Пообедав, Иван Андреевич сладко потянулся и, слегка заикаясь, сказал:
— Э-эх, сейчас бы минуток сто добрать. Устал.
— В чем дело? Следуй за мной, — советует Лазарев и, допив компот из алюминиевой кружки, одним махом поднявшись из-за стола, оказался на нарах. — Первая заповедь пилота: пока самолеты готовятся к вылету — нельзя терять ни минуты.
— Может, нам на помощь полк истребителей подбросят? — предположил Иван Андреевич, укладываясь между Ворониным и Лазаревым на настиле.
— Держи карман шире, — подкладывая под голову побольше соломы, отвечает Сергей. — Если бы начальство считало нужным, давно бы сюда вся паша дивизия перебазировалась. А то лишь перебросили небольшую группу прикрытия.
— Но ведь наш фланг фронта наступает на львовском направлении, — не унимается Хохлов. — Это главное направление. И у нас сил не хватит наделено прикрыть здесь наземные войска.
— Может, скоро и будет главным, а пока что, по всему видно, так себе, — слышится уже вялый, сонный голос Лазарева.
В землянке установилась тишина, лишь позвякивала посуда: официантка собирала со столов. Едва успели забыться — раздалась команда «По самолетам!». Все вскочили. Головы взлохмачены, в растрепанных волосах золотятся нити приставших соломинок. Летчики на ходу надевают шлемофоны и выбегают из землянки.
Речушку Икву перелетали над селом Млинов. Отсюда 13-я армия нанесла удар по обороне противника, и его войска, чтобы не попасть в окружение, поспешно отступают на запад. 1-й и 6-й гвардейские кавалерийские корпуса наносят фланговый удар с севера, заполнив в междуречье Стыри и Иквы все леса и перелески. Задача полка — прикрыть кавалеристов с воздуха.
Пожалуй, Петр Воронин еще не встречал такой массы конницы, хотя свою армейскую службу он начинал именно в кавалерии. На фоне снега отчетливо виднеются каждый всадник, каждая повозка. Можно различить даже походную кухню. Вот по дороге, проторенной среди кустарников, цепочкой вытянулся эскадрон. Маскируясь, всадники привязали к седлам ветки, многие на головы надели хвойные «шапки», но по передвижению легко можно определить, что здесь проходит колонна.
Впереди в стороне предзакатного солнца Воронин уже видит беду: там, в самой гуще скопления кавалерии, один за другим поднимаются столбы огня и дыма. Бомбят, Эх, минут за пять прилететь бы пораньше!
— Внимание! — командир группы передаст по радио летчикам. — Впереди противник. Спешим!
Обычно перед появлением своих бомбардировщиков над полем боя враг высылает заслоны истребителей. На этот раз наши летчики их не встретили. Может, проглядели? Но нет, немцы не изменили своей тактике. Вот Лазарев уже круто метнулся на пару «фоккеров», вывалившуюся из облаков.
А площадь разрыва бомб внизу все ширится. Огонь и дым, слившись с блекло-малиновой полосой заката, не дают увидеть фашистские самолеты. Кто-то не выдержал:
— Командир, быстрее!
Но Воронин и сам понимает, что мешкать нельзя, В такие минуты трудно сдержаться от властного влечения немедленно вступить в бой. Тело, кажется, само рвется вперед, требуя немедленной разрядки. И, бывает, кое-кто из пилотов забывает об опасности и оказывается жертвой своих неуправляемых чувств. У таких ум еще не стал надежным предохранителем против вспышки эмоций. И Петр предупреждает:
— Прекратить лишние разговоры! Усилить осмотрительность! Приготовиться к бою!
А сам напряженно вглядывается вперед. Там все плещется в багряном пламени. Закатное солнце на западе — оно союзник противника, скрывает его. Петр до боли в глазах вглядывается в кроваво-малиновое небо. Здесь где-то рядом должны быть вражеские бомбардировщики. Но видна лишь четверка «фоккеров». Где же бомбардировщики? Куда они могли деться? Ушли? Не может быть, чтобы так быстро скрылись. Очевидно, они снизились и теперь где-нибудь штурмуют, обстреливая кавалерию из пушек и пулеметов. Вражеские бомбардировщики, когда нет наших истребителей, частенько это делают.
Ветер уже рассеял пыль и копоть, оголив поле боя. Свежие воронки от бомб, зловеще чернея, зияют на земле. Но где же все-таки бомбардировщики? Внимание Воронина снова привлекла четверка «фоккеров». Сна почему-то пошла от его группы не на запад, а к югу, в сторону Брод. Почему? Может, истребители противника, заметив наших, решили держаться поближе к своим бомбардировщикам?
Так и есть. Вон и «юнкерсы». Одна группа отбомбилась, пришла вторая. Спасибо «фоккерам» — помогли отыскать вражеские бомбардировщики.
Ю-87 уже вытягиваются в цепочку, разворачиваются в круг. Сейчас, замкнув его, начнут бомбить с пикирования, выбирая наибольшее скопление кавалерии. Не дать! Если они встанут в круг, не так просто их будет разбить. Эту тактику круга фашисты переняли у наших штурмовиков Ил-2.
