такая вот цена конвентам да бунтам выходит.

Что до Новгорода, то одно скажу: кричал там люд на вече, кто кого переорёт. Да только за спинами крикунов тех кто стоял? Да те же бояре новгородские. Даст боярин таким крикунам лепту малую, по ковшу вина хмельного на каждого выставит, вот они и орут на вечевой площади то, что тот боярин пожелает. Иные — другому в угоду орут. А как к согласию не придут, — да и как тут прийти-то? — так за ножики да кистени хватаются и ну душегубствовать да один другого с моста в Волхов сбрасывать! А бояре те только руки потирают. Так что Великий Князь Иоанн Васильевич не зря Новгород под свою руку державную взял да обычаи эти порушил!

А посему — вот вам моя воля: ни собрания Учредительного, ни иной какой говорильни в Империи Российской я не допущу. Православие суть едино с самодержавием останется. А вот жалобы ваши на жизнь тяжкую да на фабрикантов с заводчиками удовлетворены будут. На утеснителей трудящегося народа воздействую, кто не захочет уступить по-доброму, принудим силою законов! Отныне в России установлено будет равенство перед законом и равная ответственность: и работник, и фабрикант, и банкир равно будут отвечать за свои прегрешения и равно поощряться за достойные деяния. Будет введено общее и обязательное начальное народное образование всех лиц мужского и женского полу на государственный счет, а буде кто особо отличные успехи окажет, то продолжит и среднее образование за государственный счет же. Кроме того, в ближайшие два года во всех губернских городах будут открыты воспитательные дома для сирот, в которых обучаться будут все те дети, которые ныне принуждены бродяжничать и становиться на путь порока и преступности. По окончании обучения там девочки будут отправляться на медицинские курсы и в швейно-ткацкие училища, мальчики же — в училища политехнические и в военные школы. России нужны не преступники и проститутки, а мастера, медики и солдаты! Просимый вами прямой подоходный налог также будет введён, но не сразу, а постепенно, в течении двух-трёх лет, чтобы не обрушить государственный бюджет Империи. При всех заводах и фабриках будут учреждены постоянные комиссии, которые совместно с администрацией станут разбирать все претензии рабочих к администрации и наоборот. Кроме того, будет учреждена специальная комиссия, которой будет проведено исследование положения рабочих и установлен нормальный размер заработной платы, ниже которого устанавливать её запрещается, продолжительности рабочего дня и нормировка сверхурочных работ. Будет введено законодательное ограничение процентов по выкупным платежам для постепенной передача земли обрабатывающим её крестьянам. Кроме того, я гарантирую непременное участие представителей рабочих в выработке законопроекта о государственном страховании фабрично-заводских работников. Исполнение заказов военного морского ведомства будет преимущественно идти не за границей, а в России, однако полностью перевести все заказы сюда сразу не удастся: за часть заграничных заказов казной уже уплачено, и немалые суммы. Но предупреждаю, что я — не покойный государь Николай, и не только пойду навстречу народным чаяниям, но и сам буду строго спрашивать со всех и с каждого.

Россия изменяется? Что ж, благодаря этим изменениям ей будет суждено усилиться, а не ослабнуть! Теперь же, господа представители, ступайте к ожидающим вас и расскажите обо всём, что вы слышали. Предложите всем мирно и по-хорошему вернуться по домам. С завтрашнего дня приказываю всем заводам и фабрикам приступить к работе. О справедливой оплате и улучшении условий труда я позабочусь…

Я вас более не задерживаю. Ступайте!

— Ваше Императорское Высочество, а как же быть с прекращением войны?

— Война — не простуда, сама собою не пройдёт. Штука серьёзная…

Санкт-Петербург — Мукден

Переговоры Великого Князя Николая Николаевича с главнокомандующим русскими вооружёнными силами в Маньчжурии А.Н. Куропаткиным

«— У аппарата Куропаткин.

— У аппарата Николай.

— Здравия желаю, Ваше Императорское Высочество!

— Здравствуйте, Алексей Николаевич. Думаю, Вы понимаете, что после капитуляции Артура подчинённые Вам силы остались единственной преградой против японской армии?

— Так точно, вполне понимаю.

— Согласно донесениям, даже при условии объединения обеих японских армий против вас, у вас всё равно будет четырехкратный численный перевес. Также и ранее ваши войска превосходили противника по численности. Однако с самого начала компании все крупные бои вы проигрывали.

— Но, Ваше Высочество, недавний успешный рейд конницы генерала Мищенко…

— Успешный? Вы называете успехом разрушение нескольких линий связи и поджог пары мостов, которые японцы восстановили в течении двух суток? Потери, понесённые казаками в этом, с позволения сказать, «успешном» рейде вдвое превысили потери «потерпевших поражение» японцев! И потери эти, заметьте, оказались совершенно напрасными, так как основные силы вашей Маньчжурской армии не пошевелились, чтобы использовать даже то кратковременное преимущество, которое дало нарушение коммуникаций противника!

— Но попытка атаковать укрепляющегося противника была бы чревата поражением!

— Вам, Алексей Николаевич, к поражениям не привыкать! Всё говорит о том, что, опасаясь поражений, Вы утратили всякую веру в победу! Сложилось впечатление, что Вы попросту неспособны руководить большими массами войск в современной войне с серьёзным противником. И выправить сложившуюся ситуацию можно лишь одним способом. Потрудитесь сдать командование всеми подчинёнными войсками командующему 2-й Маньчжурской армией генерал-адъютанту Гриппенбергу и немедленно выехать в столицу.

— Но, Ваше Императорское Высочество!..

— Довольно. Письменный приказ и Вы, и Оскар Казимирович получите в течении двух ближайших часов. Конец связи»

 

Перелом

Генерал-адъютант Оскар Казимирович Гриппенберг смысл службы видел в том, «чтобы всё происходило как положено». Положено солдату служить — обязан служить, на то и солдат. Положено офицеру командовать — так пусть командует, раз звёздочки на погонах носит. А уж ежели полководцу положено побеждать, а тот не только не побеждает, а раз за разом оставляет поле боя противнику — то это уж никак не положено. Что это за главнокомандующий, который вместо «вперёд!» ретираду командует? Потому и не любил командующий 2-й Маньчжурской армией Гриппенберг Куропаткина, прозвав того «Суворовым наоборот». Куропаткин платил ему взаимной нелюбовью. Это надо же, в новом-то двадцатом веке — и заставлять солдат вести повзводную стрельбу залпами, как при Аустерлице! Это же громадный расход патронов! Слава богу, крепостные пулемётные установки в руках не унести, а то, чего доброго, Оскар Казимирович и из пулемётов бы в полевом бою палил бы! Транжира!

* * *

После своего назначения на место отставленного с поста главкома Куропаткина генерал-адъютант Гриппенберг уверился в том, что Фортуна благоволит к Русской армии. С невероятной для пожилого человека энергией он принялся за подготовку войск к предстоящему наступлению. Лихорадочно подвозились боеприпасы с тем, чтобы на каждый орудийный ствол приходилось по два с половиной боекомплекта, а на каждую винтовку — по полтора. Но если нареканий на винтовочные патроны ни у кого не было, то артиллеристы ворчали, что разрушить японские укрытия одними шрапнелями будет весьма сложно. Артиллерийские гранаты имелись только в пушечных батареях устарелого типа или в батареях столь же старых мортир, наконец-то подвезенных в действующую армию из России. Отряды русской конницы концентрировались в ближнем тылу для развития успеха в случае прорыва обороны генерала Оку. Пехотинцам на позициях выдавалось отбеленное полотно, которым те заматывали свои высокие чёрные папахи, бывшие прекрасной мишенью для японских стрелков. В этих замотанных наподобие высоких тюрбанов папахах и длинных светло-серых шинелях солдаты походили на стражей сказочного восточного владыки.

Командование над силами правого фланга русских войск после повышения Гриппенберга принял на себя генерал-лейтенант Церпицкий, такой же энтузиаст наступательных действий, как и его предшественник. Николай Петрович Линевич по вполне понятным причинам чувствовал себя ущемлённым, так как до приезда Куропаткина вся маньчжурская армия подчинялась именно ему и назначение Гриппенберга уязвляло гордость командующего левым флангом. По его разумению, раз уж Куропаткин вынужден был подать в отставку, то войска вновь должны были перейти под руку самого Николая Петровича. Однако открыто выражать возмущение решением регента Линевич не осмеливался и старался поддерживать иллюзию равных взаимоотношений с Гриппенбергом.

В качестве главной цели планируемого наступления был назначен сильно укрепленный японский опорный пункт — селение Сандепу, находившееся на крайнем левом фланге японского расположения и вне линии сплошных укрепленных позиций. Её занимали относительно слабые кавалерийские части генерала Аки-Яма. Генерал-адъютант Гриппенберг считал необходимым нанести удары по флангам японцев с целью занять несколько мелких деревень, отрезав тем самым путь переброски резервов противника, с одновременным фронтальным ударом на Сандепу.

— Наша задача, господа, не стремиться разбить противника полностью с одного удара: к сожалению, сие невозможно, несмотря на меньшую его численность. Мы должны нанести японцам такой урон, чтобы заставить их отступить за реку Шахэ, а ещё того лучше — к линии железной дороги, в район станции Яньтай. Таким образом мы лишим Ояму и Оку нынешних хорошо укреплённых позиций, на которых они намереваются преспокойнейше дождаться движущуюся из захваченного Порт-Артура армию Ноги для дальнейшей атаки наших войск. Его Императорское Высочество регент Николай Николаевич категорически требует от нас победы и только победы. Только в этом случае можно надеяться на то, что удастся сподвигнуть Японию на заключение мира на приемлемых для нашего Отечества условиях. Известно, что тяготы войны вызывают недовольство в японской метрополии, однако благодаря одерживаемым армиями Микадо победам это недовольство не выливается в более опасные для его престола волнения. Если же мы сумеем нанести им несколько поражений, то не исключен уход в отставку нынешнего кабинета министров Японии и верхушки японского генералитета.

* * *

С рассветом 12 января тишина раннего маньчжурского утра была оглушена и разорвана громом выстрелов десятков мортир и пушек. Русские снаряды, с воем проносясь по своим траекториям, обрушивались на деревни, превращённые японскими солдатами в укреплённые узлы обороны. Каждая такая деревня в зимнее время представляла сама по себе сильный оборонительный пункт. Промерзшие глинобитные стены фанз, заборы, каменные строения и кумирни надежно прикрывали японцев от шрапнельного и винтовочного огня.

Однако эффективный артобстрел артиллерийскими гранатами из мортир вскоре прекратился: после нескольких выстрелов замерзшие на морозе каучуковые компрессоры колес не выдерживали собственных выстрелов и колеса попросту разлетались в щепки. Японские батареи отвечали на пальбу русской артиллерии редкими залпами, однако осколки начинённых шимозой снарядов наносили гораздо больший урон наступающим по заснеженному полю ротам, нежели русские шрапнели, рвущиеся над позициями японцев.

Однако же остановить наступательный порыв сибирских стрелков им не удалось. Проваливаясь в снег по колено, постоянно ложась и отползая под огнём японских орудий и пулемётов, русская пехота всё-таки в течении дня 12 января успешно развивала своё наступление. После занятия трех деревень на правом берегу реки Хунхэ полки Первой бригады к вечеру ворвались на окраину селения Хэгоутай. К рассвету русские войска овладели Хэгоутаем почти без потерь, тем самым заняв плацдарм на левом берегу реки.

Таким образом основная задача, поставленная Первому Сибирскому корпусу была выполнена и вся левофланговая Вторая армия получила возможность наступать на Сандепу, не опасаясь за свой правый фланг. Сил у Второй армии для этого было достаточно — целых четыре корпуса: Сводно-стрелковый, Восьмой и Десятый армейские Первый Сибирский.

В половине седьмого утра 13 января русская Четырнадцатая пехотная дивизия вновь двинулась в наступление, нанося удар на Сяосуцза и Баотайцзы. Полки пошли в атаку с развёрнутыми знамёнами… С севера на японские позиции наступали двумя эшелонами Пятьдесят пятый Подольский и Пятьдесят третий Волынский пехотные полки, с юга — Пятьдесят шестой Житомирский и Пятьдесят четвертый Минский. Согласно составленному командованием плану сражения, обороняющихся японцев было необходимо зажать в клещи, заставить запаниковать и оставить позиции без особого сопротивления. Однако, как всегда, гладко было на бумаге…

В густом утреннем тумане лишенный топографических карт Пятьдесят пятый полк начал движение, но на незнакомой местности принял неправильное направление, попав под сильный огонь обороняющегося противника. Моментально оценив сложившуюся опасную обстановку, командир Подольского полка полковник Васильев восстановил по компасу направление движения и возобновил атаку. За 500–800 метров до околицы густые цепи подольцев отхлынули назад под шквальным артиллерийско-ружейно-пулемётным огнём. Следовавший во втором эшелоне Пятьдесят третий Волынский полк остановил отступление подольцев, но и он был вынужден залечь перед японскими позициями, ожидая результатов атаки селения с юга. Через час после подольцев и волынцев на южную окраину селения повели наступление Житомирский и Минский полки. Но и с ними произошло та же история, что и с Пятьдесят пятым пехотным: в тумане полки перепутали направление движения и двинулись не на юг, а на юго-восток к селению Датай. Укрепившийся в селении противник открыл по ним ураганный огонь, заставивший житомирцев и минчан укрыться в овраге. На место боя прибыл лично начальник дивизии генерал-лейтенант Русанов. Командир Пятьдесят шестого Житомирского полка полковник Короткевич решил пробиться к Сандепу скрытно по оврагу и атаковать село. Пролежавшие почти всё светлое время суток в мокром снегу под обстрелом полки в половине четвёртого ринулись вперед без артиллерийской подготовки, без приказа начальника дивизии, на голом энтузиазме и остервенении. В результате стремительной атаки и огромных потерь через полчаса пехотинцы ворвались в селение. Однако тут незнание войсками местности и плохое качество русских топографических карт сыграли злую шутку: оказалось, что дивизия ценой больших потерь захватила не само селение Сандепу, а двое выселок, примыкавших к нему с северо-запада и югу-западу, — Баотайцзы и Лицзавопу. Чтобы добраться до окраины собственно Сандепу, солдатам было необходимо пересечь под огнём пятисотметровую пустошь…

Не разобравшись как следует в сложившейся обстановке, генерал-лейтенант Русанов послал командующему донесение о занятии всего селения Сандепу. Будь во главе русских сил прежний командующий, кто знает, как повернулся бы ход сражения? Скорее всего, не сумев полностью выбить японцев с позиции, русские войска после непродолжительной перестрелки с неприятелем, занимавшим Сандепу, отошли бы от Баотайцзы и Лицзавопу в место своего прежнего расположения…

Однако же Куропаткин в это время давно уж ехал в вагоне поезда в Петербург, а Оскар-Фердинанд Гриппенберг отступлений терпеть не мог… Кроме того, сыграло свою роль желание лично побывать в отвоёванной, наконец, у японцев «твердыне». И уже в восемь двадцать вечера сани с командующим в сопровождении нескольких адъютантов и конвойной казачьей сотни подкатили к командному пункту Русанова в Баотайцзы. Не потребовалось много времени для того, чтобы понять всю шаткость создавшегося положения. Мрачный, согбенный Гриппенберг, кутаясь в теплое генерал-адъютантское пальто, стоял перед начдивом-четырнадцать:

— Господин генерал-лейтенант, потрудитесь объяснить причину остановки наступления. Отчего это Вы докладываете с нарочным о взятии Сандепу, а генерал Аки-Яма наглядным образом демонстрирует, что даже и не собирается оставлять его? Как это следует понимать?

