Портрет Бо стоял на мольберте, посреди мастерской, и именно на него Серинис поглядывала, пока пила чай. Как бы она хотела видеть рядом с собой оригинал! Увы, теперь это невозможно. Бо суждено стать мужем Жермен, и у них, несомненно, появятся очаровательные, темноволосые дети, которые по праву будут носить фамилию отца.

Серинис сморгнула слезы и глубоко вздохнула, стараясь не расплакаться, продержаться хотя бы еще минуту… или две. Кора была на улице, собирала высохшее белье. Налетел ветер, швыряя в окна сухие ветки и прошлогодние листья. Серинис давно привыкла к этому звуку, гораздо сильнее ее пугала надвигающаяся гроза. В небе над городом клубились черные тучи, время от времени их прорезал зигзаг молнии. Низкие раскаты грома становились все громче, следуя сразу за вспышками молний; ветер гнал по земле клубы пыли и мусор, и его завывание сливалось с грохотом, образуя беспорядочную какофонию звуков. Когда Серинис показалось, что в дверь стучат, она даже не шевельнулась: несколько минут назад, выйдя к порогу на такой же стук, она увидела, что на крыльцо упала сломанная ветка. Но на этот раз ее вдруг охватило знакомое предчувствие. Она отодвинула чашку с блюдечком и решила выглянуть в коридор в поисках высокой мужской фигуры. Нет, это нелепо. В коридоре пусто. Бо Бирмингем ушел из ее жизни, исчез навсегда, словно потушенный огонек свечи. Если она переселится в другой город, вероятно, больше они никогда не увидятся…

Слезы затуманили глаза Серинис, и хотя она пыталась сдержаться, вскоре от судорожных всхлипов задрожало все ее тело. С мучительным стоном она положила руки на стол, уронила на них голову и горько зарыдала.

Негромкий шелест застал Серинис врасплох, и она резко выпрямилась, на миг забыв о своем горе. Она не понимала, что происходит, но сквозь завесу слез увидела перед собой клочки бумаги, которые еще совсем недавно были документами. На одном из них стояла ее собственная подпись, на другом — подпись Бо, на третьем — слово «развод». Неужели это не сон? Но каким образом?..

Схватившись за спинку стула, Серинис обернулась и увидела перед собой силуэт высокого, широкоплечего мужчины. Она заморгала, пытаясь скрыть слезы, и каким-то чудом сумела подняться на ноги, которые неудержимо дрожали. Внезапная вспышка молнии за окном озарила улыбающееся лицо Бо и его протянутые руки, и Серинис показалось, будто она перенеслась в рай. В мгновение ока она очутилась в объятиях мужа, крепко обхватив его за шею. Смеясь и плача, она осыпала пылкими поцелуями лицо Бо, а затем он нашёл ее губы и жадно приник к ним. Чуть не лишившись чувств от радости, Серинис закрыла глаза. Бо подхватил ее на руки. Поцелуй продолжался бесконечно и завершился, лишь когда обоим потребовалось глотнуть воздуха.

— О, как я соскучилась! — прошептала Серинис, касаясь губами его лба, прямого носа и вновь находя горячие губы.

— Почему ты подписала бумаги? — спросил Бо, не прекращая нежные поцелуи.

Серинис слегка отстранилась.

— Я думала, ты хотел этого…

— Никогда!

— Никогда? — Серинис растерялась. — Тогда почему же… ты подписал их?

— Потому что этого потребовала ты.

— Но я спешила только потому, что понимала: в противном случае ты не сумеешь получить развод. — Она сжалась, боясь, что ее слова разрушат хрупкое очарование их встречи. — Знаю, ты не помнишь, но мы были близки — это случилось, пока ты болел. У нас будет ребенок, а мое положение вскоре станет заметным…

Бо поставил ее на ноги и повернул так, что ее силуэт отчетливо вырисовался на фоне освещенного молниями окна. Он медленно провел ладонью по округлости живота, а Серинис затрепетала, не зная, что будет дальше. Внезапно Бо улыбнулся.

— Сколько раз мне хотелось спросить у тебя, приснилась ли мне та ночь, или мы все-таки были близки. Кое-что мне запомнилось, но я боялся, что мои воспоминания окажутся всего лишь плодом фантазии. Я думал, мои вопросы покажутся тебе оскорбительными…

— Похоже, наш брак чуть не распался по вине нашего обоюдного упрямства. — Склонив голову набок, Серинис вглядывалась в лицо мужа. — Знаешь, когда Жермен побывала здесь и как следует разглядела меня, я решила, что она первым делом поспешит сообщить пикантную новость тебе.

