Когда в то утро тётя Агата припёрла меня к стенке в моём собственном доме, сообщив мне дурные вести, я почувствовал, что мне перестало везти. Дело в том, знаете ли, что, как правило, я не ввязываюсь в семейные скандалы. В тех случаях, когда одна Тётя перекликается с другой Тётей, подобно мастодонтам в первобытных болотах, а письмо дяди Генри о странном поведении кузины Мэйбл обсуждается на разные лады в семейном кругу (пожалуйста, прочти внимательно и передай Джейн), клан обычно меня игнорирует. Это одно из преимуществ, которыми я пользуюсь как холостяк и к тому же - согласно мнению моих ближайших и дражайших - холостяк слабоумный. "Нет никакого смысла говорить об этом Берти, он всё равно ничего не поймёт" - таков девиз моих родственников, и должен признаться, я подпишусь под ним обеими руками. Мне нравится спокойная жизнь, знаете ли. И поэтому я решил, что меня просто сглазили, когда тётя Агата величественно вплыла в мою комнату, не дав мне понаслаждаться сигаретой, и принялась разглагольствовать о Юстасе и Клоде.
- Слава всевышнему, - сказала она, - наконец то я пристроила Юстаса и Клода.
- Пристроила? - спросил я, не имея ни малейшего представления, о чём идёт речь.
- В пятницу они отплывают в Южную Африку. Мистер Ван Альстайн, друг бедной Эмилии, устроил их на работу в свою фирму, и мы надеемся, теперь они образумятся и сделают карьеру.
По правде говоря, я ничего не понял.
- В пятницу? Ты имеешь в виду послезавтра?
- Да.
- В Южную Африку!
- Да. На пароходе "Эдинбургский Замок".
- Но зачем? Сейчас середина семестра.
Тётя Агата холодно на меня посмотрела.
- Должна ли я понять, Берти, что тебя так мало волнуют дела твоих ближайших родственников, что ты впервые слышишь об исключении Юстаса и Клода из Оксфорда? Это случилось две недели назад.
- Нет, правда?
- Ты безнадёжен, Берти. Мне казалось, что даже ты:
- Но за что их вытурили?
- Они вылили лимонад за шиворот младшему декану колледжа: не вижу ничего смешного, Берти. Это безобразие!
- Да, да, конечно, - торопливо согласился я. - Поперхнулся дымом. Что-то застряло в горле, знаешь ли.
- Бедная Эмилия, - продолжала тётя Агата. - Безумная мать, которая только губит детей своей любовью. Она хотела оставить их в Лондоне и отдать на военную службу, но я настояла на своём. Колонии - единственное место для таких безрассудных молодых людей, как Юстас и Клод. Последние две недели они жили с твоим дядей Кливом в Уорчестершире. Завтра им придётся провести день в Лондоне, а в пятницу рано утром они сядут на поезд, чтобы успеть к отплытию парохода.
- Немного рискованно, тебе не кажется? Я имею в виду, оставлять их в Лондоне одних почти на сутки.
- Они будут не одни. Ты за ними присмотришь.
- Я?!
- Да. Я хочу, чтобы Клод и Юстас остановились в твоей квартире, а наутро ты проследил бы, чтобы они сели на поезд.
- Ох, нет, послушай!
- Берти!
- Нет, пойми меня правильно, я о них самого лучшего мнения, и всё такое, но оба они психи, знаешь ли: нет, конечно, я всегда рад их видеть, но когда речь идёт о том, чтобы они остановились у:
- Берти, если ты так занят самолюбованием, что даже на минуту не можешь отвлечься, когда к тебе обращаются с пустяковой просьбой:
- Ох, ну хорошо! - сказал я. - Хорошо!
Само собой, спорить не имело смысла. Когда я вижу тётю Агату, мне всегда кажется, что мой позвоночник размягчается до желеобразного состояния. Она относится к тем женщинам, которых называют волевыми. Должно быть, такой же была королева Елизавета. Когда тётя Агата сверкает на меня глазами и говорит: "А ну-ка, живо, мой мальчик" или что-нибудь в этом роде, я повинуюсь, не рассуждая.
Когда она ушла, я позвал Дживза и сообщил ему последние новости.
- Послушай, Дживз, - сказал я. - Завтра к нам приезжают Клод и Юстас. Они останутся на ночь.
- Сэр?
- Я рад, что ты так спокойно к этому отнёсся. Лично я далеко не в восторге. Ты ведь знаешь Клода и Юстаса!
- Энергичные молодые джентльмены, сэр.
- Придурки, Дживз. Придурки, каких мало. Кошмар, что меня ждёт.
- Я вам больше не нужен, сэр?
