Я получил звонкую пощечину.

– Что происходит? Он мертв. Ты под действием наркотика? – Да, наркотика. – Говорил кто-то еще, и через мгновение я понял, кто это. Северьян, молодой палач. А кто же я? – Вставай, нам нужно выбираться.

– Часовой.

– Часовые, – поправил нас тот же голос. – Их было трое. Мы убили их.

Я спускался по лестнице, белой как соль, вниз, к ненюфарам и стоячей воде. Рядом шла загорелая девушка с продолговатыми, чуть раскосыми глазами. Из-за ее плеча выглядывало лицо статуи одного из эпонимов. Мастер выточил его из нефрита; в результате лицо получилось зеленым как трава.

– Он умирает?

– Теперь он нас видит. Взгляни ему в глаза. Я понял, где нахожусь. Скоро зазывала просунет голову в дверь палатки и велит мне уходить.

– На земле, – сказал я. – Ты сказал, что я встречу ее на земле. Но это просто. Она здесь.

– Нам пора. – Зеленый человек взял меня за левую руку, Агия – за правую, и они вывели меня наружу.

Тот путь, что я мысленно проделал бегом, мы прошли не спеша, временами перешагивая через спящих асциан.

– Они расставляют мало караульных, – шепотом сказала Агия. – Водалус говорил мне, что их командиры так привыкли повиноваться, что едва ли задумываются о возможности внезапного нападения. На войне наши солдаты часто застают их врасплох.

Я не понял и, как ребенок, повторил за ней:

– Наши солдаты…

– Мы с Гефором больше не станем сражаться на их стороне. Разве можно после того, как мы увидели их? Теперь я с тобой заодно.

Я начал приходить в себя, все новые компоненты моего разума заняли свое место. Когда-то мне сказали, что слово «автарх» означает «самодержец», и теперь у меня промелькнула догадка о причине возникновения этого титула.

– Ты же хотела моей смерти. А сейчас освобождаешь. Ты давно могла бы заколоть меня. – Я заметил кривой траксийский кинжал, что однажды дрожал в ставне Касдо.

– Я могла бы убить тебя гораздо проще. Благодаря зеркалам Гефора я получила червя не больше твоей ладони, он светится белым огнем. Стоит мне только метнуть его, он убьет и приползет обратно. Так я убила всех часовых – одного за другим. Но этот зеленый человек не позволил бы мне, да я и не торопилась. Водалус обещал, что твоя агония будет длиться не одну неделю, и на меньшее я не согласна.

– Ты снова ведешь меня к нему?

Она покачала головой, и в бледно-серых лучах рассвета, пробивавшихся сквозь листву, я увидел, что ее каштановые локоны рассыпались по плечам, как в тот раз, когда она поднимала жалюзи на окнах лавки тряпичника.

– Водалус мертв. Неужели ты думаешь, что, владея таким червем, я позволила бы ему обмануть меня и остаться при этом в живых? Они бы забрали тебя. А теперь я отпущу тебя на свободу, потому что подозреваю, куда ты направишься. Но в конце концов ты опять попадешь ко мне в руки, как уже было, когда наши птериопы вырвали тебя у эвзонов.

– Значит, ты спасаешь меня исключительно из ненависти ко мне? – сказал я, и Агия кивнула. Думаю, точно так же Водалус ненавидел ту часть меня, что некогда была Автархом.

Или скорее он ненавидел свое представление об Автархе, ибо в меру собственных способностей хранил верность настоящему Автарху, которого считал своим слугой. Когда я еще мальчишкой служил на кухнях Обители Абсолюта, то знавал одного повара. Он настолько презирал армигеров и экзультантов, для которых готовил еду, что, дабы не терпеть унижения от их оскорбительных упреков, выполнял свои обязанности с лихорадочным усердием. В конечном счете его произвели в шеф-повары того крыла. Я вспомнил о нем и пока размышлял на эту тему, Агия, едва касавшаяся меня до сих пор, и вовсе отпустила мою руку. Я поднял глаза и обнаружил, что Агия исчезла, а я остался наедине с зеленым человеком.

