Лето вступило в свои права, ребенок в животе Эйслинн рос вместе со стенами замка. Эйслинн, словно солнышко, обогревала жителей Даркенуолда и домочадцев и, казалось, заражала их своей неистощимой энергией. Поднимающийся с каждым днем замок вселял в них уверенность в собственной безопасности. Они безоговорочно полагались на обещание Вулфгара защищать и охранять их. Однако новая беда не заставила себя ждать. Правда, крепостные и крестьяне обрели богатство, о котором не могли и мечтать, с тех пор как их хозяином стал Вулфгар, но не прошло и нескольких месяцев, как шайка воров и грабителей обнаружила процветающее поместье, и с тех пор набег следовал за набегом. Вулфгар каждый день посылал патруль объезжать дороги, но даже такие меры предосторожности не помогали, и время от времени крестьянские семьи были вынуждены спасаться в доме, пока их добро грабилось и расхищалось.

По чистой случайности Вулфгар открыл более надежный способ предупреждать об опасности. Раскаленным июньским днем после обеда Эйслинн отдыхала в прохладе спальни. Она сняла платье, оставшись в рубашке и, измученная зноем, плеснула в лицо воды, чтобы немного освежиться. Вынув серебряное зеркальце, купленное Бофонтом на лондонской ярмарке, она начала причесываться, но в этот момент внизу послышался голос Вулфгара. Эйслинн выглянула в окно. С ним были Суйэн и трое рыцарей в доспехах — очевидно, они опасались, что в случае неожиданной тревоги их застигнут врасплох. Все пятеро вернулись из Крегана до полудня и теперь отдыхали в тени дерева, прежде чем вновь отправиться объезжать окрестности.

Эйслинн несколько раз окликнула мужа, но не смогла перекричать мужчин. Наконец она отвернулась, чтобы отойти, но в эту минуту солнечный луч ударил в зеркальце, и веселый зайчик заплясал на шлеме Милберна. Вулфгар немедленно начал оглядываться, пытаясь понять, откуда взялось светлое пятнышко, заслонился рукой и увидел в окне жену. Эйслинн, опустив зеркало, рассмеялась и помахала рукой. Вулфгар махнул в ответ, уселся, но неожиданно вскочил. Недоумевающая Эйслинн увидела, как муж вбегает в дом. На лестнице раздался топот, и в дверях появился Вулфгар.

Подойдя к окну, он повторил опыт, чем мгновенно привлек внимание оставшихся внизу. Вулфгар радостно рассмеялся и, подступив к жене, звонко чмокнул ее в щеку. При виде ее потрясенного лица он весело расхохотался:

— Мадам, вы просто всех нас спасли! Больше никаких долгих объездов, изматывающих и людей, и коней! — И, подняв зеркальце, словно драгоценное сокровище, добавил: — Потребуется поставить всего несколько парнишек на вершинах холмов, и мы захватим всю шайку!

Он снова рассмеялся и принялся страстно целовать жену, прежде чем направиться к двери, оставив ее ошеломленной и. счастливой.

Неделю спустя крик часового с верхушки башни призвал рыцарей к бою. Деревня опустела — мужчины вооружались всем, что попадалось под руку. Сигнал зеркальцем от одного из дозорных возвестил о приближении грабителей. Вулфгар выехал во главе своего маленького войска; многие сидели по двое и по трое на тех конях, которых удалось раздобыть. Они направились по дорожке, ведущей к Крегану, до которого было около получаса неспешной езды. Засада была устроена в глухом месте, откуда Вулфгар легко мог ринуться вниз на своем скакуне. Мужчины попрятались в зарослях и кустарнике, чтобы забрасывать грабителей камнями и стрелами, а хорошо обученный отряд лучников и копьеносцев Вулфгара засел чуть подальше, чтобы помешать отступлению.

Вскоре со смехом и криками появились ничего не подозревающие разбойники, нагруженные награбленной добычей. Неожиданно перед предводителями выросли четверо рыцарей и великан-викинг. Смех застрял у них в глотках; сзади напирали остальные мародеры. Вулфгар взял пику наперевес и наклонился вперед. Земля задрожала под копытами пяти боевых коней. Грабители попытались сбежать… Вскоре поляна являла собой безумное месиво тел.

Один разбойник, похрабрее, попытался было отразить нападение, но в воздухе просвистел боевой топор Суэйна и на землю упала отрубленная рука, а короткое копье викинга вонзилось храбрецу в грудь. Пика Вулфгара пригвоздила к земле другого. Блеснул длинный меч и запел, устилая путь трупами. Тех, кто пытался скрыться, настигали стрелы. Умирающий оборванец рассказал, что их лагерь находится в самой глубине болот, туда Вулфгар и повел своих людей.

