Отблески пламени очага плясали на лезвии меча, который держал Вулфгар. Большим пальцем он проверил, хорошо ли наточено оружие, и нагнулся, чтобы загладить щербинки. Разогревшись от работы, он скинул тунику, и мускулы на плечах и руках играли от каждого его движения. Эйслинн притулилась в изножье кровати и чинила его чулки. Она тоже сняла верхнее платье, оставшись в нижнем. Сейчас девушка, сидевшая, скрестив ноги, на груде мехов, напоминала белой одеждой и распущенными длинными волосами уроженку севера, невесту какого-то древнего викинга. Возможно, у нее в жилах действительно текла кровь морских разбойников, потому что тепло огня и вид полуобнаженного мужчины заставляли сердце биться сильнее.

Перекусив в последний раз нитку, Эйслинн неожиданно подумала, что, будь она в самом деле этой дикой норвежкой, могла бы сейчас подняться, приблизиться к возлюбленному, погладить по блестящей от пота спине, коснуться мощных рук…

Девушка невольно улыбнулась, представив себе, как отнесся бы к ласке свирепый норманн. При звуках мелодичного смеха Вулфгар поднял голову и вопросительно уставился на Эйслинн. Та поспешно принялась складывать одежду и убирать нитки и ножницы. Вулфгар выругался и поднял палец, на котором появилась капля крови.

— Твое веселье ранит меня, — пробурчал он. — Неужели я так смешон?

— Нет, господин, — промямлила девушка, вспыхнув до корней волос. Она была потрясена собственным поведением. Почему теперь ей нравится его общество и при любой возможности она стремится оказаться рядом? Неужели Керуик прав и она скорее напоминает влюбленную девицу, чем мстительную фурию?

Норманн вернулся к своему занятию, а Эйслинн взяла его тунику и старательно принялась штопать.

Эту идиллию нарушил легкий стук в дверь. Вулфгар попросил гостя войти. На пороге появилась Майда и, поклонившись господину, уселась рядом с Эйслинн.

— Как прошел день, дитя мое? — осведомилась она. — Я не видела тебя, потому что весь день провела в городе, где лечила болезни и раны.

Вулфгар презрительно фыркнул и склонился над лезвием, которое тщательно оттачивал. Эйслинн, однако, вопросительно приподняла брови, зная, что теперь мать преисполнилась равнодушия к бедам и хворям жителей городка и целыми днями вынашивает планы мести захватчикам.

Увидев, что Вулфгар отвлекся, Майда понизила голос и заговорила по-английски:

— Он что же, не оставляет тебя ни на минуту без охраны? Я с утра пыталась поговорить с тобой, но рядом вечно торчит какой-нибудь норманн.

Эйслинн знаком попросила мать замолчать и искоса, боязливо метнула взгляд на Вулфгара, но старуха покачала головой и злобно бросила:

— Этот безмозглый осел не знает нашего благородного языка, а если бы даже понял, скорее всего не сообразил, о чем мы беседуем.

Девушка пожала плечами, и Майда с тревогой продолжала:

— Эйслинн, поберегись норманна, но выслушай меня внимательно. Мы с Керуиком нашли способ сбежать. Умоляю, присоединись к нам, как только выйдет луна. — Не обращая внимания на испуганный взгляд дочери, Майда стиснула ее руку. — Мы покинем южные земли и отправимся в северные страны. Вильгельм еще не успел их захватить, и, кроме того, у нас там родственники. Подождем, пока не будет собрана новая армия, а потом вернемся и освободим наш дом от этих вандалов.

— Мама, прошу, не делай этого, — охнула Эйслинн, пытаясь говорить спокойно и бесстрастно. — Норманнов слишком много, и они объезжают дозором окрестности. Чужаки просто раздавят нас, как воров, конскими копытами. А Керуик? Что с ним сделают, если поймают на этот раз? Наверняка его ждет куда более жестокое наказание.

— Я должна, — прошипела Майда и уже хладнокровнее добавила: — Не могу видеть, как наши земли топчут сапоги норманнов. И не собираюсь доставлять удовольствие этому… — она кивком указала на Вулфгара, — величая его господином.

— Но, мама, это просто глупо, — возразила Эйслинн. — Если ты так упряма — беги, но я не могу этого сделать — ведь наши люди все еще страдают под игом норманнского герцога, а Вулфгар по крайней мере сочувствует нам и даже оказывает некоторые милости, хотя и неохотно.

Майда, заметив смягчившийся взгляд дочери, едва не взвыла:

— Ай-яй-яй-яй… моя плоть и кровь, мое милое дитя, променяла родных и друзей на норманнского бастарда!

— Да, мама, возможно, этот норманн — бастард, но зато настоящий мужчина, подобного которому я раньше не встречала.

— Похоже, он хорошо тебя объездил, — фыркнула мать. Эйслинн покачала головой и чуть вздернула подбородок.