Бо обнял тонкие плечи жены и притянул ее к себе.

— Так она и сделала, но это лишь убедило меня в том, что наш брак следует сохранить. Если бы я заранее знал, что ты ждешь ребенка, ни за что не согласился бы «подписать бумаги!

— Даже если ради этого тебе пришлось бы пожертвовать свободой? — робко спросила Серинис.

— К черту свободу! — воскликнул Бо и решительно добавил: — Свобода потеряла для меня всякую привлекательность с тех пор, как мы поженились. Я хочу, чтобы ты всегда была рядом — отныне так и будет.

— Как я счастлива! — Серинис обняла мужа за талию и приникла к нему.

— Твой дядя дома? — спросил Бо, прижавшись щекой к ее голове.

— Нет, куда-то ушел несколько часов назад, и я понятия не имею, когда он вернется.

— В таком случае мы оставим ему записку — если он не вернется до того, как мы закончим укладывать твои вещи.

Серинис вскинула голову:

— Куда ты повезешь меня?

— Домой! К нам домой, где твое законное место.

— А как же мои картины?

— Мы возьмем их с собой. У дома ждет экипаж. Надо поторопиться, чтобы уехать, пока не началась гроза. — Бо неохотно разжал объятия. — Где твои вещи?

— Наверху.

Бо взял ее за руку:

— Пошли.

Серинис повела мужа наверх, и, пока они шли, он позволил себе маленькую супружескую вольность. Почувствовав прикосновение большой ладони к своей груди, Серинис улыбнулась.

— А ты ничуть не изменился.

— Конечно, — подтвердил Бо и вопросительно поднял черную бровь. — Надеюсь, теперь ты не станешь отказывать мне в моих законных правах?

— Ни в коем случае, сэр, — с улыбкой отозвалась Серинис и провела ладонью по животу Бо, заставив его задохнуться от внезапного взрыва удовольствия. — Но лишь в том случае, если вы позволите мне выполнять законные обязанности жены.

Бо уткнулся лицом в ее шею.

— Само собой, мадам, только не здесь. Не стоит шокировать дядю Стерлинга и отрывать его от работы.

Оказавшись в комнате Серинис, они начали укладывать ее вещи, и вскоре Бо принялся перетаскивать сундуки вниз. В очередной раз вернувшись в спальню, он увидел, что Серинис пытается поднять один из саквояжей, и тут же пресек эту попытку.

— Несмотря на ваше недоверие, мадам, я вполне способен в одиночку перенести весь ваш багаж, — с мягким упреком заметил он. — А вы отныне будете думать только о ребенке и ни в коем случае не переутомляться. Пока я отнесу в экипаж картины и краски, напишите записку дяде: объясните ему, что развод отменяется и что вы будете жить со мной в качестве моей законной жены.

— Слушаюсь, капитан! Бо подмигнул ей:

— Умница!

Через несколько минут они уже были в экипаже, быстро катящем к дому Бо. Подъехав к особняку, Бо помог жене выйти и взял на плечо один из сундуков, пока Серинис осматривала дом. Вместительный особняк в георгианском стиле, окруженный садом и чугунной решеткой, удачно расположился на фешенебельной, не слишком оживленной улице. Стены дома были выкрашены белой краской, ставни — ярко-зеленой, как и входная дверь, над которой виднелось окно в форме корабля, плывущего под всеми парусами. Деревья в саду раскачивал ветер, и дом напоминал обширную деревенскую усадьбу, хотя от него до шумного чарлстонского порта было всего несколько минут ходьбы.

Серинис с улыбкой обернулась к мужу:

— Бо, я чувствую себя принцессой, привезенной в сказочный замок!

В таком случае, мадам, вам будет оказан королевский прием. — Вместе с кучером муж выгружал из экипажа второй сундук. Покончив с этим делом, Бо подхватил Серинис на руки и быстро понес к крыльцу, стараясь опередить начинающийся дождь.

В холле он поставил ее на ноги.

— Осмотрись, а мы с Томасом внесем в дом вещи. Если ты не против, я прикажу доставить твои картины, кисти и краски в мой кабинет. Там достаточно света, тебе будет удобно работать.

— Я не помешаю тебе?

— Может быть, но лишь потому, что я стану чаще предаваться второму из своих любимых занятий — любоваться тобой.

