Из сообщенного ранее читатель сам мог сделать вывод о возможности длительного разрыва между ценностью монеты как таковой и вычеканенным на ней номиналом. Диапазон хозяйственных сделок непостижимо велик, и неизбежны случаи, когда ценность монеты не важна. Издавна люди пользуются при покупках-продажах разменной монетой, которая сама по себе никакой ценности не представляет.

Надпись на древнеримских мелких монетах — тинфах — требовала: dat pretium salus — potiorique metallo est (благо следовать указанной стоимости, как будто это — металл). Монеты были металлическими, но надпись подразумевала совершенно определенный металл, один из двух — золото или серебро, связывая тем самым разменную монету с "настоящими" деньгами.

Но не только разменная монета говорила о том, что сами деньги могут не иметь стоимости.

Интересное событие заставило интенсивнее работать умы экономистов России в 1897 году. Императорским указом стоимость золотого империала, на котором было вычеканено "10 рублей", объявлялась равной 15 рублям, а стоимость полуимпериала вместо 5 рублей — 7,5 рублям. А эффект?

"Цены в кредитных рублях совершенно не изменились, русская экономическая жизнь совсем не реагировала на указ, объяснилось это тем, что цены на нашем внутреннем рынке выражались не в золотых, а в бумажных рублях", — писал русский экономист М. И. Туган-Барановский. Стали вспоминать, что говорили советники царя Алексея Михайловича в 1656 году: "Не металл, а царское имя дорого, оно дает ценность монете". В свою очередь, царские советники должны были помнить не столь давние от них времена так называемых шиндерлингов — обираловок, когда австрийский император Фридрих III (1439–1493) принялся чеканить серебряные пфенниги из меди. Дорого обошедшаяся забава продолжалась с 1457 по 1460 год. В конце этого периода за одну серебряную марку давали 23 040 псевдосеребряных пфеннигов. Известны не только подобные ситуации, имевшие место после XV века, но даже теоретическое обоснование такой государственной политики.

"Как наследие средних веков, мы получили, между прочим, в числе других теорий денежного обращения, теорию, так сказать, камералистическую. По этой теории деньги имеют ценность не потому, что они сделаны из ценного материала, а потому, что они носят особый государственный штемпель, и что законом предписывается для них определенная ценность. По этой теории власть могла создать ценность", — писал русский экономист И. Патлаевский в 1874 году.

Как следует из приведенного примера с золотым империалом, такие случаи иногда действительно происходили. Поэтому не нужно судить строго ученых-экономистов, названных номиналистами. Они считают, что стоимость денег создается государством, в законодательном порядке. Это суждение появилось в незапамятные времена и всплывало всегда, как только становилось тяжко с драгоценными металлами. Номинализм — теория по заказу. Она периодически появлялась в той или иной стране, идя навстречу пожеланиям власть предержащих.

 

1. Воля государя

Надо сказать, что первая известная историкам экономической мысли номиналистическая теория денег не имела никакого отношения к воле государя. Великий древнегреческий философ Аристотель (384–322), по словам Ф. Энгельса, "самая всеобъемлющая голова", считал, что деньги появились в результате соглашения между людьми. Для удобства обмена, по его мнению, люди соглашались принимать в обмен на всякий товар какое-либо одно благо. Деньги, считал Аристотель, возникли не по природе вещей, а являются условно признанным средством измерения стоимости. "Поэтому деньги (nomisraa) и имеют такое название, что они существуют не по природе, а по имени (alia, nomo), и в нашей власти заменить их (на другие) и тем самым сделать их бесполезными".

Номинализм имеет своим истоком эту мысль Аристотеля, который, кстати, был воспитателем Александра Македонского. Это, как видим, не мешало ему понимать, что воля государя не беспредельна.

Рассуждения о том, что государственная власть может сама по себе определять стоимость любого денежного средства, появились в XVII веке, когда королям уже начали рубить головы.

Английский политэконом XVII века Николас Барбон (1640–1698) перед тем, как давать рекомендации королевским чиновникам, горячо убеждал: "Деньги есть стоимость, созданная законом. Многие питают такое уважение к золоту и серебру, что полагают, будто эти металлы имеют внутреннюю стоимость, заключенную в них самих, стоимость, которой якобы измеряется стоимость всех других предметов. Причиной этого заблуждения служит то, что деньги делаются из золота и серебра, и это мешает отличить монету от золота и серебра". Он был убежден и убеждал других в том, что "совершенно безразлично, какой бы металл ни снабжался штемпелем государя". Такое суждение Н. Барбон подкреплял указанием на важность психологического фактора в денежном обращении, из которого следовали допустимость и потенциальная эффективность комплексного воздействия государства на денежный рынок и общественное мнение. Н. Барбон советует правительству смело вмешиваться в денежное обращение, где даже блеф способен принести выгоду. В подобных рекомендациях тем не менее есть рациональное зерно. Правильным в мыслях Николаса Барбона можно считать то, к чему читатель уже должен бы привыкнуть: уважение к золоту и серебру не связано со свойствами этих металлов. А остальное? Пусть государь велик и воля его — тоже, но история неопровержимо свидетельствовала, что деньги произошли из товаров. Настоящие исследователи никогда не закрывали на это глаза.

Еще в средние века была сделана попытка согласовать номинализм с товарным происхождением денег. Французский монах Николай Орезм в 1366 году учил, что деньги — товар, а государственный знак на монете — поручительство за качество этого товара, говоря современным языком — знак качества.

Аналогичную позицию занимал 160 лет спустя выдающийся ученый Николай Коперник. Оба ученых протестовали против порчи монеты, поскольку свидетельство о высоком качестве нельзя выдавать на плохой товар.

Иная концепция происхождения денег выдвинута Джоном Локком. Он считал, что деньги представляли собой вначале средство учета и сохранения собственности. Джон Локк иногда относится историками экономической мысли к основателям количественной теории денег. Современные монетаристы называют его своим предшественником. Это неверно. Английский философ и экономист Джон Локк (1632–1704) — по определению К. Маркса и Ф. Энгельса "отец английского свободомыслия" — один из создателей философских основ трудовой теории стоимости и в целом классической школы в политической экономии. Недопустимо вырывать какое-либо одно положение и рассматривать его вне цельной концепции — этот императив в данном случае более чем уместен.

Теория стоимости, выдвинутая Джоном Локком, и базирующаяся на ней концепция денег полностью определяются его философско-юридическим обоснованием естественного характера частной собственности. Труд, согласно Локку, не просто источник стоимости, он есть средство отрыва вещи от земли, от природы, в результате труда вещь, бывшая природной, сливается с трудом и становится собственностью в той же мере, как и сам труд.

Ошибка, общая для всей домарксовой политической экономии, состоит в утверждении, что продается труд, а не рабочая сила. За этим исключением указание на связь денег и отношений собственности весьма глубоко и продуктивно. Если есть собственность, существует обмен, появляется потребность в функциях денег и какой-либо товар начинает выполнять эти функции в полной мере или частично — в этом убеждает история.

