В их дружбе с Шуркой ничего такого особенного не происходило. Ходили вместе из школы, разговаривали о том о сём – и только.

– Ты в переселение душ веришь? – спрашивал, например, Шурка.

– В какое переселение? – переспрашивал Володя, потому что о такой вещи он слышал впервые.

– Некоторые народы верят, что душа человека вместе с телом не умирает, а вселяется потом в кого-нибудь нового. Может, в дерево, или в животное, или опять в человека.

– Не знаю, – сказал с сомнением Володя. – А ты думаешь, она существует – душа?

– Конечно, существует! – подтвердил Шурка. – Только ты никому не скажешь? – спросил он вдруг, почти шёпотом.

– Никому. – Володя тоже ответил шёпотом.

– У меня знаешь чья душа? Живёт во мне знаешь чья?

– Не знаю…

– Максвелла. Я это чувствую. Точно. Душа Максвелла!

– Он кто – американец?

И Шурка объяснил. Оказывается, это был гениальный математик. И физик. Жил в Англии в девятнадцатом веке. И про него сначала в школе думали, что он идиот. А потом он сделал открытие. И об этом открытии докладывал на собрании Королевской академии наук взрослый академик, потому что сам Максвелл был школьником и его туда не допустили.

– Надо об этом Синусоиде рассказать! – обрадовался Володя.

– С-синусоиде н-нельзя! – Уже при одном её имени Шурка начинал заикаться.

И вдруг после осенних каникул Синусоида заявила, что переводит его в школу для умственно отсталых.

***

К ним в школу сразу после выходных пришёл психиатр. Проверять двоечников – какое у них развитие. И Синусоида решила отвести Шурку к нему в кабинет. У Шурки почти по всем предметам стояли двойки, и теперь уже никто не помнил, что прежде он был отличником.

Шурка в кабинет к психиатру не пошёл. Он сидел молча, вцепившись в стол руками. Володя тоже сидел рядом, ухватившись за стол. Он уже несколько раз пробовал защищать Шурку, но всякий раз Синусоида на него кричала, обрывала.

Шурка, вцепившись в стол, смотрел вниз, под ноги, она же ещё раз повторила, чтобы он немедленно встал и пошёл с нею в кабинет к психиатру. Он снова не подчинился.

– Вавилов и Чернушенко, быстро выведите его в коридор! – приказала она двум классным силачам.

И те поволокли брыкающегося Шурку из класса. Шурка не удержался, заплакал, зацепился было за дверь. Володя смотрел на всё это со стыдом и страхом, но только что он мог сделать, беспомощный пятиклассник!

Такого – плачущего, сопротивляющегося и втолкнули Шурку в кабинет к психиатру, а следом за ним вошла и Синусоида с классным журналом.

О чём они там говорили и сказал ли Шурка в кабинете хоть слово – никто не знал. А Володя об этом не спрашивал. Только врач-психиатр выдал Синусоиде справку о том, что Шурка нуждается в переводе в специальную школу.

Синусоида написала записку Шуркиным родителям и велела Володе отнести её.

До дома Володя шёл один – Шурки нигде не было. Он ждал на лестнице.

– Д-дай з-записку, – пробормотал он и уставился на Володю таким же бессмысленным упрямым взглядом, каким смотрел в последнее время на многих учителей.

Володе и самому не очень-то хотелось нести записку. Получалось, что он как бы в роли Павлика Морозова выступает.

– Д-дай записку, – повторил Шурка.

И тогда Володя решился.

Тут же на лестнице они порвали записку на мелкие клочки и отнесли их на помойку.

На что они надеялись – непонятно. Неужели на то, что Синусоида про записку забудет?

***

– Передал записку? – строго спросила на другой день Синусоида в коридоре.

– Передал, – проговорил он растерянно.

– Они написали ответ? Где ответ? Почему ты мне его не даёшь? Они сказали, когда придут за документами?

– Сказали, – ответил Володя с ещё большей растерянностью.

– Что они сказали?

– Сказали, что им некогда…

– Пусть найдут время и соблаговолят зайти. Передай им, что с завтрашнего дня их сын… В общем, я его исключаю из списков.

***

– Абуалиев, завтра без родителей можешь в школу не приходить, – объявила Синусоида на последнем уроке.

Шурка на неё не смотрел, смотрел мимо.

– Ты понял меня?

Шурка продолжал молчать, глядя в сторону.

– Петровский, напиши ему в дневник то, что я сейчас сказала. С меня хватит, намучилась.

Володя под её взглядом написал: «В школу завтра без родителей не приходить».

Но Шурка смотрел сквозь пространство потерянными глазами, как будто ослеп.