Однако обитатели лагеря были предупреждены и разбежались кто куда, бросив все, чем владели. Лишь четыре раба, прикованные к столбу под открытым небом, были отданы на потеху негодяям. Голод и побои оставили от бедняг только кожу до кости. Среди них оказались молодая девушка, не успевшая скрыться от грабителей, норманнский рыцарь подобранный раненным на поле боя, и двое крепостных, похищенных из маленькой деревеньки к западу от Лондона.

Вулфгар и его люди задержались, чтобы успеть обыскать хижины и собрать те немногие ценные вещи, которые смогли найти. Посадив освобожденных пленников на захваченных лошадей, они подожгли лагерь в назидание другим ворам, которым может приглянуться это место.

Девушку вернули счастливым родителям, заплакавшим от радости, а мужчины оставались в доме, пока не поправились, а потом разошлись каждый своей дорогой, и в Даркенуолде вновь воцарилось спокойствие. Однако нашлись и такие, кому подобная жизнь была не по нраву. Гвинет особенно раздражало сознание того, что она здесь всего лишь немногим более чем гостья и во всем зависит от милости хозяина и хозяйки. Даже Хейлан перестала ей слепо подражать и заметно охладела к прежней покровительнице. Поняв, что от Гвинет не дождешься подачек, молодая вдова, которая должна была к тому же заботиться отныне о сыне, редко находила время, чтобы поболтать с ней.

Только теперь Гвинет познала настоящее одиночество, но вскоре обнаружила, что может легко отомстить, сплетая Майде небылицы о жестокости Вулфгара к жене и подвергая жуткому испытанию и без того меркнущий рассудок старухи.

Самым большим развлечением злобной ведьмы стало наблюдать, как Майда поспешно убирается с дороги Вулфгара. Она постоянно изводила несчастную, пробуждая в ней страх за единственное дитя. Скоро Гвинет поняла, что испытывает ни с чем не сравнимое удовольствие, изводя полубезумную женщину, и старалась как можно чаще попадаться ей на глаза.

Майда пристально наблюдала за Эйслинн, когда та приходила в ее лачугу. Сияющее счастьем лицо смущало мать, и она терялась в догадках.

Июль тянулся невыносимо медленно, и Эйслинн потеряла остатки былого изящества. Теперь она ходила неспешно, переваливаясь с боку на бок, опасаясь сделать лишнее движение. По ночам она прижималась к спине Вулфгара, и не раз оба внезапно просыпались, разбуженные резкими толчками ребенка. Огня в очаге не зажигали, и она не могла разглядеть в темноте лица мужа, но его поцелуи успокаивали страхи и заглушали извинения. Вулфгар был нежен с ней, и Эйс-Яинн постоянно чувствовала его поддержку.

Живот опустился совсем низко, и даже сидеть стало трудно. За столом она постоянно ерзала, стараясь устроиться поудобнее и унять ноющую боль в пояснице. Она почти ничего не ела, вполуха прислушиваясь к разговорам, но сама больше молчала и лишь кивала или улыбалась, когда к ней обращались.

Как-то за ужином, сидя рядом с Вулфгаром, она охнула и прижала руку к огромному животу, изумленная силой очередного толчка. Вулфгар взял ее за руку, и, видя его озабоченное лицо, она ободряюще улыбнулась.

— Ничего страшного, любимый. Всего-навсего ребенок шевелится. — И, засмеявшись, добавила: — Такой же сильный, как отец.

Она все чаще начинала думать о Вулфгаре как об отце ребенка, не в силах вынести мысли, что это может быть Рагнор, но поняла, какую ошибку сделала, заговорив об этом вслух, потому что губы Гвинет немедленно растянулись в ехидной ухмылке.

— Возможно, тебе известно то, чего мы не знаем, Эйслинн, но боюсь, происхождение твоего отпрыска весьма сомнительно. Вероятнее всего, он будет настоящим саксом!

Она презрительно уставилась на Керуика. Тот удивленно воззрился на нее, но тут же покраснел, поняв в чем дело, и начал заикаться от усилий поскорее оправдаться перед Вулфгаром:

— Нет, милорд, это не так… то есть… Беспомощно глянув на Эйслинн, он обернулся к Гвинет и гневно выпалил:

— Ты лжешь! Лжешь!

Вулфгар улыбнулся, хотя, судя по голосу, ему было не до веселья.

— Ты со своей обычной добротой решила доставить нам очередное развлечение, изобретя новую сплетню, — сухо обратился он к сестре. — Насколько мне помнится, негодяем и насильником был не этот бедняга, а Рагнор.

Гвинет, вне себя от бешенства, прорычала:

— Подумай хорошенько, Вулфгар! Твоя жена вместе с какими-то пьяными болванами клянется, что Рагнор издевался над ней. Но я сильно сомневаюсь, что он вообще к ней прикоснулся! Такой человек, как Рагнор, не мог вести себя подобным образом!

