Глава 1

Только в соборе Святого Филиппа на похоронах Джима Уинслоу Уилл понял, почему Том и Китти настояли, чтобы он прибыл туда. На похороны приехала добрая половина политических деятелей штата. Еще до того, как они покинули автостоянку, отец, бывший с ним, представил ему дюжину людей, и знакомства продолжились в соборе. В церкви были все члены семьи Уинслоу, четыре телевизионных команды и происходило нечто вроде совместного заседания сената и палаты представителей штата Джорджия. Рядом с вдовой и двумя дочерьми Уинслоу сидел губернатор Мак Дин. Он выглядел больным.

Билли Ли вырвался из кружка законодателей, чтобы проводить Уилла к скамье.

– Говорят, – шепнул он, – что в конце концов доктор Дон не будет вести службу.

– Что же случилось?

– Очевидно епископ связался с председателем комитета республиканской партии и недвусмысленно объяснил ему, что ориентирующийся на самого себя священнослужитель так называемой Баптистской церкви обоих побережий с сомнительной докторской степенью, полученной от новоиспеченного Библейского колледжа, не уполномочен проводить епископальные религиозные службы.

Уилл попытался не рассмеяться:

– Не шутишь?

– Тем не менее, – продолжал отец, – руководящие деятели партии, вопреки возражениям вдовы, добились от епископа, чтобы он разрешил Кэлхоуну произнести панегирик.

– Это скверно.

– ...Если он обещает не подходить к могиле.

Служба была внушительной. В ней были помпезность, яркость и похвалы покойному: вовсю старался хор мальчиков Атланты, епископ лично воздавал должное личности Джима Уинслоу, а затем представил преосвященного Дона Беверли Кэлхоуна, представляющего, как он сухо добавил, республиканскую партию Джорджии.

Уилл никогда лично не встречался с Кэлхоуном. Тот в действительности был выше, чем казался на телеэкране. Одет он был в очень строгий черный костюм при черном галстуке и белоснежной рубашке. Манжеты рубашки были накрахмалены.

Кэлхоун обвел аудиторию долгим взглядом.

– Друзья мои, – начал он обманчиво мягким, хорошо поставленным голосом, – сегодня мне выпала задача говорить не о том, что означал Джим Уинслоу для своей семьи и для своих друзей, это хорошо было сказано утром. Меня просили рассказать вам, что он значил для своей партии, своего штата и своей страны. Меня просили при этом быть кратким. Это трудно сделать, когда жизнь человека значила так много, но я постараюсь выполнить просьбу. – Кэлхоун повысил голос. – Джим Уинслоу лучше большинства понимал, в какой беде сегодня наша страна после чередования многих руководителей безбожников, после многих проигранных битв, потери многих жизней, загубленных в мельницах-абортариях – этом позорище нашей страны. Слишком много троп проложено коммунистами, либералами и так называемыми мирскими гуманистами, слишком много молитв запрещено в школах, в то время как убийцы, насильники и торговцы наркотиками получили полную свободу в обществе при содействии слабых законов и либеральных судей. – Кэлхоун сделал паузу.

Уилл заметил, что епископ ерзает на своем месте.

– И, – продолжал Кэлхоун, – если бы Джим Уинслоу жил, он бы что-нибудь предпринял в этом отношении в сенате Соединенных Штатов.

В глубине собора какие-то люди начали было аплодировать, но на них зашикали. Епископ выглядел несчастным.

Кэлхоун опустил глаза, помолчал, выждал тишины.

– А следовательно, – продолжил он, – это дело доверено нам, кто остался на земле. Мы должны поднять упавший факел и нести его к свету. И. следовательно, нам осталось донести идеи борьбы Джима Уинслоу до каждого уголка нашего штата! И, следовательно, нам осталось повести Америку к свету нового дня – под руководством Бога.

Кэлхоун склонил голову для минуты молчания, затем отступил и вернулся на место.

Хор мальчиков начал заупокойный гимн, а носильщики понесли гроб по проходу, затем к поджидавшему катафалку; за ними следовали семья Уинслоу и губернатор Мак Дин. Законодатели также потекли наружу, и церковь опустела. К тому времени, когда Уилл и Билли очутились на улице, все уже поехали на кладбище.

– Ничего подобного я не слышал за всю свою жизнь, – сказал отец.

– И никто другой не слышал, – ответил Уилл. Перед ними возникла телевизионная команда, и какой-то репортер поднес к лицу Билли микрофон.

– Губернатор Ли, что вы подумали о сегодняшней службе?

– Я думаю, что епископальная служба прекрасно воздала должное хорошему человеку, но должен сказать, что панегирик Кэлхоуна был скорее похож на политическую речь, может быть, даже на речь в предвыборной кампании. Можно задаваться вопросом, было в ней что-либо, чего он еще не говорил.

Репортер повернулся к Уиллу.

– Уилл Ли, вы являетесь кандидатом демократической партии в сенат, думаете ли вы, что доктор Дин станет вашим оппонентом от республиканцев?

– Это дело Исполнительного комитета республиканцев штата, и я уверен, что они сумеют выждать надлежащим образом, прежде чем выдвинут своего кандидата. В конце концов этот день вряд ли подходит для политической деятельности, – сказал Уилл, как он надеялся, не слишком ядовито.

Они извинились и прошли к машине.

– Предстоит дьявольски тяжелая кампания, – сказал отец. – Кажется, я тебе не завидую.

 

Глава 2

Мики Кин вошел в закусочную на Пичтри-роуд и обнаружил, что детектив, приглашенный им на ленч, уже поджидает.

– Привет, Дейв, – сказал он.

Детектив по убийствам Дейв Хейнс пожал его руку. Они сели за столик недалеко от бара.

– Как вам эта работа? – спросил Хейнс.

– Пирл приличный парень. Я работал на многих похуже.

– Ну, надеюсь, вы не имеете в виду вашего возлюбленного капитана, – заметил Хейнс.

– Ну, – в том же тоне ответил Кин, – я никогда не имею его в виду.

– Как проводите время?

– Просматриваю газетенки.

– Я видел объявления. Но вы получаете массу хлама.

– Можно было предвидеть. Что у вас происходит?

Хейнс оглянулся и понизил голос.

– Забавные дела, – сказал он. – О, не слишком, в пределах допустимого, но то тут, то там бывает забавно.

– Расскажите-ка мне что-нибудь посмешнее.

– С Джимом Уинслоу случился приступ, когда он шагал по дороге, – сказал Хейнс.

– Что же тут забавного? – простецки спросил Кин, медля над своим салатом. – Ничуть не смешно, когда здоровые парни падают мертвыми, не закончив утренних тренировок. Шел-шел и упал.

– Да, но у тех парней вены с тромбами. У Уинслоу же чистые, как свисток.

– Что сказал эксперт?

– Специальные слова, означающие, что время от времени какой-нибудь парень в хорошей форме падает из-за причуд сердечной деятельности.

– А есть иные предположения?

– Ничего существенного. Набор своеобразных мелочей.

– Вроде?

– Вроде следующего. Уинслоу занимался спортивной ходьбой каждое утро при восходе солнца всю свою жизнь зимой и летом. Об этом все знают. Если бы вы захотели прихватить Уинслоу, как бы вы это сделали? С восходом солнца, отвечу я вам, когда разносчик газет прошел, а остальные спят, или еще не вышли на улицу.

– Интересный поворот мысли, приятель.

– О'кей, вот его и находят двое. Один из них – сосед, который спешит на ранний самолет в аэропорт Хартфилд. И когда этот самый сосед подъезжает к упавшему, он там видит другого парня, ухо которого приложено к груди Уинслоу.

– Другой тренировался тоже. Все, вроде, естественно.

– О'кей, конечно. Но на этом другом были капюшон и темные очки. В теплое влажное утро. Затем этот парень уезжает на машине соседа, вызывает «Скорую» и – исчезает.

– Не хотелось вляпаться в эту историю. Такое случается.

– Я обошел всю округу. Такой человек не живет там. Никто в округе не занимается спортивной ходьбой на восходе. По дороге ходил один Уинслоу.

– А дал вам этот сосед описание другого парня? – Не очень-то многое. Вроде бы, тот был усатый. Это почти все; парень был в серой шерстяной одежде. Ну и капюшон, темные очки...

– А что на записи номера девятьсот одиннадцать?

– Минимум. Человек упал, место, вызов «Скорой помощи». Он повесил трубку, прежде чем оператор смог выяснить что-нибудь еще. Выговор южный, глубокого Юга, но произношение четкое, будто он давно привыкает правильно говорить.

– Подобно южанам в армии, наемным парням, которых там обучают говорить?

– Похоже.

Кин посмотрел на Хейнса с демонстративной серьезностью.

– Конечно, вы знаете, что это дикое предположение.

– Забавно, что именно так и сказал наш возлюбленный капитан. – Хейнс отложил свою вилку. – Черт возьми, я знаю, что этого недостаточно, чтобы продолжать расследование. Я также понимаю, что это политические дела, то есть горячий картофель в пальцах, и управление не хочет официально расследовать предположения вроде этого, не подкрепленные убедительными фактами. Но есть основания для чего-то большего, чем рутинное вскрытие трупа. Надо было бы привлечь более проницательного патологоанатома, чем наши штатные медицинские эксперты.

– Но это бы насторожило прессу, – сказал Кин.

– Знаю, но не могу успокоиться. Уже не впервые меня предостерегают от чего-то, потому что оно обещает много хлопот и расходов. – Хейнс посмотрел на Кина, который, казалось, и не очень слушал его, а затем перевел взгляд на телевизор, передающий полуденные новости.

Группа людей окружила кафедру, с которой выступал Дон Беверли Кэлхоун.

– Вот он опять, – сказал Кин.

– О да, его избрали кандидатом от республиканцев штата.

– Да-а, – произнес Кин и повторил: – и вот он опять.

– Он часто выступает по телевидению, – сказал Хейнс.

– Я не это имел в виду, – осветил Кин. – В последние месяцы каждый раз, когда я чем-то интересуюсь, появляется и он. Его люди пикетировали книжную лавку Мэнни Пирла перед тем, как Перкерсон попытался уничтожить Мэнни; кое-кто из них устроил демонстрацию у клиники абортов в тот самый день, когда были убиты доктор и медсестра; а теперь вот вы говорите, что Уинслоу, возможно, прикончили, и снова в поле зрения возникает доктор Дон.

– Ну, Мики, – усмехнулся Хейнс. – Это уж самое дикое предположение.

– Ваша правда, – рассмеялся Кин. – Но я вот что

скажу вам, Дейв.: очень меня настораживают всякие совпадения.

– Понимаю, что вы имеете в виду, – сказал Хейнс, вытерев губы и бросив салфетку на тарелку. – А теперь, если вы меня извините, мистер Кин, я хотел бы убраться как можно дальше от вас и ваших далеко идущих идей. – Он поднялся и, проходя возле Кина, хлопнул его по спине. – Желаю удачи, Мики. Больше разговаривать не будем.

 

Глава 3

Мики Кин стоял в переполненном зале Баптистской церкви Святого Холма обеих побережий. Здесь было несколько знакомых газетчиков. Но никто его не спрашивал, почему он пришел в церковь, и это его устраивало.

Через боковую дверь вошла группа мужчин, они разместились на возвышении впереди зала. С минуту, впрочем, они постояли все вместе, позируя фотографам. Кин обратил внимание на одного из них – представительного, высокого, худощавого, с выправкой, выдающей военного. У него были густые, гладко причесанные седые волосы, темные брови. Он встал рядом с Кэлхоуном. Красивый мужчина.

– Что за парень возле Кэлхоуна? – спросил Мики репортера из «Конститьюшен», подпиравшего стенку по соседству.

– Это отставной полковник Джи Стюарт Уиллингхэм, – сказал репортер. – Он служил в морской пехоте. Предполагалось, что Старина Джеб, как его называют, должен был принять командование корпусом морской пехоты, но он попал в какую-то историю во Вьетнаме. В его части были слишком большие потери из-за захвата плацдармов, самоубийственных вылазок и тому подобного. По этому вопросу конгресс проводил закрытые слушания, и Уиллингхэма перевели служить в своем штате. Он вышел здесь в отставку. Руководит какой-то правой организацией. Она называется «Американцы за сильную оборону»...

– Доброе утро, леди и джентльмены.

Громкий голос навел тишину. Зажглись прожекторы.

Полковник с легкой улыбкой оглядел зал.

– Мое имя Уиллингхэм, – сказал он. – Я председатель совета дьяконов Баптистской церкви Святого Холма обеих побережий. Должен с сожалением объявить, что сегодня утром совет принял отставку преосвященного доктора Дона Беверли Кэлхоуна с постов пастора нашей церкви, ректора Университета веры и главного исполнительного директора «Фейтс кейбл телевижн. Инк», – Полковник сделал, для пущего эффекта паузу, затем продолжил: – Наше сожаление, однако, смягчается сознанием, что в роли кандидата в сенат Соединенных Штатов доктор Кэлхоун будет вносить еще больший вклад в развитие своего штата и своей страны, и мы считаем, что должны поделиться талантами этого прекрасного человека с другими согражданами Америки. Но вместе с тем мы получаем удовольствие пригласить на замену отцу преосвященного Ральфа Беверли Кэлхоуна. Он до-последнего времени был правой рукой доктора Кэлхоуна и в церкви и во всей связанной с ней деятельности.

Уиллингхэм повернулся, и на возвышении появилась фигура молодого белокурого человека. Преосвященный Ральф Беверли Кэлхоун был еще более худ, чем отец, ii остальном они были поразительно схожи: те же выступающие зубы, та же улыбка. Правда, на щеке молодого Кэлхоуна красовалась красная шишка, не добавлявшая ему красоты.

– А теперь, – продолжал Уиллингхэм, – с удовольствием представляю вам преосвященного доктора Дона.

Кэлхоун в хорошо сшитом синем костюме и ярко-красном галстуке шевельнулся на кафедре.

– Доброе утро всем вам, – жизнерадостно прогудел он. – С нынешнего дня я буду просто Доном Кэлхоуном, республиканским кандидатом в сенат Соединенных Штатов от Джорджии. – Он сделал паузу, как бы ожидая аплодисментов, которых не получилось, а затем поспешил дальше. – Сегодня я разрываю узы, которые много лет связывают меня с церковью Святого Холма. Университетом веры и «Фейтс кейбл телевижн, Инк». В воскресенье я произнесу прощальную проповедь. – Он повернулся и посмотрел на сына, тот осклабился ответно. – По любезному приглашению нашего нового пастора, преосвященного Ральфа Беверли Кэлхоуна. Все это, конечно, означает, что мои деловые и финансовые отношения с этими организациями закончатся. Мне не будут выплачивать жалованье, и я не буду пользоваться связанными с моим прошлым положением преимуществами. А теперь я готов ответить на вопросы журналистов. – Он подал знак молодой женщине в первом ряду. – Джейн?

– Доктор Дон, значит ли это...

– Пожалуйста, Джейн, – прервал ее Кэлхоун, – называйте меня просто Дон.

– Ну, мистер Кэлхоун, – продолжала та, – значит ли это, что вы больше не будете летать в реактивном самолете стоимостью пять миллионов долларов, на котором путешествуете последние пять лет?

– Джейн, этот самолет принадлежит независимой корпорации, она сдавала его на разные сроки «Фейтс кейбл телевижн, Инк». Если мне понадобится этот самолет в ближайшее время, руководители моей политической кампании постараются заключить соответствующее соглашение с названной корпорацией.

– А какова должна быть почасовая оплата аренды этого самолета?

– Ну, можете не сомневаться, мы договоримся, и она будет справедливой. – Кэлхоун посигналил другому репортеру.

– Док... ах, мистер Кэлхоун... в прошлое году церковь Святого Холма построила вам и вашей жене дом в двенадцать тысяч квадратных футов на территории городка Университета веры, только меблировка его, по слухам, обошлась более чем в два миллиона долларов. Что же, вы теперь переедете оттуда?

– Конечно, вы знаете, Эд, – Кэлхоун просиял улыбкой, – что большую часть этой мебели мне подарили люди из моего прихода, и я счастлив сказать, что Совет регентов университета согласился предоставить мне право пользоваться его землей на девяносто девять лет, а дом я выкуплю.

– Сэр, – прервал его репортер, – ваше заявленное жалованье по всем должностям, которые вы занимали в церкви, в университете и в «Фейтс кейбл телевижн, Инк» достигало девятиста тысяч долларов в год, а теперь вы уходите в отставку с этих должностей. Как вы сможете выкупить дом площадью двенадцать тысяч футов?

– Что ж, я внесу свою скромную лепту из средств, которые мы с женой накопили за многие годы, а университет предоставит мне заем на остальную сумму.

– Какова согласованная цена дома и условия займа?

– Так или иначе, я уверен, что мы придем к согласию в духе христианской любви и сотрудничества. А теперь у меня остается время для ответа только на еще один вопрос. – Кэлхоун обернулся к молодому репортеру новостей «Фейтс кейбл телевижн, Инк». – Да, сын мой, слушаю.

– Мистер Кэлхоун, – сказал молодой человек, читая вопрос с листка бумаги, – каковы цели и задачи вашей кампании по выборам в сенат Соединенных Штатов?

Репортеры недовольно, заворчали, телевизионные техники начали убирать оборудование.

– Что ж, ну вот, я рад получить политический вопрос, – захихикал Кэлхоун. – Кампания моя до самого ее окончания будет христианской.

Кэлхоун продолжал говорить, а Мики Кин продвинулся к открытому окну. Большой автобус был уже запаркован поперек дороги. Мики выглянул из окна и махнул рукой. Из автобуса появился Мэнни Пирл и направился к церкви. Он нес плакат «ОТДЕЛИТЬ ЦЕРКОВЬ ОТ ГОСУДАРСТВА! Л.К.Д.Д!!!», за ним следовала дюжина красоток в бикини с такими же плакатами в руках.

– Святое дерьмо! – крикнул какой-то репортер, увидев в окно процессию. – Взгляните-ка на это!

Кэлхоун продолжал гудеть свое, а люди в церкви бросились к окнам. Кэлхоун запнулся.

– Что такое там происходит? – с яростью вопросил он.

– Ну и девки!!! – прокричал телеоператор, прорываясь к дверям.

Туда же бросилось десятка два газетчиков, опрокидывая ряды кресел. Кэлхоун спустился с кафедры и поспешил к окну, а за ним его сын и дьяконы. Выглянув, Кэлхоун повернулся к преосвященному Ральфу Беверли.

– Вызови полицию! – распорядился он. Мики Кин стоял на газоне, надрываясь от смеха при виде того, как Кэлхоун в сопровождении совета дьяконов и сына выскочил к дренажной канавке, отделяющей его от оголенных женщин. С полдюжины телевизионных камер готовы были запечатлеть его прибытие на место происшествия.

– Что происходит? – строго спросил Кэлхоун.

– Обмен любезностями, доктор Дон, – рявкнул Мэнни Пирл. – Вы пикетировали место моего бизнеса, и я надумал пикетировать ваше: это мои девушки с «Аллеи Кошек». Приглашаю вас заглянуть в заведение.

– Ради Бога, – кричал Кэлхоун, – накиньте что-нибудь на этих женщин! Они же почти голые!

– Послушайте-ка, что я говорю: если хотите увидеть все доподлинно, заезжайте сегодня вечером в «Аллею Кошек», – надрывался Мэнни, видя, что телевизионщики ведут звукозапись. – В «Кошечку», или в «Дикую Кошку». Мы открыты с пяти часов вечера до четырех утра шесть дней в неделю!

Послышался вой полицейских машин. Две из них с визгом притормозили перед церковью. Вылез внушительный сержант.

– Офицер, я требую, чтобы вы сейчас же убрали этих людей с принадлежащей церкви территории! – прокричал Кэлхоун.

– Ну, Мэнни, – сказал сержант. – Вы позабавились, а теперь забирайте своих дев и смывайтесь.

Из-за автобуса тотчас же появился молодой человек с портфелем.

– Извините, сержант, – сказал он, – меня зовут Уилкокс, и я адвокат, представляющий интересы мистера Пирла и этих леди. Я хотел бы указать, что они находятся не на территории церкви, а на дороге, притом совершенно не мешая транспорту или проходу.

К Мэнни подскочила женщина-репортер с микрофоном.

– Извините, мистер Пирл, – сказала она, – что означают буквы Л.К.Д.Д?

– Это политический лозунг, – ухмыльнулся Мэнни Пирл: – «Любого, Кроме Доктора Дона», – вот что они значат.

Девицы разразились криками.

– Любого, Кроме Доктора Дона! Любого, Кроме Доктора Дона! – скандировали они. К толпе подъехала машина без служебного номера, из нее вышел человек в штатском. Сержант отдал ему честь.

– Доброе утро, лейтенант, – сказал он. – Боюсь, мы в затруднительном положении.

– Эй, Харви, – крикнула одна из девиц лейтенанту. – Не видела вас с прошлой ночи! Как дела?

Лейтенант побагровел.

– Ол-райт, – сказал он. – Все пикетчики арестованы. Непристойное поведение.

Молодой юрист выступил снова:

– Лейтенант, на молодых леди пристойные бикини, принятые повсеместно в нашей стране для появления на публике.

– Но я-то не арестован, – воскликнул Мэнни Пирл. – По крайней мере, пока!

– Всем в автобус, – скомандовал лейтенант. – Сержант, ваша машина впереди, остальные за ней. Остановка у городской тюрьмы! Остальное обсудим в присутствии судьи!

Мики Кин просто катался от хохота, когда Мэнни и его девицы шумно погружались в автобус, а Дон Беверли Кэлхоун уводил свою паству обратно в церковь.

– Преосвященный Ральф! – кричал Кэлхоун. – Позовите моего юриста.

 

Глава 4

Уилл созвал всех на десять утра в понедельник.

– Ну вот, – сказал он, – мы в совершенно новой игре. Неделя на то, чтобы сориентироваться и найти новые подходы. – Он повернулся к отцу. – Пап, начнем с тебя. Как с финансами?

Билли Ли прокашлялся.

– У нас в банке немногим более ста десяти тысяч долларов; а если учесть неоплаченные счета, получится около семидесяти.

– И это все?

– Да, – сказал Билли. – Кстати, я помню, что требуется миллион долларов, чтобы пройти всеобщие выборы.

– Это моя вина, Уилл, – сказал Том Блэк. – Я настаивал на том, чтобы выложить почти все на телевещание за две недели до первичных выборов. Но Мака вдруг пригвоздили без нас, и конкурентом выступит не Уинслоу, с которым было бы проще сладить. Я попытался было отказаться от телепередач в последние два дня перед первичными выборами, но телестудии и слышать не хотели о возврате денег.

– Что ж, вы не могли предвидеть всего. Как и я. Никто не мог предвидеть.

– Есть и другие новости на финансовом фронте, – сказал Билли, – но они разного свойства.

– Начни, пожалуйста, с хороших.

– Лартон Питтс и его группа передали демократической партии полмиллиона.

– Новость хороша, – заметил Уилл. – Но получим ли мы это?

– Боюсь, что нет, – сказал Билли. – Исполнительный комитет демократов выделил мам сто тысяч долларов.

– Что?

– Они говорят, что им, мол, надо что-то еще финансировать. Это, конечно, чепуха.

– Не понимаю, – сказал Уилл. – Я одолевал их засидевшегося губернатора еще до того, как он сам себе навредил. Неужели они полагают, что я не смогу победить телевизионного проповедника?

Билли продолжил:

– Группа Лартона Питтса передала полмиллиона также и республиканской партии.

– Что же, они работают на обе стороны? – с недоверием спросил Уилл.

– Я еще не закончил, – сказал Билли. – Говорят, что республиканцы хотят передать Кэлхоуну эти полмиллиона целиком, поскольку, дескать, он начинает с пустого места.

– Проклятие, – вымолвил Уилл. В комнату вошел Мосс Малле, руководитель опросов общественного мнения.

– Извините, что я запоздал, Уилл, – сказал он. Слово взяла Китти Конрой.

– Я думаю, лучше свыкнуться с мыслью, что Кэлхоун сможет истратить больше денег, чем мы. Он в свое время сумел мобилизовать задень сотни тысяч долларов для своих телепередач. Между прочим, видел ли кто вчера его «прощальную проповедь?»

– Я пропустил, – сказал Уилл.

– И я тоже, – откликнулся Том.

– Она была похожа на тридцати минутную речь в политической кампании по свободному телевещанию, – сказала Китти. – Бог там был упомянут всего однажды, когда Кэлхоун заявил, что раздавит всех своих врагов. Думаю, он имел в виду вас.

– Думается, мне надо к этому привыкнуть, – улыбнулся Уилл.

– Привыкайте не только к этому, – сказала Китти, – но кое к чему еще.

– К чему же?

– Он сильно налегал на борьбу с гомосексуалами, не упоминая имен, но можно было вычислить их. Разглагольствовал насчет либералов, извращающих предназначение правительства, и как он лично собирается очищать нравственность в штате. Судя по его запалу, он ни перед чем не остановится.

– Ол-райт, Мосс, а что дали опросы на прошлой неделе?

– Что ж, – Мосс Малле разложил перед собой листы бумаги, – вот данные, полученные в четверг после стриптиза у церкви и до утренней проповеди Кэлхоуна в воскресенье.

– Боже, разве этот стриптиз не был изумителен? – сказал Том. – Я давно так не смеялся.

Уилл суеверно постучал по столу пальцем:

– Не дай Бог, нас еще увяжут с этим Мэнни Пирлом и его девчонками. Проверьте источники денежных взносов. Я не хочу получать от Мэнни ни цента. Это нанесет нам смертельный удар.

– Я рад, что вам понравился стриптиз, Том, – сказал Малле. – Но многим избирателям он не понравился, по крайней мере, несколько кадров, показанных в телевизионных новостях. Это уже сыграло свою роль. Во всяком случае, в пятницу телефонный опрос шестисот вероятных избирателей дал вот какую картину: Кэлхоун имеет сорок шесть процентов голосов, а вы, Уилл, – тридцать девять.

– Хотите сказать, что когда после первичных выборов было объявлено о выдвижении Кэлхоуна, мы сразу отстали от него на семь пунктов?

