В самолет Софи надела одно из новых платьев — оно было простым, но очень элегантным и необыкновенно ей шло. На левую руку она хотела надеть кольцо, платиновое, безумно дорогое, с огромным бриллиантом такого же бледно-голубого цвета, как и платье. Но когда они купили его, Розано сказал, что разумнее спрятать его в сумку, на случай, если они вновь привлекут внимание прессы. И Софи сразу с ним согласилась, но то и дело открывала сумочку и украдкой любовалась дорогим подарком.

— Теперь, — произнес он, окуная клубнику в шампанское и кладя ей в рот, — у нас есть еще три недели на приготовления к свадьбе. Начнем с подружек невесты…

— Розано! — в ужасе воскликнула она. — Мы не можем пожениться так скоро! Это неправильно. Мы плохо знаем друг друга. Нет, постой, выслушай меня! — настойчиво произнесла она, когда он открыл рот, чтобы возразить. — Брак — слишком серьезная вещь, чтобы подходить к нему столь легкомысленно. Шесть месяцев — гораздо более благоразумный срок.

— Благоразумие? Кому это нужно?

Его глаза сверкнули, и он опустил ресницы. Но Софи заметила в них раздражение, а у губ — упрямую складку. Он не любит, когда ему перечат, тревожно отметила она.

— Брак — это навсегда, Розано. Будет ужасно, если мы совершим ошибку.

— Через полгода ты выйдешь замуж за помешанного, — пробормотал он. — Я всего лишь человек, Софи. Ты не представляешь, как мне трудно сдерживаться.

— Мы… — Она облизала губы и бросила взгляд в иллюминатор на тянувшиеся внизу Альпы, скользнула глазами по их вершинам, мягким зеленым лугам, золотившимся в лучах солнца. — Не ты один…сдерживаешь себя, — сказала она, краснея. — Мы могли бы…

— Ты имеешь в виду… мы могли бы облегчить друг другу жизнь? — деликатно предположил он.

Она нервно кивнула, а он зажмурился и прерывисто вздохнул.

— Тогда через четыре недели! — решительно заявил он. — Ты не можешь просить меня ждать дольше: Мы ведь хотим быть вместе, не так ли?

— Мы и будем вместе…

— Я имел в виду, как муж и жена, в полном смысле. Софи, тебе известна сила моих чувств. У тебя нет оснований в них сомневаться. И подумай о дедушке! — продолжал он настойчиво. — Как бы ему хотелось дождаться правнуков! Хотя бы ради него мы не можем откладывать свадьбу.

Софи заколебалась. Его аргументы звучали вполне убедительно! Она сама до безумия жаждала близости с ним. И конечно, для Альберто д'Антига будет весьма полезно обрадоваться появлению на свет правнука. Ее сердце дрогнуло. На будущий год в это время она может стать матерью…

— Значит, начнем делать малышей как можно скорее, — шаловливо прошептал Розано ей на ухо.

— Это нечестно, — запротестовала Софи, но он повернул к себе ее лицо и поцеловал в губы нежным долгим поцелуем.

— Четыре недели!

— Пусть так, — согласилась она, беспомощно вздыхая. Он довольно усмехнулся.

— Ну и чудесно. Нам будет хорошо вместе, Софи, я в этом уверен. Значит, — сказал он, ласково улыбаясь, — нам пора заняться подготовкой. Поделись со мной своими самыми заветными мечтами, дорогая. Я все их осуществлю, обещаю тебе. Все до одной.

— Мне нужен только любящий человек рядом и дети, — просто сказала она.

Его губы болезненно сжались. Софи сочувственно коснулась его руки.

— Что с тобой? Ты думаешь о своем ребенке? Он откинулся назад и крепко зажмурился.

— Я подумал, что не вынесу, если что-нибудь разрушит наше счастье, — ответил он таким мрачным тоном, что Софи вдруг почувствовала страх.

Софи замедлила шаги и сощурилась от неожиданно яркого солнца, когда они вышли из здания аэропорта в Венеции и оказались на пристани. Какой-то человек в белых парусиновых брюках окликнул их и выбежал вперед, энергично приветствуя Розано.

— Это Марио, — пояснил Розано, когда человек перестал трясти его руку. — Он заведует лодками нашей семьи.

Вот так лодка! — подумала Софи, когда Розано указал на роскошный катер с начищенным до блеска штурвальным колесом.

— Виопgiomo, графиня. Я очень рад приветствовать вас.

Она улыбнулась, скрывая растерянность: ее впервые назвали графиней. Вряд ли она сумеет к этому привыкнуть.

— Я тоже рада познакомиться с вами, — ответила она, испытывая восторг, оттого что они поедут по воде. Но скорая перспектива встречи с дедушкой заставляла ее изрядно нервничать. Она опустилась на безупречно чистые подушки сиденья, ожидая, что он сядет рядом, обнимет и успокоит ее.

Розано наклонился к ней, и Софи постаралась придать лицу беспечное выражение.

