Никтофобия

Воскресная Николь

Николь Воскресная. Член Союза российских писателей. Автор двух поэтических сборников и многочисленных публикаций в коллективных сборниках и периодических изданиях. Живёт во Владивостоке. В предлагаемый сборник вошли новые стихи автора.

* * *

«Книга издана при поддержке Союза российских писателей, на грант Министерства культуры РФ».

Издается в год двадцатипятилетия Союза российских писателей.

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателей запрещается.

«Тысячерукая мгла…»

Тысячерукая мгла, Глаз твоих яркий свет. Оборвать провода, Остановить свой бег. Встать и смотреть, как ты Станешь её рабом. Помни: у темноты Только один закон. Не обернись назад, Не сомневайся ни в чём, Не закрывай глаза Перед разящим мечом.

«Реальный мир бросает тебя на пол…»

Реальный мир бросает тебя на пол, Не оставляя места для манёвра. Но по тебе никто бы не заплакал, И это для тебя не ново. Всё просто, ты пойдёшь под распродажу, Потрёпанная жизнь с уценкой. И это не печально даже, Так, проза жизни, куда клеить ценник? Какая подойдёт витрина Твоему тусклому сиянью? А люди все проходят мимо На безопасном расстоянии.

«Хуже не будет…»

Хуже не будет, Лучше не станет. Всё, что проходит, Ждать не заставит. Всё, что ты ждёшь, Никогда не вернётся, Словно лучи заходящего солнца. Всё, что ты ищешь, знак или чудо, Ближе к тебе, чем вчерашнее утро…

Алиса

Алиса не проснулась, Она умерла. Ей вечно гулять по волшебной стране. И нет пределов у этого сна, И смысла нет в этом сне. Уже за окном повисла луна, Как всадник на белом коне. Не наливай мне больше вина, Зачем, расскажи, оно мне? Алиса узнала, как глубока Кромешная ночь в могиле-норе.

«Ничего не хочу…»

Ничего не хочу. Никого не хочу. Я по небу птицей лечу. На дне моря рыбой лежу. Через воду на небо гляжу. Никому не скажу. Ничего не скажу.

«Жизнь – ожидание поезда…»

Жизнь – ожидание поезда, Чуда, смысла, зимы, Вычёркивание номеров из справочника И кадры, на которых улетают журавли. Туда, где, казалось бы, сказочно, Туда, где не мы, а они… Но то, что казалось загадочным, — Мираж, силуэты вдали. Рассыпался домик карточный. На дне твоих чувств корабли.

«Ничего я больше не помню…»

Ничего я больше не помню, Моя память мне отказала. Стёрты все пометки в альбомах, И уже не начать сначала. Не вернуться назад, Как и прежде, Для меня нет в ящике писем. То, что было моей надеждой, Затерялось среди бессмыслиц. И огонь меня больше не греет В этой зимней вьюге палящей. Может, я когда-то сумею Жить не прошлым, а настоящим.

«Время – это костёр…»

Время – это костёр, Памяти тлеют угли. То, что когда-то стёр, Будущим станет твоим. Пепел и мрак прошлых лет Ветер забвения смыл. Сколько сгоревших комет? Мёртвых холодных светил… Не оставляет следов То, что совсем прошло. Ржавчина старых оков Смоется этим дождём…

«Мир, существующий в моей голове…»

Мир, существующий в моей голове, Умрёт за минуту, за две… Никогда не будет рождён заново, Укрытый снегом, как саваном. Он выпит, стёрт и забыт, Но тянет в себя, как магнит. Вода, не текущая вспять, Но остановить, не понять… И маска, что без лица, Дорога оборвана в два конца. Мой поезд, сошедший с рельс, Ночной, предпоследний рейс.

«Сорванный цветок…»

Сорванный цветок, Заживо сгореть. Исходящий срок, Не о чем жалеть. Но мне не сбежать От себя самой, Как не избежать Вечности с тобой. Самый верный знак — Пламя без огня, Бесконечный мрак, Что позвал меня. Паутина строк, Сотня без одной. Будет всё – песок, Даже мы с тобой.

«В моей истории не хватает страниц…»

В моей истории не хватает страниц, Белые пятна выгоревших фотографий, Как силуэты улетевших птиц, — Следы потерянных эпитафий. Мне по частям не восстановить, И никаких не осталось меток, Забытых снов невесомая нить Ведёт дорогой тетрадных клеток. И, обрываясь на полпути, Срываясь в писем горящих бездну, Мне просто некуда больше идти, А возвращаться назад бесполезно…

«Хаос, творящийся вокруг…»

Хаос, творящийся вокруг, Проникает в голову Прикосновеньем рук, Неутолимым голодом. А лучшее лекарство – горечь Прошедших дней, Пусть не пугает полночь, Что без огней. Холодным светом утро В твоё окно, И всё, что есть вокруг, — То предрешено…

«Волшебство закончится в полночь…»

Волшебство закончится в полночь, Как бы ни был красив тьмы сосуд, И останется только горечь И смотреть, смотреть в пустоту. Нас, бессмертных, осталось двое: Ты и я, кроме нас только вечность. Никогда не станет любовью, Что навеки бесчеловечно. Этот лёд обжигающий, плавясь, Не оставит нам шансов вернуться, Всё пройдёт, всё пройдёт, повторяясь, Я пытаюсь, поверив, проснуться…

«На холод благослови…»

На холод благослови, Едким мраком сердце наполни. Пережить бы все эти дни — Так безропотно и безмолвно. Если хочешь, меня зачеркни, Всё вернётся разрядом молний. И глядят, глядят фонари, Как назад возвращаются волны…

«Бледная копия…»

Бледная копия, Глупая тень. Что в гороскопах На завтрашний день? Это печаль таится Птицей ночной, Далью во тьме искрится Мир под луной. Голос на старом виниле, Пой и зови ещё О неизведанной силе, Что затаилась и ждёт.

