По предложению худого ангрида по имени Тиази мы собрались в комнате, где король иногда принимал друзей. Она заметно превосходила размерами, а равно богатством убранства пиршественный зал в замке Вальфатера, была гораздо холоднее и наполнена не охотничьими трофеями и щитами героев, а неуклюжей мебелью (казавшейся, наверное, громоздкой даже ангридам) и великим множеством начищенных до блеска серебряных блюд, оловянных тарелок и чаш — довольно изящных, но непомерно больших, как и полки, едва выдерживавшие тяжесть составленной на них посуды.

— Нам придется подождать Шилдстара, — прошептала Ульфа, стоявшая рядом со мной. Я и не знал, что она здесь, покуда она не подала голос. — Если я не нужна вам, я принесу чего-нибудь девочке. Тауг говорит, она ничего не ела со вчерашнего дня.

Я кивнул.

— Хотите, я принесу и вам тоже?

— Нет. Но спасибо за заботу. Пожалуйста, не задерживайся.

С другой стороны от меня вырос Поук:

— Вы желали поговорить со мной, сэр? Наверное, сейчас самое время.

— Боюсь, другого случая нам не представится. Наши лошади — в частности, черный конь, которого дал мне мастер Агр, — где они?

— В конюшне, сэр. Эти конюхи… — На лице Поука появилось такое выражение, словно он собирался сплюнуть.

— Я не приметил наших лошадей. В конюшне темно, а я спешил. Но все равно странно, что я просмотрел их.

— Я выйду из башни при первой же возможности и сделаю все, что в моих силах. Только я не могу выходить часто и мало что могу сделать. По первости я колотил конюхов, но они только стали обращаться с животными еще хуже, назло мне, а колотить старшего вряд ли позволительно.

Я согласно кивнул, с печалью думая о том, что Поук, который из-за своего бельма и косоглазия всегда казался слепым, теперь действительно слеп.

— Полагаю, после покушения на короля ты не имел возможности наведаться в конюшню.

Поук хихикнул:

— О, я все равно потихоньку выбирался. Уже два раза. Я знаю путь.

— Хорошо. — Я принял решение. — Я хочу вытащить вас с Ульфой отсюда. Я заберу Ульфу с собой сегодня, коли…

— Да благословит вас небо, сэр!

— Коли получится. Я оставлю тебя здесь ненадолго, чтобы ты позаботился о моих лошадях и собрал мои вещи, если сумеешь. Отыщи их, даже если взять не сможешь. В скором времени я вернусь с герцогом и остальными и в следующий раз непременно заберу тебя с собой.

Вернулась Ульфа, с толстым ломтем черного хлеба, куском пахучего сыру и деревянной кружкой, наполненной, по всей видимости, слабым пивом. Она отдала все это оборванной девочке.

Я наклонился к уху Тауга, стоявшего слева:

— Она родственница Ульфы?

— Нет, сэр. Я нашел ее, когда ходил на разведку. Долго рассказывать.

— Но рассказать придется в любом… — начал Бил.

В этот момент в комнату вошел ангрид — столь огромный и уродливый, что на мгновение я принял его за одного из Великанов зимы и древней ночи, — в сопровождении четырех ангридов, лишь немногим краше своего командира.

— Только ты один, — твердо сказал Тиази Шилдстару. — Твоим сопровождающим запрещается присутствовать здесь.

Шилдстар отодвинул от стола кресло и сел, знаком пригласив четырех своих товарищей тоже присесть.

— Так дело не пойдет, — устало сказал Бил.

— В таком случае вам придется обойтись без меня.

— Ты думаешь, мы не можем выдворить тебя отсюда. Ты ошибаешься. Мы можем и при необходимости сделаем это.

Шилдстар потряс головой:

— Приведи сюда войско южан, и мы сами уйдем.

Его сопровождающие запротестовали.

— Вы рветесь сразиться со своими бывшими товарищами по оружию. А я не рвусь. — Он повернулся к Билу. — Сосчитайте, сколько вас. — И сам сосчитал всех присутствующих мужчин и женщин, загибая толстые пальцы и поочередно указывая на Била, Тауга, Ульфу, Этелу, Поука и меня. — Полдюжины. Против меня одного, против меня и Тиази? Я решительно возражаю.

— Ты прав, — признал Бил.

— Это наш король лежит в постели, и это по нашей земле вы ходите.

— Ты Шилдстар? — спросил я. — Это я созвал собрание, и у меня мало времени. — Я встал на сиденье своего кресла и протянул руку.

— Ты не южанин, — заметил Шилдстар, когда отпустил мою руку. — У них не такое крепкое рукопожатие.

— Считай меня южанином, — сказал я. — Ты сказал, вы уйдете, если лорд Бил приведет дополнительные силы. Я здесь, а значит, он располагает всеми необходимыми силами. Но если вы уйдете без боя, я тоже уйду. Я в любом случае не собираюсь задерживаться надолго.

— Мы остаемся…

— Мне нужен здесь сэр Гарваон, — заявил Бил, — и сэр Свон. Откажи мне, и ты меня больше не увидишь. Ты можешь позвать еще двух своих людей, если хочешь, чтобы нас было поровну.

Шилдстар помотал головой, и Тауг отправился за сэром Гарваоном и сэром Своном.

