ВОЗВРАЩЕНИЕ КНЯЗЯ

Князя Владигора, пронзенного синегорской стрелой, не было на склоне. Млад вместе с провожавшими их угорами и со своими двумя дружинниками обшарил каждый куст — даже следов раненого или убитого князя они не нашли.

Угоры, напуганные этим таинственным исчезновением, уселись в круг и принялись молить своих богов Уга и Ора заступиться за князя, да и за них самих. Слишком много непонятного произошло у них на глазах за эти два дня. Млад пытался их успокоить.

— Наш князь, он такой! — говорил он сотнику, с трудом веря в собственные слова. — Сколько раз попадал в беду, всегда выходил с победой!

Сотник порывался снова обыскивать склон и в конце концов нашел клочочек оленьего меха, зацепившегося за ветку колючего куста.

— Великий Эльга повелел мне проводить Ай-Мэргэна с почетом. Что я теперь скажу ему?

— Скажи, что проходы в горах мы со своей стороны закрывать не будем, путь для ваших людей всегда свободен. Но и наших не обижайте, в плен не захватывайте, — солидно отвечал Млад.

А в душе у него была черная тоска. Он ведь тоже не представлял, как вернется в свое княжество без Владигора и что скажет княжне Любаве, Ждану, доверившему ему важное дело, отцу.

Сотник передал ему два десятка оленей с ношами. Там были упакованы подарки, только какая с них теперь и кому радость?

Все же они с сотником обнялись, назвали друг друга братьями и пошли в разные стороны.

Закадычный друг Якун, что сдуру выпустил в князя стрелу, приняв его за врага, кручинился так, что Млад опасался, как бы не наложил на себя руки. Млад и сам был готов казнить его. Но если подумать, то за что? За то, что родную землю спешил защитить, геройски драться супротив сотни противников? Потому Млад решил, что он не судья Якуну, а пусть все определяют старшие.

Так они и двигались верхом, понурые, на понурых лошадях, которые быстро почувствовали настрой хозяев. Рядом трусил налегке Лиходей и шли олени, груженные подарками, непонятно для чего и зачем. И неожиданно встретилась на дороге вся дружина. Со Жданом впереди.

— Да это же Млад! Ты смотри, угорой заделался, оленей отвоевал! И Якун с ним, и Радуй! — радовались молодые дружинники нечаянной встрече. — А князя куда подевали?

Но Ждан по хмурому лицу Млада сразу догадался о том, что случилась беда. Поставил дружину на привал, отвел всех троих и подробно, входя в каждую мелочь, расспросил о пропаже князя.

Якуну и говорить-то было почти нечего: увидел рослого угору, понял, что это у них главный, поднялся из-за камня и пустил стрелу.

Вот и весь рассказ. Был бы настоящий враг, его бы за геройство сам Ждан наградил. А теперь Якун только и просил об одном:

— Судите уж меня поскорей или казните как!

— Перун тебя казнит, ежели найдет нужным, — ответил Ждан. — А пока иди к дружине да помалкивай. И ты, Радуй, помалкивай о том, что случилось. Завтра, возможно, сеча будет. Там себя и проявите.

Младу же он объяснил, что дружине пришлось выйти почти сразу вслед за ними, потому что пришли новые худые вести: правитель Саддам уже перешел пограничье и стоит на синегорской земле.

Млад больше всего боялся, как бы Ждан не подумал, что князя они плохо искали. Но Ждан рассудил иначе:

— Князя многие берегут, сам знаешь. Ну подобрали бы вы его со стрелой в сердце, а дальше что? Верю, он скоро объявится, как узнает о том, что на битву идем. А искать его нам — все равно что неводом звезду с неба ловить. Пустое дело. Я-то уж вместе с князем столько прошел! Так что и ты пока помалкивай. Отлучился, мол, князь, — и все.

Не знал Млад, что вместе с войском, которое следовало позади главной дружины, ехал на простенькой лошадке парень с непомерно круглыми глазами. И едва Ждан кончил разговор с Младом, как направился он к войску, которое тоже, вслед за дружиной, встало на отдых.

Отыскав взглядом круглоглазого парня, Ждан отозвал его кивком в небольшой лесок, там они поговорили коротко о чем-то, и молодой воин поехал в глубину леса — видимо, исполнять приказ воеводы. Так что Ждан вернулся на дорогу один. А скоро из лесу тяжело поднялся большой филин и, несмотря на дневной свет, полетел — а куда, о том и не ведал никто.

Владигор открыл глаза и хотел немедленно вскочить.

— Лежи, князь, набирайся сил, — успокоил его чей-то знакомый голос.

— Забавка? — выговорил непослушными губами он, ощущая такую слабость, что какое там вскочить — на одно имя сил не хватило.

— Я, я, князь. А ты, молчи, милый.

«Что же это — разве я все еще в шалаше?» — удивился Владигор, хотел спросить об этом, но тут его окутал густой туман, в котором исчез весь мир.

— Будет утро, все тебе расскажу, — донесся до него шепот Забавки.

— Вот ведь как бывает: думал, что давно расстался с тобой, ан нет, все еще в том шалаше, — произнес он кому-то. Но это были не слова, а затухающая мысль.

А утром в окно заглянул большой филин. Ветка сирени была для него слаба, и потому он зацепился когтями за стену и висел вниз головой.

— Что тебе, Филимон? — с досадой спросила Забавка, поспешно прикрывая наготу. — Князя ищешь? Он здесь, сам видишь.

Она сняла заслоны, которые не впускали птицечеловека в замок.

— Князя не трогай. Посмотрел и лети дальше, — сказала юная ведунья, когда он, уже в человечьем образе, вошел в зал. — Князь и половины сил не набрался.

— Это уж ему самому решать. Ты его разбуди, я передам весть, а там — пусть он думает, как быть.

— У вас, у людей, вечно спешка.

Забавка сказала это и засмеялась. Филимон был человеком лишь наполовину, чего нельзя было сказать про нее саму.

— Есть-пить будешь? Небось всю ночь искал Владигора.

— Где только ни рыскал, пока не сообразил к тебе заглянуть, — сознался Филимон.

— Тебе отцовского вина или меда? Уж прости, мясом я не питаюсь. Зато фрукты есть любые, какие захочешь.

Перед Филимоном возник небольшой столик и серебряный поднос древней работы с душистыми фруктами.

— Ночью-то я двух мышей съел, так что мяса хватило, — шутя припугнул ее гость.

Но Забавка уже не слушала. Слегка пошатнувшись и ухватившись за стену, она вошла в комнату, где лежал Владигор.

«Это ведь сколько своих сил она ему отдала!» — с уважением подумал Филимон.

Князь появился скоро. Был он бледноват, но держался прямо.

— Плохие новости, Владигор, я от Ждана, с дороги. Абдархор уже на твоей земле.

— Договориться пробовали?

— Еще как пробовали!

— Ну и что?

— Так он обоих переговорщиков, что Ждан послал, привязал к двум лошадям, а лошадей погнал в разные стороны.

— Опять в свою дикость ударился!

Забавка, стоявшая тут же, услышав о новостях, задерживать не стала.

— Только побереги себя, князь, — попросила она, — хотя бы несколько дней. Нельзя тебе сразу в битву.

Она вошла в кабинет отца, уже привычно подняла хрустальный шар в воздух и высмотрела с его помощью место, где находились Ждан с войском. А вернувшись, попросила птицечеловека:

— Отойди от князя, Филимон. У меня на него одного едва силы хватит. А ты уж сам как-нибудь долетишь. Ты же, Владигор, окажешься прямо в стане своего воеводы. Лиходеюшка тебя уж заждался. — Она на мгновение смущенно замолчала, а потом, тряхнув головой, весело добавила: — Только поцелуй на прощание, не то отправлю куда-нибудь мимо.

Пока воинов кормили утренней кашей, в палатку Ждана привели лазутчика. Троих лазутчиков Ждан отправил с вечера, но вернулся только один. Способ был известный — по любому стану бродят воины в поисках своей лошади. Подходят к кострам, выспрашивают. Кто из них свой, кто чужой — в большом войске распознать трудно. Кому везет, тот возвращается невредимым и рассказывает о расположении врага, о подслушанных разговорах. Больше везет тем, кто разыгрывает неловких придурковатых парней.

Однажды перед битвой Ждан приказал хватать всех подозрительных — за ночь ему привели больше сотни парней. Некоторые даже имен своих командиров не знали. Пока их проверяли, прошла ночь. Осталось десятка два непроверенных. Их собирались изрубить как врагов. Хорошо, прибежал начальник отряда, который составлялся из всяческих потерявшихся. Он и узнал большинство из них. Зато четверо — сбежали. Ждан так до сих пор и не знал, были ли они действительно вражескими лазутчиками или своими воинами, понявшими, что им грозит.

Этот лазутчик, пробродивший по стану врага половину ночи, а вторую половину пробиравшийся в родное войско, бойко рисовал углем на доске расположение конницы Абдархора, двух отрядов пеших лучников и двух запасных конных сотен.

Силы были неравными. Мало того, Абдархор поджидал еще одно войско, которое должно было подойти к вечеру.

В тот момент, когда Ждан, отпустив лазутчика, призадумался, как действовать дальше, в палатку, как ни в чем не бывало, вошел князь.

— Живой! — только и сумел выговорить воевода.

Но больше никаких слов и не требовалось. Достаточно было светящихся счастьем глаз.

Владигор сразу взял доску с чертежом, который сделал лазутчик, и сказал грустно:

— Всегда уважал Абдархора. Свое дело знает.

А Ждан в это время с любовью и жалостью

смотрел на старого друга:

— Бледен ты, князь. Недолечили тебя.

— Под солнцем пройдет, — отмахнулся Владигор. — Бери две сотни на самых быстрых конях. Нужно обойти Абдархора так, чтобы он не заметил, и до полудня успеть к Кривому ущелью.

— Это еще зачем? — удивился Ждан. — Я к тому, что у нас и так силы малые, а если мы их дробить станем…

— Не спеши. Саддам уже стар по горам лазать и другим путем со своим отрядом не пойдет — только Кривым ущельем. Но воин он тоже хороший и может выставить заранее боевое охранение. Потому ты и берешь две сотни. Одна — чтобы сбить это охранение. Не удастся сбить — тоже ладно, главное — отвлечь. А ты в это время со второй сотней поднимаешься по горной тропе наверх, делишь отряд пополам и рушишь камни со входа и выхода — запираешь войско Саддама в ущелье.

— Стало быть, Абдархор подмоги не дождется! — Ждан потрясенно взглянул на Владигора.

Так разобраться во всем за один миг было доступно лишь князю.

— Теперь дальше, — продолжил Владигор. — Завалы они, конечно, разберут, но светлого времени им не хватит. Они к выходу из ущелья должны подойти после полудня. Абдархор сегодня биться не собирается — будет ждать подмогу. Он знает, что мы тоже подмогу поджидаем и до ее прибытия в битву не вступим. Смотри, как выгодно он расположился. Позади — холмы, на которых должны встать воины Саддама. Сам он — в долине. С одной стороны — река, с другой — густой лес. А перед долиной — овраг.

Значит, тому, кто нападает, придется по этому оврагу спускаться, а потом взбираться по крутому берегу. Но мы не станем ни спускаться, ни взбираться. Я оставляю костры и немного людей, чтоб жгли их всю ночь. А сам с войском иду по твоему пути в обход. На тех холмах, где должен расположиться Саддам, мы с тобой встретимся и начнем сечу перед рассветом, когда Абдархор еще спать будет.

— Сумеем ли мы отличить во тьме своего от чужого? — с сомнением спросил Ждан.

— Весь день, пока войско отдыхает, один отряд будет тайно заготавливать факелы. Каждому дадим по два факела. Второй — на случай, если в битве выронит. И строго скажем: каждый, кто без факела, — враг. — Владигор посмотрел на Ждана: — Как думаешь, управимся?

— Так я иду собирать две сотни, чтобы поспеть к ущелью, — ответил Ждан.

— Кого вместо себя оставляешь?

— Да хотя бы и Млада. Он от горя по тебе едва не помер, а парень очень дельный.

Вдали, не переставая, высчитывала чью-то жизнь кукушка. Когда она устала и смолкла, Ждан с двумя сотнями верных воинов отправился в обход через лес к Кривому ущелью.

