Когда Сандра поняла, что Лос-Анджелес — это всего лишь одетая в разноцветные газоны и пестрые кусты пустыня, выживающая за счет ворованной воды из Колорадо, временное пристанище без центра и основы, полная фальшивка, она была уже слишком им очарована, чтобы о чем-то жалеть. И к тому времени, как Дональд признался, что не сможет развестись с женой, с которой он, казалось, совсем не видится, Сандра уже успела убедить себя в том, что любит его. Сценарий был прост: он поклялся, что любит только ее одну, она поверила, он переселился к ней и уезжал к жене лишь по выходным. Как будто крестная фея взмахнула над ней волшебной палочкой и сказала: «Теперь ты госпожа!» Когда мать предостерегала ее от подобной греховной участи, Сандра не думала, что такое может случиться с ней.

С Дональдом все изменилось, и это легко было заметить по одежде. Если раньше она была похожа на Афродиту Боттичелли, то теперь напоминала жертву Макса Бекмана: фиолетовая помада «Токсичные отходы», черный лак для ногтей «Урбанистический распад», синюшные тени, ошейник с искусственными бриллиантами и серебряные наручники, ключ от которых был только у Дональда. Дональд говорил, что любит ее за отсутствие выразительности, на самом деле он просто любил девушек в стеклянных банках.

Похоже, у каждого в доме был не лучший период в жизни, так что Сандра не чувствовала себя особенной. Таня прекратила трахаться со всеми подряд в пресловутой тусовке художников и влюбилась в сумасшедшего татуировщика, который постепенно покрывал все ее тело картинками из мультфильмов, наотрез отказавшись спать с ней. У писателя Марка были серьезные проблемы с героином. Два молодых режиссера, собиравшиеся уделать Голливуд, снимали самую откровенную порнуху. Рокеры, живущие в подвале, стали играть хеви-дэс-метал. Даже Кэнди, артист из шоу трансвеститов, показывающий номера с расчленением, давал всего по одному выступлению в год, поскольку у него постепенно иссякал запас того, что можно отрезать.

Единственной, кто сумел прославиться, была Банни — маленькая девушка с детским личиком; она жила на втором этаже со своим бойфрендом, который постоянно ей изменял. Он хотел уйти от нее, но она забеременела. Потом он совсем было собрался бросить ее, но она получила роль в одной комедии, они поженились и стали жить в Беверли-Хиллз. Все жильцы ненавидели ее, их ненависть проявлялась в виде так называемых Банни-представлений: все смотрели шоу с ее участием и нещадно колотили по экрану телевизора. Ко всеобщей несказанной радости, муж Банни периодически наведывался в их дом, чтобы с кем-нибудь переспать, и даже участвовал в оргиях.

Многие из жильцов пытались убедить Сандру, что с Таней лучше не связываться, но Сандра пренебрегала их советами. Сандра и Таня собирались в прачечной поболтать, посплетничать и покурить травку. Когда Сандра подробно рассказала Тане, что произошло с ней в Нью-Йорке, та абсолютно не удивилась, как будто все жители Нью-Йорка проводят субботний вечер подобным образом. Таня поведала несколько пикантных историй из своего опыта, отчего Сандре совсем полегчало, и она стала делиться уже всем подряд.

— Не будь деревенской ханжой. В жизни есть вещи поинтереснее миссионерской позы.

— Да он любите задницу. — Сандра зажгла одну из миллиона сигарет, выкуренных за всю жизнь.

— А мне не очень нравится.

— Не в мою задницу, а в его.

— Да ладно! — Таня высунула голову из сушилки, где вот уже двадцать минут искала свой носок, — признак того, что трава, видать, сильнодействующая. — Ты шутишь. Вроде он такой мачо. Как-то не вяжется. А чем вы пользуетесь?

— Разными штуками. Он приносит их с собой.

— Это же дорого стоит.

— Ну да, хотя не думаю, что он их покупает. Берет, наверно, из порностудии реквизит со съемок.

— А что именно он приносит?

— Он называет ее «мышка» — такая длинная фигня с проводом, ему нравится, когда она вибрирует у него…

— Ладно, хватит. Я достаточно мастурбировала. Знаю, что к чему.

— Ну и что ты думаешь?

— Бросай ты его.

— Но я его люблю.

— Очнись, дорогуша, он тебе даже не нравится. Несчастная.