— Сейчас мы пересечем залив, — сказал он, — и тебе откроется волшебный вид на Венецию.

Она кивнула и быстро отвернулась, чтобы он не заметил, как задрожали у нее губы. Розано дотронулся до ее руки, и она нехотя посмотрела на него, страдая, что никак не может обрести душевное равновесие.

— Смотри! Видишь bricoli — эти высокие колья в воде? Ими отмечен глубоководный проход через залив в море. А вон там Торчелло — остров, где впервые обосновались твои и мои предки.

Софи кивнула, улыбнулась и ничего не ответила, ее переполняла тревога. Она совершила ошибку, согласившись на такой скорый брак. Сейчас она это понимала.

Розано говорил ей о своих чувствах весьма красноречиво, но разве он упомянул о любви? Софи не помнила — ее мысли тогда были в таком смятении, что половина из сказанного им не задержалась в памяти. Он говорил так искренне, страстно. Зачем ему делать ей предложение, если он не испытывает сильных чувств?

Но, несмотря на все доводы рассудка, Софи не могла избавиться от сомнений. Она смутно сознавала красоту мерцающего на солнце залива и маленьких островов с розами и жимолостью, спускавшимися по старым кирпичным стенам. Вскоре их взорам открылась сама Венеция, поднимавшаяся из прозрачной воды. На фоне неба возникло беспорядочное нагромождение колоколен и башен, куполов и черепичных крыш.

— Еще Венецию называют LaSerenissima, — тихо сказал он, — что значит «самая безмятежная»…

Софи словно услышала зов предков. Она впервые начала понимать, что значит принадлежать семье, которая веками проживала на одном месте. Хранить традиции в такой семье, несомненно, считалось долгом. Неудивительно, что мамин поступок глубоко огорчил всех д'Антига. А теперь она сама — часть древнего рода и будет помогать хранить и беречь его устои.

— Расскажи мне обо всем, что мы сейчас видим, — попросила она.

— Мы приближаемся к бухте Сан-Марко, — ответил он с готовностью. — Видишь мост? И второй сразу за ним, высоко поднятый над тем узким каналом? Первый — Соломенный мост, второй — мост Вздохов.

— Я помню, этот мост соединяет Дворец дожей с тюрьмой.

— Он полностью закрыт, чтобы осужденные не могли перепрыгнуть через парапет и спастись, — объяснил Розано и криво улыбнулся. — Но окна позволяли им бросить последний прощальный взгляд на город, небо, свободную жизнь. Отсюда такое название.

— Как жестоко, — откликнулась Софи. Его глаза стали холодными.

— До сих пор в некоторых из нас живет такая же жестокость.

Как она ни подавляла свои страхи, ее сердце стучало все тревожнее. Розано, конечно, ни за что ее не обидит. Но напряжение не оставляло ее, и она сидела скованно, словно напуганный ребенок, и никак не могла преодолеть непонятное ощущение опасности.

Он вытянул руку вдоль спинки диванчика, лицо его смягчилось.

— Говорят, что, если бы дожи перенеслись из шестнадцатого века в наше время, они нашли бы, что Венеция совсем не изменилась, — с удовольствием произнес он. — А теперь посмотри на колокольню, это Кампаниле. А скоро ты увидишь купол базилики Сан-Марко. Она очень красива, Софи, мне не терпится показать ее тебе.

Все будет хорошо, твердила себе Софи, это просто нелепые фантазии. Осознав, что молчание затягивается, она попыталась обуздать разгулявшееся воображение и вставить какое-нибудь уместное замечание.

— Отец говорил, что город выстроен на крошечных островках и илистых отмелях. Но здания здесь такие массивные. Неужели он был прав? По-моему, основа для них не слишком прочная.

— Достаточно надежная, раз они смогли простоять столько веков. — Ее слова явно позабавили Розано. — Их подпирает множество свай и прочных платформ. У тебя такой озабоченный вид, — рассмеялся он. — Не бойся, palazzo д'Антига не рухнет, я позаботился об этом. Я потратил уйму времени на его реставрацию.

— Значит, я могу вздохнуть с облегчением. Не хотелось бы, чтобы город ушел под воду прежде, чем я успею его изучить как следует, — сдержанно сказала она.

Розано усмехнулся.

— Даже люди, которые занимаются этим всю жизнь, постоянно открывают для себя все новые и новые сокровища. — В его глазах запрыгали искорки. Он нагнулся к ней и прошептал: — Я намерен заняться этим с тобой.

Сердце у Софи подпрыгнуло от счастья, она радостно откинула прочь свои тревоги, согретая его улыбкой.

— Веди себя как следует! И рассказывай дальше, или я пересяду в экскурсионную лодку.

— У вас, англичан, совсем нет сердца, — упрекнул он ее с драматическим вздохом. — Хорошо, я подчиняюсь. Итак, мы приближаемся к Большому каналу. Смотри и изумляйся.