На большой скорости наши «ястребки» несутся к «юнкерсам», но те все же успевают замкнуть кольцо. Сближаясь, Воронин мгновенно прикидывает план атаки. Главное — с ходу разорвать круг! Только после этого можно заставить противника сбросить бомбы неприцельно.
Но как это сделать лучше? Как подойти к этому кольцу, когда в нем каждый самолет защищен пушками и пулеметами заднего самолета и огнем стрелка переднего? Сунься в круг — и ты, словно штыками, будешь пронзен огнем с двух сторон.
Рассечь круг нужно стремительным и сильным ударом с внешней стороны. Стремительным — настолько, чтобы враг не успел сразить тебя раньше, чем ты его; сильным — принудить противника немедленно сбросить бомбы или уйти с грузом. Маневр и расчет очень сложны. И их нужно выполнить в тот момент, когда ты сам как бы подставляешь себя под удар врага…
Высоко над «юнкерсами» настороженно «гуляет» уже шестерка «фоккеров». Она изготовилась к встрече с нашими пилотами. Лазарев понял это и с Коваленко устремился на нее. Однако двоим не под силу сковать боем всю шестерку. Воронин по радио немедленно посылает на помощь пару Маркова. И вот Петр с Иваном Андреевичем — одни против «юнкерсов». Сейчас Петр нырнет в это кольцо, а напарник, как всегда, будет его прикрывать от внезапных атак «фоккеров». Теперь все внимание — на бомбардировщики. Их много больше, чем было видно издалека, самолетов 30-40. Их круг плотен, защитный огонь будет очень силен. Нырнуть к ним Петр, конечно, сможет, по удастся ли вынырнуть невредимым? Да и разумен ли такой риск? Расчет состоит в том, что Иван Андреевич вслед за Ворониным как бы дублирует атаку и ведет огонь на уничтожение, в то время как Петр лишь на короткое время имитирует нападение, отвлекая внимание противника, и тут же вываливается из круга. Но и этого будет достаточно, чтоб получить пять-шесть пробоин.
И вот созрело новое решение. Удар нужно нанести одновременно, так надежнее. Первым атакует Иван, а Воронин ударит по «юнкерсу», который больше всего будет угрожать напарнику. Это придаст Хохлову уверенность в успехе. Он обязательно уничтожит бомбардировщик. Воронин нажимает кнопку передатчика:
— Ваня! Атакуй первым! Я прикрою от «юнкерсов».и «фоккеров».
Теперь комэску Воронину с напарником предоставлены все возможности для успешного боя с бомбардировщиками. Капитан видит, как Иван Андреевич, выбрав себе цель, уверенно сближается с ней. Для последнего броска на «юнкерс» он, как бы приседая, притормаживает свою машину, готовясь всадить струю огня в тело «юнкерса». Ио задний сосед этого пирата уже круто довернул нос своего пикировщика на «ястребок» Ивана Андреевича. Прикончить этого соседа надо раньше, чем он успеет разрядить две пушки в товарища. Ио, прежде чем атаковать врага, Воронин еще раз взглянул вверх. Там в полном разгаре кипел бой. Вот один «фоккер» вывалился из общей карусели и устремляется на пашу нижнюю пару. Капитан инстинктивно разворачивает свой истребитель ему навстречу. Но уже в следующую секунду рассудок словно приказывает: «Стоп! Делай, что задумал!»
Да, сейчас не надо отказываться от намеченного плана. Ни одного лишнего движения!
«Фоккер» спешит на помощь бомбардировщикам. Что должен предпринять Воронин? Предупредить Хохлова об опасности? Ни в коем случае! Иван сейчас сосредоточил все свое внимание на «юнкерсе», прицеливаясь в него. Стоит ему услышать слово «фоккер!» — и он замешкается, па какое-то мгновение возьмет верх естественный инстинкт самосохранения.
Пара рядом с «юнкерсами» уже, а вражеский истребитель только на сближении. В распоряжении комэска и Хохлова еще несколько секунд. Если же «фоккер» атакует товарища, Воронин будет это видеть и вовремя придет на помощь; если же атакует самого капитана, то он должен будет успеть, пока «фоккер» в пего прицеливается, сбить «юнкерса» и увернуться от огня противника. Успех зависит только от быстроты и расчета.
Рывок! И «як» комэска уперся прицелом в серую голову бомбардировщика. Свой маневр Петр рассчитал верно, но хочется все сделать побыстрее: ведь в это мгновение, может быть, на тебя сзади уже наводят пушки и пулеметы. Однако торопливость в прицеливании, в этом ювелирном деле, недопустима. И вот враг как бы распялся па серебристых нитях прицела. Огонь пушки и двух крупнокалиберных пулеметов «яка» пронзил тяжелую голову «юнкерса», еще не успевшую выпустить снаряды и пули по самолету товарища.
Не теряя и мига, Петр метнул свой «як» вверх, на помощь Ивану. Но… защита уже не требуется. «Фоккер», который пикировал сверху, кувыркаясь и дымя, падал сзади Воронина.
— Командир! Я как будто не опоздал? — услышал Петр бодрый голос Лазарева.