— Ошибаешься. Я ни разу не легла рядом с ним, хотя порой гадаю, что бы ожидало впереди, вздумай я изменить судьбу.

Она сделала знак матери, и они заговорили по-французски о разных пустяках. Вулфгар поднялся и, вложив меч в ножны, покинул комнату, даже не оглянувшись. Женщины подождали, пока его шаги не затихнут на лестнице. Эйслинн теперь уже громче умоляла мать отказаться от опасной затеи и уделить хотя бы немного внимания нуждам горожан, а не разжигать в них жажду мести, которая наверняка приведет многих на виселицу или плаху.

Прошло несколько минут, прежде чем вернулся Вулфгар. Что-то мрачно проворчав, он уселся и стал протирать щит промасленной тряпкой..

Майда встала, осторожно погладила Эйслинн по щеке и, попрощавшись, выскользнула из комнаты. Девушка глубоко задумалась. Прежнее ощущение довольства и покоя сменилось безотчетной тревогой. Подняв глаза, она увидела, что Вулфгар смотрит на нее с почти нежной улыбкой. Эйслинн удивленно нахмурилась, но он кивнул и вернулся к своему занятию, хотя, казалось, каким-то непонятным образом дал ей понять, что чего-то ожидает.

Минуты тянулись бесконечно. Вулфгар продолжал чистить оружие, а нервы Эйслинн были напряжены до предела. Развязка наступила мгновенно. Из зала донесся визг Майды, сопровождаемый грохотом и треском. Так же внезапно наступила тишина. Охваченная ужасом, Эйслинн отбросила шитье, метнулась к двери и слетела по ступенькам, но у самого подножия лестницы замерла в недоумении. Сначала ее взгляд упал на Керуика, связанного, с кляпом во рту, прикованного среди собак. Глаза сакса пылали яростью, но он, по-видимому, уже сообразил, что всякое сопротивление бесполезно. Майда, беспомощно обвисшая в руках Суэйна, захлебывалась проклятиями. Она снова была в лохмотьях. Рядом на полу валялся большой узел. В душе Эйслинн медленно разгорался гнев. Потемнев лицом, она стремительно обернулась, услышав за спиной голос Вулфгара:

— Что вынудило вас покинуть мой кров? Неужели вы так ненавидите этот дом? Или не получаете достойного вознаграждения за честный труд, или находите северные просторы более привлекательными?

Три пары широко раскрытых глаз потрясенно уставились на него — Вулфгар говорил на безупречном английском языке. Щеки Эйслинн запылали при мысли о том, сколько необдуманных фраз сорвалось у нее с губ в его присутствии. Подумать только, ведь она нисколько не сомневалась, что он ее не понимает!

Девушка съежилась от стыда.

Вулфгар спустился по лестнице, прошел мимо Эйслинн и, устремившись к Майде, показал на ее грязные отрепья.

— Ты, старая кляча! Разве я не предупредил, что если снова поймаю тебя на очередной проделке, обойдусь с тобой, как ты этого заслуживаешь?! Суэйн, привяжи ведьму вместе с собаками и освободи руки сакса, прежде чем псы разорвут его!

— Нет! — взвизгнула Эйслинн и встала перед Вулфгаром. — Ты этого не сделаешь!

Но Вулфгар, не обращая на нее внимания, кивнул Суэйну, и норвежец выполнил его приказ. Когда Майда была надежно прикована, Вулфгар встал перед пленниками, и у него в голосе появились отеческие нотки:

— Сегодня вы, без сомнения, утешите друг друга. Но советую, подумайте хорошенько и осознайте — по сравнению со мной вы дети малые, поскольку я знаю обычаи и повадки придворных, королей и воинов и не раз играл в жестокие игры на полях брани. А теперь желаю вам спокойной ночи. Спите, если сможете.

Он почесал за ухом огромную собаку, а потом, повернувшись к Эйслинн, безмолвно взял ее за руку и повел по ступенькам, но на самом верху обернулся, словно припомнив что-то.

— Кстати, Суэйн, спусти утром собак, пусть побегают. И проверь, вели ли себя эти двое, как подобает покорным рабам. Можешь даже освободить их, если они пообещают бросить свои глупые выходки.

За свою предусмотрительность Вулфгар получил в награду убийственный взгляд Керуика и приглушенное ругательство от Майды. Норманн пожал плечами и любезно улыбнулся:

— Завтра утром вы почувствуете себя по-другому.

И без дальнейших замечаний устремился в спальню, неумолимо таща за собой Эйслинн. Внизу взвыла собака, получившая пинок от Майды.

Вулфгар запер дверь и обернуся к Эйслинн, но в этот миг она наградила его звонкой пощечиной.

— Ты велел приковать мою мать вместе с собаками! — вскричала она. — В таком случае посади меня на цепь рядом с ней!

Она снова размахнулась, но стальные пальцы стиснули ее руку. Девушка попыталась пнуть его в коленку и тут же оказалась на свободе: норманн взвыл от боли и схватился за ушибленное место.

