Воскресные вечера в Молодежном центре всегда тянутся медленно — возможно, потому, что ребята, не садившиеся за домашние задания все выходные, спешат наверстать упущенное. Вчера было воскресенье, и отец Фил предложил заменить меня. Таким образом я получил возможность порыться в библиотеке несколько часов. То, что я написал про Новию и Азуку в субботу, заставило меня задуматься о женщинах-пиратах, женщинах-моряках и так далее. Я подумал, может, мы были единственной в истории судовой командой, в состав которой входили женщины, и решил проверить.

Оказывается, таких женщин было довольно много. Самые известные из них — Мэри Рид и Анна Бонни, но были и другие. Капитан называл Мэри Энн Арнольд лучшим матросом на своем корабле. Грейс О’Малли и загадочная китаянка, известная под именем миссис Чжэн, обе являлись пиратскими капитанами. Некоторые пиратские команды имели особое правило — «НИКАКИХ ЖЕНЩИН!» — точно компания мальчишек, играющих в домике на дереве. Когда я прочитал это, мне захотелось воскликнуть: «Ох, да повзрослейте же наконец!»

У меня в команде было две женщины, как у Калико Джека Рэкхема. Я знал, каким образом Новия оказалась на борту, но меня, ясное дело, занимал вопрос насчет Азуки. Когда я спросил: «Лесаж продал тебя?» — она кивнула и расплакалась. Я подождал несколько дней, а потом снова попытался выяснить, что же произошло, и она опять расплакалась. То есть можно сказать, что я ничего толком не выяснил.

Но с другой стороны, все и так было ясно. Я хотел узнать, почему Лесаж продал Азуку, — потому ли, что она ему надоела, или потому, что нуждался в деньгах. Но скорее всего, место имели обе причины. Мужчина, который любит женщину, никогда не продаст ее, в каких бы стесненных обстоятельствах он ни оказался. А мужчина, которому надоедает женщина, являющаяся его собственностью, рано или поздно обнаружит, что нуждается в деньгах. Чаще — рано.

С тех пор как меня рукоположили в священники, я много общался с людьми, приходившими ко мне за советом. Навскидку я бы сказал, что из них процентов сорок составляли мужчины и мальчики, а шестьдесят — женщины и девочки. Даже если цифры не вполне точны, все равно и первых, и вторых было немало. Мужчина не вправе продать свою жену, а жена не вправе продать своего мужа. Но я разговаривал со многими мужьями и женами, которые охотно продали бы свою половину, когда бы могли. Девочки охотно покупали бы мальчиков, если бы могли. А мальчики охотно продавались бы — зачастую за канцелярскую скрепку и пластинку жевательной резинки. Они ничего такого не говорили, но я это понимал, стоило мне побеседовать с ними разок-другой.

Книжки про пиратов, найденные мной в библиотеке, оказались не так плохи, как я ожидал. В них многое представлено не так, как было на самом деле, но здесь нет ничьей вины, ибо авторы пишут о том, чего не знают. Я знаю, как все было у меня, потому и пишу свою историю. (Вам следует знать это, чтобы понять, почему я убил Мише.)

Фильмы, которые я видел по телевизору, не в пример хуже. В частности, я обратил внимание, что в них пиратские суда похожи на крупные военные корабли и ведут бой на тот же манер. Я не видел ни одного пиратского судна размером с испанский галеон, и мы ни разу не стреляли по испанским кораблям без необходимости. Когда начинается пушечная пальба, корабль сразу же получает серьезные повреждения и гибнет множество людей. Мы никогда не хотели разнести в щепы корабль, который пытались захватить: мы хотели отвести его в какой-нибудь порт и продать. А если бы наш собственный корабль пострадал от орудийного огня, было бы в десять раз хуже — особенно когда речь шла о «Магдалене», которая развивала бешеную скорость после очистки днища и имела оптимальные размеры.

