За полчаса до назначенного времени Фэррелл стоял перед гостиницей и набрасывался на всех и всякого, кто проезжал мимо:

— Спешите! Спешите! Торги за право приобрести в жены дочь мэра Эриенн сейчас начнутся. Спешите! Спешите! Давайте все сюда. Поторгуйтесь, и вы сможете заполучить ее руку и жениться.

Эриенн вздрагивала, когда невеселый голос брата вплывал в ее спальню через раскрытое окно. Через несколько минут она будет стоять на сцене рядом с ним, и ей ничего не останется, кроме как терпеть оценивающие взгляды мужчин. Толпа перед гостиницей становилась все больше. Не вызывало сомнений, что большинство пришли просто из любопытства и не собирались участвовать в торгах. После сегодняшнего аукциона Флемингов в городке вряд ли позабудут. Да ведь отец ничего другого и не сделал, чтобы заслужить славу. Большую часть своего пребывания здесь он был занят поисками развлечений и почти ничего не предпринял, чтобы запомниться в качестве мэра.

Эриенн прикрыла окно и повернула задвижку. Сегодня ее продадут, завтра выдадут замуж. Она уже смирилась с этим. Сможет ли она выносить своего мужа, это еще предстояло определить, но Эриенн изо всех сил молила Бога, чтобы им не оказался Смедли Гудфилд или Харфорд Ньютон.

Рассеянно она поправила выбившийся завиток на виске. Открыто бросив вызов отцу, который строго наказал, чтобы волосы ее свободно падали на плечи, Эриенн заплела тяжелые черные косы и уложила их крупным узлом на затылке. Попытка изобразить из себя старую деву отвечала ее настроению, однако она закончилась для Эриенн полной неудачей. Красота ее была такой особенной и тонкой, что она и целой веренице лет оказалась бы неподвластной. А с зачесанными назад темными волосами тонкость линий и изящество овала ее лица стали особенно очевидны.

Эриенн посмотрела на свою маленькую спаленку глазами чужого человека. Низкий потолок, простой дощатый пол, крохотные оконца, пропускавшие так мало света, все теперь казалось совсем другим. Уже завтра все эти детали обратятся в ее памяти в пепел, который легко унесет ветер. У нее будет новый дом, возможно, там она увидит больше счастья, чем видела в этом в последнее время. Она станет женой, может быть, даже матерью. Уже ничего не изменить, и она позабудет о тех девических надеждах и мечтаниях, которые приходили к ней в этой комнате. Эриенн вышла из спальни и медленно спустилась вниз, где ее ожидал отец.

— А, идешь наконец, — фыркнул он. — А я уж думал подниматься за тобой.

— Нет причин беспокоиться, отец, — ответила она мягко. — Я же сказала, что пойду на этот аукцион.

Эйвери пристально посмотрел на дочь, смущенный ее спокойствием. Он ждал неприкрытого бунта и настроил себя проявить твердость. Оттого, что дочь предстала тихой и покорной, ему стало как-то не по себе. Эйвери вспомнил о матери Эриенн и подумал, что та бы не вынесла такого обращения с дочерью.

— Пошли, — грубо распорядился он, отметая угрызения совести. Эйвери вытащил часы и сверился с ними. — Как раз достаточно времени, чтобы джентльмены взглянули на тебя до того, как начнутся торги. Это может чуть повысить начальную цену. Не каждый день здесь проводят аукционы, да еще когда выставляется такой миловидный товар.

— Да, это действительно редкость, когда отец продает свою дочь, — откликнулась Эриенн, не в силах сдержать сарказм.

Эйвери фыркнул:

— Должен вас поблагодарить, мисс, за то, что подали мне такую идею.

Эриенн решительно надела шерстяной плащ и поглубже надвинула капюшон, чтобы укрыться от любопытных взглядов и скрыть бледность лица. Гордость ее была уязвлена, но страх перед тем, что ждет впереди, превращал ее в дрожащего труса. Она дала слово, что пойдет на аукцион и выйдет замуж за человека, который ее купит, однако это обещание никак не могло повлиять на охватившие ее тревогу и ужас.

