Эйслинн краем уха услышала о поспешном отъезде Рагнора следующим утром. Говорили, что он умчался стрелой, мрачный, как туча, не проронив ни единого слова. Девушка неприкрыто злорадствовала, видя унижение ненавистного ей человека, и с легким сердцем отправилась хлопотать по хозяйству. Знакомая приятная тяжесть пояса, лежащего на бедрах, и кинжала в ножнах прибавляла ей уверенности. Сам Вулфгар принес ей пояс и клинок, когда Эйслинн одевалась, и в своей обычной манере отмахнулся от благодарностей, да еще и бросил очередную язвительную шутку, которая лишь разожгла гнев девушки.

День уже клонился к вечеру, когда Эйслинн, сидевшая вместе с матерью на могиле Эрланда, подняла глаза и увидела человека, устало бредущего через лес к дому. Несколько минут она наблюдала за неизвестным, отмечая нечто странное в его внешности, и неожиданно поняла, что растрепанные волосы слишком длинны, а лицо полу-скрыто густой бородой. Она потрясенно охнула, но тут же постаралась скрыть удивление от матери, встревожено вскинувшей голову. Девушка тут же успокаивающе улыбнулась, и Майда снова склонилась над холмиком, скорбя по ушедшему мужу и что-то уныло напевая.

Эйслинн беспокойно огляделась, опасаясь, что какой-нибудь норманн тоже заметил незнакомца, но все было тихо. Она хладнокровно поднялась и не спеша обогнула дом. Удостоверившись, что никто не следит за ней, Эйслинн повернулась и бросилась через поляну, в заросли на краю болота, а затем назад, к холмам, где увидела незнакомца. В спешке она не обращала внимания на острые сучья и ветки, цеплявшиеся за накидку, и наконец догнала мужчину, в котором узнала Томаса, рыцаря и вассала отца. Девушка, вне себя от радости и облегчения, окликнула человека, которого все считали погибшим. Томас остановился и, увидев Эйслинн, поспешил навстречу.

— Госпожа моя, я уже отчаялся вновь увидеть Даркенуолд, — пробормотал он со слезами на глазах. — Надеюсь, ваш батюшка здоров? Я был ранен в битве у Стэмфорд-Бридж и не смог сражаться при Гастингсе. — Лицо рыцаря опечалилось. — Плохие времена настали для Англии. Все пропало.

— Они здесь, Томас, — прошептала Эйслинн. — Эрланд мертв.

— О госпожа, — в ужасе воскликнул рыцарь, — какое несчастье!

— Мы должны спрятать тебя?

Томас встревожено взглянул на дом, сжимая рукоять меча, но понял истинное значение ее слов, лишь заметив норманнских рыцарей. Некоторые стояли рядом с Майдой.

Эйслинн коснулась его плеча и настойчиво повторила:

— Отправляйся к Хилде и спрячься там. Ее мужа убили вместе с Эрландом, дочь замучила шайка грабителей. Она будет тебе рада. Иди немедленно! Я принесу вам еду, когда уверюсь, что меня никто не видит.

Томас кивнул и скрылся среди деревьев. Эйслинн смотрела ему вслед, пока он не исчез, а потом вернулась в дом и с помощью Глинн быстро похватала хлеб, сыр, несколько шматков мяса и спрятала все в складках накидки. В спешке девушка пробежала мимо Керуика, забыв о его присутствии, но он схватился за подол ее юбки, едва не повалив бывшую невесту на пол.

— Куда это Ты так несешься? — осведомился он. — К любовнику?

— О Керуик! — нетерпеливо вскричала Эйслинн. — Не сейчас! Томас вернулся! Я должна его увидеть!

— Лучше скажи, когда твой любовник освободит меня, — проворчал Керуик, поднимая скованные руки. — Эти цепи слишком тяжелы, а разум мой меркнет от безысходности. Мне хотелось бы заняться чем-то, а не с утра до вечера отгонять от себя собак! Они-то бегают где хотят! — Он в отчаянии показал на псов. — Что я должен делать, чтобы оказаться на свободе?

— Я поговорю с Вулфгаром, — заверила его девушка.

— И какие утехи пообещаешь ему? — горько усмехнулся Керуик.

— Ревность гложет твою душу, — вздохнула Эйслинн.