– Может быть, и всего на три пункта в зависимости от степени ошибки, – сказал Малле. – Но учтите, только пятнадцать процентов опрошенных не определили свое отношение. Это беспокоит меня. Если бы выборы состоялись в пятницу, вам для победы понадобилось бы восемьдесят процентов голосов из этой категории, а Кэлхоуну нужно было бы около трети. Всего.

– Ну, я не верю, – сказала Китти.

– Сожалею, – ответил Малле, – я просчитал все дважды. Мои люди интервьюировали некоторых избирателей, применив проверенную методику. Все подтверждается. – Он пожал плечами. – Полагаю, вы платите мне за правдивую информацию.

– Конечно же, Мосс, – сказал Уилл.

– А где мы котируемся хорошо, и где – хуже? – спросил Том.

Малле взглянул на цифры.

– Лучше всего в самой Атланте и в городах с населением более ста тысяч – Саванне, Огасте, Колумбусе... Хуже всего в маленьких городках и на периметре Атланты – в Мариетте, округе Кобб, Лоренсвилле и округе Гуннетт. Это похоже на кольцо республиканцев вокруг Атланты.

– Есть ли что-то обнадеживающее? – спросил Уилл.

– Ну, черные не любят Кэлхоуна и не доверяют ему, там вы получаете восемьдесят процентов. Затем, я думаю, вы получите голоса гомосексуалов. Ни один из них не станет голосовать за Кэлхоуна.

– Да-а, – протянул Том, – а если они еще нас поддержат финансово, Кэлхоун обрушится на нас, как кирпич с высоты.

Уилл со вздохом сообщил:

– Мои новости еще хуже. Сегодня утром я получил письмо от судьи Боггса. В его календаре возник перерыв; он наметил суд на утро понедельника в конце октября, то есть за восемь дней до выборов.

– Негодяй, – бросил Том. – Почему он идет на это?

– Откажитесь вести дело! – сказала Китти.

– В таком случае судья упрячет его в тюрьму за неуважение к суду, – сказал Билли. – И кампания будет проиграна наверняка. Уилл не сможет ее завершить. Думаю, судья работает на республиканцев и лгал Уиллу с момента, когда Уилл объявил о своем намерении баллотироваться.

Группа погрузилась в горестное молчание.

– О, я совсем забыла, – сказала, наконец, Китти довольно безразлично. – Утром мне звонил управляющий кампанией Кэлхоуна. Он предлагает нам теледебаты.

– Однократно? – спросил Уилл.

– Да, один раз.

– Спасибо и на том.

 

Глава 5

Пикеты появились незамедлительно. «БОГ РАЗРУШИЛ СОДОМ И ГОМОРРУ», «НЕ ПУСКАЙТЕ ГОМОСЕКСУАЛОВ В ПРАВИТЕЛЬСТВО»– кричали плакаты. Уилл проходил сквозь пикеты едва ли не каждый раз перед своими выступлениями по всему штату. Он отвечал на любые вопросы в любой аудитории, местные телестанции неизменно освещали его «городские встречи».

В Саванне после его выступления из первого ряда встала какая-то женщина и напористо заявила:

– Мистер Ли, не могу отделаться от впечатления, что вы в своей речи не были искренни насчет гомосексуализма. Может, вы бы лучше открыто признали свою связь с покойным Джеком Бахенаном, и скажите, были ли у вас другие гомосексуальные связи?

Уилл взглянул на камеру телевидения, там уже горел красный сигнал. Следовало перейти в контратаку.

– Мадам, – твердо произнес Уилл, – то, что вы сказали, основано на лжи, а я пришел в этот зал отвечать на честные вопросы, а не изобличать ложь.

– Отвечайте на вопрос! – закричал кто-то из конца зала. Уилл обратился к женщине в первом ряду, которая еще стояла.

– Может быть, назовете ваше имя, – сказал он.

– Маргарет Тсермонд. Я учительница в школе, и я училась в колледже вместе с Милли Бахенан, вдовой Джека Бахенана, и я заметила, что Милли не так уж вас защищала в этом деле.

– Милли Бахенан потрясена, охвачена горем, ей теперь приходится самой растить детей. Я не просил ее помощи. А вы повторяете злобную сплетню и почему-то этого не стыдитесь.

– Отвечайте же на вопрос! – повторил мужчина из задних рядов.

– Какой вопрос? – спросил Уилл. – Я не слышал вопроса ни от нее, ни от вас. Если у вас ко мне вопрос, задайте его!

– Вы гомосексуал? – прокричал мужчина.

– Нет, – ответил Уилл, – а вы сами?

– Нет, черт возьми!

– Что ж, я вижу, вам нравится отвечать на ложные обвинения не больше, чем мне, – сказал Уилл.

Кто-то в зале рассмеялся, некоторые стали даже аплодировать.

– А теперь, когда прояснилась сексуальная ориентация – моя и ваша – не перейти ли нам к действительным проблемам нынешней встречи?

Один из подсаженных Томом людей был уже на ногах, и Уилл ответил ему на вопрос, касающийся местных дел...

Уже в машине Китти сказала:

– Меня беспокоит, что слова «гомосексуал» и «педераст» прозвучали несколько раз, что и попадет в газеты. У многих в памяти застрянет в связи с вашим именем только это.

– Я проверял насчет школьной учительницы, – сказал Том. – Она училась с Милли Бахенан в одном колледже, но, как вы заметили, не сказала, что разговаривала с Милли. А сейчас она преподает в одной из так называемых христианских академий, устроенных правыми для того, чтобы их дети не ходили в школы вместе с черными. Все это дело кажется мне подстроенным. Но ведь не докажешь.

– Хотелось бы найти способ покончить с этими вопросами раз и навсегда.

– Боюсь, такого способа нет. Разве что вы нападете на улице на нескольких женщин. Думаю, лучше с этим управляться по ходу дела, именно так, как сегодня. Получилось хорошо, когда вы обернули вопрос на того парня и заставили людей рассмеяться. Может быть, подготовить варианты ответов, если так будет продолжаться?

– Невеселая мысль, – сказал Уилл.

– Том прав, – сказала Китти. – Дьявол, почему вы не разведены с женой, как другие?

 

Глава 6

Отчаяние подсказало Мики Кину идею. Он просто выдохся. И подумал, что, если второй пешеход на дороге был Перкерсон, его усики означали, что Перкерсон изменил свою внешность. Это предположение имело смысл. Опознать торчавшие уши и длинный нос находящегося в розыске преступника мог любой полисмен. Но эти уши и нос не появлялись с тех пор, как Перкерсон скрылся. Между тем стрельба у клиники абортов была наверняка его работой.

Кин не раз видел в кино такие истории; пластические операции помогли преступникам менять облик. Конечно, это – в кино, но других идей не было, и если отбросить эту, расследование заходило в тупик.

Полиция имела бы право при необходимости опросить всех хирургов-косметологов Большой Атланты, но Кин работал в одиночку и – частным образом. Пришлось углубиться в телефонный справочник. Изучая его, он для начала отбросил известных в городе специалистов, работающих в центральных, престижных госпиталях. Затем исключил докторов южной части города, населенной преимущественно черными. Перкерсон не пошел бы к черному доктору. Декатур и северо-восточные пригороды, где живут люди среднего класса, Кин отнес на последнюю очередь проверок, а для начала, рассудил он, можно заняться поиском в Мариетте, северо-западном пригороде Атланты. На референдуме жители Мариетты голосовали против присоединения к транспортной системе скоростного сообщения с центром города, чтобы, как тут объявили, не привлекать в Мариетту черных. В Мариетте было полно магазинов оружия и сдавалось в аренду коммерческое стрельбище. Можно было снять его хоть на часок. Подходящее, словом, местечко для темных дел.

В Мариетте, судя по справочнику, работало восемнадцать хирургов подходящей к случаю специализации. Нужно было каждого проверить. Кин ездил, согласно своему списку, весь день из офиса в офис. Там за стеклянными переборками сидели медицинские сестры, а в приемных, как правило, кроме журналов можно было увидеть доски с прикрепленными к ним карандашами: пациенты могли записать и оставить свои имена, адреса, телефоны.

За день работы Кин едва освоил половину списка. К вечеру он устал от пустых разговоров и нудных встреч с равнодушными людьми. На другое утро, однако, он выпил две чашки крепкого кофе и снова выехал в Мариетту.

Первый же офис, куда он заехал с утра, был в другом стиле, чем все вчерашние. Он показался Кину слишком большим для одного врача, а на табличке значилось только одно имя: Леонард Оллгуд, доктор медицины. Среди журналов в приемной лежали иллюстрированные издания с рекламами разных видов оружия и политическая периодика. Нашелся армейский журнал и один, которого Кин никогда не видел до этого, называющийся «Он гард», с подзаголовком «Журнал американцев, выступающих за сильную оборону». Ожидая приемщицу, вызванную по телефону, Кин полистал его и обнаружил имя издателя-редактора: «полковник морской пехоты Стюарт Уиллингхэм (в отставке)».

Кин показал приемщице свой значок.

– Доброе утро, – сказал он, вынимая коричневый конверт. – Посмотрите, пожалуйста, на фотографию. Не был ли этот человек вашим пациентом в последние несколько недель или месяцев?

Грудастая женщина в форме медицинской сестры слегка смешалась, как, впрочем, многие обыкновенные люди, которым внезапно предъявляют полицейский значок. На пластиковой карточке, прикрепленной к ее халату, значилось, что она – Сузи Эдемс.

– Конечно, я посмотрю, – бодро сказала она.

Кин вынул фотографию из конверта и показал ей, не отводя взгляда от ее лица. Глаза медсестры расширились, почти неуловимо дрогнули ноздри, она задержала дыхание.

– Никогда его не видела, – предельно искренне сказала она, покачав головой. И поднялась: – Посмотрим, может быть, его доктору знает...

Кин не выпустил из рук фотографию.

– Я хотел бы повидать доктора, – любезно сказал он, – если он найдет для меня минутку.

– Минутку... – повторила она, исчезая в дверях. Как только она вышла, в офис вошли три женщины, одна из них была забинтована, они расписались на листе бумаги. Первые пациенты сегодня, понял Кин. Медсестра открыла дверь и пригласила Кина войти.

– У доктора есть минутка до начала приема, – сказала она. – Пойдемте.

Она повела его по длинному коридору, в который выходили двери нескольких комнат. Доктор, подумалось Кину, должно быть, набирает пациентов целыми кучами. За последней дверью открылась небольшая, хорошо оборудованная операционная, при ней был просторный, обставленный дорогой мебелью кабинет. Или, скорее, операционная – при кабинете.

Человечек, одетый в белый халат, пожал Кину руку.

– Я – доктор Оллгуд, – сказал он. – У меня есть минута: чем могу быть полезен?

Кин уже не показывал своего значка.

– Я веду расследование, доктор, и прошу вас взглянуть на фотографию, интересующего меня человека. Не видели ли вы его раньше, не пришлось ли вам его оперировать – вот что я хотел бы узнать, если вас не затруднит.

Доктор не обращал внимания на фотографию.

– А могу я увидеть ваше удостоверение личности, пожалуйста? – справился он.

– Конечно, – сказал Кин. достав бумажник со значком и удостоверением.

И тогда Оллгуд протянул руку и взял у Кина бумажник. Такого в практике Кина еще не бывало. Он был изумлен.

– Я вижу, вы из Атланты, – сказал доктор. – А это означает, что вы не имеете права здесь действовать.

– Мне не нужно такого права, чтобы задать несколько вопросов, – ответил Кин.

– О, правильнее было бы вам попросить офицера полиции Мариетты сопровождать вас. – Доктор еще раз глянул в удостоверение. – Тем более вы уже вышли в отставку и, кажется, вообще не можете нигде действовать.

– Я – частный сыщик, действую на основании лицензии, – сказал Кин, представив другое удостоверение. Оллгуд и его внимательно рассмотрел.

– Майкл Кин, – произнес от задумчиво. – Что ж, мистер Кин, я рад сотрудничать. Хотел, лишь узнать, с кем имею дело. – Он вернул все бумаги Кину и уставился на фотографию. – Что ж, – сказал он, – этому парню, конечно, не повредило бы хирургическое вмешательство. Посмотрите на его уши! Думаю, что следовало подправить и нос. – Он облегченно вздохнул. – Нет, я, определенно, его не видел и не оперировал.

– Спасибо, доктор, – сказал Кин, уже поворачиваясь к выходу. – Вижу, что у вас операционная прямо в офисе.

– Это становится обычным, – ответил Оллгуд, выходя из-за стола, чтобы проводить Кина. – Я экономлю массу времени, оперируя здесь, а не в госпитале. – Он опять пожал руку Кина. – Сожалею, что не смог вам помочь. Всего хорошего. – Он повернулся и, подойдя к столу, что-то записал на листке бумаги. Кин мельком увидел это, следуя за медсестрой.

На прощанье она натянуто улыбалась.

«Горячо», – сказал себе Кин, усевшись в машину. В своей записной книжке он начертал имена доктора и медицинской сестры, Леонард Оллгуд и Сузи Эдемс. Здесь все удобно. Ни вопросов, неизбежных в госпитале, ни регистрации пациентов за пределами офиса. По остальным адресам ехать было бессмысленно.

И Кин узнал кое-что дополнительно. У Перкерсона теперь не только новые уши, но и новый нос: что-то приятное и прямое. И усики.

Когда Кин отъезжал от офиса, что-то важное всплыло в его сознании, понадобилась минута, чтобы это освоить. Оллгуд долго рассматривал его удостоверение частного сыщика и, безусловно, выяснил адрес. Затем записал это как пить дать.

Кин заехал на автостоянку возле торговых рядов и поставил машину так, чтобы видеть офис доктора Оллгуда и долго сидел в машине, раздумывая. Прошел час, но Кину не надоело. Он все смотрел на офис, время от времени приближая к глазам бинокль. Люди входили и выходили. А вот и знакомая личность!

Из черного джипа «чероки», подкатившего к офису, вышел полковник Уиллингхэм, седовласый, подтянутый. Его осанка производила впечатление и на расстоянии. Обратно полковник проследовал минут через десять. Он сел в свой джип и уехал.

Наконец-то, подумал Кин. Кое-что складывалось. Определенные имена, лица, имеющие, очевидно, касательство к преступлениям Перкерсона. Кин аккуратно тронул свою машину следом за джипом.

 

Глава 7

Компания продолжалась, и Уилл погрузился в ее рутину. Вечером он едва добирался до постели. Изо дня в день он встречался с десятками, сотнями людей, обменивался с ними рукопожатиями, выслушивал их советы и пожелания. Отвечал, не тушуясь, на всяческие вопросы. Насчет патриотизма, «семейных ценностей», своих мужских способностей и прочего.

В середине октября в общинном зале в Уэйкроссе, на крайнем юге штата, его удивило отсутствие провоцирующих плакатов. Он вдруг ощутил серьезность собравшихся. Не видно было пикетов.

– Их там не было нынче вечером, – сказал он Тому.

– Похоже, что это кончилось, – заметил Том. – Наши опросы показывают, что это уже не срабатывает.

– Я разочарован, – улыбнулся Уилл. – Только научился отвечать на провокации.

– Опросы показывают, – сказал Том, – что мы начинаем выигрывать в небольших городках и в сельской местности. Именно там людей привлекает имя сенатора Карра, с которым мы связаны. Но меня по-прежнему беспокоит некоторое отставание от Кэлхоуна. Надо его догонять. Это возможно, если как следует потратимся на телевидение. Но на это нет денег, Уилл. Второе осложнение – предстоящий судебный процесс. Он вынудит вас, Уилл, резко замедлить темп проведения кампании.

– Нельзя ли спланировать, чтобы все воскресенье перед началом процесса я мог провести дома?

– Это мы можем сделать. Кампания осложнится, если вы плохо проявите себя в суде.

– Полагаю, что толку будет немного, если я и выиграю процесс, – спокойно сказал Уилл. – «Обвиненный в убийстве получает свободу», – представляете заголовок в газетах?

– Послушайте, Уилл, худшее, что вы можете для себя сделать, это сейчас уже беспокоиться о том, как процесс повлияет на ваши шансы быть избранным. Просто приложите максимум стараний и позвольте мне позаботиться об освещении дела в прессе.

– Затем еще дебаты с доктором Доном. Он ведь мастак во всем, что касается телевизионных выступлений.

– Есть некоторые идеи в этом плане, – сказал Том. – Возможен новый подход к организации дебатов. Позже мы это обсудим.

 

Глава 8

В течение трех дней Мики Кин следил за Уиллингхэмом. Он был на месте, когда этот человек вставал утром, и он укладывал его в постель вечерами. Под деревьями на лесистом участке, в середине которого стоял дом Уиллингхэма, нашлось на горке хорошее место с обзором дома, стоянки и гаража.

Уиллингхэм дважды выезжал в церковь Святого Холма и по пути заглядывал в магазины, но большую часть времени оставался дома. Никто не приезжал повидать его, и появлялись лишь почтальоны да служащие из конторы, осуществляющей чистку ковров.

На третью ночь Уиллингхэм лег рано. Огни в доме погасли в одиннадцатом часу. Кин поехал домой и по дороге остановился у офиса Мэнни Пирла.

– Вы все же полагаете, что Уиллингхэм стоит за всем этим? – в который раз спросил Мэнни.

– Кто знает? Пока ничего не могу доказать. Но все как-то увязывается, понимаете? Чувствую, что Уиллингхэм выведет меня на Перкерсона.

– А как быть с доктором и медсестрой, – спросил Мэнни. – Может, за ними стоит понаблюдать?

– Если все так, как я думаю, Перкерсон с ними не общается. Получил новые уши и новый нос и исчез. Мне нужно неделю на Уиллингхэма; если ничего не добуду, попробую поработать с медиками.

Когда Кин вошел к себе в квартиру, звонил телефон. В свое время он опубликовал этот номер в объявлениях о розыске Перкерсона. Импульсивно Мики схватил телефонную трубку еще до того, как включился автоответчик.

– Хэлло.

– Хэлло, – произнесла женщина. Низкий, сипловатый, чем-то знакомый голос. – Это Майкл Кин?

– Да.

– Вам нужен Гаролд Перкерсон, я предоставлю его. – сказала женщина. – Мне нужна награда.

– Получите, что обещано, тут нет вопроса, – ответил Кин. – Ваше имя?

– Зовите меня Джил, – сказала женщина.

– О'кей, Джил, пусть так. И где, по-вашему, Перкерсон?

– Нужно встретиться. Мне понадобится ваша защита.

– После того, как я найду Перкерсона, он уже не сможет дышать свежим воздухом. Вам не о чем будет беспокоиться.

– Не думаете же вы, что он одинок в этом деле, – сказала она.

– Одинок в чем?

– За ним нечто большее, чем та книжная лавка.

– Так расскажите, – сказал Кин. – Если вы в самом деле кое-что знаете.

– Клиника абортов и Уинслоу, – сказала она. У Кина перехватило дыхание. Женщина могла догадаться насчет клиники – об этом писали газеты, толковало телевидение – но нигде и слова не появилось, что Уинслоу умер не от сердечного приступа.

– Где можем встретиться? – спросил Кип.

– Поезжайте по дороге восемьдесят пять на север, – сказала она, – сверните на съезд на Ленокс-роуд, поверните налево к Леноксу. Через пару миль ресторан «У Хьюстона», сразу за торговыми рядами. Я сейчас там. Пятнадцати минут хватит?

– О'кей, буду через пятнадцать минут. Как выглядите?

– Я сама вас увижу. Не опаздывайте, а то уйду. Кин знал ресторанчик «У Хьюстона», привлекающий разную публику – и семейных людей и хиппи, – всегда заполненный посетителями.

Восемь минут спустя он уже мчался на скорости семьдесят миль по дороге 85. Почти, никакого движения здесь уже не было. У съезда на шоссе, ранее связывавшего соседние штаты, Кин свернул на отходящую с: него влево

Ленокс-роуд. Впереди завиднелся перекрывающий ее мост. Подъезжая к нему, Кин в зеркальце заднего вида заметил фургон с одиноким водителем, надвигавшийся сзади.

Фургон разогнался как раз в тот момент, когда ему полагалось бы притормаживать перед светофором.

– Вот сумасшедший, – сказал вслух Кин. – Не видишь, что ли, что красный свет?

Но фургон норовил обогнать его, и он притерся. Прежде чем фургон врезался в левый бок его машины, Кин увидел темные очки и усики водителя.

Кин закричал и нажал на тормоза, пытаясь удержать машину на дороге. Но педаль провалилась, поскольку гидравлические тормоза отказали. А от механических было уже мало толку. Кин мертвой хваткой вцепился в рулевое колесо, напрасно пытаясь подать машину влево, однако не мог остановить скольжения. Фургон на добрых полтонны был тяжелее его машины. Надвигалась опора моста.

«Перкерсон!» – полыхнуло в мозгу в тот самый момент, когда машина врезалась в гору бетона.

 

Глава 9

Мики очнулся под грохот и скрежет.

– Ради Бога, поосторожнее, вы разорвете его! – кричал кто-то.

Кин осознал, что он не в аду и даже не в чистилище; там о нем не стали бы так заботиться. Сильной боли он не ощущал, но ему было трудно сделать глубокий вдох.

– Приходится извлекать его, как сардину из мятой банки, – произнес голос. – Кто знает, какие у него внутренние повреждения; нужно тащить его дюйм за дюймом, о'кей? Постойте, сперва натащу на него воротник.

Что-то твердое обвило шею Кина, затем чья-то рука обхватила его талию.

– Осторожно! – взвизгнул кто-то.

– Не знаю, как это сделать, – прозвучал еще один голос. – Трудно сказать, где кончается он, где начинается металл.

Кин почувствовал, что рука тянет его, и его тело переместилось. Потом наступила боль – пронизывающая, безграничная. Он закричал.

– Вот дерьмо, – сказал голос. – Его нога там зажата. Приведите-ка человека с факелом.

– Не надо, – слабо произнес Кин.

– Что? Боже, он говорит.

– О, дерьмо, – повторил кто-то. – Что же он сказал?

– Не надо факела, – сказал Кин погромче, чувствуя запах бензина.

– Он попал в точку, Эдди. Ты всех тут взорвешь своим факелом. Надо работать ключом для открывания банок.

«Сардинка, – подумал Кин, – это я-то сардинка», Они опять его передвинули, и он отключился.

Свет был ярким, и боль во всем теле. Вокруг толпились люди, нагибаясь к нему, стаскивая с него одежду. Слышен был треск разрываемой ткани.

– Морфин! – сказал кто-то, и Кин почувствовал иглу:

– Подождите минутку, – сказал он, желая что-то внушить им, но опоздал, разлилась приятная теплота.

Очнувшись в следующий раз, он уже не собирался терять сознание. Он был один в палате, куда через жалюзи пробивался солнечный свет. Он хотел поднять руку и тронуть свое лицо, но вспыхнула боль в груди. Однако желание почесаться стало уже нестерпимым, и тогда он стал тихонечко подымать руку снова. Открылась дверь, вошла медсестра.

– О, вы пришли в себя! – воскликнула она.

– Разве? – ответил Кин: говорить было больно. – Не могу утверждать, но – возможно.

– Дайте-ка я вас приподниму. – Она стала поворачивать ручку в конце кровати.

Верхняя часть его тела приподнялась на несколько дюймов. В ногах стоял Мэнни Пирл.

– С вами все будет в порядке, – произнес Мэнни.

– Уже в порядке, – подхватила сестра. – Вы самый удачливый в отделении, а может быть, и в госпитале.

– Что сломано? – спросил Кин.

– Локоть и голень, – ответила сестра, указывая на шину, которая прикрывала его ногу до колена. – Хорошо еще, что вы пристегнули ремень безопасности, a то бы все вдребезги.

– Что же еще? – спросил он.

– Больше ничего, вас просвечивали рентгеном с головы до пят. Никто не верил.

– И я не верю, – проговорил Кин. – Такая боль, что кажется все тело переломано.

– Вы мнительны, – заметила она. – Внизу, между прочим, давно находится детектив, мечтает с вами потолковать. Как вы насчет этого?

– Почему бы и нет? – сразу согласился Кин. – Дали бы вы мне только попить...

Она поднесла к его рту стакан, и он засосал воду.

– Что случилось? – спросил Мэнни Пирл, когда медсестра вышла.

– Подождите минутку, – сказал Кин. – Посмотрим, что там за коп.

В палату вошел Дейв Хейнс.

– Доброе утро, спящая красавица, – поздоровался он. – Вы неплохо поспали, пока все стояли вокруг.

– Я и не знал, что это вас заботит, Дейв, – пробормотал Кин.

– Меня-то не очень, я просто любопытен, – ответил Хейнс. – Через минуту здесь будут ребята из автоинспекции. Я хочу знать, что стряслось?

– Я тоже, – сказал Мэнни.

– Дейв, это мой босс, Мэнни Пирл! – Кин подождал, пока они жали друг другу руки.

– Итак? – спросил Хейнс.

– Это был он, – заявил Мики.

– Дьявол, я знал, что вы так скажете! – воскликнул Хейнс. – Вот моя жизнь и усложняется.

– Не усложняется, – возразил Кин. – Вы не участвуете. Я удовлетворяю ваше любопытство, не больше.

– Это же глупо! Если это действительно был он, передайте мне, что у вас есть, и я займусь.

– Не получится!

– Вы хотите сами его схватить, – подтвердил Хейнс.

– Да, и знаю, как до него добраться.

– Давайте, я помогу, – предложил Хейнс. – Капитану не обязательно знать.

– Ну, Дейв. Вам уже меньше года служить, верно? Действуйте там и набирайте пенсию.

– Разве я не могу что-то сделать?

– Да, быть может. Поступило что-нибудь в прессу?

– Телевизионщики сделали массу кадров, пока вы находились в машине и вас старались вытащить. Они не узнали, кто вы такой.

– В каком я госпитале?

– В Нортсайдском.

– Знаете кого-нибудь здесь?

– Двоих-троих.

– Сделайте меня мертвым.

– Не уверен, что они пойдут на это, Мики.

– А почти мертвым?