«Замершая, как перед бурей…»

Замершая, как перед бурей, Закрывшаяся, как от боли. Бог, помоги дуре Остаться навечно собою! Душа – с одним крылом бабочка, Её не сберечь зимой. Убить легче сразу, не пачкая Рук ядовитой пыльцой. И эту отравную сладость Не вытерпеть, не пережить. Такая случайная радость, И без толку ворожить…

Магия крови

Магия крови боится света, Вместо чернил выводить ей слова. И не искать ответа, Не вспоминать никогда. Звёздным лучом пронзённой, Падать в сверкающий снег И улыбаться так обречённо, Словно забывшись во сне, Сладко мне забываться. Ночи разлитая тушь. А кукловод изрезал пальцы Нитями наших душ…

«Переизбыток таких, как я…»

Переизбыток таких, как я, В мире, что под луной. Не заступай за края, Остерегайся порой. Клетка, и тесно, и не сбежать, Давит ошейник-мораль. И улыбаться не забывать — Список дел на февраль. Я для тебя стерегу эту ночь, Вечную тень бытия. Тело растает со временем, прочь, Прочь беги от меня…

«Ноябрьская сладость, январская тьма…»

Ноябрьская сладость, январская тьма, Скорей унесите из этой зимы, В которой нет места уже для меня, В которой другие, но точно не мы. Случайная слабость – почти что беда, Почти катастрофа – вещие сны, И всё то, что до, – почти что зола, А всё то, что будет, умрёт до весны.

Поединок

Я – поражённый Париж, Павший под натиском зла. Ну почему ты молчишь? Дней моих пепел, зола… Зимний морозный день. Чувства так легче смирять. Но искушения тень Манит меня опять. Только прошу я, знай: В этот раз не устоишь, Солнцем как ни сияй, Тьмы моей не затмишь.

17.01.15

Горгона

Окаменел, едва его коснулась, сердцем застыл. Присылай ещё воинов светлоглазых. Если ты меня не забыл, Если хочешь им мстить всем сразу. Не доплыть до моих островов: В плоть вопьются острые скалы. Разжигай сколько хочешь костров, Их всегда тебе будет мало. Лишь один, что душою светел, Этих тайн коснётся руками И застынет лучом на рассвете, Провожая звёзды глазами…

«Память лжива, ты ей не верь…»

Память лжива, ты ей не верь. Сердце – мышца, слепой насос. Здесь нет выхода, радость не дверь — Лабиринт из шипов стальных роз. Все слова теперь слишком просты. Все уловки знакомы давно. Как завядшие эти цветы И безвкусное это вино. А луна – бумажный фонарь, Тот же самый, с дырой в боку. Ненавижу тебя, февраль. По ночам тишину стерегу.

Dominus

Клянущийся лжёт, А видящий слеп. Огонь, что не жжёт, — Блуждающий свет. Страшнее всего Терять тишину. И слишком легко, Забывшись в бреду. На каждую боль — Спасительный яд. За главную роль Ты будешь распят.

Vecordia

Безумие – ночные звуки, неосторожная тревога. И холодеющие руки Найти во тьме уже не могут Опоры. Разум леденеет, Несовместимость разных фактов. Но ты поверь: ещё сумеешь Найти в себе химер, чудовищ, вурдалаков…

Rerum

Звёздною пылью станет, Мёртвое, будь мертво. Все бессонные твари, Это вам суждено. Всё обращается в пепел, Мёртвый холодный песок, Слишком хрупкое тело, Слишком глубокий сон. Многое взяв от земли, После с процентом отдашь. Радости и любви Самый опасный мираж.

«Нашепчи мне слова тихо на ухо…»

Нашепчи мне слова тихо на ухо, Нервным почерком запишу. Моё сердце застёгнуто наглухо, Не молюсь, не боюсь, не ищу. Бой окончен, пора уходить, Без сомнений, не оборачиваясь, Никогда никого не любить, Сжигать письма, не разворачивая. Только гнать от себя дурман Сети нежной, ласковой лжи, Этот серый холодный туман, И ты пьян им, пока ещё жив…

Сонет пропавших

Душу не предлагать, Б/у или неликвид. Дай то, что можно продать, То, что лучше горит, Что согревает в дождь И разгоняет тьму. Нежную свою дрожь Лучше приберегу, Спрячу подальше от глаз, В ящик с горькой травой. Всё повторится не раз, Только уже не со мной.

«Дорога к тебе обрывается…»

Дорога к тебе обрывается, Ты стоишь мне слишком дорого. Всё в мире когда-то кончается, И даже действие морока. И вот уже ночь на исходе, И слов для молитв не хватает, А звёзды – железные гвозди, Сегодня и вовсе не тают. Прибитыми к чёрному небу, Сгорать нам у всех на виду. Подставьте руки, я пеплом До вас теперь снизойду…

Miraculum

Сколько сгинет в этой погоне, Сколько канет в любовной болезни. Ярко-красного солнца кони, Прошлой ночи чёрные лезвия. Не клянись мне, всё исполняется Только так, как кем-то задумано. Что ж судьба не извиняется, По пятам всё ходит, безумная, И поёт мне птицей израненной Свою старую странную песню. Разве гостьей незванной и раннею Постучится то, что чудесно?