— Неплохо сработано, — похвалил капитан своих ребят, видя заодно, как еще два бомбардировщика, пылая, пошли к земле. Остальные, сбрасывая бомбы куда попало, поспешили ретироваться на запад. Вслед за «юнкерсами» потянулись и «фоккеры».
Всего две-три минуты боевой работы, а столько произошло событий!
Снова все вместе. И вовремя: на фоне пламенеющего заката появилась третья волна «юнкерсов». Под прикрытием всего лишь пары «фоккеров». К тому же фашисты шли ниже — еще один минус для них. Не раздумывая, капитан подает команду «Атака!».
На сей раз воздушные бойцы шли в бой без стиснутых зубов и прикушенной губы. Пожалуй, даже с торжеством на лице. Эти «юнкерсы» не долетят еще и до линии фронта, как повернут назад. После тяжелого сражения легкий бой для наших пилотов, привыкших иметь дело с превосходящими силами противника, похож скорее на военную игру, когда заранее видишь врага уже поверженным.
После первого же натиска «яков» фашисты поспешили освободиться от бомб. Их удар пришелся по своим же войскам.
Капитан Плясун в донесении об этом вылете написал, что группой проведено два воздушных боя и сбито семь немецких самолетов. Своих потерь нет.
— А почему Тихон Семенович не указал, что первая группа немцев нанесла удар по коннице? — спросил, ознакомившись с донесением, капитан Воронин.
— Вашей вины в этом нет. Главные наши силы сейчас устремились на юг, к Карпатам.
* * *
Погода стояла нелетная — туман, низкая облачность. Никто летчиков не будил, и они спали, как говорится, досыта. Поднялись, когда день уже давным-давно занялся.
После завтрака все вновь потянулись на нары подремать: столько дней недосыпали! Однако не успели еще лечь, как получили приказ: техникам срочно прогреть моторы и проверить оружие, летчикам находиться на КП.
Через несколько минут самолеты уже были готовы к вылету. Установилась тишина. Та особенная, тревожная тишина, которая бывает перед боем.
Летчики сгрудились у землянки командного пункта майора Василяки. В эти напряженные минуты ожидания «старики» не любят говорить. Знают: с них как с опытных бойцов спросится многое. На их плечи ляжет весь груз ответственности за выполнение задания, каким бы сложным оно ни было. Молодежь, напоминая о себе, окружила командира полка.
— Эх, ребята, ребята! — парируя их настойчивые просьбы на вылет, убеждает комполка, — да если бы вы познали не теоретически, а практически, как сложен полет при такой коварной погоде, то не маячили бы сейчас перед глазами командира с таким видом: не забудьте, мол, нас, мы ко всему готовы. А ведь кроме желания должно быть еще и умение. Так что упорнее овладевайте мастерством. А время ваше еще подоспеет. И очень скоро…
— Метеоколдуны обещают улучшение погоды, — собрав у себя всех летчиков, начал Василяка, — облака, говорят, только над нашей территорией. У линии фронта они кончаются, а дальше, у противника, — ясно. Нам предложено десяткой вылететь на сопровождение «илов». — Он посмотрел на капитана Воронина. — Группу возглавите вы. Бой идет за Броды. Противник в этом районе наносит танковый удар. Сейчас немедленно помочь нашим может только авиация. Еще натиск — и немцы будут вышвырнуты из города.
Летчики-штурмовики проходят мимо истребителей. Их командир майор Иван Павлюченко подходит к Воронину, и они договариваются о взаимодействии.
Ивана Васильевича Воронин знает давно. Человек безмерной храбрости, отличный летчик, по вслепую, по приборам, как и многие, не летает. Да и самолет Ил-2 для этого не подготовлен.
— Если погода ухудшится — прижмемся к земле, — говорит он. — Мы привыкли к бреющим полетам. А как вы, ведь над территорией противника ясно?
Петр понял майора: его беспокоит не только погода, по и возможность встречи с немецкими истребителями. Он знает, что истребители в случае ухудшения видимости могут возвратиться. А им, штурмовикам, нужно идти в атаку в любом случае.
— Тоже будем жаться к земле, — обнадежил Воронин товарища. Добродушное лицо Павлюченко расплылось в одобрительной улыбке.
— Спасибо, дружище!
Приближаясь к своему самолету, Воронин еще издалека заметил, что раскрыт мотор. Механик Дима Мушкин залез на капот и копается внутри. От недоброго предчувствия стало тоскливо на душе: «Неужели неисправна машина? Этого еще не хватало!»
— Лопнула масляная трубка, — на лице механика растерянность, словно он виновен в неисправности. — Вчера ничего не было, а вот сегодня…
Ничего не поделаешь, пришлось лететь на другом самолете.
Перед самым вылетом майор Василяка, подбежав к самолету, прыгнул на крыло и сквозь шум мотора прокричал на ухо:
— Только что позвонили из дивизии, передали: трудно будет лететь — все возвращайтесь. И штурмовики. На рожон не лезьте. Из-за погоды иметь потери недопустимо.