Юноша яростно дернул ее на себя, так что узелок с едой покатился по полу, и грубо вынудил Эйслинн встать на колени. Жесткие губы впились в ее рот, причиняя боль. Пальцы рвали вырез платья.

— О Керуик, нет! — охнула Эйслинн, вырываясь и в отчаянии упираясь ему в грудь. — Только не ты!

— Почему этот ублюдок, а не я? — настаивал он, сжимая ее обнажившуюся грудь. Лицо Керуика, искаженное желанием, казалось, вмиг осунулось, а ласки становились все более жестокими. — У меця есть все права на тебя!

— Нет! Нет! — задыхалась девушка, яростно отталкивая его. — Мы не произносили брачных обетов! Я не принадлежу никому! Ни тебе, ни Рагнору, ни даже Вулфгару! Я сама себе хозяйка!

— Почему же в таком случае ты каждый вечер ползешь в постель норманна, словно покорная сука? — прошипел Керуик. — Сидишь с ним за столом и смотришь только на него! Стоит ему взглянуть на тебя, как ты начинаешь заикаться!

— Это неправда!

— Думаешь, я слепой?! Но у меня нет иных развлечений, кроме как наблюдать за вами! Господи Боже, да ты жаждешь его объятий, как голодный — еды! Почему?! Почему?!! Он враг, а я твой жених! Почему ты лишаешь меня своих милостей? Мне тоже нужно твое тело! Все эти месяцы я жил в целомудрии из уважения к твоей чести! Моему терпению пришел конец!

— Неужели ты возьмешь меня здесь, среди собак? — разъяренно произнесла девушка. — Значит, настолько презираешь меня, что готов получать наслаждение, как эти грязные псы?! Но даже они ласкают сук! Вулфгар по крайней мере никогда так со мной не обращается!

Керуик исступленно встряхнул ее.

— Значит, признаешься, что предпочитаешь его объятия моим?!

— Да! — выпалила Эйслинн, ничего не видя из-за слез и гнева. — Он нежен со мной! А теперь отпусти меня, пока он не пришел!

Керуик резко разжал руки и с проклятием отбросил девушку. Он почувствовал, что ее привязанность к нему слабеет. Всегда гордая и недоступная, Эйслинн становилась в присутствии этого норманнского дьявола страстной женщиной. Она была словно незажженная свеча — стройная, холодная, недосягаемая, пока не явился тот, кого называли Вулфгаром, и не зажег ее, и теперь Эйслинн горела манящим, ослепительным светом. Такое трудно вынести, особенно ее бывшему жениху, и еще труднее сознавать, что сам Керуик никогда не возбуждал в ней подобных чувств. А норманнский рыцарь не только не ценил доставшееся ему сокровище, но и бравировал своим презрением к женщинам на языке, который, как он считал, непонятен саксам. Этот человек украл любовь Керуика, притом без малейших усилий, но теперь появилась возможность ее завоевать вновь. Керуик пообещал себе, что освободит Эйслинн от власти волка.

Молодой человек с жалкой улыбкой протянул руку, но Эйслинн отпрянула и с подозрением уставилась на него.

— Ты права, Эйслинн. Ревность снедает меня. Прости, моя драгоценная любовь.

— Я попрошу Вулфгара освободить тебя, — спокойно пообещала она и вышла из дома, судорожно стягивая на груди накидку, чтобы прикрыть разорванное платье и узелок с припасами. Времени переодеться не было — она опасалась, что из-за неприятной сцены с Керуиком слишком замешкалась и Вулфгар вот-вот появится в зале.

Хилда, ожидавшая у дверей лачуги, поспешно впустила девушку.

— Он не ранен? — тихо спросила Эйслинн, глядя на Томаса, мрачно сидевшего у очага.

— Нет, только сердце его нуждается в исцелении, госпожа, как и у меня, — ответила старуха. — Я позабочусь о нем.

Эйслинн отдала ей еду, стараясь, чтобы накидка не распахнулась.

— Если кто-то увидит мясо, скажи, что это я украла.

— Я не боюсь смерти, — вздохнула старуха. — Моя жизнь почти кончена, а ваша только начинается.