Как вы понимаете, тут я распрямил плечи и высокомерно на него посмотрел. Мы, Вустеры, становимся холодными как лёд, когда ищем сочувствия, а получаем вежливые отговорки. Я, конечно, знал, в чём было дело. Последние два дня в атмосфере нашего дома витала некоторая напряжённость из-за шикарных штрипок, которые я откопал в магазинчике берлингтонского Пассажа. Одному из чертовски толковых парней, может, даже тому, кто изобрёл разноцветные сигаретные пачки, недавно пришла в голову блестящая мысль выпускать также разноцветные штрипки. Я хочу сказать, вместо обычных серых с белыми вы сейчас можете купить штрипки, копирующие флаг или штандарт школы, где вы учились. И, поверьте, только человек бесчувственный отказался бы от улыбнувшихся ему с витрины совершенно потрясающих добрых итонских штрипок. Я нырнул в магазинчик и совершил покупку, даже не подумав, как к этому отнесётся Дживз. А он не оправдал моих ожиданий. Дживз, хотя его можно во многих отношениях считать лучшим камердинером в Лондоне, слишком консервативен. Старомоден, если вы понимаете, что я имею в виду. Одним словом, враг прогресса.
- Можешь идти, Дживз, - с достоинством сказал я.
- Слушаюсь, сэр.
Он бросил на штрипки ледяной взгляд и исчез. Прах его побери!
* * *
На следующий день, когда я переодевался к обеду, близнецы ворвались ко мне в квартиру, и хотите верьте, хотите нет, давно я не видел таких радостных и весёлых парней. Я всего лет на шесть старше Юстаса и Клода, но, непонятно по какой причине, чувствую себя рядом с ними как старец, которому два шага до могилы. Я и оглянуться не успел, как они заняли мои лучшие кресла, стянули пару моих особых сигарет, налили себе по бокалу виски с содовой и принялись болтать с развязностью честолюбцев, достигших своей заветной цели, - словно это не их только что выперли из колледжа и, можно сказать, отправили в ссылку.
- Привет, Берти, старичок, - поздоровался Клод. - Как славно, что ты согласился нас приютить.
- Да ну, брось. Я был бы рад, если б вы погостили у меня подольше.
- Слышишь, Юстас? Он был бы рад, если б мы погостили у него подольше.
- Надеюсь, у него останется впечатление, что мы гостили достаточно долго, - философски заметил Юстас. - Ты в курсе наших дел, Берти? Я имею в виду, знаешь, как нам не подфартило?
- О, да. Тётя Агата мне рассказала.
- Мы покидаем родину на благо родины, - изрёк Юстас.
- И пусть за нас поднимут бокалы, - добавил Клод, - когда мы выйдем в море. Что тебе рассказала тётя Агата?
- Что ты вылил лимонад за шиворот младшего декана.
- Я предпочел бы, прах побери, - раздражённо произнёс Юстас, - чтобы люди не искажали фактов. Это был не младший декан, а старший преподаватель.
- И не лимонад, а содовая, - пояснил Клод.
- Дело было так. Я сел на подоконник с сифоном в руке, а старикашка стоял под окном. Он поднял голову, и: сам понимаешь, если б я не всадил ему струю между глаз, я б упустил блестящую возможность, какая раз в жизни бывает.
- Упустил бы раз и навсегда, - согласился Клод.
- Такое больше могло не повториться, - сказал Юстас.
- Сто к одному, что не повторилось бы, - заявил Клод.
- Ну, Берти, - спросил Юстас, - как ты собираешься развлекать своих дорогих гостей?
- Пообедаем дома, - ответил я. - У Дживза почти всё готово.
- А потом?
- Ну, я думал, мы поболтаем о том, о сём, и вы ляжете спать. Ведь вам завтра рано вставать - поезд уходит около десяти.
Близнецы с жалостью переглянулись.
- Берти, - сказал Юстас. - В твоей программе есть хорошие моменты, но их недостаточно. Я представляю себе наш вечер следующим образом: сначала мы обедаем, а затем отправляемся в "Киро". Там ведь закрывают поздно, верно? Ну вот, до половины третьего, а может, до трёх, нам будет чем заняться.
- После чего, - вставил Клод, - с божьей помощью мы развлечёмся где-нибудь в другом месте.
- Но мне казалось, вам надо хорошенько выспаться перед дальней дорогой.
- Выспаться?! - воскликнул Юстас. - Старичок, неужели ты мог подумать, что сегодня мы ляжем спать?
* * *
Должно быть, я уже не тот, что был раньше. Я имею в виду, ночные бдения не кажутся мне такими привлекательными, как несколько лет назад. Помнится, когда я учился в Оксфорде, мы гуляли на балу в Ковент-Гардене до шести утра, затем завтракали у Хэммамза и изредка устраивали потасовки с уличными торговцами овощами - тогда мне казалась, это именно то, что доктор прописал. Но сейчас два ночи - предел моих возможностей, а в два часа ночи близнецы только разгулялись и взялись за дело засучив рукава.
