С полей убирали последние овощи, и холодные октябрьские ночи выбелили яркие краски осени и набросили на лес коричневое покрывало. С той самой охоты на кабанов Гвинет перестала постоянно изводить Эйслинн и, ко всеобщему изумлению, старалась придержать язык, а по временам была просто очаровательна. Теперь она постоянно обедала в зале, а потом часто сидела за вышиванием, прислушиваясь к веселой беседе.

Керуика и Хейлан хорошо знали в деревне, но эти двое при каждой встрече обменивались резкими словами. Казалось, ни один не мог пройти мимо другого, не бросив уничтожающего замечания. Они постоянно ссорились из-за пустяков, и их сражения стали настолько известны, что, заслышав рассерженные голоса, деревенские дети собирались вокруг и передразнивали спорщиков.

Хейлан, прекрасной поварихе, была дана неограниченная власть на кухне. В свободное время она усердно училась шить и прясть шерсть и лен и даже пыталась обучиться французскому, в чем весьма преуспела.

Эйслинн тихо радовалась, видя, что Майда стала мыться и одеваться в чистые одежды. Когда остальных не было поблизости, она прокрадывалась в дом, чтобы поиграть с Брайсом, и всегда приносила мальчику игрушки, сделанные ею самой из дерева или тряпок. Как-то раз она даже подошла к Эйслинн и долго смотрела, как та кормит ребенка грудью. Старуха ни с кем не разговаривала, но с каждым днем становилась все больше похожа на прежнюю Майду из Даркенуолда.

Малыш был таким же белокожим, как Эйслинн, а волосы из рыжих превратились в светло-золотистые. Единственным мрачным пятном в ее существовании было безразличие Вулфгара к Брайсу. Он смотрел на малыша как на неизбежное, на этакую досадную помеху, отнимающую у жены все время. Однако дитя купалось в лучах материнской любви, и Мидерд, Глинн и даже Болсгар делали все, чтобы он не испытывал недостатка внимания.

Шли дни, ночи становились все холоднее, амбары были полны зерна, а постройка замка близилась к концу. Только центральная часть осталась незавершенной, и здесь работа шла медленно. Приходилось возить из каменоломен огромные гранитные глыбы и тщательно обтесывать их до нужного размера. Потом упряжки лошадей тащили их к месту на толстых канатах.

Как-то поздним утром, в начале ноября, прибыл гонец с новостями, заставившими Вулфгара покраснеть. Мятежная знать Фландрии заключила союз с низложенными лордами Дувра и Кента, высадила войска между огромными белыми утесами и вознамерилась отобрать город Дувр у Вильгельма. Однако крепость, которую король приказал воздвигнуть на возвышенности, сдержала натиск. Вильгельм повел войска из Нормандии на север, во Фландрию, чтобы подавить мятеж, но этелинг Эдгар сбежал и присоединился к шотландским королям, чтобы затеять беспорядки.

Хуже всего было, впрочем, то, что разгромленные отряды фламандцев разбежались в глубь страны и от ярости из-за своего поражения могли опустошить английские земли. Вильгельм не мог послать помощь, но предупреждал Вулфгара о необходимости приготовиться к защите и, если возможно, перекрыть дороги отступающим.

Вулфгар проверил свои силы и немедленно заставил всех трудиться. Замок уже в этом виде сумеет выдержать атаку, но требовалось заняться другими делами — убрать все с полей, чтобы шайки грабителей не нашли ничего съестного. Весь скот нужно было подогнать поближе к крепости, отнести все припасы из кладовых и амбаров в замок, где для этих целей были выстроены огромные закрома и подвалы. Прежде всего следовало позаботиться о Крегане, расположенном гораздо дальше от замка, чем Даркенуолд. Пока Вулфгар со своими людьми объезжал границы владений, Бофонт и Болс-гар по поручению лорда учили деревенских жителей владеть оружием. Когда весь Креган переберется в замок, два городских моста будут разрушены, чтобы преградить путь врагу.

Началась тяжелая работа. Каждая повозка, фургон, упряжка мулов и лошадей были заняты с утра до вечера. Между Креганом и замком тянулись бесконечные цепочки телег, перевозивших припасы. Ценные вещи записывались в книгу Керуика и складывались в хранилище замка. Фермеры заколачивали дома и перебирались за каменные стены. Женщины ходили на болота и рубили ивовые ветви, из которых делали луки и стрелы. Огромные бочки черной вонючей грязи привозили с топей и устанавливали на стенах. Ее можно было легко поджечь, а потом вылить на головы врагов. Гевин трудился в кузнице день и ночь: кузнец с сыновьями ковали наконечники стрел и копий и делали грубые, но острые мечи. Все работали. Все выполняли долг.

Эйслинн собрала в крепости одеяла и свертки полотна, а ткацкие станки стучали день и ночь. Все запасы Крегана были сложены в кладовых замка, даже сейчас казавшихся почти пустыми, поскольку были предназначены для хранения урожая нескольких лет, чтобы люди в случае необходимости смогли продержаться в голодную зиму.

И вдруг грянула беда. Высокий столб дыма взвился в небо возле Крегана, и Вулфгар, собрав людей, немедленно помчался в городок. Недалеко от Даркенуолда они встретили толпу людей, не пожелавших покинуть свои дома. Те брели, спотыкаясь, потрясенные новой напастью. Вулфгар узнал, что небольшой отряд рыцарей и лучников напал на город на рассвете и изгнал пытающихся обороняться жителей. Неприятель поджег дома и, казалось, скорее стремился уничтожить город, чем разжиться добычей. Рыцари безжалостно убивали каждого, кто становился у них на пути.

Замыкал процессию отец Данли, тащивший за собой тележку, в которой лежали драгоценное распятие и предметы церковной утвари. Остановившись подле Вулфгара, он вытер лоб.

— Они сожгли мою церковь, — заплакал старик. — Не пощадили даже Божью обитель. Они хуже викингов. Те хотя бы просто грабили, но эти негодяи решили все разрушить.

Вулфгар, прикрыв рукой глаза, повернулся к Крегану.

— Если будем живы, святой отец, ты получишь для церкви старый дом в Даркенуолде. Это самое подходящее место, чтобы служить Господу.

Священник смиренно поблагодарил господина и потащил тележку дальше, а Вулфгар приказал Милберну взять людей и проводить жителей Крегана в Даркенуолд.

Когда он подскакал к Крегану, развалины все еще дымились, но от домов почти ничего не осталось. На улицах лежали трупы тех, кто пытался защитить свой дом или не сумел достаточно быстро скрыться. Вулфгар невольно вспомнил другой день, когда он вот так же стоял перед невинно убиенными сознавая собственное бессилие.

Лицо рыцаря стало жестким. Глаза гневно блеснули. Тот, кто сделал это, ответит за преступление, даже если Вулфгару придется гнаться за ним на край земли.