— Виноват, ваше высокопревосходительство! Но разве же я мог знать, что будет такая неразбериха с топографией? Вот, сами извольте видеть: на нашей карте это проклятое Сандепу обозначено как единый населённый пункт, а ведь на самом-то деле их оказалось три! Японцы обеспечили себе прекрасные сектора обстрела имеющегося предполья в восемьсот шагов шириною, стреляют на малейший шум. Пехотинцам нет никакой возможности преодолеть это расстояние: и без того за прошедшие сутки потери офицеров и нижних чинов в полках дивизии чрезвычайно велики! Артиллерии у нас нет: все орудия находятся на прежних своих позициях, возможности поставить их на прямую наводку с задачей подавить огнём врага мы не имеем…

— Что из того, что артиллерии нет? Подавить и отвлечь на себя японских стрелков можно и залповым огнём винтовок.

— Но ведь винтовочной пуле не под силу пробить глиняный забор!

— И не надо! Задача ваших солдат — не дать возможности японцам высунуть носа в амбразуру до того, как кавалерия броском преодолеет предполье и завяжет бой на окраине. Пока Пятьдесят пятый полк будет палить плутонгами, минцы вслед за конницей должны ворваться на окраину этого треклятого Сандепу! В своё время в Бухарском походе и не такие дувалы преодолевали! А дальше действовать со всей решительностью. К утру и духу от Аки-Ямы тут не должно остаться!

— Так ведь нет кавалерии-то, ваше высокопревосходительство!

— Как это нет?! Со мной сотня конвоя. Кроме того, при вашей дивизии должна находится ещё одна казачья полусотня. Кстати, где она?

— Но Ваша безопасность…

— Речь идёт не о моей безопасности, а об исходе сражения, которое может предрешить исход всей этой войны! Если мы вновь отступим, велика вероятность того, что Микадо окончательно осознает себя победителем. В таком случае условием окончания войны Япония может поставить отторжение не только арендованных нами земель в Китае и Корее, всех этих Артуров и Дальних, территории КВЖД, но и присоединение к владениям Японии Сахалина, Курил, Камчатки, куска материка до Байкала. Российская Империя не может этого допустить, иначе внутренние потрясения неминуемы! А чем могут быть чреваты такие потрясения, сам дьявол не скажет! Итак, ваше превосходительство, берите сотню. На подготовку атаки даю Вам полтора часа. Следующая наша беседа состоится либо на восточной окраине Сандепу, либо в военном трибунале. Ступайте. С Богом!

* * *

…Вновь они встретились в кумирне на восточной околице Сандепу в одиннадцать часов утра… Ещё через два дня непрерывных боёв головная сотня Забайкальской казачьей бригады генерал-майора Павла Ивановича Мищенко ворвалась на железнодорожную станцию Янтай, оседлав железную дорогу на Порт-Артур. Семнадцатого января южнее Янтая Первый армейский корпус в ходе встречного боя остановил движущиеся с юга вдоль железной дороге войска генерала Ноги… Чаша весов в этой войне стала склоняться на сторону Российской Империи.

 

Маньчжурия. Возвращение

Война — штука серьёзная. Андрею Кольцову за прошедший год не раз приходилось в этом убеждаться. Получив осенью 1903 года свой нынешний чин штабс-капитана, он был назначен на оказавшуюся вакантной должность командира второй батареи Шестнадцатого Сибирского дивизиона полевой артиллерии. Когда он прибыл в Благовещенск на новое место службы, то застал там кирпичные бараки казарм, крытые тёсом, которого, впрочем, было не видать под полусаженным слоем снега, гарнизонную скуку господ офицеров и их жён, фельдфебельскую муштру и тупое озлобление солдат-артиллеристов. Вся армия, весь её «порядок» держалась на крепких фельдфебелях и фейерверкерах. По прямому соизволению начальства они «приводили солдат в христианскую веру», как это тогда называлось. Пусть солдат был пушкарём от бога, на занятиях по изучению материальной части или огневой подготовке был в числе лучших, на боевых стрельбах с первых выстрелов поражал мишени, но достаточно было ему криво пришить пуговицу к мундиру, «перекашивая» геральдического орла или не сделать «подарок» из жалования артельщику или фельдфебелю — то вскоре такому солдату небо начинало казаться с овчинку.

— Смирррнаа! Равнение на среддину! Как смотришь на меня, каналья! А ну-ка, веселей! Сюда смотри, на кулак!

Солдат стоит, стиснув зубы, винтовка как примёрзла к ладоням, ненавидящий взгляд исподлобья…

Холодное бешенство охватывает фельдфебеля. Хэкнув, он с силой бьёт кулаком в лицо солдата.

— Не убирать головы, когда учат! — Удар за ударом, удар за ударом. Из носа и разбитых губ кровь струится по подбородку артиллериста, капает на шинель, на белый снег под ногами. Наконец, фельдфебель устаёт:

— Утрись! Кру-гом! В казарму — бегом марш!

* * *

Когда в январе 1904 года японцы начали войну, гарнизонное сидение закончилось. За месяц с небольшим дивизион пополнился мобилизованными запасными, парки под завязку были пополнены снарядами, орудия образца 1900 года заново пристреляны. В первых числах марта, добравшись своим ходом до железной дороги и укрепив на платформах все двадцать четыре трёхдюймовки и десятки обозных и парковых фур и разместившись по вагонам — господа офицеры в классном, солдаты — в теплушках — Шестнадцатый Сибирский дивизион двинулся в Действующую армию на пополнение Второго Сибирского корпуса. Достаточно быстро, как ни странно, артиллеристам удалось добраться до расположения русских войск и влиться в состав воюющей армии.

Маньчжурия встретила их тающим снегом, разбитыми тысячами солдатских сапог и сотнями колёс в кисель дорогами и бестолковой суетой масс вооружённых людей на биваках. В любой деревне все фанзы были забиты до отказа военными, китайцы в синих куртках на вате теснились под навесами во дворах у своих домов, не имея возможность даже войти погреться. Стоянки сменялись маршами, марши — новыми стоянками, рытьём позиций, те — новыми маршами… Несколько раз дивизион участвовал в крупных боях, но больших потерь не понёс: всего трое убитых артиллеристов и несколько раненых. Можно сказать, что Шестнадцатому Сибирскому везло, несмотря на то, что после боёв Маньчжурская армия снова и снова отступала…

Так проходили месяц за месяцем. В середине сентября 1904 года началось сражение на реке Шахэ, в котором батарее штабс-капитана Кольцова пришлось поддерживать огнём и колёсами наступающие войска Второго Сибирского корпуса. В первые несколько дней, с 22 сентября, войска Восточного отряда Маньчжурской армии успешно вели наступление на японские позиции, однако уже 27 сентября японцы перешли в контрнаступление на другом фланге, нанося главный удар силами своих Второй и Четвёртой армий по войскам Западного отряда русских. В ходе ожесточённых встречных боёв 29 сентября самураи оттеснили Западный отряд за Шахэ. 30 сентября Восточный отряд, так и не сумевший сломить сопротивление Первой японской армии, начал отход, уходя из-под нависшей над ним опасности флангового удара.

В суматохе отступления Вторая батарея Шестнадцатого Сибирского дивизиона полевой артиллерии оторвалась от основной части дивизиона. Вернее сказать — её оторвали. К командиру дивизиона подполковнику Минцу явился коннонарочный от генерала Штакельберга и, подражая манерам всегда спокойного, несмотря на неприятельский огонь, командующего Восточным отрядом, с недвижным выражением лица передал распоряжение: оставить одну батарею в прикрытие отступающим войскам. Выбор Минца пал на Кольцова, и вскоре пушкари уже сооружали орудийные дворики, укрыв свои трёхдюймовки за гребнем небольшого вытянутого холма, что позволило не только замаскировать орудия, изначально не имеющие щитов так, что только стволы чуть выдавались над зарослями, но и вести наблюдение над дорогой и бесконечным полем несжатого гаоляна.

Однако по какому-то странному недоразумению оказалось, что защищать батарею от возможной пехотной атаки японцев был оставлен лишь один стрелковый взвод, солдаты которого старательно готовили себе укрытия у подножия холма.

Не прошло и получаса, как вдали над гаоляновым полем появились переносные вышки для наблюдения, с которых наблюдатели-корректировщики управляли огнём японской артиллерии. Стебли гаоляна шевелились волнами там, где сквозь него продвигались японские цепи. Пехотинцы прикрывающего взвода их видеть не могли: их винтовки изредка били в направлении поля, но вряд ли пули, задевающие в полёте густо растущие стебли, могли поразить наступающих врагов. Артиллеристы прекрасно видели сверху мелькающие тут и там японские фуражки, на ножевидных штыках «арисак» взблескивали солнечные зайчики.

Уже через несколько минут после того, как пушкари открыли огонь по наступающим цепям приближающееся шевеление прекратилось, японцы залегли. Однако тут же загремели с закрытых позиций японские орудия. По частоте залпов и тому, что возле холма вырос лес взрывов, было понятно, что бьёт не одна батарея и даже не две, а как минимум несколько дивизионов в полном составе. После получасового обстрела на батарее прямым попаданием была разбита пушка, убито и ранено около десятка артиллеристов и почти все лошади либо были поражены осколками, либо разбежались в ужасе перед грохочущей вокруг гибелью. Стрелки у подножия холма понесли ещё большие потери: только убитых у них оказалось шестнадцать человек, а большая часть выживших была ранена. Подпоручик, в чьём подчинении находились стрелки, тоже погиб и команду над ними принял на себя старший унтер-офицер Василий Галкин.

Спустя пять минут после прекращения артобстрела японцы вновь попытались атаковать позицию заслона с фронта, но снова были остановлены артиллерийско-ружейным огнём. Кроме того, артиллерийский наблюдатель сумел разглядеть, позицию, откуда бил один из японских дивизионов и сразу же после того, как вновь заставили японцев залечь в гаоляне, пушкари Кольцова перенесли огонь трёх сохранившихся орудий на вражескую артиллерию. Японские семидесятипятимиллиметровые пушки образца 1898 г. по своим характеристикам уступали русским по мощности и скорострельности и первоначально успех сопутствовал Кольцову. Однако, как говорится, «сила солому ломит».

Несмотря на понесённые собратьями потери, остальные японские дивизионы снова сосредоточили губительный огонь на русской позиции. Под прикрытием артогня вражеская пехота подобралась почти вплотную к подножию холма и стоило только канонаде стихнуть, как из гаоляна раздались свистки офицеров и масса солдат в светлой желто-зелёной форме и фуражках с красными околышами кинулась в атаку на холм. Кольцовцы успели сделать двухорудийный залп почти в упор по нападавшим, но из-за того, что картечными снарядами в этой войне русская артиллерия уже не снабжалась и в казённиках были заряжены шрапнельные, взрыватели которых имели двадцатидвухсекундную задержку, этот залп не произвёл желаемого действия.

Началась общая свалка. Стрелки, артиллеристы, японские пехотинцы — все смешались в бешенной круговерти и мельтешении штыков, прикладов, артиллерийских тесаков-бебутов. Щерились в оскале зубы, взлетали с хэканьем кулаки, грохали револьверные выстрелы. Солдаты японского взвода, атаковавшие батарею, в конце концов не выдержали этого напряжения и, теряя оружие и оставляя на месте схватки сражённых сотоварищей бросились в бегство от этих страшных русских великанов, не только не желающих сдаваться, но и попросту руками ломающих напавших. Как ни странно, очередного артналёта вслед за этим не последовало. Исчезли и маячившие над гаоляном японские вышки для наблюдения. Видимо самураи-артиллеристы были уверены в том, что храбрая пехота микадо в ближнем бою уничтожит оставшуюся горстку русских солдат и двинулись дальше, не увидев развязки последней атаки.

Наступали сумерки 30 сентября 1904 года.

* * *

За героическое выполнение приказа, задержание противника на несколько часов, а также за упорное сопротивление и неоставление японцам целых орудий Андрей Кольцов был награждён орденом святой Анны четвёртой степени, носимым на шашке. В той рукопашной штык «арисаки» пропорол ему правое бедро и штабс-капитан, сдав батарею, был эвакуирован в глубокий тыл, причём долечиваться ему довелось не где-нибудь, а в самом Санкт-Петербурге, в общине святой Татьяны. После излечения и отпуска, который он провёл в родительском доме у отца, отставного капитана Виктора Андреевича и матушки Марии Юзефовны и тех трагических событий на Крещение 6 января 1905 года, следствием которых стали гибель императора Николая и воцарение полугодовалого Алексея II Николаевича под регентской опекой необычайно деятельного Великого Князя Николая Николаевича, невольно участвовавший в них Андрей Викторович Кольцов вновь направлялся по месту своей службы в Действующую армию.

Добираться к главным силам Маньчжурской армии штабс-капитану Кольцову после того, как он сошёл с петербургского поезда, требовалось ещё несколько дней. Комендант станции, понятия не имевший, где должен находится его Шестнадцатый Сибирский дивизион, сделал положенные отметки в проездных документах Кольцова и тот направился на розыски попутной оказии в расположение Второго Сибирского корпуса. В одиночку, да и мелкими группами разъезжать по маньчжурским дорогам было весьма небезопасно. Рискнувшие отправиться в путь по одному или вдвоём-втроём почти неминуемо могли стать жертвами нападения шаек китайских разбойников-хунхузов, каковые не только жили грабежом местных крестьян и путников, но и широко были известны жестокими казнями, которым подвергали имевших несчастие попасть к ним в плен. Именно поэтому Андрей Кольцов и стремился найти себе попутчиков. В конце концов поиски увенчались успехом: штабс-капитан сумел договориться с драгунским корнетом Лбовым, который был старшим по команде, сопровождающей две двуколки с грузом мелинитовых шашек и детонаторов системы Нобеля для корпусных сапёров, а также двуколку с катушками медного провода для новинки в деле военной связи — полевых телефонов. Вскоре после обеда отряд, состоявший из Кольцова, Лбова, унтера Будёного, пятерых драгун и троих ездовых, покинул «последний оплот европейской цивилизации», в качестве которого выступала крохотная железнодорожная станция КВЖД и направился по заснеженной дороге к основным силам русской армии в Маньчжурии. Неясно, почему: то ли из-за извечной русской привычки «жить задним умом», или же действительно от нехватки транспорта, но всё имущество было погружено именно на колёсные двуколки вместо гораздо более удобных в зимнее время саней. Поэтому отряд продвигался очень медленно, колёса повозок застревали в снегу, лошади выбивались из сил. В результате за полдня было пройдено только расстояние до ближайшего расположения тыловых подразделений Маньчжурской армии. На ночёвку было решено остановиться в отдельно стоящей обочь дороги в полуразрушенной китайской фанзе, чьих прежних хозяев, похоже, унесло в неизвестность вихрями смутного военного времени. Лошади были расседланы и распряжены, накормлены и напоены, все три двуколки заняли место у стен фанзы, причём у них, как и положено по уставу, был выставлен часовой-драгун. Люди же расквартировались за глиняными стенами фанзы, где принялись готовить пищу на разведённом прямо на земляном полу костре. Однако спокойно поужинать не удалось. С улицы вдруг раздался окрик часового и сразу же за этим загремели выстрелы. Драгуны повскакивали, расхватывая составленные в козлы винтовки и щёлкая затворами. Корнет Лбов, с криком: «Тревога! За мной!» в полный рост кинулся в проём двери, огибая задверную стенку, построенную суеверными китайцами «для защиты от злых духов» и тут же, словно наткнувшись на преграду, откинулся головой назад и опустился на порог. Ясно стало, что неведомые супостаты, напавшие на отряд, держат под прицелом освещённую изнутри светом костра дверь фанзы, да и окно, вероятно, тоже. В голове Кольцова мельтешили мысли: как следует поступить? Прежде всего — лишить противника хотя бы возможности безнаказанно выцеливать из темноты освещённых бойцов. Выбраться наружу, чтобы оказать помощь часовому. Дьявол! Да ведь на повозках пуды мелинита и детонаторы! Первая же пуля — и всё: от фанзы и всех, в ней находящихся останется лишь яма, на дне которой будет оседать кровавая грязь…

— Гаси костёр! Быстро! Быстро! Унтер! Ко мне! Подставляй спину, полезем через крышу! Тут же кто-то из ездовых опрокинул в костёр котелки с кулешом и чаем, трое драгун, пригнувшись, метнулись к дверному проёму и оконцу, где, не высовываясь наружу из-за стен, открыли отвлекающий неприцельный огонь. Подскочивший Будёный упёрся обеими руками в стену фанзы, подставил напряжённо полусогнутую спину и плечи. Воспользовавшись этим живым помостом, штабс-капитан дотянулся руками до тростниковой крыши и с помощью клинка принялся проделывать лаз наружу. Прогнившие вязанки тростника выдержали недолго, и минуты через три Кольцов уже, лёжа на стене, подтягивал за руку унтер-офицера. Спрыгнув с высоты под прикрытие двуколки с мелинитом, Кольцов и унтер оказались вне поля зрения нападающих. Однако было ясно, что открывать отсюда огонь в направлении вспышек вражеских выстрелов значило со стопроцентной вероятностью попасть под сосредоточенный огонь по повозке. В этом случае взрыв мелинита и гибель обороняющихся будут неизбежны. Смерть хотя и героическая, но совершенно бесполезная и глупая.