Насколько я помню, после "Киро" мы отправились играть в железку с какими-то типами, которых я видел первый раз в жизни, и до дому нам удалось добраться что-то около девяти утра. Должен вам признаться, что к этому времени я туго соображал, на каком я свете. По правде говоря, у меня едва хватило сил попрощаться с близнецами, пожелать им доброго пути и удачной карьеры в Южной Африке, а затем завалиться в постель. Последнее, что я помню, - весёлое пение двух придурков, принимавших холодный душ, которое изредка прерывалось требованиями к Дживзу поскорее подать яичницу с беконом.
Проснулся я около часа дня, чувствуя себя как нечто забракованное Комиссией Пищевых Продуктов, но одна мысль меня утешала: в этот момент близнецы прощались со своей страной, стоя на палубе лайнера. И поэтому можете представить, какой шок я испытал, когда дверь открылась и в спальню вошёл Клод.
- Привет, Берти! - сказал он. - Отоспался? Как насчёт доброго, старого ленча?
За эти несколько часов мне приснилось такое количество кошмаров, что сначала я принял Клода за один из них, причём самый ужасный, и только когда он уселся мне на ноги, я убедился, что не сплю.
- Святые угодники и их тётушка! Что ты здесь делаешь? - с трудом прохрипел я.
Клод посмотрел на меня с упрёком.
- Странным тоном ты разговариваешь со своим гостем, Берти, - укоризненно произнёс он. - Не ты ли вчера вечером утверждал, что был бы рад, если б я погостил у тебя подольше? Твоё желание исполнилось. Вот он я!
- Но почему ты не уехал в Южную Африку?
- Я так и думал, что тебя это заинтересует, - сказал Клод. - Сейчас всё тебе объясню. Помнишь девушку, с которой ты познакомил меня в "Киро"?
- Какую именно?
- Там была одна девушка, - холодно ответил Клод. - Единственная, о которой стоит говорить. Её звали Марион Вардур. Если ты не забыл, я почти всё время с ней танцевал.
Я начал смутно припоминать события прошедшей ночи. С Марион Вардур мы подружились довольно давно. Очень приятная женщина. Сейчас она играет в спектакле, который идёт в "Аполлоне". Я вспомнил, что она сидела в "Киро" в своей компании и близнецы настояли, чтобы я её с ними познакомил.
- Мы родственные души, Берти, - сказал Клод. - Я пришёл к этому выводу с первой минуты, и чем больше думал, тем сильнее убеждался в своей правоте. Так иногда бывает, знаешь ли. Два сердца бьются в унисон, и так далее, и тому подобное. Короче говоря, я улизнул от Юстаса в Ватерлоо и вернулся. Я не могу уехать в Южную Африку и бросить здесь эту девушку. Само собой, я целиком за Империю и считаю, что колонии надо осваивать, и всё такое, но сам я этого сделать не смогу. В конце концов, - рассудительно произнёс он, - Южная Африка прекрасно до сих пор без меня обходилась, и я не понимаю, почему она должна развалиться, если я в неё не приеду.
- А что насчёт Ван Альстайна, или как его там? Он ведь вас ждёт.
- Хватит с него Юстаса. Обойдётся. Юстас надёжный парень, и наверняка станет каким-нибудь магнатом. Я с интересом буду следить за его карьерой. А сейчас ты должен извинить меня, Берти. Я хочу разыскать Дживза и попросить приготовить мне один из его чудо-коктейлей. Не понимаю почему, но у меня с утра немного болит голова.
И хотите верьте, хотите нет, не успела дверь за ним закрыться, как в спальню ввалился Юстас, сияя как медный таз. Меня чуть не вытошнило от его радостной физиономии.
- Святые угодники! - простонал я.
Юстас захихикал.
- Я умница, Берти, просто умница! - сообщил он. - Мне, конечно, жаль беднягу Клода, но у меня не было выбора. Я смылся от него в Ватерлоо и вернулся сюда на такси. Должно быть, несчастный дурачок до сих пор гадает, куда я подевался. Такова жизнь. Если ты действительно хотел, чтобы я отправился в Южную Африку, тебе не следовало знакомить меня с мисс Вардур. Я ничего не стану от тебя скрывать, Берти, - сказал Юстас, усаживаясь мне на ноги. - Я не из тех, кто влюбляется в первую встречную. Если ты думаешь обо мне как о волевом, скрытном мужчине, ты не ошибаешься. Но когда я встретил свою половинку, я не стал рассусоливать:
- О, боже! Ты тоже влюбился в Марион Вардур?
- Тоже? Что значит "тоже"?