Эйслинн тихо охнула от негодования, но Керуик стиснул зубы и вскочил со стула:

— Майда сама видела, как ее дочь несли по этим ступеням! Хочешь сказать, он ничего ей не сделал?

Лицо Вулфгара стало жестким, но Гвинет лишь пренебрежительно фыркнула и отмахнулась.

— Майда, ха! Этой сумасшедшей старухе нельзя верить! Эйслинн заставила себя оставаться спокойной и тихо прошептала:

— Когда-нибудь, Гвинет, правда обнаружится. Что же до Керуика… либо он сидел на цепи, либо я, именно в то самое время, когда он мог бы стать отцом ребенка. Остаются двое, но о первом и его галантных манерах я и слышать не желаю.

Гвинет злобно уставилась на нее, но Эйслинн невозмутимо продолжала:

— И я молю Бога, чтобы он дал доказательства отцовства Вулфгара. Что же касается уверений, что благородный Рагнор не мог так поступить с леди… Вспомни, дорогая Гвинет, Рагнор сам признал, что был первым.

Вне себя от бешенства, Гвинет схватила миску и собиралась швырнуть в Эйслинн, но Вулфгар с оглушительным криком вскочил и ударил кулаком по столу.

— Поосторожнее, Гвинет, — прорычал он. — Ты пока еще сидишь за моим столом, и не твое дело, кто отец этого ребенка! Если хочешь и дальше жить здесь, придержи язык!

Гнев Гвинет мгновенно испарился. По щекам полились слезы. Громко всхлипывая, она опустила миску.

— Ты пожалеешь о том дне, Вулфгар, когда возвысил надо мной саксонскую шлюху и лишил меня той малой чести, которая еще оставалась!

Окинув Эйслинн полным ненависти взглядом, она побежала к себе и бросилась на постель, чтобы выплакать разочарование и боль. Как жестока к ней судьба, возвеличившая ее братца-бастарда! Именно он спихнул ее с законного места, полагавшегося ей по праву, и взял в жены подлую саксонскую шлюху! Но Рагнор…

Она задрожала при воспоминании о его ласках.

Рагнор обещал ей гораздо больше. Но что, если он действительно отец ребенка Эйслинн?

Ужасная мысль обожгла женщину, словно раскаленное железо. А вдруг эта тварь Эйслинн понесла от семени высокородного рыцаря… И дитя унаследует ястребиный взор и темные задумчивые глаза ее любовника?!

Гвинет безмолвно поклялась, что когда Рагнор вернется и заберет ее из этого хлева, она найдет способ дать брату ощутить всю силу своего гнева.

Ужин закончился в напряженном молчании, и, как только Хейлан стала убирать со стола, Эйслинн с трудом поднялась, слегка краснея под насмешливым взглядом женщины, казалось, устремленным на ее огромный живот. Смущенно отвернувшись, Эйслинн попросила у Вулфгара позволения подняться в спальню.

— Последнее время я быстро устаю, — пробормотала она. Вулфгар встал и взял жену за руку:

— Я помогу тебе, дорогая.

Он медленно повел ее вверх по ступенькам. Эйслинн сразу же стала раздеваться. Не успела она распутать завязки рубахи, как Вулфгар остановился у нее за спиной и погладил не потерявшие блеск волосы. Эйслинн со вздохом откинулась ему на грудь, и он коснулся губами нежного местечка у нее за ушком, там, где кожа была особенно мягкой, белой и душистой.

— О чем ты думаешь? — выдохнул он. Эйслинн пожала плечами и положила его ладонь себе на грудь.

— О том, что у тебя есть все причины ненавидеть женщин. Вулфгар тихо рассмеялся и прикусил мочку ее уха.

— Некоторых я действительно не выношу, но есть такие… — он осторожно обнял ее за располневшую талию, — без которых жить не могу.

Из распахнувшегося ворота выглядывали налитые холмики, тесно прижатые друг к другу, так что соблазнительная ложбинка между ними словно молила о ласках. Рука Вулфгара скользнула в вырез рубахи, и в чреслах разлилось пламя желания, не находившего утоления. Лишь сверхъестественным усилием воли ему удалось отстраниться, но, шагая к двери, он страстно молил о приближении той минуты, когда сможет утолить свой голод.

Болсгар сидел на обычном месте у очага, рядом с Суэйном, и оба, как всегда, задумчиво смотрели в огонь. Керуик и остальные, расстроенные скандалом, поспешили удалиться. Викинг и Болсгар не разговаривали, да и не нуждались в словах, чтобы узнать мысли друг друга. Злобная выходка Гвинет возмутила отца, и теперь он никак не мог сообразить, что делать с дочерью.