– Посмотрю, что можно сделать. Если опасаетесь, что он попытается предпринять еще что-нибудь, я подключу сюда нескольких человек.

– Тогда сделайте меня сумасшедшим, – попросил Кин. – И постарайтесь, чтобы из автоинспекции ко мне никого не пускали.

 

Глава 10

– Почему мы встречаемся здесь? – оглядываясь, спросил Уилл.

Было лишь три часа дня и ресторан пустовал. Том Блэк вздохнул.

– Потому что у меня есть кое-что рассказать, а я не хотел этого в присутствии вашего отца, Китти и Мосса.

Уилл чувствовал себя неважно. Он простудился, устал, а теперь еще и напуган.

– Ол-райт, – сказал он, – выкладывайте.

– Последний опрос показал, что у Кэлхоуна сорок восемь, а у вас сорок четыре процента голосов плюс-минус четыре процента. Мы чуть-чуть набрали, а он теряет. Не хватает, как я говорил, недели для максимального взлета вашего рейтинга. Но это уже была бы неделя после выборов. И если сумеем все мобилизовать, включая партийные фонды – все, что можно.

– Так что же нам делать? – спросил Уилл, уже зная ответ.

– За оставшиеся две недели кампании мы должны истратить четыреста тысяч долларов на телевизионные передачи. Или мы проиграем.

– Если бы получить передышку, – сказал Уилл.

– Это правда, что не было передышек с тех пор, как Мак Дин попал впросак, – заметил Том. – И нам ничего ниоткуда не причитается. Единственный вариант, что доктора Дона засекут в его пасторском кабинете с каким-нибудь бойскаутом; но вряд ли стоит на это рассчитывать.

Случилось то, о чем Уилл старался не думать.

– Такое случается с каждым кандидатом? – спросил он.

– Почти с каждым, – ответил Том. – По крайней мере, с теми, кто не обладает большими преимуществами в кампании. Никто, кроме республиканцев, обычно не имеет достаточно денег. – Том размешал свой чай. – Я связался с ребятами из телевидения. Завтра еще до закрытия кассы мы должны разместить там заказы, оплаченные чеками, иначе эти заказы мы потеряем.

– Ол-райт, – произнес, наконец, Уилл. – Я найду деньги.

– Есть еще кое-что, Уилл, – сказал Том.

– Что же?

– Если не достанем денег, мы наверняка проиграем; но и если достанем, можем не выиграть выборы. Полной уверенности у меня нет.

Сердце Уилла упало. Он знал, где и как найти деньги, всегда знал, но не думал, что дойдет до этого. А теперь слышит, что все равно может ничего не получиться. Так стоит ли игра свеч? Только двое могут ответить на этот вопрос.

– Подождете немного. Том?

Он поднялся, прошел к телефону, набрал номер, связался, с кем надо, объяснил ситуацию, выслушал ответы и мрачный вернулся к столику.

– Деньги для вас будут завтра, – сказал он.

* * *

Через некоторое время он уже всматривался в лицо человека, которого знал с самого детства и который никогда ему особенно не нравился.

Человек отложил газету.

– А вы уверены, что хотите это сделать? – спросил он.

– Уверен, – сказал Уилл твердо, насколько смог.

– И последствия взвесили на случай, если вас не выберут? У вас ведь не хватит доходов на необходимые в будущем выплаты.

– Безусловно, я все это понимаю.

– Притом, если возникнет такое положение, у нас не будет иного выхода, кроме распродажи.

– Понимаю.

Человек открыл ящик письменного стола и вынул бланк. Он вписал имя Уилла, сумму – четыреста тысяч долларов и срок – девяносто дней, начиная с этого. Внизу он поставил две галочки, передвинул бланк к Уиллу и передал ему авторучку.

– Нам еще нужно изучить все имущество, но, полагая, что оно в надлежащем состоянии, деньги мы переведем на ваш счет к середине завтрашнего дня.

Уилл расписался, встал.

– Спасибо, сэр, – сказал он, протягивая руку. Его собеседник также встал.

– Вы мужественнее меня, – ответил он. – Или, возможно, глупее.

– Надеюсь, что нет!

Уилл вышел из офиса, оставив на столе банкира закладную на земли своей семьи – земли, которые первый Ли в Мериуезерском округе начал скупать в 1826 году; земли, которые потерял его дед из-за нашествия долгоносика и которые его мать и отец вернули себе под конец долгой и трудной жизни; земли, на которых, он думал, будут когда-нибудь жить его дети и внуки.

На обратном пути в штаб-квартиру он плакал в своей машине.

 

Глава 11

Мики Кин, сидя на кровати, пытался надеть носок на левую ногу. Каждый его мускул – спина, шея и плечи – вопил, чтобы он бросил это занятие.

– Я хотел бы, чтобы вы остались у нас еще на пару дней, – сказал доктор.

– Зачем? – спросил Кин. – Я не так уж сильно поврежден.

– Но вы были потрясены, – сказал доктор. – Нервной системе требуется время, чтобы оправиться. Вы живы лишь потому, что ваша машина отреагировала на столкновение в полном соответствии с инженерным расчетом. Это – везение.

– Ура Детройту, – сказал Кин. – Пусть будет трахнута Германия. – Он все же напялил носок, надел ботинок и пытался завязать шнурок.

– Ол-райт, отправляйтесь и получайте разрядку, – недовольно сказал доктор. – На гипсовой шине есть каблучок, но вам придется несколько недель пользоваться костылями, иначе нога скрючится. Приходите через две недели, мы сделаем рентгеновский снимок. Я лишь надеюсь, что вы не окажетесь снова в этой палате.

Он вышел, а в палате появился незнакомец, не из персонала госпиталя, в обычном костюме. Кин, шнуруя ботинок, не посмотрел на него.

– Позвольте помочь, – сказал вошедший, опустился и завязал шнурок.

– Благодарю, – выдохнул Кин. – Кто вы такой?

Вошедший вынул небольшой бумажник и раскрыл его.

– Я Боб Уоррен из ФБР, – сказал он.

Кин нагнулся и развязал шнурок, а затем стал с новым усердием завязывать его. Спросил, запыхавшись:

– Что ж, ваши ребята теперь расследуют дорожные происшествия?

– Просим вас держаться в стороне от Уиллингхэма, – сказал агент.

Кин завязал шнурок, уселся поудобнее.

– От кого? – спросил он. – Никогда не слыхал о таком.

– Тогда зачем вы три дня дежурили у его дома?

– Мне нравятся лесные участки.

– Послушайте, Уиллингхэм наш клиент. Мы не можем допустить, чтобы вы вспугнули его.

– Да-а? Вы нравитесь мне, ребята. А если он важен для моего расследования?

– Я знаю, чем вы заняты, – сказал агент. – Могу сказать, что Перкерсон будет скорее накрыт, если вы останетесь в стороне. У нас там свой человек.

– Что же вам нужно от Перкерсона? – спросил Кин. – Убийство ведь не относится к федеральным преступлениям.

– Но он участвует в том, что относится к ним, – сказал агент.

– Почему же вы его не арестовали? – спросил Кин, тронув свои костыли.

– Он нам полезнее там, где находится, чем в тюрьме.

Кин кивнул.

– Я так и думал, – заметил он, оттолкнулся от кровати, оперся на здоровую ногу и запустил костылем в сотрудника ФБР. Костыль попал тому в голову и сбил его с ног. Кин закричал от боли и повалился сам.

Агент вскочил и вытащил пистолет.

– Стоять на месте, безумный ублюдок! – прокричал он.

Кин постарался занять сидячее положение и оперся о стену.

– О, я люблю вас, ребята, – сказал он. – Перкерсон вогнал меня в бетон на скорости семьдесят миль, а вы, ребята, видимо, в этот момент все снимали на пленку: Давно ли вы знаете, где он находится? Не достаточно ли долго, чтобы предотвратить убийства у клиники абортов? Не достаточно ли долго, чтобы помешать расправе с моим партнером? Кого еще вы, ребята, хотели бы видеть убитым, чтобы раздобыть хорошие сведения?

Агент уложил в кобуру пистолет.

– У нас свои методы.

– Да-а? – вымолвил Кин. – Ну вот, а у меня свои собственные.

– Вы хотите пристрелить Перкерсона, не так ли? – спросил агент, и лицо его покраснело. – Вы хотите всадить ему пулю в голову и помешать расследованию, которое уже продолжается два года и ведет к десяткам арестов по обвинению в заговоре против государства.

Кин схватился за кровать и встал на здоровую ногу.

– Я ничего не знаю о заговоре, – сказал он. – Я ловлю ребят, которые убивают людей; можете назвать это делом моей жизни. Сейчас я очень стараюсь поймать парня, который убил моего партнера и попытался убить меня. – Он потряс головой. – Нет, я не собираюсь его пристрелить. Я намерен протащить его мордой по грязи, прижать ему коленом шею и стянуть за спиной его руки. А затем лично проследить, чтобы его зарегистрировали, сфотографировали, привлекли к суду, судили бы за убийства, и, если проживу достаточно долго, я бы еще отправился к Редсвилл, посидеть на галерее и посмеяться, когда будут его поджаривать.

Кин подхватил костыль и запрыгал к другому. Взяв их под мышки, проверил длину. Агент наблюдал. Наконец, Кин поднял взгляд.

– И еще кое-что скажу, – сказал он. – Пусть никто из федеральных хвастунов не попадается на пути, когда я буду всем этим заниматься:

Кин выбрался на костылях из палаты и направился к столику медсестры, что-то бормоча и постанывая от боли.

 

Глава 12

Они лежали, прижавшись друг к другу в темноте – мокрые от пота и обессилевшие.

– Я хочу знать, – сказала она. – Я хочу знать все об этом.

Он засмеялся.

– Ты ничего не пропускаешь, не так ли? – сказал он. – Хочешь, чтобы тебя прикончили?

Она взяла в руку его пенис и стала массировать.

– Ты не сможешь меня убить, слишком во мне нуждаешься, – медленно сказала она, продолжая свое занятие.

– О. Боже, – захныкал он. – Знает Бог, это правда.

– Я люблю все знать, это власть, – сказала она. – Мне нравится быть у власти. – Ее руки не уставали.

Он уже содрогался.

Она села сверху, надвинувшись, и приняла его внутрь себя.

– Я хочу знать все, что знаешь ты, – сказала она, медленно двигаясь вкруговую, что, она знала, доводит его до безумия. – Мне достаточно знать то, что ты знаешь.

– Нет, – сказал он. – Забудь. Она перестала двигаться.

– Ну, что ж ты! – молил он, дергаясь. – Ну, спрашивай, дьяволица.

– Кто Старейшина? – спросила она, колыхнувшись.

– Оллгуд, – сказал он. – Твой босс.

– Лжец, – сказала она и стала слезать.

Он схватил ее за ягодицы и потащил на себя.

– Нет, – сказал он.

Она возобновила движение на его чреслах. – Ну, тигр?

– Уиллингхэм, – сказал он.

Она помедлила:

– Не врешь, дорогой?

– Клянусь, – сказал он. – Я с полдюжины раз встречался с ним наедине.

Она заерзала на нем снова.

– Где же ты с ним встречался?

– В его доме, – мучительно выдохнул он, – Это центр – оружия, денег, всего.

– А я думала, Кэлхоун. – сказала она. Перкерсон ощутил, что она делает так, как он особенно любит.

– Этот клоун? – заговорил он быстро, – да он и дороги в сортир не нашел бы самостоятельно. Уиллингхэм его вытащил в люди. Кэлхоун до встречи с ним проповедовал в сарае, а жил в трейлере.

– Откуда же деньги? – спросила она. – Ведь там масса денег!

– От богатых парней, от Избранных, да и от Кэлхоуна. Вся наличность из прихода Кэлхоуна идет прямо Уиллингхэму.

Она ускорила темп.

– Каким же образом ты узнал все это? – спросила она придирчиво.

– Он сам рассказывает. Ему недостает слушателей.

– Но почему же именно ты? Почему ты? – Она двигалась все быстрее.

– О, Боже, – взревел Перкерсон...

– Почему ты? – требовала она.

– Он знает меня с Вьетнама, он знает...

– Что знает?

– Да я кончаю, кончаю!

– Да, да! – прокричала она. – Я с тобой!

Они приникли друг к другу. Она не слезла, а стерла пот с его лба и похлопала его по щекам.

– Почему же именно ты? – снова спросила она.

– Он знает, что я пущу себе пулю в голову, если он попросит, – выдохнул он, – И еще он знает, что я никогда никому не дамся живым.

 

Глава 13

В пятницу вечером в той же студии, где Уилл вел дебаты с Маком Дином, он оказался лицом к лицу с Доном Беверли Кэлхоуном.

Двое кандидатов в сенаторы под горячими прожекторами обсуждали вопросы, выбранные посредником. Они стояли друг против друга, опираясь на кафедры. Уилл говорил по-своему, Кэлхоун – по-своему, оперируя ссылками на Писание, взывая к Семейным ценностям, Американскому образу жизни и Господу.

Уилл не мог с ним соревноваться в демагогии. Он будто стрелял серебряными пулями в сердце чудовища, а оно поднималось и нападало, выставив зубы. Кэлхоун демонстрировал весь арсенал, искусно провоцируя противника, ставя под сомнение его нравственность, образ жизни и убеждения.

Уилл пресытился этим. Он не поддался на провокации и, когда истекал час дебатов, подвел итог в коротеньком заявлении, глядя на не Кэлхоуна, а в объектив телекамеры.

– Поскольку это моя последняя возможность выступить перед таким большим количеством избирателей Джорджии, я обращаюсь к тому, что, по-моему, стало уже чуть ли не главным накануне выборов. А именно к тому факту, что мой оппонент, вступив в политическую борьбу, избрал почему-то метод дискуссии, основанный на выпадах, полуправде, наклеивании ярлыков и недостойных намеках. Он изо дня в день намекал, что, поскольку я холостяк, я, должно быть, гомосексуал, что, поскольку я не женат, мне не понять заботы семей; что поскольку я отказываюсь рассуждать на темы религии в политической кампании, где этим рассуждениям не место, я, вероятно, вообще так называемый гуманист, что бы оно ни значило. Поскольку я против растраты и разворовывания несметного количества общественных денег, направляемых на бессмысленное умножение оружия, я, будто бы, – против сильной обороны; поскольку я предлагаю разумно расходовать средства на помощь неудачливым согражданам, готовым участвовать в осуществлении Американской Мечты, меня обвиняют в том, что я легкомысленный либерал. Да, я отвергаю людоедскую идеологию правый радикалов. За это меня называют социалистом и чуть ли не коммунистом. Да, я против смертных приговоров, за это меня обвиняют в пособничестве преступникам. Да, я поддерживаю право женщины самой решать, вынашивать ли ей ребенка, и тут же оказываюсь сообщником убийц. Надеюсь и верю, что мои земляки слишком умные люди, чтобы попасться на эту грязную тактику. Я уверен, что вы хотите, чтобы ваши представители в Вашингтоне не забывали о вашей повседневной жизни. А не занимались бы там и здесь демагогией, ради того, чтобы удовлетворить собственные амбиции. У меня нет церковной кафедры, с которой я могу говорить о своих идеях и принципах. Я располагаю не большими средствами, чем любой кандидат, и я их использую в меру своих способностей. Если вы находите, что я понимаю, во что вы верите и чего хотите, то вы пошлете меня в сенат Соединенных Штатов через неделю после следующего вторника. Если ошибаюсь, значит, заслуживаю поражения. Слово за вами, сограждане. Благодарю вас.

Заключительная речь Дона Беверли Кэлхоуна звучала в иной тональности.

– Друзья мои, – сказал он заискивающе, – мой молодой оппонент суммировал свои идеи лучше, чем я могу это сделать. Он, как я понял, хотел бы заставить вас верить, что сексуальная ориентация мужчины не имеет значения, хотя Бог осуждает содомитян; он за то, чтобы вы поверили, будто созданный Богом утробный плод нельзя назвать человеческим существом, он настаивает на том, что религиозные убеждения кандидата – или их отсутствие – не имеют значения в глазах людей, которые его избирают. Вы только что слышали, как он говорил все это здесь, этим вечером. Вы также слышали, что он сетовал на отсутствие кафедры, с которой мог бы рассказать о своей сере. Что ж, я предлагаю ему кафедру.

Уилл посмотрел на Кэлхоуна. Что замыслил этот человек?

– Я сегодня предлагаю мистеру Ли, использовать трибуну Баптистской церкви Святого Холма обоих побережий в течение следующей недели. Если он не боится сказать, во что верит, пусть поведает нам об этом. – Кэлхоун обернулся к Уиллу. – Принимаете вы мое приглашение, сэр?

– Принимаю, – ответил Уилл, – с одним условием: моя проповедь в вашей церкви должна быть передана по всем каналам вашей телевизионной сети так же, как ваши воскресные проповеди. Согласны вы на такое условие?

– Что ж, сэр, – сказал Кэлхоун. – Я и не мыслил это как-либо иначе.

– Тогда я рад принять приглашение, – сказал Уилл, улыбаясь в объектив.

* * *

Том Блэк сказал на следующий день:

– Вы дали ему возможность забросать вас песком.

– Том-прав, Уилл, – сказала Китти. – Вам предстоит общаться с аудиторией доктора Дона в его церкви и по его телевидению, а это люди, не способные вас понять.

– Так обеспечьте мне большую аудиторию, – сказал Уилл. – Рекламируйте событие. Телевидение проникает и каждый дом. Нужно добиться, чтобы все телевизоры штата были включены этим утром.

– Рискованно, – сказал Том. – Мы, судя по опросам, улучшили положение, заключив контракты с телевидением и, возможно, сумеем опередить Кэлхоуна в день голосования, если не сделаем ошибок. Судебный процесс Лэрри Муди не должен нам повредить, но тут не все предсказуемо. Стоило ли подсовывать шею под удар, выходя на трибуну доктора Дона?

– Я уже подсунул, – сказал Уилл. – Не мог же я пойти на попятный, неужели неясно? Прошу вас исследовать программу Кэлхоуна. Фиксируйте все, что он организует утром в воскресенье: сколько будет народу в церкви и прочее.

– Ол-райт, – мрачно произнес Том. – Если в самом деле хотите...

– Хочу, – сказал Уилл. – И я еще хочу, чтобы мое выступление слушало как можно больше людей.

– Это будут ваши похороны, – сказала Китти. Уилл вздохнул:

– По крайней мере, я сам проведу похоронную службу.

 

Глава 14

Ветер собрал к крыльцу коттеджа осеннюю разноцветную листву. Погода в то воскресенье выдалась превосходная: бодрящий воздух, яркие краски леса. Подлинно золотая осень Джорджии.

Хорошенько выспавшись и перекусив, Уилл в последний раз перед судом просмотрел документы дела.

Никто бы не смог доказать, что Лэрри Муди не убивал Сару Коул; но надо не дать обвинению шанс доказать, что это сделал именно Лэрри.

Уилл растворил двери, и в дом вместе с несколькими багряными листьями влетел прохладный ветер. Расхаживая по гостиной, Уилл принялся репетировать вслух свои вопросы к свидетелям и речь, обращенную к присяжным. Что-то изменится в ходе заседания, но линия защиты должна быть устойчива и нужны точные формулировки.

Порыв ветра забросил в комнату ворох листвы, и вместе с ветром и этой листвой в дверном проеме возникла Кейт.

– Хэлло, Уилл, – сказала она.

– Хэлло, Кейт, – медленно ответил Уилл, не веря глазам.

– Сожалею, что прервала твою работу, – сказала она. Уилл снова обрел дар речи.

– Ты ничего не прервала. Входи же, и я найду тебе что-нибудь выпить.

– Спасибо. Только не спиртное; Мне еще предстоит дорога в Атланту.

Он подошел к холодильнику, достал чай и налил по стакану. Они сели друг против друга в кресла.

– Настоящий сюрприз, – осторожно заметил он.

– Так уж вышло, – ответила она. – Утром я была в университете штата, подходящий самолет в Вашингтон должен быть в шесть вечера... В общем, я взяла в прокате машину, и вот я здесь.

– Вижу, – сказал он. Она выждала.

– Полагаю, мне начинать разговор. – Она посмотрела в окно. – Кажется, мы с тобой слегка запутались в последние месяцы.

Он помалкивал, ожидая продолжения.

Она вздохнула.

– Пойми, ради Бога, в чем дело. Я ушла с головой в работу, словно в воду нырнула. Честно сказать, не ждала от себя такого азарта. Будто вторая молодость или вторая любовь посетила меня в этой должности, ты понимаешь? Я ощутила свое влияние на большие события. Мне многое доверили.

Она расположилась в кресле свободнее. Ее движения волновали Уилла, как встарь.

– В последние месяцы работать мне приходилось по пятнадцать, а то и по двадцать часов подряд. Я и Питеру не уделяла должного внимания...

Питер был ее сын от первого брака; он жил в интернате при школе в Новой Англии, куда определил его отец.

– Но как выдавался свободный день, мне следовало бывать у него, что я и делала.

– Это можно понять, – сказал Уилл.

Ему не понравилось в свое время то, что она позволила своему бывшему мужу отдать туда мальчика. По мнению Уилла, которому нравится Питер, этот мальчик был еще мал для жизни вдали от матери, и эта школа ему не годилась.

– Полагаю, я говорила, что мне пришлось пройти новую проверку на благонадежность.

– Да, ты говорила, Кейт.

– Ну, так это было ужасно. В управлении есть люди, уверенные, что женщине не полагается занимать должность, на которую меня пригласили. Короче, я перепугалась, что связь с тобой станет аргументом, подкрепляющим их отношение лично ко мне. Они боятся, как ты знаешь, и тени Бена Карра. Кое-кто в управлении обрадовался, когда сенатор вышел из строя.

– Уж этим меня не удивишь, – сказал Уилл.

– Но они опасаются и тебя. Это я знаю наверняка. Ты ставил их своими оценками в трудное положение на слушаниях по бюджетным вопросам.

Уилл улыбнулся.

– В общем, некоторые из моих коллег видят в тебе потенциального противника, и кое-кто в ЦРУ будет искренне огорчен, если тебя изберут.

– Надеюсь не дать им повода обрадоваться.

– Я не отвечала на твои звонки по разным причинам. Например, не могла звонить тебе из служебного кабинета, а дома часто оказывалась лишь среди ночи. Но главное вот что: я просто запретила себе общаться с тобой.

Он ощутил приступ боли.

– Ты бы отвлек меня от работы, а я должна была отдаться ей вся. – Она запнулась и перевела дыхание. – Нет, я уж буду до конца откровенна.

– Пожалуйста, Кейт. Мне это нужно.

– И дело не только в работе. – Она опустила взгляд. – Я чувствовала себя взаперти, старалась выкинуть тебя из головы. Корила себя за то, что не помогла тебе выиграть соревнование – ведь мне надлежало быть здесь, если я любила тебя.

Сердце Уилла взволнованно забилось.

– Был другой, – выпалила она в отчаянии. – Один из наших, забавный, добрый и умница. Удобный. Он на меня всерьез не претендовал, как и я – на него. Ты был прав, заметив, что управление поощряет связи и браки между сотрудниками – так проще жить и им и начальству. Не нужно что-то скрывать. В общем, в тот вечер, когда ты приехал, я пригласила его на обед. Но ты должен знать, что я с ним не спала. Никогда. Ни разу. Я думала об этом, даже было желание, да, но – никогда, ни разу мы не были в постели. Это правда.

Уилл отвел глаза, вспомнив визит Чарлены.

– Я верю, Кейт, – только и смог он сказать.

– В пятницу я пошла повидать своего босса, – продолжала она. – И говорила с ним целый час. Я рассказала ему о тебе, нисколько не извиняясь и не прибедняясь. Думаю, он поверил, что я не компрометировала управление. Сказал, что доложит директору ЦРУ. Я объявила, что приму любое их решение, но пусть имеют в виду, что при первой возможности я намерена увидеть тебя и броситься тебе на шею. Я...

Уилл оставил кресло, встал перед ней на колени и стал целовать ее волосы и мокрое от слез лицо.

– Я также сказала ему, – всхлипнула Кейт, – что собираюсь выйти за тебя замуж, если ты пожелаешь, а если это ему и директору ЦРУ не понравится, пусть убираются к дьяволу. – Сквозь слезы она рассмеялась. – Думаю, к этому моменту я была чуть пьяна, поскольку босс угощал меня виски.

Уилл уткнулся лицом в ее волосы.

Она посмотрела на часы.

– Мне действительно нужно на шестичасовой самолет, – сказала она. – Я приехала для того, чтобы предложить тебе руку и сердце, то есть пожениться, когда ты так или иначе покончишь с этой кампанией.

– Согласен, – вымолвил Уилл ей на ухо.

– Если победишь, я стану женой сенатора. И останусь в управлении, если буду там нужна. А не получится у тебя, все равно я буду с тобой. Согласна жить в этом милом коттедже и растить коров, если потребуется и это, чтобы тебя заполучить. Ты для меня важнее всего.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Кейт, – сказал он.

Она оставалась в кресле, а он на коленях возле нее, пока не пришлось вставать и идти к машине.

Она уехала, а он смотрел ей вслед. В озеро садилось рыжее солнце осени.

 

Глава 15

Людей у здания суда оказалось больше, чем ожидал Уилл, и они были лучше организованы. По одну сторону прохода к парадной двери концентрировались исключительно белые, по другую – преимущественно черные. Черные поднимали плакаты с призывами «СПРАВЕДЛИВОСТЬ В ОТНОШЕНИИ САРЫ КОУЛ!»и «ОСТАНОВИТЕ РАСИСТСКИХ УБИЙЦ».Здесь был черный адвокат Мартин Вашингтон, возглавлявший АРР, то есть группу «Адвокаты за расовое равенство». Уилл ранее встречался с Вашингтоном и считал его человеком честным, хотя пристрастным и легко возбудимым.

Белых у суда было меньше – мужчины и женщины с несколькими детьми. На их плакатах значилось «БЕЛАЯ РАСА В ОСАДЕ, НЕ РАЗДАВИТЕ ЛЭРРИ МУДИ» и «ГРАЖДАНСКИЕ ПРАВА ДЛЯ БЕЛЫХ».