— Эх, ваше благородие, вот вы артиллерист, так хоть одну бы вашу пушечку сейчас сюда. А то одним вашим револьвером и моей винтовкой мы много не навоюем… Ясное дело, не японец лезет — хунхуз, а их, известно, только пушкой и напугать можно. Выследили нас, башибузуки косоглазые! Небось, думают, что в ящиках у нас невесть какие богатства запрятаны…

— Пушка, говоришь? Ну, пушка не пушка, но кое что у нас есть… Только их надо не пугать, а бить насмерть. Прикрытия у хунхузов, кроме темноты, никакого нет… Значит, орудийные гранаты сейчас были бы кстати: чтобы осколков побольше. Значит так, унтер, слушай приказ: сейчас хватаем ящик мелиниту, детонаторы Нобеля — и быстро тащим до той повозки, где телефонистское хозяйство погружено. А там твоё дело — рубить провод кусками аршина по полтора и мне передавать. Дальше уж моё дело. Понял?

— Так точно, ваше благородие! А зачем же провод-то кромсать? За него ведь спрос будет?

— Мой приказ, с меня и спрос. Там увидишь, зачем. Исполнять!

Вдвоём прихватили за верёвочные ручки зелёный ящик, сгибаясь, чтобы быть менее заметными для вражеских стрелков, поволокли к соседней двуколке. Укрывшись за нею, стащили наземь малую катушку провода и принялись за работу. Обмотав нарубленными драгунским клинком кусками провода с дюжину мелинитовых шашек и осторожно вставляя в них капризные нобелевские детонаторы, Кольцов разъяснил Будёному задачу:

— Вот что, Семён. Сейчас берём эти шашки, ты будешь подавать, а я — бросать. Грохоту будет как от пушки, гарантирую. А чтобы хунхузы попросту не разбежались, для того и нужен медный провод. При взрыве осколки от него разлетятся не хуже картечи.

Спустя минуту осаждающие фанзу хунхузы были ошеломлены раздавшимся поблизости от их укрытия взрывом. За первым последовали второй, третий, четвёртый… Обрывки меди на страшной скорости визжали в воздухе. Нападающим стало уже не до того, чтобы держать на прицеле дверь и окна фанзы, чем не замедлили воспользоваться осажденные драгуны: к взрывам добавились хлопки выстрелов русских винтовок. Маньчжурская ночь оглашалась воплями раненых бандитов, ржанием перепуганных взрывами лошадей, выстрелами. А над всей этой какофонией звучал смех офицера, который, вскочив на телефонистскую двуколку одну за другой принимал из рук унтера самодельные «проволочные бомбы» и раз за разом с размаха отправлял их в полёт туда, где только что сидели на своих позициях хунхузские головорезы…

* * *

Японская линия обороны располагалась на возвышенностях, тянущихся на версты поперек четырехверстного перешейка. Фланги этой позиции практически были упёрты в море и японские войска активно поддерживаются огнём артиллерии двух отрядов японских кораблей соответственно со стороны Ляодуньского, он же — Товарищества — и Корейского заливов.

К счастью, японцы при осаде Порт-Артура не считали нужным обращать внимание на оборудование бывших русских укреплений, давным-давно прорванных доблестными войсками микадо. Когда же, как гром с ясного неба, к расположившимся в капитулировавшей крепости победителям пришла весть о нежданном поражении Оку под Сандепу и развернутом русским главнокомандующим Гриппенбергом контрнаступлении, хвататься за голову было уже поздно. Пришлось генералу Ноги в стремлении хоть как-то постараться удержать завоёванное срочно принимать меры и к встречному продвижению главных сил своей армии на север, и к спешному переоборудованию прежних русских позиций. Ведь совершенно ясно: Гриппенберг — это не прежний нерешительный «Чёрный голубь» — Куропаткин, а от вдохновлённой победой под Сандепу и Янтаем армии «русских медведей» вполне можно ожидать столь же решительного наступления на Ляодунь.

Потому-то спешно набранные китайские землекопы вместе с японскими сапёрами под командой доблестных офицеров микадо, напрягая все силы, лихорадочно долбили заступами промёрзшую землю, связывая траншеями подновляемые люнеты и редуты и все три яруса старых русских окопов. Перед фронтом позиции устанавливалась колючая проволока в три ряда. Холмистая местность, прорезанная многочисленными промоинами, спешно очищалась от китайских деревенек и отдельных фанз. При этом деревянные балки и камень от снесённых строений японцы пустили на укрепление окопов.

Несколько слабее укреплялись Тафашинские позиции, но не в силу какой-то безалаберности, а исключительно из-за нехватки строителей и материалов. В связи с тем, что полевая армия ушла на Янтай с большей частью своей артиллерии и почти всеми станковыми «гочкисами», японские инженеры были вынуждены установить на артиллерийских позициях главным образом трофеи: захваченные в капитулировавшем Порт-Артуре разнокалиберные орудия русского и китайского производства. Пулемётные же гнёзда частично заняли громоздкие «крепостные» максимы на высоченных, почти пушечных, станках-лафетах. Однако же насыщенность пулемётами составила чуть более пятой части от необходимого количества, а артиллерией — процентов семьдесят пять.

Можно сказать, что сапёрам японской армии крупно повезло: не будь русские войска крайне измотаны почти непрерывными шестидневными боями: сперва против войск Ояму и Оку, после — против почти стотысячной армии Ноги, то через два-три дня снаряды трёхдюймовок посыпались бы на головы и многострадальных сапёров и несчастных китайских кули. Незавершённые блиндажи и недокопанные мелкие траншеи не смогли бы никого укрыть от губительного русского огня. Однако русские артиллеристы не могли ничем пока повредить сынам Ниппон: орудия стояли вдоль железной дороги возле станции Янтай без снарядов, пехотинцы и казаки тоскливо считали винтовочные патроны не сотнями, даже не десятками, а парами-тройками обойм. Потому-то наступать русская армия, связанная к тому же тысячами раненных — как своих собственных, так и пленённых японских солдат, и не могла.

Последние силы были вложены в страшный встречный бой, когда в порывах вьюги и сумраке быстро наступающего январского вечера неожиданно, без разведки и артподготовки, сошлись глаза в глаза солдаты обеих армий. Это была неожиданность для всех, от обоих главнокомандующих до последнего рядового стрелка. Но кинуться назад, на лучшие позиции, ни одни, ни другие уже не могли: противник обязательно бы повис на загривке отступающих войск. Резня — с картечными залпами батарей в упор, со скрежетом сталкивающихся в рукопашной штыков, с проклятиями и мольбами — шла почти до рассвета. Когда же обессиленные русские бойцы смогли остановиться, то при первом свете зимнего утра они увидели лишь трёхвёрстную пустошь, утоптанную до самой земли, которая, как кочками, была покрыта мёртвыми и подающими признаки жизни телами, а вдали, на краю видимости, расплывающиеся в воздухе дымы последних японских эшелонов. Хитрец Марэсукэ Ноги всё-таки сумел переиграть Гриппенберга, сумев, осознанно жертвуя значительной частью ввязавшихся во встречный бой войск, вывести основную массу армии из-под удара, отступив на промежуточные оборонительные позиции…

Таким образом сложилась ситуация, когда обе противоборствующие армии, истощившие свои силы в минувших боях, в течение почти двух месяцев приводили себя в порядок. Войска Гриппенберга активно пополнялись подходящими из России свежими полками и артпарками тяжёлых гаубиц и полевых орудий, в обескровленные в боях части приходили новые бойцы, свежий конский состав, подвозились оружие, продовольствие, фураж, обмундирование и боевые припасы. Вся Транссибирская магистраль, равно как и КВЖД были наглухо «закупорены» воинскими составами, несмотря на то, что железнодорожными батальонами на театре военных действий было построено почти пятьсот семьдесят вёрст железнодорожных путей. В Хабаровске на средства, полученные от пожертвований, собранных по всей России и частично — от благотворителей за рубежами Империи, был открыт новый громадный госпиталь, рассчитанный на размещение трёхсот ранбольных офицеров и двух тысяч нижних чинов. С целью снизить расходы по перевозке пленных японцев, которых после победоносных боёв насчитывалось уже почти три тысячи, их гнали пешим порядком в новый лагерь под Николаевском-на-Амуре: поездами были отправлены лишь господа офицеры а также раненые.

Войска Ноги также получали подкрепления. Однако в силу географического положения этим подкреплениям приходилось добираться до Даляня и Люйшуня исключительно морским путём, что было сильно затруднено как зимними штормами, отправившими почти три десятка перегруженных транспортных судов в гости к Нептуну, так и рыскавшими на коммуникациях страшными крейсерами Владивостокского отряда. Старый мудрый лисовин Марэсукэ Ноги ощутил себя попавшим в западню, вырваться из которой не хватает сил, а убежать и спрятаться попросту некуда… Но лисы, даже загнанные в ловушку, тем не менее имеют острые зубы и крепкие когти и нелегко бывает содрать с них шкуру!

Все боевые действия в течение конца января и в феврале сводились к поискам разведчиков, стычкам кавалерийских разъездов и одному обстрелу японских укреплений комендорами крейсера «Россия». К счастью, после этого обстрела «России», пусть и на последних лопатах угля, всё же удалось добраться домой. Исчерпав весь запас топлива, крейсер встал в нескольких милях от острова Русский, где и запросил дозаправку. Ту бункеровку при четырехбалльном волнении матросы крейсера и прибывшего лихтера с проклятьями вспоминали всю свою жизнь…

В последних числах февраля русская армия покинула окрестности станции Янтай и частично эшелонами, частично маршевым порядком выдвинулась к Ляодуньскому полуострову. Пять дней Гриппенберг готовил «штопор», которым собирался «выдернуть японскую пробку из бутылочного горлышка» за Циньчжоу. «Остриём штопора» должна была стать прибывшая из России Гренадёрская бригада, а его «рукояткой», которой так удобно манипулировать — два гаубичных дивизиона, сводный усиленный дивизион мортир, состоявший из оставшихся невредимыми после сражения за Сандепу, а также частично восстановленных орудий. Кроме того, в распоряжении генерал-адъютанта имелись ещё двенадцать полевых артбатарей, снабжённых трёхдюймовыми орудиями разных образцов.

Вся артиллерия и артпарки размещались на закрытых позициях, наиболее удобных для ведения огня по вражеским укреплениям. Батарея Кольцова стояла почти в центре, в четырёх верстах от японских траншей. Артиллеристы вместе с присланным полувзводом сапёр проворно обустраивали орудийные дворики, насыпали перед пушками барбеты, рыли ровики для снарядов. Японские орудия вели беспокоящий огонь, однако их снаряды ложились в основном на левом фланге: вероятно, наблюдатели противника заметили в той стороне что-то более интересное в качестве цели, чем лёгкие русские пушечки, хотя, возможно, неприятельские артиллеристы попросту не получили команды на перенос огня в другой сектор…

— Эй, мужики! Какая батарея?

— Шеста! А чо нать?

— Капитан ваш где?

— Я здесь! — Кольцов, выпрямившись, оперся на лопату. — Чего тебе, братец?

Верховой посыльный с заводным конём слетел с седла и вытянулся, вскинув руку к обрезу папахи:

— Ваш благородье! Их превосходительство полковник Минц вас спешно к себе требуют!

— С чего бы это? Странно… А точно меня?

— Так точно, ваш благородье! Сказано — командира шестой батареи капитана Кольцова!

— Ну, я пока ещё штабс… Однако, коли начальство требует, стало быть, следует явиться незамедлительно. Поручик Василевич, примите команду! Сектора обстрела устанавливайте по сорок пять градусов влево-вправо, распорядитесь протянуть вторую нитку телефона к наблюдателям в окоп, да чтобы замаскировать не поленились!

— Слушаюсь! — Василевич козырнул, взблеснув вырезанной из шпротной жестянки третьей звёздочкой на погоне.

Через минуту, взметеля конскими копытами снег, двое всадников намётом пустились в расположение артпарка, где обретался командир дивизиона.

Однако, как оказалось, интерес к скромной персоне Андрея Павловича Кольцова имелся не столько у командира Шестнадцатого Сибирского дивизиона, сколько у гораздо более высокого начальства. Едва успевшего отрапортоваться о прибытии Кольцова полковник Минц усадил рядом с собою в тесную кошевку и пара коней, развив наивеличайшую из возможных на снегу скоростей, повлекли её в сторону горы Самсон, где в одной из фанз располагался штаб Второй Маньчжурской армии, а ближе к вершине — наблюдательно-командный пункт генерал-лейтенанта Церпицкого.

Генерал Церпицкий и четверо штаб-офицеров солидного возраста с академическими знаками, соседствующими с орденскими знаками с мечами, изучали расстеленную на походных столах карту Ляодунья, когда вестовой отрапортовал о прибытии артиллеристов.

Едва успевшие отряхнуть лохматыми папахами в задверном закутке фанзы налипший на шинели снег и обстучать сапоги, офицеры Шестнадцатого дивизиона были вызваны пред командирские очи.

— Ваше превосходительство, полковник Минц по вашему приказанию явился!

— Ваше превосходительство, штабс-капитан Кольцов по вашему приказанию явился!

— Являются черти грешнику… — «бородатой» шуткой привычно отреагировал генерал-лейтенант. — Разоблачайтесь, господа, и подходите поближе. Вовремя успели, это похвально. Разговор у нас с вами будет важный…

И — вестовому:

— Иван, прими шинели у господ офицеров!

Обратившись к стоящим у карты офицерам, Церпицкий произнёс:

— Господа!

Прежде, чем мы продолжим наше совещание в несколько расширенном составе, позвольте вам представить полковника Минца, который с сего числа назначен его высокопревосходительством генерал-адъютантом Гриппенбергом начальствующим над всем сводным отрядом полевой артиллерии прорыва. Поздравляю Вас назначением, господин полковник!

— Рад стараться, ваше превосходительство! — при нежданном известии Минц не мог удержаться, чтобы не расплыться в улыбке.

— А с Вами, надо полагать, тот самый Кольцов, успевший неоднократно отличиться, да так, что был замечен не только в своей части, но и на самом верху? Верно?

— Так точно, ваше превосходительство! Штабс-капитан Кольцов!

— Уже нет. За спасение ценного воинского груза и жизней подданных Российской Империи в бою против хунхузов и проявленные при сем отвагу и решительность, а также незаурядную смекалку Вы были представлены по команде к повышению. Рескрипт Его Высочества Регента получен положительный. Посему — поздравляю Вас капитаном!