***

Он пришёл на другой день в школу как ни в чём не бывало и спокойно отсидел первый урок. А на второй в класс вошла Синусоида.

И Шурка вновь сидел, вцепившись в стол, глядя в сторону, она же повторяла, словно кибернетическое устройство:

– Еще раз говорю, выйди из класса.

И вновь по её команде Вавилов с Чернушенко выволакивали его, а он, с мёртвым лицом, кусая губы, цеплялся за край стола. И Володя, окаменев от ужаса, сидел рядом, не в силах помочь.

Остальные уроки он постоянно ощущал справа пустое место, словно вместе с Шуркой ушло из-за стола и пространство, в котором тот на уроках жил. У Володи даже правый бок то ли заболел, то ли замёрз от чувства пустоты в том месте, где сидел Шурка.

По дороге домой Володе на мгновение показалось, что за углом мелькнула сутулая Шуркина фигура. Может быть, он дожидался Володю, но в последний момент испугался встречи и убежал.

***

Назавтра место рядом с Володей оставалось пустым. Перед первым звонком Синусоида специально заглянула в их класс и, удовлетворенно кивнув, вышла. Её уроков в этот день у них не было.

А на перемене Шурка прокрался в кабинет на новый урок. Он, оказывается, первый час прятался на лестнице у железной двери. Они, уже довольные, сидели рядом, но тут Синусоида во второй раз заглянула к ним.

Шурка и в самом деле становился идиотом в её присутствии.

Он снова упрямо и тупо цеплялся за стол, потом за дверь, когда его выталкивали из класса. И только в последнее мгновение, уже почти из-за дверей, когда Вавилов срывал его руку с дверей, Шурка отчаянным взглядом посмотрел на Володю. На одно лишь мгновение взглянул. И Володя не выдержал. Сам неожиданно для себя, он, оставив сумку в столе, выбежал за Шуркой.

Он догнал Шурку уже на лестнице. На них с удивлением оглядывались те, что поднимались навстречу.

– Пойдём, я знаю, куда мы пойдём! – утешал Володя Шурку.

Неожиданная мысль озарила его.

Они придут вместе с Шуркой к Зине. Зина поймёт – она сама в прошлом году была школьницей. И это ей Шурка помог по какой-то там немыслимой стереометрии. Она пойдёт вместе с ними в школу и докажет, что он – не умственно отсталый.

Они надели куртки и вышли из школы. Шурка – с сумкой, а Володя – без всего, с пустыми руками. Он впервые в жизни пропускал уроки, но даже не боялся сейчас – пусть вызывают маму, зато он будет мучиться вместе с Шуркой. Он и в школу для умственно отсталых, если не удастся доказать правду, пойдёт с Шуркой вместе! После этого решения ему стало легко, свободно.

***

Он забыл, что было ещё начало дня и Зина уехала в свой институт.

– Ничего, погуляем по городу, а потом к ней, – обнадёживал Шурку Володя. – В Эрмитаж сходим.

Но и Эрмитаж оказался закрытым – выходной день.

Печальное получилось гулянье, бродили они по улицам, сидели на холодных скамейках, испуганно оглядывались на милиционера – вдруг спросит, почему во время уроков они болтаются по городу. Время ползло медленно, и они измучились, пока дождались середины дня, чтобы идти по крайней мере к Шурке домой.

Шуркин отец, такой же, как и сын, тощий, сутулый, с длинным лицом, только лысый, в этот раз не спал, а сидел на диване и читал газету.

Отцу они ничего не сказали. Шурка залез на шкаф и достал зачем-то тетрадь, в которую он записывал дифференциальные уравнения. Он попытался втолковать смысл формул Володе, уверял, что стоит только вникнуть в начало, а дальше и ему понятно всё станет. Но Володя так и не вникнул.

Втроём они поели суп и какую-то рыбу с картошкой. Обед, оказывается, в их семье варил отец. За столом отец рассказывал им истории из театральной жизни, наверно, весёлые, потому что сам он здорово хохотал, рассказывая их. Володя и Шурка тоже делали вид, что им весело от этих историй, и старались улыбаться.

Наконец, около четырёх они вошли к Зине.

***

Зина сначала не понимала, потом не верила, а потом испугалась.

– Ой, тут надо к Анатолию идти, – сказала она. – Меня они не послушают, только Анатолий поможет. Неужели ты сам не догадался? – спросила она Володю.

И удивительное дело, уж к Анатолию-то Володя и сам бы пошёл, но Зинаида решила идти обязательно вместе с ними.

Они положили в полиэтиленовый мешок с ручками Шуркины математические тетради и отправились втроём.