– Что это за люди? – спросил Уилл заместителя шерифа.

– Не могу постичь, советник. Думаю, в основном, из микрорайона бараков.

«Здорово, – подумал Уилл. – Это то, что нужно!»

Из машины вышли Лэрри Муди, Чарлена Джойнер и Джон Морган. Уилл подождал их. Рука Чарлены немного задержалась в его руке. Они встретились впервые после сближения на ферме, и Уилл на мгновение ощутил неловкость в связи с тем, что накануне первичных выборов заподозрил ее в провокации.

Они прошли сквозь строй демонстрантов к ступеням здания суда, где их уже поджидали телекамеры и репортеры.

– Улыбайтесь, когда вам задают вопросы, – посоветовал Уилл, обращаясь к Лэрри. – И будьте кратким.

– У нас полминуты, – сказал Уилл журналистам.

– Мистер Ли, собирается ли ваш клиент сопротивляться?

– Думаю, да, но подчеркиваю, что не он будет принимать решения, а я.

– Лэрри, – сказала какая-то женщина, – рады ли вы, что наконец начинается суд?

Лэрри Муди продемонстрировал свою ребяческую улыбку.

– Нет, мэм, – сказал он. – Не очень-то рад, но определенно надеюсь, что суд снимет тяжесть с моего сердца.

– Существует ли вероятность, что вы подадите апелляцию? – спросил другой репортер.

– Нет, сэр, никакой, – более серьезно ответил Лэрри. – Я невиновен, и меня оправдают.

– Нам пора, – сказал Уилл.

– Мистер Ли, – сказал один из репортеров, – предполагаете ли вы, что процесс окажет воздействие на вашу кампанию?

– Совершенно никакого, – сказал Уилл. – Это дело судья возложил на меня до того, как я решил баллотироваться в сенат. Никакой связи нет.

– Мисс Джойнер, – крикнул вслед репортер, и она повернулась.

Чарлена была в темно-синем шерстяном платье с закрытым воротом и затянутой талией; она выглядела элегантно и казалась исключительно привлекательной.

– Как вы смотрите на процесс? – продолжал репортер.

– Я думаю, – сказала она, дразня репортеров улыбкой, – что Лэрри подвезло, что его интересы представляет такой блестящий юрист. – Тут она одарила Уилла улыбкой несколько более интимной.

Тотчас блеснули фотовспышки.

При подборе присяжных обошлось без осложнений. Четверо белых мужчин, которые должны симпатизировать Лэрри, три белые женщины, черный мужчина, четыре черные женщины, одна из которых выглядела интеллигентной... Уилла этот состав удовлетворил, хотя лучше всего для Лэрри были бы двенадцать белых.

После того, как завершились формальности, поднялся Элтон Хантер, похудевший после болезни.

– Ваша честь, обвинение вызывает Дженин Уолкер. Вышла и была приведена к присяге хорошенькая молодая женщина с африканской короткой прической.

– Мисс Уолкер, вы работаете в Мериуезерском Центре обслуживания?

– Да, работаю.

– Были ли вы на работе семнадцатого декабря прошлого года?

– Была.

– Приходил ли в тот день в Центр обвиняемый, Лэрри Юджин Муди?

– Да.

– Пожалуйста, опишите обстоятельства этого.

Женщина подняла голову.

– Что ж, я позвонила в отношении нашей печки – в здании стало холодно – и из фирмы Моргана прислали мистера Муди. Он сказал, что неисправен термостат и его следует заменить. Сара – то есть Сара Коул, мой босс – возразила против цены, но он сказал, что это самый дешевый из тех, что у него имеются, и она выписала чек, после чего он ушел.

– Каково было отношение мистера Муди к Саре Коул? – спросил Хантер. Поднялся Уилл.

– Возражаю, ваша честь. Свидетельница не обнаружила способности читать в мыслях.

– Принято. Измените формулировку, мистер Хантер, – сказал судья.

Хантер покраснел.

– Мисс Уолкер, не заметили ли вы чего-либо необычного в видимом отношении Лэрри Муди к Саре Коул?

– Ну, он смотрел на нее, будто изголодался.

– Возражаю, – сказал Уилл.

– Принято. – Судья обернулся к свидетельнице. – Мисс Уолкер, вы должны говорить то, в чем абсолютно уверены.

– Да, сэр.

– Мисс Уолкер, – продолжал Хантер, – улыбался ли Лэрри Муди Саре Коул?

– Да, сэр.

– Что это была за улыбка?

– Возражаю. Разве свидетельница эксперт по улыбкам?

– Я скажу по-другому, ваша честь. Мисс Уолкер, улыбался ли Лэрри Муди так, как естественно было бы с его стороны улыбаться клиентке?

– Нет, сэр. По-моему, он улыбался неподходяще к случаю.

– Почему же?

– Это была плотоядная улыбка, вроде той, что видишь на улицах, когда какой-нибудь мужчина пристает к женщине.

– По вашему мнению, Лэрри Муди, говоря другими словами, строил глазки Саре Коул?

– Да.

– Как долго?

– Все время, пока Сара Коул находилась в комнате.

– А когда Лэрри Муди покинул помещение, сказала ли Сара Коул что-нибудь по поводу его поведения?

– Ну, это я сказала ей: «Боже, что за пресмыкающееся»... – В зале послышались хихиканья. – ...А она сказала: «Не тревожьтесь, он меня не беспокоит».

– Когда вы в тот день в последний раз видели Сару Коул?

– Она уезжала из Центра около шести. Я задержалась, чтобы закончить работу на машинке.

– Как уехала мисс Коул? На своей машине?

– В тот день ее машина была в ремонте. Она пошла пешком. До дома ей нужно было пройти примерно милю.

– И вы больше не видели Сару Коул?

– Никогда, – сказала женщина дрожащим голосом. – Ее убили до того, как она добралась домой. Хантер повернулся к Уиллу.

– Ваши вопросы, – сказал он. Уилл вышел из-за стола. Он дал свидетельнице собраться с мыслями и улыбнулся ей.

– Доброе утро, мисс Уолкер, – сказал он. Женщина не ответила, ожидая вопроса.

– Мисс Уолкер, давно вы знаете Сару Коул?

– Да, около двух лет. Столько я работаю в Центре.

– По-вашему, Сара Коул была привлекательной женщиной?

– О, да, очень.

– Привлекательной для мужчин?

– Да, именно так.

– Бывали вы вместе с мисс Коул в мужских компаниях?

– Да, много раз, и в Центре и после работы, на вечеринках и в других местах.

– И мужчины на работе и на вечеринках находили мисс Коул привлекательной?

– Да, я уже говорила.

– А были ли белые мужчины при таких встречах?

– Иногда.

– И они находили мисс Коул привлекательной?

– Да. Полагаю, что да.

– Подведем итог: Сара Коул была исключительно привлекательной женщиной, любой обычный, нормальный мужчина мог счесть ее привлекательной?

– Да, такой она была.

– Но что же было необычного в том, что она понравилась Лэрри Муди – здоровому, нормальному парню?

– Ничего, – спокойно сказала свидетельница, явно осознав, что попала в ловушку.

– Пытался ли Лэрри Муди в вашем присутствии как-то подъезжать к мисс Коул?

– Нет.

– Говорил ли он вообще что-нибудь, не относившееся к ремонту печки и замене термостата?

– Полагаю, что нет.

– Пожалуйста не полагайте, мисс Уолкер, вы же там присутствовали.

– Нет, не говорил.

– Итак, разговор был нормальным, по поводу ремонта печки, без каких-либо неуместных замечаний со стороны Лэрри Муди?

– Да.

– Скажите же, мисс Уолкер, уверены ли вы, что можете выносить безошибочные суждения по поводу отношений мужчин к женщинам.

– Нет, не уверена.

– Тогда, может быть, другое лицо, присутствуя в тот момент в Центре, могло бы и по-иному характеризовать улыбки и взгляды Лэрри Муди, говорившего с Сарой Коул?

– Что ж, я не...

– Пожалуйста, мисс Уолкер. Речь о возможности другого мнения. Мог ли другой рассудительный человек по-иному оценить их встречу?

– Может быть.

– После того, как Лэрри Муди покинул Центр, завершив свою работу, когда вы упомянули о нем Саре Коул, она сказала, цитирую: «Не тревожьтесь о нем. Он меня не беспокоит».

Свидетельница помрачнела.

– Да, но...

– Выходит, что Сара Коул, по ее словам, не была встревожена поведением Лэрри Муди. Может быть, вы сами испытывали беспокойство?

– Да, испытывала.

– Мисс Уолкер, одобряете ли вы случаи, когда белых мужчин привлекают черные женщины. Ей, казалось, было трудно ответить.

– Полагаю, с этим все нормально, – сказала она наконец.

– Мисс Уолкер, был ли у вас когда-либо белый дружок?

Элтон Хантер поднялся.

– Возражаю.

– Это выяснение некоторых взглядов свидетельницы, – сказал. Уилл.

– Не принято, – заметил судья. – Свидетельница будет отвечать.

– Не было, – сказала она.

– Добивался ли когда-нибудь вашей близости белый мужчина?

– Да.

– Соглашались вы на близость с белым?

– Нет.

Уилл старался, чтобы голос его звучал нейтрально, и не показалось бы, что он поддразнивает девушку.

– Мисс Уолкер, можно ли говорить, что вам не нравится, когда белый мужчина предлагает вступить с ним в связь черной женщине?

– Да, полагаю, что так, – спокойно признала она, опустив глаза.

– Можно ли сказать, что вам не нравится, когда белый мужчина испытывает влечение к черной женщине?

– Пожалуй, что да.

– А не может ли быть, что ваше впечатление от встречи Лэрри Муди с Сарой Коул навеяно этим вашим отношением?

– Я так не думаю.

– Уилл с минуту молча смотрел на нее.

– Благодарю вас, мисс Уолкер, – сказал он с симпатией, – это все.

Уилл вернулся к столу, защиты и сел. К нему склонился Лэрри Муди и прошептал:

– Ваш верх, мистер Ли.

– Если повезет, это полезная зацепка, – шепотом ответил Уилл.

– Объявляется перерыв на час для ленча, – заявил судья.

 

Глава 16

– Обвинение вызывает Рузвельта Уоткинса, – провозгласил Элтон Хантер.

Рузвельт Уоткинс занял надлежащее место, его привели к присяге. Он был в аккуратном новеньком сером костюме. Дружелюбно взглянув на Элтона Хантера, он улыбнулся и Уиллу, получив ответную улыбку.

– Мистер Уоткинс... – начал Хантер.

– Называйте меня Рузвельт, – сказал тот. – Меня так все называют. Когда однажды я встретил самого Франклина он безо всякого называл меня Рузвельт.

– Прекрасно, Рузвельт, – сказал Хантер. – Где вы живете?

– Я раздобыл себе домик у скоростной дороги Ла-Грейндж; настоящий удобный домик, – сказал Рузвельт с широкой улыбкой.

– И окна вашего домика выходят на городскую свалку.

– Да, сэр, довольно приличный вид.

– Семнадцатого декабря прошлого года вы смотрели на свалку?

– Это когда я увидел тот грузовик?

– Именно так, Рузвельт.

– Да, сэр, я видел его.

– Расскажите же нам, пожалуйста, что произошло.

– Ну, было около без четверти семь вечера, и я поджаривал кусочки сала, чтобы поесть их с кукурузным хлебом. Я увидел в окно коричневый грузовичок – вроде фургона. Он заехал на свалку, из него вылез парень, прошел назад, вытащил большой сверток, затем волоком перетащил его на кучу мусора и оставил там. Потом уселся в кабину и уехал.

– Вы сказали, что он вытащил из фургона большой сверток, Рузвельт?

– Да, сэр, здоровый.

– Был ли он размером с женщину?

– Да, сэр, ведь она не была слишком крупной женщиной.

– Видите ли вы сейчас здесь человека, который правил фургоном?

– Да, сэр. Вон он сидит рядом с мистером Ли. – Рузвельт указал на Лэрри Муди.

– Теперь ваши вопросы, – сказал Хантер Уиллу.

– Доброе утро, Рузвельт, – сказал Уилл.

– Доброе утро, мистер Ли.

– Очень уж на вас красивый костюм, – сказал Уилл. – Ну, спасибо, сэр, – усмехнулся Рузвельт. – Вон тот мистер Хантер дал мне его.

В зале засмеялись, а Элтон Хантер смутился.

– Рузвельт, вы говорите, что видели грузовик? – Да, сэр, некоторые называют это фургоном.

– И вы сказали шерифу, что видели грузовик?

– Да, сэр, он пришел туда на следующее утро, когда они нашли девушку, и спросил меня. Я сказал ему, что видел грузовик.

– И шериф сказал, что это был фургон?

– Да, сэр, и он провез меня на своей машине к тюряге и показал его мне.

Уилл оставил этот вопрос; он не хотел, чтобы Рузвельт Уоткинс повторял, как он опознал грузовичок.

– А попросил ли вас шериф посмотреть на кого-либо?

– Да, сэр, попросил. На группу джентльменов.

– И вы выбрали одного из них, именно Лэрри Муди?

– Да, сэр, так и получилось.

– Рузвельт, а как стояли эти ребята, когда вы смотрели?

– Они стояли у стенки в ярком освещении.

– И они стояли спинами к вам?

– Да, сэр.

– Зачем же они так повернулись?

– Что ж, как я вспоминаю, это было нужно. Потому что, глядя в окно, я хорошенько рассмотрел только его спину.

– А когда указали на Лэрри Муди – опознав его среди других по спине – повернулись ли все к вам лицом?

– Да, сэр, так они и сделали.

– Именно тогда вы впервые увидели лицо Лэрри Муди?

– Да, сэр, именно так.

– Рузвельт, а далеко ли от вас находился Лэрри Муди, когда вы рассматривали группу людей, их спины?

– О, примерно на половине расстояния, на котором он находится от меня сейчас.

– Рузвельт, носите ли вы очки?

– Нет, сэр. У меня глаза, как у ястреба.

Уилл показал на часы, укрепленные на балконе в конце зала.

– Рузвельт, не могли бы вы сказать, сколько сейчас времени на тех часах.

Рузвельт какое-то мгновение вглядывался, затем скосил глаза.

– Ну, я думаю, черные стрелки уж слишком маленькие.

Уилл повернулся к Лэрри Муди.

– Лэрри, не могли бы вы снять свой пиджак? Лэрри скинул пиджак и встал.

– Рузвельт, как по-вашему, Лэрри Муди крепкий парень?

– Да, сэр, я сказал бы, что крепкий.

– Удивило бы вас, если бы я сказал, что Лэрри тяжеловес и каждый день подымает тяжести?

– Нет, сэр, он с виду сильный.

– Благодарю вас, Лэрри, можете надеть пиджак. Рузвельт, вы сказали, что сверток, который тот человек вытащил из грузовика, был не слишком большим и что если это была женщина, то, должно быть, маленькая женщина, верно?

– Верно.

– Ну вот, теперь читаю вслух из отчета о вскрытии. – Уилл взял со стола защиты документ: – «Сара Коул была ростом в пять футов и три дюйма и весила сто пять фунтов». Соответствовало бы это размеру того свертка?

– Да, сэр, примерно так!

– Как вы думаете, Лэрри Муди мог поднять девушку, весившую сто пять фунтов?

– Конечно, он мне кажется сильным.

– Но человек, которого вы видели, волоком тащил тот сверток по кучам мусора, не так ли?

– Именно так, – сказал Рузвельт, почесывая свой подбородок. – Мистеру Муди, конечно, не потребовалось бы волоком тащить ее.

Уилл невольно улыбнулся. Рузвельт был превосходным свидетелем.

– И еще вопрос, Рузвельт, – сказал Уилл. – Вы бывали в Милленджвилле?

– О да, сэр, в Милленджвилле я бывал три раза. Доктора говорят...

Элтон Хантер с запозданием вскочил на ноги.

– Возражаю! – закричал он.

– Отзываю свой вопрос, – сказал Уилл. – Больше у меня вопросов нет.

Все в зале, включая судью, знали, конечно, что в Милленджвилле находится психиатрический госпиталь штата и что «бывать в Милленджвилле» значило то же, что признать себя душевнобольным.

Этот раунд выигран, подумал Уилл. Но завтра придется иметь дело с учеными экспертами штата.

 

Глава 17

Доктор был прав. Мики Кину не стоило так спешить из госпиталя. Ему потребовалось еще два дня, прежде чем он смог выйти из дома. Но, наконец, он сумел управляться с новой машиной и выезжать.

– Пришлите мне страховку за разбитую машину, – сказал Мэнни Пирл, – а разницу спишем на то, что вас едва не убили.

И вот Мики снова сидел за рулем и наблюдал с парковки у торговых рядов за офисом доктора Оллгуда. Он пробыл там с час. Вскоре после шести вышла медсестра. Это она говорила с ним по телефону и вызвала его тогда в ресторан, теперь он не сомневался. Глянув в бинокль, он зафиксировал номера ее машины и влился в уличное движение следом за ее красным «шевроле». Она притормозила у супермаркета и появилась оттуда с тяжелыми пакетами. Покупок было многовато для женщины, без обручального кольца. Сузи Эдемс звали ее.

Кин проследовал за ней к домам с арендуемыми квартирами. «Шевроле» свернул в ворота нового комплекса. Сторож, махнув приветственно, пропустил машину во двор. Кин чуть подождал, затем подъехал к воротам.

Сторож встретил его у будки.

– Чем могу помочь? – спросил он. Кин предъявил значок.

– Можете назвать имя леди, которая только что проехала сюда в красном «шевроле»?

– Это была миссис Росс.

– Она у вас новенькая?

– Здесь все новенькие, дружок. Комплекс начали заселять месяца три назад.

– А как выглядит мистер Росс? – спросил Кин.

– К чему вам? – спросил сторож.

– Можете держать язык за зубами?

– Конечно же, – с достоинством сказал сторож, подтянувшись под взглядом Кина.

– Расследование по наркотикам. Леди работает в офисе доктора, куда только что поступила крупная партия морфина. Требуется кое-что уточнить. Снять кое-какие подозрения. Думается, впрочем, с ней все в порядке. Но я должен уточнить.

– О, понимаю, – сказал сторож, ощутив себя коллегой детектива.

– Итак, как же выглядит мистер Росс?

– Сказать по правде, в лицо я знаю только миссис Росс, поскольку сам выдавал ей разрешение на парковку, когда она вселилась. Всех, у кого наклейка на ветровом стекле, я пропускаю, не глядя. Таковы указания.

– Понимаю. В какой квартире живут Россы?

– Сорок девять Си, – сказал сторож, сверившись со списком. – На первом этаже. Езжайте прямо, первый поворот налево, затем первый направо, второе здание с левой стороны. Сорок девять Си – последняя квартира на первом этаже.

– Спасибо, – сказал Кин, проезжая в ворота.

Он поспел вовремя, чтобы увидеть как Сузи Эдемс позвонила в дверной звонок, ей открыли изнутри, она вошла и через мгновение вышла. За ней вышел мужчина.

Сердце Кина забилось учащенно. Мужчина был высокого роста, жилистый, с солдатской выправкой, усиками и в темных очках, хотя уже сгущались сумерки.

Кин заехал на автостоянку и достал бинокль. Он и она достали из «шевроле» пакеты с продуктами. Мужчина держался спокойно, но поглядывал вокруг. Кин пригнулся. Уши этого человека прилегали к черепу, нос его был прямой. Тем не менее, Кин опознал Перкерсона – слишком хорошо он представлял его себе. Оба вошли в дом с пакетами в руках. Дверь затворилась.

Кин не мог рыскать у дома на костылях и заглядывать в окна. Звонить в полицию Мариетты было бессмысленно, в Атланту – тем более.

И он ждал в машине, не выходя из нее до одиннадцати, пока в квартире не погас свет. Усталый и оголодавший, Кин поехал домой. Он вернется сюда завтра утром. Рано или поздно этот человек выйдет на свет, можно будет как следует его рассмотреть и, возможно, схватить. А пока Кину остро требовались туалет, винтовка, еда и постель.

 

Глава 18

В семь часов утра во вторник Уилл уже был в машине вместе с Томом Блэком. После двух выступлений в клубах, шести телефонных интервью для радиостанции и многих часов, проведенных вчера в суде, он чувствовал себя как в тумане. Этим утром до начала судебного заседания предстоял завтрак, организуемый женским клубом.

– Согласно опросу в последнее воскресенье, – заметил Том с ходу, – пятьдесят процентов – за Кэлхоуна, сорок семь за вас, остальные не приняли решения. Дебаты по телевидению нам не повредили, но и не очень помогли.

– Что мы можем еще? Вроде бы расписано все по минутам.

– Не представляю, – сказал Том. – Однако Мосс выдумал дополнительные вопросы для сторонников Кэлхоуна. Получилось, что восемь процентов его избирателей намерены голосовать за Кэлхоуна только потому, что подозревают в вас гомосексуала. Вот на чем он может выиграть выборы.

– О, Господи, – зарычал Уилл. – Я думал, что мы от этого отделались.

– Нет же, Кэлхоун все время нажимает на это.

– Может быть, если бы меня судили за изнасилование Сары Коул, это убедило бы их.

– Только если бы вас осудили, – сказал Том с кислой миной. – Он затормозил у лавки. – Куплю газету, – сказал он. Вернулся, усмехаясь. – Или чуть-чуть поможет вот это. – Он передал газету Уиллу.

На первой полосе была фотография. Со ступенек здания суда Чарлена Джойнер уставилась на Уилла таким интригующим взглядом, так маняще, что эффект был вполне однозначный. Снимок впечатлял.

– Боже, – сказал Уилл, – только этого недоставало.

Фотография несколько смутила его. Очень уж откровенная. Кетрин увидит ее... Том рассмеялся.

– Вы знаете, – сказал он, – вчера Китти предположила, что Чарлена станет звездой средств массовой информации на этом процессе. Ей бы работать в кино. Она вызывающе сексуальна, смотрите, как груди торчат. Притом заметно, что она без бюстгальтера.

– Что ж, Чарлена выглядит дикой кошкой. Пожалуй, присяжные поверят, что вряд ли Лэрри хотел и мог кого-либо изнасиловать, когда дома его ждала Чарлена. – Он ударил себя ладонью по лбу и простонал: – О, дерьмо, до меня только что дошло, что Лэрри обвиняется в убийстве, а не в изнасиловании.

– Почему же?

– Да из-за Чарлены. Я недооценил Элтона Хантера. Он знает, что Чарлена обеспечивает алиби Лэрри, и что я попытаюсь использовать это, обратившись к его сексуальной жизни. Он сделает все, что убрать из дела факт изнасилования.

– Тогда какой же мотив он использует?

– Не знаю, – мрачно сказал Уилл.

Элтон Хантер вызвал к допросу шерифа. Тот дал показания по своей части: изъятие вещественных улик, опознание Лэрри и прочее. Уилл не возражал.

– Штат вызывает доктора Эдварда Розенфелда, – сказал Элтон Хантер.

Приятный человек лет тридцати с лишком был приведен к присяге.

– Доктор, – начал Хантер, – где вы работаете?

– Я один из директоров лаборатории криминалистики штата Джорджии.

– И в качестве такового вы проводили вскрытие Сары Коул и судебно-медицинское обследование обвиняемого?

– Это верно.

– Как же была убита Сара Коул?

– Она была задушена. Руками.

– Вы хотите сказать, что кто-то схватил ее руками за горло и таким образом лишил жизни?

– Да.

– Доктор, ваши химики обследовали ковер из фургона Лэрри Муди?

– Да.

Хантер подошел к столу и вытащил из пластикового мешка черный свитер.

– Этот ли свитер с наклейкой магазина Рича был на Саре Коул, когда ее тело привезли в морг?

Доктор посмотрел на ярлычок:

– Этот самый.

– Существует ли взаимосвязь между этим свитером и ковром, который вы обследовали?

– Да, мы обнаружили на ковре ворсинки свитера, а на свитере ворсинки ковра из фургона.

– Значит, установлено двойное соответствие?

– Да, двойное соответствие.

– И эта свидетельствует, на ваш взгляд, что свитер и ковер терлись друг о друга?

– Да, так.

– Что еще обнаружено на ковре?

– Ну, его пытались – не очень успешно – очистить, однако мы обнаружили следы крови группы А с положительной реакцией на резус-фактор.

– Какая группа крови была у Сары Коул?

– Группа А с положительной реакцией на резус-фактор.

– Какое заключение вы делаете на основании этих факторов?

– Я заключил, что Сара Коул лежала на ковре в фургоне Лэрри Муди, и тело ее кровоточило.

– Обвинение регистрирует ковер и свитер как вещественные доказательства с номерами один и два. – Хантер повернулся к Уиллу: – Теперь ваши вопросы.

Уилл встал и обошел стол защиты.

– Доктор, был ли у Сары Коул половой акт незадолго до ее смерти?

– Возражаю. – Элтон Хантер поднялся с места. – Это не относится к делу. Подсудимый не обвиняется в изнасиловании, только в убийстве.

– Ваша честь, – сказал Уилл, – обвинение представило свидетельства о крови на ковре фургона и пытается доказать, что это кровь Сары Коул. Но поскольку доктор Розенфелд утверждает, что она была задушена, а это не увязывается с кровотечением, я полагаю, что вправе знать, откуда могла появиться кровь.

– Так и спросите свидетеля, – сказал судья. – Возражение принимается. Присяжные могут не обращать внимания на упоминания об изнасиловании, поскольку подсудимый не обвиняется в таком преступлении.

– Ол-райт, доктор, – покорно произнес Уилл. – Почему, по вашему мнению, из Сары Коул шла кровь в фургоне?

– Потому что ее несколько раз ударили в лицо, кровь шла у нее из носа.

По крайней мере, подумал Уилл, слово «изнасилование» здесь прозвучало, присяжные этого не забудут.

– Доктор, позвольте коснуться высказанных вами положений. Вы утверждаете, что ворсинки из ковра фургона Лэрри Муди найдены на одежде Сары Коул, верно?

– Это верно.

– Доктор, а является ли ковер из фургона Лэрри Муди уникальным?

– Я... я не знаю.