Но лишь экипажи встали на курс — в стекла кабин хлынули потоки солнца: оно неожиданно выглянуло в окно, образовавшееся в облаках. Иван Павлюченко передал:
— Васильич! На нас и боги работают. Порядок!
Радость была преждевременной. Туча закрыла солнце, воздух побелел от массы пушистых снежинок. Штурмовики подошли ближе друг к другу. Строй истребителей тоже сомкнулся. Дело плохо, надо бы повернуть назад. Но это значит оставить без охраны штурмовики. Усилится снегопад — и им тоже будет худо. Правда, они привыкли летать на бреющем, однако всему есть предел.
— Не возвратиться ли всем домой? — спрашивает Воронин Павлюченко.
Молчание. Долгое молчание. Иван решает. Наконец отвечает:
— Нас ждет фронт. Он рядом. Скоро солнце. А на обратном маршруте погода должна быть лучше.
Петр смотрит па своих ведомых. Марков и Хохлов летят крыло в крыло. По другую сторону «илов» — Лазарев и Коваленко, тоже идут, словно взявшись за руки. Летчики падежные. Может, пронесет? Чего там!.. А как быть с предупреждением подполковника Василяки «на рожон не лезьте»? Он слушает наши переговоры и может дать нам по радио отбой.
Все молчат. Напряжение. Воронин бросает взгляд на приборную доску. Полет длится уже двадцать минут, а прояснения не видно. В душе нарастает тревога. Может, уж и поле боя накрыл снегопад? И вдруг самолеты из серой пелены вновь вырвались в бездонное раздолье синевы. Здесь солнце яркое, ослепительное. Кто-то, торжествуя, декламирует:
— Да здравствует солнце! Да скроется тьма!
Внимание Воронина сразу же привлекла земля. Под собой он увидел два «мессершмитта», стоящих на поле. Фашистский аэродром? Не проскочили ли поле боя? Взгляд вперед. Там сероватая завеса дыма. Значит, фронт еще впереди. Петр узнает городок Червоноармейск. Он только что освобожден. До войны здесь был наш аэродром. Враг его использовал и, очевидно, оставил неисправные истребители.
По курсу полета появились Броды, обложенные полукольцом дыма и огня. Идет бой за город. Для удара штурмовики набирают высоту. Истребители готовы для отражения возможных вражеских атак с воздуха, но «мессеров» пока в небе не видно.
На поле боя полно танков противника. Их еще целая вереница на шоссе. Туда-то и направила удар группа Павлюченко. Сверкнули залпы реактивных снарядов, заработали пушки, посыпались бомбы. Один заход, второй… На дороге вспыхнули костры: горят тапки, мечутся в панике фашисты.
— Хорошо горит металл! — восклицает Павлюченко. — Еще заходик!
В небе по-прежнему спокойно. Истребители тоже скитаются и, выбрав большое скопление пехоты в лощине, поливают ее смертоносным огнем. Израсходовали почти весь боезапас: уж очень заманчивая цель.
— Спасибо за работу, — благодарит земля. — Молодцы!
Выполнив задачу, все вместе вновь возвращаются на свои точки. Лазарев с Коваленко почему-то отстали.
— У меня мотор барахлит, — отвечает Лазарев.
— Лететь можно?
— Не знаю. Посмотрю…
Петр снова глядит на землю и видит два, уже знакомых, немецких самолета. Передает Лазареву, что внизу под ними аэродром и он может сесть.
Впереди, подобно снежным горам, надвигались облака. Высота их не менее пяти-шести километров. Под них, словно в туннель, уходило шоссе на Ровно. И летчики, держась дороги, как самого надежного курса, нырнули под облака, которые буквально на глазах угрожающе оседали. Чувствовалось, что они перенасыщены влагой и вот-вот обрушатся на нас. В таких тучах всего жди — и снега, и дождя, и града.
В ожидании неприятностей экипажи идут молча и до того низко, что рядом под крылом дымчатым пунктиром мелькает шоссейная дорога, размытой тенью пробегают деревья, телеграфные столбы, дома…
На восточной окраине Дубно темной лентой сверкнула Иква, освободившаяся от льда. За речкой навстречу понеслись редкие хлопья снега. Через минуту все вокруг побелело. Видимость резко ухудшилась. Лететь стало трудно. Однако в надежде, что снегопад ослабеет, экипажи жмутся друг к другу и упорно пробиваются к Ровно. А снежная пелена все плотнее и плотнее. Воронин уже не может без риска оторвать взгляда от впереди идущего штурмовика и посмотреть на своих ведомых. И вообще идут ли они в строгом строю, не затерялись ли в пурге? Группой лететь больше нельзя. Изредка летчик впереди идущего штурмовика обменивается с истребителями своими наблюдениями по радио. Но вот уже более десяти минут Воронин не слышит от него ни слова.
Молчание. Жутковатое молчание. Никто из летчиков-штурмовиков не может сказать ничего определенного. Воронин думает: «Не возвратиться и не сесть ли в Червоноармейске? Но ведь мы пролетели больше половины пути. До Ровно уже недалеко. А там дом, все свое, знакомое. Сзади же метель, и она, может быть, уже бушует над фронтом. Нужно отстать и идти самостоятельно». Капитану Воронину много приходилось летать на бреющем полете. Сейчас нужно попытаться выйти на аэродром. К счастью, неожиданно просветлело. Снегопад ослаб, видимость улучшилась, каждый из летчиков группы почувствовал облегчение: словно гора с плеч.