Сверху донесся звук захлопнувшейся двери. Болсгар поднял голову и встретился взглядом с норвежцем. Мужчины громко расхохотались, прекрасно поняв, что произошло. Вулфгар, внезапно оказавшийся в положении холостяка, злой и неудовлетворенный, обнаружил, что брачное ложе неожиданно стало жестким и неуютным.

Однако друзья постарались умерить свое веселье и во все глаза смотрели на Вулфгара, который с мрачным видом спускался вниз. Потемневшее лицо предвещало грозу. Он без всяких церемоний направился к очагу, налил себе полную чашу эля, осушил одним глотком и, налив другую, устроился рядом с Болсгаром. Все трое долго молчали, пока рыцарь не пробормотал что-то себе под нос. Суэйн ответил насмешливым взглядом.

— Ты что-то сказал, Вулфгар?

Рыцарь отнял от губ чашу и ударил ею по подлокотнику.

— Да! Дьявол бы побрал все женитьбы на свете! Чертова затея! Женись я на тощей кляче вроде Гвинет, не о чем было бы беспокоиться, и я уж знал бы, где утолить жажду!

— Как по-твоему, Суэйн, — ухмыльнулся Болсгар, — кажется, настало время нашему оленю поискать другую лань?

— Возможно, господин мой, — хмыкнул викинг. — Охотничий манок громче зова истинной любви!

— Я не похотливый козел, — рявкнул Вулфгар. — И давал обеты по собственной воле и своими устами! Однако каждую минуту чувствую, в какую ловушку попал, особенно когда жена стань красива. Мои чресла ноют при одной только мысли о ней, и все же я не испытываю облегчения. Я мог бы найти другую, но супружеская клятва крепче любой цепи, и я обречен лежать рядом с ней, умирая от желания и проклиная судьбу.

Болсгар, мгновенно став серьезным, попытался успокоить пасынка.

— Потерпи, Вулфгар, — мягко посоветовал он. — Такова жизнь, и ты увидишь, что награда достойна ожидания.

— Ты болтаешь о вещах, которые не трогают меня, старик! И по моему мнению, такая красота не приносит ничего, кроме боли! Мне пришлось даже обнажить меч, чтобы защитить ее честь. Взгляды зеленых юнцов, у которых борода еще не пробилась, светлеют от одной ее улыбки. Даже Гауэйн тает, как лед, под ее взглядами, и я еще не убедился, действительно ли Керуик забыл о нежных чувствах, которые питал к ней.

Болсгар, уязвленный тем, что Вулфгар сомневается в порядочности Эйслинн и во всем ее винит, осуждающе покачал головой.

— Зачем ты так, Вулфгар? Ты несправедлив к леди. Она не приглашала в дом норманнского рыцаря, взявшего ее силой, не просила нового хозяина Даркенуолда приковать ее к кровати. Это ведь ты приковывал ее?

Вулфгар ошеломленно уставился в гневное лицо старика, и даже Суэйн разочарованно качал головой, расстроенный, что не смог научить молодого человека легче мириться с обстоятельствами.

— Не тебе меня упрекать! — взвился Вулфгар. — По крайней мере ей известно, кто станет матерью ребенка, а я ни в чем не могу быть уверен, и кто знает, не буду ли всю жизнь растить неизвестно чье отродье!

— Так или иначе не смей говорить плохо о леди Эйслинн, — резко бросил Болсгар.

— Вот именно, — пробормотал Суэйн, согласно кивая. — Все случилось против воли госпожи, и она с честью вышла из тяжкого испытания! И если бы все начать сначала, я не позволил бы тебе так мучить бедняжку и ни за что не подпустил бы тебя к ней!

— Посмотрите на себя, — пренебрежительно рассмеялся Вулфгар. — И вы туда же! Лучше признайтесь, что вы оба без ума от нее! Даже такие старые дурни, как вы, попались в сети ее чар! Она способна заколдовать…

Но тут Болсгар вцепился ему в тунику и приподнял с кресла. Огромный кулак навис над головой рыцаря, но ярость старика тотчас же угасла. Он устало обмяк и отпустил Вулфгара.

— Однажды я в гневе ударил тебя, — вздохнул он, — но больше никогда.

Вулфгар запрокинул было голову, чтобы уничтожающе расхохотаться, но внезапно что-то словно взорвалось в черепе. Пыль поднялась столбом, окутав фигуру распростертого на полу рыцаря. Суэйн потер костяшки пальцев и, подняв глаза, наткнулся на удивленный взгляд Болсгара.

— Я такого обещания не давал, — пояснил викинг и, кивнув на лежавшего без сознания Вулфгара, добавил: — Ничего, ему полезно.