Только я собрался рассказать ему о Клоде, как тот появился в спальне собственной персоной, свеженький как огурчик. Коктейли Дживза оказывают мгновенное действие на кого угодно, за исключением, пожалуй, египетских мумий. То ли тут дело в уорчестерширском соусе, то ли в чём ещё, но я не знаю лучшего лекарства от похмелья. Клод ожил, как увядший цветок после поливки, но он чуть было не вернулся в прежнее состояние, когда увидел близнеца-брата, смотревшего на него с отвисшей челюстью поверх спинки кровати.
- Какого ладана ты здесь делаешь? - спросил он.
- Какого ладана ты здесь делаешь? -. не остался в долгу Юстас.
- Ты вернулся, чтобы навязать своё мерзкое общество мисс Вардур?
- Так вот почему ты вернулся?
Они перекинулись ещё несколькими фразами в том же роде, затем Клод сказал:
- Раз уж ты здесь, ничего не попишешь. Пусть победит достойнейший!
- Проклятье! - не выдержал я. - Что вы несёте? Где вы собираетесь жить, если останетесь в Лондоне?
- То есть как это где? - удивлённо спросил Юстас. - Естественно, у тебя.
- Где же ещё? - Клод недоумённо поднял брови.
- Ты ведь не станешь возражать, Берти? - сказал Юстас.
- Берти - настоящий друг, - убеждённо произнёс Клод.
- Олухи царя небесного! Допустим, тётя Агата узнает, что я вас спрятал, вместо того чтобы отправить в Южную Африку. Как вы думаете, что она со мной сделает?
- Что она с ним сделает? - спросил Клод Юстаса.
- О, Берти как-нибудь выкрутится, - ответил Юстас Клоду.
- Ну конечно! - Клод просиял. - Берти жутко изобретательный. Он обязательно выкрутится.
- Ещё бы он не выкрутился! - воскликнул Юстас. - У Берти ума палата.
Должно быть, нет такого человека, который, оглянувшись назад, не вспомнил бы какого-нибудь кошмарного эпизода из своей жизни. У некоторых деятелей если верить современным романам - вся жизнь - сплошной кошмар, но лично я, обладая большим постоянным доходом и прекрасным пищеварением, не могу пожаловаться, что часто попадаю в подобные переделки. Наверное, поэтому тот период запомнился мне так ярко. Все последующие дни после возвращения близнецов я чувствовал себя настолько отвратительно, что мои нервы, казалось, вылезли из тела и стали загибаться на концах, как нестриженые ногти. По сути дела я превратился в один обнажённый нерв. К тому же мы, Вустеры, честны, искренни и всё такое, и терпеть не можем обманывать своих ближних.
В течение двух-трёх дней всё было тихо-спокойно, а затем тётя Агата забежала ко мне, чтобы поболтать. Приди она на двадцать минут раньше, перед её взором предстали бы близнецы, уминающие яичницу с беконом. Она упала в кресло, и я понял, что обычная жизнерадостность ей изменила.
- Берти, - сказала она, - у меня неспокойно на душе.
У меня тоже было неспокойно на душе. Близнецы могли вернуться в любую минуту, а я не знал, сколько времени тётя Агата у меня проторчит.
- Меня мучает мысль, - продолжала она, - что я слишком сурово обошлась с Юстасом и Клодом.
- Это невозможно, - вырвалось у меня.
- Что ты имеешь в виду?
- Я: э-э-э: хотел сказать, ты никогда и ни с кем не бываешь сурова, тётя Агата. - Неплохо получилось, и главное, я ответил почти не задумываясь. Моя престарелая родственница явно была польщена; она посмотрела на меня с куда меньшим отвращением, чем обычно.
- Ты очень мил, Берти, но тем не менее я всё время думаю, не попали ли они в беду.
- Попали во что?!
Я был потрясён до глубины души. С моей точки зрения скорее, чем близнецы, в беду могли попасть два тарантула.
- Значит, ты считаешь, с ними всё в порядке?
- В каком смысле?
Тётя Агата посмотрела на меня чуть ли не с тоской во взоре.
- Тебе никогда не приходило в голову, Берти, - спросила она, - что твой дядя Джордж - ясновидящий?
По-моему, она решила поменять тему разговора.
- Ясновидящий?
- Как ты думаешь, это возможно, что он видит то, чего нам не видно?
Лично я всегда считал, что это не только возможно, но и более чем вероятно. Не знаю, встречались ли вы когда-нибудь с моим дядей Джорджем? Он шустрый старикашка, который целыми днями шатается по клубам и пропускает рюмку за рюмкой с другими шустрыми старикашками. Когда он появляется в ресторане, официанты встают по стойке смирно, а метрдотель достаёт из кармана штопор. Именно мой дядя Джордж задолго до современных медиков сделал открытие, что алкоголь - это пища.