Он с тяжелым сердцем повернул коня и жестом велел людям возвращаться в Даркенуолд. Войдя в зал, где Эйслинн и Болсгар уже ожидали его, он тихо произнес в ответ на вопросительные взгляды:

— Мятежники успели сбежать, но думаю, мы еще с ними увидимся. Им почти ничего не досталось в Крегане. Одного из них прикончили вместе с конем. Оба отощали до того, что ребра торчат. Негодяи не уйдут далеко, пока не добудут еды для себя и корма для коней.

Болсгар согласно кивнул:

— Да, они раскинут лагерь в чаще и пустят лошадей пастись, пока те не наедятся. Мы должны быть начеку, иначе они посчитают наши стада легкой добычей.

Эйслинн велела нести еду. Вулфгар уселся за стол, а Болсгар устроился рядом, желая обсудить, что делать дальше. Подоспела Хейлан с огромным блюдом мяса и хлеба, но тут же отправилась за кувшинами с пенившимся элем. В зал ворвался холодный сквозняк — это заявился Суэйн. Он подошел к столу и без лишних слов вгрызся в бараний окорок. Счастливо вздохнув, викинг наконец уселся и разом опрокинул полный рог эля. Ветерок, поднятый его появлением, еще не стих, когда дверь снова распахнулась, и порог переступили трое рыцарей. Они набросились на оставшуюся еду, уничтожая все подряд и запивая каждый глоток огромными порциями эля. Вулфгар ошеломленно уставился на опустевшее блюдо.

— Будь я королем, друзья мои, наверняка умер бы с голоду с такими компаньонами!

Мужчины отозвались веселым ревом, а Эйслинн засмеялась и велела принести еще еды. Оглушительный шум привлек внимание Гвинет. Женщина спустилась вниз, хотя уже успела пообедать раньше, и тихо уселась с вышиванием, как вошло у нее в обычай за последнее время. Вскоре к ним присоединился Керуик, измученный и осунувшийся. Он долго печалился по поводу путаницы в книгах, причиной которой стали последние события, и поднял руку со скрюченными пальцами.

— Взгляните, — в шутку пожаловался молодой человек. — Пальцы онемели оттого, что я целый день держал перо и вносил в книги исправления.

Его слова, однако, были встречены оглушительным хохотом, и когда все немного успокоились, Керуик уже серьезнее обратился к Вулфгару.

— С болью в сердце мне пришлось занести в книгу имена погибших жителей Крегана, — печально вздохнул он.

В зале стало тихо. Ужас случившегося только сейчас в полной мере дошел до собравшихся за столом.

— Я знал их всех, — продолжал Керуик. — Они были моими друзьями. Я хотел бы пока отложить книги и присоединиться к вам, когда вы соберетесь выследить этих вандалов.

— Не волнуйся, Керуик, — успокоил его Вулфгар. — Мы позаботимся, чтобы их настигло справедливое возмездие. Ты принесешь больше пользы, оставшись здесь: может, сумеешь разобраться в этой путанице.

Он обернулся к остальным и стал уже решительнее раскрывать свои планы.

— Нужно поставить дозорных, как раньше. Болсгар, выбери людей, знающих сигналы, и спрячь получше в лесах и холмах. Пусть выходят сегодня, чтобы оказаться на местах с первыми лучами солнца. — И, обратившись к рыцарям, добавил: — А мы не должны пропустить появления мятежников. Каждый раз, выезжая, станем передавать сигналами в замок о том, куда направимся, а оттуда нам сообщат о продвижении неприятеля. Бофонт, ты останешься и будешь готовить замок к возможному нападению. Там все было сегодня в порядке?

Бофонт кивнул, но тут же нахмурился.

— Замок готов к обороне, и люди обучены обращаться с оружием. — Он немного помялся, но все же выложил: — Жителям Крегана стало слишком тесно во дворе замка, и многие выстроили хижины у внешней стены. В случае внезапного нападения дело кончится плохо.

— Верно, — согласился Вулфгар. — Завтра же вели им переселиться за нижний ров. Дозорные успеют вовремя предупредить всех скрыться за стенами.

Он вопросительно оглядел стол, но остальные молчали.

— Вот и все. — Вулфгар высоко поднял чашу. — За завтрашний день. За то, чтобы мы сумели отправить их к Создателю.

Все, кроме Гвинет, выпили, но она сидела поодаль, и никто не предложил ей чашу.

Вошла замеченная лишь одним человеком Хейлан и засуетилась, принеся вино, большое блюдо дымящегося мяса, хлеб и миску с густой подливой. Керуик первым схватил кусок мяса, откусил и сморщил нос.

— Фу! Мясо пересолено!

При звуках непривычно громкого голоса все обернулись. Керуик попробовал второй кусок и с деланным отвращением отбросил его:

— А тот недосолен. Стыдись, Вулфгар. Пора бы уже найти повариху, которая умела бы готовить!

Весело засмеявшись собственной шутке, он о чем-то заговорил с Эйслинн и одновременно потянулся к куску хлеба. Хейлан поспешно перегнулась через стол и повернула поднос так, что перед ним оказалась миска с дымящейся подливой. Керуик окунул пальцы в горячую жидкость, но тут же громко зашипел и сунул их в рот, чтобы унять боль.

— Это блюдо тебе больше нравится? — с невинным видом осведомилась Хейлан. — Или в нем тоже не хватает соли?

Под общий смех она протянула ему солонку. Даже Гвинет улыбнулась.

На следующее утро молодой крестьянин громким стуком пробудил дом. Сам Вулфгар открыл дверь и, пока парень, задыхаясь, рассказывал, стал поспешно одеваться.

Поздним вечером к его ферме подъехал отряд рыцарей. Крестьянин, испугавшись, скрылся в соседнем лесу. Нападающие сожгли его дом и развеяли по ветру зерно, которое он с таким трудом собрал, а потом, отъехав чуть подальше, разбили лагерь у ручья.

Пока Хейлан кормила парня, Вулфгар и его люди успели оседлать коней и отправиться на поиски. Они со всеми предосторожностями приблизились к лагерю, но обнаружили там лишь почерневшую траву в тех местах, где были разложены костры. Останки молодого бычка, отбившегося от стада, лежали поодаль. Мятежники срезали самые лучшие куски, бросив остальное на поживу лесным зверям.

Вулфгар молча покачал головой, глядя на окровавленные кости. Подошедший Гауэйн удивился озабоченному выражению его лица.

— Что тебя беспокоит, господин? — поинтересовался он. — Все очень просто. Им нужно что-то есть.

— Нет, не просто. Они не взяли мяса про запас, отрезали ровно столько, чтобы набить животы, а остальное оставили. Должно быть, у них другие планы, как раздобыть провизию, и я боюсь, эти планы касаются и нас.

Он оглядел голые вершины холмов и нахмурился. Гауэйн заметил, как помрачнел лорд.

— Да, Вулфгар, ты прав. Я тоже чувствую: здесь что-то не так. Эти люди крадутся в ночи не как воины, а как хищные звери.