– Как ты оказался здесь? – спросил я его. – Ведь ты чуть не погиб в эту эпоху, и я знаю, что тебе приходится несладко под нашим солнцем.

Он улыбнулся. Хотя губы его были зелеными, зубы оставались белыми и мерцали при слабом свете.

– Мы – твои дети и не уступаем тебе в порядочности, хотя и не убиваем ради пропитания. Ты дал мне половину своего камня, того, что разгрызает железо, и подарил мне свободу. По-твоему, что я стал бы делать, когда освободился от оков?

– Я думал, ты вернешься в свое время, – ответил я. К тому времени я уже настолько оправился от наркотического дурмана, что стал опасаться, как бы наш разговор не разбудил асцианских солдат. Но пока я ничего не видел – только темные, взметнувшиеся ввысь стволы деревьев.

– Мы не останемся в долгу у наших благодетелей. Я носился взад-вперед по коридорам Времени в поисках момента, когда ты тоже окажешься в заключении, чтобы затем освободить тебя.

Мне не сразу пришло в голову, что ответить на это. Наконец я произнес:

– Не можешь себе представить, как странно я себя чувствую, узнав, что кто-то рыскал в моем будущем в поисках возможности сделать для меня добро. Но теперь, когда мы квиты, ты, конечно, понимаешь, что я помогал тебе вовсе не в расчете на твою помощь.

– И все-таки ты хотел, чтобы я помог тебе найти эту женщину, только что оставившую нас, женщину, которую ты находил с тех пор несколько раз. Однако тебе следует знать, что я был не один: там есть и другие искатели. Я пришлю тебе парочку. К тому же мы с тобой еще не квиты, ведь хотя я и нашел тебя здесь в заключении, эта женщина тоже не теряла времени и освободила бы тебя без моей помощи. Итак, мы еще встретимся.

С этими словами он отпустил мою руку и шагнул в том направлении, которое я никогда не замечал до тех пор, пока там не растворился корабль, стартовавший с верхушки замка Балдандерса. Наверное, я видел его лишь в тот миг, когда оно совпадало с выбранным кем-то курсом. Зеленый человек тотчас же повернулся и бросился бежать, и, несмотря на тусклый свет раннего утра, я еще долго наблюдал за его бегущей фигурой, озаряемой прерывистыми, но довольно регулярными вспышками. Наконец он окончательно превратился в темную точку; но затем, когда я решил, что эта точка вдруг начала расти, у меня создалось впечатление чего-то огромного, мчащегося мне навстречу по удивительно угловатому тоннелю.

Этот корабль был гораздо меньше, чем виденный мною прежде. И все же – достаточно велик, чтобы, ворвавшись в поле нашего сознания, разом задеть планширами несколько стволов гигантских деревьев. В корпусе появилось отверстие, и трап, намного короче, чем лестница, спускавшаяся из флайера Автарха, скользнул вниз, коснувшись твердой земли.

По трапу сошел мастер Мальрубиус, а вслед за ним – мой пес Трискель.

И в тот же миг я вновь обрел контроль над своей личностью, которой, в сущности, не управлял с тех пор, как выпил альзабо в компании с Водалусом и вкусил плоть Теклы. Дело не в том, что меня покинула Текла (в действительности я и не мог желать ее ухода, хотя понимал, что во многих отношениях она была жестокой и глупой женщиной) или исчез мой предшественник, чей разум состоял из сотни разумных компонентов. Нет, той прежней, простой структуры моей одинокой личности больше не существовало; однако новая, сложная структура уже не ослепляла меня и не приводила в смущение. Пусть возник лабиринт, но я был хозяином и даже строителем этого лабиринта, приложившим руку к каждому из его переходов. Мальрубиус прикоснулся ко мне, потом взял мою ладонь и поднес к своей холодной щеке.

– Так, значит, ты реален, – сказал я.

– Нет. Мы почти то, что ты думаешь, – силы, наблюдающие за сценой сверху. Но не вполне божественной природы. Ты же, полагаю, – актер.