Хохлов и Марков шли крыло в крыло с Ворониным. Правее их, метрах в пятистах летели «илы», Петр подумал: «Хорошо, что все волнение уже позади, погода улучшилась».
Однако и это улучшение было временным. Вскоре на самолеты обрушились потоки снега, и они вновь канули во мглистую бездну.
На какой-то миг капитан Воронин растерялся, не зная, что предпринять: пробить ли облачность вверх или уйти вниз и снова попытаться привязаться к земным ориентирам и идти дальше? «Нет, все-таки вниз», — решил наконец Петр, и в это же самое время внизу показалось что-то темное. Пригляделся. Это была речушка, переполненная талыми водами. Петр, с радостью и надеждой глядя па спасительный берег, повел группу вдоль него, затем летчики снова вышли па шоссейную дорогу. Она до того побелела, что с трудом ее можно было узнать лишь по столбам да по потемневшим от талой воды кюветам. Перед собой ничего не видно. Попадись сейчас на пути высокая труба или дерево — конец. А лететь надо: самолет не автомобиль, не остановишь.
Смогут ли летчики найти аэродром? Он где-то левее дороги. Там есть приметный ориентир — каменный домик с красной черепичной крышей. Пронесется он под крылом — и разворот влево. Но это и опасно. Где-то рядом с Ворониным должны быть Хохлов и Марков.
Петр пытается взглянуть налево. Не удается: того гляди потеряешь землю. Запрашивает по радио:
— Кто летит левее меня?
— Я, Хо-охлов…
Плохо Ивану, раз он в полете начал заикаться. С ним такого еще не случалось.
— А где Марков?
Молчание.
Разворот влево делать нельзя. Только вправо, в другую сторону от аэродрома. Вместо девяноста градусов придется крутить в три раза больше. Так можно ошибиться в расчете, не попасть на полосу аэродрома. Может, убрать газ и прямо перед собой приземлиться? Опасно. А такой полет разве менее опасен?
Дорога под летчиками все несется назад, а злополучного домика все нет. Может, проскочили? За ним невдалеке от пего начинается город с заводскими трубами…
И вот наконец-то под крылом мелькает знакомый домик. Удача! Воронин подает команду: разворот. Но сколько секунд виражить? Снег отнял все ориентиры, а на часы не посмотришь: нельзя отрываться от управления. Поэтому Петр шепчет: один, два… десять… сто… сто пятьдесят. Это наверняка две минуты. Шоссейка должна появиться. Значит, группа Воронина ходит в стороне от нее. А может, промахнулись и не заметили и дороги? От напряжения устали глаза. Так долго не продержаться. Но что делать?
Счет времени Воронин уже давно потерял. Может, пять, может, десять минут или больше они кружатся, а дорога все не попадается. Мелькают сельские постройки, кусты, деревья. Вот блеснула чернотой не то река, не то озеро. Нужно лететь к фронту, к солнцу. Ведь на западе видимость куда лучше.
К счастью, вскоре вновь показалась дорога. Она ведет к Ровно. Бензина пока еще достаточно.
Воронин расстегивает шлемофон и подставляет голову упругой холодной струе воздуха. Сбрасывает с рук на пол меховые перчатки, протирает лицо и глаза, осматривается. Легче. Летчики группы, как и прежде, летят рядом. Внизу — Червоноармейск. Недалеко от него — ровное чистое поле и на его окраине два уже знакомых фашистских самолета. И еще видно на середине белого поля черный знак «Т». Не может быть! Неужели выбившимся из сил летчикам это чудится? Пет! Пилоты отчетливо видят теперь посадочный знак. Им разрешена посадка. Должно быть, здесь уже есть какая-то наша аэродромная команда. Воронин первым идет на посадку. Кран шасси — на выпуск; щелчок замка, за ним — второй. Мельком осматривает верхнюю полусферу. Голос Хохлова!
— Командир, кажется, вверху чужаки.
Воронин снова смотрит вверх. Так и есть — «фоккеры». Они уже, кажется, сыпятся на него. Скорее шасси на уборку, сектор газа — вперед. Но не рывком, а плавно. Чего доброго, еще обрежет мотор. Пока все идет хорошо. Худшее же впереди. Нечем сражаться: все патроны израсходованы там, на фронте. А где Лазарев с Коваленко? Они выручат в беде. Но здесь их нет. Не прижали ли их самих «фоккеры»?
Истребители противника мчатся один за другим. Капитан Воронин, конечно, сможет вывернуться из-под атаки первого, а второй? Ему не представит никакой трудности снять «як» ведущего, когда тот будет уклоняться от огня первого. Да, не так-то просто отделаться от этой пары. Главное, не дать фашистам сразу догадаться, что у русского летчика нет патронов. И все же пока нужно только защищаться, а не имитировать нападение.