 

СОТНИ ОГНЕЙ В НОЧИ

Войску на чужой земле нужно многого опасаться, а потому Абдархор вокруг своего лагеря выставил со всех сторон дозоры, которым полагалось всю ночь жечь небольшие костры, а в случае тревоги — быстро подбросить хвороста, чтобы пламя могло ярко вспыхнуть. Такой был знак опасности.

Абдархор послал в княжеское войско нескольких лазутчиков. Те вернулись и доложили, что синегорцы все еще собирают силы и нападать в эту ночь не станут.

— Если до темноты подойдет Саддам, то на рассвете нападем мы. Если нет, будем ждать до следующего утра.

План у Абдархора был простой: незадолго до поры, когда начинает светать, основным силам перебраться через овраг, а едва рассветет — ударить по спящему врагу. Чтобы войско не бездельничало днем — уж он-то знал, как безделье мгновенно рушит всю дисциплину, — он заставил плести из гибких веток мостки. Два-три таких мостка можно перебросить через овраг, чтобы быстро переправить лучников.

Саддам до заката не подошел. Но Абдархор не слишком волновался. Старый уже стал правитель. Когда-то был быстрый, как лев, но кто об этом теперь помнит? Так и с ним самим будет когда-нибудь тоже. Что молодому волку до заслуг старого вожака! Абдархору уже не раз более молодые сотники и тысяцкие намекали, что пора повернуть войско против Саддама, — даже с этим походом старик медлил, нее чего-то ждал, даже хотел послать Абдархора с очередным посланием к Владигору. Только зачем? Не достаточно ли того унижения, которое претерпел Абдархор, вручив предыдущее наглое послание синегорского князя? Кто еще называл его старым ишаком и грязным верблюдом?! Столько красивых, благородных слов было сказано князем в своем замке, и все лишь для того, чтобы страшнее звучали оскорбления, которые князь нанес всему войску Саддама и Абдархора!

Пусть видят боги и покойные предки, они не хотели этой войны. Но чем еще можно ответить на мерзкие слова и подлые притязания? Может быть, они даже не станут убивать синегорского князя. Посадят его задом наперед на ослицу и провезут перед собравшимися на суд племенами. Уже этого позора будет достаточно. Наказанные таким образом, люди его племени сами уходят навсегда в пустыню.

Предательства не прощают тем, кто сам предлагал дружбу. А потому, когда от имени князя пришли двое посыльных с теми же лживыми словами о дружбе, Абдархор распорядился показать, что сделает с теми, кто этих посыльных послал.

Уже темнело, а Саддам так и не появился. Хотя старик мог подойти и ночью, если миновал засветло Кривое ущелье. Абдархор еще раз взглянул на сигнальные костры. Все было спокойно.

— Труби отбой! — приказал он сигнальщику.

И тот протрубил в длинный рог сигнал, который так любил каждый из воинов. Но самому Абдархору не спалось. Несколько раз выходил он из своего шатра и проверял сигнальные огни. Костры рядом с шатрами простых воинов догорали. Легкий туман, смешавшийся с дымом, стлался по долине, и какое-то смутное беспокойство не давало ему заснуть. Лишь ближе к утру он забылся тяжелым сном.

И проснулся как от толчка. Вот что ему надо было сделать, вот о чем он не подумал: надо было выставить дозорных не только на холмах, которые он оставил Саддаму, — дозорные должны были стоять и дальше в полях, которые тянулись почти до самого Кривого ущелья.

Путаясь в пологе, он стал выбираться из шатра, чтобы унять беспокойство, а когда вылез и поднял голову, с ужасом обнаружил, что на долину с холмов мчатся сотни огней. И никто, никто в его лагере не трубит тревогу!

Не хотел этой битвы Владигор! А желал он с жителями пустыни мира. И будь его воля, остановил бы оба войска, пошел бы в лагерь неистового воина Абдархора, сел бы у него в шатре и выпили бы они оба по чаше напитка, что готовится из молока кобылиц. И убедил бы князь, что не только не держит никакого зла на Абдархора, а даже наоборот — всегда говорит о нем с уважением и ставит его благородство в пример молодым воинам. Да только если уж прыгнул, так надо и приземляться.

Едва стемнело, князь вызвал сотников и приказал обмотать копыта у всех лошадей тряпками. То же было сделано и с доспехами. Чтобы ни один щит не громыхнул, ни один меч не звякнул.

А потом по узкой — даже и не дороге — тропе повел войско через лес в обход к тем полям, что тянулись от Кривого ущелья до холмов. На пути им не встретилось ни зверя, ни человека. Лишь добрая луна освещала дорогу.

И все это время костровые продолжали поддерживать огонь в десятках мест среди оставленного войском лагеря, чтобы враг не мог догадаться о тайном княжеском плане.

В условленном месте у сухой канавы Владигора поджидал Ждан со своими двумя сотнями. Он сделал все, как они обговаривали, и был доволен.

— Хорошо завалили, — сообщил он, — до завтрашнего утра хватит камни ворочать.

На холмах горели сигнальные костры и были видны силуэты дозорных.

— Абдархор может поставить дозорных и тут, — с тревогой сказал Владигор и приказал войску остановиться, хотя до холмов было еще далеко. — А ну как кони заржут или щитом кто о камень звякнет? Ты, Ждан, останешься здесь. Людям прикажи отдыхать, но тишину блюдите. А я возьму Млада с десятком быстрых ребят и пойду поменяю дозорных.

— Князь! Лучше бы я, а не ты!

— Знаю. Да только, когда они тебе крикнут, что ты им скажешь?

Млад быстро подобрал десяток конников, и они, стараясь не шуметь, скрылись в ночной мгле. Договорились, что сигналом будет, когда костер мигнет трижды.

Здесь, в полях, шла своя ночная жизнь. Прыгали из-под копыт лягушки, пролетали яркими искорками светляки, где-то ухал филин.

«Уж не Филимон ли? — подумал князь. — Так и буду всю жизнь каждого филина слушать с надеждой?»

Но это был не Филимон, иначе бы уже объявился.

Сигнальных костров было три. И Владигор решил начать с крайнего левого. Послав Лиходея на холм, он знаком приказал остальным следовать за ним.

Дозорные, сидящие у огня, не могли разглядеть людей, двигающихся во тьме. Зато могли хорошо их слышать. У крайнего костра дежурили двое.

— Проверка дозоров! — крикнул Владигор на языке савроматов, когда один из них насторожился и стал прислушиваться. — Не замерзли? Чужие не проезжали?

— Все спокойно, начальник! — отозвался, видимо, старший и стал подниматься.

И тут же, получив стрелу в горло, захрипел и начал оседать на землю.

Второй взглянул на него с удивлением и тоже упал, с метательным ножом, торчащим из груди.

— Огонь держите небольшим! — приказал князь, оставляя дежурными своих воинов.

У второго костра их уже ждали — слышали разговор Владигора с первыми дозорными. И стоя всматривались в темноту. Князь, стараясь, чтобы голос звучал грубее, спросил:

— Не спали? Было что подозрительное? Ну?

— Ничего не было, начальник, — робко отозвался один из них.

Воины Млада сработали быстро и тут.

Лишь у третьего костра произошла небольшая заминка. Там один из дозорных окликнул их сам. Фраза, которую он выкрикнул, была незнакома Владигору, — язык каждого племени савроматов отличался от другого, порой они и сами не понимали друг друга. Пока князь решал, что ответить, савромат крикнул что-то дозорным второго костра, у которого стояли уже люди Млада.

Но его крик успела оборвать стрела, выпущенная Младом.

— Сигналим! — скомандовал князь.

И новые дозорные трижды резко загородили щитами костры со стороны полей и трижды щиты подняли.

Князь вглядывался в степь, но никакого шевеления не видел, столь густа была тьма. Но вот он почувствовал тихое дрожание земли под многими копытами.

— Зови сотников и раздавай факелы! — скомандовал Владигор, когда Ждан поднялся к нему на холм.

И все-таки не хотел Владигор ничьей смерти. А потому, когда сотники собрались, обратился к ним с короткой речью:

— Трудно мне говорить вам то, что обыкновенно перед битвой не говорят. Но и не сказать нельзя. Прежде всего, берегите своих воинов. Но и врагов — щадите. Гоните их, безлошадных, в овраг. Пусть он набьется ими доверху. И помните: их больше, чем нас. Стало быть, нам одолеть их труднее. А ежели они одолеют — нам пощады не будет. И все же — не они наши враги, а те, кто столкнул нас с ними. Говорю это вам с болью, потому что не хотел этой битвы! Но иду впереди вас!

Сотники были люди пожилые, разумные, наставление князя они приняли близко к сердцу и поняли, что проиграть эту битву нельзя. Но князь сказал еще не все и не всем.

— Ждан, Млад, вы — берите своих молодцов и будьте рядом со мной. Коли прорубимся к Абдархору, то, может, и битву остановим. И за то нам спасибо скажут многие матери.

А дальше каждый из воинов получил по два факела, и лавина огней низринулась с холмов вниз, в спящую долину.

Абдархор, увидев надвигающееся море огней, понял все. Вот отчего не мог он спокойно заснуть! Вот что вселяло в него смутную тревогу! Он бросился к рабу-сигнальщику. Тот крепко спал, привалившись к стене шатра и широко раскрыв рот. Рог валялся рядом.

Абдархор пнул сигнальщика ногой и схватил рог. Когда-то мальчиком-сиротой он начинал свою службу в войске именно с сигнальщика. И не забыл эту науку.

Звук протяжный и тревожный разнесся над спящим лагерем. И пока сигнальщик полз к нему на коленях, Абдархор, пнув еще раз его ногой, успел протрубить тревогу несколько раз.

Никто не ждал, что синегорцы нападут среди ночи с холмов. Воины выскакивали из шатров, суетливо хватали щиты, мечи, путались в одежде, а синегорцы уже врубились в первые ряды отборного отряда.

Это были лучшие воины Абдархора, цвет его войска. Они и в эту ночь первыми встретили врага. И Абдархор готов был зарыдать, видя, как один за другим падают они под ноги напирающих лошадей. Всадники с факелами били каждого, кто попадался им под руку.

— Вырывайте у них факелы! — закричал Абдархор, поняв замысел врага, но среди стонов, криков и лошадиного храпа никто его не услышал.

Синегорцы работали мечами, копьями, разя налево и направо. Но сколько раз подряд один человек может махнуть рукой с мечом? Сто? Двести? А потом рука устанет.

Стали уставать и синегорцы.

Все же их было намного меньше, чем воинов Абдархора. И когда первый порыв кончился, силы сравнялись.

Часть савроматов была загнана в овраг. Они тоже рвались в битву, и на них приходилось оттягивать немало синегорцев.

Владигор чувствовал: еще немного, и победа может ускользнуть у него из рук. Несколько раз он пробовал прорубиться к Абдархору, но того заслоняли такие отборные воины, что попытаться сломить их сопротивление было все равно что пробивать мечом каменную стену.

Уже, как и в любой большой битве, земля под ногами стала влажной и липкой от крови. Тот, кому повезло упасть с коня, но не быть раздавленным, поспешно уползал на край побоища.

Искореженные доспехи, ломаные мечи и метательные топорики — все это валялось под ногами лошадей. Раненые кони, оставшись без хозяев, отчаянно ржали. Над полем стоял яростный крик сражающихся людей.

Ждан и Млад оберегали Владигора с обеих сторон. Но и он тоже оберегал их. Такое уж в бою правило. Пока ты бьешься с врагом справа, левый твой бок остается уязвимым, если нет с той стороны товарища. Да и на затылке не у каждого имеются глаза.

И когда Владигор успел сразить здоровенного савромата, охраняющего подступы к Абдархору, Млад бросил метательный нож в того, кто хотел попасть топориком в голову Владигору.

Заслон у Абдархора становился все тоньше. Вокруг него лежали тела лучших его воинов, с которыми он прошел не одну битву.

И тогда Абдархор, выхватив длинный кривой меч, воскликнул:

— Пустите меня, я сам сражусь с Владигором!

И в одно мгновение все замерли вокруг. Только Ждан несмело начал было:

— Надо ли, князь?!