Они снова-бесславно вернулись в Даркенуолд, где их ждали печальные новости — пока отряд объезжал южные границы, к северу сожгли ферму и перерезали небольшое стадо коз. Трупы животных оставили на месте. Мяса не взяли. Такое поведение казалось бессмысленным. Шайка словно стремилась уничтожить все, что попадалось у нее на пути.

Вулфгар тяжело переживал собственную недальновидность. Он метался по залу и яростно рычал, что позволил одурачить себя, пока враг уничтожал его владения.

Эйслинн, понимая, что он всегда судил себя строже, чем других, старалась придержать язык. Наконец Вулфгар успокоился, и ей удалось уговорить мужа поужинать, после чего он немного повеселел. Вулфгар снял тяжелую кольчугу, оставшись в кожаной тунике, и сел у очага, чтобы обсудить случившееся с Болсгаром и Суэйном.

— Воры побывали в Крегане, потом метнулись на север, а сегодня — на юг. Завтра нужно выезжать с первыми лучами солнца и отправляться на запад. Может, еще перехватим.

Остальные не смогли придумать лучшего плана. Придется следить за сигналами и надеяться, что они сумеют вовремя наказать грабителей, прежде чем те успеют натворить новых бед.

Вечер был окончательно испорчен злобным настроением Гвинет, которая рвала и метала из-за неумения брата расправиться с мятежниками. Когда она в который раз начала бушевать, Эйслинн поспешно посмотрела в ту сторону, где играл Брайс, в надежде немного отвлечься от тяжелых мыслей.

— Я дрожу от страха среди этих жалких развалин, неспособных защитить никого даже от умело брошенного копья! — шипела Гвинет, оглядывая древние стены. — Что ты сделал для нашей безопасности, Вулфгар?

Вулфгар свел брови и молча уставился в огонь.

— Да, твой конь уже износил подковы, а дороги утоптаны на славу. Но пронзил ли твой меч хотя бы одного из этих воров? Нет! Они по-прежнему гуляют, свободные, как ветер. Завтра, пожалуй, мне придется взять клинок и попробовать защититься самой, пока ты скитаешься по окрестностям.

Вулфгар воззрился на сестру, словно от всей души надеялся, что она говорит всерьез.

— Оставь меч, дочь моя, — раздраженно проворчал Болсгар, — и вместо этого поработай язычком — он достаточно остер, чтобы не оставить в живых никого из шайки. Кто может перед ним устоять? Он не хуже любого меча пробьет самый крепкий щит и разрубит надвое его владельца.

Эйслинн поперхнулась и закашлялась, чтобы не рассмеяться, но за все старания заработала лишь уничтожающий взгляд золовки. Гвинет отвернулась и стала усердно вертеть колесо прялки, вытягивая длинную нить из насаженного на нее комка шерсти.

— Мой добрый батюшка донимает меня насмешками, пока воры жгут и грабят, и заставляют нас прятаться за этими стенами, — огрызнулась она. — Я даже не могу прогуляться верхом, чтобы немного развеяться!

— Благодарение Богу, — фыркнул Суэйн, — и за малые милости. По крайней мере можно не бояться за лошадей.

— Мы должны научить Гвинет, как их поворачивать, — присоединился к нему Болсгар. — Вечно выезжает на лошади, а возвращается пешком.

Гвинет оторвалась от работы и, подбоченившись, негодующе взглянула на приятелей.

— Смейтесь, вы, старые вороны, — рявкнула она на мужчин. — Я по крайней мере не бегаю в башню и не слежу за дурацкими сигналами, не чавкаю за едой и не высасываю эль бочонками, словно свинья.

— Верно, тогда что ты в таком случае делаешь? — перебил Болсгар, но Гвинет лишь еще больше распалилась.

— Как подобает всякой леди, занята шитьем и вышиванием, а больше ничем, как и велел милорд Вулфгар. — И, бросив на Эйслинн косой взгляд, добавила: — Откровенно говоря, стараюсь ни во что не вмешиваться.

Она замолчала, услышав за спиной хныканье, и резко обернулась. Маленький Брайс обнаружил ее шитье и, потянув к себе пяльцы, безнадежно застрял в мотках ниток. Теперь он пытался высвободиться из крепкой паутины, но только еще больше все запутал. Гвинет завизжала и, нагнувшись, вырвала нитки из крошечных пальчиков.

— Грязное отродье! — завопила она и шлепнула малыша по ручке, оставив красный след. Мальчик поджал губки и набрал в грудь воздуха, готовясь зареветь.

— Мерзкий ублюдок! — снова прорычала Гвинет. — Я научу тебя…

Внезапно раздался глухой стук — она тяжело приземлилась на пол. Ловкая подножка Эйслинн сбила ее с ног. Глаза Гвинет бешено сверкнули, но тут же испуганно раскрылись, когда она увидела, что Эйслинн нависла над ней, широко расставив ноги. Медные пряди сверкали в свете очага, и фиалковые очи метали разъяренные искры. В руках она сжимала веретено, словно копье, готовое вонзиться в грудь врага.

— Запомни, Гвинет, — жестко произнесла Эйслинн, — я могу вынести все твои выходки. Я взрослая женщина и многое повидала. — Она подалась вперед и угрожающе взмахнула веретеном. — Но, норманн или сакс, темный, светлый, зеленый или красный, этот ребенок мой, и если осмелишься еще раз тронуть его, лучше сразу бери в руки меч, потому что я возьму тебя за ноги и разорву! Слышишь?!

Гвинет, открыв от изумления рот, медленно кивнула. Эйслинн отошла от нее и, подняв ошеломленного Брайса, тихо заворковала что-то ему на ухо, стараясь успокоить. Гвинет встала, собрала шитье, отряхнула юбки и, не в силах встретиться взглядом с ухмыляющимися мужчинами, отправилась к себе.

Позже, в своей спальне, Вулфгар молча наблюдал за укладывавшей ребенка Эйслинн, дивясь, как она может мгновенно превратиться в разъяренную ведьму при малейшей угрозе ребенку и тут же обернуться изящным грациозным созданием, передвигающимся по комнате словно в медленном соблазнительном танце. Белая рубаха развевалась с каждым ее движением и временами так и льнула к налитым грудям и крутым бедрам. Вулфгар почувствовал, как неутолимый голод снова загорелся в нем, и лишь только Эйслинн подошла ближе, поймал ее и впился ей в губы. Но крик Брайса тотчас заставил их встрепенуться.

— Подожди, пока малыш не заснет, — шепнула жена. — А потом утолишь свою похоть.

— Похоть? — разочарованно пробурчал Вулфгар. — Интересно, кто эта девица, которая раскачивает передо мной своими тощими бедрами и бесстыдно ласкает на людях, пока у меня штаны не начинают лопаться?

Он снова нежно поцеловал жену, прежде чем растянуться в кресле. Эйслинн низко нагнулась, чтобы подбросить дров в очаг, и белоснежные полушария, увенчанные розовыми сосками, едва не вырвались из распахнутого ворота рубахи.

— Осторожнее, любовь моя, — тихо пробормотал он. — Иначе я опять могу разбудить ребенка.