Мы также не хотели смерти людей — ни своих, ни чужих. Всегда существовала вероятность, что на испанском корабле окажутся люди, которые нам пригодятся: плотник, врач или еще кто. Если они прячут свои деньги, у них всегда можно под страхом смерти выпытать местонахождение тайника — но только если они живы.

Возьмем «Розу», первый корабль, захваченный нами. Она была вооружена десятью легкими пушками, четырехфунтовиками. Мы шли под испанским флагом, и я просигналил приветствие по-испански. Когда наши корабли сблизились, мы выкатили наши орудия и подняли черный флаг. Я приказал «Розе» сдаваться, иначе мы ударим по ней бортовым залпом. Что мы незамедлительно сделали бы, если бы у нее открылись порты.

«Роза» сдалась, мы взяли судно на абордаж и перебрались на него. У меня было более пятидесяти человек, и каждый мужчина был вооружен мушкетом и абордажной саблей, как минимум. Большинство имели при себе большие разделочные ножи, какими мы пользовались на Испаньоле, а некоторые еще и пистоли. У меня самого было два пистоля и длинный испанский меч. Но все это оружие служило просто для устрашения — я знал, что нам не придется им воспользоваться. Разве могли они рассчитывать на победу, если бы вступили в бой с нами?

Я собрал команду «Розы» на палубе и сказал правду: мы буканьеры, и их король поступил с нами по-свински. Он лишил нас возможности зарабатывать на жизнь честным трудом, поэтому теперь мы занимаемся пиратским промыслом. Поскольку они сдались без боя, я позволю им взять шлюпки. Я даже разрешу взять пищу и воду, если они скажут, где деньги.

Они сказали, что у них нет денег и что мест в шлюпках на всех не хватит.

— В таком случае перегруженные шлюпки потонут, — сказал я. — Меня это не волнует, так как я не поплыву с вами. Остальные могут облегчить шлюпки, примкнув к нам. Есть желающие наняться на работу?

С минуту казалось, что желающих нет. Потом в задних рядах раздался голос:

— Капитан! Капитан!

Я решил, что парень обращается ко мне, но он имел в виду своего капитана. Это был среднего роста чернокожий мужчина, который выглядел так, словно в последнее время ему жилось очень и очень несладко.

— Моя оставаться на корабль, капитан? — спросил он. — Тогда в лодка на один меньше.

Испанский капитан сказал: «Нет».

Я спросил чернокожего: «Ты раб капитана?» — и он ответил: «Да». Я объяснил, что теперь он свободен. Мы захватили корабль, и потому теперь все имущество испанского капитана принадлежит нам. То есть парень стал нашим рабом, а мы его освобождаем. Он может присоединиться к нам, если хочет.

Испанский капитан посмотрел на меня так, словно хотел убить, но у него хватило ума промолчать.

— Твою шутить?

Я помотал головой.

— Ты хочешь стать пиратом? Отлично! — Я хлопнул чернокожего по спине. — Добро пожаловать в нашу команду. — Я вынул из ременной петли один из пистолей и протянул ему. — Теперь ты пират.

Он взял пистоль и повернулся. Видимо, он взвел курок, пока поворачивался, ибо все произошло очень быстро: бах! — и он убил испанского капитана, таким образом освободив еще одно место в шлюпке.

Когда остальные испанцы уплыли, мы устроили собрание и решили отвести захваченный корабль в Порт-Рояль, продать там и поделить вырученные деньги. Я назначил Жардена капитаном «Розы» и оставил на ней чернокожего, поскольку он знал ходовые особенности судна. Его звали Мцвилили, но мысленно, а порой и вслух я называл его Вилли. Многие парни выглядят более крепкими и выносливыми, чем они есть на самом деле. Вилли же был крепче и выносливее, чем казался, случай довольно редкий.

— Ты отослал Мцвилили прочь, поскольку испугался, что он станет спать со мной, — сказала Азука и надулась; она помогала Новии шить платье.

Я помотал головой:

— Это касается только вас двоих.