Болсгар, нащувшись, схватил рыцаря за щиколотки, а Суэйн за плечи, и они вдвоем потащили его в спальню. Болсгар тихо постучал и, услышав сонный голос Эйслинн, широко распахнул дверь. Женщина сидела в постели, потирая глаза.

— Что случилось?! — охнула она.

— Слишком много выпил, — проворчал Суэйн, и друзья бесцеремонно бросили Вулфгара на постель.

— Вина? Эля? — недоуменно допрашивала Эйслинн. — Боже, да для этого понадобилось бы не меньше целого меха и половина ночи…

— Но не в том случае, когда драгоценные напитки лакает глупый язык, — перебил Болсгар.

Эйслинн нагнулась над мужем и, быстро ощупав голову, обнаружила огромную шишку на челюсти. Ее брови недоуменно сошлись.

— Кто его ударил? — вскинулась она, вне себя от гнева и беспокойства.

Суэйн снова потер костяшки пальцев и, самодовольно улыбнувшись, признался:

— Это я!

Эйслинн потрясение раскрыла рот, но, прежде чем успела спросить еще что-то, Болсгар наклонился к ней и мягко пояснил:

— Он вел себя, как ребенок, а мы не смогли найти розгу.

И с этими словами поманил Суэйна, и оба удалились, оставив Эйслинн в полнейшем недоумении. Наконец она поднялась и, стащив одежду с недвижного тела, легла рядом.

В небе раскатился удар грома. Вулфгар мгновенно вскочил, готовый ринуться в бой, и растерянно огляделся, но тут же понял, что это просто летняя гроза. Он лег и закрыл глаза, прислушиваясь к шуму за окном — стуку первых огромных капель по камням двора, внезапному порыву ветра, ударившего в ставни, и барабанной дроби дождя. Прохладное дыхание ветерка принесло долгожданное облегчение после томительно-жарких дней.

Он почувствовал, как перина просела под чьей-то тяжестью, и, приподнявшись, увидел склоненное над собой встревоженное лицо жены. По ее плечам беспорядочно разметались буйные локоны. Темно-фиолетовые озера затянули его в свои глубины, и Вулфгар, не обращая внимания на разламывающуюся голову, слабо улыбнулся. Он привлек к себе Эйслинн и припал губами к сладким, как лесные ягоды, губам; длинные пряди укутали обоих медно-рыжим покрывалом.

Эйслинн улыбаясь отстранилась.

— Я боялась за твое здоровье, но теперь вижу, что все хорошо.

Вулфгар лениво потянулся, словно гибкий хищный зверь, но тут же сморщился и осторожно потрогал огромный растекшийся на подбородке синяк.

— Суэйн, должно быть, стареет, — промямлил он, садясь, и, заметив недоуменно поднятые брови жены, поспешно объяснил: — Последний, кого он так приласкал, отделался выбитыми зубами и сломанной челюстью.

Жена тихо рассмеялась и вышла из комнаты, чтобы минуту спустя вернуться с мясом, теплым хлебом и сотовым медом. Усевшись поближе к мужу, она поднесла к его губам кусочек мяса. Нежные, чуть влажные глаза глядели на него, и Вулфгар не смог противиться молчаливой мольбе. Он снова поцеловал ее, на этот раз легко, словно пчела, присевшая на лепестки, чтобы попробовать скрытый глубоко внутри нектар. Эйслинн лежала в его объятиях, наслаждаясь ощущением безопасности и чувствуя силу могучих рук. Только неприятная тяжесть в животе лишала ее покоя и напоминала о том, что срок родов близится.

Вулфгар заметил ее затуманившиеся глаза и задумчивое лицо.

— Сатана наслал на тебя какие-то недобрые воспоминания? — тихо осведомился он, кладя руку ей на живот. — Меня терзает неотступная мысль, что, если даже это дитя мое, все равно оно было зачато не в любви, а после того, как я грубо овладел тобой в приступе похоти. Но знай, что я готов принять его, как свое собственное, кто бы ни оказался отцом. Ребенок станет носить мое имя и герб и никогда не будет изгнан из этого дома. Но ужасно, если он не найдет материнской любви.

Эйслинн печально покачала головой, думая о его одиноком несчастном детстве.

— Не бойся, Вулфгар. Он единственный из нас всех ни в чем не повинен. Я буду любить его всей душой и постараюсь вырастить настоящего человека и благородного рыцаря. — Она тяжело вздохнула и пробормотала: — Это всего лишь сомнения женщины, знающей, что роды приближаются. И без меня найдется множество людей, которые помогут его воспитать. Но, знаешь, ведь может родиться дочь, а не сын!

Она положила руку ему на плечо, играя рыжеватым локоном.