— Рад стараться, ваше превосходительство!

— Что ж, хоть и говорят, что беда одна не ходит, однако ж и радостные известия так же летать стайками свойство имеют. Вы, капитан Кольцов, погоны без звёздочек, конечно, позже оденете. А вот другое ваше отличие буду рад лично на грудь прикрепить. Господа! Будучи в отпуску по излечению от ран, сей офицер проявил похвальную отвагу и находчивость в горестнопамятный день кончины покойного Государя Императора. Он первым бросился на помощь сражённому Государю и архиерею Антонию. Увы, кончина Государя Императора была мгновенной, а вот жизнь преподобного Антония удалось спасти исключительно благодаря своевременному вмешательству сего храброго офицера.

В память о сем дне Его Императорское Высочество Регент Империи изволил пожаловать штабс-капитану Кольцову портрет покойного императора Николая Александровича в золотой оправе для ношения на груди. Примите же сей знак признания Ваших заслуг и помните, что Вы стали одним из семерых человек, коим пожалован сей портрет в золоте. Иным же присутствовавшим при том событии и проявившим отличие, Его Высочество соизволил пожаловать портреты в серебре и в бронзе. Носите сей образ с честью и верностью Престолу и Отечеству!

С этими словами генерал поднял стоящую в углу под походным киотом шкатулку тёмного дерева с серебряной оковкой, и вынул из неё коричневую папку с изукрашенным листом наградной грамоты и обтянутую синим бархатом коробочку. Крепкая старческая рука с набрякшими под кожей сосудами, за десятилетия воинской службы равно привычная стискивать поводья скакуна и ребристую рукоятку револьвера, писать победные реляции и раздавать зуботычины провинившимся нижним чинам, извлекла овальный золотой медальон с эмалевым портретом Николая Второго, запечатленного миниатюристом в белом парадном колете гвардейских кирасир — вероятно, в подражание широко известному изображению прадеда, блаженной памяти Императора Николая Павловича. Охватывающие изображение миртовые и пальмовые ветви тончайшей работы золотых дел мастера оплетались понизу бело-жёлто-чёрной «романовской» лентой с наложенной датой «V.I.MCMV» и девизом «В час бедствий верен» чернёного серебра указывали на трагический символизм этого дара участнику памятных событий. Укрепив медальон на поношенном суконном мундире артиллериста, генерал Церпицкий с торжественным видом выслушал очередное кольцовское «Рад стараться!» и пригласил всех присутствующих офицеров вновь обратить усилия на подготовку грядущего штурма вражеской обороны.

— Итак, господа, вернёмся к нашим макакам. Эти косоглазые вместе со своим командующим Марэсукой Ноги оказались в том же положении, в какое всего лишь несколько месяцев тому назад они поставили славных русских защитников Ляодуньа. Японская армия заперта главными силами в ляодуньской «бутылке». И даже «пробка» от этой «бутылки» располагается там же, что и в минувшем мае: южнее Циньчжоу. Вот только с наскоку эту пробку никак не удастся открыть: увы, противник приложил много стараний для того, чтобы максимально затруднить наше наступление. По сведениям, полученным в поисках нашими разведчиками и предоставленными бежавшими от самураев китайцами, японцы установили в предполье пять рядов проволоки в один кол, которые пристреляны заранее установленными пулемётами и полевой артиллерией. Без сомнения, наши славные гренадёры даже по заснеженной целине сумеют и под огнём дойти до заграждений, однако надежды прорубить все пять рядов шашками и топорами — увы, почти нет. Разумеется, если бы вопрос стоял о последнем решительном натиске, который обусловил бы быструю победу, командование не постояло бы за этими жертвами. К сожалению, задача преодоления предполья — только первый шаг. Насыщенность ляодуньского плацдарма войсками противника не дозволяет нам надеяться на лёгкий марш к Артуру, да и сама крепость являет собою весьма крепкий орешек, разгрызать коий придётся не один день. Посему излишние потери в самом начале наступательной операции нам категорически противопоказанны!

Засим я хотел бы выслушать ваши предложения по возможности максимально бескровного преодоления данного препятствия.

— Ваше превосходительство! А если для прорыва проволок нам использовать опыт недавней бурской войны? — один из присутствующих офицеров-«академиков» провёл указующе над чёрной линией, обозначающей на карте полосу железной дороги. — блиндировать один из имеющихся в нашем распоряжении локомотивов, прицепить к нему с обеих сторон по платформе, установив на передней полевую пушку с обслугой, а на заднюю посадив взвод стрелков для прикрытия. Этот состав ранним утром на большой скорости может подъехать к самой проволоке, которая в одном месте пересекает железнодорожную насыпь и прорвать заграждение собственной массой. В случае же, если японцы успели разобрать на этом участке колею, стрелки должны будут, используя заранее погруженные на платформу рельсы и шпалы, настелить новую, временную. Артиллеристы же будут их прикрывать огнём своего орудия. Таким образом мы не только сумеем преодолеть заграждение, но и сможем использовать данный состав в качестве кочующего орудия, которое возможно будет подвести на достаточно близкое расстояние к редутам и иным огневым точкам противника для их эффективного поражения почти в упор.

— Что ж, Борис Иванович, идея Ваша, конечно, не лишена новизны, однако же… Однако же данный замысел имеет слабые места. Прежде всего такой состав представляет собою достаточно крупную мишень для артиллеристов и стрелков противника и первое же попадание снаряда в паровозный котёл или одно из колёс лишит такое кочующее орудие подвижности, обрекая всю команду на почти безнаказанное расстреляние японцами. А всего лишь один взвод стрелков не сумеет достаточно эффективно выполнить свою задачу прикрытия артиллеристов. Помимо этого, даже в случае успешного прорыва проволочных заграждений на линии железной дороги, такой разрыв совершенно недостаточен для эффективного наступления. При наличии у противника современного скорострельного оружия о наступлении штурмовыми колоннами, одна за другой входящими в единственный узкий проход с последующим развёртыванием в цепи — забудьте и думать. Плацдарм для наступления и без того излишне сужен, и сужать полосу наступления до мизерных размеров — путь к абсолютному разгрому. Нам необходимо расчистить дорогу для максимально широкого развёртывания стрелков в полосе наступления.

— Разрешите, Ваше превосходительство? — обратился к Церпицкому полковник Минц. — Для разрушения проволочных препятствий считаю возможным использовать полевую артиллерию. В результате обстрела полосы заграждения трёхдюймовыми снарядами часть кольев будет повалена и расщеплена, а сама колючая проволока изорвана осколками во многих местах. Если сразу по завершении огневого налёта пехотинцы сумеют броском достичь полосы заграждения, то форсировать её они сумеют гораздо быстрее, нежели при необходимости прорубаться через абсолютно неповреждённую проволоку. Как следствие — стрелкам и гренадёрам будет гораздо проще преодолеть оставшееся расстояние до вражеских укреплений и навязать противнику рукопашный бой.

— Что ж… Замысел не лишён интереса… Кроме того, образовавшиеся при обстреле воронки послужат дополнительным укрытием для наших солдат и раненных, которые неизбежно появятся даже при самом быстром наступлении под огнём противника… Однако же… Каков, по Вашему мнению, будет расход снарядов при таком способе прорыва заграждений?

— Пока точно не могу сказать, Ваше превосходительство: необходимо произвести точные расчёты. Но по предварительным моим прикидкам — не менее, чем тридцать-сорок снарядов на квадратную сажень заграждения. К сожалению, следует учитывать пристрелку и рассеивание.

— Многовато, многовато… Ведь предстоит ещё очень большой расход при ведении артобстрела собственно полосы укреплений противника, контрбатарейную борьбу и огонь по отступающим. Может быть есть возможность сократить расход хотя бы до дюжины снарядов на сажень?

— Никак нет, Ваше превосходительство. Никак невозможно. Боюсь, что подробный расчёт расхода снарядов даст нам изменения только в сторону увеличения цифр. — виновато ответил полковник, слегка пожимая плечами. — И я, увы, ничего не могу тут поделать.

— Скверно, однако же, весьма скверно.

Молчавший до того Андрей Кольцов вытянулся, по-уставному «едя глазами начальство»:

— Ваше превосходительство! Разрешите обратиться?

— Обращайтесь, капитан. Итак, что имеете высказать по данному поводу?

— Ваше превосходительство! План его высокоблагородия полковника Минца мне представляется вполне оправданным в рассуждении сбережения максимального количества жизней наших воинов. Лучше уж расходовать снаряды, нежели людей: слава Богу, в последнее время снарядного голода, благодаря чёткой работе железнодорожных войск у нас в полевой артиллерии не стало, чего, к сожалению, пока нельзя сказать о тяжёлой артиллерии. Но мне представляется, что мы вполне можем после некоторой подготовки значительно уменьшить расход артиллерийских снарядов. Это будет связано с некоторым риском для исполнителей, но ведь на то и война.

— И каким же способом Вы думаете уменьшить снарядную трату, господин капитан? Вот новый начальник сводного отряда полевой артиллерии считает это принципиально невозможным, — в голосе Церпицкого слышались нотки иронии. Возможно, он считал, что отмеченный в Санкт-Петербурге капитан излишне ретив и подвержен зазнайству. Тем не менее, генерал сейчас готов был выслушать любые предложения, могущие облегчить предстоящий штурм, от кого бы они не исходили.

— Действительно, Ваше превосходительство, если для решения данной задачи использовать исключительно орудия, снизить расход снарядов невозможно. Но, тем не менее, возможность разрушить заграждение взрывами есть. Как известно, в армии имеются внушительные запасы взрывчатых веществ помимо артиллерийских боеприпасов. В частности, мы в достаточной мере обеспечены мелинитом. Суть моего предложения заключается в следующем: необходимо сформировать команды охотников, имеющих длинные шесты с клещевидными креплениями, которые в ночь перед началом наступления должны будут скрытно выдвинуться к линии заграждения. К имеющимся мелинитовым шашкам следует прикрепить по три крючка из проволоки и после того, как охотники достигнут заграждения, эти шашки, уже снабжённые детонаторами, с помощью шестов зацепить за нижние ряды двух ближайших линий проволоки возле самых кольев. После исполнения охотники должны скрытно отойти вне пределов поражаемой снарядами полосы.

Как известно, мелинит достаточно сильно подвержен детонации, поэтому можно с уверенностью предсказать, что как только наши снаряды начнут рваться в непосредственной близости от проволоки, большинство шашек должно сдетонировать, выламывая и выворачивая колья заграждения. Таким образом упростится задача для наступающей пехоты по расчистке препятствия. Третью же линию проволоки наступающие смогут достаточно быстро преодолеть при условии, если прихватят с собою заранее подготовленные мостки из длинных досок, которые должны быть наброшены поверх проволоки. Как следствие, время задержки солдат у проволочного заграждения должно достичь возможного минимума, в результате чего будут уменьшены и наши потери в живой силе на первом этапе штурма.

Если же снабдить наступающих в первой линии мелинитовыми шашками, то те смогут во время атаки метать их во вражеские окопы, поражая укрывающихся в них от действенного ружейного огня японцев. Было бы неплохо использовать в наступлении нечто вроде недавно изобретённого в Германии фламменверфера, но, к сожалению, если верить «Военному сборнику», русское военное ведомство не озаботилось приобрести даже опытный образец этого грозного оружия будущих войн.

— Отрадно сознавать, что молодые офицеры интересуются новинками военной техники и новыми тактическими приёмами. Однако же не могу не отметить, что обсуждение действий вышестоящих инстанций не входит в Ваши служебные обязанности. Потрудитесь в будущем воздерживаться от подобной критики. Пожалуй, в вашем предложении есть рациональное зерно, господин капитан, и оно будет использовано при разработке наших планов. Полагаю, что дощатые мостки будут несколько сковывать движения солдат, однако же при условии предварительного складирования этих приспособлений в передовых окопах, от которых до проволоки около трёхсот шагов, даже во время движения по снежной целине возможно будет произвести бросок не более, чем за две-три минуты.

Теперь, господа, перейдём к вопросу о бесперебойном снабжении наступающих войск и артиллерии огнеприпасами…

* * *

Война кричит.

Гигантскими сердитыми комарами дребезжат обрывки колючей проволоки из тех, какие не вжаты в снег рыжеющей простреленными шинелями человечиной. Звонкими весенними ручейками дирлинькают рукоятки полевых телефонов перед тем, как из дурно пахнущего командирского рта вырвется хриплая команда и пробежит по слуховым нервам проводов, заставляя вскидываться из окопов сотни и тысячи человеческих тел, а орудийным жерлам выплёвывать десятки пудов огромных металлических конфект с громовой начинкой. Как аплодисменты сказочных великанов звучат трёхдюймовки, изредка перекрываемые динозаврьим топотом тяжёлых орудий. Зингеровским стрёкотом разливаются японские пулемёты, ведя строку стежками в 7,6 и 8 миллиметров диаметром поперек перекрещенных концами башлыков шинелей. То наступая на упавших, то обегая их, вкусно хрумкают снегом будто капустной кочерыжкой яловые сапоги гренадёр. «РРРААА!» — кричат рты. «БАХ! БАХ!» — вторят винтовки. «ГРААХ!» — огромной бутылкой открываемого шампанского отзываются швыряемые бегущими мелинитовые шашки и редкие кустарные бомбы.

Уже передовые взвода подбегают к японским позициям, не ожидая преодолевающие проходы в заграждениях остальные роты. Уже сердитая пушка на блиндированной платформе отрывисто вскрикивает, швыряя почти что кинжально шрапнель в колотящиеся цветками пламени пулемётные точки. Уже пехотный подпоручик, о прошлом годе сменивший юнкерские погоны на плечах фасонным золотым галуном с малиновым просветом и суконной выпушкой и с недавним пополнением прибывший, наконец, в действующую армию, вскочил на бруствер широкого японского окопа…

На мельчайший миг война умолкла.

Подсвеченное утренним солнцем облако причудливо сложилось в фигуру двух борющихся мужчин, словно архангел Михаил сошёлся в ухваточку с Хатиманом, японским богом войны… Вот только никто в этот миг на всём пространстве битвы не взглянул на небо.

Рявкнуло орудие — и вновь пошла рубаха рваться! Японский снаряд рванул аккурат меж двумя орудийными двориками, расплёскивая вонюче-горький жар шимозы и десятки осколков, сыпанувших по кольцовским артиллеристам. Юный подпоручик скользнул каблуком и съехал в окоп, принимая в грудь плоское лезвие арисаковского штыка.

Хр-р-р-р-р-рус-с-с-с.

— Ма-м…

Горячая пуля чпокнула по занесённому для броска бруску взрывчатки — и под аккомпанемент грохота изломанно повалились в снег несколько гренадёров вокруг размётанного до земли пятачка с кровавящими ошмётьями ног, оставшимися от раба Божьего, имя же Ты его веси…

Перепрыгивая и оббегая передовые окопы быстро скатывались под уклон оштычёнными гусеницами контратакующие цепи японцев…

Хатиман превозмогал Михаила.

Но уже сзади, подпирая передовые взвода, с невнятно-хриплым матом к окопам лезли толпами серые и рыжие шинели, колыхаясь штыковыми иглами трёхлинеек.