– Анатолий, конечно, поможет! – говорил по дороге Володя, и снова ему было легко, даже весело. – Анатолия и директор уважает, и сама Синусоида.

***

Знала бы Зина, идя рядом с этими двумя перепуганными пятиклассниками, что с каждым шагом она приближается к перекрёстку своей судьбы. Что еще немного – и ступит она на новый путь мучений и радостей из-за человека, которого самой ещё недавно так спокойно и приятно ей было помучить. Знала бы она об этом – быть может, и не отправилась бы вместе с ними, осталась бы дома. И жизнь у неё, возможно, была бы другая -не та, не её. Хотя спустя полгода это невозможно было уже представить.

***

И всё-таки как здорово, что другом у Володи был Анатолий. Он понял и поверил всему, едва ему стали рассказывать. Только перелистнул Шуркины математические тетради, исчерканные мало кому понятными каракулями.

– Пойдёмте, – сказал он, решительно поднимаясь со своего дряхлого заплатанного дивана, на который они уселись все. – Пойдёмте сразу к директору. Опаздывать здесь нельзя. И ты, Зина, ты молодец, что пришла. – Он просто похвалил её и всё. Как старого товарища. И ничего больше. И не удивился её приходу.

Неужели эти мгновения и стали перекрёстком в её жизни? Даже если это было так – она пока о том не догадывалась.

***

«Лишь бы застать директора! Лишь бы он был в школе!» – молился про себя Володя.

Он едва поспевал за широким шагом Анатолия. Так-то он привык ходить с ним помногу. Зина и Шурка отставали же всё больше и больше.

– Анатолий, нам не догнать! – наконец пожаловался Володя.

– Что? Я вас загнал! – Анатолий приостановился. – Боюсь, вдруг директора не застанем.

***

Директора они застали. Директор – коротко подстриженный седой человек, похожий на пожилого уставшего боксёра, – был в своём кабинете, а рядом с его рабочим столом на стуле сидела сама Синусоида.

Она изумлённо рассматривала их всех, вошедших вместе прямо в куртках, потому что раздевалка была закрыта.

– Фёдор Адамович, извините нас, но мы к вам по неотложному делу, – начал сразу Анатолий. Говорил он, как всегда, умно и по-взрослому, так что слушатели сразу начинали уважать каждое его слово.

– Сейчас, ребята, только отпущу Веру Семёновну.

– Вера Семёновна, если можно, тоже пускай останется. Останетесь, Вера Семёновна? – спросил Анатолий.

– Да-да, я, конечно. Конечно, я останусь, – заторопилась Вера Семёновна, она же Синусоида, с непривычной для Володи и Шурки виноватой интонацией.

– Этот мальчик, Саша Абуалиев из пятого класса, обладает исключительными, если не гениальными, математическими способностями. Он сам, дома, изучил математику в объёме средней школы и продолжает изучение дальше. Вот его тетради.

Анатолий положил две толстые тетрадки на директорский стол, а директор Фёдор Адамович начал рассеянно их листать. Потом одну из тетрадок брезгливо, недоверчиво подвинула к себе Синусоида, открыла где попало и замерла.

Анатолий хотел говорить дальше, но директор его прервал:

– Это хорошо, Анатолий, что ты нас навестил, и спасибо, что заботишься о способном мальчике. Но ты сам понимаешь, у нас не заочная школа, у нас ученик должен присутствовать на уроке. Должен присутствовать, даже если он знает предмет на «отлично». А, кстати, давай-ка мы и проверим его способности. А то ведь сам знаешь, – директор улыбнулся, – мало ли что они дома могут понаписать. – Директор поднялся и с Шуркиной тетрадью отошёл к окну. – Эх, и я когда-то увлекался математикой! Садись-ка, Саша, дорогой, в моё кресло. Вот тебе чистый лист, пиши уравнения, – и директор, заглядывая в тетрадь, стал диктовать непонятные пока для Володи слова.

У Володи даже руки задрожали от волнения, будто это ему директор сейчас диктовал. Вдруг Шурка запутается и ничего не решит!

А Шурка, наоборот, успокоился. И едва директор кончил диктовать, сразу сказал ответ.

– Да? – удивился директор. – Это ты в уме решил или по памяти?

– Он всё в уме решает, – сказал за него Володя.

– Ну а написать своё решение можешь? Уж не поленись. Вера Семёновна, как? Саша правильный назвал ответ?

– Я не знаю, такие уравнения не решаются устно…

– Но вы его сможете решить сейчас, письменно?

– Естественно, могу.

Директор подвинул листок и ей.

Она стала решать. Нервно выписывала цифры, знаки, что-то зачеркнула, кивнула головой, написала заново. И наконец, отодвинув листок в сторону, подтвердила:

– Да, ответ сходится.