Неподалеку от дома, у обочины остановилась карета лорда Тэлбота. Когда Эйвери вытянул шею, чтобы заглянуть внутрь, к окошку склонилась Клодия. Она посмотрела на Эриенн со снисходительной улыбкой:

— Моя дорогая Эриенн, от всей души желаю вам удачи в выборе мужа на этом собрании заблудших душ. Вы, кажется, вызвали интерес всех состоятельных бедолаг в наших краях. Я уж так рада, что это случилось не со мной.

Не удостоив ее ответом или даже кивком, Эриенн продолжила свой путь. Недобрый смех этой женщины лишь укрепил ее решимость принять все, что ей уготовано, с таким достоинством, с каким только она сможет. А что же еще ей было делать, когда она знала, что любые мольбы совершенно бесполезны?

Как обычно, в собравшейся толпе были все те же местные завсегдатаи различных зрелищ. Однако Эриенн приметила среди них и несколько незнакомых лиц. Мужчины внимательно оглядывали ее, пока она приближалась, и по возникавшим на лицах ухмылкам Эриенн понимала, что мысли их заходили очень далеко. Если когда-то она ощутила себя раздетой под взглядом Кристофера, то теперь под этими сладострастными мужскими взглядами она почувствовала себя грязной.

Фэррелл соорудил перед гостиницей небольшой помост. Когда толпа расступилась, чтобы пропустить ее, Эриенн обратила взор скорее на само строение, а вовсе не на лица тех, кто, как она боялась, там будет. У нее не было никакого желания увидеть Харфорда, Смедли или любого другого из отвергнутых претендентов.

Почти в бессознательном состоянии она двинулась вверх по ступенькам. Перед смотревшими только вперед глазами оказалась рука, готовая помочь. Это была сильная узкая ладонь с ухоженными ногтями, на фоне белоснежного манжета она казалась довольно загорелой. При виде этой руки сердце девушки затрепетало. Еще до того, как она подняла глаза, Эриенн знала, что обнаружит рядом с собой Кристофера Ситона. Она не ошиблась, а выглядел он так прекрасно, что у нее перехватило дыхание.

Эйвери грубо протиснулся между ними:

— Если вы читали объявление, мистер Ситон, то вам должно быть известно, что вы не допускаетесь к торгам.

С чуть заметной насмешливой улыбкой на губах Кристофер слегка склонил голову, соглашаясь с тем, что это условие ему знакомо:

— Вы выразили свою мысль исключительно ясно, сэр.

— Тогда почему же вы здесь?

Кристофер рассмеялся, как будто эти слова развеселили его:

— Ну как же, ведь у меня имеется во всем этом финансовый интерес. Если вы припомните, это связано с тем, что вы обещали вернуть мне карточный долг.

— Я говорил вам! — рявкнул Эйвери. — Вы получите свои деньги!

Кристофер опустил руку в карман сюртука и извлек оттуда небольшой свиток аккуратно перевязанных бумаг.

— Если и сейчас память не изменит вам, мэр, то вы узнаете эти векселя, которые не оплатили, покидая Лондон.

Эйвери смотрел на него потрясенный, не в состоянии что-либо ответить или возразить.

Кристофер небрежно развернул бумаги и указал мэру на тщательно выписанное на них имя:

— Ваша подпись, я полагаю.

Быстро и нерешительно глянув на бумаги, Эйвери покраснел от гнева:

— Ну и что из этого? Вам-то какое дело?

— До этих долгов мне есть большое дело, — мило ответил Кристофер. — Я выкупил их у лондонских купцов и увеличил вашу задолженность мне.

Эйвери был явно озадачен:

— Зачем вам понадобилось все это делать?

— О, я понимаю, что в настоящий момент вы не в состоянии расплатиться со мной, но я готов проявить щедрость. Обычно я не склонен к поспешным решениям, когда речь идет, об устойчивых отношениях, но вы вынудили меня. Я дам вам расписку об уплате этих долгов в обмен на руку вашей дочери.

