— Что ты такой смурной? — спросила Штопка, когда аккуратно завернутые в газету и три пакета останки собачки были уложены в морозильную камеру.

— С чего веселиться-то?

— Пока вас не было, звонила Агния, они с Глебом обещали зайти. Собираются в Усть-Нарву, между прочим. Там будет какой-то съезд или конференция журналистов стран северо-западной Европы. Шведы, эстонцы, латыши. Вот и ее пригласили.

— Ну, слава Богу. Я рад за нее.

Чак внимательно наблюдал за хозяевами и внезапно совершенно отчетливо кашлянул. Настоящим собачьим кашлем.

Самарин и Штопка застыли в ужасе. Чак кашлял, и теперь это, увы, не казалось.

— Завтра же поеду к ветеринару, — сказала Штопка, — Придется лекцию пропустить, ну ничего, студенты отдохнут.

— Знаешь, за те деньги, которые тебе платят, ты можешь появляться раз в месяц, не чаще. Я вообще не понимаю, что ты там делаешь…

— Знаю, — перебила Дмитрия Штопка, — могу то же самое сказать и о тебе. Меня вообще восхищает наша страна. Сколько народу работает бесплатно или практически бесплатно! Институты, школы, больницы. Как ты думаешь, можно было бы на Западе набрать целый штат университетских преподавателей, которые все поголовно будут работать бесплатно? Я что-то сомневаюсь.

— Но лекцию можно пропустить без зазрения совести, — закончил Дмитрий. — Я правильно понял твой оправдательный монолог?

— Ну, ты и зараза, — покачала головой Штопка и снова посмотрела на собаку. — Бедный ты мой песик, что это ты вдруг закашлял? Прав был тот тип в шляпе.

— Что за тип? — насторожился Самарин, совершенно забывший, что он уже слышал об этом.

— У тебя какое-то избирательное внимание, ты не замечал? — сказала Штопка. — Ты в курсе, я же говорила, что собака кашляет.

— Говорила, — согласился Дмитрий, — но ни о каком типе в шляпе ты не упоминала. Кто это?

— Ты ревнив, как турок, — засмеялась Штопка.

— Понятия не имею, насколько ревнив турок, но ему далеко до меня!

— Я и вижу. Ну, хорошо, не буду тебя мучить.

Штопка снова рассказала о странном человеке в шляпе.

— Какой-то он не от мира сего. Колдун…

— Скорее всего, опытный ветеринар, вот и все. Обратил внимание на собаку. Ничего загадочного.

— Ну, может быть, — согласилась Штопка, оставшись, впрочем, при своем мнении.

Вскоре пришли сестра Дмитрия Агния с мужем Глебом. Когда они появились, Штопка не могла уже в который раз не подумать о том, что все-таки они очень смешная пара — конечно, с художественной точки зрения. Агнесса — невысокая полноватая розовощекость, а Глеб, напротив, — тощая, сутулая бледность. Что, впрочем, не мешало им быть совершенно счастливыми вместе.

— Добрый вечер, — глуховатым голосом сказал Глеб.

— Митенька! Леночка! Чак, собачка моя хорошая! — Агнесса бросилась целовать всех по очереди, как всегда все преувеличивая.

Как приятно встречаться с сестрой, когда она живет отдельно! Даже когда она начала рассуждать о голубых кровях и степени благородства происхождения Самариных и Пуришкевичей (Пуришкевичем был Глеб), Дмитрий больше не ощущал того дикого раздражения, какое испытывал от этой тематики раньше, когда они с сестрой жили под одной крышей.

— Теперь, — вдохновенно продолжала Агнесса, — «Самарина» — это мой литературный псевдоним. Я же не могу подписывать статьи «Агния Пуришкевич», читатели меня знают как Самарину. И вообще такое имя годится разве что для газеты «Завтра». А в жизни я, разумеется, взяла фамилию мужа. Не понимаю женщин, которые держатся за свою. По-моему, это просто поза: мол, я хоть и замужем, но сама по себе. И вообще, это означает, что они выходят замуж без серьезных намерений.

Глеб, улыбаясь, смотрел на супругу.

«Интересно, — подумал Дмитрий, — а если бы фамилия Глеба была Пронькин? Она бы с такой же готовностью взяла фамилию мужа? Или вообще бы за Пронькина замуж не пошла? Трудновато было бы доказать, что это благородная фамилия. А впрочем, кто ее знает…» После событий прошлого года Дмитрий пересмотрел свое отношение к сестре. Он уж думал, что она никогда не выйдет замуж. Удивляло и еще одно: интересно, как она умудряется уживаться со свекровью. Сам Дмитрий был убежден, что с его сестричкой ужиться не мог бы и ангел.

— А мы с Глебом уезжаем на неделю в Усть-Нарву!

— Теперь это место называется Нарва-Йисуу, — заметил Дмитрий. — Нужно уважать права эстонского народа.

— Традиционно по-русски этот город называется Усть-Нарва! — с вызовом заметила Агнесса. — Мы же не называем Пекин Бейджином, хотя по-китайски правильно будет именно так.

— Видишь ли… — начал кипятиться Дмитрий.

Штопка и Глеб переглянулись. Обычная встреча брата с сестрой. Всякий раз все тот же сценарий. Пять минут — и они уже сцепились. Просто непонятно, как они жили вместе все эти годы.

— Как Гера? — спросила Штопка Глеба, оставив брата и сестру спорить о загадках топонимики.

— Прекрасно. Мы, кстати, хотим ее взять с собой. Мы узнавали, можно приехать с собакой, если маленькая.