— Тауг ходил в город сегодня ночью, — сказал я Свону, когда они пришли. — Поначалу я решил, что подобная вылазка сопряжена с огромным риском, но он говорит, что опасность не столь велика, как можно подумать: враги короля Гиллинга не сторожат замок. Я могу подтвердить это. Я не видел ни одного, когда прибыл. — Я повернулся к Таугу. — Ты предложил захватить или сжечь инструменты, которые нашел. Их никто не охранял?

— Только кузнец.

— Как его имя? — резко спросил Бил. — Ты узнал?

— Да, ваша светлость. — (Я не сомневался, что Тауг изнурен гораздо сильнее Била.) — Логи, ваша светлость.

— Вы его знаете, милорд? — Вопрос, обращенный к Тиази, прозвучал почти так же резко, как предыдущий.

Тиази пожал плечами:

— Имя я слышал.

— Как по-вашему, он может быть главарем?

— Кузнец-то? — Тиази потряс головой. — Вряд ли.

— Возможно, он знает что-нибудь, — прогрохотал Шилдстар.

— Будь он здесь, — сказал Бил, — мы наверняка нашли бы способ заставить его говорить, я согласен. Но его здесь нет, и я не представляю, каким образом мы могли бы до него добраться.

— Он придет, — громко заявил Шилдстар, — если я возьмусь за дело.

— Он умер! — выпалил Тауг. — Он погнался за нами, за мной и Этелой, и я убил его.

От хохота Шилдстара задребезжали все кувшины и чаши на полках.

Свон ухмыльнулся:

— Как тебе удалось?

— Он упал и выронил свой кинжал, и я заколол его прежде, чем он успел подняться на ноги, — сказал Тауг. — Мне нужно будет поговорить об этом с вами потом, наедине.

— Ты поистине замечательный юноша, — сказал Бил.

— Благодарю вас, ваша светлость. — Тауг сглотнул. — Только я вовсе не замечательный. На самом деле я самый обычный человек, правда, Ульфа?

Она тепло улыбнулась.

— По-вашему, мы можем захватить инструменты, сэр Эйбел? Как я говорил?

— Сомневаюсь. Какие цифры ты называл? Шестьдесят лопат?

— Да, сэр Эйбел. Около того.

— И еще кирки.

— Да, — кивнул Тауг, — штук тридцать.

— Понятно. — Я помолчал, вглядываясь в серьезное мальчишеское лицо Тауга. — Ты брал в руки какой-нибудь из инструментов?

— Киркомотыгу.

— Ты смог бы дотащить ее до замка?

Тауг на мгновение задумался, потом кивнул:

— Она довольно тяжелая, но, думаю, я бы дотащил. Потихоньку.

— Да, потихоньку. Любой из ангридов, разумеется, способен унести больше. Скажем, ангрид может тащить сразу четыре орудия.

Я ненадолго умолк, производя в уме подсчеты, а потом повернулся к Шилдстару:

— У тебя больше людей, чем четверо здесь присутствующих, поскольку лорд Бил предлагал тебе позвать еще двоих на наше собрание. Сколько всего?

— Помимо меня, еще восемнадцать.

Я снова обратился к Таугу:

— Скажем, шестьдесят лопат, тридцать кирок и десять киркомотыг — всего сто. Шилдстар со своими солдатами сможет унести семьдесят шесть, предоставив тащить остальные двадцать четыре двадцати четырем нашим людям.

— У нас недостаточно людей, чтобы защитить башню сейчас! — воскликнул Бил.

— Вы совершенно правы. Даже если вы оставите башню без единого солдата, нам все равно не хватит людей. Если нам окажут серьезное сопротивление, что наверняка случится, людей не хватит тем паче.

Голос подал Поук:

— Я и мои товарищи можем тащить. Нас здесь сотня с лишним.

Я кивнул:

— Или мы можем воспользоваться лошадьми из конюшни. Там стоят и волы тоже, следовательно, должны быть и телеги. Шилдстар, ты трясешь головой.

— Ты парень смелый, но неразумный. Такой бой можно завязать, но нельзя выиграть. — Он наставил огромный палец на Гарваона. — Вы в силах противостоять сотне ангридов? На открытой местности?

— Мы сделаем все возможное.

— И погибнете.

— Может быть, если мы отправимся в город, часть ангридов перейдет на сторону своего короля? — предположил Свон.

— Может быть. Но только если со мной и моими солдатами не будет вас.

— На самом деле инструменты нам не нужны, — сказал Тауг. — Что, если просто сжечь их?

— Сгорят только рукоятки, — сказал я, — если мы вообще доберемся до кузницы, чтобы поджечь склад. Но сами-то инструменты железные, верно?

Тауг кивнул.

— Они уцелеют в огне, а приделать к ним новые рукоятки не составит никакого труда.

Девочка, стоявшая с другой стороны от Тауга, дернула его за рукав, и они принялись перешептываться. Выпрямившись, Тауг сказал:

— Нам с Этелой пришла в голову другая мысль. Можно мне задать Шилдстару один вопрос?

— Спрашивай.

— Дом, где изготавливают лопаты и прочие инструменты, принадлежал Логи. Так говорит Этела, и она тоже принадлежала Логи. Ее мать — рабыня там. Только Логи умер, как я сказал. Теперь они пойдут на продажу? Рабы?

— Да, — кивнул Шилдстар.

— Похоже, у короля куча денег, — подала голос Этела.