— Никогда! — выкрикнул Фэррелл, вызвав этим у Эриенн удивленный вздох. Он взобрался почти до верхней ступеньки лестницы, ведущей на помост, и размахивал перед Кристофером кулаком. — Я не допущу, чтобы моя сестра вышла замуж за такого, как вы!

Кристофер поднял глаза и посмотрел на молодого человека с откровенной насмешкой:

— А почему бы не спросить вашу сестру, чего она хочет?

— Да я убью вас, прежде чем позволю ей выйти за вас! — проревел Фэррелл. — Так что подумайте о моем предупреждении, мистер Ситон.

Кристофер едко засмеялся:

— Вам следовало бы быть осторожней с вашими угрозами, сэр. Не думаю, что вы переживете потерю второй руки.

— В тот раз вам повезло. Этого не повторится, — злобно прорычал Фэррелл.

— Да, с вашей славой я и правда думаю, что мне не стоит чего-либо опасаться.

Кристофер снова повернулся к Эйвери, резко обрывая разговор с братом:

— Хорошенько подумайте о моем предложении, мэр. Вам придется сегодня либо извлечь крупную прибыль из продажи вашей дочери, либо сейчас же передать ее мне в качестве полного погашения ваших долгов.

Эриенн вспомнила, как она ночами просиживала у кровати Фэррелла, а он извивался и катался от боли. Она молила Бога о мести за то, что этот янки сделал с ее братом, и вот теперь тот же самый человек требует либо ее руки, либо уплаты долгов, как будто ему и в самом деле все равно, что он получит. Как мог он так возомнить о себе, что поверил, будто она благодарно упадет к его ногам после всего того, что он сделал, а он не потратил даже секунды своего времени, чтобы добиться ее хоть каким-нибудь обещанием любви или преданности?

Неуверенным голосом Эриенн спросила:

— А вы примете невесту, которая вас ненавидит?

Кристофер немного поразмышлял над ее вопросом, а потом задал свой:

— А вы предпочтете выйти замуж за кого-нибудь из тех, кто здесь собрался?

Эриенн отвела глаза. Он метко попал в самую болезненную для нее точку.

— Она попытает свое счастье на аукционе, — прорычал Эйвери. — Тут, может быть, есть такие, кто захочет заплатить хорошую цену за столь пригожую невесту. Кроме того, я несколько расстроюсь, если разочарую кого-нибудь из этих парией, передав ее вам еще до того, как они смогут испытать свой шанс. А поскольку некоторые из них — мои друзья, мне будет очень трудно это сделать. — Он кивнул, как бы соглашаясь с самим собой. — Было бы неправильно так поступить с друзьями.

Кристофер убрал бумаги в карман.

— Вы приняли решение, а я посмотрю, что из этого выйдет. Не сомневайтесь, я сочту вопрос закрытым только после полного возмещения моих денег. — Он слегка притронулся к полям своей шляпы. — Ну что ж, тогда до скорой встречи.

Эйвери подтолкнул ошеломленную дочь, заставляя ее подняться по ступенькам. Это была трудная минута для Эриенн. Она хотела сохранить на лице холодное презрение и предстать перед всеми собравшимися в спокойном безразличии, однако уязвленная гордость и болезненное неверие в будущее повлияли на ее чувства. Внезапно ослепленная нахлынувшими слезами, Эриенн наступила на подол платья. И опять твердая рука пришла ей на помощь. Длинные пальцы обхватили ее локоть и удерживали, пока она снова не обрела равновесие. Разгневанная на саму себя за такое проявление слабости, Эриенн вскинула подбородок и обнаружила, что на нее с чем-то похожим на сострадание или жалость смотрят серо-зеленые глаза. Это было слишком, чтобы она могла вынести.

— Пожалуйста… не надо… не прикасайтесь ко мне, — прошептала она.