— Вулфгар меня не тронет, — неуверенно ответила Эйслинн. — Но скажи, есть где спрятаться Томасу, если они нагрянут? Нельзя, чтобы его тут нашли.

— Не бойтесь, госпожа, мы отыщем тайник.

— Хорошо. А сейчас я должна идти. Завтра принесу еще еды, — пообещала девушка. Она уже открыла дверь и хотела ступить через порог, но услышала тревожный крик Хилды:

— Норманны!

Эйслинн, похолодев от страха, подняла глаза. Перед лачугой стоял Вулфгар с двумя солдатами. Девушка застыла под уничтожающим взглядом серых глаз. Он собрался войти в домик, но девушка загородила ему дорогу. Вулфгар, пренебрежительно фыркнув, протянул руку и легко отодвинул Эйслинн в сторону.

— Нет! Он ничего не сделал! — охнула она, в отчаянии хватаясь за руку Вулфгара. — Оставь его в покое!

Рыцарь взглянул на тонкие пальчики, вцепившиеся ему в рукав, и грозно остерег:

— Ты заходишь слишком далеко, Эйслинн из Даркенуолда. Подобные дела тебя не касаются.

Эйслинн испуганно взглянула на Томаса, готового к схватке. Неужели еще один сакс падет от меча норманна? От ужасной мысли внутри у нее все скрутило, но девушка знала, что обязана предотвратить насилие.

— Господин, Томас — храбрый воин. Разве справедливо проливать его кровь теперь, когда настал мир и битвы закончились, только потому, что он честно сражался за короля, которому, как и мой отец, клялся в верности. О повелитель, явите мудрость и милосердие, и я стану вашей рабой.

Лицо Вулфгара окаменело.

— Ты пытаешься продать то, что принадлежит мне по праву. Снова хочешь добиться своего? Немедленно отпусти меня и уходи!

— Пожалуйста, господин, — со слезами прошептала девушка.

Вулфгар молча оторвал от рукава ее пальцы, повернулся и шагнул к Томасу. Его люди проскользнули мимо Эйслинн и встали позади.

— Тебя зовут Томас? — осведомился Вулфгар. Мужчина недоуменно посмотрел на норманна.

— Господин, он не знает твоего языка, — пояснила Эйслинн.

— Скажи, чтобы бросил меч и шел с нами, — велел Вулфгар. Девушка повторила сказанное, но Томас настороженно отступил.

— Госпожа, они собираются убить меня?

Эйслинн метнула нерешительный взгляд на Вулфгара, отметив, что широкие плечи обтянуты кольчугой, а рука небрежно сжимает меч. Если он убил сразу четверых воров, голодный и усталый сакс ему не опасен. Остается лишь уповать на доброту Вулфгара.

— Нет, — ответила она с возросшей уверенностью. — Новый хозяин Даркенуолда великодушен и справедлив.

Томас, немного поколебавшись, протянул меч Вулфгару. Приняв его, норманн повернулся и направился к двери. По пути он схватил Эйслинн за руку и потащил за собой, а его люди вывели Томаса. Под ярким солнцем девушка недоуменно воззрилась на Вулфгара, но тот продолжал неумолимо тащить ее, оставаясь совершенно бесстрастным. Эйслинн не осмелилась спросить о его намерениях. Вулфгар все ускорял шаги, и девушке приходилось едва ли не бежать, чтобы не отстать от него. Он так же молча подхватил ее под локоть, но Эйслинн запуталась в юбках и чуть не упала. Вулфгар вовремя поддержал ее и недоуменно уставился на разорванное платье. Его глаза удивленно раскрылись при виде белоснежных холмиков, дерзко выглядывающих из корсажа, но тут же снова сузились. Вулфгар многозначительно посмотрел на кинжал, прикрепленный к поясу девушки, а потом в лицо Эйслинн. Ее словно сковало холодом, и Эйслин почему-то поняла: он знает обо всем, что произошло. Она затаила дыхание, пока Вулфгар закутывал ее в накидку. Потом он взял Эйслинн за локоть и повел вперед.

В полном молчании они добрались до дома. Лишь там Вулфгар освободил Эйслинн и обернулся к Томасу. Воспользовавшись случаем, девушка стала подниматься в спальню, чтобы сменить платье.