"…Деньги — сами товар, внешняя вещь, которая может стать частной собственностью всякого человека. Общественная сила становится таким образом частной силой частного лица" (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 23, с. 143). Деньги отражают распределение экономической власти, передачу части ее отдельному человеку. Эта доля власти передается временно, образуя взаимно необходимую связь между обществом и отдельным членом общества. Называя деньги общественным отношением, К. Маркс писал: "Это общественное отношение существует вместе с тем как чувственный, внешний предмет, которым можно завладеть механически и который может быть равным образом и утрачен" (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 46, ч. I, с. 166). Для поддержания данного общественного отношения, для обеспечения его непрерывного воспроизводства с необходимостью появляется государство.

К. Маркс считал, что труд государственного чиновника не только непроизводителен, но он и не оказывает никакой услуги производству. Не случайно при анализе природы денег в первом томе "Капитала" государство не рассматривается как активный субъект экономической деятельности, да практически и упоминается только в конце тома, при описании первоначального накопления капитала. Уже это говорит о том, насколько К. Маркс считал государство причастным к "творению" денег.

Русский экономист И. Т. Посошков (1652–1726 гг.) писал: "Мы не иноземцы, не меди цену исчисляем, но имя царя своего величаем, того ради нам не медь дорога, но дорого ее царское имянование, того ради не вес в них числим, но исчисляем начертание на ней". И далее: "…У нас толь сильно его пресветлого величества слово, аще б повелел на медной золотниковой цате положить рублевое начертание, то бы она за рубль и ходить в торгах стала во веках веков неизменно". Трудно найти более красочное изложение представлений номиналистов.

Самый известный экономист, почитаемый за основателя "государственной" теории денег, — немецкий ученый XIX века Г. Кнапп. XIX век — не времена Ивана Посошкова и Николаса Барбона. Тем не менее у Кнаппа нашлось много сторонников. Правда, радикалов, утверждающих прямо, что государь создает стоимость, было не очень много во все времена. Существенно больше оказалось примкнувших, т. е. утверждавших, что государство создает не всю, а часть стоимости.

Известно, что "кредит" переводится как "доверие". "Штамп, кроме придания ценности монете, создает для нее доверие… Если до обращения полноценных монет требовалось доверие, тем более оно было необходимо бумажным деньгам" — это высказывание советского экономиста Г. Г. Матюхина взято из его книги, вышедшей в 1977 году. С данным тезисом можно согласиться, хотя выдвижение на передний план психологической категории "доверие" удаляет от действительного изучения проблемы. Почему? Можно заметить, что в описании происхождения и истории денег мы до сих пор старались не пользоваться психологической терминологией. Как и терминология юридическая, она свидетельствовала бы о том, что в рамках одной экономической науки проблема не решается. Не решает ее и простое введение новой категории внутри собственно политэкономического исследования. Роль государства состоит только во введении так называемого принудительного курса, при котором бумажные деньги обязательны к приему всеми под угрозой судебного наказания. Но государство ведет себя как "кредитное учреждение", банк, у которого появились возможности обмануть вкладчиков. Про эту сторону государственного кредита в совершенно ином тоне писала Екатерина II: "Во многих государствах учреждены с хорошим успехом банки, которые доброю своей славой изобретши новые знаки ценам, сих обращение умножили, но чтобы в единоличном правлении таковым учреждениям безопасно верили, должно сии банки присовокупить к установлениям святости, не зависящим от правительств… чтобы все люди были уверены и надежны, что государь их денег не тронет и кредита сих мест не повредит".

В сомнениях императрицы больше правды о роли Российской империи в создании русских бумажных денег, чем в сочинениях экономистов, верноподданных как самой Екатерине, так и ее преемникам. Государственный штамп в дореволюционной России вызывал не меньше сомнений, чем аналогичный штамп, поставленный крупной частной компанией, поскольку было известно, что государственный аппарат переполнен казнокрадами различных мастей. Да и сам батюшка царь или матушка императрица были не без греха. Не отсюда ли стремление предельно упростить государственную теорию денег?

"Деньги — это счетный знак, своего рода бухгалтерская запись. Количество денег, находящихся в вашем расположении, служит выражением вашего актива по счету с обществом", — писал в начале нашего века Ю. Г. Жуковский, управляющий Госбанком, царский сенатор, которого В. И. Ленин называл "пошло-буржуазным экономистом". Вроде бы совсем немного переиначены слова Гегеля: "Некая сумма денег… есть долг или имущество в зависимости от внешнего им отношения". Но после переиначивания, сделанного Жуковским, смысл этих слов сближается с идеями государственной теории денег. Далее Ю. Г. Жуковский ставит знак тождества между обществом и государством, пытается доказать теоретически, что феодально-капиталистическое государство — это хорошо, оставляя отдельные недостатки его деятельности за бортом теории.

Бумажные деньги с принудительным курсом нельзя отрывать от прочих денежных средств. Считается, например, что в России бумажные деньги были введены в 1769 году волей императрицы. Однако речь шла, на самом деле, о создании двух банков, Московского и Санкт-Петербургского. Вот как выглядела основная часть Манифеста императрицы Екатерины II от 29 декабря 1768 года: "И так с 1 генваря будущего 1769 года устанавливаются здесь в Санкт-Петербурге и в Москве под покровительством Нашим два Банка для вымена Государственных ассигнаций, которых выдаваемо будет из разных Правительств и казенных мест, от Нас к тому означенных, столько, а не более как в вышеозначенных Банках капитала наличного будет состоять". И далее "Сверх того повелеваем, чтобы все частные люди, которые будут впредь чинить денежные платежи и казенные сборы, как в Санкт-Петербурге, так и в Москве взносили бы неотменно в число каждых 500 рублей государственную ассигнацию на 25 рублей". Были в манифесте и благие намерения: "Каждый из частных людей может всегда, когда похощет, обратить те свои ассигнации в наличные деньги, представляя из оных Московскую в Московском банке, а Санкт-Петербургскую в Санкт-Петербургском. Сим Банкам Мы предписали такие правила, по которым они платеж производить должны без малейшего замедления и потеряния времени.

Мы, Императорским нашим словом торжественно объявляем за Нас и Преемников Престола нашего, что по тем Государственным ассигнациям всегда исправная и верная последует выдача денег требующим оные из Банков". Торжественное обещание выполнялось 18 лет. В 1787 году выпущено было бумажных денег почти на 54 млн. рублей, и русские ассигнации превратились в падающую валюту.

Интересно, что за полгода до начала выпуска рублей без обеспечения манифестом от 28 июня 1786 года была сделана попытка сохранить хоть видимость благополучия и тоже дано торжественное обещание: "Святостию слова Царского за Нас и за Преемников Императорского Престола, что число Банковских ассигнаций никогда и ни в каком случае не долженствует простираться в Нашем Государстве выше ста миллионов рублей". Почему 100 млн. рублей упоминаются в манифесте 1786 года, неизвестно — во всяком случае в сейфах банков не было золота и серебра на эту сумму.

Круглая цифра действительно продержалась два года, но соблазн поборол и это обещание. В 1790 году напечатали ассигнаций еще на 11 млн. рублей. И, как говорит английская пословица: "Только первая кружка пива горькая". К 1800 году ассигнаций было напечатано на 210 млн. рублей и бумажный рубль "весил" всего 65,5 копеек серебром. А в 1814 году после Отечественной войны за бумажный рубль давали всего 20 копеек. "Так экономические явления господствуют над волей людей", — заключает, описывая эти государственные решения, историк П. А. Храмов. Его слова относятся не только к данному периоду, но и к большинству проявлений воли государственных деятелей в отношении денежного обращения. Вот еще два примера.