— О первом я боюсь даже спрашивать…

— Скоро ты о нем узнаешь, — пообещал Бо. Серинис отвернулась, открывая дверь перед Томасом, который с трудом тащил самый громоздкий из сундуков. Когда Бо и кучер вернулись к экипажу за оставшимся багажом, Серинис огляделась. Более богатое и тщательно подобранное убранство дома было трудно вообразить: Бо обладал безупречным вкусом. В холле с мраморным полом преобладало изысканное сочетание белого, серого и алого цветов, двустворчатые двери вели в более просторную комнату, с красивой лестницей красного дерева. С полированными перилами и изящно выточенными балясинами. Матовые белые стены удачно сочетались с зеленой отделкой. Повсюду виднелись обюссонские ковры и мебель в стиле чиппендейл и королевы Анны. Вскоре Серинис вновь пришлось придержать входную дверь, пропуская мужчин. Они вовремя внесли под крышу последний из сундуков, саквояж и картины — дождь уже барабанил в окна. Томас отправился распрягать лошадей. Закрыв за ним дверь, Серинис с оживленной улыбкой обернулась к мужу:

— Тебе удалось ошеломить меня. Внутри дом выглядит еще прекраснее, чем снаружи.

— Не желаешь осмотреть спальню? — лукаво предложил Бо.

Серинис ответила ему сияющим взглядом:

— Как хочешь.

— Я был бы счастлив проводить тебя в спальню немедленно, но Филиппу наверняка не терпится повидаться с тобой, а я не хотел бы отвлекаться, когда мы поднимемся наверх. — Склонившись над приподнявшей голову женой, он нежно поцеловал ее в губы. — Поспеши, любимая. Сходи к Филиппу, а я пока перенесу твои вещи наверх.

Поцелуй был таким чудесным, что Серинис приподнялась на цыпочках, требуя продолжения. Муж охотно исполнил ее желание, на этот раз просунув между ее губ кончик языка. Когда он отстранился, Серинис прислонилась к нему.

— Еще… — шепотом взмолилась она.

— В таком случае тебе придется расстаться с одеждой прямо здесь.

— Скверный мальчишка!

— А ты плутовка, — прошептал в ответ Бо, касаясь губами ее виска. — Если ты сию же минуту не прекратишь проказничать, я за себя не ручаюсь. Еще немного — и я унесу тебя наверх, невзирая на мольбы о пощаде.

Серинис подавила вздох:

— Поскольку вы, сэр, ставите удовольствия превыше долга, я вынуждена вас покинуть.

Бо проводил жену ликующим взглядом. Направляясь к дому ее дяди час назад, он и не мечтал о таких важных переменах в своей жизни. На его стук в дверь никто не отвечал, поэтому он вошел в дом без приглашения, пересек холл и увидел Серинис в одной из задних комнат. Напоминая обиженного ребенка, она сидела съежившись и пристально глядела на его портрет. В ее позе отчетливо читалось отчаяние. Серинис выпрямилась, и Бо ждал, что она вот-вот обернется, ибо он был уверен, что его присутствие замечено. Но от сцены, которая последовала затем, у него чуть не разорвалось сердце. Никогда в жизни он не слышал таких горестных, безутешных рыданий.

Из глубины дома до него донесся оживленный голос Серинис:

— Филипп, где вы?

— Мадам Бирмингем? — Француз выбежал в коридор из кухни. Взяв Серинис за руки, он запечатлел на каждой по поцелую. — Как я счастлив видеть вас, мадам! — Вовремя вспомнив о присутствии в доме Бо, он перешел на родной язык, рассказывая, как капитан погружался в пучину отчаяния, уверенный, что потерял жену навсегда. — Он ничего не ел, мадам, а пил вдвое больше, чем прежде. — С понимающей улыбкой Филипп возвел глаза к небу и вздохнул: — La amour!

— Серинис! — позвал Бо.

— Иду, — радостно откликнулась она и, поцеловав повара в щеку, выбежала в холл. Гроза разыгралась не на шутку, но Серинис ничего не замечала. Бо ждал ее на верхней площадке лестницы, протягивая руки. За его спиной в окне виднелось грозовое небо, которое озаряли молнии, сквозь стекла слышался утробный рокот грома, свирепствовал ветер. Несмотря на страх перед грозой, Серинис думала только о муже.