— Надо же, до чего дошла демократия! Раньше мне бы и в голову не пришло даже узнавать, можно ли приехать с собакой. Хоть с большой, хоть с маленькой!

— Тлетворное влияние Запада. В Москве теперь даже в метро можно с собакой ездить.

— Поразительно! А у нас Чак покашливает. Говорят, плохой признак, завтра поведу его к ветеринару.

— Может, лучше на дом вызвать…

— А я тебе говорю совершенно о другом! — донеслось до них. Дмитрий явно превышал тон, допустимый для светской беседы. — Тогда зови Стокгольм Стекольной, а Осло Христианией!

— Не пойму, — отвечала Агния с ядовитой иронией, — ты же в Рим собираешься, а не в Рому и в Париж, а не в Пари. Вот что удивительно!

Топонимика явно не требовала человеческих жертв, и Штопка поспешила вмешаться:

— А что, мы в Париж собираемся? Митька, это было бы здорово! Остановимся у Анны Бошан!

— Да, только нужно до отпуска дожить, — сразу же пришел в себя Самарин.

— Обещали же в январе.

— Теперь неизвестно, после убийства Савченко. Наша верховная власть взяла дело под личный контроль.

— Серьезно? — спросил Глеб. — И что это значит? Я имею в виду, в чем это выражается?

— Да ни в чем. Будут по телефону названивать, нервы трепать. Бумажек вагон писать придется. А так… Отпуск могут задержать. Только и всего. Да ты что, нашей системы не знаешь?

Глеб систему знал даже слишком хорошо.

— Значит, тебе и Савченко поручили? — Агния уже забыла и Стокгольм, и Стекольну. — Сегодня я была на пресс-конференции Новосельской и спросила ее об убийстве Савченко. Он был настоящий бандит, вы же знаете! Таких убирать нужно. Сначала нажился на пенсионерах, которые несли ему последние крохи. И, заметьте, о нем все как-то сразу забыли. Ему удалось все свалить на Бориса Бельды, а начинали-то они вместе! Теперь угодил в скандал вокруг Вашингтонского банка. Я слышала от очень знающих людей, что вот этот его фонд, как он там называется… «Отечество в опасности»… Нет, это политический блок, который его выдвинул. Тоже неплохо бы с ним разобраться. А фонд называется «Мое отечество». Так вот, компетентные люди говорят, что этот фонд — просто прачечная.

— Как это? — не поняла Штопка. Дмитрий и Глеб расхохотались.

— Ничего смешного, — недовольно заметила Агнесса. — Отмывал он денежки через него, вот и весь смех. Большие деньги через него проходили, между прочим. Так что мое мнение: угробил этого Савченко кто-то, и слава Богу, одной мразью меньше. Жалко, что не всех их перебили, а то дышать бы легче стало.

— Это твое мнение, — перебил сестру Дмитрий. — Ты мнение Новосельской изложи. Твое мы знаем.

— При чем здесь ее мнение? — Агния пожала плечами. — Что она может на пресс-конференции сказать? Она же умный человек. Сказала то, что обычно говорят в таких случаях. Что, мол, Савченко был нехороший человек, но и убивать нехорошо. Нужно все решать правовыми методами.

— Но это в принципе верно, — сказала Штопка, — ведь если мы можем убивать тех, кто нам не нравится, значит, и они тоже имеют полное право убивать нас. Мне не нравится, когда меня убивают.

Дмитрий взглянул на нее так, будто умолял: «Не продолжай!» Все слишком хорошо знали, что скрывается за этими словами.

— Все это очень красиво на словах, — заметила Агнесса. — Цивилизованное общество, правовое сознание, достойное существование. Да нет его, этого правового сознания. И такие, как Савченко, будут править бал!

— Да что там Савченко, — мрачно вставил Глеб. — Его хозяева.

— Именно! — продолжала Агния. — Он в данном случае пешка, подставное лицо. Получается, они могут поступать с нами, как угодно, потому что ИМ закон не писан, а мы должны все делать в рамках законности. Вот они и будут давить нас, как тараканов.

— С волками жить — по-волчьи выть?

— Именно!

— Но есть опасность самому превратиться в того волка. Штопка решила перевести разговор на другую тему:

— А Новосельская вообще как, понравилась? Я давно заметила, если человека видишь в реальной жизни, от него другое впечатление остается. Даже с артистами. Казалось бы, сто раз видел на экране телевизора, а потом увидел на сцене — совершенно другое дело.

— Ничего удивительного, — пожала плечами Агния. — Энергетика. Телевизор ее передать не может, а настоящий актер, когда он выходит на сцену, наполняет своей энергией зал. Большой актер — тот, у кого это получается. Шаляпин, например, был почти гипнотизер. Сейчас мы слушаем его пластинки и понять не можем — почему от него с ума сходили?

— Так ты про Новосельскую.

— Она очень мне понравилась. Умная, толковая. И главное: умеет формулировать свои мысли четко и определенно. Смотришь на нее и понимаешь: она действительно честный человек. Вот таких только и следовало бы пускать в политику. Людей с честными лицами. Кстати, я тебе не сказала самого главного. В Усть-Нарву, или как там ты ее называешь, из всего Петербурга пригласили только меня и Бориса. С семьями. Вот так. Ты и не знал, какая у тебя сестра знаменитая.

— Алю сегодня по телевизору покажут, — вставил Глеб, — в материале о пресс-конференции.

Дмитрий посмотрел на него с удивлением. Да уж, точно муж и жена — одна сатана.

— Давайте посмотрим, — сказала Штопка, чтобы погасить разногласия.

Чак не принимал участия в споре о правовом государстве. Он чувствовал себя неважно и тихо лежал на своем коврике.