Разрезая носом лазурные воды Эгейского моря, яхта направлялась к небольшому рыболовецкому порту Олимпос. Стоявший на ее палубе Димитри Ангелаки гортанным голосом напевал старинную песню, как нельзя лучше выражавшую его жажду жизни и любви.

Какой удивительный все-таки выдался день — полный разительных контрастов: и радость, и беспокойство, и небывалое нервное напряжение.

Оглядываясь вокруг, он позволил себе на минуту задержать взгляд на восхитительном теле жены с божественной золотистой кожей. К его удовольствию, бирюзового цвета бикини едва прикрывало ее женские прелести.

Под ослепительным солнцем разметавшиеся по стройным плечам белокурые волосы полыхали белым пламенем, и на мгновение у Димитри беспомощно дрогнуло сердце, когда он вспомнил, как совсем недавно шелковистые пряди скользили по его телу в эротическом танце.

Тонко очерченные губы Димитри искривились в чувственной улыбке, и его вновь охватило желание. В этом тайная радость секса с Оливией! Сначала нетерпеливое предвкушение: страсть в синих, как море, глазах. Затем так же неотвратимо, как смена дня и ночи, начинался необузданный секс — изобретательный, сумасшедший, неистовый и нежный, но неизменно доставляющий удовлетворение и дающий выход взаимной страсти.

Наконец-то, подумал он, ощущая, как обострены всего его чувства, можно насладиться воспоминаниями о каждой эротической секунде, начиная с первого взгляда, которым они обменялись, и заканчивая последними вздохами полученной разрядки.

Иногда после занятия сексом у него, как у мальчишки, которому удалось забить гол, возникало желание сжать пальцы в кулак и с победоносным криком «Да!» вскинуть руку. Эта мысль вызвала у него усмешку. Он, магнат, чье хладнокровие в критических обстоятельствах вызывает восхищение во всем мире, способен поддаваться таким нелепым порывам! Однако его деловая деятельность никогда не возбуждала его так, как встречи с женой, доставлявшие ему острейшее наслаждение. Можно только сожалеть, что обстоятельства вынуждают его слишком часто уезжать из дома и Оливии нет смысла сопровождать его в разъездах, потому что работа поглощает все его время с утра до ночи.

Но, с другой стороны, время, которое они проводят вместе, кажется еще приятнее. Встав на якорь недалеко от берега, они обнаженными плавали в ласковом море, а потом занимались любовью под сенью цветущих лимонных деревьев, пьянящий запах которых обострял возбуждение, доводя их обоих до исступления. Затем они расположились на склоне холма, откуда любовались развалинами древнего храма, посвященного Афродите, богине любви, и Оливия потчевала его омарами и виноградом.

— Венера, — сказал он ей, — уступает тебе по красоте, дорогая.

Все было бы прекрасно, если бы не его все усиливающееся беспокойство об Атене. Димитри озабоченно нахмурился. Ему хочется, чтобы она позвонила из больницы и сказала, что с ней все хорошо. Он почувствовал, как в нем снова нарастает напряжение, стирая из памяти приятные воспоминания. Но это вполне понятно, потому что он любит Атену всем сердцем…

Оливия вздрогнула, услышав, как зазвонил телефон Димитри. Звонки не прекращались весь день, и ее бесило упрямство, с каким он отказывался отключить телефон.

— Греческим магнатам, — с наигранной высокопарностью сказал он, повторяя их привычную шутку, — нельзя ни на минуту терять связь со своими миллионами.

— В таком случае найди дублера, которому ты можешь передать свои супружеские обязанности, — возразила она, но в конце концов была вынуждена замолчать, так как, приникнув к ее губам, Димитри заглушил этот протест крепким поцелуем.

Оглядываясь назад, Оливия понимала, что могла и должна была проявить большую настойчивость. Его маниакальная увлеченность работой уже некоторое время являлась серьезной проблемой. Когда он уезжал и она оставалась с Мариной, своей вечно недовольной свекровью, она чувствовала себя покинутой и несчастной. Двусмысленные намеки Марины на длительные отлучки Димитри лишь усиливали ее сомнения и неуверенность.

Оливия с силой сжала пальцы в кулаки. С тех пор как они поженились шесть месяцев назад, не проходило ни дня, чтобы Марина не поддразнила ее.