«Я кто? Я облако, летящее над миром…»

Я кто? Я облако, летящее над миром, Как псалом за окном. Не свалиться бы мне в плохо заваренный чай пожелтевших листьев И так невзначай, случайно разбиться На мелкие лужи нежной воды, В которой чужие следы тают, Будто и не было, Словно не стать, не встать, не пойти Своей дорогой, сбившись с пути. Дороги нынче ноги. Ни к чему никому строки – струи воды.

«Море возьмёт тебя живой или мёртвой…»

Море возьмёт тебя живой или мёртвой, В море как кровь горька вода. Ты – неосвоенная территория, Ты – опустевшая враз земля. Сколько прощений тебе отмерено? Сколько теней за твоей спиной? Тихие песни времени, Те, что поёт прибой. Стань той, которой боишься стать, Чувства бумагою выцветают, Лучше разбиться, чем не летать, Кровь и чернила не высыхают…

Чудо

Был чудом, стал чудовищем. Оракул путается в показаниях: То бесценное, то не стоящее, Ни к чему не ведущее состязание. И лишь время исправит всё. Я охочусь на тебя из засады, Солнца сломанное колесо, Истекающее золотом-ядом. Я ворую силу из чужих голосов, А мой нимб погнулся и крылья измяты. И, пытаясь найти причину, Оправданье душевной боли, Я меняю лицо на личину, Чтоб остаться навечно собою…

Недописанный

Нежной юности твоей коснуться, Твою свежесть забрать навсегда. Боже, Господи, не дай мне проснуться! Потерять его без следа И среди пустоты бесконечной Затеряться среди чужих. Он уйдёт, никем не замеченный, Оборвёт недописанный стих. Алой нитью протянутый луч Не коснётся больше лица, Исчезающий среди туч Свет погас, звук ушёл навсегда…

«Каждое слово – выстрел…»

Каждое слово – выстрел, Каждая измена – ножевое ранение. Тело не ищет истин, Не примет извинений. Каждый взгляд как удар. Слабей и слабей оболочка, Я – волна, и я же – радар, Лезвия новой ночи. Провод души перерезан, Истекаю электрическим током. Жизнь – занятие бесполезное, С исходящим годности сроком.

«Я ворую книги…»

Я ворую книги, Покупаю блокноты. Я плету интриги И не знаю ни одной ноты, Кроме «ДО». Ноты «ПОСЛЕ» не существует. Чёрно-белых дней домино, В моём море чей-то корабль дрейфует. К берегам отнесёт — И маяк погаснет. Сохрани для меня Сердце-Камень, Прозрачный и ясный…

«Я морская ведьма…»

Я морская ведьма, И море меня облизнуло, Выползая крабом на причал, Там, где рассвет кричал! Я буря, волна и тритон, И отныне мой тон – морская волна, Та, которая штормом рисует слова… И тянет на дно, Словно якорь. В немом кино тайфуна Останется вечно юным Юнга, что утонул.

«На мне не осталось следов…»

На мне не осталось следов, Ни взглядов, ни поцелуев. И каждый из вас готов Принять меня за святую! А я пережить хочу Томленье от этой муки. И страшному научу Тебя я греху разлуки. Как глупо болеть о пустом, И глухо в груди не бьётся Завядшего сердца цветок, Которое не разобьётся.

«Как судьбу, расскажи мне, отвадить?..»

Как судьбу, расскажи мне, отвадить? Отучить приходить к порогу. Как, скажи мне, тебя не сглазить? Не отдать на расправу року. Нет, нельзя ничего забрать, Всё останется так, как есть. И словами простыми солгать, Обрекая себя на месть… Мою тихую грешную душу Для кого-нибудь сбереги. Если зыбкой мне станет суша, Мои звёзды все сразу сожги…

«И я бегу с этого тонущего корабля…»

И я бегу с этого тонущего корабля, Который не удаётся спасти. Королевство очередного голого короля, Которому голову забыли снести, Которого кое-как носит земля, Величество не первой свежести. И, разбиваясь вдребезги до нуля, Я задыхаюсь от неизбежности, Я каплей падаю в эти моря И замерзаю от чужой нежности, Когда спасти ничего нельзя… Всё гаснет, кроме… святой безмятежности.

Отражение

Сквозь непроглядный мрак — Кто это в зеркале? – не узнаю. Лжёт отражение-враг, Глаз опустевших боюсь. Счастье невыносимо, И я впадаю в грехи, Не наказуема сила, Выпала из колеи. Из кругов ада сбежала, Только повсюду ношу Рукоять от кинжала И отражений боюсь…

Расплата

Трижды проклята, четырежды распята, Мой огонь не утолить. Как сладка бывает расплата, До конца дай её испить. И почувствовать дай, не касаясь, Бесконечно льющийся свет. Пусть сгорает, воспламеняясь, И сжигает то, чего нет…