Все ранние китайские монеты имели обозначение веса, как правило отличавшееся от фактического. К явному несоответствию между весом и номиналом добавлялось также и то, что основная весовая монетная единица — "лян" — в течение тысячелетий не была единой по всей территории Китая. Даже в первой половине XX века вес монеты колебался в зависимости от провинции, где она обращалась, от 35 до 38 г.

Император Цин Ши Хуан-ди (246–210 годы до нашей эры) ввел единые для всего Китая круглые монеты с квадратным отверстием. Надпись на них говорила о весе — "пол-ляна". Он же попытался отменить меновую торговлю и применение в качестве средств обращения раковин каури, черепашьих щитов, шелка и любых монет, кроме им утвержденных. Эта попытка и стремление стабилизировать денежное обращение оказались обреченными на неудачу. Лет через десять с небольшим после реформы преемники Цин Ши Хуан-ди стали выпускать более легкую монету с прежним номиналом "пол-ляна". К середине II века до нашей эры вес монет уменьшился в два с лишним раза.

 

Вообще, к одинаковым номиналам Монет разного беса китайцы относились с истинно восточным спокойствием. Так, во времена династии Южной Лян одновременно обращались бронзовые и железные монеты с номиналом 5 шу (24 шу=1 лян). Но стихийно сложившийся курс — за две железные монеты давали одну бронзовую — не удивлял никого, даже императорских чиновников, взимавших налоги.

Конечно, в императорском Китае роль власти была огромная, но что бы ни предпринимали сам император, его мудрые советники и просто чиновники, они не могли нарушить некоторых общих закономерностей развития денежного обращения: оттока полновесной монеты, разнообразия форм и видов денег, соотношения между монетами разного качества, изготовленными из разных материалов.

В IX, X веках в Средней Азии чеканились четыре вида дирхемов. Полноценные серебряные дирхемы "ис-маили" саманидской чеканки практически не попадали в обращение. В силу закона Грешэма — Коперника они уходили за пределы зоны обращения дирхемов, преимущественно в Европу. Дирхемы "мусайаби" содержали 70 % серебра, а дирхемы "мухаммади" — 40 %. Самым загадочным был четвертый вид дирхемов — «гитрифи», в которых серебра вообще не было. "К превратностям нашего времени, — писал аль-Бируни, — относится приравнивание, «гитрифи» к серебряным дирхемам в цене, а иногда даже повышение их курса над ними; между тем «гитрифи» — не что иное, как фельсы (мелкая монета), чеканенные из меди с примесью".

В 1128 году 100 дирхемов чистого серебра стоили от 70 до 80 дирхемов "гитрифи". Стоимость дирхемов "мусайаби" и "мухаммади" определялась по доле содержащегося в них серебра.

Принудительный курс "гитрифи" неоднократно был причиной того, что вытеснялись из обращения не они, а три вида дирхемов, содержащих в себе серебро.

Таким образом, желая решить одну задачу — ввести принудительный курс медной монеты, центральная власть приводила в действие механизмы, изменявшие сам состав денежной массы в обращении, ее структуру. Аналогичные процессы происходят всегда, когда проводятся мероприятия, оправдываемые тем, что "воля" государя сама по себе создает стоимость.

Чуть завуалированная версия "государственной" теории происхождения денег — так называемая "счетная" теория, согласно которой первые деньги служили лишь средством учета и расчетов.

Выражаясь в характерном для схоластики стиле, епископ (в миру — философ) Дж. Беркли писал: "Следует ли считать, что деньги имеют внутреннюю стоимость и являются благом, мерилом или залогом, как утверждают многочисленные писатели, или истинная идея денег состоит в том, что они являются одновременно счетными знаками (tokens) и ярлыками (tickets)? Следует ли считать термины, крона, ливр, фунт" только показателями или обозначениями веса металла, и не являются ли золото, серебро и бумага только ярлыками и знаками для расчетов, регистрации или перевода подобных обозначений?".

"Разве власть распоряжаться производством других лиц не составляет истинного богатства? И разве деньги в действительности не являются ярлыками (tickets) или знаками (tokens) для отметки и передачи этой власти, и разве имеет значение, из какого материала сделаны эти знаки?"

"Не приобретает ли бумага, благодаря штемпелю и надписи на ней, местную ценность и не приобретает ли она такую же редкость и драгоценность, как золото? И разве не более предпочтительно, чтобы обращались большие суммы бумажных денег, чем золота?" В книге, по которой цитируется труд Дж. Беркли "Querist", слово "token" переводится на русский язык как "знак" или "счетный знак", характерен и перевод слова "ticket" татарским "ярлык" — "ханская грамота".

Воспользуемся этим совпадением, чтобы разобраться в трех терминах, пришедших к нам с Востока. Они не обозначают виды денег, но имеют непосредственное отношение к формам денежного обращения.

 

2. Ярлык, пайцза и тамга

Бывает так, что, несмотря на несогласие с каким-нибудь человеком, приходится все-таки признать его талант. Макс Вебер, немецкий экономист и социолог (1864–1920), довольно плодотворно работал в области методики и методологии социальных исследований. Вебером выдвинута теория идеальных типов, понимаемых как абстрактные конструкции, мысленно создаваемые исследователем для упрощения анализа. Категорию "идеальный тип" М. Вебер применил к изучению причин происхождения капитализма. В своих работах он придавал чрезмерно большое значение социально-психологическим категориям: "хозяйственной этике", "предприимчивости" и т. д.

Одна из идей М. Вебера касается денег. По его мысли, мировая экономика всегда была разделена на две части: рациональный Запад и загадочный Восток. На Западе деньги изначально выполняли функцию меры стоимости, на Востоке существенным был только знак стоимости, понимаемый одновременно и как знак власти.

Концепция разных денег, предложенная М. Вебером, представляет собой крайний оборонительный рубеж "государственной теории денег", родившейся также в Германии. Соглашаясь с К. Марксом по всем пунктам, М. Вебер ограничивает действие марксистской теории денег только странами Европы. На востоке, утверждает он, ценностью была лишь воля правителя, проявления которой и создавали стоимость.

Макс Вебер обходит стороной многочисленные примеры функционирования полновесных золотых и серебряных монет на торговых путях Востока. Конструируя некоторую абстрактную схему, М. Вебер представляет себе восточное деспотическое государство, в котором правитель может позволить себе все, что его душе угодно. По ссылкам на исторический материал можно понять, что прообразом "идеального типа" восточного деспотизма отчасти служил Китай, но в большей мере — империя Чингисхана и государства, появившиеся на ее развалинах, в частности Золотая Орда.

Мы не будем прямо указывать на наличие денежного обращения как в Золотой Орде, так и в зависимых от нее княжествах. Разберем три объекта, которые указаны М. Вебером в подтверждение своей точки зрения: ярлык, пайцза и тамга.