— У всех мужчин есть любовницы, — мурлыкала она. — Не думай, что мой сын составляет исключение.

Любовница… Возможно, в этом причина недостаточного внимания к ней? Даже сегодняшняя долгожданная поездка в Эпидаурос, где они осмотрели руины древнегреческого театра, оказалась омрачена его явным равнодушием. Она вздохнула. Все могло быть так романтично! Димитри продемонстрировал ей удивительную акустику театра, построенного более двух тысяч лет назад. Стоя на сцене, он прошептал «Я люблю тебя!», и она, сидя вверху, в пятьдесят четвертом ряду, расслышала каждое слово.

Оливия поднялась, чтобы послать ему воздушный поцелуй, но, к несчастью, снова зазвонил этот проклятый телефон, и Димитри поспешно ушел со сцены, чтобы она не смогла услышать его разговор.

Несмотря на то, что он стоял к ней спиной, она заметила, что звонок заставил его напрячься. А через несколько минут уже гадала, что могло вызвать у него мгновенное облегчение, потому что мускулы его спины заметно расслабились. Несомненно, что-то происходит.

У нее сжалось сердце. Он держит телефон так, будто ласкает его, и все его великолепное тело излучает нежность. Ее пронзило внезапное чувство страха, от которого у нее перехватило дыхание. Возможно, свекровь права.

Однако… Димитри не может совладать с собой. С момента их встречи, когда два года назад он принял ее на работу личным секретарем — тогда ей было двадцать четыре года, — им обоим стало ясно, что они созданы друг для друга. Каждая минута, которую они проводили на публике, превращалась в мучительную, сладостную пытку; каждая секунда наедине становилась сокрушительной вспышкой неутолимого желания. Здравый смысл покидал их, когда они оказывались во власти страстей, сметающих все на своем пути.

Воспоминания о тех счастливых минутах, когда они, забыв обо всем, отдавались любовным порывам, мгновенно возбудили ее, и она сжала стройные бедра, чтобы унять жар, который начал опалять ее сильными пульсирующими толчками.

Беспомощное желание затуманило ее сознание, и она почувствовала, как набухшие груди с покалывающими сосками распирают бикини.

Бросив взгляд на Димитри, Оливия заметила, что он смеется. Плечи, покрытые золотистым загаром, тряслись, в то время как он бормотал что-то интимное в ненавистный ей телефон.

Внезапно ее пронзила ничем не объяснимая уверенность, что ее ревность беспочвенна. Димитри принадлежит ей, и только ей! Телом и душой, сердцем и разумом! Ей стало стыдно за бессмысленные подозрения, и, полная раскаяния, она подошла к нему сзади и обхватила за талию покаянным жестом. Ее груди вызывающе уперлись в его спину.

Димитри вздрогнул, как будто она застала его врасплох, торопливо пробормотал что-то по-гречески, возможно это было «До завтра» — хотя ее знание греческого языка было минимальным, — и, поспешно сказав «Adio!», закончил разговор.

Она почувствовала, как лихорадочно бьется у него сердце. Он испуган? — встревоженно подумала она. Возможно, у него на самом деле есть любовница. Димитри так часто бывает в разъездах, что она не удивится, если его обслуживает целый гарем!

Однако, когда он повернулся к ней, его глаза горели. Прижав к себе Оливию, он медленно поцеловал ее.

Димитри был возбужден. Оливия не могла не подумать о том, кто является причиной такого возбуждения — она или та женщина, с которой он разговаривал по телефону.

— Кто это был? — нахмурив тонкие брови, спросила она.

Димитри, покрывавший ее нежную шею жадными поцелуями, неохотно поднял голову и с ласкающей слух хрипотцой ответил:

— Друг.

Ее подозрения усилились от такого небрежного ответа. И он не посмотрел ей в глаза. Иссиня-черные ресницы опустились, скрыв от Оливии его взгляд.

— Я знаю его? — с притворным безразличием спросила она.

Небольшая заминка свидетельствовала о нежелании говорить правду.

— Нет. Забудь об этом, дорогая. Лучше подумай о том, чем я собираюсь заняться с тобой, когда мы вернемся на яхту!

В тот вечер, когда огромное солнце клонилось к горизонту, Димитри, Оливия и недавно овдовевшая Марина пили крепкий греческий кофе на террасе особняка, с которой открывался прекрасный вид на залив Олимпос.