— Не смей! — прогремел голос Вулфгара. Эйслинн в страхе посмотрела на Керуика. Его испуганное лицо под неумолимым взглядом норманна словно отразило ее собственные страхи. Майда боязливо захныкала, ломая руки. Эйслинн медленно повернулась и подошла к нему.

— Господин, — тихо спросила она, — что тебе угодно?

— Прошу почтить нас своим присутствием, пока я не разрешу тебе удалиться, — мрачно объявил Вулфгар. — Ну а теперь присядь и отдохни.

Эйслинн, кивнув, устроилась на скамье у стола. Вулфгар ткнул пальцем в Керуика.

— Освободите его и приведите сюда!

Керуик побледнел и стал вырываться из рук норманнов. Но их оказалось слишком много, и вскоре его сопротивление было сломлено. Юноша на глазах съежился от ужаса. Суэйн хмыкнул.

— Маленький сакс трясется от страха. Что же он натворил?

— Ничего! Оставьте меня в покое! — вскрикнул Керуик, но тут же прикусил губу. Викинг расхохотался:

— Значит, ты говоришь по-французски! Вулфгар был прав.

— Что вы хотите от меня? — охнул сакс, поглядывая на Эйслинн.

Вулфгар улыбнулся:

— Томас не знает нашего языка. Ты поможешь мне.

Эйслинн сдержала вздох облегчения. Вулфгар ничего не делал без цели. Почему ее не попросили переводить?

Девушка встревожено нахмурилась и недоуменно присмотрелась к Вулфгару. Он говорил спокойно, пристально наблюдая за Керуиком, даже не глядя на несчастного вассала.

— Скажи этому человеку, что он может стать рабом и сидеть на цепи вместе с ворами, а может занять прежнее положение, но при условии, что расстанется с оружием и не поднимет его без моего приказа, а также подстрижет волосы и сбреет бороду. И последнее — Томас должен сегодня принести клятву верности герцогу Вильгельму.

Пока Керуик повторял слова Вулфгара, тот подошел к Эйслинн и прислонился бедром к столу. Томаса, казалось, больше всего огорчала потеря пышных белокурых волос, но вскоре он пришел в себя и кивнул, особенно когда Керуик обнажил спину и показал ему рубцы.

Неожиданно Эйслинн испуганно сообразила, что накидка распахнулась и голые груди выставлены на всеобщее обозрение. Быстро взглянув на Вулфгара, Эйслинн уверилась, что худшие ее опасения подтвердились. Его жадный взор был устремлен на распахнутый лиф. Девушка жарко вспыхнула и судорожно вцепилась в накидку, когда рука Вулфгара легла на ее обнаженное плечо. Жар охватил ее тело, едва длинные пальцы медленно обвели ключицу, изгиб шеи, подбородок, а потом легли на белоснежную выпуклость. В комнате воцарилась мертвая тишина, и Керуик уставился на любовников, побагровев и сжав кулаки. Эйслинн неожиданно поняла игру Вулфгара и хотела сказать что-то, но он стиснул ее плечо, и хотя его губы улыбались, жест был вполне ясен — ей запретили вмешиваться.

— Кажется, ты слишком замешкался, Керуик, — не поднимая глаз, заметил Вулфгар. — Займись делом.

Юноша задохнулся и попытался возразить. Но голос ему не повиновался.

— Говори, сакс. Я хочу слышать четкую английскую речь.

— Не могу! — внезапно вскрикнул Керуик, тряся головой.

— Почему же? — вкрадчиво осведомился Вулфгар. — Я твой господин. Разве ты не должен повиноваться?

— Тогда отойди от нее! — завопил Керуик, показывая на Эйслинн. — Ты не имеешь права ласкать ее при всех! Она моя!

Поведение Вулфгара мгновенно изменилось. Перед глазами сакса блеснул острый меч. Норманн вмиг очутился у очага и, схватившись обеими руками за рукоятку, разрубил надвое огромное полено. Потом молниеносным ударом расколол тяжелую деревянную скамью и устремился к Керуику. Тот позеленел от страха, хотя и старался сохранить прежний вызывающий вид. Вулфгар остановился перед молодым человеком, расставив ноги и подбоченившись. Громовым голосом, от которого задрожали потолочные балки, он объявил:

— Клянусь Богом, сакс, ты жестоко испытываешь мое терпение! Ты больше не лорд, а простой крестьянин! Как ты посмел прикоснуться к тому, что принадлежит мне?! — Теперь его голос напоминал рычание: — Вы оба говорите по-французски, но Эйслинн еще и дарит мне наслаждение, а от тебя одни неприятности! И хотя я не выношу, когда женщины вмешиваются в мои дела, твоя жизнь куда дешевле ее! Помни об этом, когда в следующий раз отважишься на нечто подобное, иначе не доживешь до следующего утра. — И уже спокойнее добавил: — Надеюсь, ты понимаешь, что я не шучу?