Но и тот оборвал себя на половине фразы.

Он имел в виду, что Владигор еще не отошел после смертельной раны. Но с другой стороны, чувствуешь слабость — не лезь в битву. А если уж ввязался, кому какое дело до твоих ран. Будь готов отвечать своей жизнью или своей смертью.

Небо давно уже посветлело. Догорали, потрескивая и дымясь, факелы. Серые туманные сумерки висели над долиной. И в этом сумеречном свете все, затая дыхание, стали следить за начинающимся поединком.

Владигор развернул Лиходея и направил его грудью на легконогую лошадь Абдархора. Это был старинный его прием. Боевой друг всегда участвовал в битве вместе с хозяином. Сбивал грудью подвернувшихся лошадей, кусал врагов, копытами втаптывал их тела в землю.

Но лошадь Абдархора недаром происходила от кобылиц, за которых давали по тысяче пленных людей. Она зашаталась, но устояла. И все же Владигор успел нанести ей удар боевым топориком в шею, и только тогда она, осев на задние ноги, стала валиться на бок.

Абдархор едва успел высвободиться, а когда выпрямился, Владигор уже ждал его на земле.

Сотни людей, своих и врагов, продолжали молча следить за поединком.

— Я не хочу твоей смерти, Абдархор! — сказал князь.

— Зато я желаю твоей! — выкрикнул противник.

Шлем и щит у него были синегорской работы. Князь когда-то подарил ему свой лучший доспех, и теперь этот доспех держал не друг — враг.

Абдархор первым сумел дотянуться до княжеской головы. Владигор отклонился, и меч не рассек шлема. Однако удар был такой силы, что князь пошатнулся.

Увидев это, Абдархор немедленно ударил во второй раз. Он надеялся рассечь металлическое наплечье и лишить князя руки, но промахнулся. Князь успел уберечься и от этого удара.

И Ждан, плечо к плечу стоявший рядом с савроматом из лучшей сотни, вздохнул с облегчением: коли так, князь успел оправиться от удара по шлему.

Следующий удар был за князем. Но Абдархор успел заслониться щитом.

На это князь и рассчитывал. Меч с силой прошелся по щиту, и ремень, которым щит крепился к руке, лопнул. Теперь щит скорее мешал в обороне, чем защищал.

Владигор, не делая паузы, нанес боковой удар в шлем, и Абдархор почувствовал, как мир потерял резкие свои очертания, а его противник словно бы размазался в воздухе.

Он зашатался, и издалека могло показаться, что это шатается башня. Так он был огромен. И все же ему удалось устоять на ногах. Пересиливая немочь, он поднял мгновенно отяжелевший меч и несколько раз взмахнул им. Но эти взмахи были столь нелепы и неточны, что все поняли: конец поединка близок. Князь выбил оружие из рук Абдархора, подошел вплотную и толкнул знаменитого воина в плечо. Тот отклонился назад, но выпрямился и повис на князе.

Владигор, удерживая его на себе, лишь проговорил с печалью:

— Что же наделали мы, Абдархор?! Разве нам нужна эта война?

И никто не продолжал битвы. Все по-прежнему смотрели на своих предводителей.

— Абдархор, ты слышишь меня? — спросил князь, придерживая его одной рукой, а другой — распуская ремни на его шлеме. — Отзовись! Я и сейчас хочу быть твоим другом!

Но воин молчал.

И тогда князь бережно уложил его на землю. И все вражеские воины это отметили про себя, и все они следили, как синегорский князь воткнул в землю меч и снял шлем. А потом зычно, на всю долину, прокричал:

— Слушайте меня, воины Абдархора! Это говорю я, князь Владигор! Синегорцы не хотят войны с вами! Воткните свои мечи в землю так же, как это сделал я!

И большинство воинов выполнили его команду.

— Тех, кто может идти сам, я отпускаю домой без выкупа. Раненых будут лечить лекари. Убитых мы оплачем и похороним вместе. Битве конец!

Большинство радостно побросали на землю щиты и стали снимать доспехи. Но не все.

Воин, который стоял рядом со Жданом, подошел к князю при всем оружии, и Ждан тоже бросился следом, потому что видел: князю и самому едва хватает сил, чтоб стоять.

— Ты меня знаешь, Владигор. Мы встречались с тобой и как враги, и как друзья, — сказал воин. — Ты напрасно думаешь, что закончил войну. Она только начинается. Следом за нами придет столь страшное войско, что все прежние битвы покажутся тебе детскими играми. Но если ты поклянешься, что сразишься и с этим врагом, то мой меч будет на твоей стороне!

— Я принимаю его, — ответил князь и, теряя сознание, стал оседать на землю рядом с лежащим в беспамятстве Абдархором.

 

К ВЕЛИКОМУ ОТЦУ

Бывшие враги держали военный совет.

В большой палатке Владигора сидел на красивом ковре, согласно своим правилам, Саддам, вдоль стен стояли два ложа, на них полулежали Абдархор с перевязанной головой и князь — оба были еще слабы. У входа в палатку стоял Ждан, рука у него была на перевязи. Совещающиеся считали, что разговор слишком важный, чтобы слова его могли долететь до посторонних ушей, и поэтому Ждан стоял на страже.

— Кто знал, что письмо твое подменили! — всплескивал горестно руками Саддам. — А в результате погибло столько лучших мужей.

— Одна и та же вражья рука действует по всему Поднебесью. Она умножает нежить и ведет ее на людей. Она пытается истребить нас руками друг друга, — объяснял Владигор.

— Взглянул бы ты на наших врагов. Признаюсь, что даже никогда не ведавший страха в ужасе бежал бы, если бы столкнулся с ними нос к носу, — проговорил Абдархор. — И боюсь, нет в Поднебесье силы, которая способна справиться с ними.

— Такая сила есть, дорогой Абдархор. Или ты не знаешь, что сказали наши жрецы? — Саддам повернулся к Владигору. — Только кто осмелится совершить этот путь?

— О какой силе и о каком пути ты говоришь, уважаемый Саддам? — приподнялся князь. — Назови мне их, и я немедленно отправлюсь по этому пути. Устами ваших жрецов говорит сама мудрость. Мне не раз доводилось убеждаться в этом.

— Этот путь не для смертных, как мы с тобой, дорогой Владигор, — усмехнулся Абдархор. — Он столь же непрост, как если бы жрецы предложили пройтись по небу от звезды к звезде.

— Но они предлагают идти по земле! — не согласился Саддам. — Жрецы уверяют, что только Великий Отец остановит и уничтожит нечисть, которая надвигается на наши земли.

— Я слышал о Великом Отце, но не знаю, где он живет. Если бы знал, то пошел, — просто ответил князь. — Что важнее жизни наших людей? Это ваш бог?

— Нет, это наш прародитель, от которого происходим мы все, савроматы. Предание говорит, что когда он увидел, как нас сделалось много, то ушел в большую пещеру и там живет до сих пор, потому что бог наградил его вечной жизнью. В руках своих Великий Отец держит все силы поднебесного мира.

— Но почему же тогда он не поможет вам? — не удержался от вопроса Владигор.

— Я тоже однажды задал этот вопрос жрецам, — усмехнулся Абдархор, — и получил такой ответ: Великий Отец ведет беседу с богами. Для вечного мгновение жизни — это то, что для нас целый век поколения. Но если к нему обратиться с мольбой, он услышит и поможет. Он по-прежнему добр, да и кому же еще помогать, как не собственным детям.

— Где эта пещера? — снова спросил Владигор.

— Если бы это знать! Есть несколько преданий о тех, кто искал к ней путь. Все они не вернулись назад. Известно лишь, что дорога к ней проходит через пустыню. А дальше Великий Отец сам укажет направление тому, кого он согласится принять.

— Почему же на этот путь не ступит никто из вас? — удивился Владигор.

Ответом было долгое молчание. И лишь потом старый Саддам произнес:

— Боюсь, для нас этот путь невозможен, хотя ступить на него может каждый. Слишком тяжелы наши грехи…

— Князь, отдохнуть бы тебе, — решился напомнить Ждан.

— Но только до вечера. А утром я ухожу. Коли есть в Поднебесье хоть один, кто поможет нам, я должен с ним поговорить.

Мертвые с обеих сторон были оплаканы и похоронены. Раненых развезли на телегах по окрестным селам, и там занялись ими местные вдовы. Шутили, что спустя срок в селениях появятся черноволосые дети с голубыми глазами. Способные ходить были отпущены по домам.

Старый Саддам лично повез на родную землю своего военачальника, которому еще требовалось лечение.

А Владигор, дав последние указания Ждану, погладил ладонью Лиходея и отправился на поиск того, кто мог бы помочь в борьбе с многочисленной нечистью.

Странен был этот путь, ведущий в неизвестность. И все же Владигор делал один шаг за другим и был уверен, что идет верно.

Однако и его, словно волны, захватывали порой сомнения. Ему ли, посвященному самому Перуну, обращаться за помощью к чуждым святыням? Но он отвечал себе словами старинного мудреца, которые вычитал когда-то в одной из книг у Белуна: «Боги любого народа достойны уважения. И, придя на чужую землю, я прежде всего отдаю дань почитания ее богам».

 

ПУСТЫННЫЙ СКИТАЛЕЦ

Только пересекающий пустыню понимает, насколько велик этот мир и как ничтожны возможности человека.

В начале пути Владигор встретил путника, идущего той же дорогой. Это был старый савроматский жрец, пожелавший посетить святые места. С ним было три верблюда и множество мехов с водой.

— Я вижу, твоя лошадь умна и красива. Вижу, что силен и ты. Но вижу я и другое: что сделается с вами в конце пути, если вы до него доберетесь. У вас слишком мало запасов воды. С одним мехом не путешествуют по пустыне. А лошадь не приспособлена к длительному хождению по пескам. Возьми меня в свои спутники, а я поделюсь с вами знаниями и водой. Когда мы пересечем пески, то расстанемся здоровыми и веселье будет играть в наших глазах, — предложил старый жрец.

Так они и пошли вдвоем.

Лишь в дневное жаркое время пустыня может показаться мертвой. К вечеру и особенно по утрам все живое в пустыне улыбается жизни и без страха смотрит на солнечный мир.

Они выходили до рассвета, пока и пески и солнце были нежаркими.

Едва заметный ветер перегонял песчинки с одного бархана на другой. Им навстречу задом наперед бежали старательные жуки-скарабеи, и каждый катил впереди себя катышек овечьего помета. Их путь пересекали юркие мышки-песчанки, они прятались в узкие норки, но и там их настигала опасная для путешествующего змея — гюрза.

Иногда, тяжело ступая, выходил на вершину бархана, чтобы важно взглянуть на мир, а заодно и закусить пушистым зверьком, крокодил пустыни — варан. А более мелкие ящерки обожали забежать в тень человека и, дрожа всем телом, быстро зарыться в песок.

Князь и старик жрец, один на коне, другой — на верблюде, двигались с бархана на бархан, оставляя за собой длинные неровные линии следов.

Когда солнце поднималось выше и начинало опалять тело, они добирались до колодца.

— Скажи, старик, кто выкопал эти колодцы?

— Колодцы? — удивлялся столь простому вопросу старик. — Я думаю, их выкопали сами боги, потому что они были всегда, как и многое в Поднебесье.

— Боги не занимаются копанием колодцев. Для этого есть люди.

— Может быть, и так. Мне достаточно знать, что колодцы спасают человека. Пусть вода в них кажется слегка солоноватой, но ее с удовольствием пьют верблюды.

Лиходей тоже пил эту воду, хотя бы потому, что другой не было. А напившись, можно было омыть и ноги, и тогда Владигору казалось, что большей радости не существует, чем вытянуться в жалкой тени двух-трех колючих саксаулов, окружавших колодец, и пережидать, пока солнце, стоящее в небе прямо над головой, не станет снова снижаться. Когда же приблизится прохладное предвечернее время, пустыня снова оживет, а путники поднимут животных и двинутся дальше.

Так было три первых дня.