Добежав до верхней площадки лестницы, она задохнулась, но ее глаза сияли. Бо повел ее в большую спальню, тщательно запер дверь и не медля ни секунды заключил Серинис в объятия и поцеловал с едва сдерживаемой страстью. Он на ощупь распустил ее волосы, подхватил на руки и понес в постель. Они раздевались второпях, и вскоре без стеснения явили друг другу свою наготу. Серинис в восхищении провела ладонью по торсу мужа, пока он ласкал ее грудь, покрывая ее жадными поцелуями. На этот раз они обошлись без длительной прелюдии: воздержание было слишком продолжительным. Нежная, податливая плоть жены неудержимо влекла Бо. Каждый поцелуй и прикосновение вызывали у них сладостные стоны, они предавались любви со всем пылом молодоженов. Бо снова вспомнил обрывки своих видений: прерывистое дыхание Серинис, боль от ее ногтей, впившихся в спину, ее ноги, обвившие его талию. Но теперь он твердо знал, что не спит.

За стенами дома продолжала бушевать гроза. Бо и Серинис лежали, обнявшись, обмениваясь поцелуями и шепча друг другу нежные слова. Наконец Бо решился заговорить о своих смутных воспоминаниях, и Серинис подтвердила, что они были реальностью, что после близости она действительно долго просидела перед кроватью как завороженная. А еще Бо признался, что много раз пытался заговорить об этом, но Серинис пресекала все его попытки. Серинис смутилась, вспомнив о своем поведении: если бы не ее упрямство, отношения с Бо могли измениться еще несколько месяцев назад.

Она придвинулась поближе к мужу и провела ладонью по его груди.

— Боюсь, ты возненавидишь меня. Из-за меня мы чуть не расстались.

— Возненавижу? — недоверчиво переспросил Бо. — Боже милостивый, неужели ты до сих пор не поняла, как я люблю тебя?

Приподнявшись, Серинис всмотрелась в привлекательное лицо мужа.

— А может, все дело в твоих низменных инстинктах? Он погладил ее по обнаженной спине.

— В таком случае, дорогая, меня удовлетворила бы связь с любой женщиной. Но мне не нужен никто, кроме тебя. Ты завладела всеми моими помыслами с тех пор, как я впервые уложил тебя в свою постель и прижал к себе.

— Ты хочешь сказать — в день нашей свадьбы?

— Нет, в ту ночь, когда я перенес тебя на корабль.

— Так давно? — Да.

— А ты знал, что я с детства влюблена в тебя?

— Я догадывался, но ты старательно делала вид, будто не желаешь иметь со мной ничего общего.

— Я ужасно боялась, что ты разозлишься, когда узнаешь о беременности JI будешь вынужден поступить как подобает джентльмену…

— Значит, ты была готова растить незаконнорожденного ребенка, лишь бы скрыть от меня беременность? За кого вы меня принимали, мадам? За отъявленного негодяя?

— Как я могла считать тебя негодяем, когда была уверена, что солнце всходит только для тебя?

Не говоря ни слова, Бо вновь принялся ласкать ее груди, замечая, как они налились, а затем провел ладонью вниз, до пологого холмика живота. Он не нуждался в доказательствах, но твердый трепещущий клубочек под ладонью вызвал у него прилив нежности. Бо прижался лицом к животу Серинис и прислушался.

— Он толкается, — засмеялась Серинис. — Ты чувствуешь?

— Еще бы! — Бо поцеловал ее в живот. — Это первый поцелуй от папы.

За первым поцелуем последовал второй, и вскоре губы Бо пропутешествовали вверх по телу жены и слились с ее губами. Они обменивались ласками и поцелуями, пока Бо не перекатился на спину, увлекая Серинис за собой. От непривычных ощущений Серинис затаила дыхание, принимая в себя его затвердевшее орудие. Он завладел розовым бутоном ее соска, Серинис забыла обо всем на свете. Просунув ладони под распущенные волосы, она приподняла их, ее губы сложились в чувственной улыбке. Не сводя глаз с искаженного желанием лица мужа, она плавно задвигала бедрами, точно танцовщица Востока. От разгорающегося пламени в глубине ее существа кровь быстрее заструилась по телу, движения набирали скорость. Бо подхватил ладонями ее грудь, и вскоре их хриплые стоны сменились блаженными вздохами наслаждения.

Никогда в жизни Бо не испытывал такого удовлетворения. Он был готов променять всю свободу мира на объятия своей жены. В своей невинности она оказалась необыкновенно чувственной и пылкой и интуитивно умела доставить неописуемое блаженство.

— Скажи, ты хотела бы сопровождать меня в следующем плавании — после того как родится ребенок?

— Конечно! Это было бы замечательно… только бы у меня вновь не началась морская болезнь!

Бо сжал в пальцах ее сосок.

— Но ведь после первого приступа болезнь прошла. Серинис улыбнулась.