— Так и есть, — кивнул Тауг. — Сам Логи больше не может ковать лопаты, кирки и прочие орудия, значит, ковать придется рабам. Но и они не смогут, коли вы их купите и приведете в замок.

Выпятив нижнюю губу, огромную и черную, как подгорелое мясо, Шилдстар поднял брови.

— Вы можете купить всех рабов, — добавил Тауг. — Включая мать Этелы.

— Вполне вероятно, нам даже удастся купить уже готовые инструменты, — сказал Бил.

Я поднялся на ноги:

— Я собрал вас, дабы убедиться, что вы не предпримете никаких опрометчивых шагов до прибытия герцога Мардера — что вы правильно оцениваете свои скромные силы. Думаю, мне нет нужды беспокоиться на сей счет, и я должен вас покинуть.

— Нам всем пора расходиться. — Тиази широко зевнул. — По постелям. Нужно отложить решение дела до завтра и утром еще раз все обсудить.

— Мне надо бы переговорить с Таугом, — сказал я ему. — И с его сестрой. Вы позволите?

Мани забрался на кресло Тауга.

— Пожалуй, если лорд Бил не против. — Тиази снова зевнул. — Тауг подчиняется ему, покуда заботится о коте короля. А кто его сестра?

— Я, ваша светлость, — сказала Ульфа.

— Ясно. — Тиази встал. — Ты хотел бы получить сестру в свою собственность, юноша?

Тауг вытаращил глаза, а Бил, изумленно на него уставившийся, прошептал:

— Да, милорд.

— Да, милорд. Да, хотел бы.

— Я замещаю его величество, пока они недомогают. — Тиази взял свой золотой жезл, который положил на стол, прежде чем сесть. — Как заместитель его величества, я полагаю, что ты достоин награды за свои сегодняшние действия, совершенные в интересах его величества. В знак признания твоих заслуг я дарю тебе эту здоровую молодую рабыню. Я велю своему секретарю составить дарственную завтра утром.

Он спросил у Ульфы имя, и она сообщила, почтительно присев.

— Значит, рабыня Ульфа. В действительности бумага тебе не нужна, поскольку Шилдстар со своими товарищами подтвердят твое право собственности, коли возникнут осложнения. Каковых не возникнет. Но мы стараемся вести дела аккуратнее, чем было принято в прошлом.

— Скажи «благодарю вас, милорд», — прошептал Бил. — Скажи «огромное вам спасибо».

У двери для вылазок (отделенной бессчетными тоннами камня от комнаты, где мы проводили собрание) я остановился.

— Сэр Гарваон, сэр Свон, прошу у вас прощения. Особенно у вас, сэр Свон. Я должен поговорить с Таугом наедине. Вы подождете здесь? И вы, Поук и Ульфа. Я постараюсь не задерживаться. Сэр Свон, вы не подержите кота королевы Идн?

— Я подержу, — сказала Ульфа и взяла Мани у Тауга. Часовой с кряхтением отворил огромную железную дверь, и мы с Таугом вышли.

— Это был Орг, — выпалил Тауг, едва только дверь за нами закрылась. — Я не сказал этого там, наверху, поскольку сэр Свон не хочет, чтобы о нем знали.

— Понимаю. Значит, на самом деле кузнеца убил Орг?

— Нет, я. Но Орг увидел, что он гонится за мной и Этелой, и набросился на него. Я сказал правду: он действительно упал и выронил кинжал, а я заколол его. Только произошло это потому, что он дрался с Оргом.

Я направился к конюшням, знаком велев Таугу следовать за мной.

— Наверное, вас беспокоит, что Этела спит в моей постели. Ульфу беспокоит, но я не сделаю ничего дурного, и кровать просто огромная.

— Я не думал об этом, — признался я. — Я разговаривал с сэром Своном и сэром Гарваоном, пока вы с сестрой укладывали Этелу спать.

— Тогда я не знаю, о чем вы хотите поговорить со мной, но мне нужно сказать вам одну вещь, причем шепотом.

Я остановился у двери конюшни:

— Продолжай.

— Поук не слепой. То есть он слепой только на один глаз, как раньше.

— Я заметил.

Внезапно я почувствовал, что устал ничуть не меньше любого из них, и напомнил себе, что мне нельзя поддаваться усталости, что мне предстоит долгий путь.

— Правда?

Прежде чем я успел ответить, к нам трусцой подбежал Гильф.

— Вот вы где.

— Да, наконец-то. Все в порядке?

— Я укусил одного. — Гильф зевнул.

— Уверен, он оправится.

Я снова повернулся к Таугу и спросил, каким образом он повредил лицо. Он рассказывал мне про сражение во дворе замка и покушение на короля Гиллинга примерно то же, что рассказывала Идн, когда нас прервал стук подкованных копыт по дощатому полу конюшни. Облако вышла поприветствовать меня, и мы обнялись: я обхватил ее обеими руками за шею, а она наклонила голову, зажимая мое плечо между своей шеей и нижней челюстью. Тауг похлопал ее по боку:

— Прекрасная лошадь. Бьюсь об заклад, вы беспокоились за нее.

— Да, но она сказала бы мне, случись что-нибудь неладное. Мы не разговариваем в обычном смысле слова, но каждый из нас знает мысли другого. Я говорил тебе?

— Да, что-то такое говорили.