Уже капитан Кольцов, сам встав на место убитого фейерверкера, докручивал рукоятку механизма вертикальной наводки, не обращая внимания на запорошённые снегом волосы и текущую из ушей кровь, а далеко впереди поручик Медведев вместе с солдатами выдирал вбитые в палубу блиндированной платформы скобы, чтобы довернуть эту чёртову пушку для фланкирующего выстрела. Или двух. Если сильно повезёт…

Уже старый Гриппенберг отдал приказ, и проваливаясь в снегу казачьи лошади рысили напролом к прорванной проволоке, везя на спинах не только своих всадников, но и неловко ёрзающих на крупах стрелков резервных батальонов…

Вновь подувший северный ветер изорвал в клочья скрывающее солнце облако…

* * *

К шестнадцати часам белоснежный накануне снег являл собою смесь цветов германского императорского флага. Редкие уцелевшие клочки белого перемежались с краснотой крови и чёрными пятнами пороховой гари. Неряшливыми пятнами пролитого бульона желтели следы шимозы. Серели пятна шинелей вперемешку с коричневением винтовочных лож.

Крик войны ослабевал. Реже рявкали орудия, тише удалившийся стук винтовочной пальбы, меньше телефонных проводов на рогульках — наблюдательные и командные пункты постепенно перемещаются вперёд на Ляодунь. Лишь сурово воркуют за Тафашинскими позициями станковые пулемёты, прикрывая отход основной массы японских войск к Дальнему-Дайляню…

Придавленный лафетом перевернутого орудия лежит артиллерийский поручик Никифор Медведев. В остекленевших его зрачках отражаются маленькие перевёрнутые фигурки солдат кольцовской батареи, облепивших орудие и зарядный ящик в стремлении помочь волочить их двум последним уцелевшим лошадям. Зимнее солнце опускалось в море, знаменуя окончание дня третьего марта года одна тысяча девятьсот пятого…

 

«Супротив врага внутреннего…»

Разгневанный регент, звеня шпорами, расхаживал из стороны в сторону по своему кабинету, периодически останавливаясь и вперяя грозный взгляд в стоящего навытяжку собеседника.

— На чём держится в Империи самодержавная власть? На чём, я вас спрашиваю? Отвечайте!

— На трудолюбии подданных и их почтении к Престолу, Ваше Императорское…

— На почтении к Престолу? Где оно, это почтение? Где? Покажите?! На Крещение убит Николай. Не кто-то там: ЦАРЬ убит! Помазанник! И не сметь заявлять, что тот выстрел во время салюта был случаен! Нет, руку преступников, от которых до сей поры в Вашем ведомстве не могут добиться толковых показаний явно кто-то направлял! Не прошло и недели, как девятого января чуть не произошло кровопролитие во время шествия рабочих с петицией! Достаточно было одному бомбисту швырнуть заряд в строй солдат — и те могли открыть огонь по толпе. А ведь Вы, Павел Дмитриевич, самолично мне докладывали о наличии в толпе социалистов различного рода! Почему же их тогда не изолировали, не изъяли? Я тогда мог отставить Вас от должности министра, заменить кем угодно — да хоть тем же Булыгиным, в конце концов! Но я поверил в вашу способность контролировать положение. И вот сейчас, в феврале, происходят беспорядки в Баку! Мало сказать — беспорядки! Резня! Татары режут христиан, а губернатор Накашидзе не только не пресекает преступление, но вполне одобрительно поддерживает погромщиков! Дошло до того, что он лично приказал солдату, обезоружившему преступника вернуть тому ружьё! Заграничные газеты на все лады вопят об этом! А что Вы мне докладываете? Что у нас тишь, гладь да божья благодать? Так следует понимать отчёты вашего министерства?

Князь Святополк-Мирский, Министр внутренних дел Империи, уловив паузу в монологе регента, заговорил, оправдываясь:

— Но, Ваше Императорское Высочество, среди армян там были приверженцы запрещённой террористической партии дашнаков, ставящей целью ниспровержение…

— Все они ставят целью ниспровержение! А ваши действия — вернее — полное фактическое бездействие, Павел Дмитриевич, им в этом помогают! Российская Империя балансирует на грани противугосударственной революции, подобной французской. В январе нам удалось удержаться от падения в пропасть новой Смуты, смягчение рабочего законодательства и успех наших войск в Маньчжурии послужили дополнительными предохранителями. И вот теперь — беспорядки в Баку! Как думаете, Павел Дмитриевич, кому они выгодны?

— Татарам, Ваше…

— Татары, армяне… Это всё мелкая рыбёшка! Главную выгоду получают: Англия: из-за погромов упал курс нашего рубля; Америка: сожжено много нефтяных скважин и нефтехранилищ, а значит — Ротшильды с выгодой продают техасскую нефть; Турция: благодаря погромам в Закавказье усиливается пантюркистская пропаганда и в случае войны на Южном Кавказе придётся держать много войск в тылу, чтобы отразить возможный удар в спину. А Вы говорите: «татары»…

Если продолжать действовать так, как мой покойный племянник император Николай, пуская на самотёк дело борьбы с различными ниспровергателями, то недалеко и до того, что придётся пойти на установление либералистского законодательства, всякого рода думцев а то и — прости господи — конституции. К счастью, пока бразды правления Империи находятся в моих руках, я уж постараюсь такого позорища не допустить.

Кроме того, к тому моменту, когда император Алексей достигнет совершеннолетия, он должен будет получить воспитание, достойное Русского монарха и, надеюсь, он не станет копией своего батюшки-слабака, земля ему пухом! Но как бы то ни было, любые поползновения к Смуте отныне будут пресекаться нещадно. Участники любых беспорядков, на национальной ли, на социальной ли почве должны отправляться в зависимости от степени вины на каторгу либо вечное поселение в Сибирь и за Урал, равно как должны выселяться и их семьи. Зачинщики, организаторы, подстрекатели, равно как и совершившие во время таковых беспорядков убийство, повинны быть повешены. Смею заверить, пример таковой суровой кары будет благотворно влиять на потенциальных наших доморощенных робеспьеров и шамилей.

Итак, Вы будете назначены главой правительственной комиссии по расследованию бакинских беспорядков и покаранию виновных. Переройте хоть всю Бакинскую губернию, но через три недели все, слышите, ВСЕ участники погромов должны находится в тюремных камерах. Накашидзе же я уже вызвал депешей в столицу, и если этот татарофил не сумеет на деле доказать свою непричастность, то смею уверить, что из этого самого кабинета он будет выведен под конвоем, и отправится туда, куда решит суд: может быть, в Акатуй, может быть — в Петропавловку, а может быть — и на эшафот. Избаловались при прежнем Государе, господа почтенные! Хватит! Забыли, как предок мой, великий Пётр рёбра дубинкой пересчитывал? И дедушку моего, блаженной памяти Николая Павловича, забыли? Так ничего, Я напомню!

* * *

Под впечатлением ли этого разноса или же благодаря личному стремлению к «закручиванию гаек», князь Святополк-Мирский с ревностным старанием опричника времён Иоанна Грозного взялся за «выметание крамолы».

С февраля по июнь 1905 года по разным городам Российской Империи прошло более трёхсот процессов против различного рода «смутьянов и бунтовщиков». Пантюркисты и дашнаки, пэпээсовцы и бундовцы, эсеры и аграрники, анархисты и эсдеки заполонили тюремные зАмки и сибирские этапы. И если мастеровые и представители технической интеллигенции в силу стратегической значимости их профессий отправлялись на оружейные заводы Ижевска и Коврова, то остальному контингенту пришлось прокладывать дорогу к новой жизни с помощью ломов и заступов. Причём прокладывать дорогу — в прямом смысле слова: на ветках Транссиба, Полярной и Закаспийской «чугунок».

Разумеется, далеко не все в стране были довольны этим. Но, пожалуй больше всего втихую материли министра внутренних дел солдаты Сальянского полка, которым вплоть до начала апреля пришлось ежедневно стоять в карауле возле виселиц в центре Баку, на которых злой бакинский ветер мотал на верёвках трупы казнённых погромщиков — как татар, так и дашнаков. Оно и понятно: мало кому приятно что ни день любоваться на трупы и нюхать запах разложения…

 

У стен Порт-Артура

Тягучая песня о знаменитом рейде конницы генерала Мищенко звучала в исполнении хора хриплых мужских голосов с позиций соседней Пятой Донской батареи. Не иначе, казаки где-нито сумели раздобыть ханку и после пары кружек «на нос» их потянуло на лирику.

Андрей Викторович Кольцов, произведённый недавно в капитанский чин, сидел, откинувшись спиною на плетение батарейной туры. С помощью разводного ключа, молотка и ножовки он мастерил из стреляных трёхдюймовых гильз корпуса для мелинитовых шашек. За последние месяцы изобретённые им под воздействием воспоминаний о памятном бое с хунхузами ручные бомбы приобрели большую популярность у солдат и офицеров русской армии. Мелинит — вещество очень опасное, он имеет свойство вступать в опасную реакцию с железом. Оттого-то часто случались трагедии, когда от самопроизвольных взрывов гибли конструкторы, работавшие с этим веществом. Капитан Кольцов сумел усовершенствовать опасный нобелевский взрыватель и догадался вместо стали использовать для корпусов бомб латунные гильзы от снарядов, соответствующим образом обжатые «в полуконус» и снабжённые деревянными рукоятями для удобства метания.

Однако наладить централизованное производство бомб в Маньчжурской армии до сих пор не удалось, «бомбы Кольцова» изготовлялись кустарно в разных подразделениях как нижними чинами, так и самими офицерами — артиллеристами и сапёрами.

Руки Кольцова автоматически совершали привычные манипуляции, а слух был заполнен суровой красотой песни, сложенной неизвестно кем и уже известной всей Маньчжурской армии:

И без страха отряд поскакал на врага, На кровавую страшную битву, И урядник из рук Пику выронил вдруг — Удалецкое сердце пробито. Он упал под копыта в атаке лихой, Кровью снег заливая горячей, Ты, конек вороной, Передай, дорогой, Пусть не ждет понапрасну казачка. За рекой Ляохэ угасали огни. Там Инкоу в ночи догорало, Из набега назад Возвратился отряд. Только в нем казаков было мало…

Да, мало осталось в армии тех, кто в прошлом году вступил в первые бои с японцами…

Долгие месяцы потерь и отступлений пулями, снарядами и болезнями смерть собирала свои обильные жертвы. Когда же военная удача после снятия Куропаткина вновь повернулась лицом к русским, смерть не только не приостановила своей кровавой жатвы, но, казалось, ещё активнее стала выкашивать ряды армии. Бои за Сандепу и окрестности, оборона Янтая, наступление на Ляодуньский полуостров… Сколькими солдатскими могилами устелен этот путь! Только в ходе трёхдневных мартовских боёв, когда русские войска прорывали оборону генерала Ноги на Циньчжоуских позициях и сходу брали Дальний, в батарее Кольцова выбило половину нижних чинов и почти всех лошадей. Конечно, вскоре из резервов прислали пополнение, но новые солдаты мало обстреляны, не имеют тех навыков стрельбы и сноровки, какие были у прежнего людского состава.

Утешает лишь одно: похоже, на ближайшее время о всяких долгих переходах с место на место можно забыть. Уже почти полтора месяца русская армия занята осадой японского гарнизона крепости Порт-Артур. В виде зеркального отражения повторяется история прошлогодней осады, когда войска Маресукэ Ноги стремились захватить этот город.

Невзирая на официальную пропаганду, твердящую, что «Люйшунь, покорившийся мечу Японии, навеки останется неприступной твердыней японского духа», боевой дух многих японских солдат и даже офицеров упал чрезвычайно. На протяжении всего прошлого года они, чувствуя себя героями, одерживающими победу за победой, тем не менее, словно волны прибоя, которые, накатившись на скалу, тут же отхлынывают, раз за разом бились о твердыню Порт-Артура и лишь добровольная капитуляция Стесселя — коменданта крепости, бывшего одновременно и начальником Квантунского укрепленного района, позволила ноге японского солдата ступить на обильно политые русской кровью бастионы.

Ныне же японцы со страхом наблюдали, как русские в течении четырёх месяцев, два из которых пришлись на суровую зиму, не только сумели остановить доселе победоносную армию микадо, но и отбросили её прямо в ловушку «Люйшуня», выход из которой оставался лишь по морю.

* * *

Мирный договор между Россией и Японией Портсмут, 29 апреля 1905 г.

СТАТЬЯ I

Мир и дружба пребудут отныне между их величествами императором всероссийским и императором Японии, равно как между их государствами и обоюдными подданными…Стучит телеграфный аппарат, серпантином змеится лента, в которую вчитывается генерал-адъютант Гриппенберг, главнокомандующий русскими вооружёнными силами в Маньчжурии.

«Исходя из нижеизложенных пунктов мирного договора с Японией, повелеваю Вам немедля по получении прекратить боевые действия и выслать к противнику паламентеров для заключения перемирия вплоть до момента ратификации договора.
Николай»

Оскар Казимирович выпускает из рук ленту, снимает фуражку и размашисто крестится:

— Ну, слава тебе, господи!

И тут же бросает стоящему рядом адъютанту:

— Капитан, извольте немедленно передать в войска: «прекратить огонь!». И вот ещё что, Антон Фомич: будьте добры, отыщите где-нибудь батистовое полотно: будем делегировать парламентёров…

* * *

За кормой японского посыльного катера, рыскающего в бухте Порт-Артура, взлетел водяной столб от взрыва семидесятишестимиллиметрового снаряда.

— Та-а-ак! Поймали его в вилочку, сейчас накроем! — Андрей Кольцов довольно улыбнулся, не отрывая от глаз бинокля:

— Прицел меньше один! Пальба батареей! Залп!

Вокруг катера выросла и тут же обрушилась водяная стена. На том месте, где только что было посыльное судёнышко, серо-зелёные волны покачивали деревянные обломки.

— Ваше благородие! Ваше благородие!

— Ну что ещё? — недовольно повернулся к телефонисту Емельяну Каширину Кольцов.

— Ваше благородие! Поступил приказ «Прекратить огонь, стволы зачехлить!»

— Что за ерунда? Почему?

— Не могу знать ваше благородие! Но только «солдатский телеграф» оченно интересные слухи передаёт. Быдто б наш Их высокопревосходительство енерал-атютан Грибенбергов к ихнему японскому превосходительству, который, то ись, Ноги, послов заслал. Навроде депеша есть, что ихний царь у нас пардону запросил — вот чтоб Ноги-то этот самый как питулировать шёл до нас…

— Капитулировать?

— Так точно, ваше благородие, я ж так и сказал…

— Батарея! Разрядить орудия! Похоже — мир, мужики…

СТАТЬЯ III.

Россия и Япония взаимно обязуются: 1) эвакуировать совершенно и одновременно Маньчжурию, за исключением территории, на которую распространяется аренда Ляодуньского полуострова, согласно постановлениям дополнительной I статьи, приложенной к сему договору, и 2) возвратить в исключительное управление Китая вполне и во всем объеме все части Маньчжурии, которые ныне заняты русскими или японскими войсками или которые находятся под их надзором, за исключением вышеупомянутой территории.

СТАТЬЯ IV.

Россия и Япония взаимно обязуются не ставить никаких препятствий общим мерам, которые применяются равно ко всем народам и которые Китай мог бы принять в видах развития торговли и промышленности в Маньчжурии.

СТАТЬЯ V.

Российское императорское правительство уступает императорскому японскому правительству, с согласия китайского правительства, аренду Порт-Артура и прилегающих территориальных вод, а также все права, преимущества и концессии, связанные с этой арендой или составляющие ее часть, и уступает равным образом императорскому японскому правительству все общественные сооружения и имущества на территории, на которую распространяется вышеупомянутая аренда. Обе высокие договаривающиеся стороны взаимно обязуются достигнуть упоминаемого в вышеуказанном постановлении согласия китайского правительства. Императорское японское правительство обязуется выплатить Российскому императорскому правительству сумму 25 миллионов золотых рублей в качестве денежной компенсации затрат. Императорское японское правительство заверяет со своей стороны, что права собственности русско-подданных на вышеупомянутой территории будут вполне уважены.