От первого удара Воронину удалось выйти. «Фоккеры», сверкнув серебристой покраской, ушли на солнце для повторного нападения. Они не спешат и действуют по всем правилам боя. Перед взором капитана вновь выросли облачные толщи: а не скрыться ли под ними?
Воронин резко повернул к облакам. «Фоккеры», видимо, поняв, что тот хочет скрыться в них, круто развернулись и устремились с высоты на него: как же, ведь русский им показал хвост. Разве можно упустить такой момент!
Имея малую скорость, Петр, как только ткнулся носом «яка» в тучи, тут же отвернул назад.
Замысел удался. Оба «фоккера», разогнав на пикировании огромную скорость, проскочили мимо капитана, врезавшись в снежную пучину. Сомнения не было — фашисты попытаются поскорее вырваться из объятий стихии. Садиться ни Воронину, ни его ведомым пока было нельзя. Нужно подождать.
Высота! Оттуда Воронин сможет имитировать атаку. И он рядом с кипящей снегом стеной спешит со своими ведомыми ввысь, зорко следя за облаками. Оттуда с минуты на минуту покажутся враги. Так и есть. Вот оттуда, словно ошпаренный, выскочил «фоккер». Он оказался ниже наших и, заметив, что «як» капитана уже с ошеломляющей скоростью устремляется на него, резко провалился вниз и взял курс на запад. Ну и пусть. Нужно теперь подождать второго.
Высота уже шесть километров. Воронин забрался до самой верхней кромки облаков, а второго «фоккера» все нет. Очевидно, и не появится. Капитан прикинул: ждать, наверное, бесполезно, да и усталость берет свое. Пока аэродром не закрыли тучи, нужно скорее садиться.
После посадки Воронин, не вылезая из кабины, закрыл глаза и долго сидел недвижно, приходя в себя. Вдруг его слух уловил отдаленный металлический гул. Гул нарастал. «А не „фоккеры“ ли вновь пикируют на меня?» — безразлично подумал Воронин и, сбросив привязные ремни и парашют, приподнялся в кабине и оглядел небо.
Тучи уже накрыли край аэродрома. «Как вовремя успел сесть», — подумал Петр, и тут же увидел: из-под облаков выплыли два «ила». Гул оборвался, и штурмовики вскоре сели. Они рулили поближе к «яку», но один остановился на поле: кончилось горючее.
На аэродроме, где теперь, не считая немецких, стояли уже три наших самолета, связь еще не была установлена, и не представлялось возможным узнать о судьбе товарищей. Петр поторопился сесть на первую попутную машину и поехал к себе в полк. То, что он узнал, сразу же повергло в оцепенение: не стало Ивана Павлюченко. Пока ничего не известно о Маркове, Лазареве и Коваленко. Где-то затерялся, а затем все-таки чудом отыскал обратную дорогу Хохлов.
Сообщив об этой трагедии, командир полка указал Петру место за столиком, насупился и как-то вяло, нехотя, словно он чего-то стеснялся, спросил его:
— Почему полез на рожон? Почему пренебрег моим предупреждением?
Тот задумался: почему так получилось, кто виноват?
Заместитель командира полка по политической части подполковник Клюев, сидя па топчане, внимательно слушал их. Сам он был не летчик и в чисто летную работу старался но вмешиваться. Зато из земных дел от него не ускользала пи одна мелочь. И сейчас как бы между прочим заметил:
— А ведь мы и сами по радио могли возвратить с маршрута истребителей. Слышимость была очень хорошая. Но…
Василяка в раздумье забарабанил пальцами по столу и подтвердил:
— Да, могли бы…
«Могли бы, но… Значит, и командование полка не решилось прервать этот полет. Всегда есть надежда на то, что все-таки возможен, — подумал Петр, — но… Иван Павлюченко тоже долго колебался, прежде чем сказать нет. И я собирался возвратиться, но…»
Что значит это «но»? Очевидно, оно имеет больше сил, чем холодная логика. Борьба с фашистами для авиаторов стала потребностью. Поэтому нередко в небе, когда советчик тебе твоя совесть, чувством опасности пренебрегали. Так получилось и на этот раз.
Василяка посмотрел в маленькое окно землянки, за которым уже синели сумерки, спросил:
— Нигде не обедал?
— Нет, — пожал плечами Воронин. — Не до обеда было.
— Я тоже. — Он показал на дверь. — Пойдем подкрепимся.
В комнате отдыха, служившей и аэродромной столовой, было темно. Воронин зажег трофейную плошку со стеарином. Стол был накрыт на шесть человек, летавших на задание, и командира полка. В углу на нарах кто-то спал.
Василяка перехватил взгляд капитана:
— Это Иван Андреевич, — усаживаясь на скамейку, шепотом, чтобы пе разбудить Хохлова, пояснил он. — Ребята ушли в барак, а он остался отдохнуть. И даже не стал обедать. Парень с избытком хватил лиха. Наверное, с час виражил над оврагом. Сел — и ни слова: язык отнялся. Бледный, глаза красные, остекленевшие. И молчит. Ребята теребят его, а он словно окаменел. И только медицинская сестра вывела его из шока, сделала укол.