Эйслинн, красная как рак, быстро выпрямилась, прекрасно понимая, что это не пустая угроза.

— Посмотри за малышом, — мило улыбнулась она. — Я должна кое о чем поговорить с Мидерд и объяснить, что готовить на завтра.

Накинув шаль на плечи, она быстро вышла, оставив Брайса на его попечение. Вулфгар на минуту закрыл глаза и расслабился, наслаждаясь небывалым покоем и теплом, разлившимся в душе. Но кто-то потянул его за щиколотку. Вулфгар посмотрел вниз и увидел, что Брайс подкатился к нему и теперь пытается сесть, уцепившись за его ноги. Наконец ему это удалось, и он уставился на Вулфгара широко раскрытыми синими глазенками. Мальчик совсем не испугался гиганта норманна, наоборот, расплылся в широкой улыбке и восторженно замахал пухлыми ручонками, но тут же опрокинулся на спину. Подбородок внезапно задрожал, а по щекам покатились огромные слезы. Вулфгар, всегда терявшийся, когда кто-то плакал, посадил ребенка себе на колени.

Слезы мгновенно высохли, и малыш, обрадованный своим новым положением, потянул за ворот рубашки Вулфгара. Припав к широкой груди, он погладил склоненное к нему лицо. Через несколько минут мальчик зевнул, устав от новой игрушки, устроился поудобнее и мирно заснул.

Вулфгар долго сидел неподвижно, боясь разбудить Брайса. В душе росло странное ощущение счастья. Неужели это милое беспомощное существо так беззаветно доверяет ему?!

Маленькая грудь мерно вздымалась с каждым вздохом малыша. Что, если он действительно — плод его чресел и похоти, которую Вулфгар когда-то бездумно утолял с молодой прекрасной пленницей?

«Парнишка приник ко мне так спокойно и беззаботно, — размышлял Вулфгар, — однако я отверг его любовь. Почему же он приходит ко мне, хотя я стараюсь его не замечать?»

Мысли рыцаря беспорядочно метались, однако шли минуты, и он медленно начал осознавать, что связан чем-то большим, чем просто обеты. Существуют и другие привязанности, запускающие в сердце крохотные крючки, которые нельзя вырвать, не оставив глубоких шрамов. Брачные клятвы — всего лишь обещания, выполнение которых сковало его куда крепче любых слов.

Он еще раз взглянул на невинное спокойное личико и понял — не важно, кто отец. Отныне этот ребенок — его.

Свирепый норманнский рыцарь наклонился и поцеловал головку, лежавшую у него на груди. Почувствовав рядом чье-то присутствие, Вулфгар выпрямился и встретился взглядом с сияющими глазами жены. Она смотрела на мужчину, державшего ее ребенка, и чувствовала безмерную, безграничную любовь к обоим.

Настал новый день, и Вулфгар, как было задумано, отправился на запад со своими людьми. Не прошло и часа, как вспышка с холма предупредила их о нападении к востоку от Даркенуолда. Вулфгар выругался, развернул коня и пустился вскачь, то и дело подгоняя своих людей. Лишь один задержался, чтобы передать, куда они поехали. Отряд миновал замок, но тут кто-то из лучников окликнул Вулфгара и показал на башню, откуда сигналил другой дозорный. Шайка разделилась и сейчас сжигает дома к северу и югу. Ярость всколыхнулась в Вулфгаре с новой силой. По его приказу отряд тоже разделился. Он едва успел расстаться с Гауэйном и Милберном и направиться на север, когда пришло известие, что грабители подожгли поле к западу от его владений.

Лицо Вулфгара потемнело. Он и его люди всего лишь несколько часов назад отдыхали в том месте. Откуда фламандцам могут быть известны его намерения? Почему они так легко избегают стычки?

Вулфгар отдал короткий приказ и отослал гонца к Гауэйну и Милберну, дабы те встретились с ним близ Даркенуолда.

Так продолжалось до самого вечера. Ему даже издали не удалось увидеть ни одного члена шайки, хотя они все еще наносили ощутимые удары. К закату сигналы перестали поступать, и Вулфгар предположил, что грабители укрылись в одном из многочисленных лесов или болот, где их невозможно отыскать. Он проклял все на свете и вместе с устало обмякшими в седлах людьми вернулся в Даркенуолд.

Вулфгар ворвался в дом, так хлопнув дверью, что грохот пронесся по залу, и Брайс, игравший на волчьей шкуре, зашелся в громком плаче. Эйслинн отложила прялку, подняла малыша и прижала к груди. Но взгляд ее не отрывался от Вулфгара. Тот раздраженно вышагивал перед очагом, хлопая латными рукавицами по бедру.

— Похоже, им известно о каждом моем движении еще до того, как я что-то предприму! — взорвался он. — Если бы я даже поделился с ними своими мыслями, они и то не смогли бы искуснее увертываться от меня! — Неожиданно остановившись, Вулфгар уставился на жену. — Они могут знать, только если… — Он покачал головой, смущенный собственными догадками. — Кто мог сообщить им? Эйслинн, кто-нибудь сегодня покидал город?

— Я не присматривалась, — пожала плечами Эйслинн, — но люди, старались держаться поближе к замку и по большей части передвигались пешком.

— Но может, Керуик? Или Майда? — допытывался Вулфгар. Эйслинн яростно затрясла головой:

— Нет, Керуик все время был в замке с Бофонтом, а Майда целый день играла с Брайсом.

— Я просто подумал… — вздохнул Вулфгар, однако Эйслинн видела, что муж по-прежнему обеспокоен. Он приказал Сенхерсту привести Суэйна и Болсгара, а когда те пришли, позвал их на башню, подальше от любопытных глаз и ушей. Взглянув на расстилавшиеся внизу поля, Вулфгар с горечью признался: — Я владею всего лишь небольшим поместьем, но не в силах защитить его от шайки жалких мародеров. Даже дозорные нам не помогают.

— Они наблюдают только за большими отрядами, — пояснил Болсгар. — Если фламандцы разбиваются по два-три человека и носят норманнские плащи, никто не обращает на них внимания, а когда грабители снова соединяются, уже поздно их преследовать.

— Верно, — кивнул Вулфгар. — В таком случае пусть часовые сообщают обо всех одиноких всадниках и следят, куда они поехали. Придется изобрести новые сигналы. Последи за этим, Болсгар.

— Вулфгар, — неожиданно заговорил Суэйн, — меня вот что тревожит: ты всегда рассказываешь при всех о наших намерениях, и мы вот уже два дня не можем перехватить врагов. Мне кажется, среди нас есть предатель. Давай отныне никому не говорить о наших планах.

— Ты прав, Суэйн, и я терзаюсь оттого, что не могу назвать имя иуды, — кивнул Вулфгар, ударив кулаком по перилам. — Возможно, кто-то научился разгадывать наши сигналы. Хотя, будь это так, проще убить часовых. Завтра мы сделаем, как ты советуешь. Никому ни слова о разговоре. Болсгар, запрети дозорным передавать сигналы о том, куда мы поедем.