Слово "ярлык" произошло от тюркского "ярл-эк" (приказ). Так назывались ханские жалованные грамоты разнообразного содержания. Русский князь должен был получать ярлык в Золотой Орде, без ярлыка его власть считалась недействительной. За ярлык он не только расплачивался верностью Орде, он обязывался исправно вносить ясак — налог, взимавшийся, как правило, в форме денег или обмениваемых товаров. Как у любого государства, построенного на угнетении других народов, мощь Золотой Орды была связана с торговлей. И ярлык, таким образом, имел определенное отношение к сфере товарообмена и денежного обращения, вовлекая в нее новые ресурсы. Русская церковь "отрабатывала" молитвами за ханов свои ярлыки, которыми она освобождалась от налогов.

Существование часовни или церкви, совершение богослужений без ярлыка также были незаконными. Князья при получении ярлыка заботились о том, чтобы не нарушалось право наследования, церковь — о сохранении себя как организации. И то, и другое давал ярлык. Ханов Золотой Орды, напротив, не интересовали "потребительные стоимости", предоставляемые ярлыком. Им нужен был эквивалент. Конечно, с позиций XX века нельзя считать такой обмен справедливым, эквивалентным, но 6–7 веков назад участникам обмена так не казалось. Монополия на выдачу ярлыка существовала, но монополии на его получение (сейчас бы сказали — монопсонии) не было. Существовал своеобразный рынок с конкуренцией на одной из его сторон. Такие частные случаи рыночной ситуации очень любят изучать сейчас с помощью математических методов, сопоставляя результаты с функционированием рынка, на котором "свободная" конкуренция допускается для всех товаровладельцев.

Татаро-монгольский ярлык — наследник традиции, насчитывавшей к тому времени не одну сотню лет. В русских летописях есть упоминания о "басме", загадочной дощечке, отворявшей перед человеком все двери и ворота. Эта дощечка более широко известна под китайским названием: пайза, пайдза, пайцза или пайзе. Появилась она впервые в Китае в VI–VII веках нашей эры. Пайцзу выдавали разным людям как удостоверение — своего рода верительную грамоту, содержание которой могло быть каким угодно. Пайцзы делали из дерева, отливали из меди, серебра и золота, известны пайцзы, украшенные драгоценными камнями.

Самая ранняя из найденных пайцз изготовлена из серебра, и на ней выгравировано: "Серебряная дощечка для проезда на казенных лошадях по повелению императора". Различались пайцзы по форме, продолговатые обычно выдавались чиновникам, круглые пайцзы давали право беспрепятственного проезда по дорогам империи. Материал пайцзы соответствовал занимаемому рангу. К тексту, который варьировал, обычно добавлялись слова: "Силою вечного неба имя хана да будет свято, кто не поверит — должен быть убит".

Есть боковая ветвь рассуждений, уводящая нас к той самой копейке, с которой начался наш рассказ о деньгах. Возможно, что и смысл изображения копейщика на древнерусской монете, копья на тибетской тангке и руки с копьем в старокитайском иероглифе "коуге" (государство) точно такой же: "кто не поверит, должен быть убит". Но не будем предпочитать боковой путь основному.

Когда читаешь "Капитал", учение Маркса о деньгах кажется на удивление простым и понятным: двойственный характер товара, формы стоимости, денежная форма, деньги и их функции. Приземленные примеры — сюртук обменивается на топор. Проза жизни, цепко схваченная теорией.

Но так получилось не сразу. Проза в арматуре железной логики появилась после многих строк поэзии. Поэзии как в переносном, так и в прямом смысле. Марксу было 26 лет, когда он написал произведение, известное сейчас под названием "Экономическо-философские рукописи 1844 года". Рукописи — потому что при жизни Маркса эта работа не публиковалась. Русского издания ее не было еще в начале 1960-х годов, и автор этих строк хорошо помнит, как машинописный текст "Рукописей" передавался из рук в руки членами студенческого кружка по изучению "Капитала".

Вот что писал молодел Маркс о деньгах, их роли в обществе: "То, что существует для меня благодаря деньгам, то, что я могу оплатить, т. е. то, что могут купить деньги, это — я сам, владелец денег. Сколь велика сила денег, столь велика и моя сила. Свойства денег суть мои — их владельца — свойства и сущностные силы. Поэтому то, что я есмь и что я в состоянии сделать, определяется отнюдь не моей индивидуальностью. Я уродлив, но я могу купить себе красивейшую женщину. Значит, я не уродлив, ибо действие уродства, его отпугивающая сила, сводится на нет деньгами. Пусть я — по своей индивидуальности — хромой, но деньги добывают мне 24 ноги; значит, я не хромой. Я плохой, нечестный, бессовестный, скудоумный человек, но деньги в почете, а значит в почете и их владелец. Деньги являются высшим благом — значит, хорош и их владелец. Деньги, кроме того, избавляют меня от труда быть нечестным, — поэтому заранее считается, что я честен. Я скудоумен, но деньги — это реальный ум всех вещей, — как же может быть скудоумен их владелец? К тому же он может купить себе людей блестящего ума, а тот, кто имеет власть над людьми блестящего ума, разве не умнее их? И разве я, который с помощью денег способен получить все, чего жаждет человеческое сердце, разве я не обладаю всеми человеческими способностями? Итак, разве мои деньги не превращают всякую мою немощь в ее прямую противоположность?" (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 42, с. 148).

Непосредственным поводом к написанию этих строк послужили прочитанные и обдуманные Марксом слова Мефистофеля из "Фауста" Гете:

Многое становится более понятным в приведенном отрывке из "Рукописей": почему упоминается 24 ноги, отождествляются деньги и их владелец. Но как далеко развита мысль Гете! В некоторых фразах замени слово "деньги" на "титул", "звание" — и они останутся справедливыми. Прежде чем подойти к анализу экономических функций денег, К. Маркс рассматривал их более общие социальные функции.

Начиная с Софокла, мировую литературу волновало такое социальное явление, как замена власти титула властью денег. Основным лейтмотивом было сожаление о том, что символ власти теперь отчужден от самого человека и обрел самостоятельное существование. Карл Маркс позволил себе очень тонко намекнуть, что в некотором смысле титул и деньги — одно и то же, поскольку владелец денег вправе отождествлять себя с деньгами, которыми он обладает.

Ярлык еще можно сравнивать с западно-европейским феодальным титулом, но относительно пайцзы дело обстоит сложнее. Скажем, пайцза сотника или тысяцкого в татаро-монгольских войсках могла быть передана из рук в руки, с нею вместе передавались все полномочия обладателя. Она не была, как ярлык, связана с конкретным человеком. Если говорить современным языком, то ярлык был именным документом, а пайцза — на предъявителя. В этом смысле она оказалась ближе к исполнению частных функций денег. Но если и пайцза, и ярлык были атрибутами человека-обладателя, то существовал еще один элемент, важный для понимания тогдашней экономической жизни. Был он атрибутом не человека, а товара.

Слово "тамга" устарело, и сейчас мало кто помнит его значение. Но производное от него слово "таможня" знают все — это место, где проверяют, что человек перевозит через границу. Более старый смысл — место, где платят таможенный сбор или тамгу. В XIII–XVI веках в России тамгой называли сбор с торговых сделок, которыми облагались по преимуществу проезжие, т. е. не проживающие постоянно в данном городе, купцы.