— Как будет угодно Богу, любовь моя. Нам понадобится много детей, чтобы удержать эти земли, и если родится девочка, хорошо бы она появилась на свет с рыжими ведьмовскими волосами, чтобы искушать всех мужчин, как ты — меня.

Повернув голову, Вулфгар поцеловал внутренний сгиб по-прежнему тонкой руки.

— Ты ворвалась в мою жизнь и все перевернула. Я поклялся, что никогда не женюсь, но ты заставила меня преклонить колени перед священником из страха, что потеряю тебя. Я не раз твердил, что не собираюсь тратиться на женщин, и ты никогда ничего не просила, но я потратил кучу денег, ни разу не пожалев об этом. И теперь меня ведут вновь, и я с радостью отдаю тебе свою беспомощную душу и одинокое сердце.

— Вулфгар! — упрекнула она. — Какой еще могучий норманнский рыцарь способен превратиться в слабое дитя и позволить простой саксонской рабыне вертеть им как пожелает? Ты просто шутишь и насмехаешься над моим уродливым лицом и раздавшейся фигурой!

И, несмотря на свои слова, она прислонилась располневшей грудью к его груди и нежно поцеловала, глядя в глаза, словно пыталась, найти там все ответы.

— Не понимаю, что со мной творится, — тихо призналась она. — Я постоянно жажду твоих объятий и не могу дождаться, когда ты ко мне прикоснешься. Какое безумие заставляет меня исполнять каждое твое веление? Я больше рабыня, чем жена, и все же иной доли не желаю. Какими чарами ты опутал меня? Даже сопротивляясь тебе, я молилась, чтобы ты снова прижался ко мне и никогда не оставлял в одиночестве.

Вулфгар поднял голову, и серые глаза на мгновение стали почти голубыми.

— Не важно, милая. Пока у нас одна цель, станем вместе предаваться наслаждениям и забудем обо всем. — И, притворно нахмурившись, пригрозил: — А теперь дай мне встать, иначе тебя снова возьмут силой.

Эйслинн счастливо засмеялась и отстранилась:

— Против воли? Такого просто быть не может! Только если по пути встретишься с малышом, постарайся вовремя посторониться, а то он обидится!

Вулфгар смеясь поднялся, оделся и вышел из комнаты под звуки нежного красивого голоса, напевавшего веселую мелодию. Он улыбнулся, представляя тот день, когда Эйслинн будет баюкать дитя колыбельной. Он еще никогда не слышал такого чудесного пения, от которого становилось спокойно на душе.

Солнце поднялось уже высоко, и до полудня оставалось совсем немного, когда Вулфгар вернулся в зал. Болсгар и Суэйн, сидевшие за столом, смущенно воззрились на рыцаря, страшась того, что он может выкинуть. Устроившись на обычном месте, Вулфгар снова осторожно потрогал челюсть, как бы проверяя, здесь ли она.

— Кажется, молодая жена слишком горячо целовала меня прошлой ночью, — сухо заметил он. — А может, сбил с ног старик или ребенок.

— Да, нежный поцелуй, ничего не скажешь, — хмыкнул Болсгар. — Недаром ты всю ночь провалялся, как бревно! Решил отдохнуть на полу, да так внезапно улегся, что бедняга Сенхерст все утро трудился, стараясь залатать дыру в полу.

Они весело перемигнулись, но Вулфгар, не разделяя их веселья, грустно вздохнул:

— Подумать только, что судьба послала мне такое бремя в образе двух стареющих рыцарей, которые, пытаясь вернуть давно прошедшую юность, готовы отправить меня на тот свет за любое неосторожное слово! К счастью, не только разум стал покидать их, но и силы!

Он раздраженно уставился на Суэйна, но тот лишь самодовольно хлопнул себя по бедру.

— Давай поборемся! Ставь локоть на стол, и увидишь, что даже в свои дряхлые лета я могу сломать тебе руку, — парировал викинг. — Я просто боялся испортить твое пригожее личико, парень.

Вулфгар, обрадованный тем, что удалось уязвить норвежца, только, хмыкнул:

— Я больше боюсь твоего языка, чем силы. Удар был заслуженным, и я не имел причин так оскорблять жену. Пора было с самой юности усвоить, что следует заткнуть рот глупцу, да к тому же охваченному неправедным гневом. Я прошу у вас прощения и умоляю забыть о случившемся.

Он взглянул на них, ожидая какого-то знака. Оба переглянулись, кивнули и, вручив ему чашу с элем, подняли свои. Все трое дружно выпили.

Минуту спустя Вулфгар поднял голову и увидел осторожно спускавшуюся по лестнице Эйслинн. Он быстро поднялся, чтобы помочь жене, вызвав понимающие улыбки мужчин, вспомнивших прежние дни, когда парочка непрерывно ссорилась по любому поводу.