Болсгар отправился выполнять приказ, а потом они все встретились в зале и воздали должное стряпне Хейлан. После ужина Вулфгар взял Брайса у матери, и все трое поднялись к себе. При виде столь необычного зрелища Болсгар и Суэйн переглянулись и подняли кружки с элем в безмолвном тосте.

Брайс восторженно ворковал, пока Вулфгар»возился с ним на шкурах, разостланных у очага. Наконец Эйслинн положила малыша в колыбель, налила вина в чашу и вручила мужу, а сама, скрестив ноги, села на постели, пока он пил. Когда кубок опустел, Вулфгар, влюблено глядя на жену, притянул ее к себе и прижался к губам нежным поцелуем. Эйслинн вздохнула и провела пальцем по щеке мужа:

— Ты устал, господин.

— Верно, но ты добавила в чашу эликсир юности, — прошептал он, лаская губами ее щеку. — Я чувствую себя так, словно день только начинается.

Он ослабил завязки ее рубахи и распахнул ворот. Жадному мужскому взору открылась полная грудь. Его руки обвились вокруг ее шеи, и они порывисто сжали друг друга в объятиях. Губы приникли к губам, и пламя разгоралось все сильнее, но Брайс мирно спал в своей кроватке, не ведая о бушующем урагане.

На следующее утро Вулфгар со своими людьми выехали с самого рассвета и ждали в маленькой рощице, пока дозорные не просигналили о появлении шайки. Они пустили коней во весь опор, и, когда прибыли на место, первый дом только занялся. Охапки сена были разбросаны так беспорядочно, словно их просто не успели поджечь, но отряду удалось спасти жилище крестьянина.

На холме вспыхнуло яркое пятнышко, и Вулфгар снова вскочил в седло. На сей раз пожара не было, лишь все еще дымился небольшой костер, разложенный грабителями. Они снова скрылись, но не успели замести следы. Уверенность в близком успехе подогревала пыл норманнов. Всадники пришпорили коней. Последовал новый сигнал, и они свернули на юг, как раз вовремя, ибо показались фламандские штандарты. Налетчики снова бросились врассыпную, и люди Вулфгара отправились в погоню.

Просигналили еще раз, и по приказу Вулфгара его люди ринулись на север. Они взобрались на вершину холма, как раз когда незваные гости вновь собрались, и норманны возобновили преследование. Разбойники поскакали к краю болота и вновь рассеялись. Воины Вулфгара бросились за ними, выманили фламандцев из укрытия, и вскоре двое уже лежали, пронзенные стрелами. Вулфгар подтвердил, что они действительно фламандцы, правда, на одежде не было гербов и никто не смог назвать имя их предводителя.

Остальные скрылись, и воины в ожидании сигнала от часовых немного отдохнули и перекусили. Однако в этот день удача им больше не улыбнулась. Наступила тьма, но грабители больше не показались. Пришлось возвращаться в дом. Вулфгар почувствовал себя немного увереннее. Мародеры не нашли сегодня ни отдыха, ни еды, и теперь до рассвета им придется так или иначе пополнить припасы. Вулфгар поклялся, что не даст покоя грабителям, пока они не покинут его земли или не сдадутся. У него уже возник план разоблачения предателя, хотя пока невозможно было сказать, кто из горожан или домочадцев нарушил клятву верности.

Позже он пригласил Эйслинн и Болсгара прогуляться по морозцу.

— Нужно во что бы то ни стало обнаружить того, кто столковался с врагом. Мои люди будут покидать дом по двое еще до восхода солнца и ждать за холмом. Я отправлюсь с Суэйном и Гауэйном, чтобы попытаться найти фламандцев.

— Вулфгар, опасно выезжать с такими малыми силами, — пробормотала Эйслинн. — Их человек двадцать или больше.

— Но, любовь моя, выслушай же, — попросил он. — Я соединюсь со своими людьми, и мы не спеша поедем на восток, где в последний раз видели налетчиков. Должно быть, они раскинули лагерь неподалеку. Вы с Болсгаром будете следить за домом и городом. Если кто-то выйдет в неурочный час, вы его увидите и пошлете гонца. Как только мы убедимся, что они предупреждены, снова попытаемся их рассеять, прежде чем они наделают бед. Может, даже сумеем прикончить нескольких, а если к тому же отыщем шпиона, значит, одержим победу.

Болсгар согласился, и, уверившись, что Вулфгар не подвергнется опасности, Эйслинн наконец кивнула. Вулфгар обнял жену за плечи:

— Вот и молодец. Мы еще им покажем!

Вулфгар проснулся задолго до рассвета и, выглянув из окна спальни, увидел, как его люди разъезжаются по двое и по трое, стараясь держаться в тени. Когда во дворе никого не осталось и на небе показались первые лучи солнца, он оделся, повесил на руку кольчугу и вместе с Эйслинн спустился вниз, чтобы позавтракать. Болсгар с Суэйном присоединились к ним, и вскоре Бофонт и Гвинет тоже появились в зале, сонно потирая глаза и зевая. Увидев, что все собрались, Вулфгар поднялся:

— Пойдем, Суэйн. Воры не будут ждать, пока мы наедимся. Позовем Гауэйна и отправимся на поиски мятежников.

Суэйн что-то недовольно пробормотал и встал. Вулфгар надел кольчугу и шлем, норвежец подвесил к поясу меч и боевой топор, предварительно попробовав пальцем, не затупилось ли лезвие.

— Кажется, мой малыш жаждет сегодня крови, — рассмеялся он, блеснув глазами. — Может, он и отыщет парочку черепов, которые так и хочется раскроить!

— Будем надеяться, что вам повезет больше, чем в последние дни, — процедила Гвинет. — Похоже, мне придется запирать на засов двери дома, хотя бы для того, чтобы спасти девичью честь от мародеров.

— Не тревожься, сестрица, — насмешливо бросил Вулфгар. — Вряд ли кто-то тебя побеспокоит.

Лицо Гвинет исказила уродливая гримаса. Но Суэйн тут же фыркнул:

— Ошибаешься, Вулфгар, она не волнуется. Скорее уж считает минуты до их появления.

И побыстрее вышел из дома. За ним последовал Вулфгар. К ним присоединился Гауэйн, и на виду у всех они свернули к западу.

Болсгар стоял на башне дома вместе с дозорным и не сводил глаз с деревни. Бофонт объезжал окрестности, а Эйслинн сидела в спальне, у окна, за приоткрытыми ставнями, откуда могла видеть дальний конец деревни и тропинку к болоту и лесу. Хижина Майды была в другой стороне, и Эйслинн боялась, что мать нашла наконец способ отомстить Вулфгару без ведома дочери.

Эйслинн пыталась заняться шитьем, но иголка то и дело выскальзывала из пальцев. Она страшно тревожилась, что план мужа провалится, а сам он попадет в ловушку. Неужели она потеряет его? Эта мысль была невыносима, и с каждой секундой Эйслинн все больше волновалась.