— Пойдем со мной.

Я вошел в конюшню, Гильф и Облако следовали за мной по пятам. Звук наших шагов мешался с глухим шумом лопат, скребущих по дощатому полу.

— Здесь спят конюхи. — Я взял занявшееся с одного конца полено из очага и помахал им, раздувая огонь поярче. — Нам нужен свет, и я думаю, где-то тут должны быть свечи или фонари, даже если конюхи ими не пользуются.

— Вот он, сэр Эйбел. — Тауг открыл чулан, где находился большой медный фонарь с равно большой свечой.

Я зажег его.

— Спасибо. Полагаю, они пользуются фонарем, чтобы освещать путь хозяевам, и мы тоже воспользуемся им.

Я бросил полено обратно в очаг.

— Кажется, я знаю, что вы хотите показать мне.

— Будь я учителем, я бы оставил стойло в том виде, в каком нашел, — сказал я. — Но я рыцарь и не могу дурно обращаться с хорошим конем. Я взял фонарь, чтобы показать тебе, что стойло у твоего коня чистое — лучше бы оно оказалось чистым, — и у него есть вода и корм.

Мы нашли белого жеребца, прежде принадлежавшего мне, и пару минут Тауг смотрел на него неподвижным взглядом, высоко подняв фонарь.

— Он грязный, — проговорил он наконец сдавленным голосом.

— И тощий.

— Да. Сэр Эйбел…

— Я слушаю тебя.

— Мы… все двери были крепко заперты. Они замышляли заговор против короля. Никто не имел права выходить из замка. Лорд Бил так сказал.

Я взял у него фонарь и повесил на гвоздь.

— Лорд Бил — не рыцарь.

— Пожалуй.

— И ты тоже не рыцарь. Я думал, ты сам скажешь это.

— Вы сказали, сэр Эйбел. Я знаю, так оно и есть, но я не хочу произносить такие слова. — Тауг вытер руки о плащ. — Где-то здесь должны быть принадлежности для мытья лошадей. Ну там, губки, тряпки или что-нибудь вроде. Вода. Я поищу.

Я помотал головой:

— Ты оруженосец, а здесь есть люди, которые на протяжении долгого времени пренебрегали своими обязанностями. Отдай им необходимые распоряжения и проследи за тем, чтобы они все выполнили.

— Вы велели конюхам выгрести старую солому, да? — Тауг наклонился и поднял с пола горсть чистой соломы. — На что она была похожа?

— Такое лучше не видеть. Мне пора возвращаться. Сэр Свон и сэр Гарваон уже заждались меня. И твоя сестра с мужем.

Тауг кивнул:

— Я позабочусь о Лэмфальте.

— Напоследок хочу сказать тебе еще одно. Ты выходил из замка сегодня ночью.

— Лорд Бил приказал мне.

— Ты рисковал жизнью и сражался как герой.

— Орг…

— Я знаю про Орга. Любой человек, убивший ангрида, герой. Большинство отошло бы в сторону и предоставило бы сражаться Оргу. Ты не остался в стороне. Но ты ни разу не вспомнил о своем коне. А следовало бы.

Тауг снова кивнул.

— Поук время от времени выбирался из замка, чтобы позаботиться о моих лошадях, — о лошадях, которые находились при нем, когда ангриды взяли его в плен. Когда бы не он, дела обстояли бы еще хуже. А сэр Свон заботился о своем коне?

— Не знаю.

— Значит, нет. — Я вздохнул. — Иначе ты бы знал. Он состоял оруженосцем при мне и при сэре Равде. Ни один из нас не уделял должного внимания его воспитанию. А сэр Гарваон воспитывает своего оруженосца? Не помню, как зовут малого.

— Вистан, сэр. Не знаю. Я так не думаю.

— Я тоже, — сказал я и пошел прочь.

Я вел в поводу Облако, когда встретил рыцарей, Поука и Ульфу в густой тени замка, залитого холодным лунным светом.

— Мы решили пойти поискать вас, — сказал Гарваон. — Мы испугались, вдруг с вами что-нибудь случится.

— Я в порядке, — улыбнулся я, — просто устал. Полагаю, все мы устали — особенно Тауг.

— Я это учту, — кивнул Свон. Ульфа дотронулась до моей руки:

— Где он?

— В конюшне, занимается своим конем. Довольно скоро он сообразит, что должен заняться и конем сэра Свона. Возможно, уже сообразил. — Я помолчал. — Теперь ты подчиняешься мужу. Как по-твоему, ты должна попросить у него позволения покинуть Утгард?

— Вы… вы?… — Ульфа открыла рот.

— Я собираюсь отвезти тебя туда, где ты будешь свободна. Поук, ты не возражал. Ты не передумал?

— Нет, сэр!

Выронив Мани из рук, Ульфа обняла и поцеловала Поука.

— Вы двое скоро снова будете вместе, — пообещал я. — Во всяком случае, я надеюсь.

— Я вышел, поскольку хочу поехать с вами, — сказал Свон. — Да, вы говорили, что добрались до замка беспрепятственно, но, возможно, отсюда нам придется прорываться с боем, а вы с женщиной.

— Ты не можешь поехать туда, куда направимся мы, — сказал я.