Уилл взял со стола документ.

– Что ж, позвольте просветить вас. – Он вручил его доктору.

Розенфелд прочитал бумагу про себя.

– Не поведаете ли суду, кто подписал эту справку.

– По всей видимости, управляющий производством завода «Дженерал моторс» в Доравилле, в Джорджии. – Благодарю вас. А теперь не огласите ли текст?

– "Дорогой мистер Ли,

В ответ на ваше письмо от 2 января, могу сообщить, Модель фургона, которая вас интересует, является самой популярной на сборочной линии «Шевроле». В упомянутом вами году мы изготовили 38 000 таких фургонов четырех окрасок. Интересующий вас коричневый цвет использовался на 24 200 производственных фургонах. Один и тот же ковер того же самого производителя был использован на всех коричневых фургонах. Согласно нашим документам, 1703 фургона были поставлены дилерам в штат Джорджия".

– Благодарю вас, доктор Розенфелд. Ваша честь, мы вносим эту справку в качестве вещественного доказательства защиты номер один, а копии справок Налогового инспектора Мериуезерского округа, показывающих, что в округе зарегистрировано тринадцать таких фургонов, в качестве вещественного доказательства защиты номер два. Затем Уилл взял со стола черный свитер и также передал доктору.

– Доктор, я показываю вам свитер с ярлыком Рича. Можете ли сказать, что он идентичен тому, который был обнаружен на теле Сары Коул? – Он вручил доктору и свитер, предъявленный обвинением.

Доктор осмотрел оба свитера.

– Они кажутся идентичными.

– Спасибо, доктор. – Уилл передал оба свитера клерку. – Мы вносим эти свитера в качестве вещественных доказательств защиты номер три, а номер четыре – копия записей о продажах универсальных магазинов Рича. Эти записи показывают, что прошлой осенью около тридцати десятков идентичных черных свитеров продано в семи магазинах Рича на юго-востоке штата, притом более сорока штук – в магазине в Атланте.

– Извините меня, мистер Ли, – сказал клерк, – какой из этих свитеров представлен обвинением, а какой – зашитой?

В зале раздалось слабое хихиканье, когда Уилл принялся вместе с клерком рассматривать свитера.

Уилл взял со стола защиты следующий лист бумаги.

– А теперь, доктор, займемся вопросом о крови на ковре. Скажите, является ли редкой кровь группы А с позитивной реакцией на резус-фактор?

– Нет, это, вообще говоря, вторая по распространенности группа крови.

– Следовательно, можем предположить, что тысячи людей в Мериуезерском округе, мужчин и женщин, имеют кровь группы А с позитивной реакцией?

– Да, несомненно.

– Можете ли вы доказать, доктор, что пятна крови, обнаруженные на ковре фургона Лэрри Муди оставлены телом Сары Коул?

– Нет, – вздохнул доктор, – этого я доказать не могу.

– Теперь вот, доктор, отвечая на вопросы обвинения вы заявили, цитирую: «Я заключил, что Сара Коул лежала на ковре в фургоне Лэрри Муди, и тело ее кровоточило». Но мы показали, что в стране существуют десятки тысяч таких фургонов, в штате их сотни штук и в этом самом округе более десятка. Таким образом, на одежде Сары Коул могли быть ворсинки ковра из любого такого фургона. Мы также доказали, что магазины Рича продали сотни свитеров, идентичных свитеру Сары Коул. И вы сами говорите, что тысячи людей в этом округе имеют ту самую группу крови. Намерены ли вы по-прежнему придерживаться вашего заключения?

– Может быть, я был чересчур конкретен... Но налицо совпадение... – сказал, хмурясь, доктор.

– Совпадения – не аргумент, в данном случае. Ваша сфера, доктор, – наука, точное знание. Можем ли мы с достаточной строгостью утверждать, опираясь на методы науки, что Сара Коул когда-либо находилась в фургоне Лэрри Муди?

– Нет, – сказал медик.

– Больше вопросов нет.

Поднялся Элтон Хантер.

– Поправка, – сказал он.

Судья кивнул.

– Доктор Розенфелд, как долго вы занимаете нынешнее положение в лаборатории криминалистики штата Джорджия?

– Семь лет, с начала моей медицинской практики.

– Сколько убийств вы расследовали за эти семь лет методами судебной медицины?

– Более четырех сотен.

– При таком обширном опыте судебных экспертиз сомневаетесь ли вы в том, что Сара Коул находилась в фургоне Лэрри Муди?

– Никаких сомнений.

– И что Сара Коул была убита в фургоне Лэрри Муди?

– Возражаю! – воскликнул Уилл.

– Не принято, – ответил судья. – Вопрос касается мнения эксперта. Свидетель будет отвечать.

– Совершенно никаких сомнений. Элтон Хантер повернулся к судье.

– Ваша честь, у обвинения нет вопросов.

После перерыва на ленч слово получил Уилл. – Ваша честь, защита вызывает Лэрри Юджина Муди.

Лэрри Муди, одетый в хороший костюм и аккуратно подстриженный, занял место у трибуны.

– Лэрри, какую работу вы выполняете?

– Ремонтирую печки и системы воздушного охлаждения для компании «Морган энд Морган».

– В тот день во вторник, перед тем как была убита Сара Коул, посетили ли вы Мериуезерский Центр обслуживания?

– Да, сэр.

– Зачем же?

– Оттуда позвонили к нам в офис и сказали, что не работает печка. Я поехал на вызов. Это был мой предпоследний вызов в тот день.

– Что вы там делали?

– Заменил термостат.

– Разговаривали вы с Сарой Коул?

– Да, сэр. Ей не очень понравилась цена термостата, но я объяснил, что у меня с собой он только один, и она заплатила за него.

– Лэрри, делали ли вы глазки Саре Коул?

– Что?

– Показалась она вам привлекательной?

– Ну да, сэр, она была по-настоящему привлекательной леди. Я и раньше видел ее в городе.

– Пытались ли вы, как говорится, подъехать к ней как-нибудь?

– Нет, сэр.

– Когда вы покинули Центр обслуживания, куда вы отправились?

– У меня был еще один вызов. Я поехал туда, осмотрел печку, прочистил фильтры.

– Когда вы закончили там свое дело, сколько было времени?

– Почти шесть.

– И что же вы делали потом?

– Поехал домой.

– Был ли кто-нибудь у вас дома?

– Чарлена Джойнер, моя подружка, вернулась домой скоро после шести.

– Покидали ли один из вас, вы или Чарлена, дом в любое время того вечера?

– Нет, сэр. Мы поужинали и смотрели видик.

Уилл чуть помедлил.

– А в какой дом вас в тот день в последний раз вызывали, где вы закончили работу около шести?

– В доме мистера Элтона Хантера. – Лэрри показал на стол обвинения. – Сидящего там джентльмена. В зале раздался смех.

– Лэрри, делали вы сексуальные предложения Саре Коул?

– Нет, сэр, я этого не делал.

– Были ли вы на городской свалке и выгрузили ли из своего фургона тело Сары Коул?

– Нет, сэр, я там не был.

– Лэрри, скажите правду: вы убили Сару Коул?

– Нет, сэр, не убивал. Я же не убийца. – Сказав это, Лэрри вдруг заплакал.

– Ваши вопросы, мистер обвинитель, – обратился Уилл к Хантеру, усаживаясь.

– У меня на этот момент нет вопросов, ваша честь, – произнес прокурор. – Я оставлю за собой право вызвать этого свидетеля позже.

«Вы же блефуете, – подумал Уилл. – Вы не станете его вызывать, а пытаетесь спасти лицо».

Он отдал Лэрри свой платок, и тот вернулся на место.

– Ваша честь, защита вызывает Чарлену Джойнер.

По залу пронесся шепот, когда Чарлена вышла из комнаты свидетелей, заняла место у трибуны и ее привели к присяге. На ней было цветное платье, еще скромнее того, в котором она красовалась на телевизионном экране.

Ее версия того вечера совпадала с показаниями Лэрри. Затем Уилл пошел дальше.

– Чарлена, – сказал Уилл, – что делали вы с Лэрри после обеда?

– Смотрели видик, я уже говорила.

– Занимались ли вы еще чем-нибудь?

Чарлена опустила глаза.

– Мы... ну, мы занимались любовью.

Вид у нее был на удивление смущенным. Сама застенчивость.

– Просто один раз? – спросил Уилл.

– Нет, два или три раза.

– Можете ли вы сказать, что у вас с Лэрри была здоровая совместная сексуальная жизнь?

– О да, – ответила она. – У нас была очень здоровая, по-моему, сексуальная жизнь. – Она ухитрилась застенчиво улыбнуться.

– Скажите, можете ли вы вспомнить, что вы и Лэрри делали предыдущим вечером?

– Смотрели кино из автомашины.

– Занимались ли чем-либо еще помимо просмотра фильма?

– Ну, это был сексуальный фильм, мы возбудились. Ну, и стали заниматься любовью.

– Где же вы занимались любовью?

– В фургоне Лэрри, на полу.

Уилл подошел к клерку и снова взял в руки свитер.

– Узнаете вы этот свитер?

– Да. Я купила его прошлой осенью на распродаже у Рича. На нем, кстати, краской помечено мое имя.

– И когда же вы надевали этот свитер в последний раз, Чарлена?

– В тот вечер в кино.

– Он был на вас, когда вы занимались любовью в фургоне?

– Да, я его не снимала.

– Вы, извините, лежали на спине на полу фургона?

– Да, по крайней мере, часть времени. Мы вообще-то, вертелись по всему полу.

Зал разразился смехом, судья оборвал его.

– И ваша спина, надо думать, терлась о ковер на полу, когда вы занимались любовью?

– Да, некоторое время.

– Чарлена, было ли у вас кровотечение в тот вечер?

– Да, небольшое.

– И это кровотечение произошло из-за того, что вы занимались любовью?

– Да.

– У вас шла кровь, когда вы занимались любовью в фургоне?

– Да, я попыталась отчистить ковер, когда мы приехали домой, но это не вполне получилось.

Уилл взял со стола защиты очередную бумагу и передал Чарлене.

– Чарлена, вы знаете, что это?

– Да. Это свидетельство об исследований моей крови из офиса доктора Леонарда Оллгуда из Мариетты, штат Джорджия. Вы просили меня выяснить мою группу крови, и я обратилась к доктору в Мариетте.

– А не могли бы вы зачитать суду его справку?

– Тут написано, что у меня группа А с положительной реакцией на резус-фактор.

– Чарлена, вы показали, что у вас с Лэрри Муди была очень здоровая совместная сексуальная жизнь. Как вы полагаете, вы удовлетворяли все желания и потребности Лэрри в этой области?

– Возражаю! – воскликнул Элтон Хантер. – Это не имеет отношения к делу.

Чарлена широко улыбнулась. Присяжным придется взять это на заметку, подумал Уилл.

– У меня больше нет вопросов. Ваши вопросы, мистер Хантер.

Элтон Хантер поднялся.

– Мисс Джойнер, вы осведомлены о наказании за дачу ложных показаний?

– Да, думаю, что так. За ложь под присягой можно заработать тюрьму.

– И вы понимаете, что, если солжете суду, чтобы обеспечить Лэрри Муди алиби при убийстве, вы становитесь сообщницей убийцы и можете понести то же самое наказание, что и он, что в данном случае вас могут приговорить к смертной казни?

– Да, – твердо сказала Чарлена. – Я это понимаю, и никогда бы не поставила себя в такое положение. Ни для кого.

Элтон Хантер сел, потерпев поражение.

– Больше нет вопросов в настоящее время, ваша честь, – сказал он.

Судья обратился к Уиллу.

– Уже больше четырех часов. Сколько времени вам еще потребуется?

– У меня еще два свидетеля, ваша честь, не думаю, что их допрос займет много времени. Полагаю, мы к вечеру сможем закончить.

– Тогда вызывайте ваших свидетелей. Уилл вызвал Джона Моргана, работодателя Лэрри, который распространялся о достоинствах Лэрри и на предварительных слушаниях. Затем Уилл вызвал Джулию Макинвейл.

Эта миловидная женщина представляла собой, по мнению Уилла, идеал школьной учительницы.

– Мисс Макинвейл, – начал он, – чем вы занимаетесь?

– Я учительница средней школы, сейчас на пенсии, – сказала она.

– А где вы преподавали в последнее время?

– В средней школе Ла-Грейнджа.

– В вашем классе когда-либо учился Лэрри Муди?

– Все четыре года, – сказала она, улыбаясь Лэрри. – Я преподавала ему и алгебру и геометрию.

– Приходилось вам видеть Лэрри за пределами классной комнаты?

– Да, я два года была общественным советником клуба автолюбителей, а Лэрри был секретарем клуба. Лэрри также иногда выполнял разные работы у меня в доме. Он всегда был под рукой.

– Значит, вы знали Лэрри получше, чем многих других учащихся?

– О да, значительно лучше. Я действительно очень хорошо знала Лэрри. Он и теперь раз или два в году заходит повидать меня. Я пеку ему пироги.

Уилл заулыбался.

– Какого вы мнения о Лэрри? – спросил он.

– Думаю, что Лэрри прекрасный человек, – сказала она.

– Лэрри правдив?

– О да. Конечно, время от времени он что-то выдумывал, как все мальчишки, но Лэрри так явно смущался, говоря неправду, что это всегда можно было распознать. Он мог и расплакаться.

– Бывал Лэрри жестоким?

– О нет. Он играл в футбольной команде, и играл хорошо, но за пределами поля был самым ласковым мальчиком.

– Как по-вашему, Лэрри Муди из тех, кто может недостойно вести себя с молодыми женщинами?

– Конечно же нет. Это невозможно.

Уилл продолжал нажимать. Свидетельница была что надо, и он собирался получить от нее все возможное.

– А делал Лэрри когда-нибудь что-то, что заставило бы подумать, будто он может принудить женщину вступить с ним в сексуальные отношения, а затем лишить ее жизни?

– О нет, – ответила мисс Макинвейл. – Благодарю вас, – сказал он и обратился к Элтону Хантеру, не в силах сдержать улыбку. – Теперь ваши вопросы.

Но мисс Макинвейл не закончила.

– И я никогда не верила, что он имел отношение к изнасилованию цветной девчонки в нашей школе, – страстно заметила она.

Уилл остолбенело посмотрел на мисс Макинвейл.

– Благодарю вас, больше вопросов нет, – только и смог он сказать.

Зал замер, затем зашумел, судье пришлось призвать людей к порядку стуком молотка.

Элтон Хантер взвился как пантера.

– Расскажите, пожалуйста, нам об этом конкретном эпизоде, как и когда Лэрри Муди был обвинен в изнасиловании? – отчеканил он.

– Возражаю! – произнес Уилл. – Это не относится к делу. Мой клиент не обвиняется в изнасиловании.

– Свидетельница защиты сделала заявление, ваша честь, – прокричал Элтон Хантер. – Я, естественно, должен подвергнуть ее перекрестному допросу.

– Принято, – заявил судья. – Свидетельница будет отвечать.

Уилл тяжело уселся. Он совершил большую ошибку: задал своей свидетельнице вопрос, на который не знал ответа.

– Расскажите же нам об этом школьном инциденте, мисс Макинвейл, – проникновенно молвил Элтон Хантер.

– Ну, была маленькая черная девчонка, она выдвинула обвинение... – ответила отставная учительница.

Зал затаил дыхание.

«Что происходит?» – думал Уилл. Дело вышло из-под его контроля.

– Да, продолжайте же, – сказал Хантер.

– Что ж, та девочка, звали ее Уилсон, да, вот так, Кора Мае Уилсон – она сказала, что Лэрри затащил ее после футбольной игры в машину и изнасиловал. Никто не поверил, конечно. Никто и не мог поверить, что Лэрри сделал такое.

– Больше нет вопросов к свидетельнице, – сказал Хантер и обратился к судье. – Ваша честь, я прошу объявить перерыв до двух часов завтрашнего дня, чтобы дать возможность обвинению пригласить свидетельницу Кору Мае Уилсон.

– Я возражаю, ваша честь, – сказал Уилл, встав. – Обвинение исчерпало свои возможности.

– Перерыв до двух часов завтрашнего дня, – объявил судья. – Суд заслушает новую свидетельницу, если она будет найдена. – Он стукнул молотком и вышел из зала, где начиналась неразбериха.

Уилл схватил Лэрри Муди за руку и поспешно вывел его через, боковую дверь, за ними последовала Чарлена. Он завел их в пустой кабинет за коридором.

– Ну вот, что за чертовщина здесь происходит? – почти кричал он на Лэрри. – Почему вы не сказали мне о Коре Уилсон?

– Скажете тоже. Это не было важно, – проговорил Лэрри. – Я об этом забыл. Это пустое.

– Не важно? – яростно спросил Уилл. – А понимаете вы, что, если найдут эту женщину, она может отправить вас на электрический стул?

– Полегче, Уилл, – сказала Чарлена, положив руку ему на плечо. – У нее никого нет, кто бы подтвердил ее рассказ. Получится ее слово против слова Лэрри.

Уилл обернулся и посмотрел на нее.

– Вы хотите сказать, что тоже знали об этом?

Чарлена отвела глаза.

Уилл взглянул на Лэрри, лицо которого теперь выражало гнев, вину и отчаяние.

– Вот так, – тяжело сказал Лэрри. – Ее слово против моего.

И в этот момент что-то промелькнуло между Уиллом и Лэрри, и вдруг Уилл понял, что Лэрри попался. Более того, он узнал, что именно Лэрри Муди убил Сару Коул.

С минуту Уилл смотрел на него, затем на Чарлену, затем повернулся и вышел из кабинета.

 

Глава 19

Уилл сидел в библиотеке большого дома со стаканом бурбона в руке и мрачно смотрел на отца.

– Итак, – сказал Билли Ли, – ты потерял девственность.

– Я не думал об этом в таком плане, – ответил Уилл, хлебнув из стакана.

– Ты познал важную правду: клиенты, бывает, лгут своим адвокатам.

– Я действительно полагал, что он невиновен, – сказал Уилл.

– Его невиновность или его вина не должна быть в центре твоего внимания, когда защищаешь в суде человека.

– О, я знаю, что каждый имеет право на защиту. Но он получал лучшую защиту, пока я думал, что он невиновен.

– Предположим, он виновен. Ты ожидал, чтобы он признался и попросил пощады? Когда под вопросом свобода, неудивительно, что парень ради нее готов врать.

– Ты, конечно, прав. Но я просто не знаю, как смогу завтра встать и доказывать невиновность этого человека.

– Каждый день нашей жизни мы делаем, или стараемся делать, лучшее из возможного. Часто мы не справляемся с этим, но иного не дано.

Уилл вернул опустевший стакан на стойку домашнего бара.

– Что ж, папа, ты прав.

Когда он вошел к себе в коттедж, зазвонил телефон.

– Привет, – произнес знакомый голос.

– Хэлло, Чарлена, – бесстрастно сказал он.

– Не могли бы вы сегодня вечером составить мне компанию?

Уилл был потрясен ее наглостью.

– Вы с ума сошли? Мы же в самом центре события, – сказал он, сдерживаясь.

– Конечно, я знаю. Мы все время в центре. И мы были в этом центре в тот раз, когда вместе спали.

Уилл встревожился по-новому, внезапно ощутив, что этот разговор может быть не совсем личным.

– Послушайте, мне нужно идти. Есть срочные дела, и я еще должен немного поспать.

– Уилл, слушайте, – сказала она чрезвычайно серьезно, – если Лэрри завтра осудят, все выйдет из-под моего контроля.

– Что вы имеете в виду? – спросил он.

– Что я не больше вашего хочу, чтобы все выплыло, – проговорила она с интонацией искренности. – Я заинтересована в том, чтобы все осталось между вами и мною. Вы поняли?

Он не знал, что ответить, и так, вероятно, сказал ей лишнее.

– Спокойной ночи, Чарлена, – пожелал он ей и положил телефонную трубку на рычаги. Но тотчас раздался новый звонок.

– Хэлло? – раздраженно произнес он.

– Это Кейт, – сказала она. – В чем дело?

– Виноват. Что случилось?

– Я ввожу тебя в курс дела. Мой босс не смог повидаться с директором; их встреча не состоялась. Мы с тобой, стало быть, не можем встречаться публично, пока они не поговорят. Думаю, ты сумеешь понять.

– Конечно, я понимаю, – сказал он, стараясь не раскисать.

– Твой голос звучит ужасно, – жалобно сказала она. – Ты нездоров?

Как бы ни было, она сейчас ничем не может помочь ему.

– У меня был какой-то ужасный день, вот и все, – ответил Уилл. – По-настоящему плохой день.

 

Глава 20

Прежде чем Уилл выбрался из своей машины на автостоянке у здания суда, какой-то незнакомец открыл дверцу и скользнул на переднее сиденье с ним рядом.

– Извините за вторжение, советник, – мягко сказал он, – но я должен срочно переговорить с вами. О вашем деле.

Это был явно не репортер, Уиллу он не понравился.

– Извините и вы меня, сэр, но я не обсуждаю свои дела с посторонними лицами.

Он начал было вылезать, но человек придержал его за плечо.

– Пожалуйста, погодите, – сказал человек. – Я не считаю себя посторонним, поскольку выплатил вам гонорар.

– О? Какой еще гонорар? – осторожно спросил Уилл.

– Двадцать пять тысяч долларов наличными, оставленные в вашем офисе в декабре прошлого года.

– Понимаю, – сказал Уилл. – Как же вас зовут?

– Для меня и для вас будет лучше, если я останусь анонимом, – сказал человек.

– Возможно, я смог бы вас понять, если бы знал, кто вы и к чему вам все это.

– Достаточно того, что я весьма заинтересован в благополучии Лэрри Муди. Уилл терял терпение.

– Что ж, это объединяет нас. Вы только это хотели мне сказать? Мне пора быть в суде.

– После вчерашних событий я опасаюсь, что энтузиазм, с каким вы доказывали невиновность Лэрри, может ослабеть, а то и вовсе испариться.

– Степень моего энтузиазма – моя проблема, а не ваша, и...

– И я хотел бы, чтобы вы поняли, что, если Лэрри Муди будет осужден за это преступление, последствия для вас, действительно, могут быть очень серьезными.

– Теперь, приятель, послушайте-ка меня, – сказал Уилл с возрастающим гневом. – Лэрри Муди будет обеспечена лучшая защита, на которую я только способен в данных обстоятельствах. Он оказался в таком положении, потому что врал мне с самого начала. Вы только что фактически угрожали мне, так? Еще раз услышу что-нибудь в этом роде, и вам придется свести знакомство с судьей, который не терпит тех, кто лезет в его дела. И он будет рад отправить вас в камеру тюрьмы Мериуезерского округа. Ясно ли вы меня поняли? С этим судьей шутки плохи.

Незнакомец, казалось, старался не выйти из себя.

– Я понимаю вас, мистер Ли, – сказал он. – Надеюсь, и вы поймете меня.

Он выскользнул из машины и с силой захлопнул дверцу.

Кора Мае Уилсон была удивительно похожа на Сару Коул. Не столько ее лицо, сколько фигура, кожа цвета кофе с молоком, короткая стрижка. Сидела она прямо, сложив руки на коленях и отвечала на вопросы Элтона Хантера с полным спокойствием.

– Где вы работаете, мисс Уилсон?

– У меня лицензия практикующей медсестры, – сказала она. – Работаю в Гэллауэйском госпитале, в Ла-Грейндже.

– Вы учились в средней школе в Ла-Грейндже одновременно с Лэрри Муди?

– Училась.

– Была ли у вас какая-либо внезапная встреча с Лэрри Муди?

– Да.

– Расскажите о ней суду, пожалуйста. Она распрямила руки и глубоко вздохнула. – Это было во время моего первого года в этой школе, – сказала она. – Я в пятницу вечером в ноябре была на игре в футбол и пошла со стадиона домой. Мы жили в нескольких кварталах от школы. Мне пришлось идти через площадку для пикников и автостоянку рядом с раздевалками. Футболисты, переодевшись, уже расходились. Меня ослепил свет фар, подъехала какая-то машина. Я закрылась руками. Машина остановилась, фары погасли. Я думала, это кто-то знакомый, но ничего не увидела после яркого света. Тут он ударил меня, ни слова не говоря. Я упала. Он схватил меня за волосы, приподнял и начал бормотать, вроде как успокаивая: «Привет, беби, посмотри-ка на меня, я тебе доставлю удовольствие». И тащил к машине. Я пыталась кричать, но он зажал мне рот, подтянул меня к машине, открыл заднюю дверцу. Он рвал на мне одежду, но я сопротивлялась. Он еще пару раз ударил и сказал, что, если я не заткнусь, он убьет. И продолжал срывать одежду: порвал блузку, стащил с меня белье, повалил и изнасиловал.

– У вас была возможность разглядеть его лицо?

– Да, проезжали машины с игроками и их приятельницами, они нам свистели и кричали – полагаю, думали, что какая-то парочка припарковалась на площадке для пикников и сближается, ну, вы знаете...

– Парень был вам знаком?

– Да, я его видела в школе. Он играл в футбол, все его знали.

– Помните его имя?

– Да, – сказала она. – Лэрри Муди.

– А что же было потом?

– Кончив, он свалился рядом, и я попыталась убежать. Но он схватил меня сзади и начал душить за горло. Я чуть не потеряла сознание, извернулась и в отчаянии схватила его за промежность – штаны его были спущены. Я, в общем, стиснула его яйца. Он завопил, выпустил меня, и я побежала через лес за гимнастическим залом. Я добежала до дома и там потеряла сознание.

– Что же вы делали дальше?

– Дома никого не было – мать на ночной работе в ресторане, отец от нас ушел. Я как могла привела себя в порядок и уснула.

– Не вызывали вы полицию?

– Нет.

– Почему же?

– Полицейские были... белыми, и я боялась, что они не поверят.

– Рассказали вы все своей матери?

– Рассказала на следующее утро. Она сказала, что я правильно сделала, не обратившись в полицию, они бы мне все равно не поверили. Я пошла в школу, но по пути разревелась и стала безумствовать, а в школе пошла к директору и рассказала ему. Он, вроде, отнесся серьезно, попросил меня подождать, вышел из кабинета. Вернулся он с капитаном футбольной команды, и я увидела Лэрри Муди, сидевшего в приемной. Директор и капитан начали меня спрашивать, пытаясь сбить с толку, но я говорила правду.