Рука скользнула прочь, а Кристофер коротко и печально усмехнулся:

— Когда будете говорить это же вашему мужу, моя милая, постарайтесь, чтобы голос ваш звучал более категорично. Возможно, тогда у вас получится лучше.

Он отошел, и Эриенн увидела сквозь подступившие слезы, как рядом с ним остановилась карета Тэлботов и в окошке снова показалось лицо Клодии.

— Как, Кристофер, что вы здесь делаете? — Клодия изобразила обиженную мину, когда он шагнул к экипажу. — Не рассказывайте мне, что вы пришли выторговать себе жену. Конечно же, мужчина с вашим положением и состоянием сможет найти себе партию получше, чем Эриенн Флеминг.

Кристоферу не составляло труда догадаться, что она имеет в виду.

— Я здесь, чтобы получить долг.

Клодия с облегчением рассмеялась:

— Ну ладно, тогда мне понятно. Я беспокоилась совсем по другому поводу. Я была уверена, что вы потеряли голову.

Его губы тронула вкрадчивая улыбка.

— Пока еще не совсем.

— Давайте, джентльмены, — призвал Эйвери. — Подходите поближе и посмотрите на эту красотку. После того как ее купят, вы уже такой не увидите. Подходите и смотрите. Аукцион начнется через какую-то минуту.

Эйвери взялся за плащ Эриенн, и, хотя она попыталась воспротивиться тому, чтобы ее раздевали, усмехнувшись, с насмешливым поклоном сдернул его с ее плеч. Из зрительских рядов раздался рев одобрения, и мужчины с восхищением уставились на предложенный товар.

Вдохновленный, Эйвери запустил пальцы в тугой узел волос и потянул за него, рассыпая волосы по плечам и груди Эриенн.

— Смотрите сами, джентльмены. Разве она не стоит целого состояния?

Эриенн плотно стиснула зубы и взирала на целое море растянувшихся до ушей ухмылок. Она почувствовала, как по коже поползли мурашки, и всеми силами пыталась не впасть в панику. Задержав дыхание, девушка подняла голову и обнаружила, что Кристофер внимательно смотрит на нее. Внезапно она пожалела, что была настолько гордой и глупой, что отвергла его предложение. Она не видела в толпе никого, кто не вызывал бы у нее леденящий ужас и не заставлял бы все внутри скручиваться узлом.

Глаза Клодии сузились. Она тоже заметила, куда был направлен взгляд Кристофера. Она откашлялась, а когда он повернулся, мило улыбнулась:

— Я бы хотела пригласить вас прокатиться по окрестностям, но происходящее, кажется, не на шутку заинтересовало вас. Может быть, вам лучше остаться? — Глаза ее сияли, она ждала его возражений.

— Простите меня, мисс Тэлбот. — Губы Кристофера тронула легкая улыбка. — Долг составляет внушительную сумму, и это может быть моим единственным шансом получить ее назад.

— О, я понимаю. — Клодия была раздражена отказом, но ей удалось это скрыть. — Тогда я оставляю вас заниматься делами. — Она не смогла удержаться и с надеждой спросила: — Может быть, мы увидимся позже?

— Сегодня вечером я уезжаю из Мобри. Я заканчиваю здесь дела и не знаю, когда смогу вернуться.

— О, но вам необходимо вернуться! — воскликнула она. — Если вы не вернетесь, то как же я вас увижу снова?

Кристофер скрыл свое удивление полным отсутствием у этой женщины какой-либо скромности.

— Я сохраню за собой свой номер в здешней гостинице. Пройдет не так уж много времени, прежде чем я вернусь.

Клодия с облегчением вздохнула:

— Дайте мне знать, когда приедете, Кристофер. Зимой мы будем давать бал, и мне не хотелось бы, чтобы вы пропустили его. — Губы ее сжались в уголках, когда он не ответил и только посмотрел через плечо. Она начинала подозревать, что его дела слишком уж концентрировались вокруг дочери мэра. — Мне пора, Кристофер, но если сегодня ваши планы изменятся, то я буду дома весь вечер. — На губах ее мелькнула еле заметная улыбка. — Отец все еще в Лондоне и, наверное, еще пробудет там какое-то время.