- Твой дядя Джордж потрясён до глубины души. Он обедал со мной вчера вечером, и мне было жалко на него смотреть. Понимаешь, он утверждает, что по дороге из одного клуба в другой неожиданно увидел фантом Юстаса.
- Чего Юстаса?
- Фантом. Призрак. На мгновение ему показалось, что это сам Юстас, так ясно он его видел. Призрак исчез за углом, и когда дядя Джордж прибежал туда, улица была пустынна. Всё это очень странно и тревожно. Бедный Джордж совсем упал духом. За весь обед он не пил ничего, кроме ключевой воды, и ужасно нервничал. Ты думаешь, с нашими несчастными дорогими мальчиками всё в порядке? Они не попали в какую-нибудь ужасную катастрофу?
Я бы дорого дал, чтобы слова её .сбылись, но я ответил, что, мне кажется, с ними всё в порядке и ни в какую ужасную катастрофу они не попали. Лично я считал самого Юстаса хуже всякой катастрофы, да и Клод, с моей точки зрения, недалеко от него ушёл, но я промолчал. Когда тётя Агата меня покинула, она всё ещё выглядела встревоженной.
Как только близнецы вернулись, я поговорил с ними в открытую. Хоть мне и приятно было слышать, что дядя Джордж напугался до полусмерти, двум придуркам нечего было шляться по метрополии средь бела дня.
- Но, старик, будь благоразумен, - сказал Клод. - Мы не можем стеснить себя в движениях.
- Исключается, - заявил Юстас.
- Вся суть дела состоит в том, если ты понимаешь, о чём я говорю, пояснил Клод, - что нам нужна полная свобода действий. Мы должны ходить взад-вперёд.
- Точно, - согласился Юстас. - И взад, и вперёд.
- Но, чёрт побери:
- Берти, - укоризненно сказал Юстас. - Не выражайся при ребёнке!
- Вообще-то я понимаю ход его мысли, - задумчиво произнёс Клод. - Мне кажется, проблему можно решить, если мы изменим свою внешность.
- Старина! - воскликнул Юстас, восхищённо глядя на брата. - Какая гениальная мысль! Наверняка не твоя, правда?
- Вообще-то мне подсказал её Берти.
- Я?!
- Только вчера ты рассказывал мне о том, как Бинго Литтл нацепил бороду, чтобы его не узнал дядя.
- Если вы считаете, что я позволю вам, клоунам, шляться по моей квартире с бородами:
- Где-то он прав, - согласился Юстас. - Мы купим бакенбарды.
- И фальшивые носы, - добавил Клод.
- И, как ты справедливо заметил, фальшивые носы. Ну вот, Берти, старичок, можешь больше не беспокоиться. Мы совсем не хотим тебя обременять, пока живём в твоей квартире.
А когда я бросился к Дживзу за утешением, он пробормотал что-то насчёт горячей крови молодых джентльменов. Никакого сочувствия.
- Прекрасно, Дживз, - сказал я. - В таком случае пойду прогуляюсь по Гайд-парку. Подай мне мои итонские штрипки.
- Слушаюсь, сэр.
* * *
Прошло несколько дней, и Марион Вардур зашла ко мне в гости на чашку чая. Прежде чем сесть, она нервно огляделась по сторонам.
- Твоих кузенов нет дома, Берти? - спросила она.
- Слава богу, нет!
- Тогда я скажу тебе, где их можно найти. В моей гостиной, в противоположных углах. Сидят, сверкают друг на друга глазами и ждут, когда появлюсь. Берти, этому надо положить конец.
- Ты часто их видишь?
Дживз подал нам чай, но бедная женщина так разволновалась, что продолжала говорить, не подождав, пока он уйдёт. У бедняжки был совершенно измученный вид.
- Я натыкаюсь на этих близнецов на каждом шагу, - пожаловалась она. - Как правило, на обоих. Они завели моду приходить вдвоём и ждать, кто кого пересидит. Скоро от меня останется одна тень.
- Знаю, - сочувственно сказал я. - Знаю.
- Так что же мне делать?
- Понятия не имею. Может, попросить служанку отвечать, что тебя нет дома?
Она задрожала.
- Один раз я так и сделала. Они уселись на лестнице, и я весь день не могла выйти на улицу. А у меня было назначено несколько очень важных встреч. Я бы очень хотела, Берти, чтобы ты убедил их уехать в Южную Африку, где, по слухам они кому-то нужны.
- Должно быть, ты произвела на них потрясающее впечатление.
- Не то слово. Теперь они начали делать мне подарки. По крайней мере, Клод. Вчера вечером он настоял, чтобы я приняла от него этот портсигар. Явился прямо в театр и отказался уходить, пока я не согласилась. Впрочем, должна признаться, вещица недурна.