По лицу Коры Мае Уилсон побежали слезы, и она уже еле выдавливала слова.

– В общем, они стали говорить, что это была юношеская шалость, и мне никогда никто не поверит, ни полиция, ни ребята. А Лэрри Муди был у нас знаменит, и никто не поверил бы, что он мог сделать нечто такое. Еще они говорили, что я сама поступила неправильно, и вроде бы это моя вина, и если я буду настаивать на своем, все закончится для меня тюрьмой, и Лэрри подаст на меня в суд, и заберет дом у моей матери, за который еще не выплачено, она потому и работала по ночам, Я уже хотела как-нибудь выбраться оттуда. Тогда они потребовали, чтобы я извинилась перед Лэрри. Они ввели его в кабинет, и мне пришлось извиняться за то, что я будто оболгала его и причинила ему беспокойство. Ну и они отпустили меня после того, как я обещала, что никогда никому об этом ничего не скажу.

– А что было дальше? – спросил Хантер.

– Когда бы Лэрри Муди ни встретил меня в коридоре школы, он подмигивал и говорил грязные вещи: «Не хочешь ли немного еще, беби?» и тому подобное. Он щипал меня сзади и хватал за груди. Потом некоторые из его друзей начали ко мне приставать.

– А обращались вы по этому к руководству школы?

Она покачала головой.

– Я их боялась.

– Ну, и что же вы сделали?

– Ушла из этой школы. Мать отослала меня к своей сестре в Бирмингем, и там я закончила среднюю школу. Я не возвращалась в Ла-Грейндж, пока не выучилась на медсестру, но тут моя мать заболела, я вернулась, чтобы заботиться о ней, и меня приняли на работу в Гэллауэйский госпиталь.

– А видели вы опять когда-нибудь Лэрри Муди?

– Нет, слышала, что он переехал. Но я жила в страхе, что напорюсь на него.

– Мисс Уилсон, видите ли вы здесь человека, – спокойно сказал Элтон Хантер, – который бил вас, изнасиловал и пытался задушить, который заставил вас покинуть школу и родной город – видите ли вы его в зале суда?

Кора Мае Уилсон повернула залитое слезами лицо и показала на Лэрри.

– Вон он, сидит там, – твердо заявила она.

– Ваши вопросы, – сказал Хантер Уиллу.

Лэрри Муди наклонился к Уиллу и прошептал:

– Разнесите ее в клочья.

– У меня нет вопросов, – сказал Уилл, обратившись к судье.

– Что же вы делаете? – требовательно спросил Лэрри. – Вы должны заставить ее сказать, что она лжет.

– Лэрри, – сказал Уилл, – эта девушка за пределами нашей досягаемости. Если я подвергну сомнению ее показания, это наверняка ухудшит ваше положение.

Элтон Хантер поднялся.

– Обвинение закончило опрос, – сказал он. Лэрри ухватил Уилла за рукав пиджака.

– Тогда верните меня на трибуну, и я скажу, что она лжет, – прошептал он.

– Не собираюсь этого делать, – сказал Уилл. – А если сделаю, Элтон Хантер разрежет вас на кусочки и накормит вами присяжных. Пока все закончилось. У вас остается какой-то шанс при последнем моем выступлении. Можете на это надеяться.

– Вы ублюдок, – прошипел Лэрри. – Вы продали меня с потрохами.

– Я пытаюсь спасти вас от электрического стула, – сказал Уилл.

– Не верю, что вы для меня делаете именно это. Уилл посмотрел на него.

– Вы сами все сделали для себя, Лэрри, – медленно произнес он. – Сидите спокойно, пока я буду пытаться спасти вашу жизнь.

 

Глава 21

В заключительном выступлении Элтон Хантер представил дело полно, с вниманием к деталям следствия и личности обвиняемого. Показания Коры Мае Уилсон он использовал, чтобы представить историю сексуальных нападений со стороны Лэрри Муди. Когда он закончил, присяжные были мрачны, один или двое побагровели от гнева.

Настал черед защиты.

– Леди и джентльмены, – сказал Уилл. – Я хочу поблагодарить вас за внимание к ходу процесса и всем показаниям. Обвинение пыталось неоспоримо доказать вину Лэрри Муди, и это, на мой взгляд, обвинению не удалось. На каждом этапе процесса мы показывали, что доказательства обвинения неполноценны и спорны... Вначале суду представили свидетеля с плохим зрением и сомнительным психическим здоровьем. Как может человек даже с острыми глазами и устойчивой психикой опознать другого со спины?.. Затем они представили ворсинки ковра на свитере Сары Коул и ворсинки свитера на ковре – но мы показали, что существуют тысячи таких фургонов и ковров и более дюжины из них накопятся в этом округе, свитер Сары Коул идентичен десяткам других, распроданных в том же магазине – притом один из таких свитеров принадлежит подружке подсудимого. Подсудимый и его подружка, на которой был этот свитер, занимались любовью на том же ковре вечером накануне убийства. И еще: у Сары Коул и у подружки подсудимого одна и та же весьма распространенная группа крови, соответствующая крови на ковре... Возможно вы знаете, что уже существуют способы исследования крови, основанные на данных генетики. Капля крови или один волосок могут быть совершенно точно определены и индивидуализированы. Можно выяснить – и это доступно правоохранительным органам – какому человеку принадлежит эта капля крови и этот волос. Почему же обвинение не потрудилось подкрепить свои доказательства с помощью такого способа? Возможно, из-за того, что опасалось подорвать всю систему доказательств вины подсудимого.

...Тогда обвинение пошло на последний, отчаянный шаг. Оно вызвало свидетельницу для дачи показаний по непроверенному инциденту, который, по ее словам, произошел восемь лет назад. Этот инцидент надлежащим образом никто никогда не расследовал и по нему нет свидетелей. Может быть, мы так и не узнаем, что фактически произошло вечером так много лет назад, и, увы, не сумеем выяснить, что случилось тогда, чего не случилось и кто и в чем виноват. Так или иначе, Лэрри Муди находится под судом не за тот инцидент, а по обвинению в убийстве Сары Коул... Вы приглашены в суд, чтобы рассматривать не предположения, а доказательства, и я прошу вас учесть, что обвинение не представило ни единого неопровержимого доказательства, которое бы за пределами всяких сомнений устанавливало, что Лэрри Муди каким-то образом связан с убийством Сары Коул... Вместе с тем зашита продемонстрировала, что Лэрри Муди доверяют все, знающие его в быту и по службе. Если не считать штрафа за превышение скорости, он никогда не вступал в противоречие с законом. Вы слышали показания Чарлены Джойнер, что он был с ней как раз в то время, когда, по мнению обвинения, произошло убийство. Она свидетельствовала, что они вместе с Лэрри Муди вели здоровую сексуальную жизнь, что у него не было видимых оснований домогаться Сары Коул по сексуальным мотивам, не говоря уж о том, чтобы убить ее... Да, наконец, следует подчеркнуть, что обвинению не удалось установить мотива этого убийства. Зачем, спрашивается, разумному молодому человеку, живущему счастливо и прекрасной подружкой, насиловать и убивать женщину, которую он, в сущности, не знал до дня убийства?.. Вы все, я полагаю, понимаете, что для того, чтобы осудить Лэрри Муди за такое преступление, каждый из вас должен быть совершенно уверен, безо всяких сомнений, что он виновен в том, в чем его обвиняют. Мне трудно поверить, что вы, все двенадцать, абсолютно уверены в этом, и эта уверенность основывается на свидетельствах дела. И если при оценке всего, что вы увидели или услышали здесь, у кого-либо из вас возникнут разумные сомнения в достаточности приведенных доказательств для осуждения подсудимого, вы должны оправдать Лэрри Муди. Любое другое ваше решение не будет соответствовать принципам справедливости... Напоминаю, что здесь мы решаем вопрос о жизни человека, и что, помимо нашего долга перед законом, каждый из нас располагает совестью, перед которой он должен отчитываться... Я убедительно прошу вас рассмотреть все сомнения по этому делу и вынести решение, с которым каждый из вас может потом жить. Благодарю вас.

Уилл вернулся за стол защиты.

– И это все? – спросил Лэрри Муди.

– Это все, – сказал Уилл. – Теперь придется ждать.

 

Глава 22

Ждать вердикта присяжных Уилл решил дома. Из своего коттеджа он связался со штаб-квартирой, переговорил с Кейт; время тянулось медленно.

Лишь в семь часов позвонил судебный пристав.

– Мистер Ли, присяжные заседают без перерыва на обед и информировали меня, что вскоре закончат работу. Похоже, вы можете возвращаться, – сказал пристав. Уилл поблагодарил его и поспешил в Гринвилл.

На газоне перед судом было полно демонстрантов. Тут образовались два противостоящих лагеря. Люди провожали Уилла взглядами. У входа на ступеньках Лэрри Муди и Чарлена Джойнер давали интервью репортеру телевидения. Уилл приостановился возле, и репортер обернулся к нему.

– Есть ли у вас какие-либо предположения насчет решения присяжных, мистер Ли?

– Нет, – ответил Уилл. – Никаких. Он пригласил Лэрри и Чарлену внутрь здания и вместе с ними прошел в комнату для свидетелей. Там они сели.

– Что же, по вашему мнению, они решат? – спросил Лэрри.

– Я не шутил с репортером, – сказал Уилл. – Присяжные непредсказуемы. Там могут выявиться сильные лидеры, так или иначе влияющие на других, может возникнуть и острая дискуссия при численном равенстве сторон, или найдется упрямец, ни на что не соглашающийся... Предвидеть все это трудно. Но они заседают почти пять часов. Думаю, это говорит в нашу пользу. Я бы встревожился, если бы они быстро пришли к общему мнению. Кто-то там, полагаю, на нашей стороне.

– Послушайте, – сказал Лэрри, – по-моему, вы проделали хорошую работу. Мне, правда, в какой-то момент кое-что не понравилось в ваших действиях, но, знаете ли, было время подумать, и я понял, что вы сделали все как лучше. Вот так. – Он опустил глаза. – Если меня осудят, то не по вашей вине, – спокойно сказал он.

– Я с этим согласна, – сказала Чарлена.

– Спасибо вам обоим, – сказал Уилл. Несколько минут они сидели молча.

– А вы теперь снова вместе? – спросил, наконец, Уилл, чтобы поддержать разговор.

– О, мы... – начал Лэрри.

– Я переехала обратно за пару недель до суда, – прервала его Чарлена.

Через несколько минут в дверь постучал пристав.

– Присяжные идут, – сказал он.

Уилл, Лэрри и Чарлена вернулись в зал. Шумя, с улицы шли сюда люди и рассаживались по обе стороны прохода между креслами, пока не заполнили все помещение. Пристав скомандовал встать, и появился судья.

Он постучал молотком, призывая к порядку, затем повернулся к присяжным.

– Леди и джентльмены, приняли ли вы решение? – спросил он.

Старшина присяжных, белая женщина, поднялась.

– Да, приняли, ваша честь.

– Пожалуйста, зачитайте вердикт.

Женщина развернула лист и прочитала:

– "Мы, присяжные, нашли, что подсудимый, Лэрри Юджин Муди, виновен в убийстве с отягчающими обстоятельствами..."

Раздался рев. С одной стороны зала люди смеялись и радовались, с другой доносился ропот. Судья вновь постучал молотком.

– Пожалуйста, продолжайте, – сказал он старшине присяжных.

– "...и мы рекомендуем осудить его на пожизненное заключение".

Из группы черных раздались выкрики «Нет!», судья грозно глянул туда, подняв молоток.

– Подсудимому следует встать, – сказал он.

Лэрри Муди встал с испуганным видом. Уилл встал рядом с ним.

– Есть ли у вас что сказать? – спросил судья.

– Нет, сэр, – ответил Лэрри.

– Я присуждаю вас к пожизненному заключению в каторжной тюрьме штата, – сказал судья. – Какие есть ходатайства?

– Ваша честь, защита предлагает суду согласиться с возможностью апелляции.

Судья посмотрел на Элтона Хантера.

– Обвинение возражает, ваша честь, – сказал Хантер. – Это убийство с отягчающими обстоятельствами, Подсудимый может сбежать от правосудия.

С минуту судья сидел, опустив глаза.

– Подсудимый занят на работе и имеет определенное положение в обществе, – сказал он. – Здесь привели достаточно оснований, позволяющих выпустить его на поруки, хотя в таких делах это не принято. Залог в двести пятьдесят тысяч долларов представляется мне значительным: я согласен предоставить ему свободу в связи с возможностью апелляции. – С одной из сторон зала раздался взрыв ярости, но судья как будто не слышал. – Суд прерывается до получения заявления об апелляции. – Он резко ударил молотком и вышел.

– Сожалею, – сказал Уилл, обратившись к Лэрри и Чарлене. – Но я думаю, что это лучшее из того, на что можно было рассчитывать при таких обстоятельствах. Даже если из апелляции ничего не выйдет, вас могут выпустить на свободу всего через семь лет.

Лэрри кивнул.

– Благодарю за помощь, – сказал он, протягивая руку. Уилл пожал руки ему и Чарлене, затем указал на группу, обособившуюся в зале. – Лэрри, вы знаете тех людей? Они примелькались мне на газоне у здания суда.

– Некоторые из них состоят в организации, к которой принадлежу и я, – сказал Лэрри.

– Какой же организации? – спросил Уилл.

– Мы никогда не упоминаем ее название.

 

Глава 23

Мики Кин затосковал. Много лет он гордился своей выдержкой и выносливостью, а теперь как будто начинал сходить с ума от неподвижности и бездействия. Он не мог даже вылезти из машины, чтобы, размяться. Это было опасно – костыли его слишком приметны. И как следует потянуться было невмочь. Кровоподтеки пожелтели, но все болячки саднили. В конце концов, ему было уже за сорок, а в этом возрасте восстанавливаешься не быстро.

Дверь квартиры внезапно раскрылась. Перкерсон вышел, закрыл ее за собой и направился к серебристой «тойоте». Там он порылся в багажнике-бардачке, что-то взял, запер дверцу машины и возвратился к себе.

В эти три дня, что Кин сторожил его, он не показывался ни разу. Может, его лихорадит от сидения взаперти?

Кин устроился в машине поудобнее; положительно, он чувствовал себя больным.

Сколько же еще ждать, о. Боже?

Сузи подошла к телефону, а затем передала трубку Перкерсону и прошептала:

– Это он.

– Да, – сказал Перкерсон в трубку.

– Мне нужно вас видеть здесь, – произнес голос. – Сейчас буду, – ответил Перкерсон.

– Нет, – сказал голос. – Возникла проблема. Вы сперва должны управиться с ней.

– Какая?

– У вас в квартире женщина. Ее надо ликвидировать.

– Повторите, – ответил Перкерсон.

– Кончайте женщину и выбирайтесь. Прихватите, что сможете, порядка не наводите – это не имеет значения.

– Мне нужно полчаса, – ответил Перкерсон.

– Я хочу поехать с тобой, – сказала Сузи. Перкерсон взглянул на нее.

– Ол-райт, почему бы и нет.

– Позволь мне только привести себя в порядок, – сказала она и исчезла в ванной.

Перкерсон вынул из кухонного шкафа девятимиллиметровый пистолет и надел глушитель. Приказы Старейшины обсуждению не подлежат, тут нет вопросов. Так было всегда. Он раскрыл дверь ванной комнаты и задержался в проеме. Сузи перед зеркалом поправляла губы помадой.

– Через минуту буду готова.

– Не спеши, – ответил Перкерсон, подымая пистолет.

Глаза ее в зеркале расширились, но сказать она ничего не успела, поскольку он выстрелил ей в затылок. Зеркало стало красным и рассыпалось. Тело упало на раковину, затем соскользнуло на пол.

Перкерсон прошел в спальню, бросил необходимое в два чемодана и покинул квартиру.

Он вывел машину со стоянки и поехал к парадным воротам. Во дворе было все как всегда. Стоял и недавно появившийся «форд» – единственная машина, к которой Перкерсон еще не присмотрелся, как следовало: она тут паркуется всего два дня. В ней сейчас никого не было. Значит, нет и проблемы.

* * *

Мики Кин протер глаза. Дьявол, он же проспал! Почти одиннадцать часов и... «Тойота» уехала. Когда? Как давно? Он дремал минут пять, а парень исчез! Мики завел свой «форд». У ворот дежурил знакомый парень.

– Мистер Росс недавно уехал?

– Да, пару минут назад, – сказал сторож. – В том направлении. – Он показал.

Кин нажал на акселератор и бросился вдогонку. Серебристой «тойоты» не было ни на автостраде Джорджии 41, ни на межштатной автостраде 75. Кин обругал себя всеми словами, какие вспомнил. Оставалось ехать домой.

– Будь он трахнут, и я вместе с ним, – ругался Кин вслух. – Завтра начну сначала.

 

Глава 24

Вместе с родителями, Томом Блэком и Китти Конрой Уилл смотрел одиннадцатичасовые новости, значительная часть которых была посвящена завершению процесса Лэрри Муди.

– Говорила же вам, что пресса полюбит Чарлену, – сказала Китти. – У нее романтический ореол, и я слышала, что ей уже предлагают сниматься в кино и контракт на книгу.

– Она не пропадет, – сказал Уилл. – Слишком красива и умна, чтобы работать в магазине. Полагаю, что она обеспечила защиту кое-какими фальшивыми вещественными доказательствами.

– Какими же? – спросил отец с некоторой тревогой.

– В какой-то момент мне показалось странным, что у Чарлены нашелся свитер, идентичный свитеру Сары Коул.

– Это выглядело вполне естественным. Да и откуда она могла его взять?

– Я думал об этом и сообразил слишком поздно, как она исхитрилась. Как-то я заехал к ней в магазин, пригнал ей освободившийся после исследования фургон Лэрри – по его просьбе. Она села в кабину, а я зашел в туалет. На сиденье лежала в портфеле копия отчета экспертов с описанием свитера Сары Коул. Там же было заключение о ее крови.

– Думаете, она во все это вникла? – спросил Том.

– Думаю, да, – сказал Уилл. – Боюсь, она подсунула и фальшивую справку насчет своей крови. Доктор из Мариетты, подписавший эту справку, давно ей знаком. Вроде бы – друг семьи. Мне бы самому выбрать доктора, чтобы самому получить от него документ. Выходит, неважный я адвокат.

На экране интервью перед зданием суда давал Мартин Вашингтон, руководитель АРР.

– Мистер Вашингтон, ведь Уилл Ли – кандидат в сенаторы Соединенных Штатов. Вы не думаете, что черным избирателям не понравится, что он защищал Лэрри Муди? И они соответственно проголосуют?

– Надеюсь нет, – ответил Вашингтон. – Уилл не стремился вести это дело. Судья заставил его согласиться, его и мистера Хантера; он даже подбросил монетку, чтобы определить, кто должен обвинять, а кто защищать. Судья Боггс сам рассказывал мне об этом. Мистер Ли в данном случае работал для общества, и он, по-моему, хорошо показал себя на процессе, хотя в итоге суд не оправдал его подзащитного.

Снова появился ведущий.

– Это мнение о работе Уилла Ли во время процесса поддержала старшина присяжных миссис Эвелин Эверетт в интервью, записанном несколько минут назад.

Он обернулся и посмотрел на монитор. Возникло лицо миссис Эверетт.

– Насколько я знаю, – сказала она, – вплоть до показаний школьной учительницы большинство присяжных подумывало об оправдании подсудимого. Мистер Ли показал зыбкость аргументации обвинения, он как бы выпустил воздух из доказательств виновности Лэрри Муди, проколов их, как мыльные пузыри. Допрос учительницы мисс Макинвейл повернул наши настроения. То, что она вдруг сказала, поразило и самого мистера Ли, насколько я поняла.

– Похоже, не все присяжные сразу согласились приговорить Лэрри Муди к пожизненному заключению? – спросил репортер. – Спор был достаточно острый?

– Да, некоторые стояли за смертный приговор. От этого нас удержало, пожалуй, заключительное слово мистера Ли. Он заставил некоторых из нас ощутить, что любое сомнение, тень сомнения толкуются в пользу обвиняемого, и это побудило нас сохранить ему жизнь.

– Хороший обзор, – сказал Том Блэк. – Возможно, в конце концов мы выйдем из этого без потерь.

Камера вновь обратилась к ведущему. Он сказал:

– Во время процесса члены группы сторонников превосходства белых дежурили у здания суда. Один из их лидеров дал интервью нашей студии.

– Мистер Джонсон, – спросил женщина-репортер молодого человека в темном костюме с галстуком, – что думают ваши люди о приговоре суда?

Брови молодого человека сошлись.

– Мы считаем, – сказал он жестко, – что налицо крупная ошибка правосудия, обусловленная расистскими настроениями, которые благоприятствуют черным. Мы считаем плохой работу адвоката защиты мистера Уилла Ли.

– Вот спасибо, – заметил Уилл.

– Мы считаем, – продолжал молодой человек, – что хороший адвокат мог бы подавить доверие к словам женщины по имени Уилсон, когда она вышла на трибуну. Мистер Ли попросту не оправдал наши затраты.

– Не хотели ли вы сказать, что наняли мистера Ли и платили ему гонорар?

– О, Боже мой, – воскликнул Том Блэк. – Это правда?

– Мы не нанимали его, но определенно выплатили ему двадцать пять тысяч долларов, – сказал молодой человек.

Женщина-репортер, опять появившись в кадре, теперь сообщила, что сразу же после этого интервью она обратилась к Уиллу Ли.

Выплыло лицо Уилла.

– Мистер Ли, – спросила женщина-репортер, – было ли вам известно, что вашу адвокатскую работу оплатила группа сторонников превосходства белых?

– Я понятия об этом не имел еще пять минут назад, – ответил Уилл. – Вскоре после того, как судья Боггс поручил мне это дело, в мой офис поступил коричневый конверт, содержавший двадцать пять тысяч долларов наличными и анонимную записку, что деньги предназначены для защиты Лэрри Муди. В тот же день я и доложил судье Боггсу, что кто-то, пожелавший остаться неизвестным, одноразово оплатил защиту Лэрри Муди, и попросил, в связи с этим, чтобы, во-первых, Лэрри исключили из списка нуждающихся в оплаченной защите и чтобы, во-вторых, мне не платили жалования из общественных фондов.

– Значит, вам хорошо заплатили за работу в процессе? – спросила она.

– Конверт с этими деньгами, о которых мы говорим, лежит в моем офисе, и я из него ни цента не истратил. Теперь, выяснив источник денег, я решил передать всю эту сумму АРР, то есть «Адвокатам за расовое равенство», и я надеюсь, она будет израсходована для защиты нуждающихся в этом черных подсудимых. Самому мне из этих денег не нужно ни цента.

– Уф! – вздохнул Том Блэк. – Интрига прямо для кино.

– Это жутко, – сказала Китти, поднося руку к груди.

– Ты ни разу не говорил об этих деньгах, – сказал отец.

– По правде сказать, я забыл о них, – ответил Уилл. – Хорошо еще, что не бросил их на кампанию. Они действительно покоятся в моем сейфе в коттедже.

– А знаете, – заметил Том Блэк, – я подозреваю, что рожден не для политики; сердце не выдерживает этих сюрпризов.

– Какой твой следующий шаг в кампании, Уилл? – спросила мать.

– Завтра утром лечу в Атланту с Томом и Китти. Буду выступать в пригородах. Единственное запланированное выступление – в воскресенье в церкви доктора Дона.

– Ты хоть подумал, что скажешь пастве этого клоуна? – спросила Патриция Ли. Уилл покачал головой.

– У меня нет ключа к этим людям.

 

Глава 25

Старейшина выглядел подавленным. Вместе с тем он был взвинчен: метался по кабинету, наливал себе выпивку, рылся в бумагах на столе, грел руки у камина.

– Девчонка была информатором ФБР, – говорил он, отхлебывая виски. – В прошлом году ее прихватили с наркотиками и заставили работать против нас. Они подослали ее Оллгуду.

Перкерсон дрогнул.

– Значит, я под стеклом, как на выставке. Почему же меня не взяли?

– Вели вас на поводке. Сегодня за вами не было слежки? Уверены?

– Совершенно уверен.

– Что ж, может быть, вы оторвались. Девчонка знала что-нибудь обо мне?

– Нет, абсолютно, – солгал Перкерсон, лихорадочно соображая, успела ли она передать кому-либо информацию, полученную накануне в постели.

– Хорошо. Вероятно, я чист. И в доме чисто, это проверено. – Старейшина достал из сейфа, спрятанного за баром, конверт. – Вот вам новые документы. – Сожгите сейчас же в камине старые. Вы теперь – Говард Джеймс.

Пластиковые карточки истаяли в пламени.

– В северо-восточном углу торговых рядов Ленокс-Скуза припаркована «вольво-универсал». Возьмите ее и там же оставьте старую машину с ключами. – Старейшина перебросил ему новые ключи.

Перкерсон кивнул.

Старейшина посмотрел на него в упор и спросил после паузы:

– Гарри, вы ко всему готовы?

Перкерсон подался к нему.

– Да, сэр, готов. Мне терять нечего.

Уиллингхэм тяжело опустился в кресло.

– Не хотелось бы посылать вас на смерть, но теперь риск огромен. В сущности, я хочу послать вас под пули.

– Приказывайте, сэр.

– Вы мне как брат, Гарри. Но я приказал бы и брату. И если дам слабину... Вы должны быть сильнее меня в этом деле и помнить только приказ. Если я вдруг захочу отменить его... я не вправе этого сделать. Вы поняли, Гарри? Вы пойдете до конца, что бы ни было. Вы поднимете руку и на меня.

Перкерсона уже била дрожь, он потерял ощущение времени.

– Этот парень Ли – ваша цель, – жестко сказал Старейшина. – Дело не в том, что он оскорбил меня, и мы потеряли Лэрри, одного из лучших наших людей.

– Сэр, я не знал, что к чему, но это...