Я подсадил Ульфу и вскочил в седло за ней. Когда я сидел верхом, мои глаза находились ниже уровня глаз Шилдстара или Тиази, и все же мне казалось, что я смотрю на Свона, Гарваона и Поука с огромной высоты, — что Облако стоит на некой незримой, но одновременно совершенно реальной башне. Я свистнул Гильфа и увидел, как он мощным прыжком взмыл в воздух и помчался к частоколу из бревен, венчающему крепостную стену, а затем (оставив частокол позади) устремился к краю темного зимнего облака и бледной луне, выглядывающей из-за него.

Ульфа послала Поуку воздушный поцелуй, а он шагнул вперед и поцеловал кончики ее пальцев.

Потом я легко пришпорил Облако и представил себя (вместе с Ульфой) верхом на Облаке, галопом скачущей по небу. И мысленный образ мгновенно стал явью, и знамя на моем копье — зеленое знамя, сшитое из лоскутков капитанской женой — захлопало на холодном ветру.

Ульфа застонала и зажмурилась, изо всех сил вцепившись в высокую стальную луку боевого седла. Я завернул женщину в свой плащ и оглянулся на Утгард, который быстро уменьшался и растворялся в ночной мгле и в считаные секунды превратился в россыпь крохотных огоньков — россыпь звезд в ночи Митгартра.

Тауг выбежал из конюшни в тот момент, когда Поук поцеловал руку Ульфы. Он знал, что Ульфа не смотрит, но все же счел нужным помахать на прощание — и помахал, глотая слезы. В детстве Ульфа всегда командовала. Он протестовал против такого положения дел часто и громко и признавал старшинство сестры, только когда собирался извлечь из этого выгоду. Когда он стал старше и сильнее, они начали драться.

Теперь, возможно, он никогда больше не увидит Ульфу. Прошлое, вновь обретенное в лице и голосе сестры, опять уходило от него. И потому Тауг махал рукой, зная, что она не думает о нем, и чувствуя, как от слез намокает повязка на лице. Стыдясь своих слез, но продолжая плакать и махать, махать вслед Ульфе.

Я свистнул, и Гильф легко взбежал по склону воздушного холма. Через несколько секунд мы с Ульфой взлетели следом, верхом на гордой длинноногой кобылице, серой, как облако, и быстрой, как ветер. Мы четверо стремительно удалялись на юг, становясь все меньше для наблюдателей с земли, — словно лебеди, улетающие в теплые страны, когда болота сковывает льдом; крупные, грузные птицы, на вид слишком большие, чтобы летать, похожие на белые точки на фоне Ская, совсем крохотные и постепенно тускнеющие и исчезающие вдали.

— Как?… Как он это сделал? — спросил Гарваон, обращаясь ко всем сразу и ни к кому в отдельности.

Никто не ответил, и Тауг на мгновение задался вопросом, продолжит ли Поук притворяться слепым или же признается, что тоже видел, как Облако галопом поднялась в небо.

Странный пронзительный вой, несущийся словно ниоткуда и со всех сторон сразу, раскатился по двору — более тоскливый и жуткий, чем вой преданного пса на могиле хозяина.

— Что это, сэр? — Поук схватил Тауга за руку.

— Орг. — Имя невольно сорвалось у него с языка.

— Кто такой Орг? — спросил Гарваон.

— Никто. — Тауг чувствовал пристальный взгляд Свона. — Я просто охнул от боли, когда Поук вцепился мне в руку.

— Мы все устали, — сказал Свон. — Пойдемте спать.

— Но ты видел. — Гарваон указал пальцем. — Ты и Тауг. Ты видел точно так же, как я.

— «Вооружась копьем молитвы и буйный ветер оседлав, — процитировал Свон, — я направляюсь на луну, принять участие в турнире. По мне, так просто рукой подать».

Гарваон передернул плечами, отчего кольца кольчуги зашуршали.

— Он безумен, рыцарь из песни. В этом заключается весь ее смысл. Сэр Эйбел не безумен.

— А мы точно сойдем с ума, — мягко промолвил Свон, — коли станем говорить об этом. — Он схватил Поука за плечо. — Ты ничего не видел, я знаю, но ты слышал наш разговор.

— Да, сэр. Только я не понял, что произошло. Я знаю, что сэр Эйбел уехал и забрал с собой Ульфу, только я не помню, чтобы слышал стук копыт.

— Тебе лучше помалкивать об этом. Я советую тебе как друг.

— О, хорошо, сэр Свон, сэр. Меня спросят, куда делась Ульфа, непременно спросят. Ничего, если я скажу, что сэр Эйбел забрал ее с собой? Они же всяко узнают, что он приезжал.

— Конечно. — Отпустив Поука, Свон повернулся к Таугу. — Ты не всегда был так осмотрителен, как мне хотелось бы.

— Я знаю, сэр Свон. Но я ни словом не обмолвлюсь о том, что произошло сейчас.

— Уж постарайся.

— Вы видели Мани, сэр Свон? Кота леди Идн? Я имею в виду, королевы Идн.

— Теперь он кот короля. Это же ты принес его сюда. Куда ты его дел?

— Не я, сэр Свон, а моя сестра. Только у нее кота не было, когда она уезжала с сэром Эйбелом.