— Прекрати, злючка! — прогремел Вулфгар. — Поберегись!

— Ты нас одурачил! — завопила она, оглядываясь в поисках чего-нибудь потяжелее, чтобы запустить ему в голову. Вулфгар едва успел увернуться от рога, который, ударившись о дверь, с треском разлетелся на мелкие кусочки.

— Эйслинн, — остерег он, но она уже схватилась за табурет.

— Ненавижу тебя!

Табурет полетел следом за рогом, но Вулфгар и на сей раз сумел отступить, а девушка уже искала взглядом новое оружие. Вулфгар в два прыжка очутился рядом и, стиснув Эйслинн, прижал ее руки к бокам. Эйслинн охнула, ощутив силу его неумолимых объятий.

— Ты сердишься не из-за матери! — воскликнул он. — И сама знаешь, что она умерла бы под кнутом! Согласись, что такое наказание гораздо мягче.

Не обращая внимания на сто слова, Эйслинн извивалась и билась, пытаясь вырваться.

— Не смей унижать ее!

— Ты жаждешь мести, считая, что твоя гордость задета.

— Но ты обманул меня!

Она попыталась наступить ему на ногу, и Вулфгару пришлось покрепче сжать ее бедра, чтобы не дать пошевелиться.

— Задумай я в самом деле обмануть тебя, девушка, ты бы уже давно делила со мной постель.

И так как Эйслинн по-прежнему продолжала вырываться, ему пришлось грубо швырнуть ее в кресло.

— Остынь, моя прекрасная ведьмочка. Не хочу, чтобы собаки грызли твою восхитительную плоть.

— Я не останусь с тобой в этой комнате! — охнула Эйслинн, вскакивая.

— Не волнуйся, — поддразнил он, оглядывая ее с лукавой улыбкой. — Я не собираюсь воспользоваться твоей слабостью.

Эйслинн бросилась на него и хотела снова ударить, но Вулфгар схватил ее за руки и завел их ей за спину, прижимая девушку к себе. Она ударила коленом ему в пах. Вулфгар, застонав, упал на постель. Эйслинн удивленно воззрилась на него, но снова ринулась на врага. Вулфгар попытался отбросить девушку, но она вонзила ногти ему в грудь, оставляя глубокие борозды.

— Ты кровожадная тварь! — задохнулся он. — Сейчас я тебя проучу!

Он поймал ее запястье, подтащил ближе, бросил себе на колени, но прежде, чем широкая ладонь опустилась на ее ягодицы, Эйслинн выскользнула и сползла на пол. Исполненный решимости отмерить ей заслуженное, по его мнению, наказание, Вулфгар попытался дернуть ее обратно, однако Эйслинн увернулась, и его рука опустилась на ее бедро. Широкое платье задралось и обмоталось вокруг талии девушки, оставив нижнюю часть тела оголенной. Почувствовав его прикосновение, девушка впервые по-настоящему испугалась. Теперь она старалась уползти подальше, а бушующий гнев сменился страхом. Однако Вулфгар по-прежнему крепко держал ее, вновь притягивая к себе на колени. Длинные волосы девушки разметались, затрудняя движения, но она мгновенно впилась острыми зубами ему в ладонь. Вулфгар, застонав, разжал на миг пальцы, но тут же схватил ее за ворот платья. Послышался треск, и ветхая ткань разошлась сверху донизу, как только Эйслинн выпрямилась.

Девушка в ужасе уставилась на свое обнаженное тело, но Вулфгар пожирал жадным взглядом драгоценную добычу. Ее кожа тускло сияла в свете очага, а груди, полные и налитые, выглядывали из-под лохмотьев. Его неутолимый голод, так долго подавляемый, теперь вырвался на волю и запылал бурлящей в крови лихорадкой.

Он подхватил Эйслинн, и тотчас она оказалась лежащей среди разостланных на кровати шкур. Взгляды их встретились, и девушка прочитала в серых глазах, что больше он не намерен ждать.

— Нет! — крикнула она, пытаясь оттолкнуть норманна, но он безжалостно стиснул ее руки, одновременно раздвигая коленом бедра. Морщась от резкой боли, Эйслинн пробормотала проклятие, быстро заглушенное его губами, впившимися в ее рот. Дернув девушку за волосы, он заставил ее запрокинуть голову и выгнуть спину, пока упругие холмики не оказались прижатыми к его груди. Его губы обжигали, не давая дышать. Он осыпал поцелуями ее лицо, веки, мочки крохотных ушей, шепча нежные слова, и Эйслинн догадалась, какую страсть пробудила в нем.