— А в последние недели плавания тошноту у меня вызывала вовсе не качка, любимый. К тому времени я уже знала, что у меня будет ребенок — недомогания так и не наступили.

— Они у тебя всегда наступали вовремя?

— Откуда ты… — Серинис растерялась. Бо усмехнулся, поражаясь ее наивности:

— Ты изумилась бы, услышав, о чем говорят между собой мальчики-подростки. И кроме того, у меня есть сестры. Несмотря на мамины упреки, Сюзанна устраивала скандалы каждый раз, когда я подшучивал над ней, уверяя, что знаю, зачем она прячется в своей комнате. Однажды она в недвусмысленных выражениях объяснила мне, что страдает от женского проклятия, и пригрозила, что когда-нибудь оно падет и на меня. Сначала я считал ее угрозы пустым звуком, но затем догадался, что мужьям волей-неволей раз в месяц приходится становиться аскетами — конечно, не во время беременности жены. — Он смерил взглядом живот Серинис. — Через пару месяцев нам придется проявить недюжинную изобретательность, мадам.

Серинис хихикнула:

— Зная ваш нрав, мой страстный муж, я не сомневаюсь, что вскоре после рождения первого ребенка вы сумеете зачать второго-.

— Очень может быть, мадам, и я не хотел бы останавливаться на этом.

— Значит, в окружении детей мне не придется скучать, ожидая, когда вы вернетесь из плавания?

— Еще одно плавание, мадам, и я передам командование «Смельчаком» мистеру Оуксу, — пообещал Бо. — Я уже нашел то, что люблю больше моря. Я хочу быть здесь, рядом с вами.

Серинис испытующе вгляделась в глаза мужа:

— Но чем же ты тогда займешься?

— Буду сидеть дома и любить тебя.

Серинис любовно погладила твердые выпуклости его груди.

— А в свободное время?

— Моему дяде, владельцу судоходной компании, нужен помощник. Его двое сыновей не интересуются семейным делом. Старший предпочитает управлять плантацией. Дядя Джефф обещает сделать меня полноправным партнером, если я соглашусь. Впрочем, и отец будет рад, если я предложу ему помощь в управлении плантацией.

— А если заскучаешь по морю?

— Ни за что, пока ты рядом!

Серинис придвинулась ближе и сонно пробормотала:

— Тогда я постараюсь сделать ваше пребывание на суше как можно более увлекательным, сэр.

— И я попытаюсь отплатить вам тем же, мадам. — Бо поцеловал ее в лоб.

Спустя непродолжительное время Бо услышал размеренное дыхание молодой жены. Бережно укрыв ее одеялом, он тоже погрузился в сладкий, освежающий сон, в котором так давно нуждался.

Негромкий стук в дверь вырвал Бо из царства сновидений, поразительно похожих на недавние события реальности. Бесшумно отодвинувшись от жены, он надел бриджи, босиком прошлепал к двери, открыл ее и увидел за порогом виновато потупившегося Филиппа.

— Извините, капитан, но здесь ваш отец. Я попросил его подождать в кабинете…

— Передай ему, что я сию же минуту спущусь, и приготовь нам кофе.

— Будет исполнено, капитан.

Неуверенной походкой Бо прошел в гардеробную, плеснул в лицо холодной водой и почистил зубы. Не одеваясь, он спустился вниз.

Если бы не заметная проседь в буйной шапке смоляных волос, Брэндона Бирмингема можно было бы принять за ровесника его сына. На бронзовом от загара лице почти не было морщин, если не считать мелких, разбегающихся веером от углов зеленых глаз, окаймленных густыми черными ресницами. Сильный, широкоплечий, он по-прежнему оставался подтянутым и мускулистым, весь его облик свидетельствовал о привычке к физическому труду.

Стоя у окна, Брэндон смотрел на мрачное грозовое небо, размышляя, что сказать сыну. После визита профессора Кендолла Брэндон долго вспоминал собственную жизнь, особенно то время, когда ему грозили плачевными последствиями, если он откажется поступить с Хедер, как требовали правила приличия. В гневе он женился на ней и первое время продолжал вымещать злобу на молодой жене. Брэндон знал, что сын унаследовал не только его внешность и сложение, но и неукротимый темперамент, и был убежден, что мужчин из рода Бирмингем ни к чему нельзя принуждать силой.

— Добрый день, папа, — пробормотал Бо и зевнул, прикрывая рот ладонью.

Увидев сына обнаженным до пояса, Брэндон изумился:

— Поздновато встаешь, сын. Ты нездоров?

— Нет. — Бо покачал головой. — Просто пытался наверстать упущенное: вчера я не спал всю ночь.