Ничто не подготовило Софи к зрелищу, представшему ее глазам. Едва они вошли в широкий канал, как влились в поток лодочек и гондол, маленьких паромов и огромных барж, которые скользили по водной магистрали. А с двух сторон высились дворцы, создавая волшебный фон для этой необычной сцены.

У Софи закружилась голова, а Розано без остановки перечислял названия дворцов с такой любовью, словно все они были его собственностью.

— Я могла бы любоваться этой картиной до конца дней и никогда не устала бы от нее, — проговорила она тихо.

— Думаю, это вполне можно устроить, — поддразнил ее Розано. — Ну а теперь… как насчет этого palazzo? Довольно интересное здание, тебе не кажется?

Она проследила в направлении его указательного пальца и восхищенно ахнула:

— Оно просто сказочное!

Над каналом величественно высился пятиэтажный дворец с несколькими маленькими причалами под темно-синими навесами. Над широкой арочной дверью, украшавшей изящный фасад, нависали небольшие каменные балкончики с колоннами по обе стороны высоких стрельчатых окон, каждое из которых было забрано узорчатой решеткой.

— Рад, что тебе понравилось. — Голос Розано немного дрогнул.

Софи вопросительно обернулась к нему, но его глаза были прикованы к этому зданию, к которому и устремился их катер.

— В этом доме я живу последние пять лет, — сказал он с блаженной улыбкой.

— Теперь я понимаю, почему ты так спешил быстрее вернуться в свое palazzo, — удивленно вскинув брови, сказала она с легкой завистью.

Розано загадочно улыбнулся и велел лодочнику привязать катер у причала.

— Мы высадимся здесь? — спросила Софи. — Мы пойдем пешком до дворца д'Антига?

— Вообще-то только Дворец дожей называется palazzo, прочие дворцы — просто дома. А этот дом, — сказал он мягко, помогая ей сойти на пристань, — как раз и принадлежит д'Антига.

Несмотря на жаркий день, Софи задрожала. Что-то промелькнуло в ее подсознании, некая предательская мысль, которой Софи не позволила всплыть на поверхность.

— Но… разве у тебя нет своего дома? — спросила она отрывисто и удивленно отметила, что его рука, сжимавшая ее локоть, напряглась.

— Есть, — нехотя произнес Розано. — Он находится немного дальше, недалеко от Королевского моста.

Он замолчал, привлеченный звуком сирены. Его рука легла Софи на талию, и они проводили взглядом с воем пронесшийся мимо санитарный катер, который создал сильную волну, закачавшую под их ногами понтон.

— А почему ты не живешь в нем? — спросила она, разочарованная тем, что он убрал руку, едва лишь качка прекратилась.

— Потому что там живет мой брат с женой и детьми. Энрико любит развлекаться, он весьма светский человек, — сказал он с явно наигранной бодростью и в ответ на ее вопросительный взгляд сухо добавил: — Для него важно жить собственной жизнью. А здесь я поселился, потому что меня пригласил твой дед. Мы с ним давно близкие друзья.

— Я заметила, что ты ему необычайно предан, — медленно проговорила Софи.

Но на чем основана подобная преданность? Ее мозг требовал ответа, и она решила получить его во что бы то ни стало.

Розано повел ее к воротам, и по телу Софи снова пробежала нервная дрожь.

— Подожди минутку! — внезапно вскричала она и, порывшись в сумке, достала кольцо и надела его на палец. — Надеюсь, папарацци не набросятся на нас в дедушкином доме, — добавила она, со счастливым видом любуясь кольцом.

— Софи… — Розано опустил глаза.

— Что случилось? — спросила Софи настороженно.

— Даже не знаю, как тебе сказать…

Мрачное выражение его лица говорило красноречивее слов. Ей предстояло услышать плохие новости. Софи взяла себя в руки и заставила замолчать отвратительный внутренний голос, предрекавший, что ее счастью пришел конец.

Словно желая поскорее покончить с тягостной обязанностью, он торопливо произнес:

— Я думаю, что внезапное известие о нашей помолвке может слишком разволновать твоего дедушку.

Софи стало холодно. Ее сомнения снова начали обретать конкретную форму. Розано не намерен афишировать их отношения, подумала она и поняла, что никогда не была вполне в нем уверена, иначе не пришла бы к такому неутешительному выводу. Небольшой компромисс сейчас, постепенное отчуждение потом, и вот она уже за бортом, даже сама того не сознавая…

У Софи разболелась голова. Как же ей не стыдно придумывать такие ужасные вещи о Розано? Она ведь любит его, а значит, должна безоговорочно доверять ему!

— Ответь что-нибудь, Софи, — произнес он хрипло.

Охваченная леденящим холодом, несмотря на теплый день, Софи почувствовала, что голос выдаст ее близкое к истерике состояние, и поэтому ограничилась тем, что пробормотала отрывисто:

— Что ты предлагаешь?