Жертва огню

Железная корона, бумажный трон, В голове спутались мысли. Среди чисел, жизней, имён Не найти никакого смысла. И мерцающей точкой на карте В твоих списках я не исчезну. Расстояние – глупость, на старте От одного до другого края бездны… Где вдохновенье – случайная искра, И вот ты уже полыхаешь костром, И нельзя подойти слишком близко, Но лишь этим огнём будешь спасён…

«Если я только посмею влюбиться…»

Если я только посмею влюбиться, Не будь со мною жесток. Я для тебя убийца, Ты для меня пророк. В солнечном диске треснула спица, Быть бесконечно живым – не порок, Времени колесница — Лишь неизбежный рок. Я научилась забывать лица, Самый лучший урок — Быть настоящим, уметь искриться, Даже если закончился ток…

«В этом мире негде укрыться…»

В этом мире негде укрыться, Грустить по тому, чем никогда не была. По небу летят нарисованные птицы, И режет глаза белизна потолка. Я пытаюсь удержать ускользающее, Но оно – только миг, И есть что-то насквозь пронзающее В бесконечных прозреньях пустых. Избавление от всего, Словно ножницами по бумаге, Слишком трудное ремесло — Освоение блужданий во мраке.

«Последняя бусина шиповника…»

Последняя бусина шиповника, Та, что зиму переживёт, Станет талисманом, символом крови, Каплю жизни она сбережёт. Но красота коварна, запомни это, И, как морская вода, заливает всё. Неосторожность – оборванная лента, И в грудь вонзится её остриё. Капкан на каждом шагу, в каждом слове яд. И тонок лёд новой дороги, А талисманы, что тебя хранят, Боятся света, любви и тревоги…

«Невстреча печальна…»

Невстреча печальна, Но встреча страшней. Теряю за далью Бессонницу дней, Чудесные ночи И лунный твой свет, Теряю по точке, По капле рассвет. Теряю, как память, Как бусины лет, Не встречу с печалью, И встречу, что нет…

«Я взлелею тебя, словно дар…»

Я взлелею тебя, словно дар, Как бесценный подарок небес. Одиночество – это пожар, Выжигает знакомых лес. Моя тихая тёмная страсть, Как пророчество снизойди, И не дай, я прошу, упасть, потеряться на этом пути. Я молчание сберегу, Чтобы после его растратить И украсть небес синеву, Одинокой звездою украсить…

«Кто-то неосторожно тронет бархат страниц…»

Кто-то неосторожно тронет бархат страниц, Порежет бумагой палец – кровь не остановить. Новая метка на поле, красное жизни пятно, Память о боли и память о доме, так было суждено, Пусть всё опять воскреснет! Тихий ноябрьский снег, Тайна чудесных песен, То, чего больше нет. Всё, что осталось пылью, Плен пожелтевших бумаг Выдаст и сделает былью Дней слишком быстрый шаг…

Рыбы

Мы все рыбы, а рыбы не должны выбирать, Рыбы должны рождаться и иногда умирать. Хранить в себе голод и неистовую пустоту, Думать о вечности раз в году. А сети не должны пустовать, Поэтому рыбам некогда уставать, И в своём водном уютном плену Ни одна рыба не может сказать: «Я тону». Они не тонут и даже, пожалуй, не горят, Но только воздух для них как яд, Тишиною отравлена глубина, А на воздухе шумно и не до сна, И поэтому рыбы всё время спят, Ни о чём не думают, не грустят. Лишь одна, увидев сквозь толщу воды звезду, Однажды скажет: «Я больше так не могу…»

«Выветрилось из памяти, как вино…»

Выветрилось из памяти, как вино, Словно из жил исчез весь огонь. Нет в том раскаяния, это легко — Презирать свою боль. И легко освобождение, Когда оставлен на полпути крест, Точно рассчитана траектория и угол падения, А в аду нет свободных мест. Поэтому вечно живым и пустым навечно Дорога во все концы. И лишь улыбается путь млечный, Зовущий тех, чьи души чисты.

«Возьму на память о доме…»

Возьму на память о доме Только осколок стекла. Солнце здесь скоро утонет, Тысячу дней жива! Первые сто сожалела, Больше в тебя не влюблюсь. Ты, луна, королева, Мой не волнуешь пульс. Каменный город, не бойся. Серый твой выцветший мех Буду носить, не сбросив, С жемчугом нежных утех…

Ночной дождь

Капли, царапающие стекло, Сводят с ума. Чувства растрёпаны, как старый молитвослов, Грудная клетка – тюрьма. Змееногая ночь обнимает на протяжении часов, Чувствую, как растёт луна, Не оставляя на память даже немного слов… Ни одна мелодия не длится вечно. И этот осенний дождь Спешит зачем-то пролиться. Оставайся, дыши бесконечно, Жги этот воздух, бесценный каждый твой вздох, Все равно каждый каплей с неба летит разбиться! И не сдержать эту дрожь… Но я тебе буду, обещаю, что буду, молиться, Пока длится каждый такой многословный дождь…

Завоевание

Чёрная ягода смерти вызреет ровно в срок. Алые ягоды крови, горький жизненный сок. Ярким сделают вкус первые холода. Ты обещал мне укус и проиграл навсегда… Я холодна изнутри, мне не страшно гореть, Это не искренность – завоевание, каждому своя плеть…

Танго ублюдков

Я целую каждую змею в губы, А вбивающий гвоздь мне любим, Нравы понятны и неизбежно грубы, Улыбайся всем, кого бы убил… Ненависть – это только забава, А каждый грех – просто игра. Монетой в банке звенит слава, Солнце продано ещё до утра… И чьей-то воле, злой и беспечной, Всё покорится, лишь намекни. Нам танцевать теперь уже вечно Дурное танго шальной нелюбви.