Старик мало интересовался прошлой жизнью Владигора. Однако про себя иногда рассказывал. Его отец, дед и прадед были жрецами. У отца с матерью он родился шестнадцатым, и родители решили, что детей у них слишком много. А потому, не долго думая, закопали его в песок. Но следом шел караван. Погонщики верблюдов наткнулись на новорожденного младенца и выкормили его верблюжьим молоком. Спустя несколько лет отец признал своего сына по знаку на плече, который выжигал всем своим детям сразу после появления на свет. А потом так случилось, что все пятнадцать его братьев погибли во время большого мора и только он мог утешить старость отца, ставшего к тому времени слабосильным.

— Ты еще молод, спутник, и потому счастлив, — говорил старик. — Молодость — это всего лишь тонкая позолота на печали судьбы. Когда же человек, вскарабкавшись на вершину жизни, спускается туда, откуда он и явился, печаль все сильнее захватывает его сердце. Но вместе с печалью приходит и спокойное знание. Сколь многих глупостей и постыдных поступков я бы мог избежать, будь это знание при мне в молодые годы! Теперь же остается лишь идти с тобой по пустыне и с грустью вспоминать свою жизнь, словно это была жизнь чужого для меня человека.

Поздно вечером, когда заканчивался третий день их пути и старик, по обыкновению помолившись своим богам, стал устраиваться на ночлег, он рассказал Владигору другую свою историю.

— Я вижу, ты человек верный. К тому же мы расстанемся с тобой, едва дойдем до края пустыни, а потому я доверю тебе одну из своих тайн.

— Подумай, — предупредил Владигор, — стоит ли это делать? Ведь ты можешь и пожалеть об этом.

Но старик не послушался:

— Я сказал тебе, что иду поклониться святым местам. Это именно так. Но лишь наполовину. Я иду поклониться могилам своих предков, а также вернуть долг жизни, — проговорил он с важностью и взглянул на князя.

Владигор молчал.

— В молодости я служил у человека, который был одним из самых богатых людей своего города, — продолжил старик. — Как это случается с молодыми людьми, я полюбил юную красавицу. У человека был сын моих лет, мы с ним дружили, и оба мы нравились этой девушке. Сын был красив как бог, образован и остроумен, и девушке он нравился больше, чем я, но отец держал его в строгости и не позволял думать о свадьбе. Однажды я увидел на столике у своего господина раскрытую шкатулку с драгоценностями и вытащил два прекрасных перстня с роскошными бриллиантами. Повторяю, господин мой был одним из самых богатых и знатных в городе. В тот же вечер я подарил один из перстней своей возлюбленной и наконец получил от нее первый поцелуй. Когда же я вернулся в дом, то застал там переполох. Хозяин обнаружил пропажу драгоценностей, допрашивал всех домашних, а потом решился их обыскать. Второй похищенный перстень был при мне, я не ожидал, что пропажа обнаружится так быстро. Я мог считать свою жизнь пропащей — хозяин выгнал бы меня из дома в этот же вечер. Мы стояли рядом с его сыном, и в последний момент мне удалось подбросить перстень к нему в карман. Гневу отца не было пределов, когда он обнаружил пропавшую драгоценность в кармане у собственного сына! Он не только выгнал его из дома, но и опозорил перед всеми родственниками, так что сыну пришлось покинуть тот город и поселиться за городской стеной. Вскоре после этого хозяин заболел и умер, завещав перед смертью мне все свое богатство. А юная девушка стала моей женой. До середины жизни я считал, что живу счастливо.

Но с годами я все больше стал ненавидеть эту красавицу, которой выпало несчастье войти хозяйкой в мой дом. Она часто надевала злополучный перстень. Перстень был и в самом деле прекрасен. И однажды я чуть не отрубил ей палец! Ведь все эти годы я ни на миг не забывал, что из-за этого перстня я лишился друга. Вскорости жена моя заболела оспой и ее былая красота превратилась в уродство. Она недолго мучилась от моей ненависти и по истечении нескольких лун умерла. Мне же долго везло — и богатство мое продолжало расти. Я щедро делился им с бедными, но странно — кому бы я ни помогал, помощь моя приносила им одни горести. То, что я приобрел предательством друга, должно было принадлежать ему. Я продал все и намерен вручить это богатство своему другу Убайду, который, как говорят, по-прежнему ютится за городской стеной. Возможно, этот поступок хотя бы немного облегчит ношу моих грехов.

На четвертый день в середине утреннего пути старый жрец начал неожиданно поводить головой, принюхиваться, а потом остановился и сказал испуганно:

— Беда! Приближается черная буря, самум! Я, как более привычный, ее, конечно, перенесу. Но я беспокоюсь за тебя и твою лошадь. Советую вам привязаться друг к другу.

Владигор оглянулся кругом: беды ничто не предвещало. Но в скором времени и в самом деле пронеслись один за другим несколько порывов ветра. А потом вдали показалось черное облако. Ветер дул все свирепее, колкий песок забивался в волосы, нос, уши, глаза. А потом наступила полная мгла. Владигор заставил Лиходея лечь, сам тоже улегся рядом и скоро почувствовал, как их засыпает песком.

Когда буря стала стихать, князь поднял коня и стал искать старика. Он нашел его в отдалении. Тот ходил кругами, словно слепой, постанывал и вскидывал руки к небу.

— О горе мне, горе! — воскликнул он, наткнувшись на Владигора. — Во время бури ушли верблюды и унесли всю мою воду!

— Они не могли далеко уйти, надо искать их, — предложил князь.

Но сколько они ни ходили, сколько старик ни звал их, верблюдов не было нигде.

— Дойдем до колодца, а там запасемся новой водой, — пробовал утешить Владигор.

— До колодцев? — переспросил с плачем старик. — Как мы можем дойти до колодцев, если я не знаю пути! Или ты не заметил, что нас вел пожилой верблюд? Он столько раз ходил по этой дороге и знал ее! Я же следовал за ним. Он и увел остальных к колодцам во время песчаной бури, оставив меня ни с чем!

Воды у самого Владигора было немного. Он привык пополнять ее запас каждый день. Теперь первым делом он решил напоить коня. Старик отнесся к этому с негодованием, но подчинился.

Ночь они пролежали на остывшем песке под черным бездонным небом, на котором висели яркие огромные звезды. О воде Владигор старался не думать. А утром повел старика в том направлении. которое казалось ему правильным. Шершавым языком он облизывал растрескавшиеся губы и, положив ладонь на спину коня, шел рядом с ним. Следом брел старик, заунывным голосом произнося одну за другой молитвы.

К полудню старик стал совсем плох. А утром и вовсе не смог подняться. Князь несколько раз ставил его на ноги, чтобы посадить на коня, но старый жрец немощно подгибал колени и съезжал на песок.

— Оставь меня здесь. И прости, что я бросаю тебя на полпути. Жаль, никто не похоронит меня по обычаям моих предков. Это единственное, что теперь меня мучит.

— Расскажи, как это делается, и я исполню обычай, — предложил князь. — А еще лучше — вставай и иди.

— Но ты не знаешь наших молитв, а я не успею тебя обучить им! — забеспокоился старик. — Нет, я останусь тут. А ты возьми злосчастную шкатулку, которую я нес под своею одеждой. Запомни имя того человека, кому она должна принадлежать, — Убайд. На сокровища, что внутри нее, можно купить целый город. Когда будешь отдавать, скажи, что она — от Рахима.

С этими словами он протянул небольшой, но тяжелый ларец.

Владигор остался возле старика. Солнце поднималось все выше, и жара становилась нестерпимой.

Старик скоро впал в забытье, а потом хрипло вздохнул и вытянулся. Владигор выкопал мечом небольшую яму в горячем песке и опустил туда тело. У князя не было даже палки, чтобы, воткнув ее, хоть как-то пометить это место.

Когда жара немного спала, они с Лиходеем двинулись в путь. Они шли долго. Владигор старался смотреть по сторонам, чтобы не пройти мимо колодца, но кругом были только пески. К вечеру он выбился из сил и решил остановиться. Неожиданно Лиходей заржал и начал рыть песок копытом. «Неужели почуял воду?» — подумал обрадованный князь и почувствовал, что еще несколько мгновений и он не отхлебнет хотя бы глоток, то упадет так же, как утром упал старик.

Он встал на колени и принялся помогать умному коню. Неожиданно руки наткнулись на что-то непонятное. Потом показалась одежда, а потом — тело старого жреца. Того самого жреца, которого похоронил он в середине дня. Значит, они с Лиходеем так никуда и не ушли. Лишь сделали круг и вернулись на то же проклятое место.

 

КЛАДБИЩЕНСКИЙ СТОРОЖ

И все же, едва стало светать, князь поднял коня и отправился вместе с ним навстречу восходящему солнцу. Конь с трудом передвигал ноги, и оба они, поддерживая друг друга, долго брели по пескам, превозмогая себя, взбирались на один бархан за другим.

Но вот Владигор в очередной раз поднял голову и увидел впереди зеленые деревья и белые стены неизвестного города.

— Лиходеюшка! Немного еще пройдем, немного, напрягись же! — уговаривал князь.

У него мелькнула мысль оставить лежащего коня прямо тут, на песке, а потом, набрав воды, вернуться за ним. Но князь отогнал эту мысль. Он знал: если бросит Лиходея сейчас, то уж никогда его живым не увидит.

Так они и брели, шатаясь, а когда князь снова поднял голову, чтобы определить, сколько осталось до города, ни белых стен с голубыми куполами, ни зеленых деревьев впереди не было — все растаяло в воздухе.

Однако он вел коня дальше и все-таки оказался у гостеприимных хозяев.

— Мы ждали тебя, князь, — сказали они, радостно улыбаясь. — Оставь своего коня, приляг тут. — И они показали удобное, плетенное из соломы низкое ложе.

Но князь так устал, что не мог разжать руку, держащую конский повод.

— Пей, князь, — сказали гостеприимные люди и, улыбаясь, пододвинули чашу с водой. А кругом стояли запотевшие кувшины с прохладной влагой.

Владигор стал пить, пить, пить и никак не мог утолить жажду.

А люди подвели его к небольшому озеру.

— Омочи свое тело, и приятная свежесть жизни войдет в тебя, — говорили они.

И он погрузил в озеро сначала ноги, а потом вошел в воду и сам, и снова пил ее, и не мог напиться.

«А где же мой конь? Где Лиходей?!» — с испугом подумал он, оглянувшись.

И споткнулся. А споткнувшись, упал. Но лежать было так приятно, ибо он все еще оставался в озере, полном, словно чаша, освежающей влаги. И князь закрыл глаза, вытянулся и успокоился.

Он очнулся оттого, что кто-то горячими шершавыми губами водил по его лицу.

Это был его Лиходей, который лежал рядом. Солнце уже садилось, и в его низких лучах Владигор увидел глиняную неровную городскую стену, которая была совсем близко.

Князь с трудом поднялся на четвереньки и, шатаясь, выпрямился.

Еще труднее было поднять коня. И все же они пошли в сторону этой стены.

А когда стемнело и на небо взошла луна, они даже нашли в себе силы, чтобы обойти кругом нее, и наконец наткнулись на убогий приют с глиняными стенами и соломенной крышей.

Владигор постучал в дверь и услышал за ней шаркающие шаги.

На глиняное крыльцо вышел хмурый хромой старик в драной одежде. Вместо левой ноги у него от колена была палка. Увидев человека с конем, он что-то спросил, а не получив ответа, заковылял в дом.

И больше всего Владигор боялся, что и этот колченогий старик растворится в воздухе, назад не вернется.

Но старик вынес большую глиняную плошку и наполнил ее водой из кувшина. Молча он поставил ее на крыльцо. А сам сел на ступени.

Увидев, что пришелец сначала поит коня, старик уважительно кивнул и принес другой сосуд — с узким горлом. И влагой из этого сосуда Владигор наконец утолил жажду.

Князь спал ночь, день и еще ночь. А когда наступило очередное утро, узнал, что их спас кладбищенский сторож.

Князь спал на куске валяной шерсти под дырявой крышей, сквозь которую было видно звездное небо, а рядом шумно дышал, всхрапывал и топтался Лиходей.

Когда князь выглянул на белый свет, колченогий старик принес ему жесткую корку хлеба и воду.

— Тут приходили люди из города, пока ты спал, — сказал сторож. — Хотят купить твою лошадь. Говорят, лошадь немолодая, но хороших кровей.

«Еще бы! — подумал Владигор. — От кобылицы, несущей колесницу самого Перуна!»