— Некоторое время скрывать нашу помолвку. Я знаю, что прошу слишком много, но ты должна взглянуть на ситуацию моими глазами, Софи. Старику вредно волноваться. Один твой приезд чего стоит! Мне он очень дорог, он относится ко мне как к сыну. Давай подождем, пока не убедимся, что он как следует подготовлен к подобной новости.

— Совсем недавно ты из-за него торопил меня со свадьбой, — едко напомнила она.

По его лицу пробежала тень. — Да. Но вести себя с ним надо крайне осмотрительно.

— Ты стыдишься меня! — не выдержав, упрекнула его Софи, и ее глаза потемнели.

— Конечно, нет!

Явно рассерженный ее предположением, он пытался найти нужные слова. Скажи, что ты любишь меня, молили ее глаза. Убеди же меня в этом!

Розано бросил на нее быстрый взгляд, но не заметил этой мольбы или оставил ее без внимания.

— Дадим Альберто неделю, самое большее — десять дней, чтобы он немного пришел в себя после вашей встречи, — произнес он. — Увидеть тебя для него будет сильным потрясением. Думаю, что твой облик воскресит в его памяти печальные обстоятельства, связанные с твоей матерью.

— Возможно, — неохотно признала Софи.

— Для нас ведь ничего не изменится, — убеждал он. — За это время мы начнем приготовления, а потом я осторожно сообщу ему.

По крайней мере, он упомянул о свадебных приготовлениях, утешила себя Софи и несколько расслабилась.

— Разве дедушка может быть против? — спросила она напрямик.

— Наоборот, я думаю, что он обрадуется. Но следует дать ему передышку. Я просто не хочу, чтобы на него свалилось столько переживаний сразу.

Разве могла она возражать? Это было бы эгоизмом. Но пусть предложение Розано и выглядело вполне разумным и логичным, она противилась ему всей душой. Софи молча крутила на пальце свое драгоценное кольцо. Увидев, что она вот-вот расплачется, Розано торопливо толкнул тяжелую дубовую дверь и увел ее подальше от любопытных взглядов в огромный прохладный вестибюль.

Софи ошеломленно устремила взгляд в глубину, где за изящными колоннами открывался залитый солнцем внутренний двор.

Она машинально отметила, что в открытые окна проникает сладкий запах жимолости. Будь она в другом состоянии, она пришла бы от этого в восторг.

Но сейчас Софи испытывала лишь страх, оттого что надо спрятать символ их любви. Возможно, это лишь глупое суеверие, но без кольца она будет думать, что их отношения обречены.

И все же она послушалась Розано. Дедушкино здоровье — это сейчас главное. Она понимала, что ее отношения с Розано зависят от множества причин, и, уж конечно, меньше всего от того, носит она на пальце его кольцо или нет.

— Ты прав, — сказала она. — Я его сниму. Софи сняла кольцо с пальца, и уголки ее губ уныло опустились — тут уж она ничего не могла с собой поделать. Чувствуя себя крайне несчастной, она бережно убрала кольцо в кармашек сумки и застегнула его на молнию. Она надеялась, что вот сейчас он поцелует ее и заверит, что все хорошо…

— Principe!

— Флавия! — Розано внезапно заулыбался, поспешил вперед и, к ее изумлению, обнял пожилую женщину в голубом платье горничной. Последовали веселые восклицания и смех, после чего Розано представил Софи. — Флавия знает меня с рождения, — сказал он, когда женщина тепло поздоровалась с ней за руку. — Ее мать работала поваром у моего отца. Не удивляйся, если она станет давать тебе советы. Наши семьи так близки, что она имеет собственное мнение обо всех наших поступках, а иногда обращается со мной как с несмышленым младшим братишкой.

Софи неуверенно улыбнулась. Розано сказал еще несколько слов Флавии, после чего та оставила их одних.

— Пойдем наверх в салон, — беспечно предложил он, — и там подождем. Я попросил Флавию сказать твоему деду, что мы уже здесь.

Явно чувствуя себя как дома, он повел ее на второй этаж по широкой двойной лестнице. Софи нервно проглотила слюну, подавленная обилием на стенах портретов в массивных рамах, с которых надменно смотрели дамы и кавалеры, по-видимому ее благородные предки.

Слишком много всего сразу обрушилось на бедную Софи! Она замешкалась, поймав себя на непреодолимом желании обратиться в бегство, но Розано взял ее за руку и увлек за собой. И она с благодарностью посмотрела на него, обрадованная этим проявлением внимания.

Но когда он заговорил, она поняла, что он, оказывается, руководствовался вовсе не желанием поддержать ее.

— Я знаю, что не должен к тебе прикасаться, поскольку это может… вывести ситуацию из-под контроля, — произнес он шутливо, и его глаза на миг ярко вспыхнули. — Когда вокруг люди, мы должны притворяться, что едва знакомы. Черт! Я с ума сойду от воздержания. — Его чувственный голос проник в каждый уголок ее тела, согревая и лаская.