«Такая возможность даётся не каждому…»

Такая возможность даётся не каждому, И ты, мой распутный бог, Однажды почувствовав жажду, Её утолить не смог. И песни лились, и луна качалась, Лишь образы в зеркалах Запомнили холод, простую усталость И глаз твоих стылый страх. А время забыло обратно дорогу, И то, что тебе не дано, Твоим становясь совсем понемногу, Утянет тебя на дно…

Крапива

Крапива, чёрных прутьев кружево, Всё решено и каждый чист, И все уловки безоружны, И небо – пыльный белый лист. И горький ветер хмарь осеннюю Разносит и мешает спать, Как позабытое веселие И гроба жёсткая кровать. Но, мотыльками став, Все те, кто брошен и устал, Летят на новый свет, и горьких трав Дарует жизни горечь новую отвар.

Свинец Сатурна

Цепь дней разлетится, звеня, До и после – странные встречи, Белый свет ночей октября. Нет тебя и страшнее, и легче, И с орбиты сойдёт, и сведёт с ума, Унося за собою в вечность, Всё, что прожито, с пользой и зря. Мне судьбе моей не перечить. Только лишь бы спасти от огня Лёд души и Сатурна на пальце колечко.

«Октябрь – время охоты…»

Октябрь – время охоты, Взбесившихся инстинктов. Замёрзшие тихие ноты, Луны запылилась пластинка. И листьев медовое золото Утопит в сладости драм, Излечит от ран и осколков Оранжевых окон бальзам. Я не поддаюсь дрессировке, И путаю, путаю след. Охотник, твои уловки Пусты, не спасёт амулет…

«Браслет – наручник твоей любви…»

Браслет – наручник твоей любви, Времени тихие песни Тихо с ума свели, Нет их в мире чудесней. А лепестки твоих роз я сожгла, Тают, теряя благоуханье… Нету сильней моего колдовства, Нету страшней очарованья. Только причину ты не ищи, Такт у сердца сбивается, Тысячи лат и защит Прикосновением разбиваются.

Офелия

Во мне умерла актриса, Третья за эту зиму. Душа как в петле повисла, И я вместе с ней застыну. Не любишь – не надо, плевать, Устала жизнь симулировать. Мне б тебя никогда не знать, Мне б тебя не дегустировать. Я бездарно играю роль, Ты меня до конца не придумал. Умирай, как в спектакле король, А я буду твоя безумная…

Посвящение

Посвящение – имитация смертельных ударов, Шрамы на ауре от металла трепещут. Дикие яблоки цвета пожаров Потеряли вкус. Воспоминания не заполняют утрат и трещин. Научи меня быть не смиренной, безжалостной, И сиять, как тысяча солнц, обжигать, не сгорая, Принимай все грехи за шалости! За осечки – выстрелы, пусть подумают: это святая Ложь, искусней которой нет, И петля, что вот-вот затянется, И тогда – озаряющий свет, Только он навсегда пусть останется…

«Золотая мечта выбиться в мрази…»

Золотая мечта выбиться в мрази, Город чёрен, как нефть с блёстками. Золотая звезда в экстазе, Жизнь – инфекция, выбеливающая кости. А победа – только половина беды, Никогда не знаешь, как будут горьки плоды, Даже если руки как снег белы, Не узнаешь, сколько с тех пор воды. И поверь, это только твой праздник, Как свеча, сгорая, плавится воском, Благоденствие и безобразие, Причина и следствие духовного роста.

«Переселение душ…»

Переселение душ, Переселение туш, Ритуал посвящения в жители. Избегай, опасайся: твой куш Суеты и славы обители. Колокольчиком надоедливо Солнце вызвонит новый рассвет, И опять по слогам и въедливо Ты разучишь нужный ответ. И заученных наспех ролей Не изменит бог-режиссёр. Счастье тихих тусклых огней, Что не знала ты до сих пор…

Шипы

Стреляй в голову, Разбей лампочку, Погаси свет. Передай своему богу привет, Горите в аду… Но ада нет, и рая нет. А память – брешь в стене, Просвет. И колючая проволока шиповника Пробивается сквозь дым, грязь и бред.

«Грязно-серый город, забудь меня…»

Грязно-серый город, забудь меня, Из виду потеряй. Я теперь не твоя, Полпути по дороге в рай. Только кончики пальцев на холод болят; Тихо саднит душа, повторяй, Повторяй меня, запоминай, узнавай наугад И все правила нарушай, Все подряд…

«Никому не нужные воспоминания…»

Никому не нужные воспоминания, Бумажные крылья души. Сбывается каждое предсказание, То, для чего жил. Не молись, он от просьб оглох, От лжи устал, Единокровный с тобой, полноводный бог Ключи и пароли давно потерял. Но послушай, как ты звучишь, Вой утробный жуток, а пепел С неба снегом падает вниз. И пахнет им и дымом от перьев.

«Не погуби меня, черноглазая страсть…»

Не погуби меня, черноглазая страсть, Яркого солнца любви мне не вынести, С первым лучом я хочу пропасть, В крови заката отравные примеси. Первый вздох пусть тебя подожжёт, Кровь лепестков – за всё расплата. А потускневшее зеркало лжёт, Всё остаётся, как было когда-то. Рыба гниёт с головы, но душа Треснет ровно посередине. Медленно краской сползает, свершась, То, чего не было и в помине.