Керуик потупился.

— Да, господин. — Но тут же, выпрямившись, твердо взглянул в глаза Вулфгару, хотя по щеке медленно поползла слеза. — Но это будет трудно. Ведь я любил ее.

Вулфгар проникся чем-то вроде уважения к этому невзрачному саксу, а вместе с уважением родилось и сострадание. Он жалел любого мужчину, очарованного и опьяненного женщиной, хотя и считал их глупцами, попавшимися на удочку обыкновенной девчонки.

— Значит, договорились, — подытожил Вулфгар. — Больше тебя не будут держать в цепях, если ты не навлечешь на себя новое наказание. А теперь возьмите этого человека, подстригите его и проследите, чтобы он поклялся перед крестом.

Пока его люди провожали Керуика и Томаса, Вулфгар направился к лестнице. Он преодолел несколько первых ступенек, прежде чем оглянуться на Эйслинн, неподвижно сидевшую на прежнем месте. Наконец-то опомнившись, девушка подняла глаза.

— Вы, кажется, растерялись, мадемуазель, — усмехнулся он, но тут же вновь стал серьезным: — Я рад возвращению каждого мужчины этого города. Голод приводит их к теплым жилищам, а труд помогает жить в довольстве. Поэтому, если ты отыщешь еще несколько заблудившихся мужчин, не прячь их, а приводи ко мне без всякого страха. Ну а теперь пойди и смени эти лохмотья, а потом мы наконец пообедаем. Полагаю, у тебя остались целые платья, и не придется одеваться в обноски. Еще одна встреча с горячим мужчиной, умирающим от похоти, и мне придется потратиться на твои наряды. Боюсь, вскоре ты обойдешься мне дороже, чем стоишь на самом деле. Мне не хотелось бы бросать свои деньги жалкому портному, ведь все мое состояние заработано тяжким трудом, и я могу найти для него лучшее применение.

Эйслинн надменно встала и с достоинством поплыла вверх по ступенькам, сопровождаемая веселым взглядом Вулфгара. Она прошла вперед, он не отставал и, закрыв дверь, сбросил тяжелую кольчугу. Эйслинн нерешительно огляделась, понимая, что вряд ли сможет сейчас остаться в одиночестве. Когда Вулфгар подошел к очагу и вытянул руки над огнем, девушка сообразила, что лучшего случая не представится. Повернувшись спиной, она поспешно сбросила накидку на пол и стащила с себя разорванное платье. Слабый звук, донесшийся с того места, где стоял Вулфгар, побудил ее прижать к груди нижнее платье. Она осторожно повернула голову и задохнулась. Его взгляд горел неприкрытой страстью и прожигал Эйслинн насквозь. Девушка почему-то не смутилась: приятное тепло медленно разливалось по телу. Она с усилием вздернула подбородок и ответила ему холодным взором.

— Мой господин доволен или желает, чтобы я доставила ему удовольствие? Пожалуйста, ответь, прежде чем я прикрою свою тощую фигуру, дабы тебе не пришлось тратить драгоценные монеты на мою одежду.

Он сморщился, и страсть в его глазах угасла. Став мрачнее тучи, норманн устремился прочь из комнаты.

Небо затянули черные тучи, и первые капли дождя вскоре превратились в настоящий ливень. Эйслинн сонно потянулась, поплотнее укуталась в шкуры и приоткрыла глаза, пытаясь понять, что ее разбудило. Неужели Вулфгар встал и открыл ставни?

Несколько минут она смотрела в окно на серую стену дождя, наслаждаясь успокаивающим монотонным шумом, но тут и без того неяркий свет загородила чья-то фигура. Эйслинн вскочила, сообразив, что Вулфгар уже поднялся и оделся. На нем были лишь туника и кожаные штаны, словно он совершенно не ощущал холода.