В панике она стала отбиваться, но ее сопротивление лишь разожгло его. Девушка попыталась отпрянуть, но даже когда Вулфгар отпустил ее руки, она запуталась в собственных волосах, сползшем платье и шкурах и не смогла пошевелиться. Норманн отшвырнул разорванную одежду и тесно прижался к ней. Эйслинн закрыла глаза, но Вулфгар прижал ее плечи к постели и вытянул ее руки вдоль туловища. Между их телами совсем не осталось просвета. Эйслинн начала извиваться, но соблазнительные движения только обостряли желание Вулфгара. Его губы скользнули ниже, к ее грудям, и сомкнулись на набухшем соске, пока девушка не почувствовала, что вся горит, словно обожженная раскаленным клеймом. Странное тепло растеклось по ее телу, и сердце забилось сильнее. Он снова припал к ее губам, и девушка, сама не зная почему, обвила его шею, отдаваясь всепоглощающей страсти. Голова закружилась, истома почти сразу сменилась резкой разрывающей тело болью. Эйслинн вскрикнула и вновь принялась бешено сопротивляться, но Вулфгар уже ничего не сознавал. Его губы проложили огненную дорожку на ее шее, а когда Эйслинн вцепилась ему в плечи, он попросту схватил ее руки и поднял над головой.

Но вот он, содрогаясь, излился в нее и устало обмяк, а Эйслинн мучительно всхлипывала, когда Вулфгар наконец откатился от нее. Девушка забилась в угол кровати и накрылась шкурами с головой. Задыхаясь от ярости, она обрушила на голову насильника поток проклятий. Но Вулфгар только весело ухмыльнулся:

— Я не предполагал, что найду в своей постели такую резвую лошадку!

Приглушенные гневные вопли были ему ответом. Вулфгар снова рассмеялся, проводя пальцем по глубоким кровавым бороздам на груди.

— Всего четыре кусочка плоти за ночь с колдуньей! Ха! Стоило пострадать из-за этого, и я с радостью снова заплачу такую же цену!

— Ты гнусный червяк! — задохнулась Эйслинн. — Попытайся еще раз, и я твоим же мечом распорю тебе брюхо!

Вулфгар запрокинул рыжеватую голову и громко расхохотался. Глаза Эйслинн сузились; девушка кипела от злости. Но Вулфгар забрался под шкуры, поближе к ней, и улыбнулся:

— Может, тебя немного утешит, что кровать куда мягче каменного пола.

Он хмыкнул и, отвернувшись от нее, тут же захрапел. Эйслинн долго лежала без сна, прислушиваясь к его тяжелому дыханию, мучаясь от стыда и унижения.

Уже брошена? Да, он пообещал сразу же оставить ее, но как быть ей? Забыть человека, мысли о котором даже сейчас неотступно терзают ее мозг? Нет, она готова ненавидеть его, презирать, но никогда не сумеет выбросить его из головы. Он у нее в сердце и в душе, и она не успокоится, пока думы о ней не будут преследовать его и днем, и ночью. И Эйслинн все равно, кем для этого нужно стать, — ведьмой или ангелом. Разве она не дочь гордого Эрланда?

После этих размышлений девушка заснула спокойно и безмятежно, как ребенок, и проснулась посреди ночи, когда почувствовала, что Вулфгар крепко прижался к ней и нежно гладит ее грудь. Притворяясь спящей, она покорилась его настойчивой ласке, но каждое прикосновение его пальцев обжигало. Волны наслаждения прокатывались по телу. Он коснулся губами ее затылка, и она ощутила его горячее дыхание. Эйслинн затрепетала и закрыла глаза, потрясенная невыразимым экстазом. Теперь он коснулся ее живота, и Эйслинн, охнув, попыталась перевернуться, но придавленные тяжестью Вулфгара волосы не давали пошевелиться. Девушка приподнялась на локте и взглянула на него. Глаза норманна сверкнули в пламени очага.

— Я лежу между тобой и мечом, милая. И тебе придется одолеть меня, чтобы добраться до оружия.

Он взял ее за руки, привлек к себе и опьянил поцелуями. Ее губы дрогнули под его губами, и Эйслинн попыталась отвернуться, но он лег на нее, вжимая в подушки.

Эйслинн медленно открыла глаза навстречу лучам осеннего солнца, пробравшимся сквозь щели в ставнях и протянувшимся по каменному полу. Крошечные пылинки весело плясали вместе с солнечными зайчиками. Девушка лениво вспомнила, как в детстве пыталась их поймать, а ее родители, лежа в постели, весело смеялись.

Неожиданно она встрепенулась, воскресив в памяти, что произошло вчера и кто теперь делит с ней родительское ложе. Лежавший рядом Вулфгар казался крепко спящим. Эйслинн осторожно села и попыталась соскользнуть с кровати, но его рука запуталась в ее кудрявых прядях. Прикусив губу, девушка осторожно освободила медные локоны. Сердце ее подпрыгнуло, когда он повернулся на бок, но Эйслинн тут же с облегчением вздохнула, поняв, что он так и не проснулся.

Она не могла отвести от него взгляд. Во сне он казался совсем юным, и эта мальчишеская улыбка обезоружила ее. Боже, неужели мать без малейших угрызений совести пренебрегла таким прекрасным сыном! У этой женщины просто нет сердца!

