1870 год. Осень
Племянник великого Наполеона Луи Бонапарт с трудом удерживал власть в стране. Всё больше рабочих вступали в секции Интернационала. Чтобы отвлечь свой народ от революции, «маленький Бонапарт» объявил войну Пруссии. В военных обзорах Энгельс предсказал ему поражение. Предсказание сбывалось с удивительной точностью.
Энгельс переезжал из Манчестера в Лондон: Женни и Ленхен сняли для него дом, удобный и недорогой, на Ридженс-парк-род. А главное, он был в десяти минутах ходьбы от дома Маркса.
Энгельс в последний раз посетил библиотеку в клубе Альберта и заседание Шиллеровского общества, которым руководил много лет, прошёл мимо конторы бывшей своей фирмы…
Вещи были уложены. Вместе с Лиззи, ставшей его женой, маленькой племянницей, прозванной Пумпс, Энгельс отправился в Лондон.
* * *
Маркс — Энгельсу
в Манчестер
Лондон, 5 июля 1870 г.
«Дорогой Фред!
…Лафарг известил меня, что один молодой русский, Лопатин, привезёт от него рекомендательное письмо. Лопатин посетил меня в субботу, я пригласил его на воскресенье (он пробыл у нас с часу дня до двенадцати ночи), а в понедельник уехал обратно в Брайтон, где живёт.
Он ещё очень молод, два года провёл в заключении, а потом в крепости на Кавказе, откуда бежал. Он сын бедного дворянина, и в Санкт-Петербургском университете зарабатывал себе на жизнь уроками.
Очень ясная, критическая голова, весёлый характер, терпелив и вынослив, как русский крестьянин, который довольствуется тем что имеет…
Чернышевский, как я узнал от Лопатина, был присуждён в 1864 г. к восьми годам каторжных работ в сибирских рудниках, следовательно, ему нести эту ношу ещё два года…
Твой Мавр».
Уже в первый вечер они подружились. Лопатину было двадцать пять лет, Марксу — пятьдесят три.
Лопатин говорил по-немецки, вставляя французские, английские фразы, на помощь пришла и латынь.
Маркс громко смеялся над его рассказами, он звал младшую дочь, жену, чтобы те тоже послушали.
Тусси, четырнадцатилетняя девочка-подросток, тут же взялась исправлять английское произношение у Лопатина.
На несколько часов Маркс и Герман уединились в кабинете. Лопатин читал по-русски переведённые им места из «Капитала».
— Я специально изучил этого автора, которого вы разбираете, — говорил он Марксу, — и заметил ещё большую путаницу понятий против той, которую отметили вы. — Лопатин не сразу отважился на замечания: а ну как Маркс обидится…
— Это прекрасно! — обрадовался Маркс. — Объясните подробнее.
Лопатин стал объяснять.
Маркс тут же достал рабочий экземпляр книги и стал делать пометки.
— Однако ни один из русских пока ещё не изучил так глубоко мою книгу, как вы, да, пожалуй, и среди моих соотечественников найдётся немного, — проговорил Маркс, когда Лопатин замолчал. — Ваши замечания ценны, и я использую их при подготовке нового издания.
— Женни! Этот могучий молодой человек к тому же обладает и могучим умом! — говорил Маркс за столом вечером.
— Боюсь, что могучему телу и могучему уму Брайтон не даёт достаточно пищи, — пошутила Женни. — Переселяйтесь к нам, — предложила она уже серьёзно. — Я ведь знаю, как живётся эмигранту, особенно в первый год. У нас в доме вы всегда найдёте отдельную комнату, и никто вас не стеснит, бродяжничайте сколько понадобится, а на столе для вас всегда будет готовая еда.
— Мама, господину Лопатину это не надо. В Брайтоне он специально купается вдали на бесплатном пляже и ест там ракушки! — с благоговением сказала Тусси.
— Милая, если бы ты хотя бы три дня ела одни ракушки, ты, я думаю, сбежала бы от такой жизни куда угодно. Переселяйтесь к нам! — снова предложила Женни Лопатину.
— К тому же вам потребуется немало книг, а в Брайтоне их не найти, — добавил Маркс.
Они вновь уединились в кабинете, и Маркс подробно расспрашивал о Чернышевском.
— Я ведь специально стал изучать русский, чтобы прочесть его работы.