Неожиданно сердце ее подпрыгнуло — кусты возле самого края болота зашевелились. Женская фигура прокралась в заросли. Холодный страх пробудился у нее в груди. Неужели это все-таки Майда?

Эйслинн присмотрелась, пытаясь определить неизвестную по походке и манерам, но темный плащ скрывал женщину с головы до ног. Что, если это другая? Например, Хейлан? Нашла себе фламандского покровителя?

Женщина оказалась на открытом месте, и Эйслинн поняла, что это не ее мать, — она шагала слишком быстро и энергично для старухи. Неожиданно шпионка остановилась и оглянулась, и Эйслинн громко охнула. Даже с этого расстояния и в тени можно было разглядеть узкое худое лицо Гвинет.

Эйслинн наблюдала, как золовка скрывается в ивовых зарослях, и в конце концов заметила мужчину в крестьянской одежде, выступившего навстречу Гвинет. Они, по всей видимости, обменялись несколькими словами, прежде чем незнакомец снова исчез в чаще. Гвинет подождала немного и пустилась в обратный путь.

Убедившись, что Брайс еще спит, Эйслинн позвала Болсгара и, пока старик спускался, нервно бегала по залу, гадая, как помягче сказать ему о дочери.

— Что, девочка? — спросил Болсгар, увидев ее. — Зря ты меня отрываешь от дела. Я должен выследить предателя и к тому же не слишком доверяю дозорному.

Эйслинн глубоко вздохнула:

— Я знаю, кто он, добрый Болсгар. Видела… видела, как Гвинет встречалась с каким-то мужчиной у болота.

Старик оцепенел и с ужасом уставился на нее, сморщившись от муки. Он настойчиво искал в лице Эйслинн хоть какой-то намек на неправду, но увидел лишь отражение собственной боли и сочувствие к нему.

— Гвинет, — тихо вздохнул он. — Конечно. Кроме нее, некому.

— Она скоро явится, — предупредила Эйслинн.

Болсгар кивнул, думая о чем-то своем, и встал у огня. Его широкие плечи устало опустились.

Дверь распахнулась, и Гвинет переступила порог, что-то весело напевая. На щеках играл легкий румянец, а белые волосы разметались по костлявой груди. Болсгар угрюмо нахмурился при виде дочери.

— Что тебя так расстроило, отец? — проворковала она. — Не наелся за завтраком? Или еда плохо улеглась в животе?

— Нет, дочь, — проворчал он. — Другая забота терзает мое сердце. Мысль об изменнице, которая предает свою семью. Глаза Гвинет широко распахнулись.

— Какую ложь ты вбила ему в голову, сука? — прорычала она, оборачиваясь к Эйслинн.

— Это не ложь! — заревел Болсгар и уже спокойнее продолжал: — Я знаю тебя лучше других, и ты никогда в жизни ни о ком, кроме себя, не заботилась. Да, это ты изменница. Но почему? Почему ты помогаешь негодяям, старающимся обескровить наши земли? Каких друзей ты выбрала? Сначала этот черный, как мавр, мерзавец Рагнор, а теперь фламандцы!

Эйслинн увидела, как при упоминании имени Рагнора Гвинет гордо вздернула подбородок. Все встало на свои места. Она наконец поняла истинную причину предательства Гвинет и с криком вскочила:

— Это Рагнор! Он предводитель мародеров! Кто еще знает так хорошо расположение домов и здешние места? Она готова прикончить всех нас ради Рагнора!

Постаревший от горя, Болсгар надвинулся на Гвинет.

— Клянусь Богом, — выдавил он, — из-за тебя этот день стал самым черным в моей жизни!

— Еще чернее, чем тот, когда ты узнал, что твой драгоценный сынок — бастард? — заносчиво прошипела она отцу. — Вы с этой саксонской потаскухой лишили меня всего и отняли последнюю гордость. Это я, я должна была стать хозяйкой дома, но вы превратили меня в ничтожество, нищенку, молящую о подаянии! Мне было запрещено даже отвечать на оскорбления и грубую ложь, которыми чернили меня все, кому заблагорассудится! Мой родной отец радуется, как дитя, когда меня…

Рука Болсгара оставила на ее щеке красный отпечаток. Удар был такой силы, что Гвинет отлетела к столу.

— Не зови меня своим отцом! — прорычал он… — Ты мне не дочь!

Гвинет оперлась о столешницу и уставилась на него горящими ненавистью глазами.

— Ты так любишь Вулфгара, хотя все зовут его бастардом?! — завопила она, потирая ушибленную щеку. — В таком случае молись о том, чтобы этот день тянулся как можно дольше, потому что завтрашнего он не увидит.

— Они заманят его в ловушку! — охнула Эйслинн. — О Болсгар, они устроят засаду и убьют Вулфгара!

Глаза ее хищно блеснули. Одним прыжком оказавшись возле Гвинет, она схватилась за рукоять кинжала.

— Где, сука? — прошипела она. Куда девалась обычно мягкая, спокойная Эйслинн? Вместо нее теперь появилась разъяренная тигрица. — Говори, или я вырву твое подлое сердце из этой тощей груди!

Гвинет нерешительно замялась, хорошо помня, какова Эйслинн в ярости.

— Слишком поздно помогать моему братцу-бастарду, — наконец выдавила она, — поэтому я назову место. Его труп скорее всего уже сейчас валяется в лесу возле Крегана.

Потупясь под их взбешенными взглядами, она скользнула в кресло и сложила руки на коленях. Эйслинн стала допрашивать золовку, а Болсгар неверяще воззрился на дочь, все еще не в силах опомниться. Но Гвинет упорно молчала, и Эйслинн обернулась к старику.

— Поезжай скорее, Болсгар, — умоляюще попросила она со слезами на глазах. — Гони коня во весь опор и предупреди Вулфгара. Еще есть время. Он ожидает известий о предателе и поэтому не торопится.

Болсгар, отвернувшись от дочери, схватил плащ и шлем и поспешил прочь.

Вулфгар вышел из зала и поехал на запад, подальше от посторонних глаз, а потом повернул Гунна и присоединился к своим людям. Спешить было некуда, и он разослал всадников охранять фланги и разведать, нет ли засады, а сам остановился, присматриваясь к холмам и лежавшей за спиной дороге.

Вдали показалось крошечное облако пыли, и они решили подождать всадника. При виде Болсгара Вулфгар изумленно поднял брови. Старик натянул поводья.

— Рагнор! Предводитель шайки — Рагнор! Гвинет предала нас. Фламандцы устроили тебе ловушку в Крегане. Едем скорее! По дороге все расскажу!

Вулфгар пришпорил Гунна, а Болсгар, задыхаясь, стал рассказывать подробности. Вулфгар молчал, потрясенный изменой Гвинет. За лесом поднялся столб дыма, словно в подтверждение слов Болсгара. Они подъехали к опушке леса. Вулфгар, остановившись, начал отдавать приказы:

— Болсгар! Суэйн! Останетесь со мной! Проверьте оружие. Гауэйн! Милберн! Возьмите половину людей и скройтесь в чаще. Когда услышите мой сигнал, бросайтесь в атаку. Мы выманим их на открытое место и там посмотрим, кто кого.