Брэндон, слишком хорошо зная своего сына, предположил, что вчера вечером Бо был чересчур поглощен потаканием своим слабостям.

Вошел Филипп с серебряным подносом, наполнил чашки и удалился.

Брэндон выпил свой кофе залпом и прокашлялся, не зная, с чего начать. В конце концов он начал с самого главного.

— Сегодня меня навестил профессор Кендолл.

— Вот как? — Бо недоуменно поднял бровь. — Зачем?

— Чтобы поговорить — главным образом о тебе. Когда ты привез нам картину Серинис, ты ни словом не обмолвился о том, что вы женаты. Почему?

Бо глотнул горячей крепкой жидкости и пожал голыми плечами.

— Не хотелось пробуждать напрасные надежды — ведь мы собирались развестись.

После визита Стерлинга Брэндону пришлось объясняться с женой, излагая суть дела с точки зрения недавнего гостя. По мнению Хедер, единственным недостатком Бо было то, что он слишком редко появлялся в Чарлстоне. В остальном она считала своего первенца непогрешимым. Она была уверена, что насчет Серинис Бо примет верное решение без чьего-либо вмешательства, но Стерлинг настаивал, чтобы Брэндон поговорил с сыном, и заявлял, что джентльмену не пристало даже думать о разводе, когда его жена ждет ребенка.

— Твоя мать всегда была хорошего мнения о Серинис. В сущности, она была бы очень рада, если бы эта девушка осталась твоей женой.

— Ты хочешь сказать, мама уже все знает? — ошеломленно выговорил Бо. Он прекрасно представлял, к каким выводам придет мать, выслушав возмущенный рассказ профессора о разводе.

Несмотря на напряженную атмосферу в кабинете, Брэндон усмехнулся:

— Прости, если разочаровал тебя, Бо, но мы с твоей матерью ничего не скрываем друг от друга.

Бо давно было известно, что его родители очень близки. С годами их любовь не угасла, и временами Бо жалел, что самому ему не суждено изведать такое счастье. Впрочем, с тех пор как в его жизни появилась Серинис, его мнение в корне изменилось. Знал он и о том, что его родители вдвоем решают все семейные дела, но ему казалось, что отец прежде мог бы посоветоваться с ним, чтобы не расстраивать мать зря.

Глядя сыну в глаза, Брэндон заговорил, тщательно выбирая слова:

— Мы с Хедер любим друг друга, но так было не всегда…

Прошла целая минута, прежде чем смысл отцовских слов дошел до Бо и встревожил его. В юности он не раз слышал туманные намеки на некие события, произошедшие в начале супружеской жизни родителей или до ее начала. Изредка дядя Джефф поддразнивал Брэндона, напоминая о прошлом, но никто не удосужился посвятить в тайну отпрысков этого союза. Когда Бо спрашивал, взрослые ему всегда отвечали, что в свое время он все узнает. Теперь это время наступило.

— Что ты имеешь в виду? — настороженно спросил Бо, не зная, обрадует ли его ответ. Он отставил чашку и внимательно уставился на отца.

Брэндон встал и направился к окну. Долгое время он смотрел, как по стеклу бегут струи воды, но наконец со вздохом обернулся к сыну:

— Было время, когда мне пришлось поступить с твоей матерью так, как требовали законы чести, и в итоге мое уязвленное самолюбие причинило нам обоим немало бед. Хедер боялась меня, а ее страх усиливал мою ярость.

Бо воззрился на отца, не в силах поверить своим ушам.

— Ты хочешь сказать, мама была беременна, когда вы поженились?

Даже теперь, спустя много лет, Брэндон ощутил прилив страсти, вспомнив девушку, случайно оказавшуюся на его корабле.

— Да.

Столь ошеломляющего потрясения Бо еще никогда не испытывал. Конечно, он понимал, что его родители — существа из плоти и крови, но невозможно было поверить, будто когда-то они преступили общепринятые нормы нравственности.

— Неужели сначала мама была твоей любовницей и лишь потом стала женой?

— Разумеется, нет! — Брэндон энергично покачал головой. — Я мечтал об этом после того, как она впервые очутилась в моей постели, но она отказалась наотрез. Она сбежала. Нет, все началось иначе… — Он замолчал, понимая, какая трудная задача ему предстоит. Вздохнув, он углубился в воспоминания: — В то время мой корабль бросил якорь в лондонском порту, и я… нуждался в услугах женщины. Одновременно в город обманом привезли Хедер, и брат ее тетки начал домогаться ее. Она ранила обидчика, решила, что он умер, и в страхе бежала из дома. Двое моих матросов нашли ее на пристани и приняли за особу, какой она ни в коей мере не была.