«Из числа больных и убогих…»

Из числа больных и убогих Эта птица – самая белая. Провидение раньше дороги, Расцветая в холод, засохнет верба. И желания мимолётны и многочисленны, В этой мгле суждено им теряться, Пока мы к святым не причислены, Пока нам есть чего бояться. Три часа до полнолуния, Сотни дней, что не зря прожиты, Процветающее безумие Всех стихов, что ещё не сложены.

«Тёмно-синих ягод, чей сок ядовит…»

Тёмно-синих ягод, чей сок ядовит, Я тебе принесу в кармане Из чужой белоснежной дали, Где живут все мои печали. Дело в музыке или в чём-то ещё, Откровением сон не будет. Улыбается тот, кто обречён Стать сильнее, чем думают люди. А железные розы цветут Ещё ярче, чем алые раны, Пей же горький отвар и пусть отцветут Твои самые свежие шрамы…

«Песня для игрушечных птиц…»

Песня для игрушечных птиц, Заводной ключик в спине, Стрелы чёрных ресниц Сердце пронзили мне. Холод в земле созреет Горьким, но светлым зерном, Эта зима все сумеет, Сделает кровь вином. Щупальца чувства найдут, Слабость в глухой стене, Сорной травой прорастут, Памятью о весне…

«Пустые руки – это больно…»

Пустые руки – это больно, По тормозам – и не дышать. Уже растрачена обойма, И белый флаг – моя душа. Корона-солнце потускнела, Чернильным ядом обожгло, И остаётся только тело, И всё уже предрешено. Пустеет голова, и страшно, Когда ни боли, ни стыда, И то, что было очень важно, Не оставляет и следа.

«Стрелам не долететь…»

Стрелам не долететь, Нет против меня огня. Тот, кто посмел сгореть, — Бог ему только судья. Цепкие линии рук Ловят добычу-туман. Выйди и разорви этот круг, Если душою пьян. Снежный пепел в лицо, Дым от сгоревшей зимы. Пламенем жжёт кольцо, Этим ли венчаны мы?

«Не найти такой бледности красок…»

Не найти такой бледности красок, Чтобы чернь темноты передать. Мне не хватит ни лиц, ни масок, Я ворую твои слова Для своих бесконечных сказок, Этот город блестит, как слюда. Пепел чёрен, но сильные чувства Неестественны и пусты, А всего моего искусства Не хватает для простоты. Этой осенью слишком грустно, И зимой опустеют холсты. Знаешь, только смертельная рана Подчеркнёт остроту клинка, И душа где-то тянет справа, И бессмертна, и так легка.

«Синие сумерки, лёд на реке…»

Синие сумерки, лёд на реке, Ощущение времени то медленнее, то быстрей, Память – путешествие налегке, Луна – белый жук-скарабей. Вода времени – вспять из пустого, Когда звезда станет песком, Огонь всё ярче, и я готова, Давно готова стать мотыльком… Лёд скорлупою однажды треснет, Под тонкой кожей – вен синева, Расправит крылья тот, кто воскреснет, Переродится ещё до утра…

«Вечные сумерки чёрных очков…»

Вечные сумерки чёрных очков Взгляда пожар не скроют. Не освободит от оков Быть кем угодно, но не собою. Знаешь, рисуй не рисуй звезду на полу, Только душа пуста, Демоны все по сторону эту и ту Не пожелают тебя. Дальше морей беги не беги — Вечно с собою несёшь Стрелы своей тоски, Кровной печали нож.

«В снегопад выла волчицей…»

В снегопад выла волчицей, Красная точка – сердце — То мигает, то гаснет, то искрится. Мне никуда не деться. Все эти чувства смертельно опасны, И писем себе не напишешь, Не утонуть в этом красном, Алом и цвете вишни. Пусть выцветает по капле Каждое воспоминанье, Месяца серп, наточенный к жатве, Режет колосья страданий.

«Легко тревожиться о напрасном…»

Легко тревожиться о напрасном, О неизбежном – страшней всего. Легко заботиться о прекрасном, Лелеять уродливое – привычно, и всё. И чем ты гуще наносишь краски, Тем веселее стирать лицо. Когда откалывается краешек маски, Хрустальный глаз глядит из него. Они обходят тебя с опаской И чуют трепет и волшебство.

«Ни намёка, ни тени, ни звука…»

Ни намёка, ни тени, ни звука. Искушению стоит поддаться, И тебя одолеет скука, Мои черти умеют нежно кусаться. Но уже не умеют надеяться, И душа хромает на обе ноги, Ей как прежде больше не верится, И от цепкого взгляда тошнит. Снежной солью разъело раны, Только перья клинками блестят. Мои черти ставят капканы, Но тебя уже не хотят…

«Рождественский ангел остался без глаза…»

Рождественский ангел остался без глаза, Обожжённые крылья, печали тень, Один взгляд всё сломает сразу, Самый лучший ужасный день. Для победы не нужно много: Ложка соли, осколок стекла, Полбеды – коротка дорога, Но беда, если ночь истекла… Истекла вся чернилами в письма, Не отправленные никогда. И в пожар превратилась искра, Ангел смотрит вслед из окна…

«Моя тень хромает на обе ноги…»

Моя тень хромает на обе ноги, Разочарованно машет крылом. Напускной дешёвый трагизм И сгоревший карточный дом. А водоём, в котором утонет печаль, Очень сильно похож на омут. Я в твоих бесконечных речах Потеряла и брод, и голод. Вечный трепет теперь только роль, Надоедливый скомканный бред, И душа волочит крыло По дорогам сквозь сотни лет.