Эйслинн натянуто улыбнулась. Как храбро она когда-то решила натравить этого норманна на Рагнора! Но вместо этого сама очутилась в ловушке и не знает, кого предала — свой народ или этого человека. Вулфгар играет в такие игры куда лучше, чем она. Разве не он использовал Эйслинн, чтобы возбудить гнев Керуика, бесстыдно лаская ее в присутствии сакса?

Неужели Господу угодно, чтобы она стала жертвой человека, способного так легко перехитрить ее? Ее, Эйслинн, которая скачет на лошади как ветер и смекалистее любого мужчины! Лорд Даркенуолд считал дочь умнее многих ровесников. Эрланд не раз гордо повторял, что она более упряма, хитра и изобретательна, чем всякий молодой щенок, добивающийся от короля рыцарского достоинства.

Девушка едва не расхохоталась вслух. Ей хотелось ненавидеть Вулфгара, показать, что он для нее всего-навсего еще один жалкий норманн, но шли дни, и она привыкла к его обществу и даже прониклась к бастарду дружеским чувством. Теперь же ее унижение было полным — она стала любовницей захватчика.

Безжалостная правда угнетала ее. Гордая, неприступная Эйслинн на побегушках у норманна?

Ей потребовались все усилия, чтобы не броситься прочь; желание поскорее сбежать от Вулфгара росло с каждым мгновением. Но девушка осторожно встала с постели, вздрагивая, когда сквозняк ласкал ее холодными пальцами. Она сжала челюсти, чтобы не стучать зубами. Лохмотья, бывшие накануне платьем, валялись на полу, и она не рискнула поискать в сундуке новый наряд. У очага на спинке стула висела шерстяная туника, и Эйслинн поскорее натянула ее, поежившись от прикосновения грубой ткани к обнаженной коже.

Потом, надев мягкие кожаные сапожки, она завернулась в волчью шкуру и прокралась из комнаты. Пересекая зал, Эйслинн увидела, что собаки уже проснулись, но Майда и Керуик все еще неподвижно лежат в углу на соломе. Если они и не спали, то ничем не выдали себя.

Эйслинн потихоньку отворила дверь и вышла наружу. Воздух был еще прохладным, но низкое солнце уже согревало землю. Утро выдалось ясным и тихим, и казалось, малейший звук мог разрушить хрупкую тишину. Переходя через двор, Эйслинн увидела Суэйна, который во главе небольшого отряда скакал по дальним холмам. Сейчас ей хотелось уединения, и девушка зашагала в противоположном направлении, к болоту. Ей известно одно укромное местечко!

Вулфгар потянулся в полусне. Тело еще помнило прикосновения Эйслинн, боровшейся с ним. Он потянулся к ней, но нащупал лишь пустую подушку. С громким криком он вскочил и оглядел комнату.

— Будь я проклят! Она сбежала! Исчезла! Керуик! Майда! Это все их окаянные планы! Я сверну им тощие шеи!

Как был, обнаженный, он сорвался с кровати и помчался к лестнице. Посмотрев в угол зала, он удостоверился, что пленники все еще сидят на цепи. Но куда подевалась девушка?

Майда пошевелилась, и Вулфгар поспешно вернулся в спальню. Подойдя к очагу, он стал бросать щепки в тлеющие угли и раздувать пламя. Когда огонь разгорелся, Вулфгар затопал по комнате, собирая одежду, и нетерпеливо швырнул разорванное платье-рубаху на постель.

Внезапно ему в голову закралась ужасная мысль. Что, если она сбежала одна?! Малышка решила оставить этот дом в одиночку!

Теперь он торопливо натягивал на себя одежду, терзаясь дурными предчувствиями. Эйслинн такая хрупкая и беспомощная! Вдруг она столкнется с одной из многочисленных шаек воров и грабителей?! Воспоминание об истерзанной дочери Хилды ударило, словно острым кинжалом. Вулфгар схватил меч, накидку и, выбежав из дома, ринулся к конюшне. Быстро оседлав могучего скакуна, он помчался к лесу, но по пути встретил Суэйна и его людей. Выяснив, что никто из них не видел девушку сегодня утром, Вулфгар объехал окрестности в поисках следов Эйслинн.

— А, вот оно, — удовлетворенно вздохнул он, заметив узкую тропинку. — Но куда она ведет? Mon Dieu! Прямо в болота!

Он снова пришпорил коня. Страх и сомнения принялись терзать душу с новой силой. А вдруг она заблудилась и тонет сейчас в черной трясине? Или, охваченная стыдом за все, что произошло ночью, решила наложить на себя руки и бросилась в самую топь?

Вне себя от ужаса, Вулфгар все нетерпеливее подгонял жеребца.