К русским слово "тамга" попало от татаро-монгол, так называли во всех покоренных ими областях основной налог с торговли, ремесла и промыслов. На этот налог было перенесено название знака (тамги), который ставился как свидетельство, что налог уплачен.

Некоторые историки полагают, что тамга изначально служила знаком собственности. Ею называли тавро, удостоверяющее право собственности на скот, печать и оттиск печати, а также любой документ, на котором поставлена печать хана. Право на обладание печатью давал только ханский титул. Если относительно клейменного скота можно допустить, что здесь имеется в виду право собственности, то применительно к ханской грамоте й штампу об уплате налога вряд ли правомерно считать тамгу знаком собственности.

Известны монеты, на которых стоит название "тамга". Не исключен вариант, что "тамга", "тангка", "дань", "денке", "даник", "денга" и "деньги" — разное произношение одного и того же слова, значение которого постепенно менялось с течением времени.

Польское название денег (пенёндзы) более связано с пайцзой, чем с тамгой. Этимологически близко к пайцзе слово "пенязь", каким обозначалась монета, изготовлявшаяся по случаю великокняжеской или царской свадьбы в Древней и средневековой Руси. К сожалению, нумизматы еще не идентифицировали их среди монет, содержащихся в коллекциях.

Представляет ли система из ярлыка, тамги и пайцзы часть денежной системы? Для ответа на этот вопрос рассмотрим, из каких элементов складывается современная денежная система.

Во-первых, в нее входит набор денежных единиц, во-вторых, правила безналичного оборота и, в-третьих, государственный аппарат, регулирующий денежное обращение. Все три элемента денежной системы обеспечивали денежный товарообмен. В равной мере обеспечивали такое регулирование ярлык, тамга и пайцза.

Однако в системе из трех перечисленных элементов было иное распределение ролей. Набор денежных единиц имел меньшее значение, заметно большее воздействие оказывал аппарат государственного регулирования, который поддерживал не только наличный, а преимущественно безналичный оборот — обеспечение кредитных денег в то время гарантировалось государственной властью.

Современный американский экономист У. Изард для целей регионального анализа разработал концепцию так называемого "внеэкономического товара". К таким товарам он относит, в частности, власть. Следует ли полагать, что именно власть была тем товаром, которым торговали с помощью ярлыка, тамги и пайцзы? Думается, что это слишком лобовое решение проблемы. Изард зачисляет во внеэкономические товары образование, экологическую чистоту и пр.

Идея "внеэкономического товара" независимо от Изарда прижилась у этнографов и историков древнего мира. В обществах древних охотников невозможным было индивидуальное потребление, добыча одного охотника принадлежала всем. Но передача ее от одного другим совершалась, как установлено многочисленными исследованиями, в форме дара. Удачливый охотник нес свою добычу открыто, демонстрируя, что он приносит в дар всем. Многократная демонстрация даров повышала престиж охотника. В некотором смысле происходил обмен охотничьей добычи на престиж. Такая "престижная экономика" была достаточно живучей, социальные связи внутри нее воспроизводились без осложнений.

В "престижной экономике" нет четкого представления об обмене как таковом. Приближение к эквивалентному обмену происходило путем постепенного внедрения принципа: больше принес — больше взял. Этот принцип назван был реципрокностью. Термин принадлежит К. Поланьи, одному из основателей экономической антропологии. Эквивалентный обмен еще не появился, член общины приносит больше, чем берет для собственного потребления. Происходит как бы обратная замена престижа на большую долю в добыче. Судьба так называемых "внеэкономических товаров" чрезвычайно интересна.

Но хорошо бы объяснить, каким образом обычные товары обменивались при наличии прерогатив власти, включенных к тому же в сферу товарооборота. Пока слабо и недостаточно исследовано, как функционирует денежная система при фактическом включении в нее прерогатив власти. Иногда представляется, что власть сама по себе может создавать стоимость. Разберемся подробнее в этой проблеме.

 

3. Из подручных материалов

Когда говорят "бумажные деньги", обычно имеют в виду денежные знаки, отпечатанные на бумаге. Однако переход от металлических денег к бумажным не ограничился непосредственной заменой драгоценного металла на бумагу. Первым был переход на недрагоценные металлы — прежде всего медь. Но помимо металлических изготовлялись монеты из прочих материалов: кости, керамики и т. п. Особенных отличий от металлических монет, в которых номинал превышал фактическую стоимость, подобные "монеты" не имели.

Один из дореволюционных русских историков упоминает предложение, сделанное заводчиком Д. Вороновым в 1712 году Петру I, ввести в обращение "Деревянные друкованные замены" (т. е. банкноты из дерева, поскольку бумага — непрочный материал) на сумму 5 млн. рублей. Через 60 лет, когда оживится торговля и промышленность, а государство накопит "настоящих" денег, деревянные деньги предполагалось изъять из обращения и сжечь.

В Германии предпринимались попытки пустить в обращение монеты из фарфора. Было это в период сильной инфляции (1920–1921 годы). Серьезного распространения они не получили, но тем не менее правительство запретило их, опасаясь, как бы чего не вышло.

Незадолго до появления фарфоровых монет, в конце первой мировой войны, в той же Германии обращались в качестве монет почтовые марки, наклеенные на картон и вставленные в круглую рамку, сделанную иногда из металла. Широкого распространения они тоже не нашли.

Но самым любопытным примером использования подручных материалов для изготовления денег можно наверняка считать русские кожаные и меховые деньги. Интересен опять же не сам по себе материал, хотя кожа или мех обладают более сложным набором свойств, чем золото и серебро, а включение материала в ткань общественных отношений. Одним из существенных вопросов будет здесь значимость воли государя: может ли она придавать клочку меха или кожи стоимость? Если воспользоваться названиями течений экономической мысли, этот же вопрос можно переформулировать так: правы номиналисты хоть отчасти или нет?

Карл Маркс, живя в Англии, на родине классиков политэкономии, для ответа на этот вопрос привлекал опыт России: "…Монетное бытие золота в виде знака стоимости, отделенного от самой золотой субстанции, возникает из самого процесса обращения, а не из какого-нибудь соглашения или вмешательства государства. Россия представляет поразительный пример естественного возникновения знака стоимости. В те времена, когда деньгами там служили шкуры и меха, противоречие между этим ненеустойчивым и неудобным материалом и его функцией в качестве средства обращения породило обычай заменять его маленькими кусачками штемпелеванной кожи, которые таким образом превращались в ассигновки, подлежащие оплате шкурами и мехами". Эти слова помогают понять следующее:

"Определенная, относительно лишенная стоимости вещь, например, кусочек кожи, бумажка и т. д., становится первоначально в силу обычая знаком денежного материала, но утверждается в этой роли только тогда, когда бытие ее как символа гарантируется всеобщей волей товаровладельцев, т. е. когда она приобретает обусловленное законом бытие, поэтому, принудительный курс" (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 13, с. 99).

Таким образом, не только деньги вообще, но и бумажные деньги в частности не обязаны своим появлением государству.