— Ты подумай, обещают новую одежду взамен, а если решишь остановиться в городе, то и кров. Зачем тебе лошадь? Свой путь ты уже прошел. — И старик поглядел на кладбище.

— Нет, старик, мой путь лежит дальше.

— А то подумай. Твоя лошадь хорошо бы возила похоронную повозку. А захочешь двинуться дальше — купишь другую. У меня здесь как раз есть для тебя работа — прежний могильщик упал в яму и сломал себе шею. Люди умирают часто, и у тебя каждый день будет свой хлеб и своя вода. Что тебе еще надо от жизни? Стоит ли пересекать пустыню, чтобы увидеть то же, что и в начале пути?

— Старик, у меня другой путь. — Владигор старался как можно вежливей отказаться от предложения доброго сторожа.

— Когда я укладывал тебя на подстилку, то обнаружил шкатулку. Я не стал ее открывать. Но по всему видно, вещь дорогая. Советую быть осторожней с нею, ведь в пути встречаются всякие люди!

— Эту шкатулку я должен передать человеку, которого зовут Убайд, — проговорил князь.

— Убайд? — переспросил старик и насмешливо хмыкнул. — Тебе придется долго перебирать среди многих Убайдов, пока ты найдешь нужного. Их на свете столько же, сколько соломинок на моей крыше. Меня, например, тоже когда-то звали Убайдом. Только я давно поменял свое имя. Последние тридцать лет люди знают меня под именем Рахим.

— Эту шкатулку мне доверил человек, которого тоже звали Рахимом. Он умер в пути…

— У меня был друг с этим именем. Товарища вернее его я в жизни не знал. И когда со мной случилось несчастье, когда меня выгнал из дома отец, я назвался его именем. Свое я тогда ненавидел, оно было оклеветано, на нем стояло клеймо вора.

— Я нашел нужного человека, — тихо сказал Владигор и протянул колченогому сторожу шкатулку. — Этот человек — ты. А здесь то, что должно было стать твоим в юные годы. Так говорил мне Рахим. — И князь рассказал печальную историю, доверенную ему несколько дней назад в пустыне.

— Не стану я открывать эту шкатулку, — сказал, усмехнувшись, старик, — хотя и знаю, что в ней. Я не только взял имя своего друга, я прожил вместо него жизнь. А теперь уже поздно… — И он брезгливо отодвинул шкатулку в сторону. — Лучше бы ты не рассказывал мне эту историю. Теперь я лишился не только судьбы, но и друга… — И сторож неожиданно с подозрением уставился на князя. — Уж не тот ли ты человек, что отправился на поиски дороги к Великому Отцу?

— Возможно, что он самый, — просто ответил князь. — Ты только сейчас узнал об этом? Но я не говорил тебе про свой путь…

— В пустыне дуют многие ветры. И любая тайна быстро становится вчерашней новостью. Мне рассказали на днях о тебе погонщики верблюдов, что пришли с караваном. Только ты зря пришел к нам. Тебе надо идти в противоположную сторону.

— Ты хочешь сказать, что я снова должен уйти в пустыню?

— Да. — Старик махнул в том направлении, откуда прибрели Владигор с Лиходеем. — Говорят, Великий Отец где-то там… Возможно, ты нечаянно прошел мимо него, оттого что слишком много думал о воде… Так ты не станешь продавать свою лошадь? — спросил он, немного помолчав. — Я и то думаю, стоит ли продавать лошадь, если ты не останешься в моем доме, чтобы копать могилы жителям этого города.

— Боюсь, я даже не войду в этот город, а сразу отправлюсь в путь, — ответил Владигор.

— Значит, ты — тот самый?

Владигор согласно кивнул.

— Говорят, на своей земле ты то ли князь, то ли царь. Я сразу об этом подумал, когда ночью выглянул на твой стук. И ты идешь просить Великого Отца, чтобы он помог справиться с нечистью, которая на нас наступает? До нас-то она еще не дошла. Но люди уже бегут отсюда, ищут приюта в чужих краях.

Владигор пробыл в доме у доброго колченого сторожа до вечера, помог ему выкопать две ямы для завтрашних покойников, а с утра, нагруженные мехами с водой и небогатым запасом пищи, они с Лиходеем снова вышли в пустыню.

А во время отдыха у первого же колодца князь обнаружил среди своих вещей злополучную шкатулку. Ту самую, которую он оставил у колченого сторожа. Сторож подложил ее назад.

 

МОЛОДОЙ ПРАВИТЕЛЬ

К вечеру Владигор обнаружил, что едет по следам большого каравана. Свежий верблюжий помет, четкие следы от копыт — все говорило о том, что караван близок. Это было и хорошо и плохо. С одной стороны, с караваном он не останется без воды: опытные погонщики идут от колодца к колодцу. С другой — у него свой путь, и ему не надо идти вместе с ними.

Они остановились на ночлег засветло, и, еще не видя их, Владигор уже слышал рев верблюжьих глоток.

Он подъехал к ним не таясь. Ему вежливо уступили место у воды, потому что люди были уже напоены и теперь пил скот.

Одним взглядом князь успел охватить всех — здесь было несколько купцов, которые везли в холодные страны свои яркие тонкие шелка, парчу, бархат, всяческие пряности. И был богато одетый молодой воин со стражниками. Стражники торопливо устанавливали для воина отдельную палатку, а тот пока сидел на подушках и рассеянно листал книгу. Увидев Владигора, он поманил его к себе. Князь, не отпуская напившегося Лиходея, подошел к нему.

— Я вижу, вы из далеких земель, — сказал воин уважительно. — Я тоже путешествую по земле. Знаете ли, любопытно взглянуть, как живут люди. У вас хорошая лошадь.

— Да, конь у меня хорош, — согласился Владигор, а про себя подумал: «Только бы не стал уговаривать продать или обменять на верблюдов».

— Если бы вы привели его на базар, я бы обязательно послал слуг прицениться…

— Это мой старый друг, мы с юных лет вместе, а друзей разве продают? — Владигор решил, что будет лучше, если он скажет об этом сразу.

— Хотите — устраивайтесь на ночлег поблизости, — предложил молодой воин, нисколько не обидевшись.

У Владигора палатки не было. Он давно привык спать подложив под голову седло.

Скоро стемнело. Погонщики разожгли несколько костров, распределили между собой ночное дежурство. И в лагере стало тихо.

Владигор проснулся от топота и громких криков. Он открыл глаза и первым делом проверил коня. Лиходей был рядом. Меч и нож тоже были на поясе.

Поклажа и седло — на земле. Однако седлать коня было уже некогда.

Несколько человек разбойничьего вида уже выволакивали молодого воина из его большой отдельной палатки. Остальные разбойники теснили охрану от палаток к колодцу. Всеми командовал очень похожий на молодого воина другой юный воин, только еще моложе. Видимо, они были братьями. Причем тот, который разговаривал вечером с Владигором, был старшим братом.

Сейчас ему уже выкручивали руки. А рядом прохаживался младший.

— Думал меня обогнать? — издевался он. — Ты обогнал только свою смерть!

— Мне жаль тебя, — спокойно и даже гордо ответил старший. — Ты нарушаешь волю отца. Что ты скажешь остальным братьям?

— Остальным братьям! — захохотал младший. — Да они уже ждут тебя в царстве смерти. Уж не подумал ли ты, что я стану делиться с ними властью, которую беру у тебя!

«Не вмешиваться бы мне! — мелькнула мысль у Владигора. — Не мое это дело — делить чужую власть».

Он еще не успел додумать эту мысль до конца, как быстрым ударом сбил одного из разбойников с ног. Другой разбойник замахнулся на него кулаком, но тут же рука его, сломленная ударом князя, безвольно повисла.

Князь ждал нападения младшего брата, но тот трусливо отпрыгнул в сторону и визгливым, бабьим голосом звал своих разбойников, которые дрались с охраной старшего брата.

Владигор, воспользовавшись подаренными мгновениями, успел взрезать путы на руках у старшего.

Вот теперь они могли говорить на равных и решить дело по справедливости. И когда на старшего брата навалились двое новых разбойников, он их уложил одного за другим, несмотря на то что первый успел всадить ему в бок нож.

На белой рубашке появилось красное пятно.

— Рану зажми, не двигайся, — крикнул Владигор и заслонил старшего брата от нападения нового разбойника.

Но и стражники, воодушевленные тем, что их господин снова свободен, уже оправились от неожиданности и сами наседали на напавших.

И тогда младший брат, который понял, что дело проиграно, одним прыжком оказался на Лиходее. Он был хорошим наездником, потому что, когда рассерженный Лиходей поднялся на дыбы, удержался на коне. И, ударив по лошадиному крупу пятками, попытался погнать его в темноту.

Владигор, до этого дравшийся вполсилы, выдернул нож и, почти не глядя, но с бешеной силой, метнул его в вора. Нож с треском, по рукоять, вошел в спину младшего брата. Но упал тот не сразу, продолжал цепляться руками за гриву коня. И только когда Лиходей снова поднялся на дыбы, обрушился всем телом на песок.

— Прости, я не мог поступить иначе, — сказал Владигор, вытащив свой нож и вытирая с него кровь.

— Я все видел, — печально отозвался молодой воин.

Вторую половину ночи у колодца никто не спал. Одни перевязывали раны. Другие, перебивая друг друга, рассказывали, какими они только что были героями. Несколько связанных разбойников лежали тут же. В городе их ожидала казнь. Остальным удалось уйти. Кто их станет преследовать в темной пустыне?

Молодой воин и Владигор сидели у большого шатра. Рана в боку оказалась не страшной. Нож лишь немного разрезал кожу. Приложив к месту пореза нужные травы, слуги старательно замотали ему все туловище.

— Признаюсь, я скрыл от вас свое происхождение, — говорил молодой воин.

— Я понял это, — отозвался Владигор.

— Я — старший сын правителя всей этой земли, на днях получил письмо от визиря о том, что отец при смерти, и еду принимать власть. Боюсь, что отца в живых уже не застану… А тут еще этот, мой брат! Мы ему предлагали почетную службу, но он стал предводителем разбойников. И вот… печальный конец.

— Я не мог иначе, — снова стал оправдываться Владигор. — Мой конь слишком мне дорог. Да и кто я тут без коня…

— Вы — искуснейший воин, я еще вчера подумал, когда увидел вас одного. Только отчаянные смельчаки решаются идти через пустыню в одиночку. Когда я стану правителем этой державы, мне придется думать о многом. И прежде всего я хочу обновить гвардию. Быть может, вы согласитесь заняться этим вместе со мной? Я сразу понял, что вы — человек верный.

«Пожалуй, ему можно сказать правду», — решил Владигор. Но для начала спросил:

— Говорят, в этих местах появились какие-то зверолюди?

— Да. Сюда они пока еще не дошли, но в других местах уже сеют ужас и смерть. Убив воина, они съедают его печень! Еще и потому я хочу обновить гвардию. Ожиревшие старики, которые только и могут, что бахвалиться былыми победами, неспособны справиться с этой страшной напастью. Так что вы скажете мне?

— Скажу, что я тоже не тот, за кого себя выдаю. На самом деле я князь, управляю страной, но она так далеко от вас, что вы о ней и не слыхивали. А напасть у нас общая. У нее разные лики, но хозяин — один.

— Как называется ваша страна?

— Синегорье, — произнес Владигор, и голос его неожиданно дрогнул.

— Синяя гора, — повторил вслед за ним молодой правитель. — Я вижу, вы любите свою страну.

— Кто ж не любит родную землю, — пожал плечами князь.

— Я тоже. И ни за что не променяю вот это, — он здоровой рукой показал на пустыню, — на любые другие земли.

Наступал рассвет, и все стали быстро собираться в путь.

«Куда же мне направляться? — подумал Владигор. — Без колодцев я пропаду, а с ними мне не по дороге. Уж не пустое ли я вздумал искать? Не за миражом ли гоняюсь?»

Караван ушел из небольшого оазиса, а Владигор в раздумье не торопясь ехал по его следам.

Однако раздумывать пришлось недолго.

Молодой правитель был прав: одному в пустыню лучше не соваться. Но и с караваном ходить не легче. Особенно если на него постоянно нацеливаются разбойники.