По ее спине тревожно забегали мурашки. Для него все это игра! Игра увлекательная и запретная. В такие игры играют мужчины со своими любовницами, когда их жены поблизости.

У Софи упало сердце, и она упрямо сжала губы.

— Я не предполагала, что ты заставишь меня притворяться, будто я едва знаю тебя, — решительно произнесла она.

Он прищурился.

— Я прошу тебя не лгать, а всего лишь сдерживаться. Мы оба давно приучены контролировать себя. Тебе приходилось делать это всю твою жизнь.

— Но я больше не хочу этого делать! — взволнованно воскликнула Софи. — Хочу оставаться самой собой, хочу открыто выражать свои чувства, смеяться, петь, плакать…

— Я знаю, но у меня есть веские основания обратиться к тебе с такой просьбой. Очень веские. Ты не должна показывать, что питаешь ко мне какие-то чувства. Обещай мне, Софи! — сердито прошептал он.

Потрясенная его горячностью, Софи остановилась на верхней площадке лестницы. Господи, неужели она совершила ужасную ошибку? Что, если за его стремительными ухаживаниями таится нечто более жестокое, чем просто желание усладить пресыщенный вкус?

Софи стиснула зубы и заставила себя улыбнуться, несмотря на то что ее сердце разрывалось на части.

— Я не буду демонстрировать нежные чувства, можешь успокоиться.

— Отлично.

Софи приходилось прилагать немалые усилия, чтобы сохранять на лице улыбку, пока они шли по длинной галерее с зарешеченными окнами. Итак, Розано начал показывать свой властный характер. Софи гордо выпрямилась. Ни одному мужчине она не позволит распоряжаться собой. Если он решил, что она — безвольная кукла, его ждет неприятный сюрприз.

— Кстати, — сказал он вкрадчиво, — я считаю, что неплохо было бы держать наши планы в тайне от всех, кроме Альберто. До самого последнего момента.

— О! Но почему? — спросила она, упрямо сжимая губы.

— Тогда никто не полезет с непрошеными советами. Ты согласна? — спросил он беспечно.

Чересчур беспечно! Несмотря на его небрежный тон, было ясно, что он очень хочет, чтобы она согласилась с его планами. И видимо, ей это тоже на руку: если никто не будет знать о предстоящей свадьбе, никто не узнает и об ее позоре, если свадьба в конце концов не состоится.

— Конечно, — ответила она, пытаясь беззаботно пожать плечами.

Если он сначала вырвал у нее согласие на скоропалительный брак, потом потребовал, чтобы приготовления к нему проходили втайне от всех его знакомых… значит, существует некая неизвестная ей причина, заставлявшая его спешить и отчаянно желать сохранения тайны?

Господи, не позволяй ему обмануть меня! Если окажется, что он лжет…

Софи прижала руку к груди, широко раскрыв глаза. Я не переживу этого, подумала она.

— Вот и салон! — Совершенно успокоенный, Розано открыл двустворчатую дверь. — Добро пожаловать, — пригласил он, словно был здесь хозяином, а она гостьей.

Подавив легкое раздражение, Софи вошла в комнату с высоким потолком и восхищенно ахнула.

— Здесь прелестно, правда? — пробормотал он, и в его голосе ясно прозвучала хозяйская гордость. — Чувствуй себя как дома. Налить тебе что-нибудь выпить?

Она обернулась и увидела, что он уже держит в руках графин. Словно все здесь принадлежит ему, подумала Софи и тут же выбросила эту мысль из головы.

— Нет, спасибо, — вежливо отказалась она. — Думаю, что произведу неважное впечатление на дедушку, если на первой встрече стану дышать на него парами виски.

— Ты права!

И он наполнил свой бокал с таким видом, словно ничто на свете его не тревожило. И в самом деле, о чем тревожиться, если она во всем покорна его воле? Софи сжала зубы, решив не выдавать своего негодования.

Внезапно длинные ресницы Розано приподнялись, и он, склонив голову набок, к чему-то прислушался.

— Это твой дедушка, — воскликнул он. — Там в галерее есть одна скрипучая половица!

В мгновение ока Розано оказался у двери и распахнул ее перед сиделкой, та вкатила в комнату кресло, в котором сидел пожилой седовласый человек.

— Розано! — Альберто д'Антига протянул руки, и мужчины крепко обнялись, бормоча друг другу какие-то ласковые слова.

Софи наблюдала за ними со смешанными чувствами. Было ясно, что они обожают друг друга, и это ее успокоило.

Несмотря на то что дедушка был изнурен долгой болезнью, можно было догадаться, что некогда он имел весьма представительный вид. Он до того напомнил Софи ее отца, что ее глаза наполнились слезами.

— А это, конечно же, моя Софи!

Мягко улыбнувшись в ответ на его ласковые слова, она подошла, опустилась на колени у кресла и позволила ему обнять себя. Он долго прижимал ее к себе, и его исхудавшее тело дрожало от волнения. У Софи сжалось горло, и она не смогла произнести заранее приготовленных слов — небольшую приветственную фразу на итальянском, которую выучила, чтобы порадовать его. Он был ее единственным живым родственником и своим теплым приветствием сразу завоевал ее сердце.