«Мир, переполненный звуками, пуст…»

Мир, переполненный звуками, пуст. Чёрной золой пепелища Нужно сполна напоить своих муз И позабыть, где кострище. Ты разлюбила мои стихи, Но магия слов всесильна. Так бесконечно тихи Звёзды, что погасила. Рок, наугад разбросавший зёрна Страсти, никчёмных талантов, Не отступает столь же покорно, Как блеск фальшивых бриллиантов.

«Я когда-то любила эту песню…»

Я когда-то любила эту песню, Провидение, откуда ты знало? От нахлынувшего стало тесно, От известного – места мало. По приметам, крупицам и строчкам Это всё мне уже знакомо, Я прошу одного: отсрочку От восторга и от истомы. Когда нас с тобою не станет И наш город скроет вода, Через тысячи расстояний Голос мой долетит сюда.

«Как пустота притягивает нежить…»

Как пустота притягивает нежить, Так ночи оторвавшийся подол, Весь засиявший, сны изнежит. Рассвета казнь – живой костёр. Мы связаны цветными нитями, И с обручей-орбит слетят все звёзды, Притянутые магнитами, Но будет поздно… А утро, птица одноглазая, На серых крыльях принесёт То чувство, что ещё не названо, Оно, угаснув, тут же расцветёт.

Старый журнал

Я останусь пыльной книгой в городской библиотеке, Я останусь старым фото на потрёпанной обложке, Тихим голосом на плёнке, Чёрно-белым немым фильмом. И я буду там, где люди не бывают больше вовсе, Где ступают только тени медленными робкими шагами. Среди тёмных тихих полок Ты меня однажды сыщешь, Как отыскивают время, Заблудившееся где-то. Ты откроешь себе космос – новый, странный, бесконечный, И мои глаза на фото на тебя смотреть не станут, Ты их навсегда запомнишь, так всегда со мной бывало…

«Красными узлами завязала…»

Красными узлами завязала, Ядовитая и во хмелю, Торопись, часов так мало. Круг луны, и олово в змею Переплавилось, ужалив нежно. Вот теперь ты точно не уйдёшь. Я распродала надежды, Обменяла их на ложь. Слово пулей стало и силком, Для охоты многого не надо: Цель наметить на ребре мелком, А для выстрела мне хватит взгляда.

«Стрелки часов – орудия казни…»

Стрелки часов – орудия казни, Какая боль мне в награду? Я сгораю спичкой в ненастье, И душа – в чернилах бумага. Мимолётное чувство размазано кляксой, Мне его не закрасить помадой И не вырезать бритвой опасной. Длятся дни, которые стали осадой. Завязала узлы на счастье, Всё готово для наших обрядов Красной ниткой вокруг запястья И набором смертельных ядов…

«Золото жжёт…»

Золото жжёт. Линия проводов оборвана. Я любуюсь на тебя в отражения, Твоё прошлое наполняет тебя, как сосуд. Всё пройдёт, То, что свыше даровано, Даже это сражение, А отражения лгут. Пусть никто не ждёт, Но все очарованы, А я чувствую приближение, Мне сполна всё вернёт Лишь одно моё вдохновение…

Диптих

Между нами – выжженный лес, Реки пролитой крови, Дым коромыслом и до небес. И разбитые звёзды, забытые роли. Сохрани меня от любви, И от смелости сохрани. Я срываю маску; враги — Это те, кто не знают судьбы И не знают брода в этой воде, Вспять текущей от самых начал. Зазвенел, как ножом в земле, Этот ветер, что нас обвенчал.

Язва солнца к ночи станет рубцом луны, И неважно, куда приведёт дорога. Все патроны давно холосты, А на кинжал надежды немного. Не ходи на меня смотреть, На живую боль и святую злобу. Избавление – это не смерть, Равнодушным не надо много. Отколовшейся льдиной растает голос, У икон – всё твои глаза, Мне б упасть, как срезанный колос, Да нельзя!

«И волчьим воем выцветшее небо…»

И волчьим воем выцветшее небо Меня проводит в чужой город, А море вытершимся пледом Последний раз ласкает в горе. Не оставляй меня в надежде, Не дай кричать мне слишком громко, Переживу всё это, прежде… Я остаюсь твоим печальным волком. Дороги мне давно известны Прожитых зря, в пустую, суток. И всё, что было бесполезным, Важней любых других абсурдов…

«Давит намордник-улыбка…»

Давит намордник-улыбка, Трёт ошейник-мораль. Лёд под ногами зыбкий Тает, ему нас не жаль. В тихом омуте пьяные черти, Остановок не будет, не жди, Траекторию не расчертит Нам никто на этом пути. Заскрипит, заскользит под ногами Столь привычная колея, Оборвавшимися поводками Вновь завьётся грехов змея…

«Голова, открытая всем ветрам…»

Голова, открытая всем ветрам. Этот март благословил. Я иду по твоим следам, И назад повернуть нету сил. Вдохновение – это грех И беда для любой души, Ярким светом гореть на глазах у всех, Среди вечной кромешной тиши. На бумажном троне, в железном венце, Это истина там горит! Блики этих огней даже в лунном свинце Никогда и никто не простит…

«Выпрямись и не рыдай!..»