— Я буду помнить об этом, — ответил Кристофер и притронулся к полям шляпы. — Всего хорошего.

Клодия слегка склонила, прощаясь, голову в шляпке, раздраженная тем, что он даже не попытался удержать ее. Она лишь утешала себя мыслью, что если он проявляет интерес к Эриенн, то это пустая трата времени. По крайней мере, после аукциона она будет женой кого-то другого и вне досягаемости.

Карета выехала на дорогу, и Кристофер сосредоточил все внимание на ходе торгов. Он небрежно прислонился к столбу, а глаза его безотрывно смотрели на Эриенн.

— Джентльмены, вы пришли сюда в надежде найти себе жену, и женой она станет… для одного из вас! — Эйвери фыркнул, указывая пальцем на тех, кто протискивался поближе, чтобы было лучше видно. Эйвери изобразил серьезную мину и взялся за лацканы своего сюртука. — Теперь вот что. Я дал ей слово, что вы, джентльмены, будете иметь в виду только, женитьбу, и ничего меньше. Я надеюсь, вы будете вести себя соответственно. Я сам буду свидетелем на брачной церемонии и не потерплю никаких фокусов. Я ясно выразился?

Эриенн содрогнулась от отвращения, когда глаза ее наткнулись на человека, которого она окрестила серой мышью. Он продвинулся и стоял в передних рядах, а его самодовольная улыбка слишком ясно говорила Эриенн, что этот претендент намерен участвовать в торгах серьезно. Если он предложит высокую цену, то, наверное, захочет получить компенсацию за то, что был отвергнут, когда первый раз посетил их, и у нее, возможно, больше не будет ни тихого дня, ни спокойной ночи.

Эриенн тайком обежала лица в толпе глазами. Смедли Гудфилда среди них не было, зато присутствовал Сайлас Чамберс. Его скромный экипаж стоял неподалеку, а рядом дрожал от холода старый морщинистый кучер в потертом сюртуке.

Большей частью собравшиеся вокруг помоста мужчины являли собой не вызывавшую доверия компанию и вряд ли были очень платежеспособны. Эриенн всецело приковывала к себе их внимание. Всех, за исключением седовласого, богато одетого человека, который принес небольшой складной стульчик и сидел на нем, деловито перелистывая разложенную на коленях книгу. Видно было по всему, что он полностью поглощен цифрами в гроссбухе.

Эйвери широко развел руки над головой, требуя от толпы тишины и внимания:

— Сейчас, джентльмены, как вы, несомненно, слышали, на меня жестоко насели мои кредиторы, иначе я бы никогда и не решился на сегодняшнее действо. Но они давят на меня, где только могут. А этот, — он чуть махнул рукой в сторону Кристофера Ситона, — даже явился требовать возвращения долга ко мне домой. Проявите сочувствие к отцу и его юной дочери, никогда не знавшей мужчины. Она была воистину божественным даром для меня и Фэррелла все эти годы, с тех пор как умерла ее бедная мать. Но сейчас настало время, когда она получит мужа и отойдет от этого нелегкого труда — заботиться о своих родственниках. Я призываю вас, джентльмены, распустить завязки ваших кошельков. Пусть выйдут вперед те из вас, кто пришел сюда с серьезными намерениями. Выходите вперед. Сюда, пропустите их поближе.

Эйвери сверился с огромными, как репа, часами, которые он носил в жилетном кармане, и высоко поднял их перед собравшимися.

— Час близок, и сейчас все начнется. Что же я слышу от вас, джентльмены? Что же я сейчас слышу? Я слышу слова «тысяча фунтов»? Тысяча фунтов?

Сайлас Чамберс был первым из тех, кто откликнулся на эту подсказку, осторожно подняв руку. Довольно неуверенно он подтвердил:

— Да… да, одна тысяча фунтов.