Она действительно была недурна. Массивный золотой портсигар с бриллиантом на верхней крышке. И самое странное, мне показалось, что я где-то его видел. Как, разрази меня гром, Клод умудрился раздобыть денег на такую дорогую вещь, я не мог себе даже представить.
На следующий день, в среду, близнецы, если так можно выразиться, были выходными, так как дама их сердца играла в дневном спектакле. Клод надел бакенбарды и отправился шляться по Хэрст-парку, а мы с Юстасом сидели и разговаривали. Вернее, говорил в основном Юстас, а я молча мечтал, чтобы он как можно скорее куда-нибудь смылся.
- Нет ничего прекрасней, Берти, чем любовь хорошей женщины, - поучал меня придурок. - Иногда: Боже великий! Кто там?!
Входная дверь открылась, и в холле послышался громкий голос тёти Агаты, интересующейся, дома я или нет. Должен сказать, что у тёти Агаты резкий, пронзительный голос, и я впервые был благодарен судьбе, что его слышно за версту. В распоряжении Клода было всего две секунды, но он успел нырнуть под софу. Его второй ботинок исчез из виду в тот момент, когда тётя Агата вошла в гостиную.
Вид у неё был встревоженный.
- Берти, - спросила она, - чем ты занят в ближайшее время?
- В каком смысле? Сегодня я обедаю с:
- Нет, нет, я не это имела в виду. Чем ты занят следующие несколько дней? Впрочем, и так понятно, что ничем, - продолжала она, не дожидаясь моего ответа. - Ты бездельник. Вся твоя жизнь - сплошное ничегонеделание: но об этом мы поговорим в другой раз. А теперь слушай меня внимательно. Я желаю, чтобы ты поехал на несколько недель в Харроугэйт с твоим дядей Джорджем.
Тут мне показалось, что она перешла всякие границы, и я горячо запротестовал. Я ничего не имею против дяди Джорджа, но предпочитаю держаться от него как можно дальше. Я попытался объяснить положение дел тёте Агате, но она от меня отмахнулась.
- Если в твоём сердце есть хоть капля жалости, Берти, ты выполнишь мою просьбу. Твой бедный дядя Джордж испытал страшное душевное потрясение.
- Как?! Ещё одно?
- Он считает, что только полный отдых и тщательный медицинский уход смогут восстановить его нервную систему. Он говорит, в прошлом Харроугэйт неоднократно возвращал его к жизни, и поэтому сейчас желает отправиться именно туда. Все мы считаем, его нельзя оставлять одного, так что тебе придётся поехать с ним.
- Но послушай!:
- Берти!
Наступило молчание.
- Какое нервное потрясение он испытал? - спросил я.
- Между нами, - ответила тётя Агата, понизив голос до трагического шёпота, - я склонна считать, что у него просто разыгралось больное воображение. Ты член семьи, Берти, и с тобой я могу говорить откровенно. Тебе хорошо известно, что твой бедный дядя Джордж в течение многих лет слишком сильно: э-э-э: вел не совсем: гм-м-м: привык: как бы это точнее сказать?
- Закладывал за воротник?
- Что?
- Упивался до чёртиков?
- Я не одобряю этих выражений, но должна признаться, его можно было упрекнуть в неумеренном употреблении некоторых напитков. Дядя Джордж человек вспыльчивый, ну и: короче, он испытал нервное потрясение.
- Да, но какое?
- Я сама с трудом его поняла. Твой дядя Джордж обладает многими достоинствами, но он всегда путается, когда начинает волноваться. Одним словом, его ограбили.
- Ограбили!
- Насколько я поняла, незнакомец с бакенбардами и каким-то странным носом вошёл к нему в квартиру на Джермин-стрит, когда его не было дома, и украл ценную вещь. Дядя Джордж говорит, что, вернувшись, обнаружил незнакомца в своей гостиной. Он тут же выбежал из комнаты и скрылся.
- Дядя Джордж?
- Нет, незнакомец. И, если верить бедняге Джорджу, у него пропал золотой портсигар. Впрочем, как я уже говорила, я склонна считать эту историю плодом его больного воображения. Он сам на себя не похож с того самого дня, как встретил на улице Юстаса. И поэтому, Берти, я хочу, чтобы ты отправился с ним в Харроугэйт не позднее субботы.
Она величественно удалилась, а Юстас выбрался из-под софы. Судя по выражению его лица, придурок был потрясён до глубины души. Я тоже был потрясён до глубины души. У меня кошки на душе скребли при мысли о том, что мне придётся провести несколько недель в Харроугэйте в обществе дяди Джорджа.
- Так вот откуда у него портсигар, будь он проклят! - с горечью воскликнул Юстас. - Мерзавец! Обворовал свою плоть и кровь! Его место в тюрьме!
- Его место в Южной Африке, - сказал я. - И твоё тоже.