— Тебе стоит найти Мани, прежде чем отправляться на боковую, — сказал Свон, а когда Тауг отправился искать в сгустившихся под башней тенях, пробормотал: — Я лично иду спать, кот или не кот. Доброй ночи, сэр Гарваон. Поук, в прошлом мы с тобой враждовали. Теперь я рыцарь, а ты слепой. Если ты держишь на меня зло…

— Не держу, сэр! Только не я!

— Я в любом случае не стал бы тебя винить. И я не сделаю попытки отомстить тебе никогда в жизни. Вот моя рука. — Свон протянул руку. — Давай надеяться, что мы с тобой выберемся из Йотунленда живыми.

Поук нашарил руку Свона и крепко пожал.

— Вы были оруженосцем сэра Эйбела, — сказал Гарваон. — Вы должны знать о нем больше, чем остальные.

Оглянувшись назад, Тауг увидел, как Свон качает головой, и услышал, как он говорит:

— Я не узнал и десятой части того, чему он мог научить меня. О чем глубоко сожалею.

Они трое вошли под арку прохода для вылазок и скрылись из виду. Тауг сплюнул, сжал кулаки большими пальцами внутрь, чтобы согреть последние, и на блаженный миг прислонился к каменной стене башни.

— Я мог бы улечься прямо здесь, — пробормотал он, — улечься, закутаться в плащ и заснуть. К утру я бы окоченел, но сейчас мне все равно.

Он зевнул и передернул плечами, как недавно сделал Гарваон, а потом направился к конюшне. Мани явно в состоянии вернуться в Утгард без посторонней помощи, и Тауг решил, что кот наверняка уже лежит, свернувшись клубком, подле спящей Этелы.

В конюшне рабы, разбуженные и поставленные работать сэром Эйбелом, укладывались обратно в свои постели. Как можно громче Тауг сказал:

— Слушайте, все вы! Я вернусь завтра утром, когда смогу осмотреть все здесь при дневном свете, и меня будет интересовать не только мой собственный конь. Советую вам позаботиться о том, чтобы все до единой лошади были почищены и обеспечены кормом, водой и подстилкой из свежей соломы. Не говорите потом, что вас не предупреждали.

Несколько рабов пробормотали, что все будет сделано.

— Я ищу кота. Большого… — Тауг запоздало сообразил, что эти рабы действительно слепые. — Большого пушистого кота. Он принадлежит королю. Оставьте его у себя, коли найдете, обращайтесь с ним хорошо и доложите мне, когда я вернусь.

Они клятвенно пообещали так и сделать, и Тауг вернулся к башне, еле волоча ноги. Он долго стучал, прежде чем дверь открылась.

— Я думал, все уже вернулись, — сказал Арн, и Тауг объяснил, что он последний, и предупредил насчет Мани.

Несомненно, Арн пообещал смотреть в оба. Едва лишь Тауг начал с трудом карабкаться вверх по высоченным ступенькам, он напрочь забыл свой разговор с часовым. Эта часть башни представляла собой практически сплошной каменный массив, прорезанный несколькими коридорами. С несколькими душными помещениями вроде караульной и лестницей, ведущей в подземную темницу, подобную руднику, пробитому в скальной породе. Тауг почти физически ощущал всю колоссальную тяжесть Утгарда, словно готовую обрушиться на него, — смертельную угрозу, перед которой следовало бы съежиться от ужаса и перед которой он действительно съежился бы, когда бы не чудовищная усталость.

— Если ведьма появится, я не стану с ней разговаривать, — сказал он себе. — Я лягу и прикрою голову руками. Если она захочет убить меня, пускай убивает.

Но Халд не появилась, и лестница — которая всегда казалась бесконечной, но впервые настолько бесконечной, — наконец закончилась. Камин в комнате ярко горел, и хотя Мани нигде видно не было, Мечедробитель лежал на широкой кровати возле спящей Этелы, вместе с перевязью и человеческих размеров кинжалом, купленным мной в Иррингсмауте.

— Мы проделали долгий путь, и по жуткому холоду, — сказал я, — но мы уже близки к цели.

Стуча зубами, Ульфа проговорила:

— Я готова проделать и вдвое долгий путь, коли это путь домой. — А потом добавила: — Вы привезете Поука? Привезете ко мне?

— А ты такая жена, к которой Поуку хотелось бы вернуться?

— Думаю, да. Я старалась быть примерной женой.

— Тогда Поук сам вернется к тебе при необходимости.

Сейчас внизу виднелись лишь мечущиеся на ветру верхушки деревьев, но Облако легким галопом спускалась по склону воздушного холма. Гильф, погнавшийся за дикими гусями, сильно отстал и почти скрылся из виду. Я свистнул.

— Вы знаете, — сказала Ульфа, — я не раз слышала такой свист ночью, но думала, это ветер.

— Вероятно, ты не ошибалась. Видишь, как он дует сейчас? Ветер свистит громче меня.

— Но он не такой холодный, как раньше.

— Здесь еще только осень. Надвигается гроза.

— Это Гленнидам? Вон те дома? Те маленькие поля среди лесов?

— Думаю, да. Хотя, возможно, я сбился с пути.

— Обнимите меня, прижмите к себе покрепче.

Я крепко обхватил Ульфу одной рукой, как в первый момент, когда Облако взмыла в небо.

— Не бойся.

— Я не боюсь. — Ульфа вздохнула. — Когда я ушла из дому… такое ощущение, будто давным-давно…

— Так и есть.

— Это Гленнидам! — Она указала пальцем. — Вон наш дом!