Владигор продолжал задумчиво ехать по следам каравана, ища место, у которого стоило бы свернуть. Пожалуй, он нашел это место. Издалека князь принял его за очередной мираж, но стены строений скоро стали приближаться. Это был мертвый город. Следы каравана обошли его, по ним было видно, что даже любознательный молодой правитель не задержался, чтобы взглянуть на развалины пустых домов со сгнившими крышами.

Возможно, мертвый город был проклятым местом. Кто теперь помнит, отчего жители вдруг покинули его? А может, их всех до одного перебили враги? Или наступил мор, или пришла великая сушь?

Здесь-то князь и решил свернуть. Он проехал еще несколько засыпанных песком развалин, а потом увидел мчащихся вдалеке на верблюдах всадников. Все они спешили к тому месту, где должен был идти караван.

«Другое у меня дело, не надо мне ввязываться», — снова уговаривал он себя, но уже поворачивал Лиходея в ту сторону, куда промчались разбойники. А в том, что это были разбойники и что снова ему придется драться, он не сомневался.

Разбойники чувствовали себя в пустыне хозяевами. И поэтому дозоров не выставили. Князю удалось подобраться близко, и он с удивлением увидел, как почти в точности повторяется ночное нападение.

Молодой властитель пробовал отбиваться, но как отбиться одному против десяти? Его охрана сопротивлялась не слишком сильно, толстозадые воины больше охраняли собственные животы, чем молодого правителя. А рядом с уже связанным правителем опять прохаживался парень, похожий на него лицом.

«Сколько же их у него, этих братьев?!» — едва не присвистнул Владигор.

Можно было и в самом деле ехать своей дорогой. Ну его ли это дело — разбирать распри в чужой державе? Как раз так и думали соседи, когда Климога Кровавый убивал его отца, а потом гонялся по княжеству за самим Владигором.

А если вмешаться, то как? Князь посмотрел, теребят ли разбойники купеческое имущество. Нет, к их вьюкам они отнеслись равнодушно. Стало быть, им нужен один только правитель.

Тогда и он может показаться перед ними как одинокий путник. Безопасней бы это сделать на худой лошаденке. Да как уйдешь от них на худой-то в случае опасности? А уж Лиходеюшка не подведет.

Князь потрепал коня по шее, и тот мгновенно отозвался на хозяйскую ласку, тряхнул головой.

Однако тут у остановленного каравана стало происходить такое несообразное, что князь передумал появляться открыто.

Двое разбойников приволокли небольшую клетку. Толкая в спину, они загнали в нее молодого правителя. А потом погрузили эту клетку на спину верблюду.

В молодые годы в клетке однажды возили и его. Вместе с подземельщиком Чучей. Как раз тогда они и познакомились, подружились. Только везли их не на верблюде — на барке. Да и клетка была повместительней.

Разбойников было не так уж и много — десятка два. Однако одному ему с двумя десятками тех, кому все равно: что жить, что помирать, не справиться. Если бы помогли караванщики, другое дело. Но те сразу стали покорными, после того как два воспротивившихся погонщика верблюдов легли на песок, убитые ударом ножа в живот.

Сначала он подумал о луке. Выпускать по одной стреле из-за бархана и прятаться. Но пустыня — это не лес. Это в лесу — выстрелил из-за дерева и убежал. А здесь любой след сохраняется долго. После второго-третьего погибшего его отловят, и если сразу не порешат, то отправят в тесной клетке к молодому правителю.

Можно было налететь с разгону, пробиться к клетке, открыть ее и подхватить правителя на коня. Но даже если удастся это сделать, потом-то что? Как потом обороняться от них от всех?

Надо было придумать что-то другое. А пока не оставалось ничего, кроме как ждать. Ждать хотя бы ночи.

Но напрасно князь думал, что разбойники к купцам равнодушны. Затолкав правителя в клетку и примотав ее к верблюду, они принялись и за купцов. Это, пожалуй, было на руку князю. Многих стеречь потруднее, чем одного.

Князь следовал за караванщиками до темноты. А вечером решил действовать. Только выручать сначала не правителя, а купцов. Люди опытные, они наверняка не в одной схватке побывали, свой товар им терять неохота, а уж рабами становиться — тем более.

Плененные купцы были связаны по двое. Князь выбрал пару помоложе. Они уже в первый вечер ему понравились — были единственными, кто понастоящему дрался с первыми налетчиками.

Он постарался запомнить, где они устроились спать, и в середине ночи, когда любая стража становится сонной, решил действовать.

Лиходея Владигор оставил за барханом и наказал ему с места не двигаться, ждать. А сам пополз, перебросив меч за спину.

На страже сидели трое разбойников. Один, перебирая струну пальцами, негромко пел что-то заунывное, двое других играли в кости. Купцы спали, к счастью, с краю. Когда Владигор подобрался к ним и тронул каждого за плечо, они мгновенно встрепенулись, словно давно его поджидали. Едва князь разрезал на них путы, они ловко поползли за ним следом.

Лиходей ждал за барханом. И теперь им надо было решать, как быть дальше.

— Спрятаться в мертвом городе, — предложили купцы. — Это место любой разбойник обходит. А мы уже там отсиживались. Иначе утром по следам нас найдут быстро.

— Не для того я вас выручал, чтобы прятаться. Думайте, как других спасать, — ответил князь. — Пусть каждый выберет себе по сторожу, а со спящими мы управимся быстро.

— Назад?! — с ужасом переспросили они.

И Владигор понял, что назад они не пойдут. А когда спросил про планы главного из разбойников, так похожего лицом на молодого правителя, то узнал, что главный решил стоять у колодцев и ждать выкупа. Он приходился правителю двоюродным братом и уже давно занимался разбойничьим промыслом.

— Он так и пообещал, — рассказывали купцы, — «Пришлют выкуп — получишь престол власти, не пришлют — догонишь отца».

«Хороша семейка!» — подумал князь.

Все же купцы согласились помочь и предложили свой план: Владигор снова проберется в гущу спящих людей и приготовится прыгнуть на дозорных. А купцы, не показываясь из темноты, станут подбрасывать камушки, изображать негромкие шорохи. Кто-нибудь из дозорных обязательно пойдет посмотреть на шелест. Тут-то они его и придушат тихонько. А уж с двумя другими Владигору справиться легче.

План князю не очень понравился, но другого все равно не было, и пришлось согласиться.

Сначала все шло так, как они и договорились. Князь незаметно прополз в гущу людей. А когда один из дозорных, видимо почуяв что-то, неожиданно оторвался от игры в кости и поднял голову, притворился спящим. Издали его было не разглядеть, и дозорный успокоился.

Купцы в темноте стали то постукивать камнем о камень, то подбрасывать их так, что камни шлепались о песок.

Первым начал оглядываться дозорный, который играл на струне.

— Духи пустыни! — сказал он испуганно. — Это они по ночам выходят из мертвого города и бродят по караванным путям. Говорил, надо было дальше устроить засаду!

— Наслушался бабьих сказок! — рассмеялся один из игроков. — Это суслики спариваются.

— А кто же тогда стучит челюстями? Слышите? — не унимался «музыкант».

Владигор напряженно следил: кто же из них поднимется и пойдет на шум. Пошли оба игрока в кости. Это для купцов было неожиданностью. Там, в темноте, раздался шум возни, а потом один из игроков громко крикнул:

— Тревога! Я тебе побегу! Стой, говорят, на месте!

Владигор вскочил, чтобы броситься на «музыканта». У него еще было несколько мгновений, которые могли решить многое. Но, уже делая первый шаг, он споткнулся. Тут же кто-то схватил его за ногу.

От истошного крика дозорных разбойники вскакивали один за другим. Владигору удалось выскочить из освещенного круга и добежать до Лиходея.

Купцов уже волокли обратно к тлеющему костру, а когда Владигор, вскочив в седло, с места послал коня вперед, раздались крики:

— Верхового лови! Верхового!

Однако за ним никто не погнался. Все же он решил воспользоваться советом одного из купцов и спрятаться в мертвом городе.

Младенцу понятно, что теперь разбойники усилят стражу и подобраться к ним в темноте станет труднее.

И тогда, нащупав шкатулку с чужими сокровищами, он решил молодого правителя выкупить.

Солнце беспощадно палило в лицо. Оно не было таким уж и ярким, но оставалось жгучим. Князь стоял рядом с колодцем, прикрученный к тому самому столбу, к которому обыкновенно привязывают верблюдов.

Главарь разбойников с лицом молодого правителя страны пил рядом из кувшина прохладную воду. Он пил ее небольшими глотками, наслаждаясь, а потом поднес кувшин почти к самым губам Владигора. Но так, чтобы тот не мог выпить ни капли.

— Скажи, где другие сокровища, а? Слышишь, скажи?! — повторял он раз за разом.

А князь Владигор всякий раз отвечал одно и то же:

— Других не было. Есть только эти.

— Покажешь другие — дам пить, есть, красивых женщин приведу, лучшую добычу стану давать.

Совсем недавно князь уже стоял у столба в ошейнике. Только там вместо жарких песков кругом лежали снега. И был человек квадратных размеров по имени Кеулькут. А потом Великий Эльга. Здесь, пожалуй, не было никого из тех, кто мог бы помочь ему. Лишь молодой правитель подавал иногда голос из клетки.

— Где твоя совесть?! — выкрикивал он, просунув лицо между деревянных прутьев. — Отпусти немедленно этого человека и меня вместе с ним. Или он не отдал тебе сокровища? Я спрашиваю, он отдал тебе сокровища? Тогда где же твоя совесть? Или наши отцы — не братья? Или не ты мне — двоюродный брат? Подумай, державе грозит погибель!

— Еще крикнешь, не дам воды! — отвечал двоюродный брат. — Ну, вспомнил? — поворачивался он снова к Владигору. — Скажи, где прячешь сокровища?

Однажды, еще в то время, когда Владигор мальчишкой скитался по Заморочному лесу, он наткнулся на разбойников. Он прожил у них тогда больше полугода. И как же это он забыл о том, что нельзя им доверять, что они уважают лишь силу. Он, чужак на этой земле, заявился со шкатулкой сокровищ, на которые можно было купить целый город.

Князь въехал в их становище не таясь, сошел с Лиходея и прямо направился к главарю.

— Хочу выкупить у тебя этого человека, — показал он на правителя в клетке.

— Твоих денег не хватит, путник, — засмеялся главарь.

А другие разбойники стали незаметно окружать пришельца. Так, чтобы, если будет команда, захватить его, как захватывали уже многих.

— Назови цену, — предложил Владигор, — и может быть, мы сторгуемся. Кое-что у меня есть.

— Так дела не ведут, — засмеялся главарь. — Мой товар выставлен напоказ, а про твой лишь говорит хвастливый язык.

— Хорошо, я покажу то, что хочу предложить тебе в обмен за этого человека. Но ты поклянись тем, что для тебя свято, что, взяв выкуп, отпустишь нас обоих. А если тебе не подойдет моя плата, то ты ничем не повредишь мне.

Как же князь не подумал, что с этого мгновения он уже был во власти главаря!

— Клянусь, — сказал главарь со смехом. — Клянусь этой землей и собственным именем!

Владигор сходил за бархан, где среди небогатой поклажи хранил драгоценную шкатулку. Он принес ее, завернутую в тряпицу, и видел, как главарь нахмурился, решив, что над ним глупо шутят.

Владигор и сам открывал шкатулку впервые. А когда открыл и высыпал на тряпицу драгоценности, то поразился чудесной их красоте.

Главарь пришел в себя первым. Он накрыл тряпицей сверкающее богатство и прогнал прочь остальных членов шайки. Уж он-то знал, что из-за этих сокровищ они и его прирежут в первую же удобную ночь, а потом поубивают друг друга.

— Что ж, цена подходящая, — проговорил он задумчиво и стал завязывать тряпицу. — Но не за этого человека. Этот стоит в два раза дороже. А ты наверняка спрятал поблизости и вторую половину своих сокровищ. Неси их поскорей и забирай его. Он успел надоесть тут всем.

— У меня больше нет ничего. И ты сам знаешь, что моего выкупа достаточно.