Эйслинн, пройдя немного по извилистой дорожке, хорошо знакомой местным жителям, добралась до поляны, где часто собирала корни и травы для снадобий. Через поляну протекал чистый ручей с крутыми берегами. Легкие клочья тумана все еще прятались в тени, там, куда не добиралось солнце. Эйслинн неудержимо захотелось омыться в этих прохладных струях.

Запах Вулфгара все еще оставался на коже, пробуждая назойливые воспоминания о прошедшей ночи.

Она развесила одежду на кусте и, вздрогнув, нырнула в холодные глубины. На мгновение у девушки перехватило дыхание, но она принялась смело плескаться и вскоре немного привыкла. В голубом небе сверкало солнце, и остатки тумана начали таять. Вода с журчанием текла по камням, и эти звуки успокаивали растревоженную душу Эйслинн. Гибель отца, издевательства над матерью и падение Даркенуолда казались сейчас такими далекими… Природа потрясала первозданностью, и девушка словно вновь стала невинной, как раньше… если бы не Вулфгар. Вулфгар! Как ясно Эйслинн помнит все малейшие подробности — скульптурный профиль, длинные тонкие пальцы, пальцы воина и нежного любовника.

При воспоминании о его сильных объятиях она затрепетала. А всего лишь мгновение назад была так безмятежна!

Глубоко вздохнув, Эйслинн вынырнула. Вода струилась по ее упругим бедрам и стройным ногам. Случайно подняв голову, девушка увидела Вулфгара. Он сидел на огромном боевом жеребце и невозмутимо наблюдал за ней с берега. Но в глазах у него промелькнуло нечто странное. Облегчение? Или скорее страсть, воспламененная ее наготой?

Мурашки побежали у нее по телу, и девушка не сумела подавить дрожь и настойчивое желание прикрыть грудь руками.

— Господин, — выдохнула она, — воздух холодный, а я оставила одежду на берегу. Прошу…

Но Вулфгар словно не слышал ее. Он скользнул по ней взглядом, в котором светилась откровенно дерзкая ласка. Он загнал коня в воду и остановился рядом с Эйслинн. Несколько мгновений Вулфгар не сводил с нее глаз, а потом, протянув руку, подхватил девушку и посадил перед собой. Сбросив тяжелую накидку, он старательно завернул Эйслинн, подоткнув края под свои колени. Девушка прижалась к его горячему телу и почувствовала, как уходит холод.

— Решил, что я покинула тебя? — тихо спросила она. Вулфгар пробормотал что-то неразборчивое и пришпорил жеребца. — Но ты пришел за мной.

Она откинулась ему на грудь, чтобы взглянуть на него, и улыбнулась.

— Наверное, мне следует чувствовать себя польщенной. Ведь ты еще помнишь меня, в отличие от всех других.

Прошло несколько мгновений, прежде чем смысл ее замечания дошел до Вулфгара. Раздраженный язвительной репликой, он ответил хмурым взглядом.

— Остальные случайно встречались на моем пути, а ты принадлежишь мне. Моя рабыня, — проворчал он. — И должна бы знать, что я всегда забочусь о своей собственности.

И по тому как застыло и напряглось тело девушки, он понял — удар достиг цели.

— И во что же ты меня оцениваешь? — резко спросила она. — Я не могу пахать землю или ходить за свиньями. А рубить дрова… думаю, мне не удалось бы обогреть самую жалкую лачугу, и до вчерашнего вечера единственное занятие, какое ты смог мне найти, — заставить чинить твою одежду или лечить раны и царапины.

Вулфгар весело хмыкнул, но, тут же вздохнув, заверил девушку:

— Все так, но вчерашняя ночь! А-а-ах, нежность твоей плоти обещает бесчисленные радости в будущем. Не волнуйся, милая, я найду обязанности, достойные твоего деликатного сложения!

— Твоей содержанки? — вскинулась Эйслинн, снова поднимая голову, чтобы лучше его разглядеть. — Шлюхи бастарда? Именно так меня называют теперь! — Она горько рассмеялась. — Какой еще участи я могла ожидать?!

Девушка поперхнулась рыданием, и Вулфгар не нашелся с ответом. Оба угрюмо молчали до самого дома. Вулфгар натянул поводья, и Эйслинн тут же попыталась спрыгнуть, но беспомощно запуталась в складках накидки. Заметив, что она вне себя от ярости, норманн рассмеялся и внезапно приподнял ногу, так что Эйслинн, не удержавшись, вылетела из седла, как была, голая, и распростерлась под копытами жеребца. Хорошо обученный конь стоял неподвижно, но стоило ему всего лишь переступить копытами, как она осталась бы калекой на всю жизнь. Девушка неуклюже отползла и вскочила, гневно стиснув кулаки. Но Вулфгар рассмеялся еще громче. Наконец он схватил плащ и швырнул ей.

— Оденься поскорее, милая, иначе непременно простудишься.