Лондон, Сити. Кабинет директора банка «Бэрингс». У собравшихся здесь людей вид чрезвычайно озабоченный, но торжественный. Владельцы банка — братья Бэринг — расположились на отдалении друг от друга: старший — на директорском месте, второй — справа от Т-образного стола. Напротив него — посол Российской Империи в Великобритании граф Александр Константинович Бенкендорф. За плечом у каждого с бюварами в руках вытянулись «клерки для особых поручений». Напольные часы в корпусе из чёрного дерева, стоящие в простенке, издали солидно-мелодичный звон, отбивая тринадцать часов дня по западноевропейскому времени.

— Итак, господа, мы собрались здесь, дабы банкирский дом «Бэрингс» смог выполнить поручение, возложенное на нас нашим доверителем — его величеством императором Японии. Приступим?

— Пожалуй, пора. Приступим — тут же откликнулся посол.

Младший из владельцев банка торжественно поднялся и произнёс:

— По поручению его величества императора Японии Муцухито на наш банк возложена обязанность перевести на российские счета денежную сумму, равную двадцати пяти миллионам золотых рублей, что составляет на сегодняшний день четыре миллиона восемьсот девяносто шесть тысяч триста четырнадцать британских фунтов стерлингов. Банк готов произвести данную выплату. В какой валюте господин русский посол предпочитает оформить выплату? Фунты? Франки? Марки?

— Я имею поручение от Его Императорского Высочества регента Великого Князя Николая Николаевича оформить перевод в российской валюте, исключительно золотыми рублями. При этом имеется чёткое указание направить деньги на предоставленный счет Государственного банка Российской Империи.

— Однако же в банке «Бэрингс» нет такого количества русской валюты! Во всей Великобритании вряд ли наберётся даже двенадцать миллионов русских рублей!..

…Спор длился почти два часа. В конечном итоге «высокие договаривающиеся стороны пришли к соглашению».

Российская Империя получила от Японии «в качестве компенсации затрат на строительство Порт-Артура» сумму в двадцать пять миллионов золотых рублей, тогда как на деле это строительство обошлось русской казне в семь миллионов ассигнациями. Всему миру было понятно, что, настояв на этом пункте договора, Витте в завуалированной форме истребовал от императорской Японии контрибуцию, как у проигравшей войну стороны…

СТАТЬЯ VI.

Россия и Япония обязуются эксплуатировать принадлежащие им в Маньчжурии железные дороги исключительно в целях коммерческих и промышленных, но никоим образом не в целях стратегических. Установлено, что это ограничение не касается железных дорог на территории, на которую распространяется аренда Ляодуньского полуострова.

СТАТЬЯ VII.

Русским подданным, жителям уступленной Японии территории, предоставляется продавать свое недвижимое имущество и удаляться в свою страну, но, если они предпочтут остаться в пределах уступленной территории, за ними будут сохранены и обеспечены покровительством, в полной мере, их промышленная деятельность и права собственности, при условии подчинения японским законам и юрисдикции. Япония обязуется вполне обеспечить за этими жителями их имущественные права и право свободного отправления религиозных обрядов.

…Уже к концу 1910 года в руках русских промышленников Люйшуня, как по прежней китайской традиции официально назвали Порт-Артур оказалась сосредоточена почти вся механизированная строительная промышленность города и тридцать процентов морского пароходного сообщения как на ближних — вокруг Ляодуня, с заходами в русский порт Дальний, ставший кроме того и военно-морской базой, китайский Догушань и корейский Пхеньян — так и на дальних морских сообщениях, с рейсами в Индокитай, Владивосток и даже в новозеландский Окленд… Японским властям Люйшуня такое положение вещей было не по вкусу, однако проводить какие-либо репрессивные меры против русских они не рисковали: японская территория заканчивалась в версте от крепостных ворот, а дислоцированные в Дальнем русские дивизии могли при необходимости без особой спешки в течении полусуток оказаться в зоне прямого винтовочного огня от стен: был бы приказ! А приказ вполне мог быть отдан: уже давно всем стало ясно, что, в отличии от покойного племянника-подкаблучника, получившего некогда от японского полицейского безнаказанный удар саблей по голове на улице Оцу, нынешний фактический правитель Российской Империи не позволит остаться неотмщённым ни малейшему покушению на своё достоинство и на достоинство России и её граждан…

СТАТЬЯ VIII.

Япония обязуется войти с Россией в соглашение в видах предоставления русским подданным прав по судоходству и рыбной ловле вдоль берегов всех японских владений. Условлено, что таковое обязательство не затронет прав, уже принадлежащих японским или иностранным подданным в этих краях.

14 мая 1905 года на параллельных курсах при прохождении Цусимского пролива встретились русская Тихоокеанская эскадра вице-адмирала Рожественского и корабли Японского императорского флота под командованием адмирала Того. В момент, когда штевни головных кораблей поравнялись, на обеих эскадрах горны одновременно заиграли сигнал «Захождение». Матросы обоих флотов, находящиеся на верхней палубе, встали лицом к проходящим иностранным кораблям и приняли положение «Смирно», а офицеры, кроме того, приложили руки к козырькам фуражек. Война окончилась, им всем больше нечего было делить, незачем сражаться и гибнуть в пучине вод Цусимы…

СТАТЬЯ IX.

Так как действие договора о торговле и мореплавании между Россией и Японией упразднено было войной, императорские правительства российское и японское обязуются принять в основание своих коммерческих сношений, впредь до заключения нового договора о торговле и мореплавании на началах договора, действовавшего перед настоящей войной, систему взаимности на началах наибольшего благоприятствования, включая сюда тарифы по ввозу и вывозу, таможенные обрядности, транзитные и тоннажные сборы, а также условия допущения и пребывания агентов, подданных и судов одного государства в пределах другого.

СТАТЬЯ X.

В возможно скорейший срок по введении в действие настоящего договора, все военнопленные будут взаимно возвращены. Императорские правительства российское и японское назначат каждое со своей стороны особого комиссара, который примет на свое попечение пленных. Все пленные, находящиеся во власти одного из правительств, будут переданы комиссару другого правительства или его представителю, надлежащим образом на то уполномоченному, который примет их в том числе и в тех удобных портах передающего государства, кои будут заблаговременно указаны последним комиссару принимающего государства. Российское и японское правительства представят друг другу, в скорейшем по возможности времени, после окончания передачи пленных, документами оправданный счет прямых расходов, произведенных каждым из них по уходу за пленными и их содержанию со дня пленения или сдачи до дня смерти или возвращения. Россия обязуется возместить Японии, в возможно скорейший срок по обмене этих счетов, как выше установлено, разницу между действительным размером произведенных таким образом Японией расходов и действительным размером равным образом произведенных Россией издержек.

СТАТЬЯ XI.

Настоящий договор будет ратификован его императорским высочеством регентом всероссийским и его величеством императором Японии. О таковой ратификации, в возможно короткий срок и во всяком случае не позднее, как через пятьдесят дней со дня подписания договора, будет взаимно сообщено императорским правительствам российскому и японскому через посредство посла Американских Соединенных Штатов в С.-Петербурге и французского посланника в Токио, и со дня последнего из таковых оповещений этот договор вступит, во всех своих частях, в полную силу. Формальный размен ратификаций последует в Вашингтоне в возможно скорейшем времени.

СТАТЬЯ XII.

Настоящий договор будет подписан в двух экземплярах на французском и английском языках. Оба текста совершенно сходны; но, в случае разногласия в толковании, французский текст будет обязательным. В удостоверение чего, обоюдные уполномоченные подписали настоящий мирный договор и приложили к нему свои печати. Учинено в Портсмуте (Ньюгэмпшир) двадцать третьего августа (пятого сентября) тысяча девятьсот пятого года, что соответствует пятому дню девятого месяца тридцать восьмого года Мейджи.

 

«Корабельное устроение»

10 июля 1906 года морской министр Российской империи Алексей Алексеевич Бирилев отчитывался перед Великим Князем Николаем Николаевичем по результатам работы Специальной комиссии по военно-морским делам.

— Ваше Императорское Высочество! Специальная комиссия, созданная по вашему именному повелению после Маньчжурской войны после 1 мая 1905 года, занимающаяся исследованием причин недостаточно эффективных боевых действий на морском театре и неоправданных потерь кораблей и личного состава, выполнила свою работу в части, касающейся инженерно-корабельного исследования. Выводы по этой части были сделаны нашими лучшими корабельными инженерами господами Кутейниковым, Костенко и Крыловым. По их авторитетному мнению, Ваше Высочество, главные причины потерь, понесённых нашим флотом, следующие:

— недостаточно добросовестное несение караульной службы на эскадрах (в первую очередь дислоцировавшейся на рейде Порт-Артура) в период, непосредственно предшествовавший японскому нападению, а также плохая организация служб обнаружения противника и боевого траления;

— увеличение малой, средней и большой дистанций артиллерийского огня противника вследствие принятия им на вооружение современных морских орудий с семи — пятнадцати — двадцати пяти до двадцати — пятидесяти — семидесяти пяти кабельтовых;

— очень большая разрушительная сила фугасных снарядов при огне по кораблям, не имеющих сплошного бронирования по всей длине ватерлинии и весьма малое по высоте борта.

Также ими были сделаны важные выводы по морской тактике. Специальной комиссией признано необходимым:

По артиллерийскому действию огня:

— Признать необходимость в увеличении дальнобойности, меткости, скорости и фугасного действия артиллерии главного калибра;

— Признать необходимость в увеличении среднего калибра. В этом отношении существует два мнения: либо увеличение калибра средней артиллерии — слияние ее с главным калибром, либо установление его в пределах десяти дюймов;

— Необходимо провести создание механизированных систем управления огнем. По поводу бронирования боевых кораблей:

— Признать необходимость в создании сплошного бронированного пояса по ватерлинии;

— Ввиду увеличения дистанций открытия огня, признать допустимым возможного уменьшения толщины бронирования на кораблях.

— Признать особую необходимость в сплошном бронировании бортов.

— Имея в виду величину углов падения снарядов на больших дистанциях, признать необходимость бронирования всей верхней палубы.

По военному кораблестроению:

— Признать необходимость увеличения запаса боевой плавучести и остойчивости, с усилением бронирования.

По скорости:

— Признать необходимость в увеличении скорости хода, причем особое внимание должно быть обращено на увеличение тактической скорости. В исполнении вышеизложенных требований считаем необходимым применить следующие основополагающие принципы:

— количественное и качественное увеличение артиллерийского вооружения, в основном крупнокалиберного;

— более полное бронирование, в наибольшей мере обеспечивающее живучесть корабля в артиллерийском бою;

— обеспечение наибольших плавучести и остойчивости при разрушениях корпуса в результате попадания торпеды или подрыва боевого корабля на мине;

— дальнейшее увеличение скорости, позволявшей удерживать выгодную позицию в артиллерийском бою.

При возможном строительстве кораблей в России по планируемым характеристикам подобных проектируемому британскому «Дредноуту» считаем необходимым придерживаться следующих принципов:

— число орудий главного калибра в залпе не должно быть более шести и менее четырех, что позволяет судить о положении средней траектории относительно цели;

— промежутки между залпами должны определяться временем стояния всплеска, дабы исключить возможность ошибки в наблюдении знаков падения;

— как следует из наших расчетов существующей скорострельности, их следует иметь на линейном корабле не менее восьми или двенадцати.

По мнению господина Крылова, масса всей брони должна составлять не менее двадцати девяти процентов водоизмещения, вооружения — девятнадцати процентов, корпуса — двадцати процентов, механизмов и котлов — двенадцати процентов, прочие статьи нагрузки — двадцати процентов.

Морское Министерство совместно с господами морскими инженерами предлагаем наброски новой судостроительной программы возрождения нашего флота. В ней мы предусматриваем постройку минимального количества боевых кораблей, а именно следующих:

Два эскадренных броненосца нового типа водоизмещением по двадцать две тысячи тонн, две броненосные авиаматки — по двадцать тысяч тонн, четыре легких турбинных крейсера — по четыре-пять тысяч тонн, двадцать четыре эскадренных миноносца — по тысяче тонн и сорок восемь шхерных миноносцев — по двести пятьдесят тонн, шесть подводных лодок-заградителей — по тысяче тонн, шестнадцать средних подводных лодок — по восемьсот тонн и двадцать четыре малых подводных лодки — по двести тонн, шесть военных транспортов — по три тысячи тонн.

После прошедшей войны в русском флоте подводные лодки рассматриваются как средство позиционной борьбы. Вместе с тем было признана способность подводных лодок к самостоятельным наступательным действиям, за счет изменения некоторых их тактических свойств, прежде всего увеличения скорости, дальности действия средств наблюдения, усовершенствования связи и т. д. В нашем флоте думается необходимо использовать типы подводных лодок со следующими техническими данными:

Подводный минный заградитель «Краб»: водоизмещение пятьсот шестьдесят-семьсот сорок тонн, скорость в надводном положении одиннадцать узлов, под водой — семь с половиною, дальность хода на поверхности тысяча девятьсот, в подводном положении — восемьдесят две мили, дизель и электромотор, скорость погружения — четыре минуты, экипаж — пятьдесят три человека, вооружение — одна трехдюймовая пушка, два торпедных аппарата калибром в двадцать один дюйм и шестьдесят мин заграждения типа «П-100».

Подводный минный заградитель «Миноносец-1»: водоизмещение тысяча-тысяча триста сорок тонн, скорость в надводном положении двенадцать узлов, в подводном — восемь с половиной узлов, дальность хода надводном положении две тысячи девятьсот миль, в подводном — сто восемьдесят две, дизель и электромотор, скорость погружения — две минуты, экипаж — шестьдесят пять человек, вооружение — две трехдюймовые пушки, одна полуторадюймовая пушка, четыре торпедных аппарата калибром в двадцать один дюйм и восемьдесят четыре мины заграждения «П-100».

Средняя подводная лодка «Акула»: восемьсот пятьдесят — тысяча восемьдесят тонн водоизмещения, скорость её достигнет в надводном положении девятнадцати узлов, в подводном — одиннадцати, дальность хода под водой такая же, как у «Миноносца-1», в надводном положении несколько меньше, две тысячи пятьсот миль, дизель и электромотор, скорость погружения — полторы минуты, экипаж — пятьдесят восемь человек, две трехдюймовые пушки, одна полуторадюймовая пушка, восемь торпедных аппаратов калибром в двадцать один дюйм.

Крейсерская подводная лодка «Буревестник»: водоизмещение тысяча сто — тысяча четыреста девяносто тонн, скорость — пятнадцать и десять узлов соответственно, способна пройти по морской поверхности четыре тысячи девятьсот миль, под водою — сто пятьдесят две, дизель и электромотор, скорость погружения — две минуты, экипаж — шестьдесят два человека, вооружение — две четырехдюймовые пушки, две полуторадюймовые пушки, десять торпедных аппаратов калибром двадцать один дюйм.

Малая подводная лодка «Язь-2»: двести пятьдесят-триста сорок тонн водоизмещением, скорость в надводном положении двенадцать узлов, в подводном — восемь узлов, дальность хода на поверхности тысяча двести, в подводном положении — шестьдесят две мили, дизель и электромотор, скорость погружения — одна минута, экипаж — двадцать один человек, вооружение — две полуторадюймовые пушки, четыре торпедных аппарата калибром в двадцать один дюйм.

Мы считаем, что в ходе военных действий на море крайне необходимо перейти на больший калибр артиллерии, до четырех-шести дюймов. Торпедные аппараты необходимо срочно сменить с калибра пятнадцати и восемнадцати на двадцать один дюйм, дабы при нанесении торпедного залпа по кораблям противника была реальная возможность нанесения ему весьма значительного ущерба. Это возможно осуществить лишь при большей дальности движения торпеды, новой двигательной установке и усиленной боевой части, снаряженной тротилом.