В лесу царила почти неестественная тишина. Легчайший шорох, казалось, эхом отдавался от деревьев. То и дело попадались огромные дубы, с которых свисали длинные бороды мха. Поваленные деревья преграждали путь, и вся дичь почему-то исчезла. Даже птицы не пели, а в кустах не шуршали проворные зайцы. Тишина и едва слышный топот копыт.

Воины свернули с тропинки и очутились в угрюмой темноте, где лишь солнечные зайчики плясали на ветвях и расцвечивали мрак. Всадники ехали параллельно тропе, пока не увидели свет с противоположной стороны, а через просветы в кустах не показались руины Крегана. Тогда они снова повернули коней и стали потихоньку пробираться вперед и замерли, услышав приглушенный шепот. Сначала придется напасть на конников, а потом в открытом поле спешатся лучники и пустят в ход стрелы.

Они ждали, и ожидание становилось нестерпимым. Наконец Вулфгар решил, что у остальных было достаточно времени занять позиции, и его пронзительный боевой клич прозвучал в лесу. Мужчины послали лошадей в галоп.

В безумном хаосе битвы было неясно, сколько всего нападающих. Казалось, все новые и новые всадники появляются со всех сторон из чащи леса. Фламандцы, видя безнадежность борьбы, ринулись в поля, расстилавшиеся перед разрушенным городом. Тот рыцарь, который их вел, велел отряду остановиться, сомкнуть щиты в сплошную стену и держать наготове луки. Коней оставили в лесу, и теперь грабители были на глазах у нападавших.

Вулфгар велел лучникам спешиться на опушке леса, а сам с пятью рыцарями поехал вперед. Суэйн держался справа, Болсгар — слева, а рядом с ними — Гауэйн и Милберн. Вулфгар поднял пику со своим штандартом и громко крикнул:

— Сдавайтесь! Вы побеждены!

— Нет! — прокричал в ответ рыцарь. — Мы наслышаны о милосердии Вильгельма к мятежникам! Лучше умереть здесь, чем под топором палача! — И, потрясая поднятыми мечом и щитом, позвал: — Выходи на бой, норманн!

Вулфгар огляделся, взял наперевес пику, взмахнул рукой, и дождь стрел осыпал врага. Он пришпорил Гунна и помчался вперед. Его длинная пика пронзила одного из фламандцев, пробив стену щитов. Остальные быстро прорвали оборону. Предводитель рыцарей попытался было снова выстроить своих людей, но Вулфгар и его люди не позволили. На сей раз он ударил не в центр, а с краю, прикончил какого-то грабителя и открыл путь остальным. Вулфгар уронил пику, взмахнул мечом и ринулся вперед, прорубая широкую дорогу. Половина норманнских лучников выхватила мечи и присоединилась к сражавшимся. Уцелевшие продолжали держаться позади и время от времени выпускали стрелы по убегавшим фламандцам.

Наконец на поле остались лишь раненые и умирающие. Только рыцарь все еще был на ногах. Вулфгар отозвал своих людей, и незнакомец безмолвно воткнул меч в землю и сложил руки на рукояти. Вулфгар спрыгнул с коня и приблизился к противнику. Силы были неравны, но рыцарь умер с честью.

Суэйн с Болсгаром поискали среди павших Рагнора и Вашеля, но не обнаружили ни того, ни другого. Трое норманнов были убиты, а шестеро ранены, но могли держаться в седле. С фламандцев сняли оружие и доспехи и сложили тела рядом, чтобы потом похоронить. Вулфгар с тяжелым сердцем оглядел горизонт, гадая, где могут быть благородные кузены.

Эйслинн, вне себя от беспокойства, вышагивала по залу. Вулфгар в опасности, и все по вине этой женщины! Она снова повернулась к золовке, готовая наброситься на нее с упреками, но заметила, что глаза женщины прикованы к двери. Эйслинн непонимающе пожала плечами и вновь взглянула на Гвинет, но та уже опустила глаза вниз. Эйслинн недоуменно нахмурилась и вновь попыталась заняться шитьем, искоса наблюдая за Гвинет. Однако изменница оставалась неподвижной и постоянно посматривала на дверь.

— Мы знали, что предатель среди нас, Гвинет, — осторожно начала Эйслинн. — Вулфгар никуда не поехал бы, не дождавшись вестей от нас. Скорее уж твой Рагнор встретит сегодня свой конец.

Но Гвинет лишь слегка пошевелилась и пробормотала:

— Рагнор не умрет.

— Норманны выехали рано, но только с тем, чтобы дождаться Вулфгара за холмом, — пояснила Эйслинн, пристально глядя на Гвинет. Но та, не меняясь в лице, спокойно повторила:

— Рагнор не умрет.

Эйслинн оперлась о подлокотники кресла и резко вскочила. Гвинет наконец подняла голову.

— Рагнор не умрет, потому что вот-вот явится сюда?! — воскликнула Эйслинн и по торжествующему лицу Гвинет поняла, что угадала. Не тратя времени, она велела часовому в башне позвать Бофонта и всех его людей. Норманн отправился выполнять приказ, а Эйслинн не спускала глаз с Гвинет, держа руку на рукояти кинжала. Снаружи послышался конский топот, и Эйслинн выхватила клинок, готовая ринуться на врага, хотя бы с этим ненадежным оружием, но, к ее облегчению, в зале появился Бофонт. За ним следовал норманнский воин. Рыцарь огляделся, но, не увидев ничего необычного, обратил на Эйслинн вопросительный взор.

— Госпожа?

В этот момент в зал, задыхаясь, ворвался Керуик в сопровождении дозорного. Теперь уже все мужчины уставились на Эйслинн.

— Рагнор спешит сюда со своими людьми в надежде устроить засаду Вулфгару, — сообщила Эйслинн. — Нужно покрепче запереть двери и окна.

Все принялись закрывать ставни, а Бофонт задвинул тяжелый дверной засов. Эйслинн неожиданно припомнила ночь, когда напали норманны, почти услышала треск сломанного засова, разлетевшегося под натиском тарана. Хорошо, что мать сегодня не явилась в дом. Ее рассудок не выдержал бы повторения ужасной сцены.

Эйслинн лихорадочно соображала, что еще необходимо сделать, и наконец вспомнила:

— Бофонт, дозорные! Пошли Вулфгару сигнал возвращаться в Даркенуолд, и молитесь, чтобы он его увидел!