Остававшийся в задних рядах Кристофер разорвал пачку бумаг и вытащил две. Он помахал ими, чтобы привлечь внимание Эйвери, и тихо проговорил:

— Всего лишь жалкие гроши.

Эйвери покраснел и удвоил свои старания:

— Ах, джентльмены, только посмотрите на товар, который вы можете получить. Моя собственная прекрасная дочь. Она красива, даже слишком. Умна. Умеет читать и писать. Здорово соображает с цифрами. Сделает честь любому купившему ее мужчине.

— Полторы тысячи, — донесся грубый голос из толпы. — Полторы тысячи за девку.

— А вот этого не надо. — Эйвери стал несколько раздраженным. — Вы разве не помните, что этот аукцион завершается только заключением законного брака? И это будет законный брак, я клянусь. Так что не думайте, будто вы покупаете мою дочь, чтобы пополнить какой-то непристойный гарем. Только законный брак, и только о законном браке я веду речь. Тут не место никаким проделкам, и я позабочусь об этом. Ну давайте, джентльмены. Давайте, развязывайте ваши кошельки, умоляю вас. Вы видите человека, который там стоит. Он ждет и злорадствует. Давайте с этим покончим. Разумеется, это стоит дороже, чем тысяча фунтов. Конечно, дороже, чем полторы тысячи.

Человек, сидевший на складном стульчике, поднял перо и произнес ровным, безразличным тоном:

— Две тысячи.

Эйвери с воодушевлением подхватил его слова:

— Две тысячи! Две тысячи от этого джентльмена. Что я слышу, две с половиной тысячи? Две с половиной тысячи?

— А-а, две тысячи сто фунтов, — немного прибавил Сайлас Чамберс. — Две тысячи сто, да, я даю две тысячи сто.

— Ладно, две тысячи сто! Две сто! Я слышу что-то еще?

— Две тысячи триста! — подключился Харфорд Ньютон, вытирая толстые губы платком. — Две триста!

— Так, две тысячи триста! Две триста! Давайте, джентльмены. Вы еще и не приблизились к сумме моего долга. А я кое-что хотел получить и для себя. Для себя и своего замечательного сына, у которого искалечена рука. Поглубже залезьте в ваши кошельки. Доставайте свои последние монеты. Предложено две триста.

— Две четыреста! — выкрикнул все тот же грубый голос из задних рядов. — Две тысячи четыреста фунтов! — Звуки были несколько смазаны, словно этот участник торгов хлебнул немного лишнего перед аукционом.

Безумно встревоженный, Сайлас поспешил укрепить свои позиции:

— Две с половиной! Две с половиной тысячи фунтов!

У него чуть не остановилось дыхание от риска, на который он пошел, предложив эту ставку, и от надежды, что все остальные вдруг сразу же прекратят торговаться. В конце концов, он хоть и был состоятельным, но не слишком богатым человеком.

— Две с половиной тысячи раз! — пропел Эйвери. — Две с половиной тысячи! Ах, джентльмены, я вас умоляю. Проявите доброту к пожилому отцу и его искалеченному сыну. Здесь перед собой вы видите прекрасный образец женственности. В самом деле, я говорил это раньше и скажу снова, она сделает честь любому мужчине. Ее помощь разгрузит ваши плечи, ее доброта осветит ваш жизненный путь, и она нарожает вам много детей.

Эриенн чуть отвернулась от отца, когда он произносил последние слова. Она чувствовала на себе взгляд Кристофера Ситона и, когда подняла глаза, увидела, что теперь он вытащил, наверное, половину расписок из своей пачки, стоит и небрежно перебирает их пальцами, словно тоже умоляет остальных еще повысить ставки, чтобы время его пребывания здесь прошло с пользой. Он изумил Эриенн своим предложением о женитьбе, но сейчас, казалось, напрочь отмел эту мысль, как будто главной его заботой стало лишь получить компенсацию по долговым обязательствам, находившимися у него в руках.