Эйслинн поплотнее закуталась в накидку и украдкой огляделась, проверяя, кто из домочадцев видел ее унижение. И, только удостоверившись, что поблизости никого не было, она успокоилась. Гордо вскинув голову, девушка направилась к задней двери, чувствуя, как холодный ветерок пробирается под складки широкой одежки и озноб пробегает по ее и без того замерзшему телу.

Приоткрыв тяжелые створки, она скользнула в зал и замерла при виде людей Вулфгара, стоявших рядом с наемниками Рагнора. Сам Рагнор сообщал норманнам последние новости о герцоге Вильгельме.

— Скоро он снова сядет в седло, и тогда оскорбление не останется безнаказанным. Англичане предпочли ему другого, но немного погодя они поймут, что с герцогом шутки плохи. Он раздавит их, как жалких мошек, и станет королем.

Его слова взволновали норманнов. Голоса зазвучали громче, в зале стоял невыносимый шум. Эйслинн собралась потихоньку проскользнуть наверх. Но дверь внезапно распахнулась, и на пороге появился Вулфгар. Он удивленно поднял брови, увидев своих людей, и те, заметив наконец их появление, расступились, давая дорогу. Вулфгар почти ласково подтолкнул Эйслинн к лестнице. Все заметили босые ноги и влажные волосы девушки. Присутствующие, должно быть, решили, что она и Вулфгар только что вернулись после нескольких приятных часов, проведенных в лесу.

Только сейчас Эйслинн поняла, что Рагнор стоит на первой ступеньке. Суэйн устроился чуть повыше, а рядом скорчилась Майда, прижимая к груди остатки платья. Когда Вулфгар и Эйслинн подошли поближе, Рагнор обернулся и смерил потемневшими глазами тонкую фигурку Эйслинн. Взгляды их встретились и застыли. Рагнор попытался было что-то сказать, но резко отвернулся, не желая выглядеть в глазах окружающих отвергнутым любовником, который мстит сопернику. Поэтому он продолжил свою речь, с наглым высокомерием воззрившись на Вулфгара.

— Всем известно, что сильная власть правит лучше, а покоренный дикарь трудится усерднее, если ему почаще напоминать, чей он раб.

Рагнор замолчал, выжидая, что ответит Вулфгар. Но тот молчал, снисходительно улыбаясь..

— Эти деревенские болваны должны ощутить наше превосходство! Слабая рука выпустит поводья, а железная десница заставит коня скакать, куда пожелает хозяин!

Рагнор сложил руки на груди, словно бросая вызов Вулфгару. Мужчины ожидали яростной стычки, но Вулфгар мягко ответил:

— Сэр де Марте, позвольте еще раз напомнить вам, что мои люди — воины. Неужели им придется пахать землю только ради удовольствия развесить крепостных на деревьях?

Послышались одобрительные восклицания, и краснолицый монах, протолкавшись вперед, подошел к Вулфгару.

— Прекрасные слова, — произнес он. — Долг христианина проявлять милосердие к ближним. Довольно было пролито крови на радость сатане! Да услышит тебя Господь, сын мой.

Но Рагнор угрожающе шагнул к святому отцу и поднял руку.

— Придержи язык, саксонец, если не хочешь встретиться с Создателем!

Бедняга побледнел и отступил, и Рагнор снова обратился к Вулфгару:

— Итак, храбрый бастард теперь стал покровителем англичан! Защищаешь этих саксонских свиней и пресмыкаешься перед английской сукой, словно перед сестрой самого герцога!

Но Вулфгар нехотя улыбнулся и пожал плечами:

— Это мои крепостные, а значит, они служат герцогу Вильгельму. Попробуй убить хотя бы одного, и станешь вместо него кормить псов и свиней и загонять гусей на ночь. Или предпочитаешь геройски погибнуть? Не хотелось бы так обращаться с норманном, но ничего не поделаешь, возможно, придется.

В глазах Рагнора, устремленных на Эйслинн, загорелось плохо скрытое желание. Натянуто улыбнувшись, он обратился к Вулфгару так тихо, что услышали лишь стоявшие рядом:

— Моя семья меня во всем поддерживает, Вулфгар. Как насчет твоей?

Но его улыбка тут же поблекла, когда Вулфгар невозмутимо заявил:

— Мой меч, мои доспехи и стоящий вон там викинг — вся моя семья и до сих пор были мне преданы куда больше, чем ты мог бы мечтать.

На несколько секунд Рагнор растерялся, но, снова взглянув на Эйслинн, процедил:

— А как насчет нее, Вулфгар? Чьим ублюдком она разродится — твоим или моим? И узнаешь ли ты наверняка?

Потемневшее лицо Вулфгара красноречивее всяких слов говорило, что намек попал в цель, и губы Рагнора издевательски искривились.

— Похоже, к твоей семье присоединится и отродье этой девки? — И весело рассмеявшись, он сжал подбородок Эйслинн: — Ах, какой бы у нас родился прекрасный сын, дорогая, веселый, мужественный и красивый! Жаль, что бастард не женится на тебе. Он ведь ненавидит женщин, сама знаешь.