Его пальцы бережно поглаживали ей волосы.

— Ах, до чего похожа на мать!

— Вы мне льстите, — возразила она. Веселые искорки в глазах старика придали ей храбрости и позволили обратиться к нему запросто. — Мама была красавицей.

— И ты такая же, — уверил он, касаясь пальцами ее разрумянившегося счастливого лица.

— По-моему, — сказала она весело, — вы пристрастны.

По щекам Альберто д'Антига бежали слезы. Он промокнул их белоснежным льняным платком и вздохнул.

— Прости старику эти слезы, Софи. Встреча с тобой столько значит для меня. Я полагал, что остался последним из рода д'Антига. Мне разбивала сердце мысль, что у меня нет потомков.

— Извините! — Розано вытащил зазвонивший сотовый телефон.

— Конечно! Вся Венеция должна узнать, что ты вернулся, — снисходительно сказал Альберто и с обожанием во взгляде проследил, как Розано отошел в другой конец салона, чтобы ответить звонившему.

— Вы очень его любите, — позволила себе заметить Софи. Она уныло подумала, что ей так нужно сейчас, чтобы кто-то похвалил Розано и развеял ее страхи.

— Он стал для меня сыном, — просто сказал Альберто д'Антига и сжал ее руку. — Я был очень одинок, до того как он переехал сюда. А теперь он и тебя привез ко мне! Как это великодушно, как типично для него принести себя в жертву ради других!

Софи замерла, судорожно стиснув переплетенные пальцы.

— Боже мой! Как же это? — выпалила она.

— Дорогая моя, он был женат на малышке Николетте, моей дальней родственнице. Она, кроме меня, была единственной из рода д'Антига. Потом она умерла.

К глазам Софи подступили слезы, и она уставилась на свои дрожащие пальцы. Розано не говорил ей, что фамилия Николь была д'Антига. Губы у нее искривились. До чего же он скрытен!

— Я знаю, что он был женат и его жена умерла при родах, но не знала о вашем родстве, — сказала она, с трудом переводя дыхание.

— Николетта была моей последней надеждой, — посетовал дедушка. — Этот чудесный союз соединил наши семьи. Я был счастлив, когда Николетта забеременела.

— Как трагично, что она умерла такой молодой.

Для всех вас это было страшное потрясение, — с трудом выговорила Софи.

Глаза ее деда наполнила скорбь.

— Да… Но тяжелее всех перенес удар Розано. Всегда сильный и стойкий, он очень мужественно держался, когда его родители погибли во время катания на яхте по заливу, а ему исполнилось тогда всего лишь восемнадцать лет. Он унаследовал бизнес и повел его так умело, словно занимался этим всю жизнь. Своему брату Энрико он заменил отца и мать. Но когда умерла Николетта, Розано был безутешен. Он совсем пал духом и долгое время после похорон практически нигде не показывался. Для него словно настал конец света.

Софи охватила глубокая печаль. Вот еще одно свидетельство того, что Николь была для Розано любовью всей жизни. Как могла она конкурировать с умершей?

Она с трудом поднялась на ноги. Теперь ей стал понятен интерес, который проявил к ней Розано.

— И теперь Розано стал вашим наследником? — спросила она спокойно и сама удивилась, что ничем не выдает своей горечи. Ей и правда очень не хотелось расстраивать старика. Он глубоко огорчится, когда узнает о планах Розано.

— Ну конечно. Но теперь, — сказал дедушка, нежно сжимая ее холодную безжизненную руку, — наследницей состояния д'Антига станешь ты. Видишь, как он благородно поступил, что привез тебя сюда?

— Его благородство просто безгранично, — пробормотала она.

Розано одурачил ее! Как он мог? Как смел? Выходит, он решил жениться на ней, обзавестись детьми и на законных основаниях обеспечить себе права на наследство д'Антига? Теперь понятно, почему он так разволновался у нотариуса, когда услышал, что у Виолетты был ребенок. И какую находчивость он проявил, как быстро сообразил, что решение всех его проблем находится прямо перед ним в лице простодушной деревенской девицы, которой страстные ухаживания знатного красавца могли легко вскружить голову.

К черту его! Гнев сдавил Софи грудь так, что она с трудом дышала. Тут она услышала, что дедушка обращается к ней, и ради его спокойствия постаралась взять себя в руки.

— Ты сумела разобраться в нем. Он слишком добр, слишком великодушен, — негромко говорил старик. — Доверяй ему во всем, Софи, он — лучший из мужчин. Ты смело можешь рассчитывать на его помощь в управлении нашими делами. Когда-то я прекрасно в них разбирался, но теперь все так усложнилось, а у меня к тому же аллергия на компьютеры.

Чтобы не волновать дедушку, Софи с усилием улыбнулась.