— Но как только ты обнаружил ошибку, ты наверняка…

Я понял, что она невинна, когда было уже слишком поздно. Но даже после этого я продолжал считать, что она продавала себя… — Брэндон заметно покраснел. — И не находил нужным скрывать это. Я вел себя непростительно грубо, даже пытался удержать ее силой. Она сбежала, и в следующий раз мы встретились лишь потому, что этого потребовали не только тетя и дядя Хедер, но и одна весьма влиятельная особа, от которой зависела моя карьера. Мне не оставалось ничего другого, кроме как исполнить их желание. Я выместил раздражение на Хедер, притом так, что она холодела от ужаса, едва завидев меня. Я заявил, что готов признать своим ее ребенка, но в остальном пусть не мечтает стать моей настоящей женой. Я дорожил свободой и держал на расстоянии всех, кто пытался отнять ее. — Он хрипло рассмеялся. — Но чем дольше Хедер была рядом со мной, тем сильнее мне нравилась. Я обрек себя на невыносимые муки! Она обладала всеми мыслимыми достоинствами, но лишь после твоего рождения я подчинился зову собственного сердца. С тех пор я ни разу не прикасался к другой женщине… Бо не мог опомниться. Не сдержавшись, он расхохотался вслух, заставив отца смущенно потупиться. Значит, Брэндон Бирмингем, его отец, такой же человек, обладатель страстной натуры и ценитель радостей, какие способна доставить женщина! В то, что отец почти год не прикасался к жене, Бо верил с трудом.

— Все это я рассказываю тебе затем, — продолжал Брэидон с невеселой улыбкой, — чтобы уберечь от такой же ошибки в отношении Серинис: она не должна повторить судьбу твоей матери. Стерлинг Ксндолл заверил нас, что его племянница — в высшей степени достойная женщина, влюбленная в тебя. Однако он убежден, что она ждет от тебя ребенка и по какой-то загадочной причине скрывает это от тебя. Значит, ребенок может родиться уже после развода и будет считаться незаконнорожденным. Если ты уверен, что она ждет именно твоего ребенка, тогда спроси совета у собственного сердца, прежде чем обрекать малыша и его мать на жизнь изгоев.

— Прежде всего я хотел бы сообщить тебе, что кое-что уже изменилось…

Бо прервал громкий, настойчивый стук дверного молотка и голос Филиппа, возвещавшего, что он уже торопится к двери. Едва входная дверь распахнулась, в холле прогремело грозное:

— Где он?!

— Простите, месье, вы говорите о капитане? — с легким оттенком высокомерия осведомился Филипп, оскорбленный грубостью гостя.

— О капитане? Да я с полным правом могу назвать этого человека мерзавцем!

— Я узнаю, дома ли он. Будьте любезны назвать свое имя…

— Кендолл! Профессор Кендолл!

Бо выбежал из кабинета и жестом велел повару впустить гостя. Седовласый профессор влетел в холл и, заметив Бо, окинул его свирепым взглядом. Чувствуя приближение скандала, Филипп предпочел поскорее удалиться на кухню, уверенный, что капитан справится без посторонней помощи.

— Моя племянница скрылась в неизвестном направлении! Она уложила все свои вещи и сбежала! — Стерлинг Кендолл вплотную приблизился к Бо и ткнул указательным пальцем ему в грудь. — Разве она ждет ребенка не от вас?

— Да, но…

— Несомненно, Серинис уехала в другой город, — продолжил Стерлинг. — Я не в силах винить ее за то, что она побоялась растить ребенка без имени здесь, в Чарлстоне. Сама мысль о том, что при таких обстоятельствах вы настаивали на разводе, заставляет меня думать, что я ошибся в вас — вы не джентльмен!

— Бо! — раздался сверху приглушенный женский голос. — Где ты?

Бо решил, что Серинис, проснувшись в одиночестве, испугалась грозы. Запрокинув голову, он громко ответил:

— Я здесь, внизу.

Стерлинг мгновенно сделал соответствующие выводы и язвительно процедил, глядя на Брэндона:

— Неудивительно, что ваш сын не желает обременять себя заботами о моей племяннице: он слишком занят развлечениями с другими женщинами!

Брэндон был удивлен не меньше, чем профессор. Указав на дверь кабинета, Бо предложил:

— Профессор Стерлинг, будьте любезны пройти в кабинет, где мы сможем поговорить спокойно.