Рыцарь окликнул дозорного, и тот спустился с башни. Они решали, как лучше передать Вулфгару сообщение, когда в дверь громко заколотили и Рагнор потребовал его впустить. Прежде чем кто-то успел опомниться, Гвинет подлетела к порогу и отодвинула засов. Прочная дубовая дверь распахнулась, и в зал вошли два незнакомца, сопровождаемые Рагнором, Вашелем и еще двумя мужчинами в доспехах. Все были одеты, как норманны, однако Бофонт не задумываясь выхватил меч и встал перед ними. Один из незваных гостей метнул копье, и дозорный рухнул на пол с торчавшим в груди древком. Второй воин встал рядом с Бофонтом, но Вашель поразил его мечом. Бофонт, оставшись в одиночестве, стал мужественно обороняться, а Керуик схватил Эйслинн за руку и потащил по лестнице в спальню. Вашель зашел сзади и, сжав обеими руками рукоять, ударил храброго рыцаря в спину. Ему удалось пробить звенья кольчуги. Бофонт с криком упал. Глаза невидяще уставились в потолок. Дыхание прервалось.

Керуик втолкнул Эйслинн в комнату, закрыл за ней дверь и схватил со стены старые щит и меч, исполненный решимости задержать врага, насколько возможно. Вскоре в спальню ворвались двое мятежников. Позади следовал Рагнор.

— Оставь глупые игры, саксонский пес! — бросил он, самоуверенно улыбаясь. — Чем ты можешь защитить даму? Ее все равно уведут, когда ты сдохнешь, только и всего.

— Я не уйду, даже если придется отдать свою жизнь, — твердо ответил Керуик. — Ну же, Рагнор, подходи, я мечтал об этом с той самой минуты, когда ты впервые посмел дотронуться до моей нареченной!

— Значит, и ты, сакс? — покачал головой Рагнор. — Неужели все мужчины попали под власть ее чар?

Керуик отбил удар копья и вонзил меч в живот одного из нападавших. Тот упал, но меч Рагнора опустился на оружие Керуика и переломил лезвие у основания. Следующий удар пришелся на щит, но копье второго негодяя задело руку сакса. Рагнор снова размахнулся и сбил с ног Керуика. Кровь хлынула из головы сакса, и он повалился под ноги норманна. Тот отбросил его пинком и распахнул дверь.

Эйслинн охнула при виде Рагнора, с широкой улыбкой вставшего на пороге.

— Я же говорил, что заполучу тебя, голубка, — рассмеялся он. — И время пришло.

Глаза Эйслинн сверкнули, но она ничем не выказала страха. И тут ребенок в колыбельке заворочался. Рагнор на мгновение замер и тотчас шагнул в угол, поднимая меч. Эйслинн с криком повисла у него на руке, но он легко стряхнул ее пощечиной, и она безвольно сползла на пол, но тут же вскочила. Из уголка рта тянулась кровавая струйка.

— И ты способен убить родного сына? — насмешливо бросила она.

— Может, он и мой, но я все-таки сомневаюсь, — спокойно откликнулся Рагнор. — Лучше уж пусть умрет, чем окажется отродьем Вулфгара.

Он снова поднял меч.

— Не-е-ет! — вскрикнула Эйслинн, и что-то в ее голосе заставило Рагнора остановиться и взглянуть на нее. Она приставила клинок к своей груди, а глаза угрожающе блеснули.

— Только коснись ребенка, и я покончу с собой. Ты знаешь Вулфгара и не сомневайся: ни на земле, ни в аду не найдется такого уголка, где бы ты мог от него спрятаться.

— Бастард меня больше не побеспокоит, — жестко рассмеялся Рагнор. — Сейчас мои люди наверняка забрасывают грязью его могилу.

— Берегись, любовь моя, — донесся с порога голос Гвинет. Она решилась подняться наверх, боясь слишком надолго оставлять любовника наедине с Эйслинн. — Вулфгар предупрежден. Меня разоблачили, и мой отец отправился к нему. Они наверняка расставили свою ловушку. Рагнор сунул меч в ножны и глубоко задумался.

— Это сулит беду, дорогая, — пробормотал он наконец. — Я знаю, как удачлив бастард! Он сумеет выжить, и если раньше я хотел держать остальных в узде, захватив его жену в заложницы, пока мы окончательно не разорим поместье, теперь, боюсь, придется бежать. У меня больше нет людей.

Оглядев Эйслинн, державшую Брайса на руках, норманн понял, что разлучить мать с ребенком вряд ли удастся, а время дорого. Он обернулся к Гвинет:

— Прихвати побольше еды из подвала. Мы должны отыскать Эдгара у северных шотландцев и принести ему клятву верности. Поспеши, дорогая. Не теряй ни минуты. — Он обернулся к Эйслинн и приказал: — А ты бери мальчишку! Он тоже сгодится в заложники, хотя Вулфгар наверняка видит в нем лишь досадную помеху. Но предупреждаю, голубка, если хочешь видеть дитя живым, заметай следы на дороге и не пытайся нас задержать.

— Ты сам изрядно следишь, куда бы ни направлялся, — прорычала Эйслинн. — Трупы и разрушенные дома! И мой малыш не помеха! Но я не оставлю его здесь, — прибавила она, стараясь говорить как можно небрежнее. — За ним обязательно придут. Вулфгар считает ребенка твоим и не обращает на него внимания, хотя следит, чтобы о нем заботились.

Рагнор подозрительно прищурился.

— А драгоценная Гвинет утверждает иное. Будто бы бастард назвал отродье своим и последнее время нянчится с ним. Думаю, стоит и его взять с собой.

— Видно, эта сука распустила язык, — прошипела Эйслинн.

— Не говори о ней плохо, любимая. Она верно служила мне, — отозвался Рагнор.

— Да, — задохнулась от ярости Эйслинн. — Но остальным, в том числе и себе, сослужила плохую службу.

— Гвинет мечтала положить мир к своим ногам. И кто может отказать этому нежному цветку? — рассмеялся Рагнор, хотя его тон противоречил словам. И неожиданно резко он приказал: — Довольно болтовни. Бери с собой что хочешь, но побыстрее. Мне это надоело.

Эйслинн побросала в узелок одежки. Брайса и сняла с колышка теплый, подбитый мехом плащ.

— Это все! — бросил Рагнор. — Придется тебе обходиться тем, что есть.

Он вывел ее из спальни, оттащил от Керуика, хотя Эйслинн уже хотела опуститься на колени возле сакса, и вытолкал из зала, не дав попрощаться с Бофонтом.

Гвинет уже сидела на серой в яблоках кобыле Эйслинн. На ней было красивое платье, купленное на оставленные им с Болсгаром деньги Вулфгара. Маленькая чалая лошадка была оседлана для Эйслинн. Рагнор подсадил ее в седло и вскочил на своего коня.

— Помни, голубка, — предупредил он, — я убью мальчишку, если ты дашь мне повод.

Эйслинн вздрогнула и кивнула, но Гвинет, наслаждаясь возможностью отомстить, вновь задержала отъезд. Она сняла свой шерстяной плащ, сунула его Эйслинн и заставила ее отдать бархатный, подбитый мехом. Рагнор не сделал попытки помешать любовнице и насмешливо наблюдал за происходящим. Гвинет подъехала к нему и улыбнулась.

— Разве я не красавица, милорд? — кокетливо спросила она. Рагнор тронул коня и рассмеялся, но при этом упорно смотрел поверх головы Гвинет на Эйслинн.