Эйслинн гневно отбросила его руку и повернулась к Вулфгару.

— Ты ничем не лучше его, — едва слышно бросила она. — Будь я чуть поумнее, собралась бы с силами и боролась до конца! Распорола бы тебе живот, прежде чем сдалась! Мой позор тебя забавляет!

Вулфгар потер расцарапанную грудь и непривычно шутливым тоном попросил Эйслинн прекратить пустые жалобы.

— Не расстраивайся, милая, моя израненная плоть свидетельствует о том, как храбро ты боролась. Окажись на моем месте кто-то послабее, ты, конечно, играючи одолела бы его!

Он перехватил ее руку, занесенную для удара, и прошептал, улыбаясь одними глазами:

— Хочешь, я скажу об этом во всеуслышание? Пусть все узнают, что хотя ты и отдалась мне вчера, но все же рассчитываешь на полную победу.

— Господин! Господин, — охнула Эйслинн, чувствуя на себе пристальный взгляд монаха. — Святой отец!

Встревоженный голос священника перекрыл одобрительные вопли норманнов:

— Кхм! Милорд… сэр Вулфгар. Я отец Данли. Вы просили меня прийти. — И, заметив грозно нахмуренное лицо Вулфгара, торопливо и испуганно продолжал: — Я пришел отслужить заупокойную службу, но считаю необходимым выполнить и другие обязанности, подобающие моему сану. Боюсь, дела Господни в этом городе заброшены, а заповедями пренебрегают. Много женщин и девушек жестоко поругано, и среди них немало замужних и помолвленных. И поскольку, милорд, церковь осуждает подобные преступления, мне кажется, следует предложить некоторую сумму в возмещение опозоренным мужьям и женихам.

Вулфгар поднял брови и улыбнулся, но монах, увидев, что на него не сердятся, продолжал настаивать:

— И кроме того, милорд, можно приказать мужчинам, обесчестившим девушек, повести их к алтарю, и…

— Погодите, отец, — перебил его Вулфгар жестом. — Мне кажется, что деньги, предложенные мужьям и женихам, низведут прелестных и нежных женщин до уровня шлюх, а какой настоящий мужчина станет брать вознаграждение за добродетель дамы? Вся Англия лежит опозоренная и распростертая, словно продажная девка, и богатейший владетель разорится, пытаясь выплатить такой огромный куш. А я всего-навсего бедный рыцарь и не могу согласиться на подобные расходы. Что же до остальных… не такие это люди, которые годились бы в мужья. В бою они непобедимы, но не созданы для покоя домашнего очага. Вскоре их призовут на поле брани, и многие сложат головы, оставив жен с малыми ребятишками без всяких средств. Придется бедняжкам торговать собой на улицах и вернуться к тому, с чего начали раньше. Нет, отец, лучше оставить все, как есть. Зло трудно исправить, но если суждено случиться чему-нибудь хорошему, так и будет.

— Но, милорд, — продолжал настаивать монах, — как насчет вас? Вы приближенный герцога, наделившего вас землей. Конечно, вы не оставите эту несчастную девушку страдать за все безбожные поступки и жестокое обращение. Рыцарские обеты обязывают вас защищать слабый пол. Могу я быть уверен, что вы сделаете ее своей женой?

Вулфгар рассерженно уставился на хохотавшего Рагнора.

— Нет, отец. Мои рыцарские обеты не имеют к этому никакого отношения. Кроме того, мое происхождение сделает прекрасную даму мишенью гнусных шуток и оскорбительных намеков злобных бесчувственных людей. На мою долю выпало узнать, что самые жестокие уколы и глубокие раны наносились теми представительницами слабого пола, которые гордятся нежным сердцем, мягкими манерами и материнской любовью. Я равнодушен к женским рыданиям и не собираюсь давать женщинам больше, чем они того заслуживают. Нет, не стоит меня упрекать, я не изменю решения.

И намеренно грубо отвернулся от монаха, давая понять, что дальнейший разговор неуместен.

— Лорд Вулфгар, если вы сами не женитесь на девушке, по крайней мере освободите ее. Нареченный согласен взять ее даже такой.

Отец Данли указал на Керуика, не сводившего глаз с Эйслинн.

— Нет! Не позволю! — прорычал Вулфгар, едва не бросившись на монаха. Наконец ему удалось взять себя в руки, и он объявил тоном человека, не терпящего возражений: — Я здесь господин и хозяин. Все, что ты видишь, — мое. И не испытывай без нужды мою добрую волю. Почти усопших, но предоставь мне самому справляться со своими делами.

Добрый монах знал, когда не следует настаивать. Вздохнув, он пробормотал молитву, перекрестился и вышел. Эйслинн не посмела надоедать Вулфгару, и даже Рагнор, как ни странно, казался присмиревшим. Суэйн, как всегда, молчал.