С момента их возвращения кислое выражение не сходило с лица Марины, потому что после дня, проведенного вместе вне дома, ее сын и невестка так и льнули друг к другу. При виде свекрови сердце у Оливии упало. Трудно жить с матерью мужа, которая враждебно настроена к тебе! Однако она понимала, какой одинокой чувствует себя Марина после недавней смерти мужа. Оливия познала одиночество, когда ее родители погибли в автомобильной катастрофе.

Дружеским жестом она коснулась руки свекрови, которая тотчас отдернула руку. Воспользовавшись тем, что Димитри не смотрит на них, она устремила на Оливию сердитый, недоверчивый взгляд.

— Чудесный закат, — сказала Оливия, решив не обращать внимания на плохое настроение свекрови.

— Ничуть не лучше, чем вчера, — холодно и резко откликнулась Марина. — Я думаю, что завтра утром вы опять оставите меня в одиночестве. Кажется, вы собирались делать покупки в Афинах…

— Ох! — Димитри поставил чашку на блюдце.

По выражению его лица Оливия поняла, что он намеревается отменить их поездку. Это произойдет уже в третий раз, а он обещал, что больше не будет разочаровывать ее.

— Неужели у тебя опять какое-то дело?

Ей показалось, что он поежился.

— У меня… встреча, которую я не могу перенести. После этого мне придется на неделю улететь в Токио. Прости. Я заглажу свою вину, — Димитри машинально улыбнулся, как человек, чьи мысли витают где-то далеко. — Когда я вернусь, мы обязательно пройдемся по магазинам и…

— Я не ребенок, и меня не надо утешать обещаниями, — обиженно произнесла Оливия. Итак, он опять уезжает. Ее охватила тоска.

— Да, ты не ребенок. Но это важно. А сейчас, — продолжил Димитри, поднимаясь, — мне нужно сделать несколько телефонных звонков для того, чтобы подготовить…

— Дублера, — сердито пробормотала Оливия.

Димитри остановился на полпути. Ему не терпелось позвонить Атене, чтобы узнать, как она себя чувствует, и замечание жены вызвало у него раздражение.

Повернув голову, он устремил на нее пристальный взгляд. Она не понимает. У нее есть все: деньги, муж, уверенность в будущем. В отличие от нее Атена бедна — хотя он обязательно позаботится о том, чтобы она не знала нужды. Сам он познал бедность и изматывающий страх, который ее сопровождает. Когда родится младенец — а это может произойти в любой момент, — в нем будет течь кровь Ангелаки. Он взял бы Атену и ее ребенка под свою защиту, даже если бы не обещал умиравшему отцу позаботиться о них.

Атена дала Тео, его отцу, любовь и теплоту, которой не было в его браке с Мариной. Димитри видел, как счастлив отец с молодой любовницей, и, несмотря на смешанные чувства, которые он испытывал, был искренне рад за него. Но он сдержит клятву — его мать никогда не узнает унизительную правду. Это дело чести — и уважения к чувствам матери.

Озабоченный тем, что Атена нуждается в поддержке и помощи, Димитри почувствовал, как в нем растет раздражение на Оливию, явно не удовлетворенную своей жизнью.

— Не забывай, что благодаря моей неустанной работе ты наслаждаешься роскошной жизнью, которую дает богатство, — сердито буркнул он и, широко шагая, ушел в дом.

Кипя от негодования, Оливия выпрямилась и, поднеся к губам чашку, сделала глоток. Ей нужен Димитри, а не его миллионы. До замужества она постоянно работала, а теперь страдала от скуки, день за днем ожидая, когда Димитри вернется домой.

Такой образ жизни плохо сказывался на ней. Неудивительно, что она набрасывалась на него, когда он возвращался из очередной поездки. Она плохо знала греческий язык, чтобы найти работу, да Димитри и не позволил бы ей работать. Его мать вела хозяйство, садовники занимались садом, и Оливии оставалось лишь осматривать достопримечательности и ходить по магазинам. И тоскливо ожидать возвращения Димитри, чтобы вновь пробудиться к жизни.

Рай, размышляла она, печально глядя на залив с террасы особняка стоимостью несколько миллионов долларов, имеет свою обратную сторону. Оранжевый диск солнца медленно погружался в море. Оливия почувствовала, что вот-вот расплачется.