— Две с половиной тысячи! Кто-то сказал две шестьсот? — напирал Эйвери. — Две семьсот? Ах, ну давайте, джентльмены. Мы же только размялись мелкими ставками, а этот человек все стоит здесь со своими векселями. Умоляю вас, залезьте в свои кошельки. Она не продается за столь жалкие гроши, а этот человек все ждет, чтобы получить свои деньги. Две восемьсот! Две восемьсот! Разве я не слышу две восемьсот?

— Три тысячи! — пропела серая мышь.

По толпе прошел ропот, и Эриенн почувствовала, что колени начали дрожать. Сайлас Чамберс быстро достал кошелек и начал пересчитывать его содержимое. Из задних рядов долетели беспорядочные голоса, это подвыпивший участник торгов советовался с приятелями. Улыбка Эйвери стала немного шире, пока Кристофер не достал еще одну расписку и не присовокупил ее к остальным.

— Три тысячи! — выкрикнул Эйвери и поднял руку. — Кто больше? Три с половиной? Три с половиной? Кто даст три с половиной тысячи?

Отпетом на его мольбу была тишина. Сайлас продолжал подсчеты, остальные разговаривали между собой. Блеск в глазах серой мыши стал ярче.

— Три сто? Пока не поздно, джентльмены, умоляю нас, посмотрите на товар.

Человек на складном стуле захлопнул книгу, уверенно опустил гроссбух в портфель и поднялся с сиденья, комфортность которого была довольно сомнительна.

— Пять тысяч фунтов! — сказал он резко, но спокойно. — Я говорю: пять тысяч.

Неожиданная тишина опустилась на толпу. Сайлас Чамберс бросил считать, он не мог торговаться дальше. Серая мышь от разочарования спал с лица. Даже выпивохе из задних рядов было понятно, что последняя ставка значительно превосходит его возможности. Пять тысяч фунтов были суммой, против которой не так-то просто поспорить.

Лицо Кристофера изображало неверие. Он внимательно оглядел Эриенн, как бы оценивая ее стоимость, и словно в сомнении нахмурил брови. В ту самую минуту Эриенн не сомневалась, что, если бы он оказался в пределах ее досягаемости, она бы попыталась выцарапать ему глаза.

— Итак, пять тысяч! — бодро объявил Эйвери. — Пять тысяч! Я говорю раз. Ваш последний шанс, джентльмены. Пять тысяч два! — Он огляделся, но не увидел желающих продолжить торги. — Итак, пять тысяч! В пользу этого джентльмена. — Эйвери сложил вместе ладони и указал на одетого с иголочки мужчину. — Вы приобрели себе редкий товар, сэр.

— О, я покупаю ее не для себя, — объяснил тот.

Брови у Эйвери взлетели вверх от удивления.

— Вы торговались ради другого? — Когда джентльмен сдержанно кивнул, он поинтересовался: — Да кто же это может быть, сэр?

— Это лорд Сэкстон.

Эриенн охнула и изумленно посмотрела на выигравшего торги. Помимо являвшихся в ночных кошмарах очертаний, которые мелькали в ее памяти, словно бесформенное привидение, она не могла представить ни лица, ни фигуры человека, который ухаживал за ней во время ее болезни.

Но Эйвери слова джентльмена не вполне убедили.

— Имеется ли у вас какое-либо доказательство того, что вы пришли сюда от его имени? Как-то я слышал, что его светлость умер.

Человек достал письмо, запечатанное восковой печатью, и передал его Эйвери для изучения.

— Я — Торнтон Джаггер, — пояснил он. — Письмо удостоверяет, что я являюсь адвокатом семьи Сэкстонов в течение нескольких лет. Если у вас есть сомнения, я уверен, что найдутся люди, которые могут заверить вас в подлинности печати.

В толпе поднялся гул голосов, который моментально превратился в неясное смешение сплетен, предположений и действительных историй, неотделимых одна от другой. Эриенн уловила в этом говоре слова «обгоревший», «покрытый шрамами», «отвратительный», и медленно подступающий ужас озарения начал перекатывать по ней холодные волны содрогания. Она изо всех сил пыталась сохранить спокойствие, пока адвокат взбирался по ступенькам. Он бросил мешочек с деньгами на небольшой столик, служивший конторкой, и стал выписывать свое имя в нижней части брачного контракта, указывая себя как представителя лорда Сэкстона.