И, проявив несвойственное мне красноречие, я минут десять распинался по поводу его долга перед семьёй, ну, и всего прочего. Я призывал его к благоразумию. Я расхваливал Южную Африку на все лады. Я по нескольку раз повторял одно и то же. Но придурок лишь бормотал о том, как нечестно с ним поступили. Почему-то он вбил себе в голову, что с помощью портсигара Клод его обскакал, и когда тот вернулся из Хэрст-парка, между ними произошла очень неприятная сцена. Они проговорили полночи, и я долго слышал их голоса после того, как улёгся в постель. Никогда не встречал парней, которые могли спать так мало, как эти двое.
* * *
На некоторое время в квартире установилась напряжённая атмосфера, потому что Клод и Юстас не разговаривали друг с другом. Вы не представляете, до чего утомительно жить с двумя деятелями, каждый из которых делает вид, что другого не существует на свете. Я думал, это будет продолжаться вечно, но, разрази меня гром, как выяснилось, я ошибался. Впрочем, если бы накануне кто-нибудь пришёл ко мне и сказал, что это произойдёт, я бы иронически улыбнулся. Я имею в виду, мне давно уже казалось, что только взрыв бомбы может избавить меня от близнецов, поэтому когда Клод скользнул в гостиную в пятницу утром и сообщил о своём намерении, я сначала решил, что ослышался.
- Берти, - сказал он, - я тщательно всё обдумал.
- Что "всё"? - спросил я.
- Вообще всё. То, что я остался в Лондоне, а не отправился в Южную Африку. Я поступил нечестно, - заявил он с надрывом в голосе. - Я поступил несправедливо. Короче говоря, Берти, старичок, завтра я уезжаю.
Я едва устоял на ногах.
- Правда? - выдохнул я.
- Да. Если, - тут душа у меня ушла в пятки, - ты пошлёшь старину Дживза за билетом. Боюсь, мне придётся взять у тебя денег на дорогу. Не возражаешь?
- Нет! - воскликнул я, с чувством пожимая ему руку.
- Ну, тогда порядок. Да, кстати, чуть не забыл. Ни слова Юстасу, ладно?
- Но разве он с тобой не едет?
Клод задрожал с головы до ног.
- Слава богу, нет! При мысли о том, что я могу оказаться на борту парохода с этим придурком, меня тошнит! Так что не вздумай ему сказать. Послушай, а ты сможешь достать мне билет всего за день до отплытия?
- Конечно! - Я готов был купить этот дурацкий пароход, лишь бы не упустить такую возможность.
- Дживз! - крикнул я с порога кухни. - Мчись быстрее ветра в кассу пароходства и купи билет на завтра мистеру Клоду. Он уезжает от нас, Дживз!
- Да, сэр.
- Мистер Клод не хочет, чтобы мистер Юстас знал о его отъезде.
- Да, сэр. Мистер Юстас высказал такое же пожелание, когда попросил меня достать ему билет на тот же пароход.
У меня отвалилась нижняя челюсть.
- Он тоже уезжает?
- Да, сэр.
- Очень странно.
- Да, сэр.
Если б у нас были другие отношения, в эту минуту я наверняка излил бы Дживзу душу. Ну, сами понимаете, посетовал бы на то, что было, и порадовался бы, что всё так хорошо закончилось. Но штрипки воздвигли между нами невидимый барьер, и, должен с сожалением признаться, я не упустил возможности утереть Дживзу нос. Я имею в виду, малый вел себя так безразлично и отчуждённо как раз тогда, когда его молодой хозяин нуждался в утешении, что я не преминул указать ему, как прекрасно всё получилось без всякого вмешательства с его стороны.
- Вот так-то, Дживз, - сказал я. - Полный порядок. Я знал, что рано или поздно всё станет на свои места, если не суетиться. На моём месте многие суетились бы, Дживз.
- Да, сэр.
- Бегали бы по всем знакомым и просили бы совета, помощи, ну, и всего прочего.
- Весьма возможно, сэр.
- Но только не я, Дживз.
- Нет, сэр.
Я ушёл, дав ему время на раздумья.
* * *
Даже мысль о том, что мне придётся ехать с дядей Джорджем в Харроугэйт, не особенно печалила меня в ту субботу, так как, побродив по квартире, я окончательно убедился, что Юстас с Клодом её покинули. Они ушли украдкой, один за другим, сразу после завтрака. Юстас отправился в Ватерлоо, чтобы сесть на поезд, а Клод - в гараж. Я боялся, что придурки встретятся на вокзале и передумают ехать, поэтому предложил Клоду отправиться в Саутгэмптон на моей машине.
Я лежал на добром, старом диване, умиротворённо глядя на ползающих по потолку мух, наслаждаясь тишиной и покоем и думая о том, как прекрасен мир, когда Дживз вошёл в гостиную с конвертом в руке.