— Что же вы не спешите вернуться к своей пассии? — ядовито осведомился Стерлинг.

— Она никуда не денется, — заверил его Бо. — Пойдемте со мной.

У Брэндона возникло желание последовать примеру Филиппа, но когда Бо поманил его за собой, он нехотя подчинился. Он последним вошел в кабинет и намеренно оставил дверь открытой.

— Разве вы не нашли записку Серинис? — спросил Бо у профессора.

— Какую еще записку? — возмутился Стерлинг.

— Она была оставлена в вашем кабинете.

— Во время грозы сломавшаяся ветка выбила окно, и все мои бумаги разлетелись по дому. Пройдет не меньше недели, прежде чем я сумею отыскать записку Серинис.

Бо искоса взглянул на своего отца, беспокойно вышагивающего по кабинету. Вероятно, обвинения Стерлинга задели его за живое.

— Бо! — снова прозвучал женский голос, на этот раз из гостиной.

— Я в кабинете, — отозвался Бо, поняв, что Серинис разыскивает его по всему дому.

Стерлинг поднялся, угрюмо пробормотав:

— Пожалуй, мне лучше уйти. Возвращайтесь к своей подружке.

— Вам следовало бы познакомиться с ней, профессор. — Бо подошел к двери и поманил жену: — Входи, дорогая. Я хочу кос с кем познакомить тебя.

— Бо, я не одета! — зашептала Серинис, сжимая ворот халата у горла. Она была босиком, распущенные волосы рассыпались по плечам. — Я не могу знакомиться в таком виде!

— Я настаиваю, — заявил Бо и протянул руку. Серинис робко вошла в кабинет, и он обнял ее за талию, выводя на середину комнаты.

— Серинис! — воскликнул Стерлинг и вскочил, растерянно оглядывая племянницу. Затем он перевел взгляд на полуодетого Бо. Сомнений в том, чем они занимались среди бела дня, не оставалось. Стерлинг вспыхнул. — Похоже, мы вам помешали…

— Серинис, я хочу познакомить тебя со своим отцом, — произнес Бо, подводя ее к Брэндону. — Папа, это моя жена, Серинис.

Запахнув полы халата, Серинис попыталась присесть.

— Очень рада вновь видеть вас, мистер Бирмингем.

— Будь я проклят, если…

Бо покачал головой: обычно его отец воздерживался от подобных выражений в присутствии дам. На лице Брэндона появилось виноватое выражение, но улыбка оставалась лукавой.

— Вероятно, это семейная традиция, — заметила Серинис, задорно поблескивая глазами.

— Теперь понимаешь, от кого я этому научился? — спросил Бо.

— Простите, Серинис, — произнес Брэндон и поклонился. — Иногда моему сыну доставляет удовольствие изумлять меня.

— Это чувство мне знакомо, сэр.

— Говорите, это ваша жена? — вмешался Стерлинг. — Значит, развода не будет?

— Конечно, — с улыбкой подтвердил Бо. — Нам очень жаль, что вы не прочли записку. Сегодня днем я приехал за Серинис, а ее попросил оставить вам записку, но это послание, к сожалению, затерялось среди бумаг. — Увидев, что Серинис недоуменно нахмурилась, Бо объяснил, в чем дело, а затем вновь обратился к ее дяде: — Ни я, ни Серинис не хотели развода, но каждый из нас заблуждался насчет желаний другого. Простите, что мы причинили вам беспокойство — нам тоже пришлось несладко.

Теперь осталось только поговорить с мамой, — вмешался Брэндон. — И лучше всего завтра же, за ужином. Если у тебя другие планы, от них придется отказаться. Твоя мама не успокоится, пока не познакомится со своей невесткой. Бо кивнул:

— Мы приедем, папа.

Шагнув вперед, Брэндон галантно склонился над рукой Серинис, целуя ее.

— Мы все гордимся вами, дорогая.

— Благодарю вас, мистер Бирмингем.

— Просто папа, — поправил Брэндон. — Так меня зовет Бо, и я не стану возражать, если вы последуете его примеру. — Его изящно очерченные губы дрогнули в улыбке. Подмигнув, он шутливо добавил: — По вине этого мальчишки временами я чувствую себя стариком. Ему нравится испытывать мое терпение, хотя он и понимает, что это опасно.

Серинис зажала рот ладонью, чтобы не рассмеяться, а Бо запрокинул голову и разразился хохотом. Не прошло и минуты, как все присутствующие, в том числе и Стерлинг Кендолл, бросились друг другу в объятия.