Деньги, о которых сообщил Марко Поло после своего путешествия в Китай, представляли собой, по мнению многих исследователей, всего лишь свидетельства о передаче иностранными купцами ценностей Хубилай-хану, тогдашнему правителю Китая. Государственная власть выполняла, следовательно, банковскую операцию. Марко Поло, Хубилай-хан — действующие лица давней эпохи. Но даже сейчас "освобождение денег от металла" кажется необычным, суперсовременным. Новое — хорошо забытое старое.

История показывает, что государства шли путем, проторенным банковским капиталом. Они выдавали на руки свидетельства, якобы представлявшие ценности, хранимые в сейфах государственного банка, но проверить их полномочия было уже не под силу отдельному человеку. На невозможности проверки и построена финансовая мощь неразменных бумажных денег.

Интерес к известиям Марко Поло был велик. Но в средние века было не до бумажных денег. Головы были заняты вопросами поважнее, например: "Если алхимики получат-таки золото, допустимо ли будет чеканить из него монету?" В таких рассуждениях упражнялись и богословы, и люди предельно практичные.

 

4. Деньги из ничего

Отказывает государству в роли создателя денег и так называемая счетная теория, которую именуют еще "бухгалтерской". Согласно ее положениям, любые хозяйственные дела требуют расчетов. Неважно, как ведутся эти расчеты — с помощью золотых монет, счетных палочек или по гроссбуху. Причина появления денег по этой теории — в необходимости считать.

"Счетная" теория денег была широко распространена в конце XVII века. Чарльз Давенант писал: "Золото и серебро так далеки от того, чтобы быть единственными вещами, заслуживающими названия сокровища или богатства данной нации, что поистине золото представляет собою не более как счетные марки (counters), при помощи которых люди привыкли вести счета в своих деловых отношениях". Что характерно для приведенного отрывка? Упоминание о государстве в нем отсутствует, но идеи "государственной" теории сохранились. Место государя занял его величество обычай. Такая ссылка хороша, если показать, как этот обычай складывается.

Об учетной функции денег упоминал В. И. Ленин в одной из своих ранних работ. "Продукт отдельного производителя, предназначенный на чужое потребление, может дойти до потребителя и дать право производителю на получение другого общественного продукта только принявши форму денег, т. е. подвергшись предварительно общественному учету как в качественном, так и в количественном отношениях" (Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 1, с. 425). Из пяти функций денег можно вывести их функцию общественного учета, как из аксиом геометрии выводятся все ее теоремы. Ведь уже как мера стоимости деньги имеют идеальное, общественное существование.

"В прямую противоположность чувственно грубой предметности товарных дел, в стоимость не входит ни одного атома вещества природы", — пишет К. Маркс в "Капитале". На подобное высказывание не мог решиться Даже самый законченный идеалист — не хватало научного мужества. И потому экономисты XVIII–XIX веков — А. Буагильбер, Джон Ло, Ш. Монтескье и другие — бурно обсуждали один характерный исторический факт. Вот как описывает его Тюрго:

"Негры из Мандигоса, которые сбывают золотой песок арабским купцам, приравнивают все товары к некой фиктивной шкале, части которой называются макутами, при этом они говорят купцам, что они им дают столько-то макут в золоте. Так же макутами они исчисляют те товары, которые получают сами и ведут свой торг с купцами по этому счету".

Существует мнение, что и гривна русская существовала только как счетная единица, равно как и некоторые западно-европейские монеты. Один из первых русских историков-экономистов M. Чулков писал: "Прежде россияне, не имея крупной монеты, кроме одних копеек, всегда, когда оных начтут до ста, делали рубежи… зарубки на палках для знаку, сколько начтено сотен копейками, отчего после и звание рубль произошло, что по окрестностям не невероятно, понеже и ныне по всей России безграмотные люди при многочисленном счете всегда делают зарубки на палках и сотню означают крестом".

Многочисленные свидетельства использования в хозяйственных операциях несуществующих денежных единиц обобщены в "Капитале" лаконично: "Свою функцию меры стоимости деньги выполняют лишь как мысленно представляемые, или идеальные деньги". Идеальные, мысленно представляемые отношения распространены в экономической и социальной сферах. Деньги — один из частных примеров тому. Отношения дружбы пли служебной подчиненности, экономической зависимости или многолетней вражды никаким образом не возьмешь в руки, не пощупаешь. Как и любое отношение между людьми, их можно описать и далее пользоваться этим описанием.

При всей нечеткости исходных идейных позиций, свойственной буржуазной политической экономии, изменить их могут любые внешние, даже не очень значительные воздействия. Применительно к определению сущности денег таким внешним обстоятельством оказывается переход к безналичным расчетам, к широкому использованию вычислительной техники в рыночных операциях.

Осязаемость звенящих или хотя бы хрустящих денег исчезает, вместо нее появляются покупательские карточки, с которых ЭВМ считывает код, кассы, включенные в единую вычислительную сеть, автоматическая проверка платежеспособности при покупке и многое другое. В некоторых странах намереваются записывать номер банковского счета за человеком, как только он родился. Внешний, сугубо технический аспект этих новшеств очевиден.

Даже если в качестве всеобщего эквивалента используется металл, он может быть просто счетным элементом, не более. Из одного древнеегипетского папируса известна торговая сделка, совершенная в III веке до нашей эры. Бык был оценен в 119 медных унту (14,4 кг меди). За него дали 1 циновку ценой 25 унту, 5 блюд ценой… Но реальных унту по ходу сделки не предъявляли.

К. Маркс писал про товарообмен, будто предвидя "электронные деньги": "Реальность, которую меновая стоимость товаров получает в этом процессе и которую золото представляет в своем обращении, есть только реальность электрической искры. Хотя это действительное золото, функционирует оно здесь лишь как кажущееся золото и потому может быть замещено в этой функции знаком самого себя" (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 13, с. 98).

Положения марксистской политической экономии опираются и здесь на уходящую в глубь веков социально-философскую традицию. "Социальное существование" золота и денег понималось выдающимися философами издавна. Вот часть диалога из второй книги "Республики" Платона: "…Каким же образом люди будут обмениваться своим трудом? Очевидно, посредством купли и продажи. — Поэтому появляется еще необходимость в рынке и монете, символе договора". Не обязательно, чтобы символ договора был материализован в кусочке драгоценного металла.

Безналичный расчет почти столь же древен, как и наличный. К 1947 году до нашей эры относится чек, выписанный на глиняной табличке из Абу-Хабби: "8 и 1/2 мины олова обеспечивается жрице солнца Ламасси, дочери Каша-Уни и Ибни-Нана, сына Бель-Шуна". Чек был действителен к предъявлению в течение 14 дней.

Множество примеров можно привести из времен Древней Греции и Рима.

Из письма Сенеки: "Переведу эти деньги на Эпикура — да произойдет оплата у него".

Из письма Цицерона Аттику: "Дайте мне знать, можно ли выслать сыну моему в Африке необходимые ему деньги посредством обмена или же Следует ему выслать их".

Различного рода чеки, векселя и долговые расписки служили людям во все времена, постепенно завоевывая ведущее место среди многочисленных видов обмена и хозяйственных операций. Не будет преувеличением сказать, что в настоящее время основная часть хозяйственных сделок происходит без физической передачи денежных знаков из одних рук в другие.