Выпрямись и не рыдай! Волчьим оскалом звезда. Дверь заколочена в рай, Стёртая дата суда. Прикосновенье – уже рубец. Маятник лунных дней, Остановись, наконец, Время всего сильней. Гонит, как дикого зверя, тебя Солнце волков безлико. И, заскорбев, всё испепеля, Ты и из сажи восстанешь без крика…

«Ты растаешь кристалликом соли…»

Ты растаешь кристалликом соли На кончике моего языка. Для тебя уже готов яд, золото и тоска, Чёрным словом, белой стрелой для тебя готова петля. А я отдам душу за мимолётную страсть, Под ногами горит земля, И мне знакома эта напасть, Что страшнее любого огня. Ничего нет лучше, чем сначала упасть, А потом наслаждаться от раскаяния.

Материнство

Смешаться с тобой первородной глиной, Дыхание дать тому, что мертво — Преступная блажь сотворения мира, Святое искусство, проклятое ремесло. Из праха и пепла за прожитым мигом Не будет страшней твоего естества. Трепещет страницей раскрытая книга, Под чёрными буквами в сиянии мгла. На каменный берег из пут океана Рождается то, что должно, Так благослови же цветами бурьяна Искусство моё и ремесло…

«Русалочка, влюбляясь, превращается в морскую пену…»

Русалочка, влюбляясь, превращается в морскую пену. А я превращаюсь в звук, И сны угасают, и гаснет вера, И трепет водою льётся из рук… Они – одежда безликой моей души, И любое слово становится пулей. Немая, угасшая, а я могу тобой жить. А без тебя не могу, и город гудит словно улей… И в колесе угла, и на острие круга, Семенами в землю падая и всходя, Когда ржавеет меч, впивается в тело кольчуга, Я снова и снова влюбляюсь в тебя…

«Этот город мне въелся в кожу…»

Этот город мне въелся в кожу Белоснежным холодным туманом. И мгновения стали дороже, Ускользающие обманно, Пробирающие до дрожи, Будто кубики льда в стаканах, Что растаяли осторожно, Без следа, тонкий привкус дурмана. Всё исчезнет также, быть может, Без печали, раскаянья, драмы.

«Как глупо болеть о пустом…»

Как глупо болеть о пустом, Напрасно на тьму тратить свечи. И клонит в доверчивый сон От этой навязчивой речи. Меня прокляни пустотой, Я даже тебе не отвечу. А кто искушён простотой — Избалован и опрометчив. Но тело неважно ничуть, Оно – приложенье к рассудку, И камнем кончается путь, Начавшийся с чуда и в шутку.

«Я на вкус распробую боль…»

Я на вкус распробую боль, Лепестки твоих крыльев и эхо. Долгожданный суровый покой, И в приёмнике только помехи… Долгожданное бессердечие, Равнодушие и пустота. На пути заблудиться млечном, По дороге отсюда туда. В этот день я не буду молиться И глаза от земли поднимать, Лишь слова полетят как птицы, И ты будешь им вечно внимать…

«Лицедейство – грех…»

Лицедейство – грех, Стихи – порок, продажа души за слова. Только тот, кто переступит порог, Не раскается никогда. И всем видом останется горд, Даже если вокруг тюрьма И друзья не друзья – эскорт, Провожающий в ад тебя. Даже если бумага горит, Для чернильной крови не хватит бинтов. Ради песен всех и молитв Расцветёшь лучшей розой всех цветников.

«Это морок, и в нём не я – мой двойник…»

Это морок, и в нём не я – мой двойник, Бесчувственный и слепой. Пересохли слова, как родник, Обходи меня стороной. Сторонись меня, проклинай, Я предчувствую шторм и весну, Я на той стороне холма Вдруг шиповником расцвету. В этом теле я постоялец, А хозяина нет давно, Взгляд не спрятать, им можно ужалить… Обходи меня стороной…

«Там, где тебя целуют тени…»

Там, где тебя целуют тени, И там, где гаснет тихий свет, Не заслужить уже прощений, Не позабыть прошедших лет. Аркан таро – дурак иль павший, Что выпадет на этот раз? Из сотен глаз, всё проклинавших, Я лишь твоих боюсь сейчас. Да поразит тебя любовь И камни строк, как звёзды с неба. Не оставляй напрасных слов, Которых тише и страшнее нету…

«Город мой лишён величия и стати…»

Город мой лишён величия и стати: Грязно-серая бетонная собака Приблудилась к берегу некстати, Море лижет мёрзнущие лапы. Солнца нет и, кажется, не будет, Не взойдёт оно и для кого-то. Бесконечные пустые будни… Не целует, жалит отчего-то Побережного шиповника цветок, Лепестки опали и не ярки, Для собаки жизнь – короткий срок, И не слишком щедрый на подарки…

«Чем больше сила, тем слаще печаль…»

Чем больше сила, тем слаще печаль, И меч заржавел, и копьё. Но знаешь, я по ночам Всё ещё славлю имя твоё. Травой прорасту сквозь камни времени, Густое золото, спелая бронза, Талант – это нимб из мишени, Крадущий из лёгких воздух. Из этой чаши испить цветку И тьму, и вино судьба, А реки из звёзд текут, С собою всё унося…