— Неси вторую часть, — тихо повторил главарь. — Хочешь, сходим вместе. Я ведь согласился, не нарушил клятву. Но ты принес только половину…

— Я сказал, это все. Но и этого достаточно…

Так они препирались, а кольцо разбойников между тем становилось теснее. И князь уже с тоской предвидел конец разговора…

Теперь двое наспех похоронены, он сломал им шеи, когда они все вместе на него навалились. Один сидит, постанывая, на песке и баюкает руку. А князь стоит у столба…

Главарь же никак не может поверить, чтобы один человек отдал за другого все, что у него было. Просто так. Решил и отдал.

— Опомнись! Где твоя совесть! — кричал ему из клетки двоюродный брат.

 

СТРАШНАЯ ПОГОНЯ

Неизвестно, сколько продолжались бы эти мучения, но неожиданно со стороны, куда уходил караванный путь, показались двое всадников на верблюдах. Они размахивали руками и что-то кричали. Владигор постарался вслушаться, но так ничего и не разобрал.

— Еще один выкуп везут, — рассмеялся главарь и повернулся к правителю: — Знал бы, что ты стоишь так дорого, давно бы тебя взял. — Но едва он расслышал слова кричавших, как лицо его стало серьезным. Другие разбойники тоже повскакали на ноги.

Владигор видел, как главарь выехал всадникам навстречу. Остановил их и о чем-то спросил. Те показали туда, откуда примчались. Главарь покачал головой, тогда они снова замахали руками. Главарь, видимо, не поверил и стал подниматься на соседний бархан, который был выше других. Едва он поднялся и взглянул в нужную сторону, как сразу торопливо начал спускаться и помчал своего верблюда к стоянке.

«Уж не новые ли разбойники? — подумал Владигор. — А может быть, войско спешит на выручку своему правителю? Не все же у них такие ленивые, как эта охрана».

Главарь подскочил к Владигору, схватил его меч и нож, которые валялись недалеко от колодца, подбежал к столбу и торопливо стал разрезать путы. Одновременно он крикнул что-то своим, и те бросились открывать клетку, развязывать купцов.

«Уж не войска ли испугался?» — подумал Владигор, разминая руки и с трудом удерживаясь от того, чтобы первый удар влепить главарю.

Но тот стал совать в руки Владигору меч и нож:

— На, бери скорей. Прорываться будем. Вместе будем прорываться. Зверолюди идут! — И повернувшись ко всем — своим разбойникам, развязанным купцам, выбирающемуся из клетки правителю, — громко закричал: — Быстрей, быстрей! Зверолюди пришли! — И вдруг всхлипнул: — Нет больше нашего города! Нет дворца!

— Нет дворца? — растерянно повторил следом за ним молодой властитель.

— Нет. — И главарь снова всхлипнул. — Ничего не осталось! Ничего! Теперь только мы с тобой. Из всей семьи.

Владигор посмотрел вдаль, куда с тревогой глядели все, и увидел, что горизонт там становится постепенно серым. Эта серая полоса расширялась и близилась. Она начала охватывать их с нескольких сторон.

А здесь люди уже не делились на разбойников, погонщиков, пленных, все думали об одном и том же: как бы спастись.

— Я знаю, нас спасет мертвый город! — крикнул один из купцов. — Они его обойдут. Побоятся войти.

Но главарь посмотрел на него с сомнением.

— Эти звери ничего не боятся. Бросайте все лишнее! Уходим! — крикнул он и погнал своего верблюда в сторону от караванного пути — только там не было еще пока движущейся серой ленты на горизонте.

Князю казалось, что они движутся по пустыне слишком медленно.

У стражников, сопровождавших молодого правителя, были верблюды под стать им — дряхлые и ленивые. Из-за них тем, кто вырывался вперед, приходилось постоянно останавливаться, ждать.

Во время одной такой остановки десятка полтора разбойников, о чем-то пошептавшись, объявили своему главарю:

— Мы уходим, хозяин. С этими, — и они показали на стражников, — мы тут все пропадем.

— Не буду держать вас. Но лучше отбиваться вместе, — проговорил главарь.

И тогда, уже не оглядываясь на других, разбойники погнали своих верблюдов. Двое молодых купцов поспешили следом за ними. Главарь остался, а с ним — несколько его людей, но все тягостно молчали.

Скоро ушедшие скрылись за барханами. Стражники изо всех сил погоняли своих верблюдов, но продолжали задерживать оставшихся.

— Хватит их мучить, — не стерпел молодой правитель. — Так они потеряют последние силы. — И он повернулся к главарю: — Брат, оставь нас. Я не могу бросить своих людей, даже если они не сделали мне ничего хорошего. Но ты — уходи! И вы — тоже! — Он повернулся к Владигору.

— Теперь, когда нас только двое, я не брошу тебя, — отозвался главарь.

И князь, так и не зная в точности, что это за враг, которого так боятся и с которым, быть может, им предстоит драться, проговорил:

— Если понадобится, вместе пробьемся.

Неожиданно на одном из барханов показались всадники. Было видно, что они очень спешат.

— Да это же наши! — удивленно крикнул один из оставшихся с главарем разбойников.

И точно. Владигор тоже узнал и двух купцов, и остальных — тех, кто решил уйти вперед.

— Остановка! — крикнул главарь. И уже только для Владигора и правителя тихо добавил: — Похоже, идет беда.

И когда разбойники с купцами приблизились, князь уже знал, что они скажут. Да это было понятно и по их лицам.

— Они там тоже, хозяин, — сказал один из разбойников, пригнавший своего верблюда. — Нам уже не пробиться.

Оставалось единственное направление — туда, где из пустыни вырастала гора, уходящая в небеса.

— Ты думаешь спастись у горы? — с ужасом спросил молодой правитель своего брата.

— Больше негде. Надо было сразу бежать туда.

— Нас не пропустят боги.

— Лучше умереть от богов, чем от зверолюдей!

Но и в ту сторону наперерез им уже двигалась кишащая серая лента. Пока они поворачивали верблюдов, лента направилась прямо на них.

В Синегорье князь видел крысиное войско. Крысы не оставляли после себя ничего. Но там он сражался с ними и побеждал. Здесь вместо крыс бежали стаи людей. Когда Владигор поднялся на высокий бархан, он разглядел их.

Они были волосаты, с длинными руками. На коротких полусогнутых ногах стая зверолюдей бежала прямо на них. В их глазах князь увидел знакомую крысиную ярость. Следом за первой стаей вдалеке были видны другие. А за ними волнами неслась вся кишащая масса зверолюдей, охватывая горизонт от края до края.

— Прости меня, брат, — сказал правитель главарю разбойников.

— Нет, это ты прости меня, — ответил тот. — Похоже, нам тут всем будет конец.

И все же они продолжали гнать верблюдов, которых уже не надо было торопить. Животные сами почуяли опасность и ускорили бег. Лиходей стал тоже тревожно мотать головой.

Главарь был прав. В одиночку из них не пробился бы никто. Первая стая зверолюдей пересекла им путь и бросилась навстречу. Все выхватили оружие. То, какое у кого было.

Первым стая выбрала себе в жертву главаря. Двое, рыча и отпихивая друг друга, попытались стянуть его с верблюда. Владигор, подскочив на Лиходее, отрубил одному лапу, волосатую, с длинными пальцами, которые кончались загнутыми когтями. Второй получил мечом по шее.

Оба зверочеловека упали на песок, и на них, разрывая их тела на куски, сразу набросились сородичи. Только это и позволило людям проскочить мимо.

Следующая небольшая стая набежала с другой стороны и набросилась на трех пожилых охранников. Их отбить не удалось. Владигор услышал страшный крик одного из охранников. А на людей уже набегала третья стая.

На этот раз они выбрали князя с Лиходеем. Лиходей тоже по-звериному оскалил зубы, и первый же зверочеловек, который попытался наброситься сзади, покатился под бархан с проломленной головой. Второго Лиходей укусил в плечо. Третьего сбил сам Владигор. Четвертого — разбойник. И опять павших принялись грызть их же сородичи. А Владигор уже спешил на помощь одному из купцов, потом молодому правителю.

Последнего из врагов зарубил главарь. Ненадолго они вздохнули свободно. Новых стай впереди пока не было.

— Неужели отбились?! — произнес молодой правитель.

А главарь, который последнее время ехал рядом с Владигором, вдруг сделал знак ему приостановиться, полез под одежду и протянул злосчастную шкатулку:

— Мой долг. — И тут же, оглянувшись назад, крикнул: — Быстрее!

Шкатулка Владигору только мешала. Князь попробовал было отказаться, но на спор не оставалось времени. Из-за бархана снова выбегали враги. Князь бросил шкатулку в суму со скарбом и пустил коня вскачь. Однако тут же услышал крик молодого правителя. На его верблюде повисло сразу несколько зверолюдей. Двоих он сумел зарубить, но верблюд уже заваливался на песок.

Князь, работая мечом, пробился к нему и успел перетащить его на своего коня и посадить спереди.

Лиходей, сбив грудью очередного врага и втоптав его в песок, ринулся вперед.

На правителе была порвана одежда, а на правой ноге остались кровавые полосы — следы от когтей.

В этой схватке они потеряли одного из купцов. Пока зверолюди рвали его тело на части, верблюду удалось вырваться. Бывшего правителя пересадили на него.

Они постепенно приближались к горе.

— Нас спасут только боги! — проговорил главарь. — Еще ни одному смертному не удавалось подойти к ней вплотную. Но и этих зверей она не подпустит тоже.

— Что там, на этой горе? — спросил Владигор.

— Говорят, она сбрасывает любого, кто пытается на нее подняться. Видишь над ней облако? Внутри нее горит жаркий огонь, и грешники сгорают в том пламени. Но повторяю, лучше сгореть в божественном пламени, чем стать добычей зверолюдей.

— В книгах написано другое, — вставил правитель, — книги говорят, что у подножия горы мчится бурный поток. Он выходит из горы и вливается в нее назад, но смывает всех, кто пытается на нее взойти. Хорошо бы, они ошиблись, — добавил он.

Забавка давно не играла с хрустальным шаром. После того как она отпустила Владигора, отец стал угрюмым и нервным. К тому же он поставил у входа в свой кабинет такие заслоны, которые ей преодолеть не удавалось, сколько она ни пробовала.

В первый же раз, когда Забавка попыталась взломать новый заслон, ее отбросило так далеко, что она долго возвращалась обратно. К тому же она так и не поняла, случайно ли это получилось, или отец решил зло подшутить над нею, — в лесу неведомая сила повесила ее на высоченный голый сук высохшего дерева. Да так и оставила висящей вниз головой.

Перед второй попыткой взлома она попробовала обезопасить себя. Но и это помогло мало. Та же неведомая сила, закрутив ее, сунула в глубокий подземный колодец с отвратительным гнилым запахом. Этот запах потом преследовал ее до вечера. Пришлось несколько раз менять одежды, обдавать себя ароматами душистых трав, но запах не выветрился до тех пор, пока она с головой не окунулась в прозрачное озеро.

Радигаст делал вид, что не догадывается о ее неудачных попытках, но, конечно, все знал.

И вдруг заслона не стало. Видимо, отец второпях забыл о нем. Забавка сразу почувствовала это и вошла в его кабинет.

Шар лежал на прежнем месте. Она привычно подняла его, произнесла заклинание, шар засветился, начал рисовать оранжевыми своими лучами мир Поднебесья.

Забавка вызвала образ князя и увидела неведомый мир. Вокруг, насколько хватало глаз, тянулись пески. Она даже ощутила жар, который исходил от этих песков. Унылые песчаные холмы, словно волны, шли во все стороны. И только с одной стороны возвышалась зеленая гора, из которой едва заметной струей поднимался дымок. К этой горе и спешил князь на своем Лиходее. Князя окружали странные смуглокожие люди, все они сидели верхом на верблюдах.

В этом не было бы ничего страшного, если бы по пустыне вдогон князю не бежали отовсюду стаи голых волосатых людей. На коротких полусогнутых ногах они мчались так быстро, как не бегают нормальные люди. От их искаженных злобой лиц Забавке сделалось страшно даже здесь, в своем замке.

Она попробовала воздействовать на них. Приказала им остановиться. Но зверолюди не услышали ее приказа.

Забавка видела, как одна из стай навалилась на молодого юношу с красивым лицом, как ее князь спасал этого юношу, отбрасывая зверолюдей. Как стая разрывала зубами и когтями поваленного верблюда.