С этого момента Сандра и Таня рассорились. В конце концов, откуда Таня знает, что она на самом деле чувствует?! Сандру это возмущало, в ней взыграло упрямство, и, вместо того чтобы расстаться с Дональдом, она начала убеждать себя и всех в доме, что счастлива и горда своими новыми сексуальными наклонностями. «Если бы Средний Запад видел меня сейчас», — повторяла она словно мантру. Ее прекрасный ротик кривился в презрительной улыбке, отчего все вокруг молча благодарили Бога за то, что он уберег Средний Запад от зрелища Афродиты в садомазохистских нарядах. Ничуть не стесняясь, оставив дверь открытой, она прогуливалась по коридору, подергивала разноцветным кнутом, напоминавшим пучок танцующих змей, и хвасталась своими похождениями. Но чем дальше она шла по новому пути свободы, тем острее чувствовала, что несвободна. Какое-то странное оцепенение охватывало ее по мере того, как она пыталась совладать с очередными извращениями Дональда.

Ей пришлось выделить чулан, чтобы хранить необходимую атрибутику — фаллоимитаторы, кнуты, трости, хлысты (мягкий, средний и твердый), вагинальные шары, зажимы для сосков, уздечки, наручники для рук и ног, подпруги с пряжками и без… А еще костюмы: резиновый для медсестры, кожаный для Госпожи, с цепями для раба… Плюс разные пыточные орудия, которые на самом деле не причиняют боли и нужны только для ритуала: горячий воск, например, или черная мазь… и куча видеокассет. Несть числа. Дверь в чулан еле закрывалась.

К тому же Сандре приходилось терпеть недовольство и косые взгляды друзей, когда Дональд семенил по коридору, облачив свое бледное мужественное тело в ярко-розовый резиновый костюм русалки, который сильно обтягивал кожу по всей длине и нестерпимо жал в лодыжках. Казалось, что два противоположных пола ведут борьбу за одно тело, а так как Дональд отличался повышенной волосатостью, зрелище было не для слабонервных. Даже месяцы спустя жильцы дома приветствовали друг друга фразами вроде: «Берегись розового наряда» или «Да не коснется тебя розовое платье».

Но в отношениях с извращенцем имелись и свои преимущества. Квартира Сандры всегда была безупречно чистой, поскольку каждую неделю Дональд присылал двух уборщиков с забавными прическами и одинаковыми сумками с костюмами горничных. Уборка была их хобби. Они ковыляли по дому в огромного размера черных туфлях на шпильке, причем один только вытирал пыль, а другой, как настоящая домработница, мыл все вокруг с сумасшедшей скоростью. Они работали весь день, опустив глаза, им нравилось, чтобы их подгоняли. В пять часов они переодевались в обычную одежду, благодарили Сандру и совали ей в руку стодолларовую бумажку, хотя должно было быть наоборот. Все жильцы, конечно же, завидовали ей.

Вскоре, ко всеобщей радости, Сандра успокоилась, а может, просто устала. Она и не подозревала, как это тяжело — быть Госпожой. Они с Дональдом больше не трахались обычным способом. Она не могла просто залезть в койку и раздвинуть ноги. Нет, ей приходилось открывать заветный чулан и доставать кучу всяких интим-принадлежностей. На подготовку к сексу уходили часы. Приготовления становились ее жизнью, и, чтобы избежать их, она все больше и больше времени проводила в Таниной мастерской.

Растянувшись на полу и вполуха слушая болтовню подруги, Сандра вдруг почувствовала, что за ней наблюдают странные нечеловеческие существа. Ее окружали Танины скульптуры — гигантские вагины с щупальцами на длинных ощетинившихся ногах, высотой в четыре-пять футов. Таня попыталась как-то оживить эти ходячие фрейдистские кошмары и раскрасила их в нежные пастельные тона, но голубой цвет выглядел, как синяк, розовый — как сырое мясо, а лиловый — самый ужасный — был похож на внутреннее кровоизлияние. Ленты, проволока и стамески валялись кругом, будто инструменты испуганного акушера, подпольно делавшего аборты, который давным-давно сбежал отсюда, так и не сумев остановить размножение этих существ.

Недавно они тихо и болезненно начали мутировать по углам чердака. Сначала они походили на хвостатые комья, потом одно нерешительно вылезало на свет на трясущихся новорожденных ножках, совершенно не подозревая, как ужасно выглядит. Когда появлялось очередное существо, Сандра привыкала к нему целый день.

Она пыталась вызвать в себе сострадание к этим ходячим вагинам, но чувствовала лишь отвращение. Обычно Сандра старалась не смотреть на них, а они, отвернувшись, стояли вдоль стен. И она и скульптуры содрогались, когда Таня заставляла ее высказывать свое мнение, но случалось это редко.

Таня стояла посреди комнаты, помахивая кисточкой. Она бросила раскрашивать очередное свое детище, чтобы переменить наряд, который напоминал скорее пляжный костюм, чем рабочую одежду художника.

— У меня нет влюбленного Дональда, оплачивающего мои счета. Приходится как-то выкручиваться.

— Разве ты не клала денег в банк? — Сандра была искренне потрясена.