Лопатин рассказывал всё, что знал по Петербургу и от Лаврова, дружившего с великим каторжанином.
— Это преступно, — проговорил Маркс, — один из самых глубоких умов нашего времени отнят у человечества!
— А в это время в русской эмиграции разброд, — сказал Лопатин. — Чернышевский нужен именно здесь. II я думаю, мы сумеем спасти его.
— Это не так просто, дорогой Герман, — Маркс заговорил тихо, — тут важно не переоценить силы, а ещё важней — провести всё дело в полной секретности. Эмиграция наводнена шпионами.
Когда поздно вечером Лопатин уходил, его провожала вся семья.
20 сентября Энгельса и Германа Лопатина единогласно избрали членами Генерального Совета Интернационала.
Вместе с Лесснером Лопатин стал организатором демонстрации английских рабочих в защиту республиканцев Франции.
Вскоре Герман Лопатин исчез из Лондона, и мало кто знал, что он вновь тайно пробрался в Россию, чтобы попытаться спасти Чернышевского от сибирской каторги.
1871 год. Весна
28 марта на площади Ратуши, заполненной тысячами парижан, под звуки «Марсельезы» была провозглашена Парижская коммуна.
Поддерживать связь с Коммуной было трудно. В парижских предместьях стояли войска прусского короля.
В Версале генерал Тьер собирал остатки верной ему армии, готовился к походу на Париж. Внутри города действовали его агенты.
— Почему коммунары медлят! — нервничал Энгельс. — Надо немедленно нанести Тьеру удар, пока он в Версале. Не дать ему возможности собраться с силами.
Тьер, знаменитый своей скупостью, приказал генералам никаких денег на нужды солдат не жалеть. Его армия увеличивалась с каждым днём.
2 апреля Тьер сам двинул свои войска в наступление. Скоро всем стало ясно, что Коммуна проигрывает одно сражение за другим.
Члены Интернационала собирали митинги в защиту Коммуны во многих городах Европы. Пролетарский депутат Бебель защищал восставших даже на заседании германского рейхстага.
21 мая версальцы ворвались в Париж. Неделю длились жестокие уличные бои. На улицах лежали убитые рабочие. Армия действовала как огромный карательный отряд. На одном лишь кладбище Пер-Лашез были расстреляны тысяча шестьсот человек.
28 мая на баррикадах погибли последние отряды коммунаров.
Сразу после поражения Маркс написал воззвание «Гражданская война во Франции». 30 мая он зачитал его на заседании Интернационала. Генеральный Совет принял воззвание единогласно. Было решено немедленно отпечатать его большим тиражом на многих языках.
Энгельс лично занялся этим: договаривался с переводчиками, контролировал набор текста в типографии. Скоро воззвание пришло в каждую секцию Интернационала.
Годы 1880-1883
Середина девятнадцатого века была отмечена неслыханным развитием науки. Никогда прежде не появлялось сразу столько великих физиков, химиков, математиков, естествоиспытателей. Мир удивлялся новым открытиям.
Попытки проанализировать эту массу открытий, объединить беспорядочные знания в единую систему вносили в науку ещё больше путаницы.
Подобную попытку предпринял и приват-доцент Берлинского университета Дюринг. Противник его идей Вильгельм Либкнехт просил Маркса и Энгельса критически разобрать работу Дюринга, внести, наконец, теоретическую ясность.
Естественные науки всегда увлекали Энгельса. Он один из первых в Англии читал работы Дарвина, дружил с известными учёными…
— Спасибо путанику Дюрингу. Давно нора с точки зрения диалектического материализма рассмотреть различные области естествознания, — сказал он Марксу.
В германской социал-демократической газете «Вперёд» Энгельс напечатал серию статен под названием «Переворот в науке, произведённый Евгением Дюрингом».
Через год эти статьи вышли отдельной книгой «Анти-Дюринг». Маркс написал для неё главу о политической экономии.
К «Анти-Дюрингу» примыкала другая работа Энгельса «Диалектика природы». При жизни её издать не удалось.
* * *
С годами смерть неумолимо лишала его друзей и близких. Каждую утрату Энгельс переживал с болью.
Великан Шаппер, Вильгельм Вольф, Георг Веерт…
Веерт так и не издал свои стихи отдельной книгой. Многие из них в единственном экземпляре хранились у Энгельса. Теперь, после смерти друга, он подготовил сборник к изданию.