Каждый год в США выписывается чеков более чем на 30 млрд. долларов. В обслуживании чекового оборота занят миллион человек. Каждый чек учитывается в среднем 10 раз и проходит 2,5 банка. Затраты на обработку одного чека составляют 15 центов, а общие годовые издержки равны 3,5–4 млрд. долларов. Так что экономия при переходе на безналичный расчет — мираж. Как при печатании бумажных денег, как при чеканке металлических монет, расчет на бумаге или с помощью вычислительной техники требует значительных издержек плюс некоторый доход, пусть небольшой, но, как говорят, "чтобы был интерес". Мы вновь убеждаемся, что не свойства материала и даже не его наличие делают деньги деньгами. Только общественные отношения, материализовавшиеся поначалу в скоте и раковинах, затем в серебре и золоте и, наконец, в электрических импульсах, бегущих по сетям ЭВМ, могут считаться деньгами. Способ реализации этих отношений может быть различным, но они сохраняются, изменяясь в значительно меньшей мере, чем внешние формы их проявления.

События, приведшие к появлению электронных денег, вызывают в памяти римскую пословицу "деньги — сила, а не материя" (pecunia vis est, поп est materia). Пословица эта традиционно интерпретировалась как обоснование допустимости порчи монет. Но в нынешнее время она звучит по-новому. Имея на руках кредитную карточку, вы приобретаете покупательное средство, не видимое, не имеющее материального воплощения.

Обратимся к трудам А. Тюрго (1727–1781), которого очень высоко ценил К. Маркс: "Выражение стоимостей в баранах делается как бы общим условным языком, и слово "баран" в торговом обиходе обозначает только известную стоимость. Это обозначение вызывает в умах всех, кто его слышит, вовсе не представление о баране, но об известном количестве наиболее распространенных товаров, которые и рассматриваются как эквивалент этой стоимости. В конце концов это выражение остается скорее связанным с некоей фиктивной и абстрактной стоимостью, чем с реальным бараном".

Вполне возможно, что жетон, обозначавший овцу, поначалу представлял конкретную овцу. На первых порах, вероятно, некоторые изделия — ими могли быть, в частности, и специальные знаки-жетоны — не выполняли функции денег, а служили для перечисления, счета запасов. Использование жетонов в каких-либо обрядах сути дела не меняет. Впоследствии жетон мог обозначать любую, "усредненную" овцу и затем превратился в эквивалент любых благ, приравненных к такой "усредненной" овце.

Представленная схематично история жетона — не что иное, как изложение концепции происхождения денег. На нее следует лишь наложить описание тех функций денег, какие появляются по мере замещения индивидуализированного обмена общим.

Случайный обмен любого товара на любой, как и деньги, имеет свою предысторию. Он не был самым первым видом обмена. Требовалось время, чтобы утеряны были элементы ритуала, которые обязательно присутствуют на ранних стадиях развития обмена. И сам обмен сливался с ритуалом и обособлялся от него постепенно двумя путями. Если утрачивались правила, относящиеся к видам товаров, появлялись формы обмена типа взаимных подарков. Если первоначально утрачивалась та часть ритуала, которая касалась товаровладельцев, то обмен становился индивидуализированным по товарам. Примеры этих двух видов обмена известны из этнографических материалов.

 

5. Без права передачи

Многое из написанного ниже — предположения и ничего более. Пусть не осудит за это читатель заблаговременно покаявшегося автора. Идея товарообмена без физической передачи денег от одного лица к другому уже оговаривалась и не должна удивлять. Вот разве необычайными могут показаться разнообразие попыток решить эту проблему и мотивы, заставлявшие ее решать.

Ликург, великий законодатель Древней Греции, пытался ввести неперемещаемые, неподъемные железные монеты. Причиной была не столько нехватка драгоценных металлов, сколько необходимость ликвидации воровства и хищений. Поскольку монета тяжелая, украсть ее трудно, а охранять проще. Если принять соответствующие меры, более простые, чем при "переносимых" деньгах, то и любые знаки на монетах возможно сохранять неизменными до момента, пока сам владелец не изменит их или не позволит сделать это другому.

На железной монете Ликург не остановился и пытался ввести абсолютно нетранспортабельную "монету" — надежно вкопанные каменные столбы. Можно было бы мероприятия Ликурга отнести к хитростям умудренного государственного деятеля, придуманным на пустом месте, без какой-либо связи с традициями. Но… этнографы, исследовавшие Океанию, узнали о существовании на острове Яп (в западной части Каролинских островов) особых мужских и женских денег. Женские деньги представляют собой браслеты из раковин, мужские — каменные жернова ("феи") высотой в два человеческих роста. Владелец ставит па такой монете свой знак, затирая знак предшественника, и купля-продажа считается свершенной. Доставляются каменные деньги по морю с удаленной на 100 км от острова Яп группы островов Палау. Известны подобные деньги у индейцев Южной Америки.

Упоминая каменные деньги Каролинских островов, которые похожи на мельничные жернова и устанавливаются перед домом как символ богатства, некоторые историки считают их частным случаем денег-украшений.

По сведениям печати, на островах Микронезии находится в обращении 13 тысяч каменных "монет". Много это или мало на 150 тысяч населения, то есть всего по одному изваянию на 10–11 человек? Это скорее нечто вроде расчетного счета, чем аналог крупной купюры.

Но давайте вернемся с прекрасных островов ближе к родной Сибири. Бронзовые монеты в виде кружков с квадратным отверстием были распространены в Семиречье с середины VIII до X века нашей эры. На них надпись: "Это моя тамга". На другой стороне этой тгоргашской местной монеты вязью написано, чья тамга: "Тюргеш каган Байбага" или "Тюргеш каган Бага Тархан". Теперь нам осталось связать тамгу-монету с тамгой, которую нет-нет да и обнаружат археологи на каменных бабах сибирских степей. Существует единственная пока интерпретация этих знаков — они фиксируют право собственности. Сам каменный идол трактуется как межевой столб, как свидетельство права собственности не на него самого, а на близлежащие пастбища. К сожалению, такой интерпретации противоречат данные исследований историков и этнографов. Закрепление земельных площадей при пастбищном животноводстве вообще довольно сложное дело, да и у народностей Северной Азии оно не наблюдалось. К чему же может относиться знак собственности на каменном идоле, стоящем посреди степи? Воспринимать его можно как фиксацию некоторой хозяйственной сделки, совершенной рядом.

"…Материализацию… труда не следует понимать так по-шотландски, как ее понимает А. Смит. Если мы говорим о товаре как о материализованном выражении труда — в смысле меновой стоимости товара, — то речь идет только о воображаемом, т. е. исключительно социальном способе существования товара, не имеющем ничего общего с его телесной реальностью; товар представляется как определенное количество общественного труда или денег" (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 26, ч. 1, с. 154).

Регламентация процедур обмена в какой-то мере заменяет монеты, позволяет радикально сократить транспортные издержки, которые для скотоводов имели важное значение. Подобный эффект мог дать переход к таким "деньгам", которые не нужно, да и нельза перевозить. Процедура обмена дополнялась взаимными клятвами и т. п.

Обмен и куплю-продажу возможно реализовать разными путями. Один из них — использование неперемещаемых средств обмена — несколько раз встречается в экономической истории.