- Мальчик-посыльный принёс вам письмо, сэр.
Я вскрыл конверт, и первым делом из него выпала пятифунтовая купюра.
- Боже великий! - воскликнул я. - Это ещё что?
Достав листок бумаги, я прочитал:
Дорогой Берти, передай деньги своему слуге и скажи, мне жаль, что, я не могу сейчас дать ему больше. Он спас мне жизнь. Впервые за неделю я вздохнула свободно.
М.В.
Дживз поднял пятёрку с пола.
- Можешь оставить её себе, - сказал я. - Как выяснилось, она твоя.
- Сэр?
- Я говорю, пятёрка твоя. Её прислала тебе мисс Вардур.
- Очень любезно с её стороны, сэр.
- Да, но с какой стати? В письме говорится, ты спас ей жизнь.
Дживз мягко улыбнулся.
- Мисс Вардур переоценила мои услуги, сэр.
- Какие услуги, прах побери?
- В деле мистера Клода и мистера Юстаса, сэр. Я надеялся, она не упомянет о нём, сэр, так как не хотел, чтобы вы подумали, что я допустил некоторую вольность.
- Что ты имеешь в виду?
- Я находился в комнате, сэр, когда мисс Вардур жаловалась, что мистер Клод и мистер Юстас навязывают ей своё общество. В данных обстоятельствах я осмелился предложить ей использовать небольшую уловку, чтобы избавиться от пристального внимания молодых джентльменов.
- Великий боже! Ты хочешь сказать, что всё-таки приложил руку к их отъезду?
Я почувствовал себя последним ослом. Ведь не далее как вчера мне казалось, что я утёр Дживзу нос.
- Я посоветовал мисс Вардур, сэр, проинформировать мистера Клода и мистера Юстаса, каждого в отдельности, о том, что сегодня она отплывает в Южную Африку с целью заключения там контракта. Таким образом желаемый результат был достигнут. Они заглотили наживку вместе с крючком, если вы позволите мне использовать это выражение, сэр.
- Дживз, - сказал я (мы, Вустеры, можем допустить промашку, но всегда честно в ней признаемся). - Ты единственный и неповторимый!
- Большое спасибо, сэр.
- Да, но послушай! - В голову мне пришла ужасная мысль. - Когда придурки сядут на пароход и убедятся, что её там нет, разве они не примчатся в ту же секунду обратно?
- Я предвидел такую возможность, сэр. По моему совету мисс Вардур сообщила молодым джентльменам, что совершит сухопутное путешествие до Мадейры и только там поднимется на борт.
- А где пароход останавливается после Мадейры?
- Нигде, сэр.
Со стоном облегчения я откинулся на диванные подушки. Я жалел только об одном.
- Единственное, о чём я жалею, Дживз, - сказал я, - что на таком огромном пароходе мерзавцы с лёгкостью смогут избегать встреч друг с другом. Я имею в виду, мне бы очень хотелось, чтобы Клод почаще находился в обществе Юстаса и visa versa.
- Так оно и будет, сэр. Я купил им двухместную каюту. У мистера Клода одна койка, а у мистера Юстаса - другая.
Я чуть не задохнулся от счастья. Если б не поездка в Харроугэйт с дядей Джорджем, мой восторг был бы полным.
- Ты уже упаковал мои вещи, Дживз? - спросил я.
- Вещи, сэр?
- Для поездки в Харроугэйт. Сегодня я отправляюсь туда с дядей Джорджем.
- Ах да, конечно, сэр. Я совсем забыл вам сказать. Сэр Джордж звонил сегодня утром по телефону, пока вы спали, и просил передать, что планы его изменились. Он не поедет в Харроугэйт.
- Ох, послушай, но это же просто блеск!
- Я рад, что вы довольны, сэр.
- Он не говорил, почему передумал?
- Нет, сэр. Но из слов его камердинера, Стивенса, я понял, что сэру Джорджу стало значительно лучше и больше он не нуждается в лечении. Я позволил себе дать Стивенсу рецепт моего коктейля, который вы всегда так хвалили, сэр. Сегодня утром сэр Джордж заявил Стивенсу, что чувствует себя, как новенький.
Сами понимаете, мне оставалось только одно, и я не стал колебаться. Да, я страдал в душе, но у меня не было выбора.
- Дживз, - сказал я, - мои штрипки.
- Да, сэр?
- Тебе они правда не нравятся?
- Чрезвычайно, сэр.
- Ты не думаешь, что со временем твои взгляды изменятся?
- Нет, сэр.
- Ну, хорошо. Хорошо. Ни слова больше. Можешь их выкинуть.
- Благодарю вас, сэр. Я сжёг их сегодня утром, перед тем как подать вам завтрак. Спокойный серый цвет намного приятнее для глаз, сэр. Спасибо, сэр.