— Ты прям скупердяйка какая-то. Если бы меня обеспечивали, я бы наслаждалась деньгами, а не прятала в банке. Я бы тратила их на друзей.

— Попроси у Филипа. Он ведь тебе должен.

Выражение Таниного лица вдруг стало потерянным и озабоченным, отчего она сделалась похожей на сорокалетнюю, что совсем никак не вязалось с ее обычным образом гламурной всезнайки.

— Думаешь, если я попрошу, он мне поможет? Мы все-таки друзья как никак… — хныкнула она.

— Вы больше чем друзья. Он звонит тебе, ты едешь аж в Малхолланд, проводишь с ним ночь и летишь домой сломя голову, чтобы вернуться до прихода уборщицы. Я бы сказала, он твой должник. — Сандра не могла видеть Таню в таком состоянии.

— Да, но это как-то мелко, а я не хочу портить дружбу. Ну, ты меня понимаешь.

— Понимаю, хороша дружба, ему ни за что платить не надо.

— Ты не знаешь, что такое — быть художником в этом городе. Только что ты звезда искусства, а спустя миг — искусственная кошелка, метаморфоза происходит за одну ночь. На вечеринке кто-то случайно заметит, что ты устало выглядишь, и вот уже все решили, что твоя карьера закончилась. На звонки никто не отвечает, все смеются над твоим творчеством. Мужчины больше не приглашают тебя на свидания: мало того, что карьера закончилась, ты даже перестаешь быть женщиной. Ты просто существо. Людям хочется, чтобы ты заткнулась и перестала носить короткие юбки.

— Таня, — Сандра попыталась переменить тему, — а у тебя остались те таблетки?

— Ты слишком подавлена, чтобы принимать таблетки.

— То есть?

— Когда ты наконец очнешься, то окажешься серийной убийцей, и твоей первой жертвой будет любимчик Дональд.

— Таня, ты судишь по себе. Ты местный охотник за головами, а я не гожусь на роль убийцы.

— Зато вполне прекрасно исполняешь роль попрошайки. Тебе нужны таблетки, поэтому ты здесь и ошиваешься.

— Я заплачу. Мне необходимо уснуть. Дональд накачался кокаином.

— А ты не накачивайся.

— Тогда будет совсем нелепо.

— Тебе нравится мое произведение? — Теперь Таня пыталась переменить тему. — Скажи честно. — Скульптуры задрожали и отвернулись к стене.

— Конечно. — На минуту Сандра застыла, чуть не пропустив свою реплику. — Это… великие… творения. — Застигнутая врасплох, она залепетала: — Тебе повезло. Ты одна, ты художник. А все, что я за сегодня сделала, — это купила бараньи отбивные, которые даже не собираюсь готовить. Пусть Дональд готовит.

— Ты права. Это мои творения.

Таня запрыгала по комнате. Ей нравилось, когда Сандра уподобляла себя домохозяйке, а про нее говорила, что она художник, и, возможно, великий художник. Может, друзья, так она называла свои скульптуры, — ее билет к славе. Лишь бы эта самая слава пришла поскорее, а то уже мелкие морщинки стали покрывать лицо, как крапива края канавы, по которой слишком быстро проносятся ее эмоции. Каждый вечер она избавлялась от крапивы, но каждое утро морщинки возвращались, и с каждым разом все более глубокие.

Ее беспокоила что у Сандры, как бы та ни старалась изображать из себя домохозяйку, морщин не было. Временами Тане хотелось схватить стамеску и сделать ей на щеке зарубку. Но она боялась, что шрам только подчеркнет красоту Сандры, придав ее неподвижному лицу выражение некой угрозы, которой ему недоставало.

Таня, отчаянно заботившаяся о своей внешности, завидовала Сандре. Таблетки, наверное, не такая плохая идея. Можно немного подзаработать. У нее как раз есть то, что нужно для Сандры, это сделает ее еще более непроницаемой, чем раньше, а она даже ничего не почувствует. Просто постепенно превратится в камень.

— Ну, я пошла, надо приготовить Дон-Дону отбивные или сходить с ним куда-нибудь поесть.

— Стой, я дам тебе таблетки.

С помощью таблеток совместная жизнь Сандры и Дональда трансформировалась из обывательской в сюрреалистическую. Они стали посещать клуб «Преддверие», как ее родители посещали какой-нибудь гольф-клуб в Огайо. Только вместо вечерних коктейлей здесь были секс-вечеринки (никакого обмена флюидами), обеды для рабов и господ, а также лекции о том, как правильно бить своего партнера и тому подобное. Устраивались занятия на тему: модификация тела, включая сращение ног и африканские шейные кольца; превращение в кокон; телесные наказания линейкой или маминой расческой; повышение чувствительности тела с помощью булавок, зажимов для сосков, пирсинга и рыболовных крючков; подвешивание тела с помощью множества рыболовных крючков. И так до бесконечности.