– Речь также о близких выборах, после которых Ли будет смертельно опасен, а мы не получим выхода на Вашингтон. У Ли все шансы пройти в сенат. Если он будет жив к моменту голосования. Вы поняли, Гарри? Короче, мы приговариваем его...

– Да, сэр.

– Возможны два варианта. – Старейшина достал из кармана горсть пластиковых мешочков. – Вспомните Вьетнам, Гарри. Мы там опробовали эти пакеты; бензин растворяет их, как известно, не сразу, но с полной гарантией. – Старейшина тускло улыбнулся... – Значит, сперва вьетнамский вариант. Если не выйдет, должна сработать ваша винтовка. Или ваш нож. Или ваши руки должны сомкнуться на горле этого господина. Годятся любые импровизации. Не мне вас учить. Но вам придется работать в одиночку, Гарри. И, если что, вас не должны взять живым. Это безусловно. Вы поняли?

– Так точно, сэр. Понял.

– До того, как вечером вторника кончится голосование, Уилл Ли должен отправиться на тот свет, чего бы это ни стоило. Усекли?

Перкерсон кивнул.

– Да, сэр. Беру это на себя.

– Повторяю: я сам не вправе отменить полученный вами приказ.

– Так точно, сэр.

Старейшина проводил Перкерсона к дверям и с нажимом сказал:

– Ли ночует дома. Завтра с утра он вылетает в Атланту и должен там быть к девяти.

– Да, сэр.

– Только на вас я могу положиться, мой мальчик, – сказал Старейшина, тронув плечо Перкерсона. На глазах того навернулись слезы.

– Да, сэр.

Старейшина порывисто обнял его.

 

Глава 26

Уилл, Том и Китти покинули ферму темным ноябрьским утром в шесть тридцать.

Была пятница, Уиллу предстояло выступить в девять часов на завтраке бизнесменов в Лоренсвилле. Том и Китти в машине вздремнули. Уилл побрился перед полетом.

У въезда в аэропорт Уилл притормозил, пропуская выехавшую оттуда «вольво». Уже светало. Мельком Уилл взглянул на водителя. Тот был незнаком ему. Огни на полосе не горели. Что в такой час здесь делала эта машина?

Все самолеты были припаркованы как обычно, никакого движения, «цессна» на месте. Подкатив к. ней, Уилл высадил Тома и Китти, помог им устроить вещи в багажном отсеке. Они вскарабкались на борт, уселись.

Уилл отогнал машину и подготовил «цессну» к полету, прежде всего проверив, не набралась ли в топливо вода, которая иногда конденсировалась в баках холодными ночами, или попадала туда вместе с горючим.. Затем он взобрался в кабину и, прогрев двигатель, вывел самолет на старт, отрегулировал закрылки, прикрыл дроссельную заслонку. Получив разрешение диспетчера, он разогнал самолет, отжал ручку, и «цессна» взмыла навстречу солнцу, встававшему на горизонте.

Набрав высоту, Уилл включил автопилот. Для сорокаминутного броска к Атланте ему не требовалось связываться с диспетчерами, коридор на трех тысячах футов был в это время всегда свободным, условия полета идеальные, воздух еще не нагрелся.

Тридцать пять минут спустя самолет был над пригородами Атланты, и Уилл начал спуск, привычно ориентируясь по радиосигналам автоматической информации, а затем на волну аэропорта Пичтри-Де-Кэлб.

– Доброе утро, башня Пичтри, – проговорил он в свой микрофон, – это Ноябрь-один-два-три-Танго, я в трех милях к юго-востоку, захожу на посадку.

Тут двигатель «цессны» остановился.

– Доброе утро, один-два-три-Танго, – ответил диспетчер. – Подлетайте на полосу слева по ветру.

Минуту назад мотор работал ровно и. весело, а теперь Уилл слышал лишь ветер.

Уилл попытался запустить двигатель, одновременно маневрируя, чтобы удержать машину в режиме плавного скольжения. Но тишина звенела в наушниках.

– Что-то случилось? – спросила Китти. Проснулся и Том.

– Что-нибудь не так?

– Подвел двигатель, – сказал Уилл. – Подтяните-ка привязные, ремни. Идем на посадку, и я выбираю место. Спокойно, ребята.

Уилл взглянул на высотомер: высота над землей – 1700 футов. Каждые две мили горизонтального скольжения на этой скорости – снижение на тысячу футов. Значит, через три мили «цессна» столкнется с землей, а до аэропорта пять с половиной миль. Ветер северо-западный, его скорость четыре узла. Это можно как-то использовать, но...

«Цессна», теряя по пятьсот футов высоты в минуту, планировала на постройки и парки пригородной зоны. Тут были большие деревья, и по скоростной дороге неслись машины – сплошной утренний поток. На окружную дорогу тоже не сядешь. Во-первых, она уже позади, во-вторых, там много мостов. Уилл держал прежний курс – на аэропорт.

Он нажал кнопку связи.

– Мейдей. Мейдей. Мейдей. – сказал ом. – Ноябрь-один-два-три-Танго. Заглох двигатель в четырех с половиной милях от аэропорта Пичтри. Снижаюсь.

– Роджер, один-два-три-Танго. – ответил диспетчер. – Вы в пределах видимости. Поднимаю аварийные службы.

– Можете предложить место для посадки?

– Нет, – ответил диспетчер. – Вы над жилым районом; выбирайте лучшее из возможного. Ориентируйтесь по радиобашне.

Уилл видел огоньки башни. Вот школьный стадион и футбольное поле. Нет, оно коротко, и там люди с оркестром. Ему нужны минимум семьсот пятьдесят футов ровной земли, а их нигде нет и до земли всего семьсот футов, меньше минуты планирования. Надо было решать немедленно. Остались секунды.

Справа он увидел длинное здание с плоской белой крышей, за ним – автостоянку. Автостоянка! Уилл выправил курс, держа на нее и поднял подкрылки, не выпуская шасси. «Цессна» набрала несколько футов высоты, скорость снизилась. Автостоянку теперь было видно в деталях. С улицы на нее одна за другой въезжали машины, из них выходили люди. Приземлиться там было немыслимо. Тем более, что самолет бесшумно планировал, Внезапно Уилла осенило, что крыша здания совершенно ровная. Определить ее протяженность времени уже не было. Это – последний шанс. Он снова чуть выправил курс и машинально выключил зажигание. Не хотелось, чтобы двигатель ожил при посадке.

Он выпустил шасси и опустил подкрылки за двести ярдов от здания на высоте сто футов, при этом нос «цессны» немного задрался, а скорость упала ниже шестидесяти узлов. Опуская нос машины, он нацелился в точку, расположенную в десяти ярдах от крыши. Думать было некогда, и Уилл действовал интуитивно.

– Держитесь! – крикнул он Тому и Китти. В какой-то момент он увидел кромку крыши перед собой, взял ручку управления на себя, «цессна» послушно взмыла на несколько футов и опустилась. Последовал толчок, нос выровнялся, и машина покатила по крыше, усыпанной гравием. Он летел из-под колес во все стороны, Уилл потянул за рычаг, регулирующий положение подкрылок.

Аэроплан осел, замедлил бег, Уилл изо всей силы жал на тормоза.

«Цессна» остановилась. Уилл обхватил руками лицо. Его трясло и мутило. Он едва удержал позыв к рвоте. Отстегнув ремни, выбрался из самолета и опустился на корточки. Слой гравия был толщиной дюймов в восемь, колеса «цессны» сидели в нем чуть ли не до осей. Вот что спасло самолет в последний момент.

– С вами там все в порядке? – слабо воскликнул Уилл.

– Думаю, да, – сказал Том. – Китти выглядит совсем неплохо, но почему-то молчит.

– Идите вы оба к дьяволу, – крикнула Китти, выпрыгивая на крышу. – Вы что, с ума сошли? Зачем этот цирк?

Уилл не в силах был встать.

– Китти, – сказал он жалобно. – Ей-богу, я не нарочно. Двигатель отказал.

– О, – сказала она, задохнувшись.

Том присоединился к ним, демонстративно не спеша.

– Что за дьявольский способ будить людей? – спросил он, ненатурально зевнув, и тоже присел. – Я, как-никак, спал.

Послышались сирены машин «скорой помощи» и полиции. Затем открылся люк в крыше, и из него высунул голову человек.

– Боже мой! – выпалил он. – Вы в порядке? Нуждаетесь в помощи?

Уилл посмотрел на карманные часы: восемь двадцать.

– Нельзя ли вызвать такси? – спросил он. – Нам нужно быть к девяти в Лоренсвилле.

 

Глава 27

Кик вернулся в Мариетту ровно в восемь. «Тойоты» на месте не было. Машина Сузи стояла на обычном месте.

Плохо, подумал Кин, парень еще не возвратился.

Он устроился ждать, как вчера и позавчера. Сузи обычно выезжала на работу в восемь тридцать, но на этот раз не появилась. После девяти подкатил фургон с эмблемой жилого комплекса. Водитель взял какие-то инструменты и подошел к дверям квартиры Сузи и Перкерсона. Никто ему не открыл, он снова нажал звонок и, помедлив, открыл замок своим ключом. Менее чем через минуту он выскочил наружу и побежал к воротам, оставив свой фургон.

Кин немедля выбрался из машины и запрыгал на костылях к открытой двери квартиры. Гостиная и кухня были чисто прибраны. Он хотел войти в спальню, но остановился у ванной комнаты. Зеркало там было в трещинах, расходившихся от пулевого отверстия, и забрызгано кровавой кашей. Сузи лежала под ним вверх лицом: впрочем, мало что осталось от ее лица.

Кин взглянул на часы. У него две минуты до появления копов. Он стремительно обыскал спальню. Один шкаф был пуст, пуст был и верхний ящик комода. Кин перешел в гостиную.

– Не шевелиться! – гаркнул кто-то, и Кин, оглянувшись, увидел полицейского в форме с нацеленным пистолетом.

– У меня есть удостоверение, о'кей? – сказал Кин.

– Кто вы такой, черт возьми? – спросил детектив. Кин предъявил документ.

– Сторож подтвердит мои слова, – сказал он. – Должно быть, этот парень, Росс, застрелил ее прошлым вечером. Или приезжал ночью, когда меня не было. Думаю, все-таки прошлым вечером.

– О'кей, спасибо за информацию, – сказал детектив, записывая адрес и номер телефона Кина. – Теперь убирайтесь-ка, приятель.

Мики уже готов был сесть в свою машину, когда рядом затормозил коричневый седан. Оттуда выглянул уже знакомый Кину агент ФБР.

– Мне следовало знать, что найду вас здесь, – сказал агент.

– Да-а? Что ж, имеете возможность зарегистрировать еще одно убийство. Перкерсон замочил медсестру Сузи Эдемс. Скольких еще людей вы ему позволите пришибить безнаказанно?

– Эдемс была наша, – внезапно сказал агент, покраснев. – Клянусь Богом, мы и не знали, что она спровоцировала вас в сговоре с Перкерсоном. Перестаралась, что ли. Потом покаялась. Мы упустили этот момент.

– Ну, если вы сами это говорите... – ответил Кин.

– Вообще-то, она очень потрудилась, раскалывая орешек, – сказал агент.

– Какой еще орешек? – спросил Кин.

– Я и так слишком много наговорил. Может, узнаете позже. А теперь мы просто сводим концы с концами.

– Что ж, – сказал Кин, – пройдите там в ванную комнату, один из ваших концов оборван и лежит на полу почти без лица. Подвиньте-ка, кстати, вашу трахнутую машину, чтобы я выехал.

– Задержитесь на минутку, – сказал агент и достал из кармана фотографию. – Вот снимок прошлой недели. Я ваш должник, и, возможно, вам не повредит иметь под рукой это фото.

На Перкерсоне здесь были всегдашние темные очки, но Кин, наконец, мог всмотреться в его лицо.

– Это все, что у меня есть на данный момент, – заметил агент. – Мы потеряли его след вчера вечером, а нынче утром его «тойота» нашлась в реке Чаттахучи. Я ни минуты не верил, что Перкерсон утонул вместе с ней.

– Не поверю и я, – сказал Кин. – Спасибо все же за снимок.

– Вы его от меня не получали, приятель, – сказал агент и отъехал в своем фургоне.

Кин поразмышлял над фотографией, пытаясь представить физиономию Перкерсона без этих усов и очков.

Приехав в город, он позвонил в отдел убийств полицейского управления.

– Дейв? Я достал свежую фотографию моего человека.

– Да? Как же это?

– Не имеет значения, но фотография настоящая. Он переделал себе лицо. Можно немедленно объявить его розыск. Даже необходимо.

– О'кей, подъезжайте прямо сюда, я отнесу фотографию. капитану.

– А сделает он, что нужно?

– Вот уж не знаю.

Спустя три часа Кин был в кабинете своего бывшего шефа.

– Где же вы раздобыли это, Мики? – спросил капитан, брезгливо посматривая на снимок.

– Извините, не могу вам сказать.

– Что ж, но как я тогда узнаю, кто тут изображен? – Значит, вы не дадите приказ о розыске? – спросил Кин.

– Не вижу пока оснований. В сложившихся обстоятельствах.

Кин поднялся, подхватил свой костыль.

– В таком случае, капитан, – сказал он, – все в Атланте начнут искать Перкерсона, кроме городского полицейского управления.

– Что вы имеете в виду? – мрачнея, спросил капитан.

– А вот что. Я сделал, прежде чем к вам заглянуть, столько копий этого снимка, сколько мне захотелось. Ну и отправил, их в газеты, на телевидение и в телеграфные агентства. Включите шестичасовые новости и увидите, как Мики Кин ведет розыск.

 

Глава 28

В штаб-квартире. Уилла днем ожидало послание из Федерального управления авиации. Он позвонил туда мистеру Бэррену.

– Говорит Уилл Ли.

– Рад слышать ваш голос, мистер Ли, – сказал Бэррен. – Я говорю с места вашего, э, приземления. В топливных баках вашего аппарата по полгаллона воды в каждом.

– Это невероятно, – сказал Уилл. – Я проверял топливо перед вылетом именно на этот предмет.

– Удивлен, что вы, судя по всему, игнорировали инструкцию об уходе за резиновыми прокладками топливных емкостей на «цессне». На них от времени появляются трещины, в трещинках скапливается вода. Собираюсь, знаете ли, подать на вас в суд за неправильное проведение предполетных процедур.

– Подождите же, мистер Бэррен, – сказал Уилл. – В прошлом году я заменил эти самые прокладки. – Он не хотел накануне выборов судебного иска, и не мешало разобраться, в чем дело. – Я сейчас же подошлю к вам механика, пусть тщательно все проверит под вашим контролем. Он снимет крылья и все такое.

– Справедливо, – ответил Бэррен. – Вам все равно придется демонтировать крылья, чтобы спустить самолет с крыши и отправить на стоянку в аэропорт. Позвоните мне во второй половине дня по этому номеру.

Ближе к вечеру по пути на очередное выступление Уилл остановил машину у здания, на крыше которого еще стояла «цессна». Там монтировали кран, и возле самолета хлопотали люди в комбинезонах.

Уилл поднялся на крышу и познакомился с Бэрреном. Механик спускал через фильтр топливо. Крыльев на самолете уже не было.

– Неплохое местечко для посадки, мистер Ли, – сказал механик. – Я промерил крышу: ровно шестьсот футов длины.

– Мне повезло, что здесь гравий, – ответил Уилл.

– Прокладки в отличном состоянии, – сказал механик.

– В таком случае, – сказал Уилл, – я обнаружил бы в баках воду, любое количество.

– Ну да, – сказал Бэррен, нагнувшись, и взял нечто из топливного фильтра. – А это что?

– Вроде обрывка пластмассового пакета, – сказал механик. – Я нашел по два таких в каждом баке.

– Очень странно, – сказал Бэррен. – Если только...

– Что? – спросил Уилл, – если – что?..

– Эти мешочки почти без остатка растворяются в бензине, – сказал Бэррен. – В них можно налить воды, положить в бак, и тут они будут медленно растворяться. Проверка на воду ничего не даст, пока они целы, а через полчаса у вас в топливе будет вода.

– Забавно, – медленно сказал Уилл. – Очень даже забавно. Когда сегодня утром я прибыл в аэропорт Мериуезерского округа, оттуда выехала «вольво» типа «универсал». Дело было на рассвете. В машине был только водитель. Очевидно было, что этот человек не имел отношения к полетам. Я спросил себя, что он там мог делать.

– Мистер Ли, – сказал Бэррен, – я не стану подавать на вас в суд; но я чертовски уверен, что позвоню в ФБР. Организация авиационных аварий относится к числу федеральных преступлений.

 

Глава 29

Шестичасовые новости были украшены репортажем с места вынужденной посадки Уилла в. Атланте. Это было увязано с ходом его кампании. Возможность диверсии не упоминалась.

Китти Конрой ввела какого-то человека.

– Уилл, – представила она, – это вот агент по особым поручениям Дейвидсон из Федерального бюро расследований.

– Вам позвонили из управления авиации, не так ли? – спросил его Уилл.

– Да, – ответил Дейвидсон. – Похоже на диверсию, мистер Ли. Мы согласились с Бэрреном.

– Это забавно, – сказал Уилл, слегка огорошенный. Другого слова он так и не нашел.

– Как полагаете, кому могло понадобиться уничтожить вас таким образом?

– Никому лично. Может, я не понравился людям из общества сторонников превосходства белых? Они были очень недовольны приговором по делу Лэрри Муди. Один из них пытался мне пригрозить во время процесса.

Уилл глянул на включенный телевизор и замер. Весь экран занимала фотография мужчины в темных очках, которого он утром видел в аэропорту.

– Этому человеку – его имя Гаролд Перкерсон – посвящен специальный бюллетень, выпущенный сегодня во второй половине дня полицейским управлением Атланты, – сообщал репортер. – Перкерсон разыскивается в связи с убийством трех служащих книжной лавки и покушением на убийство владельца этой лавки.

На экране появились две фотографии Перкерсона, старая рядом с новой.

– Перкерсон, как говорят, перенес пластическую операцию, которая изменила его внешний вид. Старая его фотография слева, а более свежая – справа. Так, вероятно, он выглядит сегодня. Полиция предупреждает, что Перкерсон вооружен и очень опасен.

– Мистер Дейвидсон, – сказал Уилл, – сегодня в без четверти семь утра этот человек выехал мне навстречу с территории аэропорта Рузвельт-Мемориал-Филд на машине «вольво-универсал».

– Какого цвета машина?

– Темная. Черная или темно-синяя.

– Могу я воспользоваться вашим телефоном? – спросил Дейвидсон.

* * *

Гаролд Перкерсон сидел в ресторане в центре Атланты, с удовольствием жуя сосиски под соусом чили и глядя в телевизор. Все сработало, судя по передаче новостей, но этому парню, Ли, удалось вывернуться. Ерунда, подумал Перкерсон, я до него доберусь. Затем на экране вдруг появилась его собственная фотография. Послушав текст, Перкерсон бросил закуску и выскочил, пока его здесь не узнали. Свою фотографию он обнаружил и на первой полосе дневного выпуска «Атланта джорнел». Откуда они, черт возьми, ее взяли?..

Первым делом теперь нужно было снять усики. Этим он и занялся, сидя в машине. Затем он медленно, вдумчиво прочитал сообщение полиции и комментарий газеты.

Ни слова об акции в аэропорту, о его нынешнем имени и новой машине. Внизу первой полосы под заголовком «Планы кандидатов в день выборов» сообщалось, что Дон Беверли Кэлхоун будет в этот день находиться в большом бальном зале отеля «Атланта Хилтон», а Уилл Ли в «Омни». Вечер сотрудников и помощников Ли по случаю выборов состоится в отеле «Омни», в бельэтаже. Кандидат выйдет туда ровно в шесть, а потом вернется в свой номер ждать результатов голосования.

Перкерсон знал бельэтаж в отеле «Омни». Несколько лет назад там был Центр развлечений. В огромный светлый зал выходили над бельэтажем окна из многих номеров отеля.

Перкерсон напряженно думал. Теперь ему самому предельно опасны улицы города – не поохотишься там. В церкви стрелять нельзя, это Старейшина запретил. Остается... Перкерсон выехал со стоянки, нашел телефон-автомат и позвонил в отель «Омни».

– Я хочу заказать комнату, если можно.

– На какой срок?

– До среды, а уеду утром.

– Это пять ночей, сэр.

– Я хотел бы нечто комфортабельное, с окнами, выходящими в зал, притом невысоко.

– Посмотрим. Есть, к примеру, приятный номер на пятом этаже в середине зала, сэр. Двести пятьдесят долларов в сутки.

– Почти идеально, – сказал Перкерсон. – Считайте, что комната занята. Буду у вас через полчаса.

В отеле Перкерсон заехал в гараж и передал швейцару свои холщовые сумки.

– Запаркуюсь сам, – сказал он дежурному и вручил пару долларов. – Она у меня новая.

В глубине гаража он нашел полутемную нишу. В гараже такого отеля никто не подумает искать его «вольво». Он зарегистрировался как Говард Джеймс, передал портье кредитную карточку и подписал счет, затем проследовал на пятый этаж и вошел в номер. Комната была просторна, хорошо обставлена, и вид из нее на центральный зал был исключительный.

Перкерсон вынул пятидолларовую бумажку.

– Можно устроить девушку на вечер? – спросил он сопровождающего дежурного по этажу.

– Думаю, что да, – улыбаясь, сказал дежурный. – В какое время?

– Пожалуй, около девяти. Если она мне понравится, резервирую для вас еще полсотни баксов.

– Положитесь на меня, мистер, – сказал дежурный.

Перкерсон открыл окно и выглянул. Бельэтаж примерно в пятидесяти ярдах. Превосходно, подумал он. Оставалось позвонить Старейшине.

 

Глава 30

Сидя в первом ряду стульев в Баптистской церкви Святого Холма обоих побережий, Уилл сперва прослушал некий «гимн». Солировал певец с пышной прической. Его поддерживали стоголосый хор и небольшой оркестр. Кроме того, тут была дюжина разукрашенных барабанов. Золотистые одежды хористов, ярко-голубой ковер, развернутый в проходах между скамьями и стульями, десяток рассредоточенных в зале телекамер и цветные витражи в окнах создавали иллюзию театрального или циркового оформления предстоящего действа. Зал был огромен и публика наэлектризована.

Пение кончилось, загремели аплодисменты. Уилл бывал и в баптистских молельных залах и в ирландских католических храмах Старого света, но там аплодировать не полагалось, не говоря уж о том, что не могло быть никаких барабанов.

На кафедру поднялся прыщеватый сын Дона. Он минут десять толковал о великом значении пожертвований паствы, в это время по залу плавало несколько блюд для сбора денег, на них трепыхались конвертики с чеками и наличностью, передаваемые из рядов.

Преосвященный Дон Беверли Кэлхоун сменил сына, взойдя на свою прежнюю кафедру столь же привычно, как надел бы старую перчатку.

– Друзья мои, я возвращаюсь сюда, чтобы представить вам молодого человека, которого вы, надеюсь, уже видели на экранах ваших телевизоров. Он претендует на ваши голоса в избирательной кампании. И я сказал бы, преследует свою цель с большим рвением. – Кэлхоун повернулся к Уиллу.

Уилл слегка улыбнулся и кивнул.

– Вы слышали, думаю, – продолжал доктор Дон, – жалобы Уилла Ли на то, что я привношу в свою политическую кампанию религиозную пропаганду, – он одарил аудиторию широкой улыбкой. – Что ж, друзья, я привношу призывы к нашему Господу во все, что делаю, поскольку не вправе и не буду держать свою веру отдельно от чего бы то ни было. Это моя жизнь.

Раздались горячие аплодисменты, и Кэлхоун упился ими.

– Мистер Ли не обнаружил готовности поделиться своей верой с людьми, поддержки которых он добивается, и, оправдываясь за это, пожаловаться, что, мол, не располагает соответствующей кафедрой. Что ж, я, с вашего согласия, предлагаю ему эту кафедру, пусть обнародует символы своей веры

Кэлхоун, сойдя с кафедры, протянул Уиллу руку и проводил его на возвышение.

Уилл положил перед собой Библию своего деда, свои часы и слегка улыбнулся, оглядывая зал.

– Доброе утро, – сказал он.

– Доброе утро, – ответили в унисон три сотни прихожан.