— Но между нами море. Много моря, и все из-за тебя.

— Ладно, я отправлю тебя вдогонку в шлюпке.

Новия рассмеялась и проткнула ткань иглой.

— Там не будет тебя, чтобы защищать меня, Крис.

— Вилли защитит тебя.

— Он новый человек. — Азука хихикнула. — Все будут против нас.

Я сел и ухмыльнулся:

— Вижу, ты здорово испугалась.

— Я ни капельки не испугалась, поскольку знаю, что ты меня никуда не отошлешь. Я могу доставлять тебе удовольствие каждый день. Эстрелите далеко до меня.

— На корабле хватит ножей для вас обоих, — промолвила Новия, не поднимая глаз от шитья.

— Ну разумеется, — сказал я. — У меня лично есть нож.

Она опустила шитье на колени:

— Чтобы зарезать вас, идиоты!

— Ну все, решено, — сказал я Азуке. — Завтра утром я отправлю тебя на «Розу». А теперь ступай прочь.

Утром «Розы» в пределах видимости не оказалось. Я поговорил с Ромбо и Дюбеком. Оба предположили, что она ушла вперед. Ромбо сказал, что Жарден парень горячий и, вероятно, ночью шел с большей скоростью, чем они с Дюбеком. Дюбек считал, что Жарден хочет добраться до Порт-Рояля первым, продать «Розу» и поделить деньги без нас. Оба сказали, что нам следует поднять все паруса и догнать корабль.

Я обдумал ситуацию и приказал убрать все паруса. Я поступил так по двум причинам, а я не раз убеждался: если ты находишь две веские причины сделать что-либо, так и следует поступить.

Во-первых, я хотел изготовить для «Магдалены» такой же кливер, какой стоял у нас на «Виндворде», только размером побольше. На «Виндворде» он отлично работал и позволял значительно увеличить скорость судна, и я не видел ни одной причины, почему бы он не смог работать на «Магдалене» с таким же успехом. Имея столь неопытную команду, я не хотел расстилать полотнища парусины на палубе и занимать половину матросов дневной вахты кройкой и шитьем, пока мы идем под парусами, — гораздо лучше изготовить и установить парус во время остановки.

Во-вторых, я знал, что даже без кливера «Магдалене» ничего не стоит нагнать «Розу». «Магдалена» относилась к разряду быстроходных судов, и теперь у нее было чистое днище. «Роза» являлась грузовым судном, рассчитанным на маленькую команду. Если «Роза» отстала, она нагонит нас часа через три, максимум — четыре. Если же она ушла вперед — что ж, до Порт-Рояля еще пара дней пути, а то и больше. Мы можем подождать до полудня — и все равно доберемся туда раньше «Розы».

На море был не полный штиль, насколько я помню, но заметить легкую волну удавалось, только если внимательно вглядываться. Я объяснил конструкцию кливера Ромбо, и он приказал своей вахте приступить к его изготовлению. Дюбек заметил, что у грот-мачты тоже есть штаг. Если кливер работает на форштаге фок-мачты, почему не установить второй такой же на форштаге грот-мачты? Я сказал, что мысль отличная (она действительно мне понравилась), и пообещал попробовать.

Как и следовало ожидать, в середине утра на горизонте показалась «Роза». Когда она подошла достаточно близко, Жарден окликнул нас и сказал, что у них на борту находится человек, с которым, возможно, мне захочется поговорить. Переправить его к нам?

— Нет, я сам переправлюсь к вам, — сказал я. — А вы лучше сверните паруса, чтобы не уйти вперед.

На сей раз у меня имелось четыре причины принять такое решение. Если вы дочитали досюда, то наверняка уже догадались, в чем заключалась первая. Я хотел перевезти Азуку на «Розу», покуда у них с Новией не вышла серьезная стычка.

Вторая причина: я хотел переговорить с Жарденом, чтобы он шел на одной скорости с нами, вывешивал на штагах зажженные фонари и так далее. Третья причина: я хотел дать людям время закончить работу над кливером.