Вулфгар подвел Эйслинн к креслу рядом со своим, и на его тревожные расспросы она ответила, что все хорошо. Однако вскоре ощущение тупой тяжести в животе сменилось острой болью, и Эйслинн невольно охнула. На этот раз, встретив обеспокоенный взгляд Вулфгара, она кивнула и протянула руку:

— Ты не поможешь мне подняться наверх? Одной мне не добраться.

Вулфгар встал и, подняв жену, понес по ступенькам. Лишь на мгновение он остановился, оглянулся на застывших в ожидании мужчин и коротко приказал:

— Пошлите Мидерд ко мне в спальню. Время пришло.

Рыцари и Керуик, растерявшись, начали бестолково метаться, и лишь один Болсгар спокойно встал и отправился за Мидерд. Вулфгар, перепрыгивая через две ступеньки, легко, как пушинку, внес Эйслинн в комнату и положил на кровать, где она когда-то появилась на свет. Он не спешил отстраниться, и даже Эйслинн была удивлена его застывшим в мучительной гримасе лицом. О чем он тревожится? О ней или по-прежнему гадает, кто отец ребенка?

Она сжала его ладонь, притянула к своей щеке. Вулфгар осторожно сел рядом, взволнованно хмурясь. К подобному испытанию он не был готов и теперь чувствовал всю тяжесть собственного бессилия.

Схватки повторялись и повторялись. Эйслинн с силой вцепилась в руку Вулфгара. Тот, хорошо знакомый со страданиями раненых и сам покрытый шрамами, свидетельствами стойкости в бою, привык не страшиться боли. Но мучения этой хрупкой женщины вселяли в его душу суеверный страх.

— Осторожно, миледи, — посоветовала вошедшая в комнату Мидерд. — Поберегите силы, они вам понадобятся. Ребенок появится на свет в свое время, а пока старайтесь отдохнуть. Женщина улыбнулась, видя, что Эйслинн сразу приободрилась, но лицо Вулфгара словно внезапно осунулось и постарело. Мидерд мягко попросила, видя, как он волнуется:

— Милорд, не прикажете позвать Глинн? Так много нужно сделать, а мне лучше оставаться с госпожой. — Она посмотрела в сторону очага и, видя, что огонь погас, окликнула Вулфгара: — Велите Хэму и Сенхерсту принести воды и дров. Нужно наполнить котел.

Больше Вулфгара к Эйслинн не подпускали. Он стоял у двери, наблюдая, как женщины суетятся возле жены. В комнате было невыносимо душно от разожженного в жаркий июльский день огня, так что приходилось постоянно протирать лицо Эйслинн влажной тряпкой. Вулфгар выжидал, не отрывая взгляда от жены. Иногда ему даже удавалось поймать случайную улыбку Эйслинн, пока та отдыхала между схватками. Когда же ее вновь пронзала резкая боль, он покрывался потом. Время шло, и ничего не менялось, и он начал допрашивать, все ли в порядке. Но Мидерд и Глинн, не обращая на него внимания, занимались приготовлениями.

Тревога с новой силой охватывала его при мысли о том, что ребенок родится смуглым и темноволосым. Муки становились невыносимыми. Сердце ныло, стоило лишь вообразить, что красавица Эйслинн родит ребенка Рагнора.

Но тут Вулфгар вспомнил, сколько женщин умирает в родах. Как будет торжествовать Рагнор, если его дитя навсегда унесет Эйслинн из этого мира. Но вдруг именно плод семени Вулфгара отнимет ее жизнь! Станет ли ему от этого легче?

Вулфгар попытался представить, как будет жить без нее после нескольких месяцев безоблачного счастья, но свет внезапно померк у него в глазах, будто черные тучи застлали небо, и в комнате стало невозможно дышать. Теряя рассудок от страха, он позорно сбежал.

Гунн испуганно встрепенулся при появлении хозяина. Тот поспешно оседлал его и помчался прочь по холмам и полям. Он ни разу не натянул поводьев, пока ветер не развеял его мрачные думы. Наконец конь и всадник остановились на невысоком холме, рядом с возвышением, на котором строился замок. Пока Гунн старался отдышаться, Вулфгар глядел на каменные стены, с каждым днем поднимавшиеся все выше. Он был поражен стремлением людей поскорее закончить работу. Они не жаловались и часто перед уходом домой старались притащить побольше камней для стройки. Но он возводил замок для их и своей защиты и понимал опасения горожан после учиненной Рагнором бойни. Все они были исполнены решимости никогда больше не допустить повторения кровавой расправы.

Вулфгар продолжал оглядывать твердыню, где когда-нибудь будут жить они с Эйслинн. Сам замок строился не так быстро, как стены, но со временем здесь встанет неприступная крепость, которую не, сможет взять ни один враг. Кроме смерти…

Вулфгар отвернулся, понимая, что без Эйслинн жизнь никогда не будет столь полной и счастливой. Черные мысли снова начали одолевать его, и Вулфгар, развернув Гунна, поехал к границе своих земель.