Шурка заглянул в её листок и вдруг проговорил уверенным голосом, какого никогда от него Володя не слышал в классе:

– Вообще-то здесь надо короче. У вас лишние преобразования. – И, взяв Синусоидин лист, он вычеркнул в нём несколько строк, а рядом написал только одну. – Так проще.

Синусоида, раскрыв рот и вытаращив глаза, посмотрела на него так изумлённо, будто перед ней возник какой-нибудь Тутанхамон или Эйнштейн. И Володя тоже удивился – ему показалось, что за несколько минут Шурка стал выше ростом.

– Ты прав, я здесь напутала, – наконец выговорила Синусоида.

– Но всё-таки, мой дорогой, даже блестящие способности не дают тебе права пропускать занятия. В нашей школе порядок для всех единый. А после восьмого я сам тебя отведу в гимназию для особо одарённых, – вмешался директор.

Шурка оставил директорский стул, и тот снова сел на своё место.

– Всё, ребята, никакого освобождения от занятий я дать не могу.

– Нет, не всё, Фёдор Адамович, – остановил его Анатолий. – Дело в том, что Сашу переводят в другую школу, для умственно отсталых. Я понимаю, это недоразумение…

– То есть как переводят? – растерянно переспросил директор. – Чушь какая-то! Я тебя правильно понял, Анатолий? Вера Семёновна, я правильно понял Анатолия? Как можно перевести мальчика без решения педсовета?!

Все посмотрели на Синусоиду, и Володя даже хотел объяснить, что это она, Синусоида, решила применить такую хитрость, чтобы Шурку родители сами забрали из школы. Но Синусоида вдруг вскочила и проговорила, заикаясь:

– Это… это недоразумение.

Лицо её искривилось, и она протянула к Шурке руки, так что Володе показалось, что она хочет ударить Шурку. И самому Шурке тоже показалось что-то такое, потому что он испуганно попятился.

– Вера Семёновна, вам плохо? – спросил директор. – Вам помочь?

И тут все увидели, что по лицу её потекли слёзы. Она попыталась их остановить, что-то объяснить, но лицо её еще больше искривилось, стало ужасно некрасивым, и, громко зарыдав, Синусоида выбежала из директорского кабинета.

– Чушь какая-то! – повторил директор растерянно.

– Мы пойдём? – спросил Анатолий тихо.

– Подождите. Сейчас она успокоится и вернётся. Надо же довести дело до конца. – Несколько минут директор перебирал на столе бумаги, а все остальные сидели молча.

Наконец, дверь без стука приоткрылась, и снова вошла Синусоида.

– Прости меня, Саша, – начала она прямо с порога. – И вы, Фёдор Адамович, простите, – повернулась она к директору. – Всю жизнь мечтала о таком ученике, а когда встретила – не узнала! Извини меня, Саша! – снова повторила она. – Это я, Фёдор Адамович, я одна виновата во всём!

– А ты, Абуалиев, мог бы и ко мне подойти, я разве зверь какой-нибудь, что уж так бояться! – укоризненно проговорил директор.

Шурка кивнул.

– Завтра я извинюсь перед всем классом. Хочешь, мы будем изучать высшую математику вместе? Я ведь всю педагогическую жизнь мечтала о таком ученике. Ты простил меня, Саша? – Было похоже, что Синусоида опять вот-вот разрыдается.

Но Шурка снова молча кивнул.

– Ладно. Будем считать инцидент исчерпанным, – сказал директор. И вдруг добавил: – А всё перегрузка наша, задавленность делами. Учителя тоже надо понять…

***

– Мальчишки, пошли ко мне! – предложила Зина Анатолию, Володе и Шурке, когда они вышли из школы. – Торт купим. В честь спасения человека.

– Мне к семинару надо готовиться, – неуверенно ответил Анатолий, а потом махнул рукой: – Ладно, успею.

Вчетвером они вошли в булочную. Зина и Анатолий потолкались около кассы – кому платить. А Володя чувствовал себя странно, потому что был он со школьной сумкой. Сумку вручила ему Синусоида. И удивительно: лицо у неё было теперь не злое, а просто усталое, и голос совсем не противный, а заботливый.

В Зининой комнате за низким журнальным столиком они попили чай с тортом и с земляничным вареньем. И Зина, не сводя глаз с Анатолия, вдруг сказала:

– Толя, ты стал такой красивый!

– Брось, Зинаида, свои штучки, – засмеялся Анатолий, – больше мне голову не закрутишь. Я самый обычный. Гомо сапиенс обыкновенный.

– Нет, – не согласилась Зинаида, – ты стал очень, очень красивым! И мужественным.