Сандру поразила женщина, читавшая лекцию о затягивании талии. Она выглядела так, будто ее разломили пополам, а потом кое-как приделали торс к бедрам и связали девятидюймовым ремнем, при этом она еще умудрялась дышать! Говорила она с очень сильным английским акцентом, видимо полагая, что это придаст блеска ее отвратительному инструктажу.

— Итак, мальчики и девочки, я советую вам затягивать талию каждый день понемногу и всего на пару часов. Корсет и ремни нужно надевать лежа. В теннис вы, конечно, играть не сможете. Ваши внутренние органы переместятся сами собой, но на это нужно время, так что наберитесь терпения. Рим не за один день построили.

Нервный смешок из зала покатился по полу, как подшипник. Три ночи подряд Сандру мучили кошмары.

Сандра пошла к Тане за новой партией снотворного. Когда Таня открыла дверь, у нее были красные глаза и растрепанный вид.

— Господи, Таня, что случилось? — спросила Сандра.

— Разбила машину.

— Я не могу дать тебе взаймы. Отец перестал присылать деньги. Его обвинили в растрате, — думаю, его посадят.

— О нет! Значит, я осталась без машины. В Лос-Анджелесе это смерти подобно. Здесь нет метро. Если кто-нибудь увидит тебя в автобусе, можешь распрощаться с общественной жизнью. Ты сраный изгой. Это не для меня. Раньше швейцары не давали мне ставить машину на стоянку, потому что на ней были вмятины, а теперь меня даже в дом не пустят. На что это будет похоже? Я стою и машу ручкой своим друзьям, которые входят и выходят, пытаюсь привлечь их внимание, а они не замечают и садятся в машину. Господи, я убью себя.

— Возьми мою. Мне все равно придется остаться дома, не то у Дон-Дона случится очередной тан-тан.

— Очередной что?

— Приступ гнева.

— Что ты сюсюкаешь, как ребенок? Противно.

— Знаю. Мы все время так говорим. Признак бедной сексуальной жизни. Мы никого не дурачим.

— А точно мне можно взять твою тачку?

— Точно. Дон-Дон привязан на целый день.

— На работе?

— Нет, под раковиной. Не могу его бросить.

— Вот, возьми. Повеселишься. — Таня сунула Сандре несколько таблеток.

— А что это?

— Рехипанал — барбитурат, из Мексики. Тебе повезло, их трудно достать. Я брала у одного барыги. Могу связать тебя с ним. Он новенький. У него все берут.

— Ну, не знаю. А какой он?

— Понятия не имею. Я с ним не трахалась, если ты об этом.

— Какой-нибудь двинутый с пистолетом в кармане.

— Не, он такой сексуальный. Всем нравится. Хотя… не всем. Он немного странный.

— Здорово. А почему?

— У него глаза желтые, прямо как у зверей.

На следующей неделе лекция подействовала на Сандру совсем другим образом. Она не могла сдержать смех и несколько раз выбегала из комнаты. Многие выходили покурить, поскольку лекция шла два часа. Лекция была о битье, ее вели две красивые лесбиянки. Они стояли на кафедре, окруженные всевозможной кухонной утварью, какую только придумал человек с момента появления кулинарного искусства. Та, что покрупнее, была активной, а пассивная на ее фоне выглядела маленькой изящной девушкой с хорошими манерами. После каждого удара она благодарила партнершу, что очень смешило Сандру.

Спустя час никому уже не было смешно, особенно Сандре. Собравшиеся походили на средневековую толпу, завороженно смотрящую на обезглавливание. Напряжение между ударом и «спасибо» увеличилось, зрители приросли к стульям, ни одно спортивное событие не имело такого успеха. Пассивная все с большим трудом выговаривала свое «спасибо», а ее партнерша тем временем вытащила приспособление под названием свиной кнут, это был последний хит. Ночью Сандра не сомкнула глаз. О сне не могло быть и речи.

Когда Сандра вновь пришла к Тане за снотворными таблетками, та сурово покачала годовой. Она опять плакала.

— Ты глубоко влипла. Это плохо. Позвони тому барыге, если хочешь. Я больше не дам тебе таблеток.

— Ты о чем, Таня? Ты не даешь их мне, я их покупаю.

— Нет, не покупаешь. Во всяком случае, не у меня.

— Успокойся, я просто хочу уснуть.

— Ладно, вот, возьми. Но это все. Больше не дам. Денег не надо. Я, наверно, скоро перееду, так что никакого обмена телефонами. Ты меня поняла? Дружбе конец. — Сказав это, Таня расплакалась и стала обнимать и целовать Сандру на прощание. Сандра не понимала, что происходит. В конце концов Таня захлопнула дверь перед ее носом.