Я кивнул и немного придержал Облако, переводя на шаг.

— Тогда я думала, мы с вами поженимся и вернемся сюда вместе — рыцарь со своей леди, вдвоем на одном коне. Когда я ночевала в придорожных кустах, уткнувшись лицом в сухие листья и колючие ветки, я мечтала об этом, чтобы справиться со страхом. Но такому не бывать.

— Не бывать, — эхом повторил я.

— Я и не хочу этого, больше не хочу. Я люблю Поука, а Поук любит меня. Но сейчас… сейчас моя мечта почти сбылась. Мы собираемся нарожать детей. Мы с ним хотим детей, оба. Когда они вырастут и станут достаточно смышлеными, чтобы все понимать, я расскажу им про Утгард и про то, как я покинула замок с вами, верхом на серой лошади, как скакала между облаков, похожих на скалы, и луна висела над самой моей головой, просто на расстоянии вытянутой руки. Они решат, что я все сочиняю.

Облако пошатнулась под крепким порывом ветра, взметнувшим гриву, точно знамя.

— Они решат, что я все сочиняю, — повторила Ульфа. — И спустя какое-то время я сама так решу. Обнимите меня покрепче.

Я выполнил просьбу.

— Вот счастливейшая минута моей жизни, прекрасное мгновенье.

Никто из нас больше не промолвил ни слова, покуда Облако не стала всеми четырьмя копытами на твердую землю. Я спешился, бросил поводья и снял Ульфу с седла.

— Благодарю вас, — сказала она. — Я в жизни не смогу отблагодарить вас в полной мере, и даже не стану пытаться, но я буду всем рассказывать про вас до скончания моих дней.

— Я когда-нибудь благодарил тебя за одежду, которую ты сшила мне? Или извинялся за то, что забрал с собой твоего брата?

— Да, но это в любом случае не имеет значения.

Я повернулся, чтобы уйти, но она схватила меня за руку:

— Вы не войдете? Там наверняка есть еда, и я приготовлю вам все, что только найду.

— Я не хочу оставлять Облако здесь.

— Всего на минутку, прошу вас. Согрейте руки у очага, прежде чем уехать.

Я немного поколебался, а потом кивнул, поняв, насколько это важно для нее.

Передняя дверь оказалась запертой на засов. Ульфа провела меня к задней, через которую я покинул дом в далеком прошлом, и прутиком вытянула наружу веревочку от щеколды. В кухне, где на моей памяти ее мать сидела съежившись в углу, царила тьма, хотя в очаге еще теплился огонь. Ульфа подкинула дров и опустилась на колени, чтобы раздуть пламя.

— Он кажется таким маленьким!

Осенний ветер жалобно застонал, когда она открыла дверь, за которой я увидел две свиные туши, обезглавленные и выпотрошенные, подвешенные за задние ноги.

— Отец уже забивает свиней. Я зажарю мясо на вилке скорее, чем вы успеете присесть.

Грея руки у очага, как она предлагала, я помотал головой.

— Все равно присядьте. Вы, наверное, устали. Я отрежу вам хлеба.

Гильф, вошедший следом за нами, заявил:

— Я бы съел мяса.

Ульфа изумленно уставилась на него:

— Это вы сказали?

Я помотал головой.

— Я знала, что кот умеет разговаривать. Я слышала своими ушами.

Ветер завыл в дымоходе, легко вороша пепел.

— Сырая свинина вредна собакам. Всем вредна. — Она распахнула дверцы высокого буфета и нашла там кости с изрядным количеством мяса на них. — Несомненно, мама оставила кости для супа, но я отдам их вашему псу.

Ответа не последовало. Я уже вышел из дому, и несколько мгновений на кухне царила тишина, нарушаемая лишь скрипом двери, которая ходила на петлях взад-вперед, а потом (с налетевшим порывом ветра) шумно захлопнулась.

Когда-то далеким солнечным днем я бежал по этому полю с такой же целью, по колосящемуся ячменному полю. Сейчас ячмень уже сжали. Я бежал по стерне, левой рукой придерживая Этерне, чтобы меч не хлопал по бедру.

— Дизири? Дизири?

Никто не откликнулся на мой зов, но все же я услышал ответ: листья прошептали мне за нее «я здесь».

— Дизири!

Ты не сможешь найти меня.

Я остановился, напрягая слух, но листья молчали.

— Не смогу, — признал я. — Я обшарю все семь миров в поисках тебя и выверну наизнанку Митгартр и Эльфрис, точно пустые мешки. Но я не найду тебя, покуда ты сама не пожелаешь явиться мне. Я знаю.

Сдаешься?

— Да, я сдаюсь. — Я поднял руки.

— Я здесь.

Она выступила из-за темного ствола огромного дерева, и, хотя я почти ничего не различал в темноте, я увидел ее: высокую, как очень и очень немногие женщины, тоненькую, как ни одна женщина на свете, и слишком красивую, чтобы я мог в полной мере осознать, насколько она красива.

Я заключил Дизири в объятья, и мы поцеловались. Ее губы были слаще меда и горячими от дыхания жизни; и не было никаких ошибок, которые имели бы значение, поскольку не было таких ошибок, которые мы не могли бы исправить; и была любовь длиною в нашу жизнь, и любовь имела значение — она всегда имеет значение.