— Боже мой! — с притворной тревогой воскликнула Марина. — Вы впервые поссорились!

— Мы оба вспыльчивые, — холодно ответила Оливия.

— Димитри не любит, когда женщины возражают ему.

— Он знал, какая я, когда женился на мне. Ему, наоборот, нравится, когда я проявляю независимость и возражаю ему…

— О, это нравилось ему тогда, — пробормотала Марина. — Но теперь, когда ты стала его женой, он ожидает от тебя покорности и послушания.

— Он может ожидать всего, чего пожелает, — устало сказала Оливия.

— Тогда ты должна понять, что он предпочтет кого-нибудь помягче и понежнее. Свою любовницу, например. Я полагаю, что он поехал к ней.

— Любовницу? У него не хватит сил на другую женщину, — раздраженная злобой свекрови, Оливия возразила с несвойственной ей прямотой.

Марина, возмущенная ее откровенностью, неодобрительно поджала губы.

— Мой сын — настоящий мужчина. Я дам тебе ее адрес. Ее зовут Атена. Можешь сама убедиться.

Оливия похолодела. Свекровь говорит с такой уверенностью… Только не измена, подумала она. Ей не пережить этого. Внезапно она почувствовала, что больше не может выносить присутствие Марины.

— Я ложусь спать. Спокойной ночи.

Дрожа от дурных предчувствий, она вошла в спальню. Димитри, развалившись на их большой кровати, смеясь, болтал по телефону. Увидев ее, он немедленно прервал разговор, и Оливия почувствовала, как ее охватило чувство страха.

Они настороженно, как боксеры на ринге, смотрели друг на друга. Она заметила, как в глазах Димитри промелькнуло разочарование. Он вскочил с кровати и направился к выходу.

— Куда ты? — спросила Оливия, ненавидя себя за то, что уподобляется типичной ревнивой жене.

— На улицу.

— В такой час?

Глупо было спрашивать его об этом. Но теперь она понимает, почему женщины задают такие вопросы. Они не доверяют свои мужьям. И часто не без причины.

Димитри посмотрел на ее дрожащие губы и с трудом удержался от признания.

— Да, в такой час, — резко ответил он и поспешил уйти, чтобы не поддаться минутной слабости.

Оливия стояла посередине роскошной спальни. Ей принадлежит все, что она здесь видит. Она — совладелица этого особняка и еще одного, выстроенного на крыше небоскреба в Афинах, из которого открывается вид на Акрополь, не говоря о доме на Беркли-Сквер в Лондоне, яхты, личного самолета и, очевидно, неограниченных денежных средств. Но, несмотря на это, она никогда не чувствовала себя такой одинокой и лишенной всего, что было ей дорого, как в этот момент.

Богатство и все, что с ним связано, не имеет для нее значения, если Димитри не любит ее. Если нет любви, у нее нет ничего. Оливия посмотрела на свои дрожащие руки. Огромный брильянт, как будто в насмешку, блистал и искрился у нее на пальце. Брильянтовое ожерелье в виде сверкающих ромашек, казалось, душило ее.

Теперь она жена. Его собственность. «Жена да убоится мужа своего».

Она нахмурилась, вспоминая обет, который дал Димитри во время брачной церемонии: любить ее, как самое себя. Прекрасно. Он или любит ее, или нет. Она не позволит использовать себя в качестве сексуального объекта или инкубатора для будущего потомства Ангелаки в то время, как он будет «забавляться» где-то на стороне.

Оливия решительно сжала губы. Она уйдет от Димитри, если у него есть любовница. Она не позволит, чтобы ее делили с кем-то. Завтра она поступится чувством собственного достоинства и попросит у Марины адрес той женщины.

Ни один мужчина никогда не одурачивал ее. Никогда ни один мужчина не будет использовать ее исключительно для удовлетворения своих сексуальных потребностей. Лучше жить без Димитри, чем так, как сейчас.

Оливия заметила, что веточка цветущего лимонного дерева, которую она поставила на полочку в ванной, увяла. Неужели это знамение? Она посмотрелась в зеркало и увидела пылающие гневом глаза цвета морской волны и решительную складку губ. Перед ней с ужасающей ясностью предстала вся чудовищность ее положения. Возможно, завтра в это время она уже будет на пути в Лондон.