Умерла Мери. Казалось, в тот день померк свет…
А теперь Энгельс похоронил Лиззи.
В 1880 году заболела жена Маркса. Все знали, что надежды нет. Она слабела с каждым днём, но находила в себе силы шутить, подбадривая близких.
Последние слова Женни были обращены к самому дорогому для неё человеку:
— Карл, силы мои сломлены.
Из письма Элеоноры Маркс Вильгельму Либкнехту
«…2 декабря умерла мамочка… Когда приехал наш дорогой Генерал, он сказал, — и это меня тогда почти ожесточило против него:
— Мавр тоже умер.
Это действительно так и было.
С жизнью мамочки ушла и жизнь Мавра. Он упорно боролся со своими недугами — он ведь до конца был борцом, но он был сломлен. Общее состояние его здоровья всё ухудшалось. Будь он эгоистичнее, он просто махнул бы на всё рукой. Но для него существовало нечто, что было выше всего, — это была его преданность делу. Он пытался завершить свой великий труд.
…Но вот обрушился последний страшный удар: известие о смерти Женни (Лонге). Женни, старшая и самая любимая дочь Мавра, умерла внезапно (11 января)… Я тотчас же выехала в Вентнор. Мне приходилось в жизни переживать немало горьких минут, но никогда мне не было так тяжело, как тогда. Я чувствовала, что везу моему отцу смертный приговор».
Энгельс — Шарлю Лонге
в Аржантей (телеграмма) — Лондон. 14 марта 1883 г.
«Маркс скоропостижно скончался сегодня в три часа дня; ждите письма.
Энгельс».
Энгельс — Фридриху Адольфу Зорге
в Хобонен — 15 марта 1883 г., 11 час. 45 мин. вечера «…Человечество стало ниже на одну голову, и притом на самую значительную из всех, которыми оно в паше время обладало. Движение пролетариата идёт дальше своим путём, но нет того центрального пункта, куда, естественно, обращались в решающие моменты французы, русские, американцы, пемцы и каждый раз получали ясный, неопровержимый совет, который мог быть дап только гением во всеоружии знания…
Твой Ф. Энгельс».
Энгельс — Иоганну Филиппу Беккеру
в Женеву
Лондон, 15 марта 1883 г.
«…Старый дружище! Теперь мы с тобой, пожалуй, последние из старой гвардии времён до 1848 года. Ну, что ж, мы останемся на посту. Пули свистят, падают друзья, но нам обоим это не в диковинку. И если кого-нибудь из нас и сразит пуля — пусть так, лишь бы она как следует засела, чтобы не корчиться слишком долго.
Твой старый боевой товарищ
Ф. Энгельс».
Энгельс — Петру Лавровичу Лаврову
в Париж
Лондон, 24 марта 1883 г.
«Дорогой Лавров!
Я получил длинную телеграмму из Москвы, в которой меня просят возложить венок на могилу Маркса от имени студентов Петровской земледельческой академии…
Я бы хотел сообщить этим славным ребятам, что получил их телеграмму и выполнил возложенное на меня поручение…
Преданный вам Ф. Энгельс».
…Гроб с телом Маркса опустили в ту же могилу на Хайгетском кладбище, в которой 15 месяцев назад похоронили Женни.
В день смерти Маркса российскую границу пересёк сбежавший из царской ссылки Герман Лопатин. Он радовался весеннему солнцу и был уверен, что через несколько дней в Лондоне обнимет Маркса, которого любил как друга, уважал как учителя, почитал как отца.
Г. А. Лопатин — Энгельсу
в Лондон
Париж, 28 марта 1883 г.
«Дорогой Энгельс!
Надо ли говорить Вам, как тяжело мне было узнать о смерти Маркса? Надо ли говорить Вам, как искренне и глубоко я сочувствую Вашему собственному горю?..
Я слышал от Лаврова о Вашем последнем письме к нему и постараюсь узнать через одного из московских студентов фамилии лиц, пославших эту телеграмму.
Вместе со всем научным и социалистическим миром я с нетерпением жду первого просмотра бумаг Маркса.
Примите ещё раз выражение моего глубочайшего сочувствия и верьте неизменной и искренней преданности
Вашего Г. Лопатина».