Есть Воронину не хотелось, и он подошел к Хохлову. Тот лежал на спине, подложив руку под голову. Капитан снял с себя шлемофон и, пригладив волосы рукой, сел около Ивана.
Глядя па друга, и Петру вдруг нестерпимо захотелось спать. Он прилег с Иваном и заснул как убитый.
Разбудили их на другой день. Нужно было снова идти на Броды. В группу также были включены Лазарев и Коваленко. Вчера они приземлились, как и Воронин, недалеко от фронта, а ночью приехали на аэродром. Нашелся и Марков. Имея достаточные навыки полетов по приборам вслепую, он пробил облака, ушел далеко на восток и там, «отыскав» хорошую погоду, благополучно сел,
В предгорьях Карпат на переправах через Прут и Днестр на армии 1-го Украинского фронта обрушились мощные удары фашистской авиации, которая имела стационарные аэродромы. У пашей авиации там их не было, а полевые раскисли. 728-му полку приказали немедленно перебазироваться под старинный маленький городок Требовлю, где на крутом берегу реки Серет имелась сухая площадка. От нее до Прикарпатья не менее полутора сот километров. Обычным истребителям лететь туда невозможно, для дальних же — самый раз.
— Лети четверкой, — приказал Воронину командир полка. — Ты там уже бывал. Прикрой переправы через Днестр и Прут. Оттуда сядешь на новом аэродроме Зубово, — и Василяка на карте показал его.
— Какие переправы прикрывать и где? — уточнил комэск.
— Свяжешься с танкистами. Они скажут. Каналы связи и позывные объявит начальник связи полка.
Капитан Воронин направляется к собравшимся летчикам, обдумывает, кого взять с собой. Марков стал уже хорошим бойцом, но сейчас предстоит очень длительный полет, район прикрытия необычно большой, воздушная обстановка малознакомая. Здесь нужен Лазарев. Но когда же Маркову познавать все тонкости широкомасштабного боя? Чтобы научиться воевать, есть одно необходимое условие — нужно воевать.
Увидев комэска, Марков идет навстречу. В глазах нетерпение: по сосредоточенному виду понял, что получено боевое задание.
— На Черновицы?..
Марков, видимо, не ожидал отказа, побледнел и, не скрывая недовольства, посетовал:
— Выходит, я заместитель лишь на бумаге?
Сказать Маркову, что на него в бою, как на Лазарева, еще пока положиться нельзя, Воронин не решился. А что, если он действительно недооценивает Маркова?
— Обиделся? — спросил лишь мягко, по-дружески.
— Как тут не обидеться, — откровенно признается он.
— Не спеши, а то споткнешься.
— В подпорках не нуждаюсь. — Виталий сам смутился своей уверенности, поправился: — А споткнусь, так встану.
— А если не хватит опыта?
— Волков бояться — в лес не ходить. Я и так два с половиной года в тылу томился, а здесь надо воевать, Петр Васильевич.
— Ладно, перестань хныкать! Кто поведет остальных летчиков эскадрильи в Зубово? Или не уверен, что найдешь новый аэродром? — Воронин решил нажать на самолюбие Маркова, и это подействовало.
— Ну как же! Я старый штурман.
Подошедший к ним Лазарев, очевидно, вспомнив свой тернистый боевой путь, тяжело вздохнул:
— Везет тебе, Виталий. С нами так не нянчились, сразу из огня да в полымя бросали.
…Подлетая к Черновицам, Воронин еще издалека заметил, что западнее города «прогуливается» пара «мессершмиттов». Значит, мы пришли вовремя. Вражеские истребители — предвестники бомбардировщиков. С нападением наши не спешат: «юнкерсы» должны быть на подходе.
Как ни всматриваются в синеву — наши летчики ничего подозрительного не замечают. Внизу через Прут наведены две переправы. К ним с севера по открытым полям тянутся колонны людей, машин, артиллерии. Войска как на ладони. Именно здесь группа Воронина и должна патрулировать. И дальше, до Коломыи. Это от Черновиц и на запад километров шестьдесят. Далеко. Да и ориентироваться трудно: противника можно было ожидать с любой стороны. Он может прийти и с юга, из-за Карпат, и с запада — со стороны Станислава и Львова. Где же лучше подобрать зону для патрулирования?
Воронин пытается связаться с землей. Молчание. Очевидно, что-то неисправно на пункте наведения.
Группа идет ближе к румынской границе. В отрогах Карпат в небольшом селении Сторожинец то и дело огоньками перемигиваются артиллерийские разрывы и рябинками стелется дымок. Идет бой. Однако здесь все укрыто садами и лесом. И все-таки следует держаться поближе к Пруту. Там нашим войскам поддержка с воздуха особенно необходима.
Попутно отогнав появившуюся группу «мессершмиттов», паши «яки» вновь идут к Черновицам. Дымовая завеса здесь постепенно редеет. Очевидно, войска, заметив нас, уже не опасаются вражеской авиации и перестают жечь дымовые смеси. Капитан Воронин сделал еще одну попытку связаться с землей. На этот раз удачно.
— Вас слышим, — донесся четкий голос пункта наведения. — У нас была неисправность. Сейчас все в порядке.