— Я тоже уютнее чувствую себя с карандашом и бумагой.

Альберто сочувственно вздохнул.

— Тогда нам лучше предоставить все ему.

— А он получает жалованье за свою работу? — простодушно спросила она.

Ее дед хмыкнул.

— Ему не нужны деньги! Думаю, он богаче меня. Их семейство разбогатело во время крестовых походов — взимало с крестоносцев, направлявшихся в Святую землю, плату за постой. Нет, Софи, он ведет наши дела бескорыстно — такой уж он человек. Хотя я думаю, ему не помешало бы больше заниматься собственным издательским бизнесом.

Ах, так деньги ему не нужны! В глазах Софи появился блеск, не предвещавший ничего хорошего. Она тут же дала себе слово, что сама станет заниматься делами д'Антига и ни за что не позволит Розано заткнуть себя за пояс. В волнении она сжала дедушкину руку.

— Мы не должны посягать на его время. Я думаю, мне следует поскорее ознакомиться с семейным бизнесом во всех деталях. — Ее лицо загорелось энтузиазмом. — Если я чего-то не пойму, Розано объяснит мне все так, чтобы я поняла. Я стану упорно работать, дедушка, и вы сможете гордиться мной. Я начну с завтрашнего дня, — пообещала Софи и метнула взгляд в сторону Розано, который все еще что-то приглушенно бормотал в трубку, словно любезничал с любовницей. Он небрежно прислонился к панели жалюзи и свободной рукой лениво обводил пальцем украшавшего ее золоченого херувимчика. На лице играла довольная улыбка… он напоминал пантеру после удачной охоты.

Софи ощутила слабость во всем теле. Она страстно желала его. И в то же время ненавидела.

— Ты знаешь, что наши предки начинали с торговли восточными специями? — проговорил дедушка, глядя куда-то вдаль. — Но затем мы сменили профиль и занялись парфюмерией…

— У мамы были такие чудные духи! — воскликнула Софи.

— Правда? — Губы Альберто дрогнули. — Прости меня, — произнес он, охваченный глубоким волнением. — Прости мне то зло, что я причинил ей.

Софи взяла его дрожащие руки и порывисто прижала к своим горячим щекам.

— Не будем вспоминать прошлое! — сказала она нетвердым голосом. — Мы еще поговорим о маме, только позже, хорошо?

— Благослови тебя Бог, дитя, за твою доброту. А сейчас извини, я очень устал. Завтра мы позавтракаем вместе, да? Позвони в колокольчик, чтобы пришла сиделка. Спасибо… Ах, да, попроси Розано пригласить ко мне нотариуса, чтобы я мог переписать завещание в твою пользу. Розано рассказал мне твою историю, она потрясла меня. Молодая девушка, столько лет ухаживавшая за больным отцом, должна обладать необыкновенными качествами. — Он нежно поцеловал ее. — Ciao, Софи. Ты вернула моей душе радость.

Она молча обняла его в ответ. Розано торопливо закончил свой разговор и проводил Альберто до дверей, нежно касаясь его плеча. А при расставании он слегка поклонился в знак уважения и любви, и этот поклон невольно растрогал Софи. Но теперь она получила ответ на все терзавшие ее сомнения, отыскала недостающие детали головоломки. Для Розано в ней воплотилось все, что он мог желать: palazzo, состояние, доверчивость, а также, подумала она мрачно, способность к деторождению.

— Я тоже устала, — равнодушно заявила она, когда они остались вдвоем. — Пожалуй, я пойду в свою комнату, распакую вещи, отдохну, а потом, может быть, осмотрю дом.

— Конечно. Дай мне знать, когда будешь готова, чтобы я составил тебе компанию.

— Нет, спасибо, я хочу не спеша исследовать все сама.

— Милая, к чему эта сдержанность, когда мы наедине? — мягко упрекнул Розано, шагнув к ней.

— Не подходи ко мне! — воскликнула она. — Ты не сказал, что твоя покойная жена была из семьи д'Антига! Не сказал, что сам был дедушкиным наследником! Зачем тебе наш брак, Розано? У тебя есть какие-то тайные причины? Не хочешь поделиться ими со мной?

Он удивленно смотрел на нее. Ее вспышка лишила его дара речи.

— Ты, наверное, ужаснулся, когда узнал, что моя мать родила ребенка…

— Если ты вспомнишь получше, — ответил он натянуто, — я обрадовался.

Она смешалась. Да, похоже, он говорит правду. Она неуверенно взглянула на него, но он заговорил прежде, чем она успела прийти к какому бы то ни было выводу.

— Ты и есть та причина, по которой я не сказал тебе, что был наследником Альберто, — резко произнес он, и по его окаменевшему лицу стало ясно, что он едва сдерживает негодование. — Ты ведь думала отказаться от наследства, не так ли?

— Да, но…

— Почему же я не поддержал тебя в твоих сомнениях?

Она сильнее нахмурилась.

— Не знаю.