 

6. Каждому свои деньги

При описании экономической жизни средневековой Европы нельзя обойти одно интересное явление — распространение монет, не имевших никакой ценности и использовавшихся как средство ведения хозяйственных и коммерческих расчетов. Такие монеты имели разные названия: счетный пфенниг в Германии и Голландии, жетон во Франции, счетная фишка (counter) в Англии, (contador) в Испании и (tessera) в Италии. Ряд исследователей связывает существование жетонов исключительно с методами счета на счетной доске, где они заменили камешки или фишки из костей, керамики или слоновой кости. Счет на средневековой счетной доске велся не как на привычных нам счетах, а как на китайской абаке, где помимо переноса с одного десятичного разряда в другой существует еще счет пятерками. Жетон, обозначающий пять единиц нижнего разряда, выставлялся в промежутке между линиями, каждая из которых соответствовала десятичному разряду. Сам факт перехода к металлическим монетоподобным жетонам говорит о том, что в процедурах расчетов произошли некоторые изменения.

На многих счетных жетонах изображались какие-либо исторические события, на других — символы торговли или счастья. Нумизматы откопали токены из США, использовавшиеся в политической пропаганде в 1837–1841 годах. Начиная с XVI века функцию счетных жетонов выполняют имитации настоящих монет. Поскольку подделывать монеты, находящиеся в обращении внутри страны, было бы преступлением против государства, чеканились имитации иностранных монет. Иногда на них не обозначался год выпуска, и в том было единственное отличие от соответствующей монеты из-за рубежа.

Развитием счетных жетонов средневековья были медные жетоны (токены) английских купцов и промышленников, которые чеканились повсюду в XVII–XIX веках. Правительство Великобритании признало нецелесообразным чеканить мелкую монету вследствие высоких расходов на чеканку. Но поскольку необходимость в средствах обращения — мелкой монете — существовала объективно, эти заботы вынуждены были взять на себя частные компании и банки. Запрещены они были в 1818 году — в метрополии и только в 1873 году — в колониях. Запрет токенов бурно обсуждался, поскольку в условиях Континентальной блокады и связанного с ней расстройства британской монетно-денежной системы они сыграли определенную роль. Что касается колоний, то экономическая экспансия английских монополий в них велась с минимальным участием полноценных монет. На переднем крае порабощения других народов вместе с оружием выступали не государственные, а частные деньги.

Токены — всего лишь один пример частных денег, они выступали как деньги для населения, в среде которого обращались. Но этот пример особенный. Выпускались токены привилегированными торговыми компаниями и были фактически государственными деньгами, выпускаемыми для колоний.

Существуют примеры чеканки подобных денег и непосредственно государством. Самый известный — серебряный торговый доллар США, который выпускался в 1873–1885 годах в ходе ожесточенной борьбы с мексиканским песо на рынках Южной и Центральной Америки. Привлекательность монеты обусловливалась высокой 900-й пробой. Япония и Англия выпускали свои торговые доллары уже в борьбе с долларом США на Дальнем Востоке.

Менее известный пример относится к XVII веку, когда Голландия выпускала золотые дукаты весом 3,43 г для торговли со странами Балтийского побережья. Аналогичные монеты чеканились и для торговли с колониями, в этом голландские колонизаторы опередили британских.

Монетный двор Австрии и сейчас чеканит золотые Дукаты — новоделы, на них стоит дата "1915 год". Именно в этом году был прекращен выпуск золотых монет достоинством в один и четыре дуката, которые чеканились в Австрии исключительно для торговли со странами Ближнего Востока.

В средние века сеньор, чеканивший монету, мог пожаловать своему вассалу монетную регалию, то есть право чеканить монету и получать за это доход. Разумеется, чеканка была привлекательна для феодалов не только из-за дохода, но также из престижных соображений.

При становлении монархической власти монетные регалии стали выдавать (точнее — продавать) не только феодалам, но и городам. В XVII–XVIII веках многие города Германии чеканили собственную монету, как правило, низкой пробы. Она имела хождение только в пределах города. Городские деньги были продолжением немецкой традиции предоставления монетной регалии князьям. Таковые уже остались в прошлом, но в Германии имели хождение земельные (провинциальные) деньги; каждый вид их принимался к оплате в пределах определенной территории.

В позднее средневековье и вплоть до XVIII века в случае длительной осады городов выпускались временные деньги. Выпуск так называемых осадных монет зафиксирован как для осажденных, так и для осаждавших. В 1702 году в осажденном городе Ландау были пущены в обращение куски столового серебра неправильной формы, но примерно одинакового веса. На каждом куске, который и монетой нельзя назвать, был вычеканен вензель — герб города. Первым бумажным деньгам, представлявшим собой картонные кружки с надписью "Ради Родины", европейцы обязаны не осажденным, а именно осаждавшим.

Монетные перипетии средневековья и эпохи колониальных захватов убеждают в том, что при искусственных ограничениях экономической жизни возможно создать и пустить в обращение произвольный вид денег.

Во время англо-бурской войны 1899–1902 годов для стимуляции работы военнопленных были выпущены бумажные деньги, имевшие хождение только в лагере. Кому пришла в голову такая мысль, узнать не удалось, но идея понравилась кайзеровскому командованию, и во время первой мировой войны печатание и чеканка лагерных денег шли полным ходом. Если деньги не попадали в руки военнопленных, функции денег выполняли сигареты. Монеты для лагерей военнопленных выпускались с учетом различий между общими и офицерскими лагерями. Одни банкноты выпускались для конкретного лагеря, на других стоит номер армейского корпуса. Часть денег изготовляли сами военнопленные. Монеты чеканились из разных металлов, оказавшихся под руками, преимущественно из железа, цинка и алюминия. Эта же форма средств обращения использовалась в некоторых фашистских концлагерях во время второй мировой войны.

Столь же трагическое свидетельство сочетания горя и сформированных искусственно денежных систем являют собой деньги для гетто, появившиеся в фашистской Германии и оккупированной ею Польше в 1933–1945 годах. Эти деньги сначала чеканились и печатались самими фашистскими властями и насильственно распространялись среди живущих в гетто, представляя своеобразный вариант займа без отдачи. Но, попав в среду, где существовала потребность в средстве обращения, а обычные деньги были изъяты, эти денежные знаки использовались во внутренних сделках.

Нумизматам хорошо известны монеты из гетто Лодзи достоинством в 10 пфеннигов, 5, 10 и 20 марок из алюминия и алюминиево-магниевого сплава, а также бумажные деньги из гетто города Терезин достоинством в 1, 2, 5, 10, 20, 50 и 100 крон. Эти деньги были напечатаны впрок и пускались в оборот порциями с тем, чтобы не разрушить искусственно поддерживаемую экономическую жизнь. Большая часть денег для гетто попала в трофеи Советской Армии, так и не побывав в обращении.

Белорусский историк-нумизмат В. В. Рябцевич приводит экспонаты довольно обширной коллекции монет-бон, которые чеканились польскими войсковыми частями на территории Западной Белоруссии и обращались только в зоне расположения этих частей. Выпускали их не только корпусы и полки, но и батальоны, и гарнизоны отдельных городов.