У партизан были свои аэродромы. Их устраивали на лесных полянах, пригодных для посадки самолетов.

Вскоре нашим товарищам удалось побывать на одном из таких аэродромов, и они даже подтолкнули самолет, помогая ему взлететь. Этот самолет стоял на краю опушки и был хорошо замаскирован.

Может быть, сам факт взлета или посадки самолета на такой аэродром и не представлял большого интереса, но в то время для партизан это событие имело особый смысл. Люди воочию убеждались в наличии прочной связи с советским тылом. Это лишний раз подтверждало, что по ту сторону фронта сражается огромная армия, что страна не забывает о тех, кто борется с врагом здесь, в болотах Полесья. Кроме того, прибытие самолета означало доставку оружия и боеприпасов, а также согревало надеждой, что среди груза окажется табак или еще лучше соль.

Однажды в сентябре 1943 года отряд ждал очередного прилета самолета. Каждую ночь на поляне вблизи лагеря дежурили несколько партизан. Одним из них был и я. В своем дневнике я сделал следующую запись:

«Мы уже давно ждем самолет. Жжем сигнальные костры, печем на углях картофель. Но самолета нет. Нет именно того, который нам нужен. Много других самолетов уже пролетело над нами, но, кто знает, чьи они. Ждать здесь не совсем безопасно. Бывалые партизаны рассказывают, что их несколько раз обстреливали из пулеметов пролетавшие мимо самолеты.

— Слушайте! Этот самолет возвращается! — вдруг в один голос закричали несколько человек.

К тому времени стало совсем темно. Что делать? Отойти от костров или, наоборот, больше подложить в них дров, чтобы сигнал был заметнее?..

С самолета выпустили ракету. В первый момент показалось, будто сбросили бомбу. Самолет начал кружить, а затем вдруг вынырнул над нашими головами и, ослепив нас мощными прожекторами, полетел низко, почти касаясь верхушек деревьев. Мы обрадовались. Это был большой транспортный самолет.

— Парашюты! Парашюты! — раздались возгласы.

На парашютах спускались тюки с драгоценным грузом. Одни из нас бросились подбирать приземлившиеся грузы, другие помчались в лагерь за подмогой.

Внезапно откуда-то с дерева послышались ругательства. Какой-то человек просил помочь ему освободиться от строп и спуститься на землю. Это вернулся из госпиталя один из наших партизан.

Мы недосчитались нескольких тюков. Нам по радио сообщили, сколько должно быть груза. Поиски в темноте ничего не дали, и партизаны, погасив костры, отправились спать. Решили искать утром.

На следующий день, разделившись на несколько групп, партизаны прочесали все окрестности лагеря. Выйдя на опушку леса, они, к своему удивлению, увидели шедшую навстречу им вооруженную группу людей. В этом районе действовало несколько партизанских отрядов, и поэтому все предположили, что это партизаны одного из этих отрядов, которые, по всей вероятности, тоже разыскивали что-то. Никому даже не показалось подозрительным, что эти люди были одеты в немецкую форму, поскольку ее носили многие партизаны.

Когда до встречной группы оставалось примерно метров пятьдесят, партизаны вдруг поняли, что это гитлеровцы.

— Фашисты! — крикнул кто-то. — В лес!

Завязалась перестрелка, после которой и гитлеровцы, и партизаны беспорядочно отступили в лес.

Милан Лезечев, сапожник из Нови-Сада, потерял в грязи ботинок, а пальто Живка Гаича оказалось в нескольких местах простреленным. Но в самом худшем положении оказался один белорусский парень, который потерял свою винтовку. Утерю оружия считали в отряде самым тяжким проступком, и виновный за это строго наказывался, его могли даже расстрелять. По возвращении в лагерь этому партизану приказали найти оружие до захода солнца, иначе ему грозил суд. Парень вернулся с винтовкой. Его никто не спрашивал, свою ли винтовку он нашел. Главное, что он пришел с оружием,

Гитлеровцы скрылись.

Остальные тюки с грузом и парашюты так и не удалось разыскать. Не исключено, что их нашли партизаны из какого-нибудь другого отряда...»