Четвертая (и, вероятно, самая важная) причина: я хотел выяснить, в чем дело. Мы отдали испанской команде все шлюпки с «Розы» так как же Жарден собирается переправить к нам человека?

Поднявшись на борт, я увидел перевернутую вверх дном лодку на носовом люке. На юте с Жарденом находился парень, которого я никогда прежде не видел. Приземистый мужик с жесткой седой бородой, производивший впечатление человека, много повидавшего на своем веку.

— Это Антонио, — сказал Жарден. — Он говорит, что он не испанец, а португалец. Он хочет примкнуть к нам.

Я пожал плечами:

— Возможно, он нам пригодится. Где ты нашел его?

— Он находился в лодке, которую вы видели на палубе, капитан. Там было еще пятеро, все испанцы. У них кончилась вода. Я взял их на борт и дал напиться.

Я спросил Антонио, говорит ли он по-французски, и, когда он ответил «Un peu», я велел сказать что-нибудь на португальском.

Он подчинился: сообщил, откуда он родом, из какой семьи и так далее. Я не знаю португальского, но Антонио говорил на языке, достаточно похожем на испанский, чтобы я почти все понял. И я нимало не усомнился, что это реальный язык, которым он хорошо владеет, а не какая-нибудь придуманная на ходу тарабарщина.

Поэтому я сказал:

— Да, это португальский, все в порядке. Теперь давай послушаем твой испанский.

По-испански он говорил лучше, чем по-французски, но сразу становилось ясно, что это не родной его язык. Затем я спросил Жардена, где остальные испанцы, и он ответил, что убил всех пятерых и сбросил за борт.

У меня стало паршиво на душе, и я до сих пор переживаю из-за тех испанцев. Едва я столкнулся с одной проблемой, как передо мной сразу же возникла вторая. Новая проблема заключалась в том, что мне хотелось наказать Жардена каким-нибудь мягким и благопристойным способом — ну там, три раза «Отче наш» и пять раз «Аве Мария». Я не мог сделать этого на его собственном юте, в присутствии Азуки и восьми — десяти его людей, находившихся в пределах слышимости.

Проблема же, возникшая пятью секундами раньше, состояла в следующем: мне хотелось обстоятельно поговорить с Антонио, но представлялось очевидным, что говорить с ним придется на испанском, коли я хочу узнать многое. Если Жарден услышит, как я болтаю на испанском, ничего страшного, но я не хотел, чтобы меня услышала его команда. Решив, будто на самом деле я испанец, они незамедлительно сообщат об этом моей команде. И тогда мне несдобровать.

Посему я сказал Жардену, что хочу поговорить с ним и с Антонио в капитанской каюте. Это оказалось одной из самых плохих идей, приходивших мне в голову когда-либо, но я поступил именно так. Если бы я поступил иначе… ну, я могу исписать кучу бумаги, строя различные предположения, но какой в этом толк?

Мы прошли в капитанскую каюту и сели — мы с Жарденом на стулья, а Антонио на койку. Азука тоже хотела войти, но я ее прогнал.

Я начал с Антонио, задавая вопросы по-французски и переходя на испанский, когда он не понимал. Описывать все это в подробностях не имеет смысла. Вот суть нашего разговора:

— Ты и еще несколько испанцев находились в одной лодке, когда капитан Жарден подобрал вас?

— Si, капитан.

— Что произошло? Как вы оказались в лодке?

— Нас захватили пираты, капитан. Они пощадили нас, посадили в шлюпку, но дали лишь маленький бочонок воды. Мы находились в море уже четыре дня и три ночи, когда капитан Жарден подобрал нас.

Я повернулся к Жардену:

— Почему ты поднял людей на борт, если собирался убить их? Ты наверняка знал, что они испанцы.

Он вздохнул.