— Князь! Как же я спасу тебя?! — спросила она вслух.

Но князь не видел и не слышал ее.

Единственное, что она могла, — это попросить Лиходеюшку и верблюдов бежать быстрее. Она постаралась послать им через шар свежие силы. И верблюду, который остался без всадника, но еще не был повален на песок, помогла вырваться из когтистых лап. Скоро на него пересадили юношу с красивым лицом.

Наконец Забавка увидела, что людям удалось оторваться от стаи, и слегка успокоилась.

Неожиданно она поняла, что отец давно наблюдает за ней.

— Ну и что? — спросила она у стены, которая была рядом с дверью. — Или, по-твоему, мне оставить князя на гибель?

Отец ничего не ответил, но, судя по всему, был ее поступком доволен. И Забавка осторожно опустила хрустальный шар на прежнее место.

— О чудо! — радостно воскликнул бывший правитель. — Верблюды побежали быстрее, а на моем — зажили раны! Сами боги помогают нам!

А Владигор почувствовал, что его с Лиходеем обдала мягкая волна нежности и добра.

— Спасибо тебе, ведунья! — сказал он тихо.

Но Забавка этих слов уже не услышала.

Впереди из-за барханов уже виднелись развалины строений.

— Еще один мертвый город, — сказал купец. — Не думал, что мы попадем сюда. Здесь есть подземелье, где можно укрыться, — места хватит для всех.

— Не советую этого делать, — отозвался князь. — Зверолюди что крысы. А крысы если почуют добычу, их ничто не удержит.

— Остаемся, — сказал бывший главарь. — Гора нас все равно не подпустит. А здесь и в самом деле мы отсидимся.

Они проехали несколько узких путаных улочек. Дома стояли пустые, на треть засыпанные песком.

— Есть подземелье! — радостно воскликнул купец, соскочил с верблюда и повел его вниз.

Так они и разделились. Спорить было некогда. И медлить тоже.

Владигор остановился на несколько мгновений, порылся в суме, вытащил шкатулку с сокровищами, протянул ее братьям:

— Вам она нужнее.

И сразу погнал Лиходея вперед. А остальные, соскочив на песок, повели своих верблюдов в подземелье.

Когда Владигор отъехал от города на достаточно большое расстояние, он оглянулся. Стаи зверолюдей набегали на город с трех сторон. А потом из-под земли донесся до него многоголосый крик ужаса и боли. Но князь уже ничем не мог помочь им.

Он остался один. Впереди возвышалась гора. Очередная стая зверолюдей гналась за ним. И спасение могло быть только на этой горе.

Если оно там было.

Стая нагоняла его. Зверолюди бежали быстрее Лиходея. Владигор уже слышал дробный стук их пяток.

Того, который бежал быстрей всех и рассчитывал наброситься сзади, удалось остановить метательным ножом. Но сколько должно быть ножей, чтобы остановить всех?

«Продержусь до последнего, а потом порешу себя сам», — такая мелькнула мысль. Но князь даже мотнул головой, чтобы отогнать ее.

Ему было необходимо вернуться в Синегорье, и только с победой.

 

ГОРА ПОСРЕДИ ПУСТЫНИ

Забавка вернулась из леса и снова вошла в кабинет отца. Заслона по-прежнему не было, как и отца в замке.

Торопясь, она подняла в воздух хрустальный шар и скоро увидела пустыню.

Там многое переменилось. Теперь у Владигора уже не было спутников. Почти все пустынное пространство кишело стаями зверолюдей. Они гнали одинокого князя в сторону высокой горы.

Она снова попробовала остановить их. И снова они ее не услышали. На мгновение глаза князя встретились с ее глазами. Он обернулся и метнул через плечо нож в самого близкого из диких преследователей. Но остальные продолжали свой бег.

И тогда Забавка обратилась за помощью к богам, которые управляли той далекой пустынной землей. Она не знала их имен, сколько их и чем они ведают. Она просто умоляла помочь единственному человеку, который, надеясь на спасение, мчался сейчас между барханами в сторону высокой горы.

И ей показалось, что боги услышали эту мольбу.

Те, что рассказывали князю об этой горе, не обманули. Князь услышал рев стремительно мчащейся воды. Огромной ширины бурлящий поток вырывался из горы и, сделав полукруг, падал в гигантскую пасть пещеры.

«Вот и все!» — подумал князь. С трех сторон к нему приближались стаи зверолюдей.

— Похоже, Лиходеюшка, и в самом деле конец. — Князь спрыгнул с коня. — И все же пойдем в воду. Не сдаваться же нам.

Он вошел в воду первым, ведя коня в поводу и ожидая, что уже на первом шагу поток собьет его с ног.

Дно под ногами было твердое, каменистое. А вода неожиданно перед ним расступилась. Поток все так же ревел, проносился мимо, но только огибал его. В тот момент, когда и конь вошел в воду, на берег выскочило несколько зверолюдей. Они тоже было сунулись вслед за Лиходеем, но сразу же были сбиты с ног. Водовороты подхватили их и понесли во внутренности горы. Остальные, злобно оскалившись, остановились. И скоро весь берег был заполнен сотнями, тысячами оскаленных в злобе бессмысленных рож. На передних напирали сзади, и они один за другим валились в бурлящую реку. Но меньше их от этого не становилось.

Князь, ведя коня, поднялся на противоположный берег, который был устлан каменными плитами.

Похоже, он и в самом деле наконец приблизился к жилищу Великого Отца. Теперь оставалось найти вход. Каменные плиты образовывали ленту, походившую на дорогу. По ним могла бы проехать даже колесница. Дорога вилась спиралью вокруг горы и уходила вверх. По ней Владигор и повел коня.

Они поднялись уже довольно высоко. Отсюда была видна большая часть пустыни, имевшая столь устрашающий вид, что Владигор скорей отвернулся.

— Назад нам дороги нет, Лиходеюшка, — сказал он коню.

Дорога упиралась в пещеру. Вход в нее не был темным, наоборот, там что-то даже светилось. И князь повел коня вслед за собой.

Рассказчики не обманули и тут. Из-за поворота пещеры вырывалось пламя.

«Уж если мы не утонули в воде, то, может, не сгорим и в пламени?» — подумал Владигор и сунул руку прямо в огонь. Пламя не обжигало!

— А как ты, Лиходей? — спросил князь и осторожно приблизил к огню коня.

Конь не отпрянул, значит, и его огонь не ожег.

Они прошли по широкому каменному коридору, сделали несколько поворотов и неожиданно оказались в гигантском зале. Это был даже не зал, а пустота внутри горы. Где-то внизу бурлила стремительная река. Они стояли на таких же широких плитах, которыми была устлана дорога. По обе стороны от входа в зал, медленно закругляясь, уходили вдаль стены, стены поднимались ввысь, создавая купол. Он был так же велик, как небо. И во всю эту высоту на противоположной стене было выбито изваяние пожилой женщины с добрым, мудрым лицом и седыми волосами. Ее нельзя было назвать старухой, хотя она была, возможно, очень стара.

Ее лицо, выточенное из белого камня, выражало спокойную сосредоточенность. Казалось, она к чему-то чутко прислушивается, но только не к земным, мелким делам, а к тому, что происходит в далях занебесного мира. «Словно сестра Перуна», — подумал князь, вспомнив свое посвящение в горах у каменного изваяния бога.

Рядом с этим гигантским изваянием было высечено из того же камня другое. Та же каменная женщина со спокойным лицом сидела в той же позе, но только была она обыкновенного человеческого роста. Поэтому Владигор и не сразу заметил ее. В зале было светло, хотя никаких светильников князь не видел.

«Что же мне дальше делать? — спросил самого себя князь. — И можно ли входить в чужое святилище с конем? Опять же — я ищу Великого Отца, а тут какая-то чужая богиня».

Словно услышав эти вопросы, то каменное изваяние, что было человеческих размеров, неожиданно приподняло руку и произнесло по-синегорски:

— Подойди ко мне, Владигор, поближе. Дай-ка мне на тебя посмотреть. Сюда желали попасть многие, но входили лишь избранные. Ты прошел очищение водой и огнем, следовательно, достоин. Скажи, что привело тебя ко мне?

Голос каменной женщины был красив и звучал торжественно. Эхо его долго перекликалось в каменных стенах зала.

— Я ищу Великого Отца, славная богиня, — уважительно произнес князь, приближаясь к двум изваяниям. — Я не знаю, кто ты и как твое имя… К тому же я служу другому богу. Но я и не прошу за себя. Только за тех людей, которые населяют эту землю. Спаси их… А ежели тебе не по силам, укажи, где искать мне Великого Отца.

— Я и есть Великий Отец, — отозвалась каменная женщина и грустно усмехнулась.

И Владигор вдруг понял, что женщина, сидящая у своего гигантского изваяния, вовсе не каменная — живая.

— Ты — Великий Отец? — переспросил растерявшийся Владигор.

— Это именно так. Эти новые люди, они все перепутали. Перед тобой та, которую уже тысячу лет называют Великим Отцом. — Пожилая женщина снова улыбнулась. — Это лишь показывает, насколько людьми забыты начала их жизни. Боги когда-то сделали меня вечной и посадили здесь, чтобы я могла поддерживать силы нашего Поднебесья. Сначала, правда это было очень давно, все меня звали Великой Матерью. Но люди много воевали, хранители истинных знаний погибли, народам постоянно требовались новые воины. Так постепенно, сохранив лишь обрывки знания, люди переименовали меня в Отца. Теперь ты увидел, что это не совсем так.

— Скажи, могу ли я обратиться к тебе с мольбой, Великая Мать? Ведь я служу своему богу. Имя его — Перун, — спросил Владигор.

— Служа своему Перуну, ты служишь и мне. А тот, кто проходит очищение водой и огнем, имеет лишь чистые помыслы. Ты можешь разговаривать со мною на равных, Владигор. Я тоже была когда-то простой женщиной, которую боги однажды отметили своей волей. Они считали, что одарили меня вечной жизнью, а на самом деле обрекли на вечное одиночество. Скажу тебе, что люди у меня — слишком редкие гости. И по пустякам не заходят.

— Я пришел к тебе, чтобы просить о помощи… Если бы ты могла увидеть сейчас то, что окружает гору, ты содрогнулась бы…

— Я знаю об этих существах. Они присланы кем-то в Поднебесье из других миров… Могу лишь догадываться — кем и зачем, — сказала она с печальной усмешкой. — Боги как люди. Они постоянно ссорятся и пытаются вытеснить один другого. Они забывают, что не могут друг без друга существовать.

— Я пришел от людей, чтобы просить тебя…

— Я знаю, чего ты ждешь от меня. Когда-то та река, что уходит в гору и падает в глубину земли, орошала многие земли. Но здешние люди вовсе забыли о богах и недостойно себя вели. И боги, повернув течение реки, отняли у них воду. «Но если хоть один человек сможет пройти очищение, верни им реку, — так сказали мне боги. — Потому что даже одного невиновного нельзя наказывать из-за многих». Ты перешел эту реку, и я возвращаю ее вам. Одновременно с этим очистится и пустыня. Я верну чужеродных существ в их мир.

Она подняла руку. И Владигору показалось, что на мгновение дрогнула и поднялась рука у гигантского каменного изваяния. А может быть, это содрогнулась сама гора.

— Можешь возвращаться к своим людям спокойно, — проговорила Великая Мать. — Я рада, что помогла им.

Владигор поклонился и ей и каменному изваянию и повел Лиходея к выходу. Он не знал о том, что его ждет внизу. Когда же вновь прошел через очистительное пламя и с высоты горы посмотрел на пустыню, то увидел чистую, орошенную водой землю, по которой протекала могучая река. И уже начинали зеленеть первые травы на этой земле, распускались первые цветы, и с разных сторон летели стаи легкокрылых щебечущих птиц. Земля эта стала столь красивой, что князь ощутил, как защемило у него в груди.

«Такой и создали для нас боги землю. А мы, все люди, обязаны хранить ее», — подумал он.

И лишь вдали на горизонте быстро удалялась фиолетовая туча странной формы.

Вместе с конем князь спустился с горы и отправился в ту страну, которую люди назвали Синегорьем.