Кристофер пробился в толпу и взобрался на платформу. Он помахал пачкой векселей перед носом Эйвери.

— Я заявляю права на всю сумму за исключением пятидесяти фунтов, которые я оставляю вам использовать по вашему собственному усмотрению. Четыре тысячи девятьсот пятьдесят фунтов — моя цена за эти бумаги. Имеются ли какие-либо возражения?

Эйвери в изумлении смотрел снизу вверх на возвышавшегося над ним Кристофера и сожалел, что нет никакой возможности сохранить большую часть этого состояния для себя. Однако он понимал, что если сложить все, что он оставил, не оплатив, в Лондоне, и выплату по карточному долгу Ситону, то получится сумма, далеко превышающая пять тысяч. По меньшей мере это была справедливая сделка, и ему только оставалось кивнуть, выражая свое молчаливое согласие со сделанным предложением.

Кристофер взял мешочек с деньгами, быстро отсчитал пятьдесят фунтов и бросил монеты на стол. Остальное он спрятал себе в сюртук и пролистнул пальцем пачку долговых расписок.

— Я и не думал, что вы хотя бы приблизитесь к этой сумме, но у вас получилось, и я удовлетворен. С этого дня и отныне мы покончили с долгами между нами, мэр.

— Чтоб вас! — прорычала Эриенн где-то рядом с плечом Кристофера. Банальность окончания им этого дела разозлила ее еще больше, чем выходка отца. Прежде чем кто-либо мог остановить ее, она вырвала кошелек с деньгами и бумагами из рук отца и схватила несколько монет. Потом она быстро убежала, не желая кого-нибудь из них видеть когда-либо снова.

Эйвери попытался погнаться за ней, но задержался, так как ему пришлось несколько раз обходить Кристофера.

— Уйдите с моей дороги! — закричал он. — Эта язва взяла мои деньги!

Кристофер уступил и шагнул в сторону. Когда Эйвери поспешно скрылся, Фэррелл схватил Кристофера за рукав и гневно обвинил его во всем:

— Вы сделали это нарочно! Я видел!

Янки небрежно пожал плечами:

— Ваша сестра имеет право на то, что она взяла, и даже на большее. Я только позаботился, чтобы она получила какое-то преимущество на старте.

При этом заявлении молодой человек больше не нашел каких-либо аргументов. Он подобрал оставшиеся монеты и сунул их в карман сюртука. Потом, придерживая искалеченную руку, усмехнулся:

— По крайней мере, мы хоть избавимся от вас.

Кристофер смотрел на него все с той же терпеливой улыбкой, пока Фэррелл не опустил глаза. Неучтиво повернувшись, Фэррелл спустился по лестнице и поспешил за своими родственниками.

В страстном желании отнять деньги, которые взяла дочь, Эйвери гнался за Эриенн так, что полы сюртука крыльями взлетали у него за спиной. К тому времени, когда он добежал до дома, мэр взмок и тяжело дышал. Хлопнув дверью, он бросился в гостиную и обнаружил Эриенн у очага. Она смотрела на разгоравшееся пламя, которое жадно пожирало сверток с долговыми расписками.

— Эй, девчонка! Что ты, по-твоему, делаешь? — закричал он. — Это важные бумаги. Они — мое единственное доказательство того, что я расплатился с этим негодяем. А что ты сделала с моими деньгами?

— Теперь они мои, — спокойно заявила Эриенн. — Мое приданое! Моя часть выручки за невесту! Жалкие гроши, которые я уношу отсюда. Лучше позаботьтесь о том, чтобы все было улажено на завтра, поскольку это будет моя последняя ночь в этом доме. Вы понимаете, отец? — Она подчеркнуто произнесла последнее слово с ненавидяще едкой улыбкой на лице. — Я никогда не вернусь.