– Я благодарен Дону Кэлхоуну – он просит, чтобы его в эти дни так называли, – за возможность обратиться к вам и ко всем, кто сейчас смотрит или слушает эту передачу у себя дома. Приветствую вас от имени прихожан Первой Баптистской церкви Делано, это моя родная община. Уверен, что мои предки, жившие в Мериуезерском округе – многие поколения баптистских проповедников и общественных деятелей – смотрят сегодня с неба и тоже шлют вам привет и благословение... Меня здесь просили рассказать, во что я верю. Превыше всего я верю просто в Бога. Верю, что во всяком случае в конце наших жизней, а быть может и ранее, каждый получит свое – по справедливости... Как и вы, я верю, что Святая Библия является законом Божьим. Но несомненно, Божий закон представлен и в других священных для людей книгах – в Талмуде, Коране и других. Я также верю., что закон Божий записан в звездах, на камнях Земли и в наших сердцах... Я верю, что Бог дал каждому разум и ждет, что мы воспользуемся им. Я рос баптистом, меня учили, что каждое человеческое создание имеет право понимать Священное писание, сверяясь с собственной совестью, а Господь рассудит нас по нашим делам... Верю, что Бог доверяет нам рассуждать, задаваться вопросами и решать, что для нас следует из каждой библейской заповеди. Возможно, здесь мы расходимся, ведь, насколько я могу верить вашему бывшему пастору, прихожане этой церкви обязаны принимать каждое слово Библии буквально, не спрашивая себя, что оно значит. Вас называют в миру фундаменталистом, как, скажем, и мусульман и иудеев крайней ориентации... Но, оглядываясь, я вижу, что многие из тех христиан, кто относит себе к фундаменталистам, извлекают из текстов Библии не все положения. А кое-что не воспринимают. К примеру, в законе Божием сказано: «Не убий». И все же фундаменталисты, как правило, демонстрируют сильную поддержку светских законов о смертной казни. Притом меня озадачивает, что человека, который принимает заповедь «Не убий», некоторые христиане именуют безбожником, малодушным, или, иногда, либералом. Я этого просто не понимаю. Далее. Как примирить согласие фундаменталиста со смертной казнью и его же яростное неприятие абортов? Кто-то заявил, что фундаменталисты озабочены защитой человеческой жизни «начиная с концепции и заканчивая рождением». Правда ли это?.. Еще меня озадачивает, что люди, провозглашающие принципы христианской морали и необходимость строить жизнь общества в согласии с этими принципами, поддерживают политические и экономические воззрения, которые расходятся с учением Иисуса Христа. Христианство – это религия любви, равенства всех, заботы каждого о каждом Божьем создании. Между тем политики, представляющие фундаменталистов, на деле реализуют философию жадности и голосуют обычно против государственных программ помощи угнетенным и бедным людям. Христианство осуждает гордыню и призывает к смирению и кротости; тем не менее, политики, о которых я говорю, неустанно бьют себя в грудь, похваляясь. Они кичатся тем, что именуют патриотизмом и пытаются унизить всякого, для кого патриотизм – нечто большее, чем пустые посулы, расистские лозунги и размахивание флагами. Да, это меня озадачивает... Меня вообще беспокоит разлив фундаментализма всех направлений. Аятолла Хомейни, как вы знаете, религиозный фундаменталист, большинство идейных коммунистов – политические фундаменталисты, советские генералы – это военные фундаменталисты, такие генералы есть и в нашей стране. Меня тревожат люди, уверенные, что только они абсолютно и неизменно правы, и что все, несогласные с ними, неправы. Разве можно монополизировать истину?.. Немногим более двухсот лет назад наши отцы-создатели выработали политическую систему, которая должна была гарантировать свободный обмен идеями, систему, которая была рассчитана на постижение истин в итоге споров и столкновения множества мнений. Эта система была изначально светской, ее придумали люди, и в большинстве они были, заметьте, набожными христианами. Ими двигала и в данном случае вера. Должны ли мы принимать теперь, от религии что-либо меньшее?

Стоявший у телекамеры режиссер сигнализировал Уиллу руками: закругляйтесь!

Уилл, между тем, следил за часами. Он уже прихватил пару лишних минут, но не хотел завершить свою речь, оставив какое-то время Кэлхоуну для отпора.

– Я знаю, время мое истекает, – сказал Уилл. – И я хотел бы закончить вот чем. Лучшим христианином из всех, кого я знал, был второй муж моей овдовевшей бабушки. Спокойный, застенчивый, сдержанный человек, он принес нашей общине много добра. После его смерти согласно его завещанию на похоронной службе была прочитана вслух выдержка из Библии – вы найдете ее в Святом Благовествовании от Матфея, в шестой главе, это первые шесть стихов, слова Иисуса. Послушайте их.

Уилл раскрыл Библию.

– "Не выставляйте свою веру напоказ перед людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного... – Уилл оглядел примолкнувшую аудиторию и продолжил цитату: – Итак, когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам: они уже получили награду свою. У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая. Чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно... – Уилл подчеркнуто замедлил чтение: – И когда молишься, не будь как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц останавливаясь молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получили, награду свою.

Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему. Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно".

Распорядитель с телевидения выходил из себя.

Уилл закрыл Библию.

– Последнее, что сказал мне дед перед смертью, было: «Уилл, когда, увидишь парня, который станет говорить тебе, какой он хороший христианин, держи руку на своем кошельке». Спасибо вам за ваше внимание.

Уилл сошел с кафедры, исчерпав время свое и Кэлхоуна. Люди рассматривали его пытливо и молча, будто переваривая его речь.

Кэлхоун рванулся к кафедре, но распорядитель резко махнул ему, чтобы он отошел, и сигнализировал хору. Хористы встали, и грянуло пение.

Телевизионные прожекторы погасли. Уилла вывели через боковую дверь.

 

Глава 31

Кин подошел к телефону.

– Это ваш приятель из федерального ведомства, – услышал он.

– Люблю вот поговорить с приятелями из федерального ведомства, – усмехаясь, ответил Кин.

– Знаете этого парня Ли, который баллотируется в сенат?

– Планирующий пилот? Ну да.

– Думаю, вам стоит знать, что он опознал человека, пытавшегося угробить его аэроплан. Это Перкерсон.

– Вот дерьмо! Готов поспорить, что это связано с кампанией доктора Дона, не так ли? Кэлхоун, Уиллингхэм, Перкерсон – в одной упряжке.

– На вашем месте я бы не говорил этого вслух.

– Но, послушайте же, ваши ребята должны уже быть в курсе дела.

– Это большая политика, приятель. Надо еще доказать эту связь. Только тогда...

– У вас на полковника нет ничего? – спросил Кин.

– Мы знаем, что он лидер. Старейшина, вот как они его называют. Но он сверхосторожен. А Сузи Эдемс вывели из игры. Только она знала все точно.

– Я понял. Какие у вас идеи?

– Думаем, готовится еще одно покушение на Ли. Сегодня в отеле «Омни» будут и наши люди и полиция Атланты. На Перкерсона объявлен федеральный розыск.

– Мне придется порыскать вокруг отеля, – сказал Кин.

* * *

Уилл встретил Кейт у дверей своего номера. Когда они оторвались друг от друга, Кейт спросила:

– Кто эти люди в холле?

– Здесь и моя команда, я тебя познакомлю, и агенты ФБР и копы.

– Ты ведь попал в аварию. Как же?

– Диверсия, Кейт. Я не хотел говорить о деталях по телефону. Они не исключают еще одного покушения.

– Похоже, будет премиленький вечер. Жаль, что ты не предупредил. Я бы хоть пистолет захватила... В воскресенье я в Вашингтоне видела твою проповедь. Я тебе поаплодировала, стоя у телевизора.

– Спасибо, радость моя. В основном, я импровизировал... Но есть еще нечто, что я обязан тебе рассказать. Время и место неподходящее, но, видишь ли, выбора нет. Я должен повиниться, и я боюсь.

– Ол-райт, – вздохнула она, – сними с себя ношу.

– Я нарушил обет целомудрия, понимаешь ли, – неуклюже выговорил он. – Не то, что ты.

Глаза Кейт повлажнели.

– Черт бы тебя побрал, – медленно и с хрипотцой сказала она. – Кто это на тебя польстился? И зачем тебе исповедоваться, если это было случайно... Лучше бы я не знала. Теперь уж выкладывай. Проглочу, может быть.

– Ну вот, – сказал он. – Поэтому я тебя и просил не читать газет в пути из Атланты.

– Боже мой!

– Ну, понимаешь ли, девица была свидетельницей в процессе, это бывшая подружка моего клиента. – Он поднял руку. – Чарлена Джойнер, о ней писали, да и на телеэкране ты могла ее видеть.

– Как же! – вспомнила Кейт. – Секс-бомба! Не только я обратила внимание на эту сучку.

– Короче, она застала меня на ферме врасплох. Единственный раз...

– Можешь дальнейшее не рассказывать.

– Нет, рука Господа настигла меня. Мой клиент подал вчера апелляцию. На том основании, что его интересы, якобы, не были должным образом представлены защитой: адвокат домогался его подружки и в связи с этим был заинтересован в том, чтобы его осудили.

– Забавно, – сказала она. – Из этой истории можно сделать роман.

– Пожалуйста, нет, – взмолился он. – Я достаточно наказан.

– Итак, весь мир теперь знает о твоем приключении в стоге сена. Как, говоришь, ее звать?

– Чарлена. Да, весь мир это знает, по крайней мере, вся Джорджия. Чарлена вчера вечером в шестичасовых новостях всем все объяснила.

Кейт помрачнела.

– Боже, как это скажется на голосовании? – спросила она.

– Мои специалисты думают, – сказал Уилл с вымученной улыбкой, – что это очень даже мне кстати. Многие избиратели считали меня, с подачи Мака, затем и Кэлхоуна, скрытым гомосексуалом. И лишь потому были против.

– А теперь ты повеса, верно? О, бабник...

– Для некоторых – да.

– Но как же ты управился с репортерами?

– Провел поздним вечером пресс-конференцию и рассказал все, как есть. В конце концов моя сексуальная жизнь никого не касается; да и она не замужем и давно совершеннолетняя.

– Будучи пойман с поличным, говори правду. Мне это нравится.

– Сможешь ли ты простить? Она взяла его лицо в руки.

– Бог простит, парень. Он любит покаявшихся. Уилл поцеловал ее руки, и они вышли в холл.

– Кейт, это Том Блэк и Китти Конрой, которые провели всю работу в кампании. Том и Китти, вот – Кетрин Рул, она же Кейт.

Том посмотрел на Кейт, на Уилла.

– Ну, докладывайте, ребята, если есть у вас что-то, – сказал он с нажимом.

– Ну да-а, – сказал Уилл. – Мы с Кейт собираемся на следующей неделе пожениться.

– И вы мне об этом говорите теперь! – сказал Том.

– Да-а, – вставила Китти. – Две недели назад эти несколько слов обеспечили бы вам успех всей кампании.

* * *

Двумя этажами ниже Гаролд Перкерсон дал проститутке двести долларов и отпустил ее с миром. В бельэтаже служащие отеля двигали мебель и ставили телевизоры. Перкерсон включил свой телевизор и начал смотреть очередной детектив. Ему было скучно и одиноко.

* * *

Мики Кин подъехал к отелю «Омни» и, выбравшись из машины, смог вполне оценить обстановку. Все было устроено, как для охраны президента. Никакому Перкерсону проникнуть в отель не светило. Мики потолковал с копами у лифтов. Вот дьявол, подумал он. Все-таки не мешает погулять вокруг отеля. Чем черт не шутит.

* * *

Уиллингхэм взял телефонную трубку и выслушал осведомителя.

– Возникла проблема, – сказал тот. – Знаете отставного копа, попавшего в автомобильную аварию? Он когда-то был в поле нашего зрения.

– Ну, он, вроде бы, в коме.

– Нет. Вышел из госпиталя и расхаживает на костылях.

Уиллингхэм так и сел.

– Кома была прикрытием, – тягуче продолжил осведомитель из полиции. – Он следил два-три дня за вами, а после за Перкерсоном. Это он переслал в газеты фотографию Перкерсона.

– Благодарю, – сказал Уиллингхэм, пытаясь сохранить твердость в голосе.

– Копам известно, что Перкерсон устроил аварию самолета. Они ожидают нового покушения на Ли. Отель набит копами, ваш человек не пройдет. А если он уже там и попадется на деле, вас арестуют наверняка.

Уиллингхэм опустил трубку. Через несколько минут он вновь ее поднял.

– Отель «Омни»? Пожалуйста, мистера Говарда Джеймса.

– Соединяю.

– Да? – сказал Перкерсон.

– Гарри?

– Да, сэр.

– Как дела?

– Да, сэр. Все в норме, как сказано.

– В какой вы комнате?

– Номер пятьсот восемнадцать. Не беспокойтесь, сэр. Я все помню.

– Спасибо, Гарри. Удачи!

Стало быть, этот паршивый маленький коп не только жив, но и слишком многое знает. А Перкерсона – не отзовешь. С него уже сорван предохранитель.

Уиллингхэм вскрыл тайник и выбрал оттуда автоматический пистолет 25-го калибра с глушителем.

Было уже 5.40. и Мики Кин здорово утомился. Он развалился на большом диване в вестибюле отеля «Омни». Кто-то тихонько уселся рядом, и Кин покосился.

– Привет, Мики, – сказала девушка, поправляя прическу.

– Привет, Маджи, давно не видались. Как жизнь?

– Да ничего, точнее – неплохо. У последнего клиента нас было трое, представь. Здоровенный бык. И не жмот. Кин машинально показал ей фотографию.

– Случайно, не этот?

– Ха. Только он без усов и в роговых очках. Честно сказать, он не понравился мне. Плохой человек?..

– Да-а, плохой. – Кин поднял глаза.

В зал шел кандидат в сенаторы Уилл Ли в окружении крепких ребят: на всех расстегнутые плащи. Должно быть, подумал Кин, у них и значки одинаковые. Они зыркали глазами по сторонам.

Без десяти шесть. Ли появится в бельэтаже ровно в шесть. Какого черта, подумал Кин, я тут сижу и балдею. С некоторым трудом он встал, держа свой костыль под мышкой. И тут его будто ожгло.

Через толпу в вестибюле, не глядя ни на кого, стремительно шел полковник Уиллингхэм.

Перкерсон уселся у своего треножника и расстегнул портфель. Стрелять будет очень удобно, подумал он, удобнее, чем по клинике абортов. А вот уйти отсюда – сложнее и, может быть, совершенно немыслимо. Но он свое сделает, и его никто не возьмет просто так. Он прикрепил ствол винтовки к прикладу и привинтил прицельное устройство.

Кин прыгал быстро, как только мог. Уиллингхэм направлялся к лифтам и свернул за угол. Кин ринулся следом, уже не заботясь об осторожности. Уиллингхэм вошел в лифт, не оглядываясь.

– Мне наверх, пожалуйста! – закричал Кин издали. – Мне наверх!

Уиллингхэм, посматривая на свои часы, придержал для него двери.

– Который этаж? – спросил Уиллингхэм, уставясь на его костыль, и сам нажал кнопку пятого.

– Шестой, – ответил Кин, потирая бровь, – большое спасибо.

В лифте были еще двое, едущие выше. Все молчали. На щеках полковника дергались желваки. Уиллингхэм быстро вышел на пятом этаже, предупредительно на пороге лифта нажав кнопку хода, и двери за ним сейчас же сомкнулись. Таким образом он отправил Кина выше.

Впрочем, Кин вылетел на шестом через секунду. На его часах было без четырех минут шесть.

Лестница была узкая и крутая. Хватаясь за металлические перила, Кин с костылем в другой руке запрыгнул через ступеньку. В самом низу оступился и съехал на боку, оберегая загипсованную ногу. Постанывая от боли, поднялся, допрыгал до двери. Она была заперта. И открывалась только из коридора.

– Откройте! – закричал Кин. – Катастрофа! Он мог бы кричать до вечера, услышать его было некому.

Тогда Кин упал на колени и, выдернув из кармана отмычки, принялся открывать несложный замок.

Перкерсон приладил винтовку, одним движением вложил обойму.

Уилл Ли поднимался на эскалаторе в бельэтаж, и вскоре он уже был в прицеле. Его заслоняли спутники, но

Перкерсон вел его голову в перекрестии. Он расслабился и уже тронул спусковой крючок, когда в дверь трижды отчетливо стукнули. Перкерсон выхватил пистолет.

– Гарри, это я, Уиллингхэм!

«Что за черт?» – подумал Перкерсон.

– Повторите-ка! – прокричал он.

– Полковник Уиллингхэм, ну! Живо впустите меня!

Перкерсон взглянул в зал. Ли шел к платформе в конец бельэтажа, на ходу пожимая руки людей. Теперь надо ждать, когда он один окажется на возвышении.

Перкерсон встал и открыл дверь.

– Я хочу посмотреть, как вы сработаете, – сказал полковник сквозь зубы.

– Ол-райт, сэр, – ответил Перкерсон. – Но вы – не ко времени. Нехорошо вам здесь быть. А то ведь вы не уйдете.

Он снова глянул в. прицел и вдруг услышал щелчок позади. Не оглядываясь и выхватив пистолет, он бросился на пол так, что оказался лицом к Старейшине.

Они выстрелили одновременно. Потом Перкерсон выстрелил снова. Он ни о чем не успел подумать, увидев направленный на него пистолет полковника. Если бы он в таких случаях думал, ему давно бы не жить на свете.

Кин распахнул дверь и рванулся в коридор, оставив костыль. Где номер 518, в котором Перкерсон принимал проституток? Кин поскакал, опираясь на гипсовый каблучок, мимо служебной комнаты. Оттуда на шум вышла горничная. Номер 518 Кин обнаружил одновременно с хлопком пистолетного выстрела. В двери 518-го появилась довольно крупная дырка, и в коридор из нее посыпались осколки и пыль. Кин вжался в стену с пистолетом в одной руке и полицейским значком в другой.

– Запасной ключ! – рявкнул он горничной. – Полиция! Быстро!

Уиллингхэм сидел, прислонившись спиной к двери с кровавой пробоиной во лбу точно над бровью. Глаза его стекленели, по двери стекала кровь. Первая пуля Перкерсона прошла, впрочем, мимо цели, проделав в дверях неаккуратную дырку. А полковник угодил-таки ему прямо в живот. Живот сводило, дышать было трудно, под пальцами расплывалось пятно. Но Перкерсон другой рукой держал пистолет. Хватаясь за стул, он поднялся и пошел, набычась, к винтовке. Там он упал на колени и, стиснув зубы, вновь изготовился для стрельбы.

Уилл Ли стоял на кафедре, подняв в ораторском жесте руку. Он ждал, когда стихнет шум.

– Хочу сказать вам несколько слов, прежде чем мы узнаем о результатах голосования, – произнес Уилл. – То есть независимо от исхода выразить каждому персонально мою искреннюю благодарность. По правде говоря, я в жизни еще не видел, чтобы люди так напряженно работали, не получая реального вознаграждения за труд...

Он умолк, услышав, что где-то рядом разбилось стекло.

Кин вставил ключ, повернул его и нажал на дверь. Но что-то мешало открыть ее. Опершись на здоровую ногу, Кин двинул ее плечом. Дверь поддалась, преодолевая препятствие. У окна, стоя на коленях и наклонясь к винтовке, целился в зал Перкерсон.

– Нууу! – заорал Кин, открывая огонь на этой фигуре.

Уилл чуть развернулся навстречу телекамере, и, когда поворачивался, вдруг ткань пиджака на плече агента ФБР, стоявшего рядом с ним, как бы взорвалась, и он осел. Уилл наклонился помочь ему встать, и в этот самый момент на столике сзади графин с водой разлетелся в куски. Уилл еще соображал, что случилось, когда ощутил разящий удар прямо в спину и завалился на пол. Рядом с ним на пол бросались люди, и в зале поднялся крик.

Первая пуля Кина прошла в окно, вторая же угодила Перкерсону в плечо и развернула его. Кин, стреляя, запрыгал к нему. Главное было взять его на себя, оторвав от винтовки. От удара в пах Кин упал; Перкерсон держал пистолет с глушителем в обеих руках и, как видно, попал. Но Кин продолжал стрелять лежа.

Грохот прекратился. Горничная боялась сунуть голову в номер. Прижавшись к стене коридора, крикнула:

– Что там у вас?

– Нужна помощь, – слабо ответил ей голос. – Зовите полицию, тут ранен офицер, нужна помощь.

И снова в комнате кто-то выстрелил, оттуда потянуло пороховым дымком, и горничная услышала вздох.

Уилла бегом несли к грузовому лифту, но там он твердо стал на ноги. Вот только дышать было больно.

– Как себя чувствуете, мистер Ли? – спросил один из агентов.

– Немного душно, – вымолвил Уилл.

– Извините, что я вам так здорово врезал, – сказал агент. – Когда упал Уилкинс, я бросил вам в спину стул, а затем упал на вас сам. Странно, что вы еще на ногах.

Агент был высокого роста и мускулист.

– Где вы играли? – спросил Уилл.

– Я играл за «Беар Брайант» в Алабаме, – ответил агент. – Но это было давным-давно.

Уиллу удалось набрать немного воздуха.

– У вас сохранилась реакция, – сказал он. – Куда это мы едем?

– Стараемся выбраться до выяснения дела, – сказал агент.

Они вышли в подвалка погрузочную платформу. Детектив из полицейского управления Атланты, который был тут же, прижал к волосатому уху радиотелефон.

– Вам не холодно? – спросил агент с интонацией больничной сиделки.

– Я рад свежему воздуху, – сказал Уилл, продышавшись. Детектив проговорил в микрофончик:

– Роджер, я принял. Еще что? – Он снова послушал. – О, – сказал он.

– Так что ж там стряслось? – спросил Уилл.

– Перкерсон мертв. Их трое в номере пятого этажа. Бывший коп Мики Кин, мой друг, который охотился за Перкерсоном, сам Перкерсон и парень, которого звали Уиллингхэм. Этот тоже покойник. Знали кого-то из них?

– Нет, – сказал Уилл.

– Вроде бы Мики подстрелил-таки Перкерсона, но и тот, по крайней мере, однажды, выстрелил сам в себя. Их уже спускают с пятого этажа.

У погрузочной платформы стояла машина «скорой помощи».

– Быстро они сюда добрались, – сказал Уилл, удивившись.

– Машина здесь с полудня, – сухо заметил детектив. – Могла понадобиться для вас.

Показались носилки на колесах, за ними еще одни, направляемые другим санитаром.

Детектив и Уилл подошли.

– Ну как он? – спросил детектив санитара.

– Спрашивай меня самого, – сварливо сказал Кин.

– Черт возьми, я знал, что этот ублюдок не сможет тебя убить.

Уилл наклонился к носилкам.

– Мистер Кин, – сказал он, – Я – Уилл Ли. Говорят, вы спасли меня. Спасибо.

– А! Я это сделал совсем не для вас, – сказал Кин. – Я это сделал для своего покойного дружка, тоже копа. Он у меня был старшим.

– Все равно, мистер Кин, считайте, что я у вас в долгу.

– Кстати, другой мой друг, Мэнни Пирл, вот как старается за вас на выборах, – сказал Кин.

– Тот парень с голыми демонстрантками? Скажите же ему, что мне очень понравился его плакат: «Л.К.Д.Д., Любого, Кроме Доктора Дона». Я в последнее время часто видел такие плакаты.

– Передам, – сказал Кин. – Он вот как будет доволен.

– Нужно ехать, – сказал санитар, и Кина закатили в машину «скорой помощи».

– Что ж, – сказал Уилл агенту и детективу. – Поехали-ка обратно, покажемся людям. Я ведь жив, а урны для голосования пока что открыты, и я не хотел бы, чтобы кто-то остался дома, считая меня покойником.

 

Глава 32

Кейт открыла дверь номера и приняла его в объятия.

– Мы видели все по телевидению, – сказала она. – Ради Бога, не пугай меня больше таким образом.

– Попытаюсь, – сказал Уилл., и они замерли, прильнув друг к другу.

– Тебя поджидает сюрприз, – сказала Кейт, вводя его в гостиную.

Уилл увидел сенатора Бенджамина Карра в кресле на колесиках. С ним были Джаспер и медсестра.

Сенатор вроде бы улыбнулся.

Наклонившись, Уилл взял его руку в свои.

– Ужасно рад вас видеть, сенатор, – сказал он. – Мне не давали доехать до вас, ну – не было и минуты.

Сенатор наклонил голову, и челюсти его заработали.

– Теперь уж не беспокойтесь, сенатор, – сказал тут Джаспер. – Теперь-то получится. – Он повернулся к Уиллу. – Сенатор пытается говорить, мистер Ли.

* * *

Было уже одиннадцать часов. Уилл и его родители, его тетка и Кейт, и сенатор, и медсестра, и Джаспер, Том Блэк, Китти Конрой – все они смирно сидели перед огромным телеэкраном. Агент ФБР общался с кем-то по телефону, а детектив наливал себе виски.

– Теперь все зависит от малых городов, – сказал Том. – То есть даже от пригородов.

Агент ФБР положил телефонную трубку.

– Мои ребята обыскали – с ордером, ясное дело, – дом отставного полковника Уиллингхэма, убитого сегодня в отеле, – сказал он. – Ну, обнаружили в сейфе целую канцелярию местных фашистов. – Он повернулся к детективу Дейву Хейнсу. – В списке организации клерк из нашей конторы в Атланте и ваш шеф, между прочим, из городского полицейского управления.

– Поеду-ка я в госпиталь, – сказал Хейнс. – Надо же Мики чем-то порадовать.

– Кэлхоуну придется объяснять свои связи с Уиллингхэмом. Этот парень был председателем Совета дьяконов его церкви, – сказал агент.

– Доктор Дон выпутается, – сказал Уилл.

– Может быть, – сказал агент. – Но то, что мои ребята нашли в сейфе, весьма затруднит его положение.

– Внимание! – воскликнул Том, показывая на телевизор.

На экране появился диктор с листом бумаги.

– Наконец мы можем огласить предварительные результаты кампании выборов в сенат Соединенных Штатов, – сказал он. – Данные, только что полученные из северных пригородов Атланты весьма неожиданны. Победителем там стал Уилл Ли, за него подано втрое больше голосов, чем ожидалось.

Уилла завертели по комнате, обнимая, Кейт не выпускала его руку.

– Общий результат, – продолжил диктор, – тоже в пользу Уилла Ли: пятьдесят один и шесть десятых процента за Ли, сорок восемь и две десятых – за Кэлхоуна, при двух десятых процента за прочих кандидатов, вписанных в бюллетени... Но вот мне сообщили, что преосвященный Дон Беверли Кэлхоун входит в большой бальный зал отеля «Хилтон». Последуем туда.

Телекамера показала Кэлхоуна идущим через толпу его сторонников. Он взошел на возвышение.

– Прежде чем сделать заявление, – сказал он, – извещаю вас, что при трагических обстоятельствах сегодня погиб близкий друг нашей церкви. Я буду говорить об этом завтра, с кафедры, а теперь прошу всех беззвучно вознести минутную молитву о душе полковника Джи Стюарта Уиллингхэма. С нами Бог.

– Его душа нуждается в особом заступничестве, – сказал Уилл. – Пошли вниз, не хочу я этого слушать. Лучше уж поздравляйте меня.

Патриция Ли порывисто обняла его, тетушка Элоиза тоже, отец крепко сжал его руку. Том Блэк хлопнул по спине, тогда как Китти Конрой смачно поцеловала и не оглядывалась при этом на Кейт. Неслышно появился Джаспер и тронул плечо Уилла:

– Сенатор зовет вас, мистер Уилл.

Уилл пересек комнату и стал на колени около кресла-каталки. Сенатору удалось как следует улыбнуться, и можно было поспорить, что он стремится заговорить. Он крепко до боли сжал руку Уилла, губы его пришли в движение.

– Поздравляю... сенатор, – победно сказал он.