— Прости, господин. Я не знала, что ты рано встанешь. Сейчас принесу завтрак.

— Нет, — покачал головой Вулфгар. — У меня нет срочных дел. Это дождь меня разбудил.

Эйслинн подошла к окну и встала рядом с Вулфгаром, отводя с лица тяжелые пряди. Длинные волосы разметались по плечам. Вулфгар осторожно поднял один, самый красивый локон и намотал на палец.

— Ты поздно лег вчера, господин. Случилось что-то? Вулфгар, взглянув ей в глаза, признался:

— Вчера я не был с женщиной, если тебя интересует именно это.

Эйслинн, покраснев, высунулась из окна, чтобы набрать в горсть дождевой воды. Она поднесла ко рту сложенные ладони и весело рассмеялась, когда ускользнувшая струйка поползла по подбородку на грудь, намочив легкое платье. Девушка вздрогнула от холода и снова протянула руки в окно, чувствуя пристальный взгляд Вулфгара.

Несколько секунд она присматривалась к тому, что творится внизу, остро сознавая присутствие норманна. Его близость зажгла в ней странное, но приятное пламя, согревшее кровь.

— Господин, — медленно произнесла она, не глядя на Вулфгара. — Ты не желаешь моей благодарности, однако я очень тебе обязана за проявленное к Керуику милосердие. Он не так глуп и ограничен, как кажется. Не понимаю, что толкнуло его на этот поступок. Говоря по правде, я не встречала человека умнее.

— Да, пока его рассудок не затуманило предательство женшины, — задумчиво пробормотал Вулфгар.

Эйслинн резко вскинула голову, краска гнева разлилась по щекам.

— Я всегда была верна Керуику, пока мою судьбу не решили за меня.

— Хотел бы я знать, девушка, долго ли еще ты хранила бы верность жениху, не потащи Рагнор тебя в постель.

— Керуика выбрал мой отец, и я до смертного часа не забыла бы клятв, данных перед алтарем. Я не из тех легкомысленных девиц, которым достаточно одного ласкового слова, чтобы лечь под мужчину.

Вулфгар по-прежнему смотрел на Эйслинн, и та вопросительно подняла брови.

— Но скажи, сэр, почему ты так боишься вероломства женщин? — И, заметив, как он помрачнел, настойчиво продолжала: — Почему ты так презираешь слабый пол, особенно ту, что дала тебе жизнь? Что она сделала?

Шрам на щеке Вулфгара побагровел. Эйслинн показалось, будто норманн изо всех сил сдерживается, чтобы не ударить ее, но в глазах у нее не было страха. Вулфгар развернулся, в три прыжка оказался у кровати и с досадой вдавил кулак в ладонь. Он стоял молча, пережидая приступ слепой ярости, бушующей в нем с ураганной силой. Прошло немало времени, прежде чем Вулфгар, не оборачиваясь, бросил через плечо:

— Да, она родила меня, но и только. Поверь, сначала мать возненавидела меня, а не наоборот. Она не дала ни капли любви малышу, молившему о ласке, а когда мальчик обратился к отцу, постаралась уничтожить и эту привязанность. Они отшвырнули меня как нечто недостойное их внимания!

Сердце Эйслинн сжалось от невыносимой боли и жалости. Она внезапно захотела подойти к Вулфгару, прижать его голову к своей груди и разгладить морщинки на лбу. Девушка никогда в жизни не испытывала такой нежности и теперь порядком растерялась. Этот человек — враг, а она хочет залечить его раны. Что за безумие?

Девушка подошла к Вулфгару и осторожно положила руку ему на плечо.

— Мой язык слишком остер и дерзок, — выговорила она наконец. — Мне часто твердят об этом недостатке. Пожалуйста, прости меня. Столь грустные воспоминания должны оставаться навеки похороненными в глубинах памяти.

Вулфгар осторожно погладил ее по щеке.

— Ну а я, по чести сказать, не верю женщинам, — сухо улыбнулся он. — И мне не раз твердили об этом недостатке.

— Все когда-нибудь бывает впервые, господин, — мягко ответила Эйслинн, не сводя с него глаз. — Поживем — увидим.