Я покачал головой.

– Разве ты не узнаешь меня, мастер? Ведь ты учил меня, когда я был ребенком, а потом я стал подмастерьем гильдии.

– И все же ты, ко всему прочему, актер. Да, ты вправе считать себя актером не меньше, чем кем-либо другим. Ты только что сошел с подмостков, когда мы беседовали с тобой на поляне неподалеку от Стены; а в следующий раз мы видели тебя в Обители Абсолюта, и ты снова играл на сцене. То была хорошая пьеса; мне хотелось бы досмотреть ее до конца.

– Ты был среди зрителей?

Мастер Мальрубиус кивнул.

– Как актер, Северьян, ты наверняка понял мой недавний намек. Я имел в виду некую сверхъестественную силу, которая персонифицируется и привносится на сцену в последнем акте, дабы пьеса могла окончиться хорошо. Говорят, к этому приему прибегают лишь плохие драматурги, но те, кто так считает, упускают одну деталь: лучше уж иметь ту, притянутую сверху за веревку, и получить пьесу с хорошим концом, чем не иметь ровным счетом ничего, да вдобавок еще и пьесу с плохим концом. Вот тебе наша веревочка, Северьян, много веревок, а также прочный корабль. Взойдешь на борт?

– Так вот зачем это обличье? Чтобы я доверился тебе?

– Да, если угодно. – Мастер Мальрубиус кивнул, а Трискель, который сидел у моих ног и глядел мне в лицо, вскочил и пробежал, подпрыгивая на трех ногах, ровно до середины трапа, потом остановился, обернулся и завилял обрубком хвоста, вперив в меня такой умоляющий взгляд, какой встречается лишь у собак.

– Я знаю, ты не можешь быть тем, чем кажешься. Возможно – Трискель, но только не ты. Я видел, как тебя хоронили, мастер. Твое лицо – не маска, но где-то маска все же есть, и под этой маской ты – тот, кого простые люди называют какогенами, хотя доктор Талос объяснил мне однажды, что вы предпочитаете зваться иеродулами.

Мальрубиус снова положил свою руку на мою.

– Мы не стали бы обманывать тебя, если бы могли. Но я надеюсь, ты сам готов обмануться, на благо себе и всему Урсу. Сейчас какой-то наркотик притупляет твой разум (гораздо сильнее, чем тебе кажется), как некогда ты был во власти сна, когда мы беседовали с тобой на лугу возле Стены. Если бы не действие наркотика, у тебя, возможно, не хватило бы смелости пойти с нами, даже если бы ты видел нас, даже если бы здравый смысл подсказывал, что тебе следует поступить именно так.

– Пока здравый смысл не торопит меня с решением. Куда ты хочешь отвезти меня и чем вызвано такое рвение? Кто ты – мастер Мальрубиус или иеродул? – В ходе разговора я все чаще обращал внимание на деревья, которые стояли вокруг, точно солдаты, застывшие в ожидании, пока штабные офицеры обсуждают стратегию предстоящего боя. Ночь по-прежнему не спешила отступать, но даже здесь, в лесу, тьма начинала постепенно рассеиваться.

– Ты знаешь значение слова «иеродул»? Я – Мальрубиус, а не иеродул. Скорее у меня с ними общие хозяева. «Иеродул» означает «священный раб». По-твоему, бывают рабы без хозяев?

– И ты отвезешь меня?..

– К Океану, чтобы сохранить тебе жизнь. – Он будто прочитал мои мысли, ибо тут же продолжил: – Нет, мы не везем тебя к любовницам Абайи, которые берегли и лелеяли тебя потому, что ты был палачом, а станешь Автархом. В любом случае над тобой нависла угроза пострашнее. Скоро рабы Эребуса, державшие тебя здесь в заключении, увидят, что клетка опустела; и тогда Эребус бросит и эту армию, и многие другие в самую бездну, лишь бы только достать тебя. Ну же, пошли. – И он втащил меня на трап.