— Какова воздушная обстановка? — обрадовавшись, что установлена связь, немедленно запрашивает землю Воронин.
— До вашего прихода нас бомбили «юнкерсы». Будьте внимательны! Они скоро должны прийти. Но пока все спокойно…
— Вас понял, — с готовностью ответил ведущий группы. — Где прикажете находиться?
— Пока здесь, в районе большой деревни.
Значит, над Черновицами, понял Воронин, вглядываясь па юг, откуда скорее всего нужно ожидать бомбардировщиков.
Группа «яков» вот уже двадцать минут кружится над городом. Наши летчики время от времени поглядывают вниз. Там Черновицкий аэродром. На нем полно разбитых и раздавленных гусеницами танков фашистских самолетов. Молодцы наши танкисты: сумели так внезапно овладеть городом и аэродромом, что фашистские самолеты не успели даже взлететь.
Солнце клонится к горизонту. Пора и домой. Но вновь слышен голос со станции наведения:
— С запада идут «юнкерсы». Высота две тысячи метров. Немедленно наперехват! Курс — двести семьдесят.
Две тысячи метров. У наших — семь тысяч. И группа «яков» со снижением, разгоняя скорость, помчалась па запад. Прошло четыре минуты, но противника не видно.
Как же так, ведь нашим передали, что идут «юнкерсы»? Может, пропустили?
Показался городок Коломыя со множеством трофейных железнодорожных эшелонов на станции. Летчики растерянно оглядываются по сторонам. Черновицы скрылись из виду. Здесь противника нет. «Странно, — озабоченно подумал Воронин, — но ведь так передали… Конечно же, надо было запросить пароль и убедиться, что связался со своими!» И тут со стороны Карпат комэск заметил двух «мессершмиттов». За ними должны идти «юнкерсы». Но их нет. Петр немедленно сообщает пароль на пункт наведения, чтобы там подтвердили, что связь он держит именно со своими. Однако тут же вызывает сомнение и другое: ведь противник может знать и отзыв на пароль.
Земля не отвечает. Воронин теперь запрашивает КП, для проверки связи. Тоже молчание. Назад? А «юнкерсы»? Ведь был приказ наперехват?.. Комэск еще раз пристально осматривает небо на западе — и никаких «юнкерсов», кроме пары «мессершмиттов», подозрительно вертящихся невдалеке от нашей группы. Назад! Скорее назад! Скорее назад! Бомбардировщики могут быть уже у Черновиц.
А земля молчит. Это зловещее молчание пугает. «Неужели я выполнил команду врага? — в отчаянии подумал Воронин. Но тут же взял себя в руки, — а не зря ли я тревожусь? Может быть, отказала связь па пункте наведения?»
Но вот в чистом небе стали заметны белые хлопья. Они густеют, множатся. Это наши зенитки бьют по противнику. Сомнения нет — группе подавал команды враг. Он специально отвлек внимание наших истребителей от «юнкерсов» и теперь хочет нанести удар по переправам или же по городу.
Злость н досада заполняют душу капитана Воронина. Он уже не ищет связи с землей, а впереди своей группы мчится к зенитным разрывам: там должен быть противник.
— Внимательно смотрите за воздухом! — напоминает он летчикам и, видя, что те изрядно отстали, приказывает: — Подтянуться!
Наконец вдали показались Черновицы. А южнее, со стороны Карпат, где небо буквально рябит от зенитных разрывов, идет плотный строй самолетов. Они намного выше наших «яков», причем это не «юнкерсы» и не «хейнкели», а «Фокке-Вульфы-190». Эти истребители фашисты стали использовать и в качестве пикирующих бомбардировщиков.
«Яки» устремляются наперерез «фоккерам». Их немного — всего с десяток. Но и этого достаточно, чтобы натворить бед на переправах. Наши истребители быстро набирают высоту, торопятся. Но чем ближе «фоккеры», тем яснее становится, что «яки» опоздали. Совсем на немного, но противник отбомбится раньше, чем наши пилоты смогут догнать его. Вот что значит радиодиверсия!
К сожалению, оставалась только одна возможность: перехватить противника на пикировании и помешать ему прицельно сбросить бомбы. Но враг для своей безопасности может попытаться это сделать и с горизонтального полета. Воронин мгновенно принимает решение обстрелять «фоккеров» с дальней дистанции. Петр подает команду — и вот летчики, одновременно приподняв носы своих истребителей, открывают огонь километров с двух-трех. Разноцветные трассы, изгибаясь по параболе, устремляются наперерез фашистским истребителям. Те поспешно сбрасывают бомбы. Значит, враг сбросил свой смертоносный груз на город из расчета, что промахнуться по такой большой площади вряд ли возможно. Но нет. Черное облако разрывов стелется у самой реки. Теперь сомнений нет, бомбы рвутся близ одной из переправ. Вот уже и видно: там, внизу, сверкает огонь, заметались столбы дыма, земли, воды… Южный берег и часть наведенного моста заволокло копотью. Но как только рассеялась плотная завеса дыма, летчики вздохнули с облегчением: обе переправы работали нормально.