— Я мог бы сыграть на твоих опасениях, но я этого не сделал, — продолжал он. — Я умолчал о наших отношениях с твоим дедушкой, так как понял, что у тебя несколько старомодные моральные принципы, и боялся, а вдруг тебе станет неуютно при мысли, что право на наследство перейдет к тебе. Я думал лишь о том, чтобы ничем не помешать тебе.

Она несколько секунд обдумывала его слова.

— Ну а потом, когда я уже приняла решение? — воскликнула она. — У тебя была возможность все рассказать мне.

— Мы тогда занялись другими вещами, — спокойно произнес он. — Если помнишь, мы влюбились друг в друга…

Эти слова причинили Софи мучительную боль, она опустила голову, чтобы не видеть его лица. Она не знала, чего ей больше хочется: поверить ему или наброситься на него с кулаками и яростным воплем обманутой женщины.

— Я иду в свою комнату, — пробормотала она. — Нет! Не провожай меня. Здесь для этого найдется горничная.

Но Розано преградил ей путь.

— Ты ошиблась в своих предположениях, — проговорил он, с гордым видом вскинул голову и посмотрел на нее, молча ожидая, что она признает свою ошибку и станет умолять о прощении.

— А может, это ты ошибся во мне! — воскликнула она. — В этом-то и кроется опасность, когда ничего не знаешь друг о друге. Я предупреждала тебя, Розано.

В его глазах вспыхнули серебристые молнии.

— То есть?

— Может быть, я не такая безропотная, как ты решил.

— Тем лучше, мне нужна жена, которая будет мне ровней, — ответил он спокойно.

— Неужели? — запальчиво выкрикнула Софи. — Даже если она станет постоянно тебе противоречить? Вряд ли ты говоришь искренне, — заявила она, увидев, как он поджал губы. — Не думай, что раз я дочь викария, то буду послушно выполнять команды, как преданная собачонка, и восхищаться всеми твоими поступками.

— Я и не жду слепого послушания, что за нелепая мысль! — быстро возразил он. — Но у тебя достаточно здравого смысла, чтобы понять, когда разумнее поступить так, а не иначе…

— А мне надоело быть разумной! Иногда так и хочется сорваться. Может быть, я пущу мое наследство по ветру! — исступленно выкрикнула она. — Все это, — она обвела рукой роскошную комнату, — способно вскружить голову простой девушке!

— Но не тебе, — сказал он с раздражающей уверенностью. — Ты рассудительная и уравновешенная, твои принципы крепче гранита. Всю жизнь ты училась экономить деньги и с подозрением относиться к блестящей мишуре. И я уважаю и ценю в тебе эти качества, Софи.

— Когда долго приходится ограничивать себя во всем, легко удариться в другую крайность, — горячо заявила она. — Мои ценности изменились. Мне, например, понравилось прикосновение дорогих тканей к коже. Я уже говорила, что модная одежда заставляет чувствовать себя значительной. — Она позволила себе улыбнуться — загадочно, соблазнительно, насмешливо. — Какой толк в деньгах, если не наслаждаешься ими сполна?

Наступило тяжелое молчание. Софи внезапно охватило мучительное презрение к себе. Оставаясь внешне спокойной, она вскинула подбородок и посмотрела на Розано в упор. Губы у него были плотно сжаты, от его ледяного взгляда ее бросило в дрожь.

Удар попал в цель. У нее засосало под ложечкой.

— А куда подевались твои благородные намерения? — спросил он насмешливо. Софи почувствовала дурноту, но заставила себя твердо выдержать его взгляд.

— Я поступлю со своими деньгами так, как сочту нужным, — сказала она холодно.

— Ты просто устала. Я еще раньше заметил, что ты очень бледная. Мы поговорим потом, когда ты отдохнешь. Помни, Софи, что я единственный, кто хоть что-то понимает в бизнесе д'Антига. Не стоит пренебрегать моей помощью. На твоем месте я передал бы мне доверенность.

— Доверенность? — взорвалась она. — Я не доверила бы тебе даже купить мне мороженое.

— Ты должна! — Он схватил ее за руки. — Если ты откажешься…

— Посмей только мне угрожать, и я велю выставить тебя отсюда! — яростно выкрикнула она.

— Ты все неправильно поняла! — побледнел Розано.

— Разве? — Софи готова была разрыдаться. Она любила его. Она пылала страстью. Но они сцепились, как забияки на детской площадке, готовые разорвать друг друга на части.

Он все продолжал сжимать ей руки. Она метнула в него обжигающий взгляд.

— Пусти, или я закричу! — прошипела она.

— Софи! — Крик вырвался откуда-то из глубины и скорее напоминал вопль раненого животного. Он сжал ее лицо ладонями и припал к ее губам.

Софи попыталась сопротивляться, но это вышло неубедительно для них обоих. В следующую секунду его руки обхватили ее, и по ее телу пробежал электрический ток. Помоги ей небо, ее чувства к нему остались прежними!