Эскадренный миноносец «Страшный»: водоизмещение тысяча-тысяча двести тонн, скорость — тридцать три с половиною узла, дальность хода две тысячи двести миль, экипаж — сто пятнадцать человек, вооружение — четыре четырехдюймовые пушки, две полуторадюймовые пушки, шесть торпедных аппаратов калибром в двадцать один дюйм и двадцать четыре мины заграждения типа «Рыбка».

Эскадренный миноносец «Могучий»: тысяча двести восемьдесят — тысяча пятьсот десять тонн, скорость — тридцать пять с половиной узлов, дальность хода две тысячи восемьсот миль, экипаж — сто тридцать пять человек, вооружение — шесть четырехдюймовых пушек, две полуторадюймовые, восемь торпедных аппаратов калибром в двадцать один дюйм и сорок восемь мин заграждения «Рыбка».

Наряду с уже созданными артиллерийскими системами разного калибра, с учетом их унификации и единства их применения на кораблях императорского военного флота, начата работа над системами управления огня, новыми дальномерами и иными приборами наведения и наблюдения.

В настоящее время Морское министерство признало необходимым создание принципиально нового прибора точной стрельбы для орудий большого калибра. Представляется, что для его разработки необходимо, основываясь на открытых при опытах с радио господина Попова эффектах отражения коротких и длинных радиоволн излучаемых в сторону кораблей противника. После возврата отраженных радиоволн возможно достаточно точно рассчитать расстояние до противника, даже скрытого от визуального наблюдения, как-то в тумане или в ночное время. Точность расчета огня таким способом теоретически позволяет с нескольких залпов поражать вражеский корабль, но самое главное экономится время на расчетах и стрельбе.

Озвучу боевые данные уже принятых артиллерийских систем, которые планируется устанавливать на корабли:

На эскадренные миноносцы: четырех-шести дюймовые пушки, щитовое бронирование, одноорудийные установки.

На легкие турбинные крейсера: пятидюймовые пушки, башенное бронирование, двухорудийные установки.

На иные крейсера, до уровня тяжелого шести-, восьми и десятидюймовые орудия, башенное бронирование, двухорудийные установки. Остальная артиллерия: двенадцати и шестнадцати дюймов должны устанавливаться в двух — и трехорудийных бронированных башнях.

— Ваше Императорское Высочество! Мне думается, дальше пересказывать доклад нет смысла. Думаю, что Вы сами соизволите его внимательно изучить и принять решение по его поводу, без наших подсказок.

— Да, Иван Михайлович можете быть свободным. Прошу через два дня прибыть ко мне на аудиенцию, к двум пополудни.

* * *

Ровно через два дня морской министр вновь стоял навытяжку перед Регентом и его братом Петром Николаевичем — председателем, Объединенного Военно-Технического Комитета.

— Что же господин Министр, нам думается, вы с господами корабельными инженерами поработали на славу.

Ваш доклад весьма полезен, думается в ближайшее время на его основе необходимо разработать концепцию нашего нового, в основном прибрежного флота, и также разработать программу корабельного строительства небольшого, но очень боеспособного Военного Флота, который будет включать, как тяжелые, так и легкие, включая так называемые «москитные» силы.

Сейчас нам необходима в самую первую очередь реформа наземных сил, как понёсших основные потери в минувшей войне. А ведь это потребует очень больших денежных расходов, как все мы прекрасно понимаем. Казна не бездонный мешок, к сожалению, денег почти нет. Даже сумма в двадцать пять миллионов рублей, которую мы получили от Японии в качестве замаскированной контрибуции, не может радикально улучшить положение дел. Поэтому ваше решение дает нам несколько сотен миллионов рублей на Армию, за что Вас сердечно благодарю!

— Тем более и ваши решения о проведении некоторой реформы Военного Флота уже начали приносить хорошие всходы. Благодаря Вашим рапортам мы значительно расширили доступ в морской корпус, куда до последнего времени принимали лишь детей военных моряков, а также потомственных дворян. Вами в прошлом году изданы временные положения о судах вооружённого резерва, правила об аттестационных комиссиях в портах и новое положение о прохождении службы офицерами флота, которые разделены на строевой и береговой составы.

Сейчас в нашем флоте установлена классификация судов с разделением его как на «действующий», а также на первый и второй резервы. С помощью господ Костенко и Крылова были определены сроки службы судов в действующем флоте: для линейных кораблей и броненосных крейсеров — десять лет, для крейсеров и минных судов — до тех пор, пока их элементы удовлетворяют требованиям для нахождения в боевом строю. Министерством под вашим руководством введено положение об управлении заводами морского ведомства, причем были выделены из состава Санкт-петербургского порта судостроительные верфи, а в основу их управления положены коммерческие начала. И, наконец, два месяца назад было издано положение о начальниках морских сил и опубликован наказ об управлении морскими командами.

Господа корабельные инженеры переведены в офицерские чины, а также по Вашему личному приказу образованы два военно-морских кружка — в Петербурге и Севастополе. Министерство под Вашим руководством отмечено неизменно благожелательным отношением оного ко всему действующему флоту и нуждам его личного состава. А наиглавнейшим вашим достоинством является откровенное признание непригодности старой системы управления морским ведомством, приведшей флот к поражениям 1904–1905 годов, и решимостью провести в жизнь необходимые флоту реформы. За это честь и хвала Вам, многоуважаемый Иван Михайлович!

Нами было принято решение, что столь выдающиеся Ваши заслуги не должны остаться неотмеченными. Поэтому я выражаю Вам удовольствие и с радостью вручаю орден Святого Благоверного Александра Невского.

С этими словами Великий Князь подошёл к морскому министру, держа в руках деревянный ящичек, из которого извлёк орденскую звезду и торжественно закрепил её на чёрном с золотом министерском мундире.

— А сейчас, Алексей Алексеевич, нам необходимо обсудить несколько очень важных для нас всех вопросов: Необходимо начать разработку для нашей Армии и Флота аэропланов и не спортивных — для развлечения публики, а боевых, дабы они проводили воздушную разведку, а также могли поразить противника с небес.

Как нам стало недавно известно, ранее в нашей Империи уже создавались не только проекты управляемых летательных аппаратов, но и собственно действующие образцы. Однако по злому ли умыслу на вредительство или же по обычной косности мышления некоторых административных чинов, ни один образец так и не был изготовлен серийно и, соответственно, не поступил в войска.

Также необходимо одновременно передать нашим кораблестроителям наше пожелание, о создании проекта авиаматки для использования летательных аппаратов не с берега, а непосредственно с моря. Хотелось бы увидеть сей проект месяца через четыре. Вот Его Высочество Петр Николаевич предлагает передать проектирование господам Костенко и Кутейникову. Для Флота, думается, это будет очень полезная вещь.

 

Особенности национального прожектёрства

Всем известной особенностью российской государственной машины на протяжении многих поколений чиновников является стремление к стагнации и нежелание способствовать без крайней необходимости внедрению каких-либо новшеств. Если нововведения «сверху», исходящие от высшей власти, ещё кое-как, что называется, «со скрипом» вводятся в жизнь, то новшества, исходящие из народной толщи всячески откладываются под сукно и для внедрения их зачастую не хватает всей жизни «маленького человека. Помните, как лесковский Левша рвался из последних сил:

«Скажите Государю, что англичане ружья кирпичом не чистют, так пусть бы и у нас не чистили, а то не дай бог войны — они стрелять не годятся!».

Талантливейшие русские люди, зачастую самоучки-самородки, из поколения в поколение совершали выдающиеся изобретения, которые россиянская бюрократия благополучно игнорировала. Изобретения Кулибина, Черепановых, Можайского и других сынов России, отвергнутые «казёнными душами» спустя какое-то время появлялись из-за кордона, вот только создателями числились различные Эдисоны и Райты. Сложно сказать, происходило ли это из-за параллельного развития конструкторской мысли или же — что вероятнее — благодаря банальному хищению «интеллектуальной собственности»: вероятнее всего имело место и то и другое.

Однако российское государство, одной рукой отмахивавшееся от созданий «собственных платонов и быстрых разумом невтонов», другой рукой вынуждено было щедро изливать средства на приобретение тех же самых изобретений, но уже снабжённых ярлычком «мэйд ин заграница»…

Случались, правда, в Русской державе времена, когда «чернильные души» различных канцелярий, ощутив над загривком ослоп грозного Иоанна или тяжёлую дубинку Петра-преобразователя начинали активное движение. По большей части это, конечно, была ИБД, то бишь «имитация бурной деятельности», однако в такие периоды русские изобретатели, как правило, могли довести свои изобретения до воплощения в жизнь с гораздо большею степенью вероятности. После того, как все сферы жизни Российской Империи (кроме, пожалуй, церковной) оказались под пристальным вниманием Регента при малолетнем императоре Алексее II, выяснилось, что в народе происходит прямо-таки брожение интеллекта.

Объединенный Военно-Технический Комитет председательствуемый Великим Князем Петром Николаевичем — братом Регента — был вынужден сформировать специальные комиссии по направлениям деятельности: Авиационную, Инженерно-техническую, Морскую, Артиллерийскую и Моторно-транспортную.

Были не только приняты к рассмотрению новые прожекты технических новинок и усовершенствований, созданные российско-подданными, но и, помимо этого, подняты технические архивы за последние тридцать лет и приглашен к сотрудничеству ряд непризнанных у себя на родине талантливых иностранных изобретателей.

Кто из сотрудников Военно-Технического Комитета впервые узнал о применении во время войны самодельных ручных бомб из латунных орудийных гильз с мелинитовой начинкой — неизвестно. Однако же этот факт вызвал интерес. Узнать же имя изобретателя не составило большого труда. На Дальний Восток был направлен приказ об откомандировании капитана Кольцова вместе с образцами изобретённой им бомбы в распоряжение начальника Инженерно-технической комиссии при ОВТК. Приказ — дело такое: приятен он тебе лично или неприятен, а в любом случае будь добр приложить все усилия к выполнению. Поэтому Андрей Кольцов вновь, уж который раз за год с небольшим, ехал в вагоне через всю страну. Позади осталось послевоенное обустройство в гарнизоне Дальнего, пополнение поредевшего в боях артдивизиона людским и конским составом, нудное писание бюрократических «отношений» на замену изношенных орудий с расстрелянными каналами стволов на новые, «запросов» на получение трёхдюймовых гранат и фугасных выстрелов, внутригарнизонные торжества по поводу подписания мира и получения новых чинов и наград (сам Кольцов также в дополнение к «Анне» четвёртой степени получил орден Святого Владимира с мечами).

Капитан был рад такому приятному повороту в судьбе. Намного комфортнее нести службу в столице, нежели на заштатном разорённом войной Ляодунье, а название «Инженерно-техническая комиссия» звучит гораздо солиднее, чем просто «полевая батарея». Помимо всего прочего, Андрей Викторович был доволен, что наконец-то надолго возвращается под крышу родительского дома на Обводном канале.

Однако по прибытии в Санкт-Петербург Кольцову пришлось убедиться, что служба на новом месте — отнюдь не синекура для героя Маньчжурии. Председатель Объединенного Военно-Технического Комитета Великий Князь Петр Николаевич оказался руководителем не только умным, но и чересчур энергичным, повторяя характером своего старшего брата Николая, который, бывало говаривал:

— Я вам не покойный император Пётр, он-то просто Россию поднял на дыбы, а я ещё и барьеры на галопе брать заставлю!

Капитану Кольцову, помимо задачи усовершенствования его ручных бомб, была поручена разработка приспособлений для их залпового метания на расстояние, недостижимое для броска рукой, а также секретные проекты приспособления для сбрасывания бомб с аэропланов и аэростатов, которые разрабатывались Авиационной комиссией и зажигательной бомбы специально аэропланного использования.

К середине осени первый действующий образец «кассетного гранатодержателя системы Кольцова» был отправлен на практические воздушные испытания на разведывательном дирижабле отечественной разработки по проекту капитана А.И. Шабского «Учебный». В ходе испытаний выяснилось, что, хотя нареканий к работе механизма гранатодержателя нет, но авиаторам доставляет определённое неудобство процесс переснаряжения кассет гранатами после того, как обе серии по пять гранат сброшены на землю. На борту «Учебного» могли подниматься лишь трое людей, двое из которых вынуждены были следить за двигателем, приводящем в движение два воздушных винта, расположенных по обе стороны гондолы. Опускаться же постоянно в расположение воздухоплавательного подразделения для замены гранатных кассет летательному аппарату было неудобно и отнимало чересчур много драгоценного времени, необходимого для наблюдения. Вследствие этого было принято решение использовать данные гранатодержатели лишь в качестве подсобного средства вооружения аэростатов на случай необходимости срочного бомбардирования открыто расположенных наземных целей в виде живой силы и позиций артиллерии противника.

* * *

Ораниенбаум, канцелярия Офицерской Стрелковой Школы.

20 апреля 1909 года.

— Здравия желаю, господин ротмистр.

— И вам того же господин капитан.

— Капитан Кольцов, Андрей Викторович — военный представитель на Рижском и Петербургском заводах «РБВЗ». Вас должны были предупредить…

— Да, разумеется, господин капитан. Чем могу помочь?

— Прошу вас помочь в предоставлении мне для использования в служебных целях небольшого автомотора, а то приходится частенько мотаться, то туда, то сюда, просто не успеваю вовремя.

— Думаю, что смогу вам помочь. На днях нами получено для округа пять легковых и десять грузовых машин, кстати говоря, вашего же Русско-Балтийского завода. Так что попрошу Вас передать мне заявку на предоставление транспорта и получить автомотор в полное своё распоряжение на всё время пребывания здесь.

Еще один вопрос по существу: вам необходим просто автомобиль, или же вкупе с прикомандированным шоффэром?

— Да пожалуй, что лучше с водителем: к сожалению, моё искусство управления автомотором, в отличие от верховой езды, оставляет желать лучшего. В своё время я прослушал краткий курс вождения и даже проехал саженей пятьсот за рулём, однако качество этой езды, увы, крайне неудоблетворительно.

— Хорошо, извольте завтра, к восьми утра прибыть к гаражу за машиной. Заодно и оформите командировку для нашего шоффэра.

— Спасибо, господин ротмистр!

— Нечего меня благодарить, господин капитан, одно дело делаем.

Утро. Капитан Кольцов подходит к штабу автотранспортного батальона при «Офицерской Стрелковой Школе».

— Здравствуйте, Андрей Викторович!

Из открытого окна на него смотрит новый знакомый.

— Я взял на себя смелость и уже оформил все необходимые для вас документы. Кстати, вот прошу любить и жаловать: Ваш персональный шоффэр — старший унтер-офицер Первого Кавказского железнодорожного батальона, кавалер Знака Военного Ордена Павел Васильев.

К капитану подошёл среднего роста, унтер с Георгием на кожаной куртке, блеснут умными глазами с хитринкой:

— Здравия желаю, ваше благородие!

— Здравствуй, братец. Ладно, унтер, время не терпит: поехали на Русско-Балтийский вагонный завод, а там посмотрим, годишься ты мне, или как.

— Слушаю, ваше благородие. Разрешите идти заводить?

— Ступай, братец, да подгони мотор побыстрее…

Первые верст десять шоффэр и офицер проехали в молчании. Видимо желая скрасить скуку поездки, капитан Кольцов задал унтер-офицеру вопрос, что за машина и что из себя представляет.

Ответ последовал незамедлительно: автомотор русский, изготовлен в 1908 году. Выпускается серийно на Русско-Балтийском вагонном заводе с применением передовой технологии. Двигатель — четырехтактный, четырехцилиндровый, все цилиндры отлиты в одном блоке, вертикальный о расположенный нижнеклапанный рядный, водяного охлаждения, мощность мотора — двадцать лошадиных сил. Автомобиль развивает максимальную скорость до шестидесяти вёрст в час. Езда на четыреста вёрст на одной заправке. Марка «Руссо-Балт С 24–30, третья серия».