Мы отстранились друг от друга, и мне показалось, будто наш поцелуй длился целую вечность, но и вечности было мало.

— У тебя меч Этерне. — Судя по голосу, она улыбалась.

— Он тебе нужен? — задыхаясь, проговорил я. — Он твой.

— Он уже принадлежит мне, — сказала она, — поскольку он твой. Знаешь, почему он называется Этерне?

— Потому что он почти так же прекрасен, как ты, а красота вечна.

Мы снова поцеловались.

— Ты постарел, — сказала она, когда мы снова отстранились друг от друга. — У тебя появились залысины.

— И потолстел. Тебе я могу простить все, что угодно.

Она рассмеялась: веселый звон серебряных колокольчиков.

— Даже любовника помоложе?

— Все, что угодно, — повторил я.

— Тогда я заведу любовника помоложе, и им станешь ты.

Неистовый порыв ветра налетел на нас, и я завернул Дизири в свой плащ, как недавно заворачивал Ульфу.

— Я сам могу стать моложе, но только применив способности, обретенные в Скае.

— Да неужели? — Вся веселость всех юных дев прозвучала в ее смехе.

— Но для этого мне придется вернуться туда, во исполнение своей клятвы.

— Однако ты запросто скакал среди облаков.

— Облако подняла меня в небо, я здесь ни при чем.

Мы опять слились в поцелуе, а когда оторвались друг от друга, обнаружили, что лежим на земле.

— Игра почти закончилась, — прошептала она. — Я пришла, чтобы сообщить тебе именно это. Неужто ты думал, что она будет продолжаться вечно?

Когда Гильф нашел меня, я сидел один, кутаясь в плащ и плача.

— Я поел, — сказал Гильф. — Нам надо идти. Я кивнул и поднялся на ноги.

Облако ждала нас в деревне, стоя задом к ветру. Верхом на ней я поднимался все выше и выше, покуда не оставил грозу внизу; но здесь все равно дул крепкий ветер и было очень холодно. Когда я наконец достиг нашего лагеря в Йотунленде, то едва сумел спешиться, чуть не упав при этом.

— Больше никаких ночных поездок, — пообещал я, и Облако радостно кивнула и наполнила мой ум мыслями об озаренных солнцем облачных горах, вечно меняющихся и вечно новых.

— Хотите, я принесу одеяло, сэр? — Голос принадлежал Ансу. — Я поддерживал ваш костер.

Я кивнул; по правде говоря, я крайне нуждался в одеяле и костре, но сказал:

— Ты должен прислуживать королеве Идн, Анс, а не мне.

— Она спит, сэр. Сейчас я ей не нужен. Я тоже спал, почти все время. Только иногда вставал, чтобы подбросить сучьев в огонь.

— Спасибо. — Я снял шлем и сильно потер голову окоченевшими пальцами. — Но тебе надо выспаться. Скоро начнет светать.

— Сейчас лягу, только сперва помогу вам разуться, сэр. Понимая, что разуваться я должен сам, я все же сел на землю и позволил Ансу стянуть с себя сапоги, а пока Анс очищал их от грязи, с трудом стащил с себя кольчугу.

— Мне нужна чистая одежда, — сонным голосом проговорил я. — Полагаю, в Утгарде я достану что-нибудь.

— Снимите рубашку и штаны, я постираю в реке, — решительно предложил Анс. — Высушу у костра в два счета.

Соблазн был слишком велик.

— Анс?

— Да, сэр?

— Одна женщина сказала, что у меня появились залысины.

— Да, сэр.

— Это правда.

Голый, я растянулся на одеялах, расстеленных Ансом у костра, и завернулся в них.

— Да, сэр, — повторил Анс. — Они хорошо смотрятся, сэр.

— Но я был в шлеме, поэтому они вообще никак не смотрелись. — Увидев, что Анс не понял, я добавил: — Вдобавок там было темно. Она не могла видеть линию волос.

— Наверное, она видела вас в другой раз, сэр.

Анс собрал грязные вещи, которые я снял.

— Должно быть, так. И должно быть, она видела меня уже после моего возвращения из Ская. В Скае никто не стареет, Анс.

— Да, сэр.

— Вообще никто. Я пробыл там двадцать лет и, когда покидал Скай, выглядел не старше, чем в день прибытия. Теперь эти годы настигли меня. Правда, это не имеет значения.

— Нет, сэр, не имеет.

— Значение имеет то, что она наблюдала за мной. Я знаю, Баки и Ури наблюдают за нами из Эльфриса, как мы наблюдаем за оверкинами.

— В жизни не видал ни одного, сэр.

— Видят только те, кто смотрит. Мы видим то, что хотим увидеть.

— Как скажете, сэр.

— Ты собираешься заняться стиркой сейчас?

— Да, сэр.

— Я хочу попросить тебя еще об одном одолжении, пока ты здесь. Ты уже расседлал Облако?

— Нет, сэр. Еще нет. Я расседлаю, сэр.

— Сделай милость. И позаботься о ней должным образом. К седлу приторочены колчан и чехол с луком. Вытащи лук и сними с него тетиву.

— Да, сэр.

— Принеси тетиву мне. Если я засну, вложи ее мне в руку. Несомненно, Анс ответил «да, сэр»; несмотря на всю свою неотесанность, Анс был хорошим слугой. Хотя он наверняка ответил именно так, я его не услышал.