Его земли!

Слова звоном отдавались в голове. Если Эйслинн уйдет, у него по крайней мере останется хоть это.

Вулфгар вспомнил седого старого рыцаря, похороненного под деревом. Наверное, Эрланд понял бы его. Вот она, его земля. Здесь он умрет, и люди выроют рядом с первой могилой вторую. Возможно, и его убьет какой-нибудь могущественный лорд, но Вулфгар навсегда останется здесь. Больше никаких скитаний. Пусть Эйслинн даст ему сына или дочь, и не важно, кто отец. Он признает ребенка своим или, если все пойдет прахом, ляжет с ними под дубом на холме.

Странное ощущение покоя охватило Вулфгара, он словно примирился с судьбой и покорно ждал, что она принесет ему.

Гунн замедлил шаг, и его хозяин увидел, что перед ними расстилается Даркенуолд. Остановившись у могилы Эрланда, Вулфгар спешился, присел на корточки и присмотрелся к деревне. Тьма распростерла над ним черные крылья, но Вулфгар не двигался с места, наблюдая, как постепенно затихает людская суета.

— Все они, — вздохнул он, — обратятся ко мне за помощью в случае беды. — И, задумчиво посмотрев на могилу, прошептал: — Я знаю, о чем ты думаешь, старик. И понимаю, что творилось у тебя в голове, когда ты бросился на Рагнора. Я поступил бы точно так же.

Сорвав полевой цветок, он положил его рядом с принесенными накануне Эйслинн.

— Покойся с миром, старик. Я сделаю все, что могу, для них и Эйслинн. И если Господь повелит, ты услышишь топот ножонок своих внуков, а когда я лягу рядом, мы возьмемся за руки, как истинные друзья.

Он еще немного подождал, боясь спуститься и встретить вопросительные взгляды крестьян. Звезды высыпали на небе, и видя, как хлопочут люди возле дома, Вулфгар понял, что ребенок еще не родился. Рассвет застал его у могилы, и лишь пронзительный крик заставил рыцаря встрепенуться.

Волосы Вулфгара поднялись дыбом, на лбу выступил холодный пот. Неужели это кричала Эйслинн? О Боже, слишком поздно выпало ему узнать, что такое женская нежность. Что, если жестокий рок отнимет ее у него?

Мгновения тянулись нестерпимо медленно, пока Вулфгар не услышал громкий требовательный плач ребенка.

Однако он продолжал выжидать, пока из лачуги в лачугу передавались новости. Наконец из дверей вышла Майда, прокралась к себе, и в доме погасли огни.

Вулфгар поднялся, повел уставшего жеребца к конюшне, расседлал и накормил и только потом прошел через опустевший зал и поднялся в спальню. Неслышно открыв дверь, он увидел сидевшую перед очагом Мидерд с ребенком на руках. На кровати неподвижно лежала Эйслинн. Только грудь мерно поднималась и опускалась. Спит!

Вулфгар благодарно улыбнулся и подошел к Мидерд. Та развернула малыша. Это оказался мальчик, сморщенный, больше похожий на старика. На макушке краснела ярко-рыжая прядь. Значит, загадка по-прежнему не решена. Но по крайней мере волосы не черные, и то хорошо!

Он подошел к постели и долго смотрел на Эйслинн, пытаясь разглядеть ее лицо. Только нагнувшись ниже, Вулфгар понял, что ее глаза открыты и она пристально наблюдает за ним. Он осторожно сел рядом. Жена сжала обеими руками его ладонь, и в это мгновение он подумал, что никогда не видел такого теплого нежного взгляда. Густые волосы вились в великолепном беспорядке по плечам и груди. В уголках губ чуть играла улыбка, и хотя лицо казалось бледным и осунувшимся, в его чертах светилась спокойная сила, разбудившая в Вулфгаре неукротимую гордость. Да, эта женщина достойна стоять рядом с настоящим мужчиной и смело принимать все, что дарует судьба.

Он бережно поцеловал жену, словно моля о прощении, и уже хотел сказать что-то, но Эйслинн вздохнула, закрыла глаза, и лицо осветилось мирной счастливой улыбкой. Вулфгар затаил дыхание, а Эйслинн крепко заснула. Она ждала только его, и теперь усталость окончательно одолела ее.

Вулфгар еще раз прижался губами к ее губам и, выйдя, направился в конюшню, где устроил постель из сладко пахнувшего сена. Гунн фыркнул, недовольный вторжением, но Вулфгар велел ему замолчать.

— Это только на одну ночь, — заверил он и тут же уснул.