— Хорошо, братец, вижу, машину знаешь, хвалю! Что ты скорость сбрасываешь? Поехали дальше.

— С каких пор в шоффэрах, Павел?

— А как война кончилась, так я и попал сюда.

— А на войне где был?

— Так по специальности своей воинской: на бронепоездах, что на КВЖД действовали. Там и крестик заработал: мы как раз хунхузов тогда здорово пощипали. А уж потом господин ротмистр, Владимир Иванович, меня сюда в школу забрали. Мы с ними в 1907 году бронемашину гоняли для проверки всяческой, а команду над нами имел тогда их высокоблагородие полковник Филатов. Ох мы тогда и поездили вволюшку! За малым чуть не разбили эту броненоску.

— А где же испытывали ее?

— Да на ружейном полигоне под Ораниенбаумом: полигон тот при нашей Офицерской стрелковой школе был. Мы на этой машине за шестьсот верст проездили, по шоссе она хорошо раскатывала, а по проселкам, ну никак, да и ломалась частенько. Да и пулеметы разные на него ставили, всё не могли выбрать, какие лучше будут.

— А какие пулемёты?

— Дак что, ваше благородие, известное дело: «Максим», «Мадсен» и французский «Гочкис».

Рапорт капитана Кольцова, военного представителя при акционерном обществе «Российско-Балтийский Вагонный завод» в Военно-Технический отдел при Военном Министерстве о положении дел по производству автомобилей для военных нужд, от 1 числа декабря месяца 1910 года.

…Автомобильный отдел Акционерного общества Русско-Балтийского вагонного завода в Риге (РБВЗ) был учрежден по предложению, направленному в Совет правления Общества его председателем М.В. Шидловским. Изготовив свой первый легковой автомобиль модели «C 24/30» 27 мая 1908 года, правление РБВЗ одновременно направило в Военное министерство заявление с предложением о поставке легковых автомобилей для штабной службы в армии. Через месяц Военным Министерством был сделан запрос о возможности заказа на заводе также и грузовых автомобилей грузоподъёмностью полторы, две и три тонны.

С 15 по 27 мая 1909 года в Санкт-Петербурге была проведена III Международная автомобильная выставка, которая, как и две предыдущие, находилась под пристальным вниманием Военного министерства и автомобильных кругов русского общества. В этой выставке впервые принял участие новый российский производитель автомобилей — Акционерное общество Русско-Балтийского вагонного завода. Участие Русско-Балтийского вагонного завода в выставке не осталось без внимания Военного министерства. Автомобильный отдел завода был награждён Золотой медалью «За установление автомобильного производства в России».

16 мая 1909 года Его Императорским Высочеством Регентом Российской Империи был подписан указ о формировании в Санкт-Петербурге при Отделе военных сообщений Главного управления Генерального штаба Русской Императорской армии Первой Учебной автомобильной роты, командиром которой был назначен капитан Петр Иванович Секретев. Доношу, что капитан Секретев взялся за новое дело весьма основательно. Согласно предписанию начальника Отдела военных сообщений Главного штаба от 23 ноября 1909 года, он был откомандирован для всесторонней инспекции в Ригу на Русско-Балтийский вагонный завод.

Эта командировка была вызвана заявлением правления Акционерного общества Русско-Балтийского завода от 19 июля 1909 года в Главное инженерное управление «О создании на заводе воздухоплавательного и автомобильного отделов» и предложением правления завода о поставке двух типов пассажирских автомобилей и одного типа грузовика для Военного министерства. Секретев обследовал завод, признал его пригодным для выпуска трёхсот автомобилей в год и в своем рапорте от 1 декабря 1909 года подчеркнул, что «завод все части автомобиля делает самостоятельно, за исключением манометра, радиатора и магнето». В заключение капитан Секретев докладывал о целесообразности поставки в роту нескольких машин завода. После инспекции Секретевым Русско-Балтийского вагонного завода в Риге в 1910 году мною была достигнута договоренность о крупных поставках автомобилей «Руссо-Балт» в Русскую Императорскую армию.

Должен внести некоторую поправку к прошлогодним выводам, сделанным капитаном Секретевым. Она состоит в том, что Рижское отделение завода по состоянию на 15 ноября текущего года стало уже способно производить в год 250 легковых и 520 грузовых автомобилей. Что же касается Петербурга, то там возможен выпуск 130 легковых, и 310 грузовых автомобилей, не считая аэропланного завода, где в экстренном случае возможен выпуск 180 легковых, и 250 грузовых автомобилей.

Дополнительно прилагаю к своему рапорту сие приложение к заявлению правления Акционерного общества Русско-Балтийского вагонного завода в Риге в Главное инженерное управление о создании на заводе воздухоплавательного и автомобильного отделов. 19 июня 1910 года.

«Автомобили.

Русско-Балтийский вагонный завод предлагает три типа автомобилей, пригодных для целей военного характера.

I. Пассажирский на 5–6 человек с двигателем 24 лошадиные силы. Этот автомобиль специально сконструирован для русских дорог.

II. Автомобиль в 12 лошадиных сил. Русско-Балтийский вагонный завод рекомендует для службы на аэродромах. По своей конструкции он отличается высшей степенью простоты.

III. Грузовой автомобиль в 22 лошадиные силы. Этот тип автомобиля специально приспособлен для перевозки дирижаблей в разобранном виде, а также сараев для них.

Мотор очень простой конструкции с цилиндрами, отлитыми заодно, и одним распределительным кулачным валом, автоматическим карбюратором, работающим очень экономно, и зажиганием от магнето высокого напряжения. Все подшипники, включая мотор и колеса, на шариках, чем достигается, возможно, легкий ход. Имея в виду наибольшую простоту, завод применяет в этих автомобилях цепню передачу, причем цепи защищены плотно кожухом от проникновения пыли и грязи. Все части легко доступны, и все механизмы могут быть обслуживаемы одним человеком. Цены и сроки высылаются немедленно по поступлении запросов на каждый предмет отдельно.

(Мощность двигателей всех автомобилей указана не номинальная, а налоговая)».

 

«Так тяжкий млат, дробя стекло, куёт булат»

После экономического кризиса 1902–1904 годов Российская Империя оказалась в сложном положении. С одной стороны, благодаря «пинкам регентским сапогом» (по саркастической шутке журналиста-юмориста Николая Шебуева) удалось круто переменить ход войны с самураями и даже отобрать у тех назад почти всё ранее потерянное. С другой стороны и кризис и война ярко, словно ртутной лампой Купер-Хьюита высветили всю экономическую и военную несостоятельность современного положения дел в стране.

Недоволен своим положением был весь народ: от дворян до чернорабочих. Промышленность еле сводила концы с концами. Урожай, собираемый крестьянами с жалких участков истощённой земли с каждым годом всё более снижался. Огромные потери в армии, понесённые главным образом из-за дезорганизованности и технической отсталости войск, а также из-за неэффективного этими же войсками управления, особенно в начале прошедшей войны, вызвали не только озлобление среди нижних чинов, но и недовольное брожение в массе фронтовых офицеров. Громадная территории Империи были фактически изолированы друг от друга вследствие совершенной неразвитости всех путей сообщения за исключением речного транспорта.

Однако же, представляя всю сложность положения в стране, Регент Престола Российской Империи при малолетнем императоре Алексее II решил, будучи по складу ума человеком, прежде всего, военным, крепко взять под свой контроль хотя бы те направления развития техники, от которых напрямую зависела обороноспособность страны. На заседании Государственного Совета Великий Князь Николай Николаевич прямо заявил: «от технического прогресса напрямую зависит не только то, будут ли Русская армия и флот в состоянии противостоять врагам в вероятной будущей войне, но также и то, будет ли русская промышленность загружена заказами, а транспорт — чётко, быстро и аккуратно перемещать грузы и пассажиров. А то ведь срам какой: желтолицые япошки чуть было не побили вдесятеро превосходящую армию за счёт грамотной тактической организации и применения военно-технических новинок, а мы даже резервы как следует не могли доставлять на фронт — по одной-единственной перегруженной железнодорожной «нитке». Кроме того, развитие промышленности и транспорта будет способствовать сокращению числа безработных и недовольных, что является необходимым в свете недавних противоправительственных брожений».

При строительстве новых военных кораблей характерным стало значительное увеличение их водоизмещения и скорости, для чего потребовались вертикально-водотрубные паровые котлы большой паропроизводительности с существенно меньшей удельной массой а для крупных военных кораблей — изобретённые Кузьминским паровые турбины, имевшие более высокий КПД и меньшие массогабаритные характеристики. Первые паровые прямодействующие турбины реактивного типа стали устанавливаться на строящемся линейном корабле «Севастополь». Их работу обеспечивали двадцать пять водотрубных котлов треугольного типа со смешанным угольно-нефтяным отоплением. К сожалению, при сжигании угля и нефти в топке одновременно требовались различные способы подачи воздуха в топку, что снижало возможность увеличения паропроизводительности.

Нельзя не отметить, что немалую роль в первостепенных направлениях развития техники сыграло и личное отношение к тому или иному «предмету» представителей династии. Так, например, находясь под впечатлением стрельб на Ружейном полигоне Офицерской стрелковой школы из первых тульских станковых пулемётов и датских кавалерийских ружей-пулемётов системы Мадсена, Великий Князь Петр Николаевич настоял на строительстве в Туле и в Коврове двух новых специальных пулемётных заводов. Из них тульский выпускал пулемёты системы Хайрема Максима, а ковровский специализировался на системе Мадсена, которую решено было унифицировать исключительно с русским винтовочным патроном. А сам регент, Великий Князь Николай Николаевич, известный своей любовью к кавалерии, оказался не меньшим поклонником воздухоплавания. Результатом его любви к управляемым аппаратам, поднимающим человека в небеса, стало резкое увеличение интенсивности разработок Учебного воздухоплавательного парка под руководством бывшего командира Первого Восточно-Сибирского воздухоплавательного батальона полковника Александра Кованько. Кроме того, Николай Николаевич выступил инициатором создания при отделе воздухоплавания Императорского Русского Технического Общества комитета по созданию самодвижущихся летательных аппаратов тяжелее воздуха. Руководство подотделом было возложено на профессора физики Николая Егоровича Жуковского.

Исходя из опыта минувшей войны в Россию начали активно строиться дополнительные ветки железнодорожных путей: на Север — к Александровску (на Коле), на Юг — к Кушке, на Восток — к Петропавловску-на-Камчатке. Появились даже планы о строительстве Трансбалканской дороги, которая должна была бы соединить Россию, Румынию, Болгарию, Сербию и Грецию. Однако для воплощения такого международного прожекта предварительно нужно было заключить ряд договоров с этими странами, чему, разумеется, тотчас бы воспротивились и Британия, и Австро-Венгрия, и Турция.

По настойчивому требованию Военно-дорожного отдела управления военными сообщениями был принят в разработку проект по унификации всех выпускаемых паровозов среднего и большого тоннажа, а также мотодрезин в целях приспособления их к мобилизации на нужды армии.

Следствием подобных мер стал заметный подъём промышленности за счёт выполнения военных заказов, причём не только в «военном секторе»: в разы поднялись закупки металла, углей, продуктов нефтепереработки, продовольствия. Возрос спрос на рабочую силу, но одновременно из России широким потоком хлынули заказы в Германию, американские Соединённые Штаты, Англию. Однако теперь русское правительство и промышленники предпочитали приобретать такую специфическую продукцию, как станки, двигатели и автомоторы для перевозки грузов (прежде всего у известных аккуратистов-германцев).

В аграрной сфере также произошли заметные изменения: государство начало выкупать заложенные в банках помещичьи земли. Эти земли, поделенные на участки, стали предлагаться крестьянам тех местностей, где находились. Сельское общество могло приобретать участки в складчину, либо же розно, однако в любом случае — без права дальнейшей продажи кому-нибудь, кроме государства. Иностранным подданным также было дозволено приобретать участки в аренду на пять, десять и тридцать лет, но аренда также обговаривалась обязательными условиями: на таких участках дозволялась только разработка недр либо строительство промышленных предприятий. Кроме того, иностранные фабриканты были обязаны не менее восьмидесяти процентов работников нанимать именно из окрестностей, расположенных вблизи этих участков.

 

Последний нонешний денёчек

Вокруг афишной тумбы толпятся люди. Поверх привычных театральных афиш и плакатов ярко белеют большие — с развёрнутый газетный лист — объявления с государственным орлом сверху и такими крупными буквами заглавия, что и полуслепой старик может различить:

«ЗАКОНЪ

ОБЪ ИЗМЪНЕНИИ ПОРЯДКА ПРИЗЫВА ВЪ ВОИНСКУЮ СЛУЖБУ И НЪСЕНИЯ ЕЯ ПОДДАННЫМИ РОССIЙСКОЙ ИМПЪРIИ»

Нарядно одетые по случаю воскресенья мастеровые парни сосредоточено шевелят губами, сказывается «образование — два класса и коридор»:

«…В воинскую службу для первоначального военного обучения в приготовительном разряде имеют быть призваны все лица мужеска полу, достигшие возраста восемнадцати лет, за исключением…

…без отправки оных в службу вне губернии постоянного проживания…

…где и пребывают до достижения двадцати одного года…

…В возрасте двадцати четырёх лет все обученные в приготовительном разряде призываются на действительную военную службу согласно полученной воинской специальности с направлением в кадровые полки, экипажи или батареи Армии и Гвардии сроком на четыре года. По отбытии сего срока они имеют быть отпущенными в запас, за изъятием случаев, когда отпускной воин изъявляет желание продолжить службу сверхсрочно…

…Запасные имеют призываться ежегодно на срок до двух недель для прохождение лагерных сборов близ места постоянного жительства…

…Семейства призванных на действительную военную службу, равно как в приготовительном разряде и для прохождения лагерных сборов имеют получать пенсион до момента увольнения кормильца в размере, равном сумме двух третей заработка оного и половины его же денежного содержания согласно воинской специальности и выслуге лет…

…По увольнении со службы воин должен получить в части два комплекта обмундирования второго срока — по одному на летний и зимний сезоны и единоразовое денежное содержание в размере тридцати рублей ассигнациями. В случае. если по службе отпускной воин выказывал усердие и имел поощрения, он вправе ходатайствовать перед командованием о выдаче письменной рекомендации-направления на казённое предприятие соответственно его технической подготовке…»

— Ну что я говорил! Опять на нашего брата тяготу накладывают! Где это видано: на три года забрили мальчишечку, а посля отпустили погулять, ан снова-здорово: ещё четыре годика солдатчины! А когда ж работАть-то?

— И то! Вы дивытесь, бабы: мужиков-то забривають поголовно, кому осемьнадцять та двадцять четыре стукнуло! А семьи-то как же?

— Не бреши, дурища! Или не слышала: семьям-то теперь деньгу выплачивать будут и немалую! Не то, что до сих пор: кто в солдатчину уходил, за того и копейки не давали. Разве что заслужить сумеет «егория» геройского на грудь. Да ведь никогда не узнаешь, какой те крест-то достанется: серебряный аль могильный: вон их сколько деревянных-то в той же Маньчжурии понаставлено…

— Да и то хорошо, что мундировку после службы с собой дают!

— Э, дядько, давать-то дают, да не за просто так.

— Это как же ж понимать?

— Да как-как: просто!

Сказано ж: отпускают в запас. Ну, как война? Сразу с запасу раба божьего в военное присутствие поволокут: постой, дескать, грудью за веру православную, царя малолетнего да за отечество, что фабриканту мать а рабочему-то мачеха! Да чтоб не тратить время да деньгу на обмундировку рабу-то божьему по первовремени, и велят в той же шинеленке под ружьё явиться, в которой он всю действительную отмаршировал да на пузе проползал.

…Разные люди роятся толпой перед афишной тумбою, разные звучат тут речи…