— Мне требовались матросы, капитан. Моим людям нужно все показывать и объяснять. Я надеялся, что кто-нибудь примкнет к нам, как сделал Антонио.

— А остальные отказались?

Он кивнул.

— Они ничего не сказали тебе?

— Ничего важного.

— Кто-нибудь из них говорил по-французски? Как ты их допрашивал?

— С помощью Антонио. Я прямо сказал, что мы их убьем, если они не выдадут нам полезные сведения и не присоединятся к нам. Думаю, они мне не поверили.

— Зря ты их убил. Я мог бы выпытать у них что-нибудь. — Я снова обратился к Антонио: — Как по-твоему, они ему поверили?

Он помотал головой.

— А ты?

Он потеребил пальцами свою бороду, с виду жесткую, как щетка:

— Нет, капитан.

— Но тем не менее ты примкнул к нам?

— Я думал, он посадит их обратно в лодку, капитан. А я там уже вдоволь насиделся.

— Ты у них был за главного. — Это предположение основывалось на возрасте Антонио.

— Нет, капитан, не я. Капитан Лопес.

— Который мог бы много рассказать нам. Merda di cane!

Я глубоко вздохнул, откинулся на спинку стула и сложил ладони домиком.

— Начнем сначала. Что ты делал на испанском корабле?

— Работал, капитан. — Он развел руками. — Собственного судна у меня нет, а на этом платили. Немного, но достаточно.

— Где ты сел на корабль?

— В Лишбоа, капитан. Это мой родной город. «Сан-Матео» выгружал там груз какао. Я пришел на корабль в поисках места, и мы сговорились.

Что-то в голосе Антонио навело меня на догадку:

— Ты был одним из помощников?

— Нет, капитан, шкипером.

О такой должности я никогда прежде не слышал, но слово мне понравилось.

— Что ты умеешь делать, шкипер?

— На корабле, капитан? Да все.

— Плотничаешь?

— Si, капитан. Если на борту нет плотника.

— Шьешь паруса?

— Если у вас нет парусного мастера, капитан.

— А раненых лечишь? — спросил Жарден.

Антонио покачал головой:

— Не лучше вас, капитан.

— В таком случае ты умеешь не все.

Антонио пожал плечами:

— Мне доводилось ухаживать за ранеными, но я встречал людей, более сведущих во врачевании ран.

— Ты знаешь навигацкое дело? — спросил я.

— Si, капитан, — улыбнулся он. — Я опытный штурман.

— Можешь научить нас прокладывать курс?

Он снова потеребил бороду.

— Я давно уже не занимался этим, капитан. Но да, могу, коли у вас есть необходимые приборы.

— Вы же сами умеете прокладывать курс, — сказал мне Жарден.

— Да, но Ромбо не умеет, и ты тоже, — ответил я. — Я могу научить вас всему, что знаю, но, возможно, Антонио знает больше меня. И безусловно, у него будет больше времени для занятий с вами, чем у меня.

— Мне следует находиться на палубе, — сказал Жарден. — Вы закончили?

— Почти. — Я махнул рукой в сторону двери. — Можешь идти, если хочешь.

На самом деле я хотел, чтобы он ушел: тогда я смог бы говорить на одном только испанском. Испанский я знал лучше французского и таким образом сэкономил бы уйму времени.

— В таком случае я подожду, когда вы закончите.

— Отлично. Антонио, ты предлагал свои услуги пиратам, захватившим «Сан-Матео»?

Он помотал головой.

— Почему? Ты ведь изъявил готовность вступить в команду капитана Жардена.

— Капитану Берту требовались только молодые люди, капитан, и он не хотел брать женатых. Я женат и немолод.

Я едва не пропустил мимо ушей второе слово.

— Постой! Ваш корабль захватил капитан Берт?

— Да, капитан. Он самый.

— Вы его знаете? — спросил Жарден.

— Он мой старый друг, — кивнул я. — Я бы хотел объединиться с ним.

В следующий миг на палубе раздались крики.